Текст книги "Аригато (Последняя ставка)"

Автор книги: Ричард Томас Кондон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Кондон Ричард
Аригато

Ричард Кондон

АРИГАТО

1.

Он опаздывал, но тем не менее решил заехать к "Оспри"*, чтобы купить маленький сувенир для Битси. Там он выбрал футляр для перчаток из крокодиловой кожи – замечательную вещицу, способную вместить дюжину обычных перчаток или три пары лыжных. Потом едва не купил прекрасный дорожный комплект для игры в триктрак, но вовремя сообразил, что тот может означать для Битси, и отодвинул его от себя.

Поймать такси вторично оказалось труднее. Потом это такси едва тащилось в плотном автомобильном потоке, забившем Бонд-стрит, через Графтон-стрит, вниз по Хэй-Хилл в сторону Беркли-сквер, с трудом прокладывая себе путь, словно лазутчик через болото.

В доме на Фарм-стрит было пять этажей. В нижнем – большая витрина, за которой красовались четыре огромных бутылки вина от фирмы "Крюз и сыновья. Бордо". Надпись на витрине золотыми буквами гласила:

"Хантингтон, марочные вина".

Расплатившись с таксистом, задержался у входа, чтобы привести себя в порядок. Рука с ключом дрожала, отпирая замок. Наконец, дверь открылась.

Он прошел через пустой магазин в свой офис в тыльной части здания. Адвокат А. Эдвард Мастерс уже сидел там, не снимая шляпы и держа на коленях атташе-кейс из белой страусовой кожи.

– Добрый вечер, капитан, – сказал Мастерс, не вставая.

– Я расцениваю как неуважение то, что вы приветствуете меня сидя, заметил капитан, и тут же пожалел об этом.

– Извините, – ответил Мастерс, – это из-за моего ахиллесова сухожилия. Сожалею.

"– Сожалеет он или нет, – подумал капитан, – но у него всегда самодовольный вид члена тайного братства ирландских букмекеров, которые разъезжают по стране с одних скачек на другие и постоянно рассказывают друг другу, как приятно они провели время".

– Извините, что опоздал, – сказал капитан, – а какие новости?

– Никаких. Со мной только поздоровались.

– Должен заметить, что они удивительно настойчивы в своем стремлении не пускать человека в его собственный дом.

Не снимая шляпы, он уселся за свой стол, рассеянно оглядывая офис. Вдоль стен размещалась библиотека из двухсот сорока томов о винах – все книги были тщательно подобраны фирмой "Сангорски энд Сатклифф". Еще там было несколько занятных вещиц, вроде фигуры атакующего быка, сделанной из тридцати одного ярда скрученной медной проволоки, и коллекции редких старинных вин.

– Они все приехали?

– Честно говоря, не знаю. Ваша супруга поздоровалась со мной по домофону и попросила подождать здесь.

– Вы только подумайте, – заметил капитан, – в какую даль они приехали, и ради чего?

Зазвонил телефон. Капитан взял трубку и некоторое время слушал.

– Спасибо, – сказал он, встал со стула и взял в руки пакет от "Оспри".

(*"Оспри" – один из самых дорогих универмагов Лондона (здесь и далее прим. пер.)).

Мастерс поднялся тоже, опираясь на массивную трость с резиновым наконечником. Капитан пошел впереди. Они прошли через большой холл к лестнице, перед которой сняли шляпы и повесили на серебряную вешалку памятный подарок от офицеров эскадры.

Капитан настоял, чтобы Мастерс поднимался впереди, так как лестница была слишком узкой. Она была ещё и слишком крутой, и капитан, поднимаясь по ней, всегда ощущал себя актером, выходящим на сцену.

Они были там все. Это выглядело совершенно невероятным, но они собрались там в полном составе.

– Добрый вечер, Колин, – тихо сказала Битси.

– Добрый вечер, дорогая, – он поклонился и повернулся к румяному седовласому человеку, старшему из присутствующих.

– Добрый вечер, сэр, – сказал капитан. Он не мог назвать этого человека "Папочкой", но и не представлял себе, что у него может быть другое имя (хотя оно раза два-три в неделю попадалось в "Таймз", но Битси именовала его только "Папочкой").

Папочка был само радушие, но радушие такого рода, которое излучает хирург перед тем, как дать пациенту наркоз.

– Ты неплохо выглядишь, Колин, – сказал он с массачусетским выговором, тряся руку Колина (в рукопожатии чувствовалось близкое знакомство с дзюдо).

– Добрый вечер, сэр, – повторил капитан и, освободив руку повернулся к первому по счету дядюшке.

– Добрый вечер, Джим, – сказал он во время рукопожатия.

Дядюшка Джим был крупной шишкой в Белом доме – так же, как Папочка в ЦРУ. Судя по всему, он и должен был дать наркоз – он был очень сосредоточен и даже не улыбался, хотя Битси часто говорила, что в Белом доме или улыбаются, или вылетают ко всем чертям.

Затем капитан обменялся рукопожатием с дядюшкой Питом, который являлся связующим звеном между министерством обороны США и производителями новейших систем вооружения, постоянно требовавших роста капиталовложений в противоспутниковое оружие, новые танки, самолеты F-14 и так далее. Дядюшка Пит также возглавлял гражданскую организацию подрядчиков Пентагона, в чем ему помогали двое бывших председателей Комитета начальников штабов. Дядюшка Пит был симпатичным жизнелюбом, прославившимся в Вашингтоне своей крылатой фразой:"Дурачить нужно всех и всегда".

Пока капитан обменивался рукопожатиями с кузенами Битси, Гарри и Ларри, которые были соответственно заместителями министров обороны и финансов, они улыбались. Капитан даже на мгновение подумал, что эта встреча означает совсем не то, что он подумал.

Битси была симпатичной брюнеткой с вечно удивленным личиком. Она сидела на широком диване между Папочкой и дядюшкой Джимом в платье цвета морской волны. Комната была достаточно просторна, чтобы вместить итальянскую мебель, специально сделанную больше обычных размеров. Огромные диваны и кресла уменьшали размеры сидящих в них людей, те выглядели меньше, чем на самом деле, так что люди нормального роста казались коротышками.

Битси была крупной женщиной – крупной и красивой, с умными серыми глазами и прекрасной грудью, плавно переходящей в довольно стройную талию. У неё был зад породистой кобылицы и удивительно стройные ноги. Волосы оттенка темной меди были уложены, как заметил капитан, специально для этой встречи.

Когда девять лет назад они познакомились, она едва достигла совершеннолетия и стеснялась своего роста и габаритов. Капитан поставил перед собой задачу – добиться от неё нормальной осанки. Теперь она сидела прямо, заметил он с удовлетворением.

Битси смотрела на него, когда он поднимался по лестнице, но сейчас она отвела взгляд. Эта была четвертая по счету назначенная встреча, три предыдущих были отменены из-за занятости Папочки, дядюшек и кузенов.

Битси отказывалась встретится с Колином наедине уже полтора месяца и сменила все замки на вилле в Розенарре, чтобы ноги его там больше не было. Ей было стыдно и больно. Ее шокировало, что человек их круга может так вести себя в денежных вопросах. Она с каждым годом любила его все больше и больше, но подозревала в скрытом американизме, если не чем-нибудь похуже. Боль и стыд пересиливали любовь. Надо было на что-то решаться или жертвовать своим самолюбием. И она решилась.

– Садись, Колин, – сказала она, – мы уж, не обессудь, не предлагаем тебе чаю.

Мастерса все вообще проигнорировали как вражеского наемника. Битси была смущена таким отношением к старому другу семьи, но дело есть дело. Мастерс сам поздоровался со всеми по очереди с видом деревенского простака.

– Здравствуйте, меня зовут Эдвард Мастерс, я адвокат капитана Хантингтона.

Все небрежно с ним поздоровались. Дядюшка Джим зловеще улыбнулся, и эта улыбка испугала капитана.

– Добрый вечер, Эдвард, – сказал Папочка, знавший всех и вся.

Капитан протянул Битси пакет от "Оспри".

– Что это? – спросила она, не прикасаясь к пакету.

– Маленький сувенир.

– От "Оспри"?

– Да.

– Ты взял его в кредит?

– Конечно.

– Тогда мне придется за него платить. Лучше будет, если ты вернешь его назад, Колин.

Капитан сел в кресло и положил пакет на пол перед собой.

– Ну-с, – начал Папочка.

– Можно мне, Винсент? – спросил дядюшка Джим. Он повернулся к капитану и снял очки. – Ты, полагаю, знаешь, как мы работаем.

– Конечно, да. – И тебе известно, что мы все здесь – одна команда. Один за всех и все за одного.

– Не сомневаюсь, Джим.

– Ты можешь подтвердить своему адвокату, что мы сделали все, чтобы ты стал членом нашей команды, полноправным членом за эти девять лет.

– Членом – да, но не полноправным. Я бы этого не сказал.

– Неполноправным? – вскинулась Битси.

– Конечно, дорогая. Я бы и не хотел им стать, если вы меня правильно понимаете. У вас свои семейные интересы, свои источники информации, куда мне до вас!

– Мы говорим не о том, – резко сказала Битси, – дядя имеет в виду совсем другое.

– Извини, – сказал капитан.

– Джим, лучше я буду говорить, – вмешался дядюшка Пит. Он был единственным членом семьи, способным менять произношение, от лондонского до техасского, – мне кажется, что мы с Колином были друзьями, поэтому лучше будет, если плохие новости сообщу ему я.

– Плохие новости?

– Да, дружище, я должен сообщить тебе, что наша Битси хочет с тобой развестись.

– Об этом не может быть и речи! – взорвался капитан.

– Но я хочу развестись, вмешалась Битси, – и я требую передать мне права на этот дом, на виллу в Розенарре и половину виноторговой компании, она загибала пальцы, поблескивающие бриллиантами. Она больше не казалась крупной женщиной – напротив, она выглядела маленькой и беззащитной девочкой. – Битси, дорогая! Ты можешь получить все, что хочешь, но только не развод.

Битси тихо всхлипнула.

– Дорогая, вся ваша семья так гордилась, что у вас никогда не было разводов. Что скажет кардинал Хенли?

– Какое это имеет отношение к делу? У нас в семье никогда не было игроков.

– Ну, все это не так страшно.

– Увы, Колин, – мрачно заметил дядюшка Джим.

Капитан проигнорировал его и обратился к Битси.

– Ведь ты же не хочешь разводиться, дорогая?

– Больше всего на свете я хочу этого! – она воззрилась на него пылающим взглядом, – я должна развестись с тобой, пока ты не проиграл все на свете!

Кузен Ларри небрежно подернул плечами. Папочка изображал безразличие. Кузен Гарри, физически накачанный, как десантник, смотрел так, словно собирался заехать Колину в нос.

– Дай-ка я поговорю с Колином, – мягко сказал дядюшка Джим.

– Ты конечно знаешь, Колин, и мы никогда не делали из этого секрета, что нам удалось кое-что о тебе выяснить. Для твоей же личной безопасности. Мы ведь ни разу не жаловались, что ты содержишь любовницу. Это твое личное дело, и даже Битси признает твое право на это. Мы гордимся тем, что твой личный повар, Хуан Франкохогар получил международное признание, это помогает тебе в твоем бизнесе, и мы не считаем это излишеством. А разве мы когда-нибудь упрекали тебя за пристрастие к азартным играм? Ни разу. Тебе это хорошо известно.

Но сейчас другое дело. Я хочу сказать, что Битси нервничает. По данным нашей проверки банковских счетов, ты выбросил на ветер больше двухсот тысяч фунтов стерлингов, принадлежащих ей. Не своих денег, Колин, а ее!

– Но, – вставил Колин, – ведь это не все её деньги.

– Я этого не говорил.

– Это даже не очень большая часть её денег.

– А ты бы попробовал вкладывать деньги в облигации казначейства серии "Е", – взорвался Ларри, – может, узнал бы, как они зарабатываются, двести тысяч!

Глаза Битси были прикрыты. Она пыталась изгнать из памяти эпизод, когда она обнаружила капитана в подвале "Сентрал-Отеля" в Макао, в толпе сотни китайских оборванных кули, вокруг стола для игры в "фэн-тэн", где он ставил свои последние пенсы против их пенсов, причем будучи в форме офицера ВМС Ее Величества. Перед этим он уже успел проиграть двадцать семь тысяч фунтов в элегантных, облицованных ореховым деревом, комнатах игорного заведения в том же самом "Сентрал-Отеле", всего тремя этажами выше.

Битси открыла глаза.

– Мне бы не хотелось продолжать этот разговор.

Капитан вспомнил, что через полчаса у него назначена очень важная встреча, но любая попытка посмотреть на часы наверняка спровоцировала бы кузена Гарри на оскорбление действием.

– Если бы я мог, – спокойно произнес он, – я пообещал бы, что никогда больше не буду играть. Но я этого обещать не могу. Могу лишь пообещать, что не буду играть на ваши деньги.

– Но ведь ты все равно будешь это делать, дружище, – заметил дядюшка Пит.

– Да, это так, – сказал дядюшка Джим, ставя точку в разговоре, – а карточные долги всегда нужно платить, иначе пострадает доброе имя нашей Битси.

– Когда кто-то обижает Битси – он обижает всех нас, – встрял Гарри.

Капитану было наплевать на их реакцию. Он просто игнорировал этих вульгарных людей и все свое внимание сосредоточил на Битси. Нужно было любой ценой прекратить эту затянувшуюся встречу и побыстрее мчаться туда, где он должен быть через полчаса. Он скосил глаза на большие дедовские часы Мастерса и увидел, что осталось даже не полчаса, а двадцать минут.

– Разве я не делал все, что вы от меня требовали? – нервно спросил он Битси, при этом допустив большую ошибку, – Разве я не оставил флот и не ушел в бизнес, как вы хотели?

Папочка посмотрел на него с плохо скрытым презрением – впервые за все годы их знакомства. Гарри хмыкнул. Глаза Битси гневно засверкали. Дядюшка Джим прочистил горло со звуком снегоочистителя, скребущего по городскому тротуару.

– Ты оставил флот, Колин, – сказал он, – только из-за того, что ты неисправимый игрок. Твое пристрастие к азартным играм стало таким явным пороком, что даже наши связи в вашем адмиралтействе не могли спасти тебя.

– Разве тебе неизвестно, почему ты сейчас занят виноторговлей? спросила Битси.

Капитан поднялся, словно перед военным трибуналом.

– Я никогда не представлял опасности для обороноспособности своей страны, – произнес он дрожащим от волнения голосом, – возможно, у меня не все ладилось по службе, но ваши инсинуации оскорбляют мою честь офицера!

– Нам стоило немалых трудов спасти твою "честь офицера", болван! взорвался кузен Гарри, – и все это сделано только ради Битси! Пришлось действовать через Комитет начальников штабов, чтобы вытолкнуть тебя из этой грязи!

– Дружище, – ласково отозвался капитан, – ты не мог бы убрать свою вонючую задницу из-под моего носа?

Гарри начал подниматься с кресла, но его остановила тяжелая рука дядюшки Пита.

Капитан еле сдерживал себя, чтобы не дать выхода эмоциям. Только сейчас он понял, что представляют из себя эти люди.

– Я полагаю, что причины моего увольнения отражены в моем личном деле, хранящемся в архивах флота Ее Величества, – сказал он твердо.

– Что за чушь! Ты вынужден был уйти в отставку, потому что тебя вышибли! Тебе ясно? – воскликнула Битси.

Капитан посмотрел в окно. Воспоминания о годах службы – лучших в его жизни – обожгли его, как электроразряд. Он был рожден для того, чтобы каждый день ощущать себя частицей этого могучего организма под названием "эскадра", стоя на мостике авианосца "Генти". Битси сейчас говорила о том, о чем они договорились никогда больше не вспоминать. Он сейчас не видел ни Битси, ни этой воинственной семейки. Он сидел в своем командирском катере, который вез его с "Генти" на флагман, на последнюю встречу с адмиралом. (Звание "капитан" в ВМС Великобритании соответствует званию "полковник" в армии и авиации.)

Он сидел в освещенном солнцем салоне катера, в белой парадной форме со всеми регалиями. Адмирал сэр Фрэнсис Хеллер долго и грустно смотрел на него. Наконец, он сказал:

– Им тебя не понять, Колин, их это не касается. Но они – британцы, которые плавают по морям вот уже пятьсот лет, поэтому у них сложились определенные представления о том, кто может и кто не может быть командиром корабля. Им известно, что, начав играть хотя бы раз в жизни, человек уже не может остановиться, как не может прекратить дышать, каким бы прекрасным он ни был в любом другом отношении. И такой человек представляет собой огромный риск. Он не может постоянно выигрывать. Начав проигрывать, он не в состоянии остановиться и проигрывает ещё больше. Когда ему больше не на что играть, возле него появляются дружелюбные иностранцы. Они предлагают ему деньги. Когда он не сможет вернуть долг, от него потребуют определенную информацию, иначе ему придется плохо. Ведь с тобой так и получилось?

– Да, сэр, – честно ответил Колин.

– Значит, твоя песенка спета. И адмиралтейство не может терпеть это, потому что командует флотом, которому пятьсот лет. И еще: если человек богат, или его жена богата, то он не в состоянии все свое внимание сконцентрировать на корабле и личном составе, рано или поздно у него случится ЧП. Я прав, Колин?

– Да, сэр!

– Твоя служба на флоте закончена, сынок!

Капитан снова взглянул на Битси. Он подошел к столику с напитками и налил себе.

– Кому-нибудь виски? – спросил он.

Никто не отозвался, кроме Мастерса:

– Да, спасибо, Колин.

Когда капитан возвращался со стаканами в свое кресло, Битси сказала:

– Ну, теперь ты вспомнил, что у нас не было другой возможности спасти тебя, и потому Папочка устроил тебя в винный бизнес?

– Битси, это не совсем так, это несправедливо. Твой отец – и тебе это прекрасно известно – просто использовал мои познания в этой области, не забывай об этом.

– Но этот бизнес позволил тебе безбедно жить, – заметил дядюшка Пит, он позволил тебе содержать любовницу и своего личного, всемирно известного повара.

– Чепуха! – отозвался капитан, – Вы так много денег вкладываете в различные дела и в добывание вашей "специальной" информации, что те гроши, которые вы вложили в крохотное дело, где работает всего один человек – я, для вас ровным счетом ничего не значат.

Битси вновь испепелила его взглядом.

– Неужели ты считаешь, что я могу оставаться с человеком, которого презираю?

– Любовь и уважение – разные вещи, – заметил капитан.

– Уважение – это то, что скрепляет любовь, – всхлипнула Битси, уважение означает, что тебя не унижают на каждом шагу.

– Прости, Битси. Мне тоже очень жаль. Но развод ни к чему нам обоим, он уже опаздывал и потому нервничал. Опоздание означало бы для него то, что китайцы называют "потерей лица".

– Документы готовы, – сказал дядюшка Джим.

– Я полагаю, – мягко вступил в разговор Эдвард Мастерс, – что нам необходимо время, чтобы ознакомиться с этими документами.

– Это обычное соглашение, мистер Мастерс, – возразил дядюшка Джим.

– Тем не менее, я настаиваю.

В это время заговорил Папочка. Все обернулись к нему. Его румяное аристократическое лицо было бесстрастно, голос спокоен.

– Эдвард прав. Он более, чем прав. Он прав с юридической точки зрения.

Битси начала было приподниматься, но под взглядом Папочки снова села.

– Но мы не можем ждать дольше, чем до завтра, – продолжал Папочка, – у вас есть двадцать четыре часа на изучение документов. Колин подпишет их здесь же, завтра в это же время.

Капитан встал и хлопнул Мастерса по плечу. Затем он пожал руку Папочке, потом обменялся поцелуем с Битси и заглянул ей в глаза. Глаза были печальны. Обменявшись рукопожатиями со всеми, кроме Гарри, капитан пересек комнату и спустился вниз.

Мчась почти бегом по Честерфилд-Хилл, он размышлял о том, что у него, кажется, назревают большие неприятности, но о них можно будет подумать чуть позже.

2.

Несколько лет назад капитан Хантингтон был приглашен штурманом одного из экипажей для участия в авторалли по Испании, поскольку он являлся членом Британского клуба автогонщиков, что давало ему право носить пуговицы с эмблемой клуба на своей пижаме. Ему оказали эту великую честь после того, как штурман в экипаже Тодхэма угробился, и никого не оказалось под рукой, чтобы сутки напролет, не смыкая глаз, сверять по путаной карте каждый изгиб горной дороги с маршрутом. Он преуспел в этом деле настолько, что Тодхэм в том ралли сумел победить Альфредо Нашери и самого Милле Милья.

Он согласился участвовать и в том ралли, через Испанию во Францию, из Куартона, что возле Кадиса, на общее расстояние около 570 миль по живописной, но жуткой дороге, имея за рулем спортивного "Феррари" Фрэнсиса Хоумера. Им удалось пройти это расстояние за шесть часов и четыре минуты, и единственной их жертвой был сбитый осел. После наезда на осла Хоумер мастерски восстановил управление машиной, перепугав свидетелей происшествия – местных крестьян. "Гражданская гвардия"* дважды стреляла в них, но Хоумер гнал машину так быстро, что у них не было никаких шансов попасть. Наконец, им удалось пересечь границу, сдавшись на милость андоррским контрабандистам и священникам. Здесь они внезапно ощутили приступ голода, с которым и достигли крошечного ресторанчика у подножья Пиренеев, под названием "Амменс" на деревянной вывеске. Для Фрэнка Хоумера еда была лишь топливом, он вообще мог жить на одном кетчупе, но на капитана Хантингтона суфле из креветок, приготовленное Хуаном Франкохогаром, произвело такое ошеломляющее впечатление, что он едва не лишился дара речи. Затем он сконцентрировал все свое внимание на фазане "А-ля – Суворофф", а потом на десерте, который своими изящными очертаниями напоминал изделие Фаберже, а сочетанием вкусовых оттенков, идеально дополняющих друг друга – часы Брегета. Когда трапеза была окончена, он объяснил Хоумеру, что не сможет сопровождать его далее, благодарит за доставленное удовольствие и восхищен его мастерской ездой. Затем капитан прошел на кухню, чтобы увидеть мастера, создавшего этот Праздник Вкуса, которым он только что насладился.

* "Гражданская гвардия" выполняет в Испании функции жандармерии.

На кухне, у старинной печи, говоря на своем безукоризненном французском, капитан заключил контракт сроком на 15 лет с Хуаном Франкохогаром. Контракт предусматривал, что он в течение двух недель переедет в Лондон, чтобы готовить исключительно для фирмы "Хантингтон, марочные вина". Капитан, подписывая контракт, поежился от мысли, что будет, когда Битси узнает о причитающихся Хуану Франкохогару 9800 фунтах в год, не считая суточных и дорожных расходов, которые полагалось переводить на его счет в Женеве.

Когда это случилось, после роскошного обеда на Фарм-стрит, потрясшего Битси, она заявила, что все эти шедевры кулинарного искусства должны быть как можно скорее продемонстрированы её родственникам. С тех пор Папочка, дядюшка Джим, дядюшка Пит, Гарри и Ларри зачастили из Вашингтона в Лондон, где каждый устраивал деловой обед на Фарм-стрит с помощью Хуана Франкохогара, причем все эти обеды весьма способствовали их бизнесу. Косвенно это шло на пользу и капитану Хантингтону, поскольку приглашенные на обед впоследствии покупали много вина у его фирмы, а это способствовало его росту в глазах Папочки и остальных, а также процветанию дела.

Но капитан имел на своего повара гораздо большие виды. День за днем он втолковывал Хуану, что его место – среди пэров французской кулинарии, и добился того, что через дом (и обеденный стол) на Фарм-стрит прошли лучшие из ценителей и знатоков утонченной кухни. Он вывернулся наизнанку, но добился внимания лучших французских журналистов, пишущих о кулинарии такая категория журналистов не может существовать нигде, кроме Франции, разве что в Бельгии и ещё чуть-чуть в Швейцарии, где их заметки носят, к сожалению, коммерческо-деловой оттенок. Те, кто пишет о кулинарии во Франции, скорее похожи на литературно-поэтических критиков и не чета тем, кто пишет об этом где-нибудь в занюханных Штатах или в Австралии. В некотором роде они стоят даже выше драматургов и писателей. Чем чаще они приезжали в Лондон и чем дольше гостили у Хантингтона, тем громче раздавался хор их славословий в адрес Хуана Франкохогора по ту сторону Ла-Манша, и скоро вся Франция знала о нем. Миллионы французских гурманов уже истекали слюной.

Прошло три года, прежде, чем капитан решился представить своего повара на ежегодный конкурс Академии Кулинаров Франции в Бордо. В неё могли входить только десять лучших, прославленных мастеров. Они были гордостью Франции точно так же, как Пикассо – Испании, а Бернард Шоу – Ирландии (что, впрочем, не помешало последнему завещать все свое состояние на создание "Комиссии по улучшению ирландских манер и речи").

Великое кулинарное празднество состоялось в "Ша-Отарди", Бордо, всего за сутки перед тем, как капитан предстал перед лицом Битси и её семьи. Он вложил так много сил в это дело, что едва был в состоянии реагировать на их ультиматум.

3.

Все началось так обыденно. Он приехал в Бордо, потому что у него были дела с фирмой "Крюз и сыновья" – его основными поставщиками. Поселив Франкохогара в "Отель-Сплендид", он велел ему пару часов поспать. Было два часа пополудни. Сначала нужно было решить деловые вопросы, а уже потом везти Хуана в "Ша-Отарди".

Он вел свой "Роллс-Ройс" шоколадного цвета (с гонконгскими номерами) по Ка-де-Шартрон, размышляя о том, что ещё одна его честолюбивая мечта близка к осуществлению, и его повар получит, наконец, ранг, сравнимый с саном кардинала в католической церкви, а до окончания контракта с ним ещё 12 лет.

По дороге он подумал ещё и о том, что картину Ватто, пожалуй, продавать не следовало. Но он не представлял себе, что хоть кто-нибудь в наше время, а тем более Битси, может знать, кто такой Ватто. Конечно, картина была её собственностью, и он в этом не сомневался. Но ведь не мог же настоящий джентльмен идти и просить денег у своей жены, если в них возникла срочная необходимость? Проще было одолжить картину Ватто на время. И ему было совершенно непонятно, из-за чего она подняла вселенский шум звонки через Атлантику, пересчеты на калькуляторе (во время приема у косметички) и прочее – ради чего? Ради какой-то жалкой картинки, которая исчезла со стены их загородной виллы.

Он развернулся на Ка-де-Шартрон и припарковал машину у здания фирмы "Крюз и сыновья".

В холле капитан поздоровался с секретаршей (назвав её по имени) и спросил месье Шафрана.

Вдвоем с Шафраном они прошли через лабиринт коридоров к задней лестнице, ведущей в подвалы, где хранились несметные запасы вин, одни названия которых заставляли благоговейно замолкнуть при их упоминании. Шафран спросил о здоровье Франкохогара – как интересуются здоровьем лошади перед скачками. Они прошли между рядами бетонных емкостей, где бродило вино. Все емкости были оборудованы системой труб и насосов, перекачивающих вино по семи каналам на расстояние 420 футов в цех разлива. Это было самое большое хранилище вин во Франции. Его общая площадь составляла почти триста тысяч квадратных футов, на которых размещались один миллион двести тысяч галлонов вина. Всего это составляло два миллиона семьсот тысяч бутылок самых лучших, изысканных вин Франции.

Капитан был занят с Шафраном часа полтора. Он сделал заказ на закупку вин общей стоимостью 4290 фунтов и расплатился чеком, чтобы правительство Франции могло полностью получить все налоги. У выхода капитан и коммерческий директор фирмы договорились встретиться в восемь вечера в баре "Отель-Сплендид". Шафрану капитан нравился своею беззаботностью и тем, что был прекрасным собутыльником.

4.

Когда шоколадного цвета "Роллс-Ройс" подъехал к "Отель-Сплендид", Хуан Франкохогар уже ждал у входа. Он бросил свой маленький чемоданчик на заднее сиденье и сел в машину.

– Ты отдохнул? – спросил капитан.

– Да, – заверил его Хуан низким голосом, – я даже помылся бесплатным шампунем, который предоставляет отель. Сначала я решил, что кто-то забыл его в номере, но потом позвонил горничной, и она сказала, что это входит в услуги отеля. На флаконе написано, что он смягчает воду. Так что все нормально.

– Мне хотелось бы знать, какие вина они выбрали для сегодняшнего вечера, – задумчиво сказал капитан.

– Не знаю, но, по-моему, вина будут хорошие.

– Это очень серьезный вечер для меня, Хуан. Для меня он даже важнее, чем для тебя, потому что ты – артист, а я – режиссер.

Франкохогар усмехнулся.

– Вы – лучший ценитель, которого может заслужить артист, сэр. Вы сделали возможным сегодняшний вечер. Я тоже приложил в этому усилия, но возможным его сделали вы, – он обтер носовым платком красное яблоко.

Они свернули на дорогу, ведущую к западу от Бордо, где сейчас сконцентрировался дух французской нации.

Количество телекомментаторов, которым предстояло освещать событие, превышало три десятка. Французская пресса прислала сотни репортеров, фотографов, экспертов и обозревателей. Национальное радио готовилось к прямой трансляции. 13000 поставщиков вин не находили себе места, потому что только четыре из вин Франции, один коньяк и один ликер должны были стать украшением торжества.

Капитан тепло поздоровался с Отарди, спросил о здоровье жены Эмили и дочерей – Ортанс, Дениз и Франсуаз. Но из машины он не выходил и в ресторан, где собирались великие кулинары, не заходил. Он поехал обратно в отель и залез в ванну, оставив Франкохогара в одиночестве добывать себе славу.

Когда он принимал ванну, зазвонил телефон, находившийся в спальне, в тридцати футах от него. Бормоча ругательства, он вылез из ванны и прошел к телефону, оставляя на полу мокрые следы.

– Алло? – сказал он, завертываясь в полотенце.

– Колин?

– Да, а кто это?

– Это я, Джим.

– Джим? Ты здесь?

– Нет, я в Вашингтоне, в Белом Доме.

– А ... понятно. Привет президенту.

– Его нет, он уехал. Слушай, тебя слышно так, будто ты в соседней комнате, – дядюшка Джим всегда это говорил.

– Как там наши?

– Прекрасно, Колин. Мы все завтра вылетаем в Лондон утренним рейсом.

– Я очень рад.

– Напрасно. Мы – что-то вроде команды линчевателей.

– И кого же вы собрались линчевать?

– Тебя, кого же еще? Ты не мог бы завтра подъехать в шесть вечера на Фарм-стрит?

– Меня? За что?

– Завтра все и объясним. Так ты подъедешь?

– Я ничего не понимаю, Джим. Спасибо, что хоть предупредили.

– Значит, мы тебя ждем, Колин.

– Да, конечно, но ...

– Значит, завтра в шесть. Не пытайся увильнуть, Колин! – дядюшка Джим положил трубку.

Наконец до капитана начало кое-что доходить. Это была самая сильная атака на него за все время. Никогда ещё эта пятерка не собиралась в одном месте и в одно время в Лондоне со времени его женитьбы. Ему нужно было срочно усесться за игорный стол, чтобы унять нервную дрожь, иначе трудно было бы дожить до завтрашних шести часов вечера. Ведь не зря же дядюшка Джим говорил о "команде линчевателей" и не назвал причины. Колин попытался дозвониться до Битси, но её не оказалось дома, или же она просто не подходила к телефону.

Капитан держался мужественно – ни одна жилка на его лице не дрогнула. Он просто уставился в стену, сев на край кровати. Его лицо ровным счетом ничего не выражало. Затем он, не торопясь, встал и вернулся в ванную. Плечи были расправлены, подбородок высоко поднят, позвоночник – сплошная вертикаль. Растянувшись в ванне, Колин подумал, что его жена, кажется, готова на все. Без неё ему жить не хотелось. Придется покончить с собой при помощи колеса рулетки или колоды игральных карт.