Текст книги "Пусть тайга ко мне привыкнет"

Автор книги: Римма Кошурникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Витька целых полтора дня была примерной девочкой : на остановках на нижнюю палубу не спускалась (а чего там делать?), гуляла только по верхней и только с мамой, пробовала играть с собой в «уголки» и рано ложилась спать.

Кот по-прежнему ухитрялся бегать на камбуз, и тётя Таня охотно его угощала. Она очень привязалась к Степан Иванычу и попросила даже:

– Пусть котяра у нас останется, на «Калинине». – Но Витька испуганно замотала головой, и тётя Таня больше просить не стала.

Паша с Дашей смирно сидели в клетке и, похоже, начинали немного скучать.

И вот, наконец, теплоход «Калинин» подошёл к пристани со смешным названием «Чистюль». Здесь Витька, мама, кот и попугайчики сошли на берег, потому что их путешествие на теплоходе закончилось, и дальше надо было снова лететь на самолёте, только маленьком.

Но что опять произошло?! Почему Витькины ноги вдруг оторвались от земли, а она сама полетела вверх?!

Витька завизжала от удовольствия и ещё от радости, потому что это был папа, её самый лучший в мире папочка Сергей Рашидович Турабов! И она закричала ещё там, в воздухе:

– Здравствуй, папа!

– Здравствуй, доченька, дорогая! – и он поймал летящую Витьку и прижал к себе крепко-крепко.

Витька затихла, но только на мгновение, потому что требовалось найти свободное место и поцеловать, наконец, папу Турабова, который до самых глаз был весь в бороде...

ТЕЛЕГРАММА, которую не приняли местные телеграфисты

Срочная-срочная «молния»!!!

От Виктории Сергеевны Турабовой.

Бабушке Фатье и дяде Арифу. Мы доехали совсем. Степан Иваныч, Паша и Даша, Людмила Петровна (мама) и Виктория Сергеевна (я) – здоровы! Чего и вам желаем!!!

С уважением В. С. Турабова (Витя)

Ещё:

1. Почти потерялась (один раз).

2. Край света найти не могу. Никак.

В. С. Т.

Глава четвёртая

ВСТРЕЧА НА МОСТКАХ

И Витька, и Людмила Петровна, конечно, очень удивились: откуда папа узнал об их приезде? Оказалось, его предупредил Степан Матвеевич, и папа на вертолёте прямо из тайги прилетел их встречать. Сюрприза не получилось, но всё равно было очень хорошо!

Только пробыл Сергей Рашидович с женой и дочерью совсем недолго: субботу и воскресенье. А потом пришёл зелёный газик и увёз бурового мастера на аэродром: пора было возвращаться в тайгу. Сибирское лето короткое, и длинные отпуска не предусмотрены, даже если к тебе приехали самые любимые жена и дочь с самого синего моря...

Простился папа с дочкой весело, без слёз. Он обещал «вырваться» в следующее воскресенье. А она обещала быть молодцом и носа не вешать.

Быть молодцом совсем не трудно, если ты вдруг оказываешься в совершенно новом, незнакомом месте, а всё вокруг так и ждёт, чтобы ты подошёл, посмотрел, потрогал, оценил... Кто от этого откажется? Да ещё в шесть с половиной лет?

Разумеется, Витька воспользовалась самой первой возможностью. Надо сбегать в булочную? Пожалуйста! Витька сделает это с удовольствием. Но одна! Потому что «за руку», пусть даже с мамой, не много увидишь и узнаешь.

Витька нарядилась: надела розовое, в горошек платье, белые босоножки, гольфы и отправилась. Теперь она всё время ходила нарядная, понятно: человек приехал в гости!

Магазин «Колосок», где продавали булки и хлеб, находился в доме напротив. Пройти к нему можно прямо, через сквер, по асфальтовой дорожке, а можно и не прямо.

Витька пошла по второму пути, вокруг дома. Здесь идти куда интереснее: асфальт около самого дома узкой полоской, а дальше – мостки. Этим словом здесь называют деревянную дорогу: сколочены доски одна с другой и положены поверх брёвен.

И получается вдоль улицы длинный-длинный деревянный мост.

Папа, когда показывал город, объяснял Витьке, что весной и осенью, да и летом часто, во время дождей только по ним и можно ходить. Место здесь болотистое, сохнет медленно, а в сильную жару грязь превращается в пыль – тоже приятного мало по ней шагать. Так что и летом, получается, мостки – очень полезное сооружение.

Кроме того, он сказал по секрету, что, как правило, приколачивают доски не плотно, и если встать на один конец, то можно покачаться не хуже, чем на качелях.

Витька шла и внимательно оглядывала доски. Вот, кажется, подходящая! Сейчас попробуем!

– Ой! – вскрикнула от неожиданности Витька: прямо перед собой она увидела четыре чёрно-белых ноги, которые тоже пританцовывали на месте.

– Му-у! – ответил бычок. Он был точно такой, как в книжке: весь чёрно-белый, а на лбу вместо рожек бугорки.

Мостки были узкие, и кому-то предстояло посторониться.

– Уйди, пожалуйста, – попросила Витька и помахала перед носом нового знакомого авоськой, чтобы лучше понял.

– Мэ-э! – ответил бычок и наклонил голову.

– Драться я с тобой не буду. Не надейся!

Витька вздохнула. Она вспомнила сказку о двух упрямых баранах, которые никак не хотели уступить дорогу друг другу и поэтому свалились в речку. На глупого барана походить не хотелось, и Витька решительно спрыгнула с мостков, пропуская бычка.

Но едва она это сделала, как почувствовала, что ноги куда-то проваливаются. Витька глянула и испугалась: белые босоножки с белыми гольфами приобрели совсем другой цвет. Она попыталась вытащить одну ногу, но чёрная грязь не хотела отдавать лаковых босоножек. Витька захныкала себе под нос (громко плакать стыдно: вдруг кто-нибудь увидит!).

– Ты чего пыхтишь, как паровоз? – услышала она и подняла голову.

Мальчишка в джинсах, очень лохматый, с вымазанным краской ведром стоял на мостках и с любопытством её разглядывал.

– А не видишь? – огрызнулась Витька.

– Давай руку, – предложил мальчишка. Когда стоишь по щиколотку в чёрной-пречёрной грязи, выбирать не приходится. Витька ухватилась за протянутую руку и выбралась на доски. И тут они дружно прыснули: на ногах у Витьки красовались чёрные «лаковые» сапожки.

– Ты чего туда полезла? – спросил мальчишка.

– Я не полезла, а спрыгнула, – уточнила Витька.

– Ты, случайно, «не того»? – покрутил пальцем у виска мальчишка.

– Случайно, нет, – плохое настроение снова вернулось к ней. – Я бычку дорогу уступила. Он сам не хотел.

– Фью! – присвистнул мальчишка. – Надо было его шугануть как следует. Они знаешь, какие тут нахальные! Не хотят по грязи шлёпать – на мостки лезут. Ты, наверное, новенькая? Я тебя не видел.

– А ты, что ли, всех тут знаешь?

– Всех! – гордо заявил мальчишка и выпятил грудь. – Меня тоже все знают: я первый гражданин в городе!

– Задавала ты первый, вот кто!

– Ну, ты! Не выступай, а то снова туда отправишься, – он кивнул в сторону «чёрного моря».

– Ой, страшно! Прямо колени дрожат, – Витька изобразила, как сильно испугалась. – Сам полетишь... самолётиком!

Они помолчали секунду, и так как на эту тему говорить больше было нечего, мальчишка сказал:

– А меня Матвейкой зовут.

– А меня Витькой.

– Витькой? – удивлённо переспросил Матвейка.

– Ты что будешь красить? – спросила Витька и посмотрела на ведёрко.

– Дело есть, – Матвейка сразу посерьёзнел и заторопился.

– А можно с тобой? – и видя, что он почему-то не решается, добавила: – Домой мне всё равно нельзя. Из-за этого... – Витька притопнула своими чёрными «сапожками».

– Ладно, – согласился Матвейка, – идём. А это... выстираем!

Вы уже, верно, догадались, кто такой Матвейка? Это – сын Степана Матвеевича, наш пятый герой, которому совсем недавно исполнилось семь лет.

Матвей-малый сказал Витьке правду: он действительно человек известный: Матвейка был первым, кто родился в этом городе.

Когда ему исполнился год, товарищи Степана Матвеевича вручили сыну «Почётный диплом первого гражданина города Нефтеграда».

Диплом свернули трубочкой, перетянули голубой лентой, а к её концам привязали по маленькому чёрному галошку.

Матвейка тогда читать не умел, поэтому больше всего ему понравились чёрные галошки. Он потянул их к себе, чтобы получше разглядеть.

Взрослые почему-то подумали, что он хочет их съесть, испугались и поспешили отнять галошки. Матвей-малый заявил протест:

– У-а-а! – очень громко сказал он.

Взрослые опять ничего не поняли и тоже закричали:

– Урра-а! – гораздо громче Матвейки (конечно, их было больше!).

А его подняли высоко, под потолок, и унесли.

Больше ничего о том торжественном дне Матвей-малый не знает. Но свой диплом хранит бережно: в коробочке из-под инерционной машины вместе с двумя железными гайками, маленьким магнитом и десятком оловянных солдатиков. Голубая лента слегка посерела от частого развязывания и завязывания (очень много желающих увидеть диплом!). А чёрные галошки всё блестят, несмотря на то, что кем-то немного покусаны.

В остальном жизнь Матвейки такая же, как у других ребятишек их города: сначала – ясли, потом – детский сад, а нынче осенью он пойдёт в школу. Вот только бы её успели построить! Правда, отец обещал ему твёрдо: «Школа будет!», но Матвейка немного волнуется и каждый день, утром, днём или вечером (когда выберется свободная минутка) приходит на строительную площадку посмотреть, как идут дела.

КАК МНОГО ЗВЁЗДОЧЕК!

Они миновали нарядные пятиэтажные дома и свернули в сторону, куда строительство ещё не добралось и где стояли низкие деревянные домики.

Витька вертела головой направо-налево: интересно!

Вот, наверное, в таком весёлом домике с резными окошками и белой трубой жила бабушка Красной Шапочки. Перед домом – крыльцо, дверь с кольцом и даже верёвочка свешивается. Только дёрни за верёвочку – дверь и отворится!

Матвейка, словно угадав её мысли, поднялся на крыльцо и постучался.

– Бабушка Матрёна! – позвал он.

Дверь открылась. На пороге появилась маленькая старушка в белом платочке и большом цветастом фартуке. Она заулыбалась Матвейке, как старому знакомому.

– Пришёл, голубчик! Ну, проходи, проходи. Кто же это с тобой? Помощница? Ишь, какая красивенькая, да больно ножки-то грязные!

Ну, глазастая! Всё заметила. Витька постаралась спрятаться за Матвейку.

Старушка поманила Витьку к себе:

– Не беда. Иди сюда, внученька. Помогу твоей беде.

– Иди, – подтолкнул Матвейка. – Баба Мотя враз тебя выстирает. А я пока звёздочки покрашу.

– Я тоже хочу, – сказала Витька, хотя и не поняла, про какие звёздочки говорит Матвейка.

– И ладно, – согласилась старушка – Сымай-ка всё, походи босая. Земля-то тёплая, ласковая.

– Снимай, – поддержал Матвейка.

Витька послушалась. Баба Мотя забрала гольфы и босоножки и ушла в дом, а они спустились с крыльца в сад. Там у стены лежала сколоченная из тонких березок лестница. Матвей-малый приставил её к углу дома и полез.

– А ты, – сказал он, – будешь ведёрко держать. Сможешь?

– А то нет! – Витька забралась на нижнюю перекладину и подняла ведёрко так, чтобы Матвейке было удобно обмакивать в него кисть.

– Будешь окошки красить?

– Ты – дурочка?.. Звёздочки подновлять! Не видишь?

– Вижу! Не обзывайся! – Витьке было досадно, что она сама не догадалась. На углу дома, на тёмных срезах брёвен были нарисованы шесть звёздочек. От дождя и солнца они совсем выцвели, стали почти незаметными. Витька вспомнила, что и на других домах видела такие же. Только там по одной, по две, а здесь – шесть. Значит, это – Матвейкина работа! Наверное, сильно дружит с этой бабушкой, если столько ей нарисовал!

А Матвейка выводил лучи. Он так старался, что высунул кончик языка.

– Всё равно криво! – Витька сердилась на него за «дурочку».

К её удивлению, Матвейка не обиделся, а наоборот, предложил:

– Попробуй ты. Надо, чтобы очень красиво!

Они поменялись местами, и Витька быстро заработала кистью.

– Здорово! – похвалил Матвейка. – Как новые. Ты где так научилась?

– Я в школу хожу, в художественную. Целую зиму ходила, – Витьке приятна была Матвейкина похвала, и она решила, что сейчас самый подходящий момент выяснить про звёздочки. – Почему на домах – звёздочки? А у этой бабушки целых шесть. Зачем ей столько?

– Бабушке Матрёне?.. Это у неё столько сыновей погибло. С фашистами воевали. Когда война была.

Вон что!..

– А у меня дедушку убили, – помолчав, сказала Витька. – Он командиром сражался на танке. Знаешь, какой смелый! Заехал в тыл к фашистам и начал стрелять. А потом патроны кончились, он вылез и с гранатой – на них!.. Мне папа рассказывал.

– И у меня тоже, – тихо сказал Матвей-малый. – Деда Сашу. Он партизаном был. На Украине... Ух, вот вырасту, всех фашистов перебью! Возьму и прямо на них бомбу брошу!

– Ага, атомную! Чтобы весь атом на них вылился!

– И тогда не будет войны. И все будут жить-поживать.

– А мне папа говорил, надо мир сначала защищать! Только тогда не будет.

– Само собой, – согласился Матвейка. – А ты думаешь, зачем мы тут Нефтеград строим?.. Для мира! Мы и так самые сильные. А надо ещё сильнее. Потому что, кто на сильного полезет? Вот ты полезешь?

Витька пожала плечами.

– Никто не полезет, – убеждённо сказал Матвейка. – А звёздочки октябрята придумали, чтобы все люди про героев знали и помнили чтобы. А мы помогаем...

Он замолчал. А Витька вдруг подумала, что глиняный кувшин с отбитой ручкой, который так бережно хранит бабушка Фатья и накрывает салфеткой, тоже память! Память о живом дедушке. А она кладет туда черепки, как в самую обыкновенную запрятку! Витька прижала руки к щекам, так жарко им стало, и зашептала: «Никогда-никогда не буду так делать! И цветочек на салфетке вышью!..»

– Ты чего бормочешь? – спросил Матвейка.

– Так просто.

– Что, ребятки, закончили работу? – выглянула из окна бабушка Матрёна.

– Закончили, – ответил за двоих Матвей-малый.

– Ну, проходите в избу, посидите чуток.

Матвейка, деловито вытерев ноги о полосатый половичок, брошенный у порога, не спеша прошагал к столу.

Витька удивилась: такого большого стола она никогда в жизни не видела! Прямо как для пинг-понга. Вообще, всё здесь было для неё странно и непривычно. Вдоль обеих стен, под окнами, тянулась длинная скамья, а стульев совсем не было, только две табуретки стояли возле стола. До половины комнаты из угла выдвинулась печка. Витька её узнала потому, что в книжке видела: Емеля-дурачок на такой ездил. На стене – большущая рама висит с фотографиями под стеклом, а самого обыкновенного телевизора и даже радиолы нет!

– Проходи в горницу, – пригласила бабушка Матрёна. – Не топчи порожек-то.

Витька послушно прошла по широким прохладным половицам и села рядом с Матвейкой.

Бабушка придвинула каждому по кружке молока и поставила перед ними глиняную миску, полную каких-то маленьких розово-красных, душистых ягод.

– Земляничка, в лесу собранная, – пояснила она Витьке, заметив, что та не решается попробовать.

– Ешь, – шепнул Матвейка, – всё равно так не отпустит.

Витька взяла одну. Ой, как вкусно!.. А потом она забыла, как едят воспитанные девочки: аккуратно, по ягодке, чтобы не испачкать пальцы и не измазать платье. Витька загребала горстью! Матвей-малый тоже не отставал.

– Кушайте, кушайте на здоровье! – приговаривала бабушка Матрёна, сидя напротив и улыбаясь всеми своими морщинками. Сейчас она сильно напоминала бабушку Фатью, когда та кормила их с Назимкой пахлавой – сладкими пирожками с орехами.

– Бывало, и мои сорванцы так же вот усядутся круг стола и только ложки стучат!.. Друг от дружки отстать боятся, – бабушка Матрёна тихонько засмеялась. – А потом смех на них нападёт. И вот уж хохочут, вот хохочут!.. – Она подошла к большой раме, где под стеклом висели многочисленные, жёлтые от старости фотографии, и начала бережно протирать белым полотенцем.

– Это её сыновья, – шёпотом пояснил Матвей-малый. – Видишь, которые в военной форме. И без формы – тоже они, когда маленькие были.

Витька понимающе кивнула.

– Ну, бегите по домам, ребятки. Небось, потеряли вас.

– Мы ещё придём, баба Мотя, – сказал Матвейка. – Правда же?

Витька подтвердила: «Придём».

– И ещё кого-нибудь приведём. Правда же?

Витька снова кивнула: «Приведём». И предложила:

– Можно Степан Иваныча, он ласковый и умный.

– Приходите, голубчики, не забывайте старую Матрёну! И вашего Степана приводите, – она поправила на голове платок, огладила цветастый фартук, и снова лицо её засветилось.

Бабушка достала с припечка Витькины гольфы и босоножки. Они были, как прежде, белые и красивые.

– Ой, бабуся! Спасибо! – Витька привстала на цыпочки и поцеловала тёмную морщинистую щёку. – Я обязательно к тебе приду. Правда же?.

Теперь кивнул Матвейка: «Акак же!» Они вышли на улицу.

– До свиданья! – попрощался Матвейка.

– Спасибо! – сказала Витька.

А бабушка Матрёна стояла на крыльце и махала им рукой: до свиданья...

ЭХ ТЫ, ЖАДИНА!

– А я в школу нынче пойду, – нарушил молчание Матвейка.

– И я. Осенью, – оживилась Витька.

– В нашу?

– Может, и в вашу. А может, в свою.

– Наша школа – самая лучшая! – похвалился Матвейка. – Самая большая и самая красивая...

Опять начал! Ну и хвастун этот Матвей-малый!

– Не веришь?! Хочешь покажу?

– Только я маме скажу.

– Сильно сердитая? – участливо спросил Матвейка. – Лупит?

– Ты что! – Витьке стало смешно. – Просто я за хлебом пошла, а она ждёт.

– Ну, тогда я с тобой. А то влетит.

Они снова прошли через весь посёлок и вернулись к новым домам.

– Слушай, а куда мы идём? – спросил Матвейка, когда они поравнялись с розовым домом и остановились у подъезда, над входом в который были нарисованы синее море и белая чайка.

– Домой, куда же, – удивилась Витька.

– К тебе или ко мне? – уточнил Матвейка.

– Ко мне, раз я тут живу.

– И я тут живу. Ты в какой квартире?

– В десятой.

– А я – в девятой! Вот здорово! Тогда я тебя знаю! Ты – Вика Турабова, приехала к отцу в гости, да?

– А ты – Матвей-малый, Степана Матвеевича, да?

– Привет!

– Привет!

И они хлопнули друг друга по плечу, как сделали бы два старых приятеля.

Потом Матвейка и Витька поднялись на свой третий этаж и позвонили в десятую квартиру.

– Вика! Наконец-то! Где ты пропадала?! А это что за мальчик? – спросила Людмила Петровна, увидев Матвейку.

– Мамочка, не сердись! Мы с Матвейкой... – затараторила Витька, повисая на маминой шее. – Это сын Степана Матвеевича, помнишь? Мы красили звёздочки у бабушки Матрёны, и ещё ели землянику, пили молоко. И ещё я упала в грязь из-за бычка, а она меня выстирала...

– Подожди, подожди, я ничего не понимаю. Мальчик, объясни, пожалуйста. А ты помолчи, – остановила она Витьку, увидев, что та снова собирается рассказывать.

Матвейка, надо признать, на взрослых производил приятное впечатление: он, когда с ним разговаривали, не проглатывал слова, не коверкал их, не крутился на одной ноге и не ковырял в носу.

И сейчас он спокойно, очень толково, не торопясь, обсказал всё, что с ними приключилось, и Людмила Петровна осталась довольна и решила, что наказывать Витьку, действительно, не за что.

– А можно, я ей новую школу покажу? – спросил Матвейка, когда Людмила Петровна, окончательно успокоившись, снова уселась вязать свитер для папы Турабова.

– Это далеко?

– Нет! Вон, из окошка видать. Там мой батька работает. Он – плотник! – гордо пояснил Матвейка.

– Подумаешь! А мой – буровик!

– А плотник – главная фигура на строительстве. Без него никакой дом не построится, даже каменный.

Опять расхвастался! Прямо надоело!

– А у меня попугайчики есть! Целых два? – сказала Витька. Рассчитала она точно: глаза у Матвейки стали круглыми, а губы чуть приоткрылись.

– Живые?!

– Ясно, живые. Какие же ещё!

– Покажи, – выдохнул он.

– Смотри, – пожала плечами Витька и повела его к птицам.

– Ух ты!.. Ух ты!.. – восхищался Матвейка, оглядывая Пашу и Дашу то справа, то слева, то сверху, то снизу. – А говорить они умеют?

– Нет, эта порода не разговаривает. Говорят попугаи жако. А волнистые просто декоративные, – выговорив последнее слово, Витька почувствовала себя ужасно учёной.

– Ничего, что декоративные. Всё равно, здорово! Представляешь, заходит какой-нибудь хмырь в зооуголок...

– Какой «хмырь»? – не поняла Витька.

– Ну, какой? Из Н-ска, или даже из Москвы. Знаешь, к нам много приезжают. Один раз иностранцы объявились – на нефтепровод их возили, показывали. Такие, с узенькими глазками!.. Они тогда ещё к нам в «Солнышко» приходили, я слепил пароход из пластилина... Я, между прочим, лучше всех в старшей группе лепил.

– Ну а дальше что?

– Подарил. А он мне говорит: «Карашо-паси-ба-карашо». Смех!

– Да нет, про «хмыря».

– А... Ну вот... Заходит, значит, а у нас – живые попугаи! Это в тайге-то! Представляешь?!

– Не представляю, – Витька начала чувствовать смутное беспокойство. – Попугаев-то где возьмёте?

– Как где? А эти?

– Ты – дурачок? – ласково спросила Витька. – Неужели ты думаешь, я отдам их тебе?!

– Не мне, а школе, – Матвейка сразу как-то присмирел, глаза запушились золочёными ресницами.

– С чего ради? – Витька была жутко обижена. Она мучилась, везла их за тридевять земель (в полном смысле этого слова). Одного попугайчика, Пашу, чуть не потеряла дорогой, и вот – пожалуйста! Является откуда-то лохматый, рыжий (да-да, рыжий, рыжий, конопатый!) мальчишка и требует отдать их школе. Да ещё школы-то нет! И не будет никогда!

– Будет, – тихо и спокойно, как разговаривал с Людмилой Петровной, сказал Матвейка. – Папа обещал. Вот увидишь, будет.

– Не будет-не будет-не будет! – быстро-быстро затараторила Витька, чтобы Матвейка не смог вставить ни слова.

Что разговаривать с глупой девчонкой? Все они, даже если имена у них мальчишеские, на всю жизнь – девчонки!

Матвейка встал и вышел из комнаты. А Витьке он сказал:

– Эх ты, жадина!

ДВА ПИСЬМА, ПОСЛАННЫЕ В ОДНОМ КОНВЕРТЕ, НО РАЗНЫМ АДРЕСАТАМ.

Внимание!!!

После прочтения сжечь или порвать на мелкие кусочки!

Дорогому дяде Арифу (Тайна!)

Дядя Ариф! Важная тайна от бабушки и всех. Ты никому не говори ни за что! Мне здесь не нравится. Потому что:

1. Нет эскимо (ни одной палочки!)

2. Все ходят пешком (даже бабушки и ребёнки!)

3. Некоторые обзываются ни с того ни с сего.

Всё!

В. С. Турабова (Витя). Просьба: другое письмо отдать Назимке. Лично!!!

Назимке Курбанову (адреса не знаю) от Вити Турабовой.

ПИСЬМО:

Вопросы.

1. Почему совсем не пишешь?

2. Сколько съел яблок? Может, все? Тогда приезжай. Спроси дядю Арифа, куда. Вопросы кончились. Теперь разное.

У меня есть знакомый. Очень вредный. В 1000 раз хуже тебя. Обзывается. Приедешь, может, побьём? Видела танк. Он теперь стрелять не может (пушки нету). Только может возить тяжести.

Конец!

Витя.

Глава пятая

БЕЗ ПАПЫ И БЕЗ МАМЫ

В тот вечер Витька никак не могла успокоиться: познакомилась и сразу же поссорилась с человеком!

Она всё думала, правильно поступила или неправильно? Рассказала маме. Мама внимательно выслушала и сказала:

– Ты сама должна решить. Подумай.

Витька думала изо всей силы, так, что голова заболела, но ничего хорошего не придумала и уснула.

Ей снились попугайчики. Они улетали, а она их ловила, а они снова улетали и пищали: «Не хотим жить у жадины! Не хотим!»

Утром Витька открыла глаза и увидела, что уже десять часов. Как долго она спала! И мама не разбудила...

Витька встала и на цыпочках прокралась в гостиную: сейчас она напугает маму! Но в гостиной мамы не было. Не было её и на кухне. Ушла? И не подождала Витьку?.. Может, в булочную пошла или за молоком?

Она оделась, застелила постель и вышла на балкон. Город внизу жил, гудел, работал: рычали машины, перевозя тяжёлые грузы, скрипели и звякали от натуги строительные краны, стучали молотки плотников, гулко отзывались мостки под ногами спешащих людей: «бух-бух-бух!»

Где же мама? Куда она могла уйти?..

Вдруг в прихожей раздался пронзительный звонок, и Витька помчалась открывать.

Она распахнула дверь и увидела незнакомую женщину. Женщина была невысокого роста, круглолицая, с весёлыми серыми глазами.

– Здравствуй, Вика. Я – Саша Александровна, Матвейкина мама, – сказала она и шагнула за порог. – Встала, значит? Оделась, умылась? Ну, молодец. Пойдём завтракать. Вместе с Матвейкой сядешь. А то он, негодник, ничего есть не хочет. Может, за компанию хоть поест, – она выговаривала слова мягко, будто мячики катала, а сама ходила по комнате, приглаживала что-то, поправляла. – А меня тётей Сашей зови. Договорились? Ну, идём.

– Спасибо, я дома позавтракаю. Маму подожду, – поблагодарила Витька.

– Ой! Вот память дырявая! – Саша Александровна всплеснула руками. – Тебе же мама письмо написала, – она вытащила из кармана халата сложенный вчетверо лист и подала Витьке. – Читать умеешь? А то давай я.

Какое письмо? Почему вдруг мама вздумала писать ей письма? Витька кивнула: «Читайте».

– «Викуша, девочка моя, – начала Матвейкина мама, – меня вызвали к больному. Нужна срочная операция. Это там же, где и папа, в тайге, на буровой. Меня не будет два дня. Ты поживёшь пока у Саши Александровны и Степана Матвеевича. Я думаю, ты скучать не будешь: с Матвейкой вы друзья, и вообще, ты у меня умница. Крепко целую, твоя мама».

Конечно, Витька давно привыкла к таким вот неожиданным вызовам, когда мама ночью ли, днём ли, надевала плащ или шубку, брала свой плоский чемоданчик и говорила в дверях: «Ну, я пошла...» Но это было дома, и там оставалась бабушка Фатья... А здесь... Вон Саша Александровна какими жалостливыми глазами смотрит на неё, думает, наверное, что Витька сейчас заплачет. Вот уж нет! Мама – хирург, а хирурги нужны всем людям. И Витька сказала:

– Хорошо, тётя Саша, я поживу.

Саша Александровна обрадовалась, и на щеках появились круглые ямочки.

– Вот и ладно! Мы тебя не обидим! Степан Матвеевич как приехал, всё рассказывал про тебя. Какая, говорит, умная девочка, эта Витя Турабова. И Матвейка ждёт – не дождётся.

Витька насторожилась. «Ждёт – не дождётся? » Значит, он больше не сердится? Из-за попугаев?..

НИЧЕГО ЕЩЁ НЕ КОНЧИЛОСЬ

– А вот и мы, – сказала Саша Александровна, открывая дверь.

Матвейка стоял в прихожей и как будто ждал их прихода.

– Здравствуйте, – поздоровалась Витька.

Когда заходишь первый раз в незнакомую квартиру, всегда говоришь «здравствуйте», даже если вокруг никого нет. Так что это к Матвейке и не относилось. Но он кивнул лохматой головой и сказал:

– Привет!

Может, и в самом деле он больше не сердится?

– Это – для мамки, поняла? – шепнул он, когда Саша Александровна ушла на кухню готовить завтрак.

Витька закусила губу. Значит, он нарочно тут стоял. Чтобы сказать. Нет, она здесь не останется, ни за что! Будет жить в пустой квартире одна-одинёшенька... Пока мама не вернётся.

Она изо всей силы подёргала дверную ручку, но замок никак не поддавался.

– Всё равно не выйдешь, – сказал Матвейка, с беспокойством наблюдая за Витькиными действиями. Если она убежит, ох, и достанется ему от матери!

А Витька упорно пыталась справиться с хитрым замком. Попугайчиков захотел! Может, она и отдала бы ему птенчиков Паши и Даши (ведь будут же у ник когда-то птенчики?), а теперь – никогда!

– Злюка-злюка-злюка!

– Жадина-жадина-жадина!

– О чём спор? – спросила Саша Александровна, появляясь в дверях.

– Откройте, пожалуйста, – не поворачиваясь, попросила Витька. – Я домой хочу.

– Что случилось?.. Матвей, твоя работа?.. Ну-ка, иди сюда, – и Саша Александровна увела упирающегося Матвейку в комнату.

«Так тебе и надо, злюка противный, – думала Витька, – так и надо!»

И хоть в комнате старались говорить тихо, Витька услышала самое главное.

– Как не стыдно! – возмущалась Саша Александровна. – Девочка приехала, можно сказать, с другого края света, а ты!.. Хозяин, называется, сибиряк! Что она подумает о нас?..

В ответ Матвейка что-то горячо зашептал: ясно, на Витьку наговаривает, про попугайчиков рассказывает!

– И правильно сделала, – послышался снова голос Матвейкиной мамы. – Ничего не хочу больше слушать, – сказала она. – Иди, извинись! И чтобы у меня без фокусов!

Витька торжествовала: что значит – умный человек! Сразу разобрался! Краешком глаза она видела, как в прихожую вышел красный и взъерошенный Матвейка, но не повернулась: стояла и дёргала замок.

– Пойдём есть, – позвал Матвейка, – мамка велела. – И неохотно добавил: – Не буду больше тебя донимать из-за попугаев. Не хочешь – не надо! Обойдёмся!

Саша Александровна встретила их как ни в чём не бывало.

– Ешьте побыстрей, да пейте посмелей! – угощала она. – Ну-ка, кто у нас сегодня передовик?

Странное дело, вроде бы Матвейка извинился, тётя Саша так приветливо разговаривает, а Витьке беспокойно, есть совсем не хочется. Жареную картошку кое-как одолела, а блюдечко с коричневыми, скользкими на вид кружочками и компот отодвинула в сторону.

Но Саша Александровна заметила:

– А грибочки маринованные? Неужели не ешь?

– Не ем, – еле слышно сказала Витька.

– Да она, поди, никогда их не видела, – подал голос Матвейка. – «Не ем!» – передразнил он.

– Ну-ка! – прикрикнула Саша Александровна и снова пододвинула блюдечко Витьке. – Попробуй, может, понравится!

Витька зажмурила глаза и проглотила один.

– Спасибо, больше не хочу.

Матвейка прыснул.

– Ничего, – улыбнулась Саша Александровна. – Вот пойдём в лес, как сама наберёшь, так и полюбишь.

– А когда пойдём? – оживился Матвейка.

– Да хоть сегодня. Дождики хорошие были, тёплые, грибы должны быть.

– К дедуле зайдём?

– Далеко к дедуле. За день не обернёмся, ночевать придётся у него.

– Мы давно у него не были-и... – затянул Матвейка. – Хочу к дедуле...

Оказывается, когда мальчишки что-нибудь выпрашивают у своих мам, они так же, как и девчонки, оттопыривают губы и говорят таким голосом, будто у них насморк.

– Подбери губы-то, распустил! – сказала Саша Александровна. – Заглянем к деду. Кстати, он пороху и дроби наказывал с геологами послать. А тут мы явимся! Вот удивится наш дедуля! – она рассмеялась. – Надо только батьке сказать, что уходим.

– Я сбегаю, – подскочил Матвейка.

– Витю возьми, школу ей покажешь. Может, и поглянется ей твоя школа, – добавила лукаво Саша Александровна.

Матвейка скорчил презрительную рожицу, что означало: «Не нуждаемся!» – и выскочил за дверь.

– Догоняй! – сказала Саша Александровна Витьке. – Чего сидишь? Беги!

Витьке совершенно не хотелось, но что поделаешь: пока мамы нет, командир над ней – Саша Александровна...

МАТВЕЙКИНА ШКОЛА

Школа была полна шума, но не такого, как, например, в кино перед сеансом «Ну, погоди!», а особого, строительного. Стучали молотки, стеклянным звоном отзывались окна в классах, гудели на разные голоса какие-то механизмы. По пустым коридорам пробегали озабоченные, измазанные извёсткой и краской люди.

– Вот здесь будет мой класс, – сказал Матвейка, останавливаясь возле одной из дверей на втором этаже.

– Эй, Мазила Ивановна, что ты делаешь?! – услышали они возмущённый голос.

Матвейка и Витька растерянно переглянулись: к ним относится или нет?

А голос продолжал так же громко:

– Кто за тебя будет краску со стёкол оттирать? Дядя?

– Да это – Копеечка! – радостно сказал Матвейка.

– Кто? – не поняла Витька.

– Оля, командир наш. У неё фамилия – Копейко, а все её «Копеечка» зовут.

Витька хотела спросить, чей она командир, но не успела.

– Оля! – позвал Матвейка, стараясь перекричать коридорный шум. – Оля!