Текст книги "Казнить его дважды"

Автор книги: Ричард Скотт Пратер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава 15

Наступило молчание. Я слышал ее дыхание. Большая крепкая грудь поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, но все медленнее и медленнее. А я подтянул свою челюсть.

А потом она тихо и просто сказала:

– Он шантажировал меня. Он что, и вправду мертв?

– В этом нет никаких сомнений. – Я закурил сигарету. – Шантажировал вас?

Она кивнула.

– Как долго?

– Шесть месяцев. Это началось почти шесть месяцев назад. Я никому не говорила, я не могла… Боже, какое облегчение!

Я подумал, что если молодую женщину шантажируют, да еще по реальному поводу, то ей прямой путь к психиатру. Но для меня здесь было много других интригующих вещей, чтобы думать еще и об этой.

Я спросил:

– А как он вас подцепил? Что он знал о вас – или это не мое дело?

– Да, это не ваше дело, – ответила Вивиан, улыбаясь, чтобы смягчить свои слова. – Это… о… я никого не убивала и ничего не крала. Не участвовала ни в каком преступлении. Просто я не хочу, чтобы о некоторых вещах знали люди.

Она помолчала, бессознательно подняла руку и длинными пальцами с ярко-красными ногтями потрогала и нежно помяла левую грудь. Она не подпирала ее, потому что грудь не нуждалась в этом. А вот я сразу потерял нить разговора.

Но слова Вивиан вернули меня снова к делу. Точнее, к тому большеногому шантажисту. Она объяснила, откуда он взялся.

– Если он мертв, – ну, вы же не станете меня шантажировать. – Женщина снова улыбнулась. – Так случилось. Как-то вечером был прием на Кресент-Драйв. Нас там было четырнадцать. Он был довольно буйным. Кто-то сказал, что единственно, что плохо в лагерях нудистов, – это то, что их портит сама природа.

– Природа? – не понял я.

– Лагеря на природе – это москиты, загар и прочее, – пояснила она. – Всегда наступишь на что-то колючее в траве. И холодно, как на Аляске в некоторые ночи. Так вот, мы решили организовать нудистский клуб в помещении.

– Вас было четырнадцать? – повторил я.

– Четырнадцать. И все четырнадцать – пьяные. Можете себе представить?

– Ну да. Только нужно было следить за тем, сколько пьете.

– Это было с год назад – некоторых людей, которые там были, вы знаете. Но я не стану называть их имена. Мы пришли в тот лагерь на два или три месяца и потом автоматически разбились на отдельные группы.

«Пришли в лагерь», – сказала она. Каждый раз, когда я думаю о бойскаутах или других веселых ребятах, я вспоминаю слова «пойти в лагерь». А сейчас слова Вивиан вились вокруг меня, словно сойки.

– Но, черт возьми, – проговорил я. – Все вы там были нагие, все четырнадцать, целая стая. Ну и что, какое до этого дело шантажисту? Может быть, вас ввели в заблуждение, вас покинули или вы плохо себя вели. Но вас не за что посылать в Фолсом на двадцать лет…

– Конечно не за что. Но если это стало бы широко известно, имена и все такое, были бы неприятности, это точно. И вот этот человек узнал про меня. – Она покачала головой. – Он решил на мне заработать. Но я хотела узнать, кто ему сказал об этом лагере. – Вивиан глубоко вдохнула, будто хотела немного успокоиться, и сказала: – Но как бы то ни было, он предъявил мне эти требования. Я говорю вам, чтобы помочь все это понять.

– Я начинаю кое-что понимать, – заверил я. – Этот человек знал о вас довольно много.

– Да, довольно много.

И я наконец задал вопрос, который давно крутился у меня на языке. Хотя я полагал, что знаю ответ на него.

– Вивиан, вам приходилось когда-нибудь писать письмо Аманде Дюбонне? В журнал «Инсайд»? В рубрику «Строчки для страждущих»?

Она рассмеялась, явно удивленная:

– Вы не можете быть серьезным. Зачем мне надо делать такое?

«Опять неправда», – подумал я. И тут же подумал другое: «Какого черта! А если она и впрямь не писала, что тогда?»

А женщина поинтересовалась:

– Почему вы все-таки спрашиваете меня об этом, Шелл?

– Да так… есть одна мысль.

– Довольно глупая мысль. – Она притворилась обиженной. – Вы на самом деле думаете, что я одна из тех идиоток?

– Не все люди, которые пишут Аманде Дюбонне, идиоты, Вивиан. Многие из них – довольно разумные люди, но, может быть, чем-то смущены. Или одиноки, напуганы, кто знает? Для некоторых письмо к Аманде может быть средством облегчения, более действенным, чем любое другое.

На ее лице появилось какое-то странное выражение.

– Аманда… – пробормотала она. – Да, конечно, я читала в газете… Так это Пайка убили прошлой ночью? Не так ли?

Я кивнул:

– Ну ладно, забудем это, Вивиан. Мне неприятно говорить об этом, но откуда вы знаете, что с вами был связан только один человек, тот здоровенный парень?

– Он сам сказал. Я никого больше не видела.

– А что, если у него был партнер? Или кто-нибудь другой имел ту же информацию, что и он? Если так, то с его смертью ваши неприятности не исчезнут сами собой.

Мы немного помолчали. У каждого из нас было о чем подумать. Но прошла минута или две, и я поднялся:

– Мне на самом деле пора, Вивиан. Надеюсь, что тот здоровенный громила действовал в одиночку.

Она попыталась улыбнуться:

– Если появится другой, я скажу вам о нем, и вы сможете пристрелить его.

Я усмехнулся:

– Не могу обещать, хотя тот тип сегодня выстрелил в меня первым.

– Ну, это я устрою, – пообещала, улыбаясь, она.

Мы тепло попрощались, и я ушел.

* * *

Джереми Слэйд жил в трех кварталах от Вивиан, и я прямо поехал туда, не позвонив заранее. Я сам не люблю, когда ко мне вламываются без предупреждения. Очень часто они застают вас, когда вы не в настроении, или наслаждаетесь вкусным блюдом, или отдыхаете, или вообще во время еды. И именно поэтому я не стал говорить о своем визите. Меня впустила горничная, и это уничтожило все шансы на то, что, фигурально выражаясь, я прихвачу Слэйда со спущенными брюками. Иными словами – врасплох. Поэтому я сообщил ей, кто я такой и что я надеюсь повидать мистера Слэйда.

Она провела меня в комнату, которая представляла собой нечто среднее между берлогой и библиотекой, с головами зверей и большой рыбиной, укрепленными на стенах между книжными шкафами. Примерно через минуту появился Слэйд, и под его солидными килограммами даже немного задрожал пол.

– Мистер Скотт, – приветливо сказал он, протягивая мне руку, – так приятно видеть вас.

Я, конечно, сомневался в этом, но его слова вроде прозвучали искренне. По крайней мере, настолько искренне, насколько он мог это выразить своим писклявым голосом.

– Добрый вечер, мистер Слэйд, – ответил я. – Может быть, это непростительно невежливый поступок, но я был здесь поблизости и подумал, что мне надо было бы у вас кое-что узнать.

– Да нет, все в порядке. Я полагаю, это о Нат? Я только что думал насчет этого ужасного момента сегодня утром. Когда ее убили. – Он сглотнул, скривился, как всегда, но на этот раз скривился печально. Морщины на его лице казались еще более глубокими от усталости и, может быть, печали.

– А что заставляет вас думать о мисс Антуанетт? – прямо спросил я.

Джереми казался удивленным.

– Не знаю, о чем сейчас еще можно думать. А я припоминаю, что сегодня утром вы хотели поговорить с ней.

– Это верно. Но мне не удалось это сделать, – подтвердил я.

– А зачем вы хотели видеть ее, мистер Скотт?

– Сейчас это не столь уж важно, ведь она мертва. Ее смерть и для меня лично была ударом. Но для вас куда большим, как я представляю.

– То, что актриса умерла, никак не отразится на фильме, – заверил режиссер. – Мы можем закончить съемки. Но если бы даже нам пришлось выбросить все, что успели снять, то это не идет ни в какое сравнение со случившейся трагедией.

– А я и не имел в виду фильм, меня больше интересуют ваши личные чувства к Наташе, – заявил я. – Я знаю, что вы были близкими друзьями. А может, и чуть больше, чем близкими друзьями?

Было трудно понять его взгляд – то ли он смотрел на меня с негодованием, то ли оставался спокойным.

– Что это значит, черт побери? – медленно проговорил Слэйд.

– Успокойтесь, – сказал я ему на тот случай, если он на самом деле вышел из себя. – Я слышал, что вы с Наташей в последнее время были вместе.

– Поосторожнее, Скотт, я женатый человек.

– Черт побери, я же говорю не с вашей женой!

Да, Джереми злился. Он нахмурился и скривил свои толстые губы, в то время как глаза, брови и даже кончик носа выражали угрозу. Он стоял почти в конце комнаты, но мне казалось, что слишком близко от меня.

– Мне бы следовало дать вам как следует по башке, – проскрипел мой собеседник.

– Постойте! – поспешно воскликнул я. – Если я не прав и между вами и Наташей и на самом деле ничего не было, кроме приятельских отношений и дружбы, то я готов извиниться. Но Наташа мертва, а я к ней хорошо относился. Поэтому, прежде чем принять решение, я имею право опросить половину города, обращаясь к людям с таким же вопросом, в том числе и к Джереми Слэйду. А теперь, если угодно, можете попытаться меня отколотить.

Он отвел руки в стороны и сжал кулаки таких ужасных размеров, что на них было страшно смотреть. Произнеся слово «отколотить», я тут же вспомнил вид Пайка прошлой ночью. И я невольно стал внимательно рассматривать костяшки пальцев на кулаках Слэйда. На них не было никаких травм.

Он медленно разжал кулаки и опустил руки. Все еще раздраженный, он угрожающе раздувал ноздри.

– Держу пари, вам частенько достается, – сквозь зубы пробормотал он.

Я ничего не ответил. И на самом деле, мне доставалось гораздо чаще, чем хотелось бы.

Через некоторое время Слэйд, фыркнув, сказал:

– Чтобы удовлетворить ваше проклятое любопытство, довожу до вашего сведения, что мы с Нат были друзьями, да. И только.

– И вы никогда никуда с ней не ездили? Маленькое свидание вдвоем? Тет-а-тет в полуосвещенной…

– Все-таки надо было стукнуть вас по башке, – перебил он меня. – Послушайте, ответ на все ваши вопросы только один – нет, Н-Е-Т, нет. Конечно, я заезжал к ней пару раз, чтобы повидаться, например прошлым вечером. Но, черт побери, кто такой, по-вашему, продюсер? Только человек, который выколачивает деньги? Как бы не так! Мне приходится быть и нянькой, матерью, отцом, заменять детей. Да черт возьми, половина из моих людей и сами еще дети! И мне нужно время от времени нежно похлопывать их по щечкам.

– Вы что, видели Нат прошлым вечером?

Он пожал плечами:

– Да, да. Она позвонила мне и сказала, что нездорова. И боится, что не сможет работать. Что-то очень угнетало ее в последний месяц или два. Но, черт возьми, приближался день съемки ее главной сцены – «танца смерти». И я похлопал ее под подбородок, немного подбодрил, сказал ей, что она самая великая актриса после мисс Дресслер…

– Мисс Дресслер? – переспросил я.

– И что могла бы сыграть Саломею не хуже, чем сама Софи Таккер. Это тоже обычная лесть. Они понимают, что это просто лесть, но не могут жить без этого. Они этим живут. Черт возьми! – воскликнул Слэйд. – Мне приходится быть одновременно и Свенгали, и Норманом Винсентом Пилом.[6]6
  Пил Норман Винсент (1898–1994) – религиозный деятель, один из первых консервативных телепроповедников.


[Закрыть] Не считая того, что мне еще приходится добывать деньги.

– Если уж вы заговорили о деньгах, то кто ваш банкир? – спросил я. – Он мне представляется таким парнем, с которым и я не прочь бы иметь дело.

– Да? – Он внимательно посмотрел на меня.

– Ну да, он, наверное, самый дружески настроенный банкир в городе. Ведь это он выручил вас, когда мисс Вивиан сорвала съемки в последний раз, ведь верно?

– Черта с два он выручил, – буркнул постановщик фильма.

– Он не сделал этого? – удивился я.

– Конечно нет. Я думал, что все пропало. Но Вирдж вернулась как раз вовремя. – Он снова пожал своими широченными плечами. – И я обошелся без займа. – Слэйд улыбнулся, обнажив зубы, и это был тот еще вид, скажу я вам. – Это привело к тому, что мы в спешке снимали вторую половину, – заметил он. – Но мы снимали в один прием сразу несколько сцен.

Я понял, что Вивиан дала мне не совсем правильную информацию. Может быть, Слэйд сказал мне правду – последняя половина «Призрака липкой Мрази» тоже показалась мне снятой наспех. Но это ничего не доказывало. Мне казалось, что и первая половина фильма не лишена этого недостатка.

– Кстати, – спросил я. – Когда вы видели Наташу прошлым вечером, она не говорила вам, что ее что-то беспокоит? Я имею в виду, нечто особенное.

Он смотрел на меня некоторое время, прикрывая глаза сдвинутыми бровями.

– Только что она нездорова. И что у нее натянуты нервы. Я подумал, что это связано с предменструальным периодом или, может, она вошла в свою темную полосу. Да, черт возьми, Наташа ведь женщина, и у нее могут быть тысячи разных недомоганий.

Я кивнул в знак молчаливого согласия.

– Я никогда не спрашиваю, что у них болит. Иногда они сами говорят мне.

– А вы помните, в котором часу вы заезжали к ней?

На этот раз Джереми Слэйд посмотрел на меня немного подольше, а потом сказал:

– А какая разница, черт возьми?

– Я просто удовлетворяю свое любопытство, – пояснил я.

– Мне ни к чему потакать вашему любопытству. Просто я просматривал сценарий – вонючий, вшивый сценарий, – когда она позвонила. Я бросил его и поехал. Не знаю, который был час. – Он уставился на стену, и его лицо исказилось от мысленных усилий. – На улице еще было светло. Может быть, шесть или семь, что-то около этого. Черт, не знаю. – Слэйд перевел взгляд со стены на меня. – Хватит об этом, – решительно сказал он. – Так зачем вы хотели меня видеть?

– Это все.

– Это… все? Что вы хотите этим сказать, черт возьми?

– Хочу сказать, что это – все, – ответил я. – Благодарю вас, и спокойной ночи.

Он стоял как обезьяна, чудесным образом выпущенная из своей клетки и неожиданно оказавшаяся среди своих мучителей. Его кулаки сжимались и разжимались. Глаза спрятались за густыми бровями. Рот оскалился, зубы были крепко сжаты.

Когда я выходил, то с опаской обошел его, не приближаясь слишком близко, чтобы он не смог схватить меня. Не поймите меня неправильно. Я вовсе не боялся этого человека. Вовсе нет. Просто у меня было много других дел.

Я вышел и тщательно прикрыл за собой дверь.

Глава 16

Я ехал к Голливуду, опустив верх «кадиллака», и ветер обдувал мое лицо. Я думал об интересном разговоре, который только что закончился. Интересном и, как мне казалось, полезном.

Слэйд так и не пригласил меня присесть. Он не был гостеприимным хозяином. Что, как я понимаю, почти уравнивало нас. Потому что я не был хорошим гостем.

Я размышлял о том, сказал ли мне Слэйд правду или он просто мастерски заговаривал мне зубы. Если так, то ему следовало быть актером, а не продюсером. Надо было играть первую роль в его «Мрази». Главного чудища. Или главного героя, если он так уж хорош.

Должен признать, что этот человек с недюжинным умением вывернулся из того разговора. Что означало, что либо Вивиан ошибалась во многих вещах, либо просто пыталась меня надуть. Ну ладно, время покажет. Время и другие разрозненные факты, когда я соберу их вместе. И вот я залез в свой «кадиллак» и отправился собирать эти факты.

Я подумал, что интересно было бы узнать, располагает ли Слэйд всей информацией или продолжает ее собирать. А может, он сейчас хлопает себя по ляжкам и хохочет? Вот это мне на самом деле очень интересно было бы знать. Я понимал, что в этом – самый важный ответ на многие вопросы.

* * *

Поднявшись к себе, я повесил куртку в стенной шкаф. Сегодня я уже в третий раз переодевался и тем самым почти истощил гардероб.

Когда я закрывал дверцу стенного шкафа, в зеркале, вделанном в нее, появилось отражение другого зеркала, прислоненного к стене, и при этом получился какой-то странный эффект.

Несколько дней назад – это случилось ночью – я разбил зеркало в дверце. Не в том дело, каким образом я разбил его. Это не имеет отношения к тому, о чем я говорю. А суть состоит в том, что через день или два я купил большое, во весь рост, зеркало и несколько скобочек и винтов. Так что, при некотором умении обращаться с инструментом и по зрелом размышлении, я сам смог бы поставить его на место. Эта затея требовала практических навыков, потому что, хотя я и был везучим парнем, над моими хозяйственными усилиями, словно злая туча, нависала черная судьба как компенсация за все мои служебные успехи. Я вечно пережигал предохранители, ломал выключатели, портил туалет, все эти вещи были враждебны ко мне. Я мог бы нанять человека, чтобы он укрепил мне зеркало в дверце стенного шкафа, но это означало бы признание своего поражения. Вы не должны позволять бездушным вещам властвовать над собой, они начнут беззвучно смеяться над вами, и вы станете их рабом. И не они будут жить в вашем мире, а вы – в их. Они покорят вас.

Нет, хотя я могу расколотить одно или даже два зеркала, прежде чем добьюсь успеха, порежу себе палец и вообще войду в раж, я не стану нанимать человека. Пусть мне придется сделать три или даже четыре попытки, но я вставлю его сам. А пока я смотрелся в свое старое зеркало, черт с ним.

И получилась довольно странная вещь: дверца стенного шкафа была открытой под таким углом, что я мог видеть свое отражение в другом зеркале, нижняя часть которого чуть возвышалась над ковром. Я не только видел себя сбоку, но мне казалось, что мое отражение парит в воздухе и вот-вот прыгнет на меня.

Мы редко видим себя со стороны – так, как другие, сбоку или даже сзади. Подумайте об этом. По крайней мере, у нас есть только единственная возможность сделать это – в кабине портного, где зеркала окружают нас с трех сторон.

И мы почти никогда не видим себя в наклонном положении – так, будто собственное отражение собирается прыгнуть на вас.

Со мной такое было впервые.

И надеюсь, что в последний раз.

Эта громадная и угловатая фигура возникла в моем воображении, скорее всего, потому, что я никак не мог отделаться от того впечатления, которое произвел на меня Слэйд.

Моей первой мыслью было: «Что это еще за верзила?»

А вторая мысль: «Проклятье, лучше я убью его!»

Я и на самом деле выхватил пистолет и чуть не разбил объект возможного приложения своих рук, прежде чем приступил к нему.

И в ответ на мои действия тот верзила тоже выхватил пистолет, но направил его не на меня, а куда-то в воздух.

Вот теперь-то я и понял, что произошло, и посмеялся над собой. И немедленно вернулся в нормальное состояние.

Я подвигал своим пистолетом. Верзила в ответ тоже подвигал своим. Я махнул, и он махнул. Я скорчил рожу и высунул язык. Да, это был я. Мы оба представляли одного человека.

Это было отражение отражения, только и всего. Но все же я вздохнул с облегчением, когда он спрятал свой пистолет. Потом направился в свою маленькую кухоньку и смешал себе темный-темный бурбон с водой. Вы только бы посмотрели, как он вытянул губы и оскалил зубы.

Я отхлебнул чуть виски, забрал его с собой на диван, устроился поудобнее, вытянув ноги на журнальный столик, и взял телефонную трубку. Мне надо было обзвонить людей по списку, проверить, не сообщат ли они мне что-нибудь полезное, дать необходимые поручения и проверить свои догадки. Мне предстояло провести у телефона целый час.

По трем номерам телефонов моих абонентов не оказалось на месте, и я всюду оставил просьбу, чтобы мне перезвонили. Я не сказал, кто звонит, но оставлял номер моего телефона в спальне, не внесенный в телефонную книгу, и предупредил, что буду ждать звонка в течение следующего часа. Почти всем моим людям был известен номер этого телефона. Я знал, кто будет звонить, – и надеялся, что не позвонит никто другой. Но большинство из знавших мой номер были проходимцы и девочки. Представьте себе, как они будут меня тревожить своими звонками в два часа ночи или около этого, когда только что закроются бары и они окажутся дома.

Примерно двадцать минут телефон молчал, но это обычное дело. Большая часть времени детектива проходит у телефона. Иногда это просто рутинная работа, которую приходится делать, но часто один-единственный телефонный звонок спасает от многокилометрового хождения или вообще позволяет разрешить все дело.

Вот я сделал последний глоток виски и направился к телефону в гостиной. И тут зазвонил телефон в спальне. Я даже подпрыгнул, бросился туда, подскочил к дивану, перегнулся через его спинку и схватил трубку в середине второго звонка. Если никакими физическими упражнениями не заниматься, только этот телефон позволит мне держаться в хорошей форме.

– Хэлло, – ответил я.

В трубке звучал совсем не тот голос, который я ожидал услышать. Он был мягкий и мелодичный:

– Шелл? Привет, это Шерри. Что вы делаете?

Я недовольно поморщился. В любое другое время я был бы более чем счастлив услышать волнующий голос голубоглазой Шерри. Но в ожидании более чем полудюжины звонков от очень полезных людей, включая Джима Грэя, я не мог позволить себе долго болтать, даже с такой приятной собеседницей, как актриса Шерри Дэйн.

Размышляя об этом, я был с ней немного резковат:

– Честно говоря, я жду кучу телефонных звонков, Шерри. Я с полчаса был у телефона в гостиной, и некоторые люди могут позвонить мне по этому телефону.

– О, верно. Это ваш особый телефон, а я и забыла.

– Не такой уж особый. Он просто…

– Я вас не задержу, Шелл. Думаю, что должна вам кое-что сказать. Скажите, я не могла бы к вам заехать? Или, может быть, лучше вы…

– Конечно, Шерри, – любезно проговорил я. – Было бы прекрасно, если бы вы заехали. Я уж как-нибудь принял бы вас в своей холостяцкой квартире. Но…

– Мне не следовало этого говорить, да? Мужчина сам должен предлагать. Вы можете подумать, что я ужасна.

– Я еще утром сказал вам, что вы великолепны, сегодня и всегда, – успокоил я блондинку. – Так я сказал, если мне память не изменяет. И сейчас снова готов это повторить.

– Сегодня и всегда-всегда? Это звучит как заклинание какого-то африканского племени… – кокетливо проворковала она.

– Шерри…

– Извините, я занимаю ваш телефон, да? Так я приеду. Хорошо?

– Конечно. Но если хотите мне только что-то сказать, то можете это сделать и по телефону. Тем более, что мы с вами уже говорим…

– Так вы не хотите, чтобы я приехала? – капризно спросила она.

Я почувствовал, как моя рука крепко стиснула телефонную трубку, будто это была мамба – самая ядовитая африканская змея – и я должен задушить ее прежде, чем она меня укусит. «Женщины и их сплетни тоже опасны, – подумал я. – Но женщины становятся еще опаснее, когда они перестают сплетничать…»

– Шерри, – решил я, – приезжайте немедленно, вы слышите?

– Сейчас приеду. Я вспомнила кое-что о том человеке, которого видела утром. Но все-таки я лучше приеду к вам и расскажу. Может быть, вы дадите мне чего-нибудь выпить.

– Я заморожу шампанское. Или хотя бы поставлю в холодильник джин. Но…

– Пока.

– Постойте минуту, Прежде чем вы… Шерри?

Она повесила трубку.

Я хотел сказать ей, чтобы она не бросалась сюда очертя голову, а была осторожна. Где-то поблизости мог быть тот самый человек, который знал, кто именно его заметил сегодня утром на съемочной площадке Слэйда, тот самый мужчина, о котором, как я догадывался, говорила Шерри.

Я положил трубку на рычаг, но тут же телефон зазвонил снова. Но это была не Шерри, пожелавшая сказать мне, что я бросил трубку, не попрощавшись. Это был старый отставной почтальон, который добыл некоторую информацию. Но она относилась совсем к другому делу и не имела никакого отношения к происходящему.

Когда я положил трубку после короткого и полезного разговора, Шерри все не выходила у меня из головы. Я чувствовал, как ком моих опасений все нарастает. Я попытался набрать ее номер с телефона, что стоял в гостиной, но не получил ответа. Очевидно, девушка была уже на пути ко мне. Может, я стал беспокойным, точно старая дева, а может быть, здесь не о чем было тревожиться. Тем более, что ее отель был всего в нескольких кварталах отсюда.

Телефон в спальне снова зазвонил. Прыжок туда. Это был Джим Грэй.

– Да, Джим. Есть что-нибудь?

– Да немного, – сказал мой осведомитель. – Но это подходит к тому, что вы говорили. Эту даму, актрису, прихлопнули из винтовки, верно? Верно. Так вот, тут один тип живет за городом и вполне подходит для такой работы. Его видели как раз тем утром.

Эксперт по мелкому оружию, но также большой специалист и по крупному. Все, что я знаю, – это его имя – Пит.

– Хорошая работа, Джим. Я у тебя в долгу. Что-нибудь еще?

– Да вроде нет.

– Ты знаешь, как он выглядит? Или на кого работает?

– Ничего про это. Мне повезло, что я хоть что-нибудь узнал. Я и не копал совсем, просто случайно подслушал: кто-то видел, как он выходил из автобуса.

– А откуда автобус, ты знаешь? – поинтересовался я.

– Нет. Но послушайте, я же не стану спрашивать у него о деталях того, что я подслушал. Ни за какую добавочную плату. Она оказалась бы, как вы говорите, посмертной.

– И тем не менее, ты получишь за это. Нет ничего больше о Джанте, а? Мне становится все интереснее, есть ли какая-нибудь связь между Алем Джантом и Джереми Слэйдом.

– Я своими средствами не смогу докопаться до этого, – ответил мой агент. – Но тут есть кое-что. Если вы сможете выжать что-нибудь из Лупоглазого, заставите его говорить, то, может, он и скажет что-нибудь.

– Лупоглазый? Этот тупоголовый… – засомневался я.

– Да. Он – чучело, все верно. Но он всегда возит этих парней и все слышит, ведь не заткнешь же ему уши. И все впитывает. Само собой, он ничего не выболтает насчет Джанта, пока вы не прижмете его. И, чем черт не шутит, может быть, он выведет вас на других парней. Только все это без меня, Скотт. – Джим немного помолчал. – А эта штука, радиоприемник с телевизором, – лучшая вещь, которую я когда-либо видел.

Я усмехнулся:

– Рад, что она понравилась тебе, дружище.

Телефон стоял возле моей кровати, а за ней, как раз на противоположной стороне комнаты, было окно, выходившее на улицу.

Я всегда держал его открытым. Сидя на краю кровати, я мог видеть улицу Норт-Россмор, которая отходила от «Спартана».

Глянув в окно, я тут же заметил светло-синий «корвет» Шерри, который она притормозила, подъезжая к «Спартану». Затем машина съехала к тротуару и исчезла из поля моего зрения.

Но я заметил еще кое-что, и у меня тут же пересохло в горле. За ней двигался еще один автомобиль. В нем самом не было ничего особенного. Но его водитель выключил фары и резко свернул к тротуару. Но он погасил свет, еще когда ехал по улице, и только потом подкатил к месту парковки.

Обычно делают как раз наоборот. Если только не хотят, чтобы их заметили, особенно в условиях спешки.

– Спасибо, Джим, – поблагодарил я. – Увидимся.

И положил трубку.

Тот, другой, автомобиль находился в поле моего зрения, до него было с полквартала. Это был темный седан, он походил на черный «империал». Из автомобиля пока никто не выходил. А Шерри теперь должна была уже идти по направлению к «Спартану».

Я подвинулся к окну, вытащил свой пистолет 38-го калибра и направил его на машину. Но ничего не случилось. Никто не вышел. Я не зафиксировал никакого движения.

Прошло несколько секунд. Из машины – с правой стороны, не с места водителя – вылез мужчина и направился через улицу. Если бы он сидел за рулем, то почти наверняка вышел бы с другой стороны. Значит, скорее всего, в автомобиле было двое. Кто бы они ни были.

Тот мужчина пересек улицу Норт-Россмор и направился к «Спартану». Зазвучал мелодичный звонок у входной двери. Шерри.

Я только начал отодвигаться от окна, как тот мужчина сошел с тротуара, быстро двинулся к дому, и я перестал его видеть.

Так вот оно.

Он шел к двери с задней стороны здания.

Я не смог найти благовидную причину, заставившую его избрать именно такой путь, который позволит ему миновать вестибюль и не проходить мимо столика дежурного. Но я подумал о паре плохих причин.

Я мог бы оказаться в глупом положении, если бы выяснилось, что это – съемщик помещения в нижнем этаже, где было три двери, и по какой-то причине он предпочитал именно этот путь. Но я никогда еще в этой жизни не оказывался в глупом положении, когда альтернативой могла оказаться смерть. Смерть для меня или для кого-нибудь другого. Так или иначе, но я чувствовал, что здесь что-то не то. Заломило в затылке, похолодело в животе, и возникло какое-то электрическое возбуждение, которое я ощущал каждой клеточкой своей кожи. И если подозрительный мужчина и на самом деле был съемщиком помещения с тремя дверьми на первом этаже, то каждая клетка моего организма мне врала.

Колокольчик зазвонил снова.

Я подбежал к двери, остановился перед ней, держа пистолет в руке, а потом резко распахнул. Там стояла Шерри, все было в порядке. Я торопливо убрал пистолет, но недостаточно быстро для того, чтобы она не успела его заметить. Я не дал ей времени даже пикнуть, схватил девушку за руку, втянул в комнату и захлопнул дверь.

Она открыла рот, ее громадные голубые глаза округлились, но я не дал ей заговорить первой.

– Спокойно, Шерри. Это может быть ложной тревогой, но… – Сейчас было не до объяснений. И я продолжил: – А теперь делайте то, что я вам скажу. Вон там, в спальне, – открытое окно. Станьте около него. Кто-то может подойти к этой двери, прямо за вами. Если это случится то может возникнуть некоторый шум. Черт возьми, я имею в виду стрельбу. Если так случится и я окликну вас, то оставайтесь на этом месте. Если же не окликну, прыгайте из окна спальни и бегите. Вы поняли?

Что-то в моем голосе, а может быть, и во внешнем виде заставило ее поверить мне. Она знала, что я не люблю шутить и это не розыгрыш – я был чертовски серьезен. Она кивнула, а потом шепотом повторила:

– Если будет шум и вы окликнете меня, то оставаться на месте. Если нет – выходить через окно.

Если этот человек идет сюда, то сейчас он должен уже подниматься по лестнице. Ему понадобится двадцать секунд, а может быть, вдвое больше. В зависимости от того, насколько быстро он движется.

– Еще одна вещь, – сказал я. – И очень важная. Не бегите по улице Норт-Россмор. Там, в автомобиле, который припаркован за вашим, может сидеть еще один человек. Не ходите тем путем. Бегите вдоль домов. Заходите в дома, в отель, куда хотите, и создавайте как можно больше шума. Вызывайте полицию.

Она кивнула:

– Хорошо, я так и сделаю. – Шерри снова нервно кивнула и побледнела. – Но… что, если вы не окликнете меня. Что… что все это значит, Шелл?

Я всегда умел сдерживать себя, но в эти секунды сделал это с трудом. Может быть, мне помогло то, каким тоном она это сказала. Или ее вопрос о том, что все это значит, – вопрос, над которым никогда не задумываешься в такие моменты, как этот. Или, может, свою роль сыграла память, совсем свежая, о недавних событиях, связанных с гибелью того большого парня.

Я ответил:

– Это значит, что вам нужно поживее двигаться.

Я подтолкнул ее к спальне, а сам стал к стене у двери и снова вытащил пистолет. Я чертыхался про себя. Бранился, потому что Шерри оказалась здесь, и если будет перестрелка и меня не убьют, а я был в этом уверен, то я убью того человека. А мне вовсе не хотелось смертей. Я даже бандита-сборщика не хотел тогда убивать. Но так уж вышло.