Текст книги "Красная пирамида"

Автор книги: Рик Риордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– В надлежащее время я верну его тебе, – пообещал Амос.

Он не требовал, а вежливо просил, однако выражение дядиных глаз подсказывало, что выбора у меня нет.

Я подал ему рюкзак. Амос взял его с осторожностью, будто внутри лежала взрывчатка.

– Спокойной ночи, – сказал он.

Амос прошел к дверям библиотеки. Двери приоткрылись ровно настолько, чтобы он смог проскользнуть внутрь. Мы ничего не успели рассмотреть, как створки сомкнулись опять.

Я посмотрел на Сейди. Можно было бы улечься на кожаном диване, но ночевать в громадном зале, по соседству со статуей Тота выглядело не слишком заманчиво. Пришлось отправиться вслед за Хуфу.

Нам с Сейди приготовили две соседние комнаты на третьем этаже. Должен сознаться, они были гораздо круче всех гостиничных номеров, в которых я останавливался.

Фактически это была целая квартира, плотно набитая моей любимой едой и питьем: имбирный эль… [Да, Сейди, я уже взрослый и не буду пить газировку! Успокойся!] Кроме эля несколько сортов моего любимого печенья и конфет. Уму непостижимо! Откуда Амос узнал про все это? В комнате стояли телевизор, компьютер и музыкальный центр последних моделей. В ванной я обнаружил свою любимую зубную пасту, дезодорант и все прочее. Кровати хватило бы на троих таких, как я. Жаль только, что вместо нормальных матерчатых подушек лежало изголовье, вырезанное из слоновой кости. Такие штучки я видел в египетских гробницах. Изголовье украшали фигурки львов и, конечно же, иероглифы.

С балкона открывался вид на нью-йоркский порт, Манхэттен и статую Свободы, мерцающую вдалеке. Я хотел подышать местным воздухом, но раздвижная дверь оказалась запертой. Вот и первое указание на то, что происходящее могло таить в себе опасность. Я обернулся к Хуфу, но павиан уже ушел. Дверь в мою комнату тоже оказалась закрытой.

– Картер! – послышалось из-за двери, соединявшей наши с сестрой комнаты.

Я подергал ручку. Естественно, и эта дверь была заперта.

– Мы узники, – сказала Сейди. – Как ты думаешь, Амосу… можно доверять?

После сегодняшних событий я не доверял никому и ничему. Но не мог сказать об этом Сейди. В ее голосе звучал страх. Я почувствовал, что должен ее успокоить. Глупость, конечно. Сейди всегда была смелее меня. Она делала что ей вздумается и никогда не беспокоилась о последствиях. Это обычно я боялся, а не она. Но сейчас я вдруг ощутил потребность сыграть давно не игранную роль. Роль старшего брата.

– Не волнуйся, все будет нормально, – уверенным голосом сказал я. – Если бы Амос хотел как-то навредить нам, он бы сделал это гораздо раньше. Постарайся уснуть.

– Картер!

– Ну чего еще?

– Это ведь все магия? То, что случилось с отцом в музее. Лодка Амоса. Этот дом. Сплошная магия.

– Думаю, что так.

Она громко вздохнула.

– Хорошо. А то я уж боялась, что у меня крыша едет.

– Спокойной ночи.

Я осознал, что не говорил этого Сейди с той поры, когда мы еще жили вместе в Лос-Анджелесе и мама была жива.

– Я скучаю по отцу, – призналась Сейди. – Я ведь его почти не видела… и все равно скучаю.

К глазам моим подступили слезы, и я сделал глубокий вдох. Я не имел права быть слабым. Сейди нуждалась во мне. Отец нуждался в нас обоих.

– Мы обязательно его найдем, – пообещал я. – Приятных снов.

Я прижался ухом к двери, но с другой стороны слышалось лишь негромкое мурлыканье кошки. Маффин осваивалась на новом месте. Хотя бы не чувствовала себя несчастной.

Мне хотелось спать, и я лег. Под одеялом было тепло и приятно, но спать на дурацком изголовье я не мог. У меня затекла шея, и тогда я положил изголовье на пол и решил спать без него.

Это было моей первой большой ошибкой.

6. ЗАВТРАК С КРОКОДИЛОМ

КАРТЕР

Как назвать то, что я видел? Это был не кошмар, а нечто более реальное и потому пугающее.

Во сне я вдруг ощутил себя невесомым. Наверное, я проснулся и вдруг увидел себя наверху. Внизу, на кровати, лежало мое тело.

Мелькнула мысль: «Я умираю». Но это было не так. Я не превратился в призрак. У меня появилось новое тело: светящееся, золотистое, с крыльями вместо рук. Я стал кем-то вроде птицы. [Нет, Сейди, я не превратился в курицу. Может, позволишь мне продолжить?]

Я знал: это не сон. Мне не снятся цветные сны. И все пять чувств у меня во сне не работают. В комнате слегка пахло жасмином. В недопитой жестянке имбирного эля, что стояла на ночном столике, булькали пузырьки углекислого газа. Мои перья теребил холодный ветер. Значит, окна открыты? Мне не хотелось вылетать из комнаты, но сильный поток подхватил меня, как листик в бурю, и вынес.

Особняк остался внизу. Силуэт Нью-Йорка стал размываться и исчез. Я летел сквозь темноту и туман, слушая шепот странных голосов. В животе возникли те же ощущения, как во время плавания на лодке Амоса. Потом туман рассеялся, и я оказался совсем в другом месте.

Я парил над каменистыми склонами горы. Далеко внизу, на другом конце долины, светился огнями город. Нет, это был не Нью-Йорк. Ночная темнота не помешала мне почувствовать, что я нахожусь в пустыне. Ветер был настолько жарким, что кожа лица стала сухой, как бумага. Понимаю, звучит нелепо, но я по-прежнему ощущал свое лицо человеческим, будто оно существовало само по себе и не превратилось в птичью голову. [Отлично, Сейди. Можешь называть меня Картером Куриноголовым. Довольна?]

Подо мной на уступе стояли двое. Кажется, они меня не заметили. Я понял, что мое свечение померкло. Словно птица-невидимка, я парил в темном ночном воздухе. Фигуры были видны не слишком отчетливо, однако я понимал, что это не люди. Я напряг зрение. Первый из стоявших оказался низеньким, толстым и лысым. Его кожа странно блестела под лунным светом, и я сразу подумал о жабе, вставшей на задние лапки. Второй был высоким и невероятно тощим, с когтистыми ногами, как у петуха. Лица его я почти не видел. Скажу только, что оно было красным и влажным… В общем, это даже хорошо, что я не разглядел его лицо.

– Где же он? – нервозно квакнул первый, похожий на жабу.

– Он пока не обзавелся постоянным хозяином, – раздраженно ответил второй, с петушиными ногами. – Он может появляться лишь на короткое время.

– А ты уверен, что мы находимся в нужном месте?

– Да, идиот! Вскоре он будет здесь.

На уступе появилась третья фигура, огненная. Те двое упали ниц и буквально зарылись в щебень. Я отчаянно желал, чтобы он меня не увидел.

– Мой повелитель! – заквакал жабообразный.

В темноте мне был виден лишь огненный человеческий силуэт.

– Как называется это место? – спросил тот, кого назвали повелителем.

Едва он раскрыл рот, я сразу понял, кто он. Этот тип напал на отца в Британском музее! Весь вчерашний страх мгновенно вернулся ко мне, и я замер. В музее я пытался бросить в него обломком камня. Здесь я не мог сделать даже это. От мысли, что я ничем не помог отцу, мне стало паршиво.

– Мой повелитель, эту гору называют Верблюжьей, – сказал прихвостень с петушиными лапами. – Издали она напоминает верблюда, опустившегося на колени. А город, что светится вдали, – это Финикс. То есть Феникс, если отбросить особенность произношения на их языке.

Огненный человек громогласно расхохотался.

– Феникс. Какое точное название! И пустыня совсем как в родных местах. Ее нужно лишь хорошенько прожечь огнем. Пустыня должна сделаться выжженной, бесплодной. Согласны?

– Несомненно, мой повелитель, – заквакал жабообразный. – А что с остальными четырьмя?

– Один уже погребен, – сообщил огненный человек. – Вторая слаба. Ею легко помыкать. Остаются еще двое. Но с ними я расправлюсь, причем довольно скоро.

– Позвольте спросить… как? – спросил жабообразный.

Огненный человек вспыхнул ярче.

– До чего же ты любопытен, головастик!

Он ткнул в жабообразного пальцем, и от кожи этой твари повалил пар.

– Нет! – взмолился тот. – Пощади-и-те!

Я с трудом наблюдал за всем этим. Даже не хочется рассказывать. Может, слышали про жестоких деток, которые посыпают улиток солью? Примерно то же происходило и с жабообразным. Вскоре от него в буквальном смысле осталось мокрое место.

Петушиные Ноги опасливо попятился. Я его вполне понимал.

– Здесь мы воздвигнем мой храм, – как ни в чем не бывало продолжал огненный человек. – Гора станет местом поклонения мне. Когда все будет готово, я сотворю величайшую в мире бурю. Я очищу пространство! Все, без остатка!

– Да, мой повелитель, – поспешно согласился Петушиные Ноги. – Но смею ли я предложить вам нечто для увеличения вашего могущества?

Он склонил голову и шагнул вперед. Похоже, это был величайший секрет, который нужно шептать на ухо. Но такое шептание грозило превратить его в жареную курятину. Его обещания я, естественно, не услышал, однако огненный человек вспыхнул еще ярче.

– Превосходно! Если ты это сделаешь, то будешь вознагражден. А если нет…

– Понимаю, мой повелитель.

– Действуй без промедления, – приказал огненный человек. – Выпусти в мир наши силы. Начни с длинношеих. Они всегда производят сильное впечатление. Потомство захватишь и доставишь ко мне. Мне они нужны живыми, и это должно случиться раньше, чем они узнают о своих силах. И только посмей меня подвести!

– Ни в коем случае, мой повелитель.

– Феникс, – мечтательно произнес огненный человек. – Очень мне это нравится.

Он обвел рукой горизонт, словно уже видел город полыхающим в огне.

– Скоро я восстану из вашего пепла. Это будет дивный подарок мне на день рождения.

Я проснулся в своем теле. Сердце бешено колотилось. Мне было жарко, как будто огненный человек стоял рядом. Но оказалось – это всего-навсего Маффин, пристроившаяся у меня на груди.

– Мурр? – спросила она, приоткрыв глаза.

– А ты здесь откуда? – пробормотал я.

Я сел на кровати и не сразу сообразил, где нахожусь. Мы опять куда-то приехали? Я уже собрался окликнуть отца… и тут вспомнил.

Вчерашний день. Музей. Саркофаг.

Случившееся навалилось на меня каменной глыбой. Стало тяжело дышать.

«Перестань, – приказал я себе. – У тебя нет времени горевать».

Может, вам покажется странным, но голос у меня внутри принадлежал как будто другому человеку – тому, кто старше и сильнее. Либо это был добрый знак, либо я сходил с ума.

«Запомни то, что видел, – продолжал голос. – Он вас в покое не оставит. Не расслабляйтесь».

Меня пробрала дрожь. Может, это только сон? Бывают же страшные сны. Но себя не обманешь. За сутки произошло много такого, что не оставляло сомнений в реальности увиденного. Не знаю как, но я действительно выходил из тела и летал. Я побывал в окрестностях Финикса, за тысячу миль отсюда. И огненный человек тоже был там. Я почти ничего не понял из его разговора с прислужником, но слова о захвате потомства относились… как вы думаете, к кому?

Маффин спрыгнула с кровати, обнюхала лежавшее на полу изголовье и посмотрела на меня, будто пыталась что-то сказать.

– Можешь на нем спать, – разрешил я. – Мне эта штука не понравилась.

Кошка потерлась головой о слоновую кость и снова посмотрела на меня. Уже с упреком.

– У меня, киса, своя голова на плечах.

Желание спать начисто улетучилось. Я встал и отправился в ванную, где принял душ. Открыв шкаф, я обнаружил, что за ночь моя одежда куда-то пропала. Все остальное было моего размера, но сильно отличалось от привычных мне фасонов. Там висели штаны свободного покроя, которые завязываются на шнурок, и балахонистые рубашки. Все они были из белого полотна. Рядом я увидел одежду на случай холодной погоды. Она напоминала ту, что носят феллахи – египетские крестьяне. Это был совсем не мой стиль одежды.

Сейди без конца подкусывает меня за неумение стильно одеваться. Она говорит, что я одеваюсь как старик: старомодные рубашки, у которых кончики воротничка пристегиваются на пуговицы, слаксы, кожаные туфли. Может, это и так. Но отец не уставал вбивать мне в голову, что я должен одеваться как можно лучше.

Помню день, когда он впервые заговорил об одежде. Мы ехали в Афинский аэропорт. Жара за окнами машины достигала 112 градусов. [10]10
  Это по Фаренгейту. По Цельсию – 44 градуса.


[Закрыть]Я обливался потом и удивлялся, почему мне нельзя переодеться в футболку и шорты. Зачем эти муки? Мы же едем в аэропорт, а не на торжественный прием.

Отец похлопал меня по плечу и сказал:

– Картер, ты уже не маленький, и мне хочется, чтобы ты усвоил некоторые вещи. Мы с тобой не просто американцы. Мы – афроамериканцы. Конечно, со времен моего детства отношение к чернокожим заметно изменилось. Но люди всегда будут судить тебя строже, чем белых, и потому ты должен выглядеть безупречно.

– Но это несправедливо! – возмутился я.

– Справедливость не означает, что все получают поровну, – ответил отец. – Справедливость – это когда каждый получает то, что ему необходимо. И не просто так, а сообразно своим усилиям. Другого способа нет. А в число усилий входит и старание одеваться как подобает. Тебе понятно?

Я ответил, что ничего не понял. Но делал так, как он велел. Тщательный выбор одежды встал в один ряд с изучением Древнего Египта, баскетбольными тренировками, занятиями музыкой и практикой в путешествиях с единственным чемоданом. Я не перечил отцу. Он всегда оказывался прав… до вчерашнего вечера в Британском музее.

Я надел то, что было. Ноги в шлепанцах чувствовали себя вполне уютно, но в такой обуви не побегаешь.

Дверь в комнату Сейди была открыта, но сестру я там не застал.

К счастью, дверь моей комнаты тоже отперли. Маффин побежала вместе со мной. Мы прошли по балкону мимо пустующих комнат и спустились вниз. Особняк мог бы принять на ночлег не менее сотни человек, но он пустовал, и в этом было что-то пугающее.

На диване сидел павиан Хуфу, сжимая ступнями баскетбольный мяч. В руках он держал странный кусок мяса, покрытый розовыми перьями. По телевизору шел обзор спортивных событий вчерашнего вечера.

– Привет! – сказал я Хуфу, сам удивляясь, что разговариваю с павианом. – «Лейкерсы» выиграли?

Хуфу скосил на меня глаза и постучал ногами по мячу. Похоже, он был не прочь сыграть прямо сейчас.

– Агх, агх, – проверещал он.

К его губам прилипло розовое перо, отчего у меня в животе возникли не самые приятные ощущения.

– Да, понимаю. Мы поиграем. Чуть позже. Договорились?

Амос и Сейди завтракали на террасе. Погода была далеко не летней, но им хватало тепла горящего очага. Во всяком случае, не похоже было, что они мерзнут. Я немного задержался возле статуи Тота. При дневном свете бог с птичьей головой уже не казался таким страшным. Но все равно я мог поклясться, что бусинки его глаз внимательно следили за мной.

Я стал вспоминать слова огненного человека. Он говорил, что нас нужно схватить раньше, чем мы узнаем о своих силах. Какие у нас силы? Но тем не менее, вспомнив об этом, я ощутил их прилив. Совсем как вчера, когда я движением руки заставил входную дверь подняться. Мне показалось: если я захочу, то смогу поднять что угодно. Даже тридцатифутовую статую бога Тота. Состояние, которое я сейчас испытывал, было похоже на гипноз.

Маффин с голодным мяуканьем потерлась мне о ноги. Странное состояние рассеялось.

– Ты права, – сказал я кошке. – Дурацкая мысль.

Я улавливал вкусные запахи завтрака: французскую сдобу, поджаренный бекон, горячий шоколад. Естественно, Маффин не терпелось поскорее оказаться на террасе. Я пошел за ней и толкнул стеклянную дверь.

– Ну вот и Картер проснулся, – приветствовал меня Амос. – С Рождеством тебя, мой мальчик. Садись завтракать.

– Давно бы пора, – проворчала Сейди. – Мы уже не знаю сколько времени тебя ждем.

Наши глаза встретились, и я понял, что у нас с ней схожие мысли. И они были связаны со словом «Рождество». После маминой смерти мы не встречали вместе ни одно рождественское утро. Наверное, Сейди забыла, как мы делали украшения из шерстяных ниток и конфет. И знаете какое? Глаз Гора!

Амос налил себе большую чашку кофе. На нем была та же одежда, что и вчера. Надо сказать, наш дядя умел одеваться стильно. Его костюм из синего сукна был сшит на заказ. Костюм дополняла мягкая шляпа того же цвета. Волосы были аккуратно заплетены в косичку, украшенную ляпис-лазурью – камнем, из которого древние египтяне любили делать украшения. Даже стекла круглых очков отсвечивали голубой тонировкой. Возле очага, на специальной подставке, лежал тенор-саксофон. Я на миг представил, как Амос играет что-нибудь меланхоличное, и звуки его саксофона разносятся над Ист-ривер.

Сейди тоже была в полотняной пижаме, но ей каким-то образом удалось сохранить свои любимые ботинки. Наверное, спала в них. Такой наряд не очень-то вязался с красными прядями ее волос, но я не стал ее поддразнивать. У меня самого вид был не лучше.

– Скажи, Амос… ты здесь не держишь комнатных птичек? А то Хуфу вовсю лопает что-то пернатое. Перья розовые.

Амос хмыкнул и глотнул кофе.

– Прошу прощения, если это зрелище тебя расстроило. Видишь ли, Хуфу – очень разборчивое существо. Он ест только то, что оканчивается на букву «о». «Дорито», буррито, [11]11
  Буррито – мексиканская лепешка с начинкой.


[Закрыть]фламинго.

– Ты хочешь сказать…

– Картер, – одернула меня Сейди. – Не спрашивай.

Похоже, она уже поднимала эту тему и услышала то же, что и я.

– Пожалуйста. Могу и не спрашивать.

– Угощайся, – сказал мне Амос, кивая на стол, заставленный разнообразной едой. – А потом займемся объяснениями, которые тебе вчера так не терпелось получить.

К счастью, на столе не было никаких блюд из фламинго, и это меня успокоило. Зато там хватало более привычной еды. Я положил себе большую порцию блинов с маслом и сиропом, кусок поджаренного бекона и налил стакан апельсинового сока.

Краешком глаза я заметил какое-то движение и оглянулся на бассейн. Под водой плавало что-то длинное и бледное. Я едва не выронил тарелку.

– Там кто?

– Крокодил, – будничным тоном ответил Амос. – Символ удачи. Он альбинос, но прошу тебя не заострять на этом внимания. Ему неприятно это слышать.

– Его зовут Филипп Македонский, [12]12
  Так звали нескольких правителей Древней Греции и, в частности, отца Александра Македонского.


[Закрыть]– сообщила Сейди.

И Сейди так спокойно относится к соседству крокодила? Ну, если она не боится, мне тем более нельзя показывать свой страх.

– Какое длинное имя, – сказал я.

– Так и крокодил длинный, – заметила Сейди. – Кстати, он любит бекон.

В подтверждение своих слов она бросила через плечо кусочек бекона. Филипп выпрыгнул и на лету поймал угощение. Его кожа была совсем белой, а глаза – розовыми. В здоровенной пасти уместился бы не то что бекон, а целый поросенок.

– Для моих друзей он совсем безобидный, – заверил меня Амос. – В древние времена возле каждого храма было озеро с крокодилами. Крокодилы – сильные маги.

– Значит, павиан, крокодил… это все твои домашние животные? – спросил я.

Амос задумался.

– Если говорить о видимых, то все.

Я пересел, стараясь находиться подальше от бассейна. Возле ног терлась урчащая Маффин. Кошке тоже хватало ума не приближаться к магическому крокодилу.

– Амос, ты обещал нам объяснить, – напомнил я дяде, жуя очередной блин.

– Конечно. С чего начнем?

– С кого, – поправила его Сейди. – С нашего отца. Что с ним произошло?

Амос втянул в себя воздух.

– Джулиус пытался вызвать бога. К сожалению, это ему удалось.

Мне было трудно принимать дядины слова всерьез. Сами подумайте: он сидел, намазывал масло на булочку и говорил о… вызывании богов!

– Какого именно? – спросил я, подлаживаясь под дядин тон. – Или отцу было все равно?

Сейди лягнула меня. По ее серьезной физиономии я понял, что она действительно верит дядиным словам.

– Египетских богов много, и ты это знаешь, – продолжал Амос, жуя булочку. – Но твоему отцу требовался не любой из них.

Он многозначительно посмотрел на меня.

– Осирис! – вспомнил я. – Когда отец стоял перед Розеттским камнем, он произнес: «Осирис, приди». Но ведь Осирис – это легенда. Говоря современным языком, придумка.

– Ты сейчас повторяешь мнение некоторых кабинетных ученых.

Амос глядел на другой берег Ист-ривер, где под утренним солнцем высились небоскребы Манхэттена.

– Древние египтяне не были глупцами. Они построили пирамиды. Они построили первое великое государство. Их цивилизация насчитывала несколько тысяч лет.

– Ну и что? Все равно их цивилизация исчезла.

Амос покачал головой.

– Такое могущественное наследие не может исчезнуть. По сравнению с египтянами, греки и римляне – просто малые дети. А наши страны? Даже такие, как Англия и Америка? Исторический миг. Древнейшие корни цивилизации, по крайней мере западной, – они в Египте. Возьми любую долларовую купюру. На ней изображена пирамида. А монумент Вашингтона? [13]13
  Памятник первому президенту Соединенных Штатов в столице страны. Был построен в 1884–1885 г. Высота монумента – 169 м.


[Закрыть]Это же настоящий египетский обелиск. Нет, Картер, Египет продолжает жить. Его боги, к сожалению, тоже.

– Постой. Я еще могу поверить в реальность магии… хотя и с трудом. Но верить в древних богов? Скажи, что ты шутишь.

Но даже говоря эти слова, я вспоминал огненного человека в музее. Его лицо, становившееся то человеческим, то звериной мордой. А глаза статуи Тота, следившие за мной?

– Картер, я тебе еще раз говорю: древние египтяне не были глупцами. Они бы ни за что не стали верить в воображаемых богов. Существа, о которых говорится в их мифах, были очень и очень реальными. В те давние времена жрецы призывали богов и с помощью их силы творили то, что сегодня не сделать с нашими высокими технологиями. Они творили чудеса в полном смысле слова. Магия и началась с египтян. В каждом храме была своя группа магов, называемая Домом жизни. Египетские маги были знамениты по всему древнему миру.

– И ты – далекий потомок египетских магов? – спросил я.

Амос кивнул.

– И ваш отец тоже. Вчера вы в этом убедились.

Я колебался, хотя все действия отца в Британском музее никак нельзя было назвать научным экспериментом. Похоже, он занимался там магией.

– Но отец всегда говорил мне, что он – археолог, специализирующийся на Древнем Египте.

– В нашем мире называть себя магом небезопасно. Тебя сочтут либо шарлатаном, либо сумасшедшим. Между прочим, современные предрассудки куда глупее древних. Но ты помнишь: отец занимался переводом древних заклинаний, а их невозможно понять, если ты сам не маг. Род Кейнов – очень древний. Фактически мы с самого начала были связаны с Домом жизни. И род вашей матери такой же древний.

– Фаусты? – удивился я.

По-моему, вся их магия сводилась к тому, что дед до одурения смотрел матчи регби, а бабушка пекла несъедобное печенье.

– В их роду магия оказалась забытой на многие поколения. До тех пор, пока не появилась ваша мама. И тем не менее это тоже древний магический род.

– Ты хочешь сказать, что и мама занималась магией? – замотала головой Сейди. – Это рождественская шутка?

– Мне не до шуток, – возразил Амос. – А в вас обоих… соединилась кровь двух древних родов, каждый из которых очень часто взаимодействовал с богами. Вы – наиболее могущественные потомки магов за последние несколько веков. Я говорю это не затем, чтобы вы задрали носы. Могущество имеет и свою оборотную сторону.

Сейчас я в полной мере ощущал лишь оборотную сторону. Никакой силы. Даже после обильного завтрака я чувствовал себя выжатым.

– Ты хочешь сказать, что наши родители тайно поклонялись богам со звериными и птичьими головами?

– Не поклонялись, – поправил меня Амос. – К концу древней эпохи египтяне убедились, что их боги недостойны поклонения. Это были могущественные существа, воплощавшие в себе природные силы. Но ничего божественного в них не было. Кстати, представления египтян о Боге почти совпадали с нашими. А многочисленные боги – они больше напоминали смертных, только наделенных великой силой. Мы можем уважать этих богов, испытывать перед ними страх, пользоваться их силой и даже сражаться с ними, чтобы держать их под контролем.

– Сражаться с богами? – удивилась Сейди.

– Это происходило сплошь и рядом, – без тени улыбки ответил Амос. – Продолжается и сейчас. Но мы не поклоняемся египетским богам. Этому научил нас Тот.

Я взглянул на Сейди. Если сказанное Амосом не было шуткой, то не спятил ли наш дядюшка? Но Сейди жадно ловила каждое его слово. И верила каждому его слову.

– Тогда… тогда зачем отец разрушил Розеттский камень?

– Уверен, он не собирался разрушать камень. Думаю, отец ужаснулся не меньше вас. Но мои лондонские собратья, скорее всего, уже исправили повреждения. Хранители сегодня явятся в музей и удивятся, что Розеттский камень чудесным образом пережил взрыв и не пострадал.

– Как не пострадал? – воскликнул я. – Камень разлетелся на миллион кусочков. Такое уже не исправишь.

Амос взял блюдце и швырнул на каменный пол. Естественно, блюдце разбилось вдребезги.

– Это разрушение, – сказал он. – Я бы мог разбить блюдце с помощью заклинания «ха-ди», но проще было бросить его на пол. А теперь. – Амос поднял руку, – я прикажу ему восстановиться. «Хи-хем».

В воздухе появился голубой иероглиф.

Осколки блюдца собрались у Амоса в руке, как фрагменты пазла. Самое удивительное, что даже мельчайшие кусочки нашли свои места. Но еще более удивило меня отсутствие трещин. В руке у нашего дяди было целехонькое блюдце.

– Неплохой фокус, – сказал я, стараясь сохранять спокойствие. А в памяти у меня всплыли все те странные вещи, свидетелем которых мне довелось стать в наших с отцом путешествиях. К примеру, случай с бандитами в каирском отеле, неведомым образом повисшими на люстре вниз головой. Может, отец тогда тоже применил какое-то древнее заклинание?

Амос налил в восстановленное блюдце молока и поставил на пол. Маффин, успевшая закусить беконом, принялась жадно лакать.

– В любом случае ваш отец не решился бы намеренно уничтожить реликвию. Он просто не подозревал, какая сила сосредоточена в Розеттском камне. Египетская цивилизация исчезла, но египетская магия продолжает жить и накапливаться в статуях, обелисках, камнях и предметах утвари. Основная часть всего этого по-прежнему находится в Египте, но в любом крупном музее мира вы обязательно найдете раздел с египетскими экспонатами. Маг способен воспользоваться ими как… усилителями и заставить работать древние заклинания.

– Все равно не понимаю, – сказал я.

Амос развел руками.

– Еще бы! Чтобы постичь магию, нужны годы кропотливой учебы, а я пытаюсь объяснить это за полчаса.

Суть такова: все эти шесть лет ваш отец искал способ вызвать Осириса. Наконец он решил, что самым подходящим средством для этого является Розеттский камень.

– А зачем отцу понадобился Осирис?

– Неужели не догадался? – вопросом ответила мне Сейди. – Осирис считается повелителем мертвых. Папа хотел договориться с ним и вернуть маму.

С реки вдруг подуло холодным ветром. Пламя в очаге зашипело.

– Он хотел вернуть маму с того света? – почти закричал я. – Да это же безумие!

Амос покачал головой, как взрослый, услышавший детскую глупость.

– Я бы так не сказал, Картер. Это было опасно. Правила магии не советуют заниматься подобными ритуалами. Возможно, это было глупо. Но не считай отцовскую попытку безумием. Если бы все получилось так, как он задумал, Осирис помог бы ему в этом.

– Сейди, ты в это веришь? – в отчаянии спросил я.

– А магию в музее помнишь? Того огненного типа? Отец кого-то вызвал из камня.

Огненного типа я помнил очень хорошо, и не только по музею.

– Но ведь отец вызвал не Осириса?

– Нет, – согласился Амос. – Джулиус получил больше, чем просил. Он освободил дух Осириса. Думаю, он сумел воссоединиться с богом.

– Воссоединиться?

– Здесь понадобится еще один долгий разговор. Пока лишь скажу, что ваш отец впустил силу Осириса в себя. Но воспользоваться ею не смог. Если я правильно понял рассказ Сейди, Джулиус освободил из Розеттского камня не одного, а сразу пятерых богов. Их всех вместе держали в заточении.

– Ты что, все рассказала Амосу? – накинулся я на сестру.

– Картер, а кто еще нам поможет?

Я не спешил доверять этому человеку, даже если он нам и родной дядя. Но других помощников у нас не было.

– Да. Огненный человек сказал отцу что-то вроде: «Ты освободил всех пятерых». Как это понимать?

Амос отхлебнул кофе. Отрешенный взгляд на его лице напомнил мне отца.

– Не хотелось бы вас пугать.

– Слишком поздно.

– Египетские боги очень опасны. За последние две тысячи лет основные усилия магов были сосредоточены на том, чтобы не дать богам прорваться в мир. Их в буквальном смысле связывали и выдворяли обратно. Самым важным нашим законом до сих пор остается закон, изданный Верховным чтецом Искандаром еще во времена римлян. Этот закон запрещает призывать египетских богов и использовать их силу. Ваш отец однажды уже нарушил закон Искандара.

Сейди побледнела.

– Это было связано с маминой смертью? С Иглой Клеопатры в Лондоне?

– Скажем так: смерть вашей мамы явилась следствием того, что делали ваши родители. Они искренне считали, что несут людям благо. При этом сами они чудовищно рисковали. Вашей маме это стоило жизни. Отец уцелел только чудом. Всю вину он принял на себя. Его изгнали из сообщества магов. Дом зорко следил за его действиями, и потому Джулиус был вынужден постоянно странствовать. Маги боялись, что ваш отец не прекратил своих… исследований. Как видим, так оно и было.

Мне сразу вспомнилось, как отец, копируя древние иероглифы, постоянно оглядывался через плечо. Бывало, он будил меня в три или четыре часа утра и говорил, что мы переезжаем в другую гостиницу. Однажды я стал от нечего делать перерисовывать в блокнот иероглифы со стены древнего храма. Увидев это, отец категорически запретил мне что-либо срисовывать на местах раскопок. Наверное, и запрет прикасаться к его рюкзаку был вызван все тем же. Получалось, отец постоянно опасался нападения, а меня успокаивал, что все идет нормально.

– Значит, наш отец превратился в… как это называется… изгоя? – спросила Сейди. – И из-за этого ты не виделся с нами? Тебе запретили?

– Да, Сейди. Дом запретил мне видеться и с Джулиусом, и с вами. Мне это было горько, но я соблюдал запрет, чтобы не сделать брату еще хуже. Соблюдал… вплоть до вчерашнего вечера, когда попытался помочь Джулиусу. Ему несколько лет не давала покоя мысль найти Осириса. Иногда мне казалось, что от горя рассудок вашего отца помутился. Джулиус не мог смириться с гибелью Руби. Когда я узнал, что он собрался «исправить положение» и ради этого готов вновь нарушить закон, я счел необходимым вмешаться. Вторичное нарушение могло повлечь за собой смертный приговор. К сожалению, моя попытка провалилась. Я забыл, до чего упрям мой брат.

Моя еда остыла. Маффин, прыгнувшая на стол, вопросительно терлась о мою руку. Увидев, что я не возражаю, она стала доедать бекон.

– Вчера в музее я еще видел девушку с кинжалом и человека с раздвоенной бородой. Это тоже маги? Они из Дома жизни?

– Да. Они следили за вашим отцом. Вам повезло, что они вас отпустили.

– Девушка собиралась нас убить, – вспомнил я. – Но бородатый ей сказал: «Не сейчас».

– Эти люди – не убийцы и на убийство идут лишь в случае крайней необходимости, – объяснил Амос. – Они будут следить за вами. Им важно знать, представляете вы угрозу или нет.