Текст книги "Исчезновение"

Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)

Соавторы: Роберт Артур,Джей Стрит,Эван (Ивэн) Хантер,Флора Флетчер,Джек Ричи,К. Гилфорд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Рэндольф Блэйр толкнул вращающиеся двери и очутился на улице. Воздух покалывал лицо, обещая снег. Он сделал глубокий вдох, спокойно посмотрел на спешащих мимо него людей, нагруженных покупками.

И неожиданно услышал смех, тоненький, пронзительный детский смех. Этот смех вонзился в него, как нож. Он обернулся и увидел смеющегося малыша, который держался одной рукой за женщину рядом с ним, увидел бледное лицо мальчугана, его другую руку с указательным пальцем, насмешливо нацеленным вверх.

Раздался еще смех. Смех мужчин, женщин. Сбоку от Блэйра в витрине магазина закрутилась праздничная карусель. Заиграла музыка. Она слилась со смехом, подчеркивая и усиливая его.

Блэйр почувствовал, что попал в наказующий водоворот. Казалось, нет никакой возможности остановить музыку, движение, все, что словно сговорилось и задумало погубить его. Наконец, совершенно лишил его присутствия духа вид полицейских, выходящих из магазина. Они направлялись к нему. И когда он навел на них «люгер», и даже когда его схватили и обезоружили, каким-то уголком своего мозга он ощущал, что вся его игра, вся его драматическая роль была чем-то неправдоподобной.

Да она и не могла быть правдоподобной для того, кто носит красный халат и брюки, черный пояс и сапоги Санта Клауса из универсального магазина, ту самую одежду, которую носили три тысячи других людей по всему городу. Для того, чтобы раствориться в их анонимности, ему не хватало белой бороды, а ее он потерял во время неистового побега из кабинета Эткинса.

И, конечно, для ребенка, и даже для некоторых взрослых, Санта Клаус без бороды представлялся смешным.

Флора ФЛЕТЧЕР
Отравиться согласны

– Дорогой, – сказала Шерри, – я очень рада, что ты ведешь себя, как цивилизованный человек.

– О, да, я сторонник цивилизованных существ, – ответил я. – По моему мнению, они крайне важны для сохранения цивилизации.

– Как бы то ни было, – продолжила она, – это совершенно необычно для тебя предложить, чтобы мы втроем встретились и обговорили все спокойно и вежливо. Даже, – добавила она, – несмотря на то, что в конце концов это ничего не изменит.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что это ничего не изменит?

– Я имею в виду, что определенно настроена оставить тебя. Ты хе понимаешь это.

– Я понимаю, что это намерение, но я надеюсь, что ты передумаешь.

– Я поступлю честно, если предоставлю тебе шанс, что я и хочу сделать, но я уверяю тебя, что это невозможно. Я люблю Дэниса и собираюсь выйти за него замуж, и это все, что я могу тебе сказать. Мне искренне жаль, дорогой, но это необходимо для моего счастья.

– Это означает, насколько я понимаю, что меня ты уже не любишь. Так?

– Вовсе нет. Пожалуйста, не будь смешным. Я очень люблю тебя, и ты это прекрасно знаешь, но менее волнующим образом. Я безумно, неистово и непреодолимо влюблена в Дэниса.

– Когда-то ты была безумно, неистово и непреодолимо влюблена в меня. По крайней мере, ты так говорила.

– Яне отказываюсь, но сейчас моя любовь к тебе, к сожалению, изменилась. Печально, не правда ли, как все меняется?

Я посмотрел на нее с большой болью в сердце, потому что, к моему счастью, как бы ее любовь ко мне ни изменилась, моя любовь к ней не изменилась совсем. Она сидела такая яркая, солнечная и невероятно красивая. И еще я заметил, что на ней было надето элегантное белое платье, в котором достигалась полная гармония обнаженности и намека.

– Будешь мартини? – спросил я.

– Когда придет Дэнис, мы выпьем все вместе. Это позволит каждому расслабиться и почувствовать себя менее напряженно. Мартини отлично подходит для этого.

– Я подумал, мы можем выпить и до его прихода. А потом еще, конечно.

– Я не против, но слышишь, звонят в дверь, и, если я не ошибаюсь, это Дэнис.

Она была права, что звонили в дверь. И она была почти наверняка права, что это Дэнис. Я был вынужден неохотно согласиться с этим.

– Иди впусти его, – сказал я.

Она вышла в прихожую и открыла входную дверь. Снаружи стоял Дэнис. Он вошел, и Шерри обвила его руками за шею и поцеловала. Она и раньше целовала других мужчин, но этот поцелуй отличался от прежних. Он был страстным, если не сказать больше, и длился достаточно долго. Со своего места в гостиной я мог ясно это видеть, но я отошел и начал смешивать мартини, и я все еще смешивал мартини, когда Шерри и Дэнис появились в комнате.

– Ну, – сказала Шерри, – вот и мы.

– Это верно, – согласился я. – Все в сборе.

– Это Дэнис, – начала представлять нас Шерри.

– Дэнис, это Шерм.

– Рад познакомиться с вами, Шерм, – произнес Дэнис.

Он не был так высок, как я, и не был впечатляющих размеров, но я должен был признать, что выглядел он так, будто находился в лучшей форме. У него были короткие светлые волосы и лицо парня, который верховодит в юношеских забавах, пока не стукнет тридцать; он, несомненно, считал, что играет первую скрипку и в этой своеобразной игре. Что так и было, хотя мне и не хотелось признаваться в этом. Я поставил шейкер с мартини и пожал его руку.

– Вообще-то его имя Шерман, – пояснила Шерри, – но я зову его Шерм.

– Иногда мы бывали сердечно близки, – прокомментировал я.

– Вы поступаете очень порядочно в нашей ситуации, – сказал Дэнис.

– Цивилизованно, – ответил я. – Я цивилизованный человек, и это дает всем возможность чувствовать себя гораздо удобнее. Будете мартини?

– Спасибо. Не возражаю.

Я разлил мартини, а они сели на диван и взялись за руки. Когда я подавал мартини, он взял свой бокал в левую руку, а она свой – в правую, и это позволило их свободным рукам продолжать держаться друг за друга. Что касается меня, то я мог держать мартини в любой руке или сразу в обеих, о чем раньше и понятия не имел.

– Я полагаю, – начал я разговор, – что мы могли бы попутно решить и наше дело.

– Прошу простить, Шерм, но нам не остается ничего иного, – Дэнис посмотрел на меня мужским взглядом.

– Та-ак, – протянул я, – насколько я понимаю, вы хотите кое-что у меня отнять, а я, естественно, хочу сохранить то, что имею, и это создает проблему.

– Проблему? – переспросил он. – Я не вижу здесь какой-либо особой проблемы.

– И я не вижу, – сказала Шерри. – Вовсе никакой проблемы нет. Просто ты и я разводимся, Шерм, а ты и я женимся, Дэнис, и все.

– Как мне кажется, – поддержал ее Дэнис, – это, действительно, все.

– Как мне кажется, – возразил я, – не совсем. Я склонен вести себя цивилизованно и благопристойно, что во-первых, но я не склонен сдаваться без боя, а это уже во-вторых. Я настаиваю на равенстве возможностей в этом деле, но в то же время, чтобы это было приемлемо для вас, и поэтому я подумал о способе, при помощи которого все можно уладить дружески. Не желаете ли выслушать?

– Не знаю, – отозвался Дэнис. – Мне вообще ничего не хочется выслушивать.

– А почему? Давай послушаем, Дэнис, – попросила его Шфри.

– Никому от этого хуже не станет.

– Ладно, – он вяло согласился. – По крайней мере, это будет справедливо.

– Отлично! – подытожил я. – Вы пока посидите ручка в ручку, а я сейчас вернусь.

Пройдя через комнату к бару, я достал три маленькие бутылочки с красным портвейном и возвратился. Затем выстроил бутылочки в ряд на кофейном столике перед диваном.

– Что это? – спросила Шерри.

– Бутылочки с портвейном, – ответил я. – Я сам приготовил их сегодня утром.

– Мне все это кажется абсолютно нелепым. Для чего?

– Видите ли, они являются частью моего плана разрешить нашу проблему дружески. Одна из этих бутылочек слегка отличается от двух других. В две из них налит обычный портвейн, но в третью добавлено достаточно яду, чтобы через минуту отдать Богу душу. Мой план и заключается в том, чтобы один из нас выпил отравленный портвейн и избавил, тем самым, от хлопот двух других.

– Шерм, – заметила Шерри, – у тебя всегда было извращенное понимание юмора, и настало время сказать тебе об этом.

– Это разумный шанс для каждого из нас получить все или ничего, – возразил я. – Это цивилизованно, и… утонченно. Вполне уместно и приемлемо для трех таких цивилизованных и утонченных натур, как мы.

– Теперь, когда ты объяснил, – сказала Шерри, – я считаю, что ты прав. Это, действительно, настолько цивилизованно и утонченно, насколько это вообще может быть.

Впервые, после того как она села, Шерри высвободила руку и положила на нее подбородок. А прежде чем положить подбородок на руку, она поставила на колено локоть. Так она и сидела, уста-вясь на маленькие бутылочки с портвейном, откровенно заинтригованная перспективой для двух мирно настроенных мужчин рисковать протянуть ноги ради возможности обладать ею, в случае, если портвейн окажется «без каверзы».

– Послушайте, – словно очнулся Дэнис. – Здесь три бутылочки. Неужели вы всерьез предполагаете, что и Шерри будет участвовать в этом фантастическом предприятии?

– Это необходимо, – пояснил я, – чтобы предоставить всем сторонам равные возможности. Если мне достается отравленный портвейн, мне не достается Шерри. Если ей достается отравленный портвейн, то она не достается никому. Если мы пойдем на это, то все должно быть сделано основательно и тщательно, с учетом всех нас. С этим, я думаю, Шерри согласна.

– Я согласна, – сказала Шерри. – Вполне справедливо, чтобы я участвовала.

– Я категорически запрещаю, – запротестовал Дэнис.

– Не будь так безапелляционен, дорогой, – возразила Шерри. – Вряд ли ты здесь в состоянии запретить что-нибудь.

– Вы должны разделить эту точку зрения, Дэнис, – подтвердил я.

– Никто из нас не наделен тут правами диктовать друг другу условия. Самое большее, что вы можете – это отказаться от участия.

Шерри повернула голову и посмотрела на Дэниса широко раскрытыми глазами. Было очевидно, что подобная нерасположенность Дэниса к моей затее явилась для нее сюрпризом.

– И правда, Дэнис, – сказала она, – если ты не считаешь нужным воспользоваться простым шансом ради меня, то, разумеется, тебя никто не будет принуждать к этому.

– Дело не только в шансе, – Дэнис рассуждал здраво. – Подумайте о последствиях. Допустим, все мы берем по бутылке и проглатываем содержимое. Один из нас выпивает отраву и умирает. Можно с уверенностью сказать, что двое других из-за этого окажутся по уши в дерьме, расхлебываясь с полицией.

– Верно, – кивнул я. – Но я предвидел это и придумал способ избежать разбирательства. Мы не станем пить портвейн здесь. Каждый из нас возьмет с собой по бутылочке при расставании. И каждый выпьет портвейн, когда будет один, а двое уцелевших встретятся завтра пополудни, положим, в три часа в коктейль-холле кафе Пикарди. Это, согласно моему образу мышления, помимо разрешения ситуации с полицией, вносит трогательный элемент романтики, не говоря уже о тревожной неопределенности. Кто будут эти двое? Кто встретится у Пикарди завтра?

Дэнис горестно взглянул на меня и произнес:

– Я надеюсь, черт возьми, это будем не мы с вами!

– Означает ли это, что вы согласны поступить так?

– Полагаю – да. Я смотрю, Шерри целиком «за».

– Конечно, – сказала Шерри. – Конечно, я «за». Шерм, последняя часть абсолютно гениальна. Хотя я была склонна некогда преувеличивать твои достоинства, сейчас я вижу, что в определенных отношениях я не воздала тебе должного. В данном случае мне приходит на ум только одна деталь, которую ты упустил из виду и которая вызывает разочарование.

– Какая именно?

– Тебе следовало бы использовать шерри [2]2
  Непереводимая игра слов. По англ. sherry – херес (прим. пер.)


[Закрыть]вместо портвейна.

– О, шерри для Шерри! Я не додумался до такой тонкой ассоциации. Боюсь, однако, что уже поздно что-либо менять.

– Увы! Но, как бы это ни разочаровывало, придется обойтись портвейном.

– Подождите! – вмешался Дэнис. – Шерм, вы знаете, в какой бутылке яд?

– Нет, – ответил я. – Бутылочки одинаковые, и я перемешал их с закрытыми глазами. По крайней мере, вы с Шерри можете первыми выбрать бутылочки, а я возьму ту, которая останется. Устраивает это вас?

– Безусловно! – как отрезала Шерри. – И я не думаю, что это прилично с твоей стороны, Дэнис, предположить, будто Шерм мог обмануть в деле, затрагивающем его честь. А сейчас предлагаю выпить еще мартини и немного поболтать.

Мы выпили еще и поболтали, а потом я отправился в центр города в гостиницу и снял там номер. В номере, надев пижаму, в которой я хотел умереть, я выпил портвейн и лег на кровать.

Я сидел за стойкой в баре, потягивая «амброзию хайбол», когда пришла Шерри. Это отнюдь не был коктейль-холл кафе Пикарди, но это было приятное место, и здесь, сидя на небольшом возвышении, наигрывала красивые мелодии на концертной арфе талантливая и милая девушка. Шерри, несомненно, была удивлена тем, что видит меня, и явно в затруднении насчет того, радоваться ей или нет. Как бы там ни было, она присела за стойку рядом со мной.

– Ради всего святого на земле, что здесь делаешь ты?

– Привет, Шерри, – откликнулся я. – Странно, что ты выбрала это выражение.

– Какое выражение?

– «На земле».

– О, господи! – она пристально посмотрела на меня и, нахмурив брови, начала быстро постукивать по стойке ногтем указательного пальца правой руки, что было признаком ее гнева.

– Можешь мне не отвечать, я и так все понимаю сейчас. Шерм, ты, такой-сякой, ты влил яд в две из этих маленьких бутылочек, а затем каким-то образом умудрился подсунуть их мне и себе, и это было ни что иное, как подлый трюк, для того, чтобы навечно разлучить меня и Дэниса Твоей двуличности просто нет границ.

– Ты несправедлива, обвиняя меня в том, что я сыграл с тобой злую шутку, – возразил я. – Это правда, что дело обстояло не совсем так, как я говорил, но я, безусловно, не был предвзято настроен против кого бы то ни было. У нас у всех были равные шансы.

– Объяснись, пожалуйста, если тебе не трудно.

– Дело в том, что я влил яд во все три бутылочки.

– В таком случае, где Дэнис?

– Да, кстати, – спросил я. – Где же он?

– Я его здесь нигде не видела.

– Я тоже не видел. И мы его еще долго не увидим.

– Ты хочешь сказать, что он изменил своему слову? Что после 7 ого, как он согласился участвовать, он не выпил свой портвейн?

– Вот именно.

Она продолжала смотреть на меня, но ее указательный палец постукивал все медленнее и медленнее, пока, наконец, не остановился совсем, и мне показалось, что я читаю в ее глазах некоторые приметы того, что мы снова вступаем в блаженную эру безумства, неистовства и непреодолимости друг к другу.

– Да-а, – сказала она, – я вижу, что я назвала таким-сяким не того, кого нужно.

– Это верно, – ответил я. – Не желаешь ли выпить «амброзии хайбол»?

– Думаю, что да, – согласилась она. – Это как раз то, что мне сейчас требуется.

Ричард Матесон
Потомки Ноя

Было утро, начало четвертого часа, когда мистер Кетчэм проехал мимо указателя с надписью «г. Захры, нас-е 67 чел.». Он простонал. Еще один в бесконечной веренице приморских городишек штата Мэн! Он на секунду с силой закрыл глаза, затем открыл их и нажал на акселератор. «Форд» рванул вперед. Может, если повезет, он наткнется на какой-нибудь приличный отель. Ясно, что в «г. Захры, нас-е 67 чел.» мотеля не предвидится.

Мистер Кетчэм удобнее расположил свое массивное тело на сиденье и вытянул ноги. Отдых проходил отвратительно. Он планировал прокатиться по Новой Англии, [3]3
  Историческое название штатов Мэн, Нью-Гемпшир, Вермонт, Массачусетс, Род-Айленд, Коннектикут (прим. пер.)


[Закрыть]полюбоваться и испытать ностальгические ощущения. А вместо этого обрел скуку, изнурение и лишние расходы.

Мистер Кетчэм был раздосадован.

Мэйн-стрит – Главная улица. Казалось, весь городок погружен в непробудный сон. Единственным слышимым звуком был шум двигателя его автомобиля, единственным видимым лучом света – направленный кверху и расширяющийся вдали свет от фар, выхвативший из темноты новый дорожный знак: «Ограничение скорости – 15 миль/час».

– Как же, как же, – с отвращением пробормотал он, выжимая газ.

Три часа утра, а отцы города хотят, чтобы он черепахой тащился по их паршивой деревушке. За стеклом автомобиля мелькали темные здания.

«Прощай, г. Захры, – подумал мистер Кетчэм. – Прощай, нас-е 67 чел.»

Но тут в зеркале заднего обзора появился другой автомобиль. С кузовом типа «седан» и с вращающейся красной мигалкой на крыше. Он знал, что это за автомобиль. Нога сама соскочила с акселератора, и он почувствовал, как учащенно забилось сердце. Все-таки, может, они не заметили, с какой скоростью он ехал?

Ответ не заставил себя ждать. Машина темного цвета поравнялась с «фордом», и из окна высунулся человек в большой шляпе.

– К тротуару! – рявкнул он.

Сглотнув пересохшим ртом выступившую слюну, мистер Кетчэм подрулил к бровке тротуара. Он потянул ручной тормоз, выключил зажигание, и машина замерла. Полицейская машина вильнула к обочине и остановилась. Ее правая передняя дверца распахнулась.

В свете фар автомобиля мистера Кетчэма вырисовалась приближающаяся фигура. Он суетливо нащупал левой ногой кнопку и, надавив на нее, перешел на малый свет. И снова проглотил слюну. Ужасная нелепица! В три часа утра черт-те знает где деревенщина-полицейский прихватывает его за превышение скорости. Скрежеща зубами, мистер Кетчэм ждал. Человек в темной форме и широкополой шляпе нагнулся к окну:

– Права!

Мистер Кетчэм скользнул дрожащей рукой во внутренний карман и вытащил бумажник. Он нащупал водительские права и передал их полицейскому, лицо которого ничего не выражало. Он смирно сидел, в то время как полицейский, направив луч фонарика на права, изучал их.

– Из Нью-Джерси.

– Да, да… – подтвердил мистер Кетчэм.

Полицейский продолжал изучать права. Мистер Кетчэм беспокойно пошевелился на сиденье и сжал губы.

– Права не истекли, – сказал он.

Он увидел, как голова полицейского поднялась. Затем он судорожно глотнул воздух, когда узкий кружок света от фонаря ослепил его. Он резко дернулся в сторону.

Свет погас. Мистер Кетчэм заморгал слезящимися глазами.

– Что, в Нью-Джерси не читают дорожных знаков? – спросил полицейский.

– Ну, почему, я… Вы имеете в виду указатель «Н-население 67 человек»?

– Нет, не этот знак.

– О! – мистер Кетчэм прокашлялся. – Но это единственный знак, который я видел.

– Значит, вы плохой водитель.

– Я…

– На знаке было написано, что максимальное ограничение скорости составляет пятнадцать миль в час. Вы ехали на пятидесяти.

– Я… я боюсь, что не заметил его.

– Ограничение скорости составляет, пятнадцать миль в час независимо оттого, заметили вы знак или нет.

– Что… в такое время суток?

– Вы видели там расписание?

– Нет, конечно, нет. То есть я хочу сказать, что вообще не видел никакого знака.

– Вот как?

Мистер Кетчэм почувствовал легкое покалывание на зашейке.

– Послушайте, послушайте, – слабым голосом начал он, затем прервался и, посмотрев на полицейского, договорил: – Я могу взять свои права назад?

Полицейский стоял молча.

– Так я могу?.. – снова начал мистер Кетчэм.

– Следуйте за нами, – наконец отрывисто бросил полицейский и отошел.

Мистер Кетчэм ошеломленно смотрел ему вслед. Эй, подождите! – почти прокричал он. Ведь полицейский даже не вернул ему права! Мистер Кетчэм ощутил вдруг какой-то холод в животе.

– Что же это такое? – пробормотал он, наблюдая за тем, как полицейский садится в свою машину. Включив мигалку на крыше, она съехала с обочины.

Мистер Кетчэм последовал за ней.

– Это возмутительно, – произнес он вслух. – Они не вправе так поступать. Что за средневековье? Он крепко сжал свои толстые губы, продолжая понуро следовать за полицейской машиной вдоль Мэйн-стрит.

Через два квартала автомобиль свернул. Фары высветили стеклянную витрину магазина. «Бакалейные товары Хэнда», – прочел мистер Кетчэм полустершиеся буквы.

На улице отсутствовали фонари. Это напоминало езду по тоннелю в кромешной тьме. Впереди были лишь три красных глаза задних огней и мигалки полицейской машины, позади – непроницаемая мгла «Финал чудесного денечка, – думал мистер Кетчэм, – взят за превышение скорости в Захры, штат Мэн». Он покрутил головой и тяжело вздохнул. И отчего ему было не провести отдых в Ньюарке? Спал бы допоздна, ходил на представления, ел, смотрел телевизор.

На следующем перекрестке полицейская машина повернула вправо, а затем, через квартал, влево и остановилась. Ее сигнальные огни потухли. Мистер Кетчэм припарковался сзади. Он не находил никакого объяснения происходящему. Дешевая мелодрама Они с таким же успехом могли оштрафовать его на Мэйн-стрит. Деревенское злорадство. Унижение достоинства человека из большого города давало им мстительное чувство собственной значимости.

Мистер Кетчэм ждал: Что ж, он не станет спорить. Он уплатит штраф, не сказав ни слова, и распрощается с ними. Он потянул на себя ручной тормоз и неожиданно вздрогнул, осознав, что они могут оштрафовать его на любую сумму, какая им вздумается. Они могут содрать с него и пятьсот долларов, если им захочется! Тучный мистер Кетчэм слышал эти истории о нравах провинциальной полиции, о той абсолютной власти, которой они обладали. Он хрипло откашлялся. Ну, это уже абсурд. Что за дурацкие фантазии?

Полицейский открыл дверцу:

– Выходите.

Наулицахи во всех зданиях не было света. Мистер Кетчэм судорожно сглотнул. Все, что он мог наяву различить, была черная фшура полицейского.

– Это… участок? – спросил он.

– Выключите опш и выходите, – ответил полицейский.

Мистер Кетчэм ткнул хромированную кнопку и выбрался наружу. Полицейский захлопнул дверцу. Раздался громкий эхообразный стук, как будто они вместо улицы находились в неосвещенном складском помещении. Мистер Кетчэм взглянул вверх. Иллюзия была полной. Не было видно ни звезд, ни луны. Земля и небо слились в единой тьме и кружили вслепую.

Сильные пальцы полицейского сжали его руку. Мистер Кетчэм на мгновение потерял равновесие, но устоял на ногах и быстро пошел рядом.

– Здесь темно, – услышал он свой, не вполне знакомый голос.

Ответа не последовало. С другой стороны вышагивал второй полицейский. Мистер Кетчэм сказал себе: «Эти проклятые захолустные нацисты из кожи вон лезут, чтобы запугать меня. Только у них ничего не получится!»

Мистер Кетчэм вдохнул в себя влажный, пропитанный морем воздух, и сделал медленный выдох. Крохотный городок с населением в 67 человек и двое патрульных полицейских на улицах в три утра! Смешно.

Он споткнулся о ступеньку и едванеупал. Полицейский слева подхватил его под локоть.

– Спасибо, – машинально пробормотал мистер Кетчэм. Полицейский не отреагировал. Мистер Кетчэм провел языком по губам. «Мужлан, – подумал он и мельком улыбнулся. – Впрочем, лучше оставить его в неведении насчет этого.»

Он мигнул, когда открыли дверь, и невольно почувствовал облегчение. Это был действительно полицейский участок. Вот стоит письменный стол на возвышении, вот висит доска информации, вот черная пузатая и нерастопленная печка, а вот вся в росписях скамейка у стены, дверь и пол, покрытый потрескавшимся и грязным линолеумом, бывшим когда-то зеленого цвета.

– Сядьте и ждите, – приказал первый полицейский.

Мистер Кетчэм посмотрел на его худое угловатое лицо, обтянутое смуглой кожей. В глазах не было заметно никакой грани между зрачком и радужной оболочкой. Сплошной темный фон. Форма болталась на нем мешком.

Второго полицейского мистеру Кетчэму рассмотреть не удалось, потому что они оба вышли в соседнюю комнату. С минуту он стоял, уставясь в закрытую дверь. Выскочить отсюда и уехать? Нет, в правах указан его адрес. И потом, может, они только и ловят момент, чтобы он сбежал. Кто знает, что там в деформированном уме этих провинциалов. Они могли даже… застрелить его, если бы он попробовал сбежать.

Мистер Кетчэм тяжело опустился на скамейку. Да нет, он слишком позволил своему воображению разгуляться. Обычный мелкий городишко на побережье штата Мэн, и его просто собираются оштрафовать за…

Но тогда почему они не штрафуют его? Что означает вся эта канитель? Грузный челвек сжал губы. Ладно, пусть ведут свою шру, как хотят. Это лучше, чем убегать. Он прикрыл глаза, давая им отдохнуть.

Чуть погодя он открыл их. Было чертовски тихо. Он оглядел тускло освещенную комнату. Стены были замызганными и голыми, за иключением часов и картины, висевшей над столом. Это был портрет – скорее репродукция – человека с бородой. Вероятно, один из старинных моряков Захры. Хотя нет. Скорее, это копия Сиарса Ребека «Бородатый моряк».

Мистер Кетчэм ухмыльнулся. Зачем в полицейском участке нужна такая картина, было выше его понимания. Если, конечно, не учитывать, что Захры расположен на Атлантике. Наверное, основной источник его доходов составляло рыболовство. В любом случае, какая разница? Мистер Кетчэм опустил взгляд.

В соседней комнате слышались приглушенные голоса двух полицейских. Он пытался разобраться, о чем они говорили, но не смог. Он пристально посмотрел на закрытую дверь. «Возьми и войди», – подумал он и глянул настенные часы. Двадцать две минуты четвертого. Сверил со своими часами. Почти правильно. Дверь отворилась, и оба полицейских вошли.

Один из них сразу же покинул участок. Второй, тот, кто забирал у мистера Кетчэма права, проследовал к письменному столу, включил лампу на длинном гибком проводе, достал большой журнал из верхнего ящика и начал что-то записывать в нем.

Прошла минута.

– Я… – мистер Кетчэм откашлялся. – Извините. – Я…

Он внезапно остановился, увидев, как полицейский оторвал голову от журнала и холодно вперил в него свой взор.

– То есть вы… оштрафуете меня сейчас?

Полицейский снова уткнулся в журнал:

– Подождите.

– Но уже четвертый час ут… – мистер Кетчэм взял себя в руки. Он старался выглядеть настроенным воинственно.

– Хорошо, – отрывисто произнес он. – Не могли бы вы сообщить мне, как долго это еще протянется?

Полицейский продолжал писать в журнале. Мистер Кетчэм в напряжении сидел, наблюдая за ним. «Это невыносимо», – думал он. – В последний раз он едет за сотни миль в эту проклятую Новую Англию.

Полицейский поднял глаза:

– Женаты?

Мистер Кетчэм изумился.

– Повторяю: вы женаты?

– Нет, я… В правах все указано.

Мистер Кетчэм нервно засопел. Он ощутил дрожь удовольствия от своего дерзкого ответа и в то же время как бы покалывание от непонятного страха при разговоре с этим человеком.

– Родственники в Нью-Джерси есть?

– Да. Вернее, нет… Сестра, но она живет в Висконс…

Мистер Кетчэм не договорил. Он смотрел, как полицейский записывает его показания. Дорого бы он дал, чтобы избавиться от своих тошнотворных страданий!

– Работаете? – спросил полицейский.

Мистер Кетчэм зашевелился:

– Видите ли, у меня нет какого-либо конкретного заня…

– Безработный, – заключил полицейский.

– Вовсе нет, вовсе нет! – ожесточенно возразил мистер Кетчэм.

– Я… э-э… свободный торговец. Скупаю имущество и земельные участки у…

Он замер, когда полицейский взглянул на него. Мистер Кетчэм трижды сглотнул комки слюны, прежде чем этот чурбан отвел свой взгляд. Он вдруг осознал, что сидит на самом краешке скамейки, как бы приготовившись и все еще удерживая себя от прыжка, который должен защитить его жизнь. Он заставил себя сесть на место и сделал глубокий вдох. «Расслабься, – сказал он себе и умышленно закрыл глаза. – Вот так. Можно даже вздремнуть. Надо извлекать максимум из ситуации.»

В комнате было тихо, только раздавалось металлическое потикивание стенных часов. Мистер Кетчэм слышал, как медленно и ноюще билось его сердце. Он поерзал своим массивным телом на твердой неудобной скамейке. Глупо все это. Ах как глупо.

Мистер Кетчэм открыл глаза и нахмурился. Проклятая картина. Такое впечатление, будто этот бородатый моряк смотрит именно на тебя. Именно…

– Эй!

Рот мистера Кетчэма захлопнулся, он резко открыл глаза, зрачки его были расширены. Он дернулся вперед со скамейки, затем отпрянул назад.

Над ним, склонившись, стоял смуглолицый человек, рука его лежала на плече мистера Кетчэма.

– Да? – спросил мистер Кетчэм. Сердце его прыгало.

Человек улыбнулся.

– Капитан Шипли, – представился он. – Пройдемте в мой кабинет.

– Да, да, – закивал мистер Кетчэм.

Он распрямился, поморщился. Мышцы спины затекли. Человек отступил назад, и мистер Кетчэм, кряхтя, встал на ноги. Глаза его как бы автоматически скользнули по стенным часам. Было начало пятого.

– Послушайте, – сказал он, не совсем проснувшись, чтобы чувствовать себя испуганным, – почему я не могу уплатить штраф и уехать?

Теплота в улыбке Шипли отсутствовала:

– У нас в Захры дела обстоят немного по-иному.

Они вошли в небольшой пропахший затхлостью кабинет.

– Присаживайтесь, – предложил начальник, обойдя кругом свой письменный стол. Мистер Кетчэм опустился на заскрипевший под ним стул с прямой спинкой.

– Не понимаю, почему я не могу уплатить штраф и уехать?

– Всему свое время.

– Но… – мистер Кетчэм не докончил. Улыбка Шипли создала впечатление некоего скрытого дипломатического предупреждения.

Поскрежетав зубами, грузный человек, откашлялся и стал ждать, пока начальник просмотрит лист бумаги, лежавший на столе. Он заметил, как жалко сидела на Шипли одежда. «Деревенщина, – подумал мистер Кетчэм. – Не умеют даже одеваться.»

– Я вижу, вы не женаты, – приступил к расспросам Шипли.

Мистер Кетчэм промолчал. Он решил действовать их же оружием – использовать безразговор-ную терапию.

– У вас есть друзья в Мэне?

– К чему это?

– Обычные процедурные вопросы, мистер Кетчэм, – пояснил начальник. – Единственная ваша родственница – сестра в Висконсине?

Мистер Кетчэм смотрел на него, не говоря ни слова. Какое все это имело отношение к дорожному нарушению?

– Я жду, сэр.

– Я уже говорил вам, то есть говорил вашему подчиненному. Я не вижу…

– Вы здесь по делам?

Рот мистера Кетчэма беззвучно раскрылся.

– Почему вы задаете эти вопросы? – вспылил он. «Перестань трястись!» – одновременно в ярости приказал он себе.

– Таков порядок. Итак, вы здесь по делам?

– Яна отдыхе. И я не вижу во всем этом никакого смысла! Я терпел до сих пор, но, черт возьми, я требую, чтобы меня оштрафовали и отпустили!

– Боюсь, что это невозможно.

Челюсть мистера Кетчэма отвисла. Происходящее напоминало ночной кошмар с продолжением наяву.

– Я… я не понимаю, – проронил он.

– Вы должны будете предстать перед судьей.

– Но это возмутительно!

– Разве?

– Да. Я гражданин Соединенных Штатов Америки. И я требую защиты своих прав.

Улыбка на лице начальника полиции погасла.

– Вы ограничили свои права, когда нарушили наш закон. Теперь вам придется расплачиваться за это так, как мы сочтем нужным.

Мистер Кетчэм тупо уставился на Шипли. Он осознал, что полностью в их руках. Они могли оштрафовать его на любую сумму или засадить в тюрьму на неограниченный срок. Все эти вопросы, которые ему задавали… Он не знал, зачем они задавали их, но знал, что его ответы обнажили и показали его как человека, не имеющего корней. Никого не интересует, жив он или…

Комната, казалось, поплыла. На теле выступил пот.

– Но так нельзя, – сказал он и понял, что это не аргумент.

– Вам придется провести ночь в тюрьме. Утром вы встретитесь с судьей.