Текст книги "Ночные всадники. Нарушители закона. Чертово болото"

Автор книги: Ридгуэлл Кэллэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 42 страниц)

Глава VII
В ЛОГОВИЩЕ РАЗБОЙНИКА

Джеки крепко держала лошадь, которая, почувствовав затянутую петлю на своей шее, как-то сразу успокоилась. Беннингфорд тотчас же соскочил с седла и, подбежав к примитивному жилищу, распахнул настежь ветхую дверь, сколоченную из досок. Заржавевшие петли заскрипели, точно жалуясь на то, что их потревожили.

Внутренность жилища была очень характерна для его хозяина – метиса, не предъявляющего больших требований к окружающей обстановке. Одна часть пещеры служила для хранения фуража, другая, далеко сзади, очевидно, предназначалась для конюшни, и только у окна стояла сколоченная из досок кровать.

Беннингфорд укрепил дверь, чтобы она не закрылась опять, и пошел к Джеки. Он хотел освободить ее от усилий, которые она должна была употребить для удерживания горячей лошади. Беннингфорду было уже нетрудно принудить Золотого Орла к покорности, ему не раз случалось укрощать диких жеребцов. Но Золотой Орел не был диким и, скоро поняв, что у него есть теперь господин, опустил свою гордую голову и послушно пошел в свою прежнюю конюшню, куда повел его Беннингфорд.

Джеки спрыгнула с седла, когда Беннингфорд, отведя Золотого Орла, присоединился к ней.

– Все хорошо? – спросила она его, указывая глазами на вход в пещеру.

– Он достаточно присмирел, – отвечал Беннингфорд прежним спокойным тоном и посмотрел на часы. Затем он взглянул на небо и сел на край большого камня, лежащего возле входа в пещеру.

– У нас остается два с половиной часа до наступления темноты, значит, мы имеем в распоряжении час для разговора, – медленно добавил, он и стал спокойно и методически скручивать папироску. Очевидно, он хотел дать Джеки время оправиться, прежде чем она начнет свою исповедь. Но он ошибался, думая, что ее волнует то, что она должна рассказать. Первые же слова, сказанные ею, указали ему на его ошибку.

Она колебалась лишь одно мгновение и затем, со свойственной ей прямотой и решительностью, проговорила:

– Это логовище разбойника, а он… он был мой сводный брат!..

Значит, все толки и сплетни были вздором!.. У Беннингфорда невольно вырвался вздох облегчения. Он понял, что она говорит о Питере Ретифе, но не сказал ни слова и не задал никакого вопроса.

– Мать была вдовой, когда вышла замуж за моего отца. У нее был сын… Моя мать был метиска… – сказала Джеки.

Наступило молчание, полное глубокого значения для обоих. На мгновение какая-то черная тень скользнула по долине. То была стая диких гусей, возвращавшихся на север после того, как весеннее солнце растопило снег, и воды и пищи для них было вдоволь. Крик гусей и кваканье лягушек у берега ручья нарушили тишину.

Через минуту Джеки снова заговорила:

– Мать и Питер поселились в Фосс Ривере в разное время. Они никогда там не встречались, и никто в становище метисов не знал об их родстве. Мать жила отдельно, в своей собственной хижине, а Питер где-то странствовал. Он был брошен на произвол судьбы, и от этого все произошло… Подумайте, ведь я узнала об этом только пять лет тому назад! Он был гораздо старше меня, но он был мой брат! Бедный, бедный Питер!

Она смотрела вдаль своими большими, печальными глазами. Беннингфорд не произносил ни слова, но сердце его было полно нежности. Ему хотелось обнять ее, успокоить, однако он не пошевелился, и она продолжала:

– Не стоит припоминать действия Питера. Вам они и так хорошо известны. Он был очень хитер и ловок, Питер!.. Он был храбрый и мужественный. По-своему он был героем…

Она с каким-то чувством удовлетворения произнесла эти слова. Щеки ее разгорелись и глаза заблестели, когда она стала припоминать подвиги Питера. Ее полуиндейская кровь заговорила в ней.

– Но, разумеется, ему бы не удалось так долго обманывать этих койотов шерифов и избегать цепких лап полицейских без моей помощи. Знаете ли, Билль, я чувствовала, что живу эти три года! Да, я жила тогда!!!

Она порывисто нагнулась к нему и заглянула ему в лицо своими блестящими глазами.

– Вы понимаете, Билль? Я чувствовала, что в жилах моих бьется кровь. Риск, опасности привлекали меня. Я ничего не боялась… Я научилась тогда управлять стадом быков. В прерии немного найдется мужчин, которые могут соперничать со мной в этом отношении. Вы знаете это, и все это знают! Питер научил меня этому. Бедный, бедный Питер!.. Он научил меня стрелять быстро и метко… Да, я многому научилась в эти три года, и, мне кажется, это было не напрасно. Эти годы научили меня самостоятельности, научили, как надо заботиться о дяде. Я жила изо дня в день раньше, не думая ни о чем. Может быть, то, что я говорю вам, огорчает вас, Билль! Но я не могу изменить этого. Питер был мой брат, а «кровь гуще воды». И ведь в моих жилах течет такая же кровь. Не могла же я допустить, чтобы эти подлые койоты, кровожадные прислужники Закона, охотились бы за ним, как за дичью! Сами-то они были не лучше! Я не хотела, чтобы его тело повисло в петле и служило бы пищей воронам. Ведь мы были детьми одной матери! И вот я помогала Питеру ускользать от рук закона, от казни, и если в конце концов он пал жертвой этого страшного болота, то такова была его судьба! Я не могла спасти его от этого…

Она задумчиво поглядела вдаль и добавила:

– Мне кажется, будь Питер жив, я бы делала для него то же самое!..

Беннингфорд молчал. Глаза у него были полузакрыты, и он выглядел равнодушным, но мысли вихрем кружились у него в голове. История, рассказанная ему девушкой, послужила толчком для дикого плана, который бессознательно зародился в его деятельном мозгу. Когда же он, подняв голову, взглянул на Джеки, его поразило какое-то упрямое выражение, которое он увидал на ее лице. Она почему-то напомнила ему в эту минуту тех женщин в истории, в различные времена, которые своими деяниями расшатывали основы империй. Тлеющий огонь скрывался в глубине ее глаз, и только ее туземная кровь могла объяснить это. Мрачная тень лежала на ее прекрасном лице, точно предвестник душевной трагедии. Джеки была страстной натурой, одинаково способной как сильно любить, так и сильно ненавидеть.

Она уселась на землю, и ее беспечная поза указывала, что она привыкла к такому месту отдохновения. Ее нарядные сапожки для верховой езды выглядывали из-под края юбки из грубой туземной материи. Широкополая мягкая фетровая шляпа съехала у нее на затылок, и кудри ее волос, падая на лоб и спускаясь по бокам, образовали как бы рамку ее прелестного личика, яркие краски которого напоминали рисунки Ван-Дейка.

Беннингфорд встал.

– Скажите мне, знал ваш дядя что-нибудь об этом? – спросил он, глядя на стаю диких уток, с шумом опустившихся в болото, поросшее тростником, и с таким же шумом поднявшихся оттуда и улетевших.

– Ни одна душа на свете ничего не знала! Разве вы то что-нибудь подозревали?

Беннингфорд отрицательно покачал головой.

– Ничего решительно, – отвечал он. – Я знал о Питере только то, что знали все. Иногда только я удивлялся, что ни мое стадо, ни стадо дяди Джона не подвергались опасности. Да и его выбор своих жертв порой изумлял меня. Точно он мстил кому-нибудь… Но я не подозревал правды. Скажите, метисы знали что-нибудь о родстве Питера с вашей матерью?

– Нет, только я одна знала рб этом. Это было тайной.

– А!

Девушка с любопытством взглянула в лицо своего спутника. Тон его восклицания поразил ее. Она не понимала, к чему клонятся его вопросы, но ничего не могла прочесть на его лице, оно было непроницаемо. Беннингфорд молчал, и в душу ее закралась тревога. Она не знала, как он отнесся к ее истории, к ней самой? Она боялась, что он отвернется от нее с презрением. Несмотря на свою смелость, на мужскую твердость характера и независимость, она все же была только женщиной, и при том была способна на сильную привязанность и глубокое чувство. Мужские черты, присущие ее характеру, были лишь результатом окружающих условий ее повседневной жизни и обстановки.

Но Беннингфорд совсем не имел таких мыслей. Может быть, 24 часа тому назад ее рассказ заставил бы его содрогнуться. Теперь было совсем другое. В нем проснулась такая же дикая отвага, какая была у нее. Он уже слишком окунулся в жизнь прерии, чтобы возмущаться поведением мужественной девушки, принявшей такое горячее участие в своем кровном родственнике. При других обстоятельствах, может быть, он и сам бы превратился в такого же злодея, как Ретиф? Во всяком случае, смелость, отвага этого человека, его презрение к опасности невольно привлекали его. Он грабил богатых скотопромышленников, обиравших бедных, невежественных метисов, своих братьев по крови, но при этом он сам рисковал собственною жизнью. А Лаблаш? Лаблаш – грабитель, ростовщик и шулер, но он находится под покровительством законов!..

– Как далеко простирается эта долина? – внезапно обратился он к Джеки и, поднявшись на камень, поглядел в южную сторону, где конец таинственного ущелья терялся вдали.

– Мы полагали, что она имеет в длину триста миль, – отвечала Джеки. – Она прямо врезается в недра гор, а затем выходит в предгорья в тридцати милях к югу от границы. Она кончается в Монтане.

– Питер уводил по этой дороге свой скот? Он делал это один? – спросил Билль, снова садясь на камень.

– Да, один, – отвечала девушка, удивляясь его вопросам. – Моя помощь оканчивалась здесь. Питер откармливал здесь свое стадо, и затем угонял его в Монтану. Там никто не знал, откуда он являлся. Это место так удивительно хорошо скрыто, что никому не удавалось проникнуть сюда. Тут одна только дорога и та ведет через Чертово болото. Зимой, конечно, сюда можно пройти отовсюду, но ни один человек в здравом уме не решится в этакое время года пускаться в подобное путешествие в предгорья. В другое же время можно пройти только по секретной тропе. Да, это место самой природой предназначено для подобных дел. Долина представляет превосходную скрытую естественную дорогу.

– Удивительно! – Беннингфорд даже позволил себе улыбнуться, говоря это. – Про Питера говорили, что он имел кучу денег, – сказал он.

– Да, я думаю, что он зарыл тут кучу долларов. Он прятал тут свои деньги, в этой долине. – Джеки тоже улыбнулась при взгляде на его бесстрастное лицо, но тотчас же снова стала серьезной.

– Тайна эта умерла вместе с ним, она глубоко погребена в этом гнилом болоте, – прибавила она.

– А вы уверены, что он там погиб, в этом болоте?

Вопрос его прозвучал так настойчиво, как будто он придавал особенно важное значение этому факту.

Джеки, несколько пораженная его настойчивостью, отвечала не сразу.

– Да, он там погиб, – сказала она наконец, – но это никогда не было вполне установлено. Большинство все-таки продолжает думать, что он просто-напросто скрылся из этой страны. Я же нашла его шляпу возле тропинки, и кора болота у этого места была проломлена… Да, я уверена, что он провалился туда. Будь он жив, я бы знала об этом…

– Но как же случилось, что Золотой Орел остался жив? Наверное, Питер никогда не переходил болота пешком?

Девушка была как будто озадачена этим вопросом. Но тем не менее ее уверенность в том, что Питер погиб в болоте, не поколебалась.

– Нет, – сказала она несколько нерешительно. – Обыкновенно он не ходил пешком. Но… он иногда выпивал!..

– Понимаю! – заметил Беннингфорд.

– Однажды даже я спасла его, потому что он собирался идти по ложному пути в том месте, где тропинка разветвляется… Он тогда выпил… Да, – повторила она с уверенностью, – он тут погиб.

Беннингфорд был удовлетворен ее ответами. Он внезапно поднялся с места. Крик диких уток вдали заставил его на мгновение повернуть голову. Но взгляд его уже был не таким бесстрастным, как раньше. На лице его появилось выражение твердой решимости, когда он снова посмотрел на фигуру девушки, продолжавшей сидеть скорчившись на земле. Что-то в ее взгляде заставило его опустить глаза.

– Этот, ваш брат, был высокий и худощавый? – внезапно спросил он.

Она кивнула головой.

– Я видел его издали, – продолжал он. – Если я хорошо припоминаю его, у него было темное лицо и впалые щеки?

– Да, – ответила Джеки, с любопытством взглядывая на него.

Он снова отвернулся и стал смотреть туда, где утки весело плескались в воде. Зимний холодок, остававшийся в воздухе, почти уничтожал бальзамическое веяние весны. Это было указанием, что час был уже поздний и надо было торопиться.

– Теперь выслушайте меня, – проговорил он каким-то особенно твердым голосом, обращаясь к девушке. – Сегодня я потерял все, что еще оставалось у меня от моего маленького ранчо, все! Нет, на этот раз не Лаблаш, другой ваш приятель, Педро Манча, обыграл меня? – поторопился он предупредить ее слова, слегка улыбнувшись. – Я же открыл источник удивительного, феноменального счастья Лаблаша. Он систематически обокрал нас обоих, вашего дядю и меня.

Девушка вскочила на ноги, в сильном волнении.

– О, как я ненавижу его! – вскричала она.

– Да, мы оба разорены, ваш дядя и я, – продолжал он. – И притом он обманным образом обыграл нас, как обыгрывал и других. Я не знаю в точности, сколько проиграл ему ваш дядя, но думаю, что втрое больше, чем я.

– А я знаю его потери! – воскликнула девушка. – У Лаблаша в руках закладные на наше имущество, на сумму в двести тысяч долларов. Сколько бы я ни старалась, я не могу выкупить их. Что ожидает впереди моего старика дядю? Гибель всего…

Слезы готовы были хлынуть у нее из глаз, но силою воли она сдержала их.

– Разве мы не можем бороться с этим кровопийцей? – сказала она дрожащим голосом. – Ведь он высасывает деньги своими огромными процентами! Разве закон не может вступиться за всех, кого он обирает?

– Закон? – Беннингфорд горько улыбнулся. – Закон будет всегда на его стороне, особенно здесь, в прерии. Лаблаш слишком богат, а деньги – сила. Мы сами должны вступиться за свои права. Лаблаша надо заставить отдать назад то, чем он завладел посредством обмана и вымогательства.

– Да, да! – вскричала девушка со страстью. – Пусть за каждый похищенный доллар он уплатит десять!

– Надо его убрать отсюда, – сказал Беннингфорд.

– Да, да! Он должен поплатиться за все зло, которое сделал. Метисы его ненавидят так же, как и я, – сказала Джеки, и глаза ее разгорелись страстным гневом. – Они работают у него, а когда наступает расплата, то оказывается, что им получать нечего. Штрафы, вычеты денег за товар, забранный у него в магазине, который он отпускает им в кредит за огромные проценты, все это едва покрывается их заработком. В результате они работают у него почти даром, а заступиться за них некому. Никто из здешнего начальства не возьмет сторону метисов против белого! Но как, как отомстить ему за все?..

Беннингфорд улыбнулся, видя ее страстность, но эта улыбка уже не была беспечной и веселой, как прежде. В нем проснулась скрытая, безумная отвага, которая могла сделать из него либо героя, либо великого злодея. В эту минуту он перешел границу, отделяющую его от тех идей и традиций, в которых он был воспитан, и в нем проснулись дикие инстинкты. Борьба, происходившая в его душе, отразилась и на его лице. Девушка с напряженным вниманием следила за игрой его физиономии, обнаруживавшей такие стороны его характера, которые всегда были скрыты глубоко.

– Как отомстить? – повторил он ее слова, как будто они обращены к нему. – Он должен за все заплатить, за все! Если я буду жив и останусь на свободе, он должен будет заплатить за все!

Он подробно рассказал Джеки, как он убедился наконец в обмане Лаблаша.

– И вы не показали вида, не уличили его в обмане? – спросила Джеки. – Он ничего не подозревает?

– Ничего, – ответил Беннингфорд.

– Вы были правы, какая была бы польза стрелять? Вы бы ответили за это и только. Мой дядя все равно должен был бы платить по закладным.

– Доказать его мошенничество было бы невозможно, – сказал Беннингфорд и, подходя ближе к девушке, прибавил: – Надо употребить другой способ, быть может, очень рискованный. Но прежде всего, Джеки, я ничего не могу сделать без вашей помощи. Согласны ли вы разделить эту задачу со мной? Я люблю вас, Джеки, и я хочу, чтобы вы дали мне право защищать вашего дядю!

Он протянул к ней руку. В это время они услышали тихое ржание Золотого Орла в конюшне, и им обоим показалось, что он одобряет их. Джеки молчала, и Беннингфорд продолжал:

– Джеки, я разоренный человек. У меня ничего не осталось. Но знайте, что я люблю вас и готов пожертвовать для вас жизнью!..

Голос его понизился почти до шепота, и в нем звучала глубокая нежность. Он любил эту девушку, сироту, сильную и мужественную, которая так энергично выдерживала жизненную борьбу, одна с самых юных лет. Он восхищался ею и, вероятно, бессознательно полюбил ее с того момента, как узнал ее. На одно мгновение он почувствовал угрызение совести, что хочет ее увлечь за собой на скользкий и опасный путь мщения. Однако было уже поздно останавливаться. Раз вступив на эту дорогу, он должен идти по ней и дальше, и ему казалось вполне естественным и понятным, что они свяжут свою судьбу вместе и пойдут рядом в будущем. Разве она не была также охвачена жаждой мщения? Она ненавидела человека, приносящего столько зла его дяде и ее родичам по крови – метисам!..

Он терпеливо ждал ее ответа. Вдруг она встала, заглянула ему в лицо и ласково положила руки на его плечи.

– Вы в самом деле любите меня? – спросила она со свойственной ей прямотой. – Я счастлива, Билль! Я тоже люблю вас. Скажите, вы не думаете обо мне слишком дурно, оттого… оттого, что я сестра Питера Ретифа?..

Она улыбалась, но в глазах ее были слезы, в тех самых выразительных глазах, которые только что горели огнем мести. Голос ее слегка дрожал, когда она задала ему этот вопрос. Ведь, в сущности, она была все-таки примитивная натура!..

– Как я могу думать о вас дурно, моя любимая? – возразил он, нагибаясь к ней и целуя ее руки, которые держал в своих руках. – Моя собственная жизнь была мало похожа на райский сад до грехопадения. И я не думаю, чтобы будущее, окружающее меня, даже если я избегну человеческих законов, будет более почтенным. Ваше прошлое принадлежит вам, и я не имею права критиковать и осуждать его. А теперь мы объединимся для общего дела. Мы вооружаемся против того, чья власть в этой части страны почти абсолютна. Лаблаш здесь представитель капитала, который держит в своих руках все и пользуется безнаказанностью. Когда мы отнимем от него его собственность, то будем считать, что мы расквитались с ним.

– Да, Билль, и в тот день я стану вашей женой! – произнесла она торжественно.

Беннингфорд обнял ее, и они скрепили свое соглашение долгим поцелуем.

Снова послышалось ржание. Это Золотой Орел негодовал на свое насильственное заключение. Джеки и Беннингфорд улыбнулись друг другу. Они не говорили о чувствах, да это и не было нужно, потому что они понимали друг друга без слов. Он сообщил ей удивительный отважный план, который зародился у него в голове в этой таинственной долине под влиянием окружающей обстановки. Она слушала его с величайшим вниманием, глаза ее сверкали, и она упивалась его словами. Он не развивал перед нею картин привлекательного будущего и не скрывал опасностей, которые ожидают их обоих. Но этот странный план, созданный воображением Беннингфорда, соответствовал дикой природе прерии, с которой он теперь сливался. А Джеки ведь была детищем этих равнин и гор, была вскормлена и воспитана ими! И в этой тихой, уединенной, залитой вечерним светом долине они оба условились идти рядом, действовать рука об руку и, пренебрегая законами людей, творить правосудие, согласно законам прерии. Око за око, зуб за зуб – таков первобытный закон прерии, который все еще продолжал существовать в этой полудикой стране, тем более, что ее туземное население слишком часто страдало от несправедливости своих цивилизованных властителей. И Джеки, с глазами, сверкающими гневом, говорила Беннингфорду:

– Метисы должны сами защищать свои права, мстить поработителям! Ваши законы оказывают покровительство преимущественно лишь сильным и богатым. Лаблаш подтверждает это своим примером. Разве мы можем, на основании ваших законов, преследовать его?..

Дух прерии всецело овладел Беннингфордом. Риск и опасность всегда привлекали его, а теперь, кроме того, возле него была девушка, которую он любил…

– Мы оставим Золотого Орла здесь, – сказала Джеки, садясь на свою лошадь.

– Я сейчас позабочусь о нем, – отвечал Беннингфорд.

– Начало темнеть, и надо было поскорее возвращаться. В долине уже протянулись вечерние тени. Но ут и еще продолжали весело плескаться в ручье, а концерт лягушек стал еще громче с наступлением вечера.

Джеки и Беннингфорд быстро ехали по знакомой уже дороге. Достигнув вершины холма, они оглянулись на долину, где только что заключили договор, связавший их судьбу…

Внизу расстилалось роковое болото.