Текст книги "Верняк"

Автор книги: Ричард Скотт Пратер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10

Этот высокий пронзительный крик мог принадлежать только женщине, и женщиной этой, без всякого сомнения, была Одри. Это должна была быть Одри.

Я почти бессознательно нажал на тормоз, когда этот отчаянный крик царапнул мой слух, но в следующее мгновение я уже давил на газ и крутил баранку направо, выруливая к обочине. Затем я снова ударил по тормозам и чуть не ткнулся в зад старого синего седана, припаркованного перед маленьким белым домом с дорожкой из плоских белых камней, ведущей к парадному входу.

Там и стояла Одри. Стояла, глядя вниз, на газон, обхватив руками голову. И кричала.

Солнце не коснулось горизонта, было светло, и я тоже мог видеть Джиппи, еще лежащего на траве. Тело было согнуто и повернуто на бок. "Кадиллак" остановился, но все еще слегка покачивался, когда я выскочил из него и побежал по газону, окликая Одри.

Она услышала, повернулась ко мне и перестала кричать. Но рот был широко открыт, а глаза – как два пустых темных провала.

Я подбежал и опустился на колени рядом с телом. Да, это был Джиппи. Она сказала высоким и невыразительным голосом, почти без интонаций:

– Он мертв. Кто-то застрелил его, буквально минуту назад, подумать только – одну минуту назад. Выстрелил в него и убил. И он мертв.

– Нет, он не мертв, – сказал я. – Он без сознания, но он не мертв. – Это я произнес вслух, а про себя добавил: "Пока еще не мертв".

Я говорил тихо и не смотрел на нее, я смотрел на Джиппи, находившегося в футе от меня. Но Одри все-таки услышала и больше не кричала. Я пощупал пульс у Джиппи – он был слабый, нитевидный.

Внимательно, насколько хватило сноровки, я осмотрел раненого. С того момента, как мы расстались, Джиппи успел переодеться – теперь на нем были коричневые мешковатые штаны и бежевая спортивная рубашка навыпуск. К тому же он был чисто выбрит.

Слева расплывалось большое пятно, там, где сквозь ткань сочилась кровь, – наверное, она била фонтаном, – сразу после того, как в него попала пуля. Я рванул рубашку за полы и, осыпая пуговицы, обнажил его тело, надеясь, что Одри за моей спиной ничего не видно.

Он был ранен слева, чуть ниже ребер. Весь живот и левый бок были в крови, кровь пропитала верхнюю часть его штанов. Но сейчас кровь уже не хлестала, а слабой струйкой выбегала из маленькой черной дырочки чуть ниже ребер.

Я прикрыл рану промокшей рубашкой и встал.

– Одри, принесите из дома одеяло. Накройте его одеялом, чтобы ему было тепло.

– Хорошо, – сказала она и повторила: – Чтобы ему было тепло. – Но не двинулась с места.

Я побежал к машине и по своему телефону вызвал "скорую помощь" и полицию. Я назвал свое имя подошедшему к телефону офицеру, сообщил адрес Уилферов и добавил, что человек тяжело ранен из огнестрельного оружия в живот и даже, вероятно, умирает.

Потом я взял старое шерстяное одеяло из багажника "кадиллака" и пошел, теперь уже не спеша и как можно спокойнее, через газон к дому. Я тщательно укутал Джиппи одеялом, подоткнув концы, затем выпрямился и встал рядом с Одри.

Она молчала, оцепенев, все еще обхватив голову. Я взял ее за руки и повернул к себе. Она не сопротивлялась, но взгляд ее по-прежнему был прикован к Джиппи, распростертому у наших ног.

– Посмотрите на меня. Одри, посмотрите на меня.

Наконец ее запавшие глаза остановились на моем лице, но я не был уверен, что она узнала меня.

– Одри, – сказал я спокойно. – С Джиппи все будет в порядке. Он выживет. Он без сознания и в шоке, но жив и дышит, и "скорая помощь" уже в пути. Поверьте мне, Одри, с ним все будет в порядке.

Она набрала полную грудь воздуха и затем выдохнула его так, что раздался долгий трепещущий звук.

– Хорошо. – Поскольку ответ ее совпал с выдохом, то это прозвучало как: "Хо-о-о".

– Что случилось? Вы видели, кто в него стрелял? Этот кто-то пришел или приехал, а?

– Не знаю. – Она резко мотнула головой из стороны в сторону. – Я опаздывала домой. Машина заглохла, и я не могла заставить ее двинуться с места.

Она начала плакать, но тихо, без всхлипываний, слезы струились у нее по лицу, образуя сверкающую дорожку и стекая на подбородок, а она продолжала вяло и невыразительно:

– Я побежала в дом, когда наконец приехала, оставила машину снаружи. А Джиппи увидел, что я приехала, выбежал и обнял меня. Мы вошли в дом, а через полчаса или около того, не знаю, сколько прошло времени, он пошел ставить машину в гараж, гараж за домом, и вот тогда это случилось, только что, минуту назад. Я услышала выстрел, но не сразу сообразила, что произошло. А когда выбежала, то увидела, что он лежит на газоне, боком. И поняла, что он умер, умер мой дорогой, дорогой...

Я потряс ее.

– Он не умер. Перестаньте это повторять! С ним все будет в порядке. Я это гарантирую. О'кей? Поверьте мне, я в этих вещах разбираюсь. Кто может в них разбираться лучше меня? Клянусь вам.

Вообще-то я готов был поклясться в другом, поклясться и проклясть, меня прямо-таки душили проклятия, и про себя я сыпал ими без передышки, но для Одри вслух продолжал:

– Поэтому я запрещаю вам волноваться, все будет о'кей! Да послушайте вы меня, Христа ради!

Она кивнула, и немного жизни засветилось в ее глазах.

– Да, – сказала она. – Да.

– Послушайте, вы что-нибудь заметили, когда выбежали? Хотя бы машину возле дома?

– Ничего. Я ничего не видела, кроме Джиппи, мистер Скотт.

По крайней мере она знала, кто я. И я уже слышал сирену – это приближалась машина "Скорой помощи".

И вот санитары обследовали Джиппи, погрузили на носилки и осторожно внесли в "скорую". Раненому тотчас же начали вводить плазму. Одри поехала с ним в мемориальный госпиталь Морриса в западный Лос-Анджелес.

Что до меня, то я сначала оказался в компании полицейских детективов, задававших вопросы соседям, а потом провел свое маленькое независимое расследование. Но ни то ни другое не дало особых результатов. Три человека вспомнили, что видели машину, припаркованную поблизости от дома Уилферов, чуть впереди их старого "уиппета". Машина уехала сразу же после того, как раздался выстрел, в этом они были единодушны. Но никто, конечно, не разглядел машины как следует. Единственное, на чем все сошлись, что это был седан темного цвета. А один даже утверждал, что седан был новый. Но никто не мог ничего сказать о том, кто был в машине. Почти все, кто жил по соседству, слышали выстрел, но посчитали, что это хлопушка. Кое-кто даже смог назвать точное время, когда услышал этот самый "хлопок". Таким образом мы узнали, что в Джиппи выстрелили в 5.55 вечера. На мгновение я задумался, что бы произошло, если бы я приехал в 5.54. Но только на мгновение.

Когда я прибыл в госпиталь, Джиппи находился в операционной.

Мы с Одри сидели в зале ожидания двадцать минут. И, как ни странно, никто из нас не произнес ни слова. Может быть, порою молчание говорит больше, чем любые слова, или по крайней мере не меньше. Дважды Одри взглядывала на меня и улыбалась. Это была, конечно, не самая широкая, но все равно очень милая улыбка.

Она перестала плакать и как будто немного приободрилась.

Когда наконец к нам вышел хирург, худощавый мужчина в мятом зеленом халате и матерчатой шапочке, стало ясно – по выражению его лица, умиротворенного и обнадеживающего, вы понимаете, что я имею в виду, если вам когда-нибудь приходилось так ждать, – что новости у него хорошие. Я готов был поклясться, что Джиппи по крайней мере не умер на операционном столе.

И тут Одри заговорила. Она повернулась ко мне и, указывая на доктора, умоляюще произнесла:

– Пожалуйста...

Я понял, чего она боялась. Того, как я понимаю, она всегда боялась. Поэтому я сказал:

– Успокойтесь, с Джиппи все в порядке. Сейчас вы сами убедитесь.

Я встал и сделал несколько шагов навстречу доктору.

– Я так понимаю, что мистер Уилфер перенес операцию?

Он кивнул.

– Да, но все уже хорошо. Кое-какие осложнения есть, но, думаю, что все обойдется... Кто вы ему?

Я ответил коротко:

– Друг семьи.

Потом, подбодрив Одри взглядом, продолжил:

– Это его жена. Она здорово перенервничала, и вы могли бы проявить истинное милосердие, предоставив ей доказательства, что ее Джиппи жив не только душой, но и телом.

Доктор как-то странно посмотрел на меня.

– Конечно.

Он направился вслед за мной, а я добавил:

– Будет хорошо, если вы повторите это по крайней мере два раза, чтобы убедиться, что до нее дошло. А потом я сам хочу перемолвиться с вами парой слов, если не возражаете.

Он снова бросил на меня странный взгляд, но кивнул и подошел к Одри. Через полминуты тон его голоса изменился, и вместо бодрого увещевания послышалось раздражение:

– Конечно, я говорю серьезно. – И немного позже: – Я это сделал. Я хирург. Я оперировал мистера Уилфера. Уверяю вас, что он чувствует себя очень неплохо.

Минутой позже он вернулся, дергая себя за мочку уха.

– Двух раз оказалось недостаточно, – доложил он.

– Главное, что мистер Уилфер жив, – ответил я. – Но насколько серьезно ранение? Повреждены какие-нибудь важные органы?

– Удивительно, но нет. Наверное, он очень везучий человек. Пуля вошла в левый нижний квадрант полости живота, прошла сквозь толстую кишку, не задев почку, и застряла в жировой ткани рядом с четвертым поясничным позвонком.

– Так пуля все еще у него в теле? Вероятно, она не слишком большого калибра, по крайней мере не похожа на пулю сорок пятого?

– Д-да... – он замялся.

Я показал ему свою карточку, говоря:

– Я частный детектив, Уилферы – мои клиенты. Почти любой полицейский в округе должен меня знать или по крайней мере знать, кто я. Можете позвонить Филу Сэмсону, капитану отдела по расследованию убийств, и проверьте.

Он поколебался еще, а затем добавил:

– Пуля тридцать второго калибра. Входное отверстие было чистым, кость не задета, и пуля не расщепилась. Она в целости и сохранности передана полицейским офицерам.

– Благодарю вас, доктор. Я не думаю, что Джиппи, мистер Уилфер, приходил в сознание, чтобы что-то сказать или...

– Нет. – Он покачал головой, сжимая свои и без того тонкие губы. – Но скоро придет. Может быть, через час. Если миссис Уилфер подождет, то может с ним увидеться.

– Она подождет, – сказал я. – Еще раз спасибо, в том числе и за то, что вы так хорошо починили Джиппи.

Он удивленно вскинул брови.

– Это ведь не первая ваша операция сегодня, да?

– О, понимаю вас. Нет.

На минуту его глаза стали пустыми, и показалось, что кожа на лице обвисла и морщины стали заметнее.

– Нет.

Однако он ничего не добавил. Просто повернулся и ушел.

Я вернулся к Одри и сел с ней рядом.

– Ну, все в порядке? – спросил я.

Она не сказала: "Ну да, если только он не умрет". Она сказала:

– О Боже, да, да. Я все время молилась, молилась и молилась, и Бог внял моим молитвам.

– Ну...

– А сейчас я благодарила его и буду вечно его благодарить. И вас тоже, мистер Скотт.

– Я бы не хотел, чтобы вы это делали, право, я ведь ничего такого не совершил.

– Совершили.

– Ах да, конечно, ведь это я самоотверженно вызвал "скорую помощь".

– Мистер Скотт...

Это прозвучало как начало фразы, поэтому я ждал. Ждал. Ждал. Ждал...

Наконец она собралась с силами:

– Джиппи сказал мне, как милы вы были. Вы и со мной были так милы сегодня утром.

– Мил? – проревел я так громко, что проходившая мимо сестра чуть не уронила ночной горшок. – Я никогда не был мил ни к кому за всю мою чертову жизнь.

– И я хочу, чтобы вы продолжали помогать нам, если можете. Главным образом Джиппи. Кто в него стрелял, и все остальное.

– Разумеется.

– Сейчас у меня нет денег, только пара долларов, о которых Джиппи не знает. Но если все пойдет как надо... если вы возьмете все в свои руки...

– Разумеется.

– Вы действительно попытаетесь выяснить, кто это был? А я обещаю вам заплатить позже...

– Леди, – сказал я, – прекратите это, слышите? Меня наняли, я занимаюсь этим делом и буду им заниматься, как бы там все ни обернулось, слышите вы меня, буду заниматься им до самого конца, даже если меня поймает какой-нибудь Фу Маньчу, гроза китайских морей, и обнаженные девушки будут выдирать мне ногти, а я буду связан по рукам и ногам. И на цене мы сошлись, и вы заплатили все, что я у вас запросил за расследование этого дела. Вот если будет еще работа в будущем, тогда – о'кей! Вам обойдется в миллион. Но за эту уже заплачено. Мне еще предстоит отработать деньги, которые вы мне вручили.

– Вы это сделаете? Без доплаты?

– Да. Ведь я сказал, что это не будет вам стоить ни цента, так? И что я все доведу до конца? Я теперь увяз в этом деле. Может быть, я глуп и меня ждет нищая старость, но я не буду вам говорить "да" сегодня и "нет" завтра.

Я немного запутался во всех этих объяснениях и потер рукой лоб.

– Так о чем это я?

– Не знаю, – простодушно ответила она.

– Ладно, мы квиты. Я вообще не должен с вами разговаривать. Я сержусь. Я хочу сказать, что я не из тех, кто бросает дело на полдороге. Я буду заниматься им, даже если на это уйдет четырнадцать с половиной лет. Вся моя оставшаяся молодость и большая часть зрелого возраста. Это потому, что я такой глупый и милый.

– Это замечательно, просто замечательно, мистер Скотт! Вы действительно выясните, кто стрелял в моего мужа, да?

– Я найду и убью его.

– Я буду молиться за вас...

– Если вы это сделаете, я дам вам по уху.

– Благодарить Бога, что он послал вас в помощь Джиппи и мне.

Потом эта невероятная идиотка наклонилась ко мне, обвила мою шею костлявыми руками и поцеловала меня в щеку. Я хочу сказать, что Одри действительно прижала свои отнюдь не соблазнительные губы к моей щеке и послышалось чмоканье.

После того как она отпустила меня, я не мог ничего придумать, что бы ей сказать, а ее ресницы трепетали, как если бы она испытывала девичье смущение.

Наконец я сказал:

– Вы... вы не должны...

Я не стал додумывать окончания фразы, поскольку решил, что не стоит дожидаться момента, когда разгневанный ревнивец Джиппи будет гонять напуганных сестер по коридорам, и направился к выходу.

– Когда я увижу Джиппи, мистер Скотт, – окликнула меня Одри, – и буду с ним говорить... вы хотели бы что-нибудь передать ему?

– Ну что ж...

Я задумался, глядя на Одри через плечо – она теперь сияла, весело улыбалась и выглядела почти хорошенькой, эта невзрачная Одри. Я ответил:

– Скажите ему, чтобы не брал из холодильника мою банку пива. И чтобы не позволял переливать себе старой и утомленной крови. Да, и передайте, что хирург, который его латал... Джиппи не поверит, но вы все-таки передайте...

– Что именно, мистер Скотт?

– Он сказал, что Джиппи везунчик, – бросил я и заторопился к выходу. Я оказался вне поля ее зрения прежде, чем она смогла придумать, что бы еще у меня спросить.

Глава 11

Внезапные муки голода напомнили мне, что я только завтракал, и то лишь вчера.

Поэтому я отправился в одно из моих излюбленных мест на Ля Сиенега, где выпил пива в баре, чтобы утопить в нем мой голод, а потом заказал баранину на ребрах толщиной в дюйм и сел за столик в углу.

Наслаждаясь черным кофе и вдыхая табачный дым, в ожидании счета, я немного поразмышлял о сегодняшнем дне, который медленно, но верно шел к завершению. Я обозрел недавние события и заново глянул на людей, с которыми говорил, и подумал о Джиппи и его скважине, о мужчинах и женщинах, которых видел, и о тех, которых еще не видел. Потом подписал чек, получил три десятицентовика и воспользовался платным телефоном ресторана, находившимся недалеко от входной двери.

Я набрал номера телефонов, которые были записаны в моей записной книжке, номера Девина Моррейна, Изи Баннерса и Бена Риддла, но мои десятицентовики остались при мне. Куда же все подевались?

Потом я вспомнил имя Дональда Кори, заглянул в книжку и набрал номер его телефона. Тут наконец мне ответили.

Я сказал, кто я такой, изложил часть того, о чем собирался поговорить при встрече, и спросил, не могу ли я посетить его и отнять минут десять. Дональд Кори любезно ответил согласием. Но хорошо, если бы я выехал сейчас же, потому что уже половина девятого, а он привык ложиться рано.

Таким образом, мне ничего не оставалось, как выезжать немедленно, и минут через десять я уже входил в его большой и почти новый дом в Бель-Эйре, где даже бедные люди имеют деньги. Аудиенция длилась еще пятнадцать минут, стало быть, возвращался я от него около девяти. От Кори я хотел единственного: подтверждения или опровержения того, что Арнольд Трапмэн поведал мне днем, а именно, что идея выкупа доли "рабочего вклада" исходила не от него, а от мистера Кори.

Вот как протекала наша беседа – в кабинете, облицованном панелями из светлой сосны, где мы, сидя напротив друг друга в просторных креслах, потягивали коньяк "Реми Мартен". Кори оказался крепко сколоченным мужчиной шести футов ростом и лет сорока с небольшим. У него было полное розовое лицо и чрезвычайно обаятельная улыбка.

– Да, факты в основном изложены верно, мистер Скотт, – подтвердил он, когда я объяснил некоторые детали своего дела и повторил то, что сказал Трапмэн. – Кроме одной мелочи: я ни словом не обмолвился о том, почему хочу продать свою долю. Но думаю, что, зная мои обстоятельства, он ошибочно заключил, будто у меня финансовые затруднения. Он не упоминал про мои неудачи в бизнесе?

– Да, что-то такое было. Во всяком случае, у меня создалось именно такое впечатление.

– Возможно. Я вложил пятнадцать тысяч в это предприятие отчасти потому, что ввиду структуры налогов, которые я плачу, действительная цена была для меня только чуть больше сорока пяти тысяч долларов. Вы, несомненно, знаете, что сто процентов всех расходов на бурение изымаются из текущих доходов инвестора, и пока что для меня это предприятие представляло незначительный риск, а потенциально обещало хорошую прибыль.

– Если такие деньги имели для вас столь малое значение, то как случилось, что совсем недавно вы стали торговаться с Трапмэном из-за несчастных двух тысяч пятисот долларов?

Он улыбнулся, и улыбка его была очень приятной.

– Я никогда не думал о двух тысячах шестистах долларов как о пустяке – это заблуждение, даже о двадцати пяти долларах так не думаю. Но получение месячной платы за разработку скважины в размере ста двадцати пяти долларов, причем двадцать восемь из них будут изыматься в федеральный бюджет, – с моей точки зрения, дело, не стоящее внимания.

– Готов с вами согласиться.

– Более того, я вложил деньги в скважину в прошлом году. А теперь наступил уже другой год с новым налогообложением капиталов, сулящим новые возможности и новые проблемы. И я рассчитал, что большая часть моего капиталовложения, обесценится довольно скоро, через несколько лет. Две тысячи пятьсот долларов, которые мне сейчас выплачивает Арнольд, – это долгосрочная прибыль с капитала, и это лучше, чем обычный, настоящий и будущий, доход от скважины. Итак, – он снова улыбнулся, – эти "несчастные" две тысячи шестьсот долларов попадают в мои руки сразу же, прямо сейчас, и я могу их использовать, как хочу, а не получать ежемесячно крохотными порциями.

Я кивнул.

– Мне бы доставило огромное удовольствие продолжать эту дискуссию, мистер Скотт, – сказал он, поглядев на массивные оригинального вида часы на запястье левой руки, – но, боюсь, уже поздновато.

С этими словами он нажал на маленькую кнопку на корпусе часов, и я увидел, как замигали красноватые цифры, образующие циферблат.

– Уже без десяти девять, – проговорил он.

"Часы денди, – подумал я. – Как маленький компьютер. Жидкие кристаллы и тому подобное. Должно быть, обошлись Кори в изрядную сумму. Вероятно, отдал за них весь свой вклад в разработку скважины".

– О'кей, – сказал я. – Я уже почти ушел. Но хотелось бы задать последний вопрос. Знаете ли вы что-нибудь о человеке по имени Девин Моррейн и о его холаселекторе?

– Этот любвеобильный малый с "дудлбагом"? – сказал он, улыбаясь одной из своих самых обаятельных улыбок.

На этот раз Кори поменялся ролями со мной. Обычно я был тем парнем, который употреблял неуважительное слово "дудлбаг", а все меня поправляли.

– Да, тот самый, – ответил я. – Судя по тому, как вы отзываетесь о его изобретении, у меня впечатление, что вы не очень высоко его цените.

– Я думаю, что оно вообще не представляет ценности. Это чепуха.

– Верно. Видели вы, как Моррейн с ним управляется?

– Да, несколько раз. Бродил по участку со своим "черным ящиком", вертел им, направлял в разные стороны... Но надо отдать ему должное – большого упорства человек. Правда, меня там в такие моменты поблизости не было. Он довольно скрытен, когда речь заходит о его приборе, и не рассказывает, как он работает. Якобы работает. Иногда его сопровождал, а может, и помогал ему, ваш клиент мистер Уилфер.

– Да, Джиппи, по-видимому, очень верит в этого человека и его искатель углеводородов. Так, значит, вы полагаете, что этот прибор никуда не годится? Или, может, годится, но – для обмана, для какого-то мошенничества?

– Мое мнение – поверьте, достаточно взвешенное мнение образованного человека – заключается в том, что инструмент мистера Моррейна не представляет никакой ценности. Правда, у меня нет оснований считать его чуть ли не преступником, я не усматриваю в его действиях намерения обмануть. Даже если он кого и обманывает, то в первую очередь себя самого. Конечно, я могу ошибаться, но... Впрочем, это только мое личное мнение. Но оно сформировалось не сразу и не так уже легко.

– Он был поблизости, когда... – Я замолчал, обдумывая, как придать вопросу другую форму. – Кто присутствовал, когда были начаты работы по бурению скважины? Только-только начаты, понимаете?

Кори кивнул.

– Я хочу выяснить, кто присутствовал, когда вы работали над скважиной: Моррейн, вы или кто-то другой? Я имею в виду момент, когда нефть действительно забила из скважины или что там происходит.

– Ее выкачивают на поверхность, мистер Скотт. Давление газа на глубине часто бывает недостаточным, чтобы погнать нефть по трубам наружу, поэтому ее приходится выкачивать. Но на ваш вопрос отвечаю: нет, меня не было, когда скважина начала функционировать. По-моему, там находились только мистер Трапмэн и мистер Баннерс.

И, конечно, те, кто работал на бурении скважины, постоянно, вся бригада рабочих. Бурение проходило без проволочек, и мы по графику добрались до намеченной отметки. Но нефти оказалось совсем не так много, как мы ожидали. Разумеется, это нас разочаровало. Во всяком случае, я вполне уверен, что мистера Моррейна при этом не было.

Я узнал от Кори все, что собирался узнать, но одна мелочь смущала меня, и потому я спросил:

– Вы назвали Моррейна "любвеобильным". Почему?

– Возможно, слово не совсем удачное. Это мое личное впечатление, и только. Он красивый мужчина, высокий, примерно вашего роста, мистер Скотт, хотя и значительно стройнее. Такой, знаете ли, неотразимый малый... В нем есть нечто демоническое. И при всем этом он холостяк, хотя ему под сорок. Да, но пару раз он появлялся в сопровождении какой-нибудь сногсшибательной молодой дамы с чрезвычайно соблазнительными линиями фигуры.

– Хм. Интересно, сколько же их у него?

– Ну, не бесчисленное множество, но достаточно, можете быть совершенно уверены, мистер Скотт. Более того, мистер Моррейн, когда возникала пауза между периодами его интенсивных исследований в полевых условиях, был не прочь уделить особое внимание молодым дамам – конечно, по очереди.

– Как это понять? Не занимались же они любовью прямо среди бела дня где-нибудь на вершине буровой вышки?

– О нет, нет. – Кори улыбнулся. – По крайней мере я ничего подобного не заметил. Мистер Моррейн путешествует в "доме на колесах", эдаком миниатюрном подобии номера мотеля. Там он возит свой бесценный прибор и другое оборудование. И, вне всякого сомнения, время от времени и девушек.

– Чрезвычайно привлекательных и сногсшибательно сексуальных.

– Да, вроде того. Но и на этот счет я могу ошибаться.

– Как же ему удается выкраивать время для научных изысканий?.. Но вернемся на минуту к Арнольду Трапмэну и его покупке вашей доли в скважине. Могу я считать доказанным, что вы не бросались к его ногам и не умоляли приобрести вашу долю, поскольку в противном случае вам нечем было бы продолжать выплаты за часы?

Он улыбнулся, но промолчал. Естественно, такой нелепый вопрос и не требовал ответа.

Я снова увидел, как он нажал кнопку на корпусе своих часов, поэтому встал и сказал:

– Искренне вас благодарю, мистер Кори. Я признателен за то, что вы терпели мое присутствие в течение этого ужасного часа.

– Это было удовольствие, мистер Скотт.

Я ушел, хотя готов был наслаждаться беседой с ним и дальше. Мне хотелось узнать, где это он раздобыл такие часики.

Я катил по бульвару Сансет, радуясь прохладному ночному ветерку, овевавшему мое лицо, когда некий фрагмент одного из сегодняшних разговоров вдруг выплыл у меня из памяти и так прочно овладел сознанием, что я подрулил к обочине и остановил машину. Там я заглушил мотор и закурил сигарету.

"Это странно, – думал я, – это дико, это просто совпадение, просто колдовство, попадание в цель одно на миллион".

Я вспомнил, что Сайнара Лэйн говорила о перемещениях в гороскопе Джиппи й тому подобной чепухе. Она говорила, что сейчас у него опасный период. Более того, она сказала, что он может быть ранен в голову или в область живота, если, конечно, я правильно понял ее. Но я отчетливо помнил, что она упомянула "бедствие в знаке Девы".

Я и тогда не очень-то верил, что в гороскопе можно разглядеть такие частности, не верил в это и теперь. Весь мой богатый опыт по части стрельбы и ранений свидетельствовал, что люди, которые знали заранее о том, что и как произойдет, собирались или сами принять участие в преступлении, или были близки с теми, кто его готовил.

А это означало соучастие, если не прямое, то косвенное.

Такая характеристика, конечно, не могла иметь отношение к прекрасной Сайнаре, у которой была масса разнообразных достоинств, не говоря уж про ее фигуру и внешность... И именно в этот момент в моей памяти высветлилась еще одна обеспокоившая меня фраза: описание Дэном Кори "необычайно привлекательной дамы со сногсшибательными изгибами фигуры", сопровождавшей Девина Моррейна к месту бурения скважины.

Это описание, безусловно, как нельзя лучше подходило к Сайнаре Лэйн.

Я кончил курить, все еще размышляя о любвеобильном Девине Моррейне, о Сайнаре, о Джиппи, лежащем на больничной койке с пулевым отверстием в животе, потом вытащил свою записную книжку и нашел в ней страницу под литерой "Л".

Еще раньше, когда я записывал адрес "Путеводителя по звездам", я записал и домашний адрес Сайнары Лэйн. Оказалось, она живет не очень далеко от того места, где я сейчас находился. Не слишком далеко и не слишком поздно. Но, даже живи она очень далеко и будь много позднее, я все равно поехал бы туда.