Текст книги "Парадокс Тьюринга (СИ)"

Автор книги: Ричард Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

  Относительно глайдера «Эрни» оказался более вместительным и комфортным транспортом, способным долгое время находиться в открытой воде. К тому же он прекрасно справлялся с функциями декомпрессионной камеры постепенно погружаясь и поднимаясь на поверхность. Так что нам со Свеном стоило попутно прождать утомительное всплытие прежде, чем наступит долгожданное время добраться до крошечного архипелага островов на берег которого, выбросился Монах.

  Для меня всё ещё оставалось непонятностью перетекающей в особую, надуманную интригу, всё то, что было связано с смертью этого афалина. Зачем стоило Фалладе, понимавшим и признававшим свою явную ложь и намеренность, инсценировать вновь суицид Монаха? Но как тогда стоит принимать слова Роллана Гери о уже произошедшем загоне дельфина касатками? Где же находилась действительная правда, а что оказывалось произвольными и спонтанными измышлениями людей, было ещё довольно неясно.

  На удивление Татсон оказался более добродушным в общении, чем все остальные из состава команды «Медузы». Да и нордическая пунктуальность, звучавшая из уст начальника и руководителя станции предостережением, оказалась надуманным комплексом для самого Фаллады. Свен был круглолиц и грузен, но совершенно не обрюзгший, как мне показалось ещё вчера при рассмотрении его фото. Мясистое лицо батинавта было загоревшим и подвижным, хорошо выбритым, в отличии от обросшего окладистой бородкой у Ро. По – видимому, Гери тем самым пытался скрыть свою худощавость и придать себе некую солидность и весомость.

  Моё общение с гидронавтом началось лишь в ангаре гидрариума, на небольшом траппе ведущем в кабину «Эрни». Вода мерно хлюпала о края пирсового атриума раздаваясь громким хлопковым эхом в округлом помещении, будто при приливе. Внизу уже светились фонари причальной сигнализации превращая глубинную тьму царившую на этом уровне океана в яркое чётко очерченное пятно. Вбежав на переходник и цепляясь за релинги, чтоб удержать равновесие, я было уже решился с силой колотить в задраенный люк скафа, теряя надежду на то, что норвежец ещё будет тянуть с погружением. Но внезапно открывшаяся дверь буквально чуть не расквасила мне нос.

  – Наш новый психолог? – сходу спросил Татсон. Голос у него звучал басовито со спокойной уверенностью. – Видимо Генрих решил вытолкнуть вас на осмотр, вместо себя. Обследуете, дадите объективное заключение произошедшему. Так сказать, свежим взглядом.

  – Наверное... – пропуская его мимо себя мне пришлось прижаться посильней к поручням. – Я Макс, ксеноэколог. Прибыл на станцию два дня назад. Ро любезно отработал роль паромщика подбросив меня с «Земли» на своей «Лошадке».

  – Ясно. – Свен добродушно засмеялся и прошёл в глубь ангара. Издали его голос звучал громогласно. – Мне повезло, что пришлось задержался. Необходимо было заглянуть в лабораторию и захватить набор для проб с реактивами. С сегодняшнего дня это станет теперь вашей работой возиться с НД. Мы их зовём чуть попроще – «призраки бездны» или сирены. Ещё ни разу не видели?

  – Да как – то не доводилось, – я стоял на трапе наблюдая, как Свен взяв вещевые кейсы нёс их на скаф. – А почему именно «сирены»?

  – Когда нейтринные связи дубля начинают распадаться на уровне ультразвука появляется странный шум, еле уловимый и весьма неприятный, как по – мне. Что – то сродни стону, ну или вою. От того и название.

  – Довольно дельно, – ответил я.

  – Теперь вот насмотритесь и наслушаетесь. Элен с Филиппом только руки потрут от удовольствия. Ведь до сих пор это была их работа возиться с НД. А Генрих вообще открещивался от них. – Татсон подойдя вплотную кивнул на открытый вход: – Ну что, идём?

  Его непосредственность и прямота меня сбивала с обычного настроя, который начал преобладать во мне после общения с некоторыми представителями контингента Станции. Скрытность, угрюмость и отстранённость по отношению к прибывшему гостю было явной психологической реакцией защиты в наивной попытке сохранить некую живописность застывшей картины реальности, готовой расплыться при минимальном чужом вмешательстве. Со Свеном всё оказывалось как – то по – иному, нормально и естественно.

  – Спускайтесь вниз и устраивайтесь на месте борт – инженера. Будите следить за глубиной – всплывать придётся долго. Да, и осторожней там в переходе, там не убрано...

  Перебирая поручни траппа, я осторожно и неумело ставил ноги стараясь не поскользнуться. На нижней палубе, вытянутой узким зевом прямо к прозрачному колпаку водителя с единственным ложемент – местом по центру, валялись в сплошном беспорядке несколько металлических ящиков и картонных коробок. Тут же, домиком стоял раскрытый кейс, под которым виднелись несколько пустых пробирок, тампоны из ваты и открытая пивная банка.

  – Не слишком обращайте внимания, – Татсон оттолкнул назад боковое кресло перед пультом корда, предназначавшееся, видимо, для меня и прошёл вперёд. – Это ещё в прошлый раз в спешке забыли прибрать. График у каждого свой, а времени не хватает.

  С отдохновением упав в водительское кресло он удовлетворённо заурчал и повернувшись посмотрел на меня. Лицо его озаряла детская открытая улыбка.

  – Простите, Свен, я совсем не предполагал, что отправлюсь на освидетельствование... призраков. Вернее, наоборот, Фаллада сказал мне о гибели одного из афалинов. Разве он не сказал вами о данных с орбитальных наблюдателей?

  – По – моему, всё довольно очевидно, раз мы с вами здесь.

  – Тогда, почему вы говорите о каких – то непонятных «призраках»?

  Моё удивление ничуть не смутило его. Татсон добродушно улыбнулся.

  – Если б это произошло во второй или третий раз, тогда стоило бы ещё сомневаться. А так... – со вздохом смиренно развёл он руками. – Это, скорее всего Генрих вас озадачил. Он, как всякий истинный учёный не может терпеть неподтверждаемую наукой очевидность. Видели бы вы его, когда он впервые встретил Виктора.

  – Могу только предположить. Ведь при нашей первой, случайной, встрече он чуть не бросился наутёк. – Я с неприязнью вспомнил своё ночное знакомство с Фалладой. – Да и ещё и живёт в ординаторской...

  – Ну, – протянул Свен, – это его крепость. Так сказать, последний рубеж. Кстати вам, как нашему новому психологу стоит побывать там.

  – Да собственно... – запнувшись, я встал перед определённой дилеммой: была ли уж особая необходимость говорить Татсону о том, что я не являюсь новым членом экипажа «Медузы», а лишь проверяющим. Так ли был важен этот акцент для него? Да и в берлоге у Фаллады я уже успел побывать. – Вообщем, давайте отправляться.

  – Согласен, – без тени подозрительности и озадаченности кинул Татсон и развернувшись к колпаку армированного кокпита начал подключать приборы. – Времени у нас пока хватает. Жизнь этих тварей длится не более шести – семи часов. Так что, надеюсь, вернёмся с добычей.

  Под эти слова, как нельзя кстати ложилось утреннее пожелание Элен о счастливой охоте, сказанное отнюдь не в лучшем контексте. Дело омрачало ещё и то, что начальник Станции вновь прибегнул к обману, мотивируя «очередную» смерть Монаха, как оправдание своей честности и непоколебимого авторитета учёного. А на самом деле выходило так, что это оказывалось уже была своеобразная суицидальная тенденция.

  Мезоскаф тихо заурчал моторами и постепенно начал полностью погружаться в воду.

  – Свен, а что означает аббревиатура НД?

  – Неужели Генрих совершенно не ввёл вас в курс дела? Вот же, ловкач, – ответил Татсон. – Её предложил Полозов, основываясь на свойствах «призраков» обнаруженных ранее. А расшифровывается очень просто – нейтринный дубль. Кстати, название весьма дельное и чрезвычайно успешное, крайне прекрасно описывает суть самого явления.

  Упоминание уже во второй раз внештатного батинавта меня начало смущать и настораживать. А сама внешность неизвестного до селе работника – гидронавта, освидетельствованная при этом Бертом, заставляла принимать во внимание совершенно гипотетические теории, вплоть до появления на «Медузе» эфемерных НД. Хотя в биологии у меня и имелся отличнейший опыт, но перспектива заниматься какими – то таинственными дублями и оставаться и проводить на Станции для этого долгий период своей жизни, меня совершенно не привлекала.

  – А как давно Полозов работает на Станции? – решился спросить я.

  – Да уже как без малого около года. Я – то прибыл позже всех, когда штат поменялся и был давно укомплектован...

  – Откуда? – пришлось быстренько перебить Татсона, переводя разговор в русло воспоминаний, чтоб у него не возникло особых подозрений на мой счёт.

  – Гондвана. Есть такая довольно провинциальная планетка. Только тем и ценна, что там находится с полсотни ферм, выращивающих местную культуру, сродни нашим мидиям. Что – то вроде симбиоза водорослей и молюсков.

  Погрузившись в собственные воспоминания Свен как – то быстро затих, продолжая вести скаф на глубину. Я от скуки было повернулся к приборной панели.

  – А собственно, зачем он вам? Разве вы ещё не встречались? – донеслось из – за спинки кресла.

  – Хотелось бы уже познакомиться со всеми на Станции.

  – Ещё успеете, – голос Татсона вновь оживился. Это явно слышалось по интонации. – Сегодня ещё вряд ли вы его встретите, он сейчас на «Носороге» «Гирлянду» обслуживает. А там работёнки, знаете ли, хватает. Вот, может быть, завтра.

  – Очень на это надеюсь. Тем более, что он всё – таки оказывается, жив.

  – Вполне. А с какого несчастия ему становиться усопшим?

  – Скорее, утопленником. И всего несколько суток назад. Это следовало из утверждений некоторых ваших коллег, Свен, чуть ли ни всего персонала Станции.

  Мне казалось, что бравурность и весёлость будут и дальше властвовать в голосе и настроении Татсона. Но всё внезапно закончилось, превратив жизнерадостного батинавта в нордически холодного норвежца.

  – Лучше не отвлекайтесь от приборов. А то, неровен час, сядем брюхом на дно и начнём ползать, как крабы.

  Вальяжной дружественной беседе был положен конец. Напряжённое молчание прерывалось нашими короткими фразами с определёнными данными глубины и окружающей гидрологической обстановки. Всплытие становилось теперь не только скучным, но и натужным. Чувства Свена меня совершенно не интересовали, но лишь то, что скрывалось за ними. Почему все эти странные утверждения членов команды Станции не просто разняться от одного к другому, но и столь психологически – эмоционально насыщены? Более чем возможно, всё это как раз и связывалось с той окружающей биосферы чужой планеты и глубин её океанов. И, как водится, именно для этого я понадобился здесь в виде представителя ксеноэкологов, чтоб выяснить подобные факты. Но до хоть до какого – то явного представления о происходящем вокруг было ещё весьма далеко. И ситуация ни мало не изменилась после прибытия на Гекату, да разве что стала ещё более запутанной и напряжённой. Это явно прослеживалось и в резко изменившемся настроении Свена. Тема неуловимых двойников действительных или мнимых членов команды Станции, которые гибнут для одних и остаются совершенно «реальными» для других обитателей «Медузы», почему – то становилась притчей воязыцах. Но реакция всегда оставалась одной – полной замкнутостью и нежеланием продолжать поднятую разговором тему.

  Принимать чью-либо сторону в подобной ситуации означало для меня весьма скользкий путь ведущий в совершенно запутанные дебри чужих передряг. Сейчас стоило сосредоточиться на предстоящем осмотре погибшего афалина, чем бы, или кем бы он там ни оказался – истинным ли Монахом, решившим исполнить то, что якобы уже произошло два стандартных месяца назад. Или очередным эфемерным «призраком» выброшенным непонятной силой на берег по неопределённым причинам. Пусть даже это и было некое нейтринное образование, оно всё же имело способность функционировать и жить, весьма чётко и органично повторяя внешние данные биологических существ.

  Вопросы по этому поводу у меня, как функционала Ксеноэкологии и представителя Института начали возникать спонтанно. Попытки разговорить Татсона закончились ничем. Поэтому, оставшись наедине с самим собой я стал теперь расходовать время более для размышлений и предположений, пускай и надуманных, что свойственно многим научным и лабораторным работникам для исследования проблемной тематики. Но однако же, стоило заметить, что быть замкнутым в одном аппарате с человеком, который не считает общение с тобой столь необходимым процессом, делает время совершенно невыносимым. И достаточно, долгим...

   10

  Вечер должен был стать совершенно иным, таким, как я его себе представлял на борту «Эрни» ещё при всплытии, под стабильное сопение Татсона. Откровенно надеясь на спокойную систематику материалов и рациональный анализ данных полученных после посещения маленького кораллового островка, мне уже виделся одухотворённый уверенностью и спокойствием размышлений отдых. Однако, открывшаяся картина трагической гибели дельфина резко изменила многое, привнося в необходимую для меня рабочую размеренность диссонирующую динамику. И как это ни казалось странным, её инициатором стал совсем не мёртвый дельфин, а мой подопечный. Именно Берт начал тот процесс переосмысления всего, что до сих пор считалось незыблемо верным.

  Спустя всего около полутора часов после отчаливания мезоскаф поднялся на поверхность у самого берега острова, своим абрисом более напоминавшем плавающий гриб, верхушка которого плоской шапкой лишь чуть – чуть поднималась над поверхностью. Основа же обрывалась глубоко в глубину океана на несколько сот метров.

  – Вылезайте, – голова батинавта заполнила почти весь зев открытого на верху люка. – И не забудьте прихватить лабораторный бокс.

  Голос Свена удалялся с последними слова.

  Головокружение, слабость и тошнота тут же дали о себе знать, когда я начал подниматься по трапу уже чувствуя прилив свежего воздуха Гекаты. Солоноватый, чуть с прохладой влажностью он начинал опьянять меня после стабильной замкнутой атмосферы Станции. Привыкший к подобным перепадам Свен с лёгкостью справился с люком надстройки и спрыгнул на песчаную поверхность, да так, что закачался весь аппарат.

  – Ладно, – прокричал я в ответ задирая голову к насыщенному не по – Земному, ярко – синему, но совсем, не грозовому, небу. – Может быть что – то ещё?!. Свен?!

  Ответом мне был плеск волн о борт «Эрни» и мерное покачивание подводной посудины. Пытаясь устранить небольшое головокружение и пульсацию в висках, я отыскал необходимое и направился вслед за Татсоном.

  Норвежец уже был на берегу и крепил фалл к какой – то небольшой основе. На нём были бордового цвета шорты и расстёгнутая пестрой расцветки рубашка; когда он успел переоблачится было совсем не понятно.

  Увидев меня он иронично заулыбался и подошёл ближе.

  – Давайте, что там у вас, – он забрал бокс и вещевой кейс. – Надеюсь, мы ещё успеем что – то застать...

  Мне стоило большого труда выбраться и спрыгнуть на берег. На фоне Татсона, я конечно же выглядел весьма специфично и официально, в своем форменном комбинезоне и в куртке с нашивками Станции.

  Остров оказался совершенно небольшим, каких – нибудь пару километров в диаметре по максимально удалённым точкам. И практически – пустынным, просматриваясь довольно хорошо, даже невооружённым глазом.

  – Ну и где же сам объект? – удивленно я начал водить по сторонам головой.

  – Должно быть где – то там, чуть дальше по линии берега.

  Честно признаться, в том направлении, куда указывал глубоководник совсем ничего не угадывалось, никакой туши, или хотя бы её сереющей тени.

  – Должно быть? – в недоумении переспросил я. – Свен! Фаллада уверял меня, что координаты полученные с орбиты без погрешностей и с точностью до минуты.

  – Вот и стоило бы Старику самому сюда добираться. Пусть рыщет в поисках очередного дубля. Я ведь вас уже предупреждал, – ответил норвежец.

  – Послушайте, Татсон, я ведь не из праздного любопытства вызвался в эту вылазку. И, честно признаться, отнюдь не в помощь вам. Мне необходимы факты и доказательства... – я вдруг запнулся. Что можно было говорить дальше, о чём: о том, что на Станции происходят весьма своеобразные вещи, объяснить которые логически, никто из контингента её команды совершенно не в силах? А мне, просто предельно необходимо докопаться до истины, которая постоянно проскальзывает сквозь мои пальцы, найти то, что послужило причиной гибели дельфина с весьма странным именем. Но если же сама смерть повторяется раз от раза, то что тогда здесь происходит?!

  Татсон сощуренно смотрел на меня:

  – Зачем?! – он поднял кейс всем видом своим показывая, что собирается идти на поиск. – Зачем вам нужны доказательства?! Разве не достаточно того, что само по себе уже есть и желает общаться с нами. Хотя бы таким образом.

  Будто очнувшись я подошёл к нему.

  – Свен, вы говорите так, будто являетесь представителем группы по контакту Института культурологических исследований.

  – Совсем, нет. Но это ведь тоже, не Земля. И с чем мы столкнулись ещё не ясно. – Он повернулся и пошёл вперёд. – Вас, учёных, можно уважать, но любить нельзя. Всё, что попадает в ваши руки вы непременно хотите разложить на мелкие части. И только для того, чтоб доказывать, что чего – то существовать не может.

  – Согласитесь, что для таких заявлений нужны не простые свидетельства и приверженные впечатления, а доказательства. И в худшем случае, не косвенные, а прямые.

  Лабораторный бокс оказался не очень тяжёлым, а более неудобным: квадратной формы с ручкой по середине пластиковой крышки. Нести его приходилось с особым тщанием, так что я уже перестал замечать окружающий пейзаж вокруг, стараясь только, чтоб как можно реже цеплять его бедром .

  – Макс, вам необходимы доказательства? Тогда будьте любезны – сейчас они предоставятся в том объёме, который ещё сохранились.

  – Вполне надеюсь на это, – выдохнул я.

  Крупный коралловый песок очень напоминал соль и неприятно похрустывал под подошвами обуви. Шум набегающих волн был до странности весьма непривычным. Да и сам вид густоватой воды накатывающейся на берег напоминал нечто живое: она не просачивалась сквозь песок, а словно не теряя объёма и формы набежав покоряющаяся силе океана отползала назад, в свою обитель.

  – Послушайте, Свен, куда мы всё же направляемся? Неужели вы решили обойти весь остров? – я остановился опустив быстро надоевший мне бокс на землю.

  Пройдя по береговой линии всего каких – то несколько сот метров, я не видел никакого особого смысла идти вдвоём в неясной попытке обнаружить разлагающееся тело таинственного НД. Стоило ли наше неторопливое передвижение вдвоём того, чтоб просто прийти к исчезнувшим уже останкам, так ничего и не выяснив?

  – Вы можете предложить другой способ? – обернулся Татсон.

  – Наверное будет гораздо эффективней разделиться и заходить с двух направлений. Первый обнаруживший «призрака» останется на месте и по связи сообщит второму о находке. Логично?

  – Не совсем. Вряд ли вы сможете тут же во всём разобраться, найдя «сирену». У меня – то опыта побольше. К тому же здесь есть несколько определённых факторов сопричастности с произошедшим. Одним из которых, как это ни странно, является обычное доверие.

  – Доверие?! – удивлённо вырвалось у меня. – Ваше ко мне?!

  – Совершенно наоборот, – словно констатировал Свен.

  – Я что же, по – вашему, выгляжу параноиком?

  – Хотите услышать честный ответ? – батинавт собрался продолжить наш поиск. – После разговора с Генрихом, то – да.

  Заторопившись за гидронавтом – глубоководником я постепенно начинал приходить к той назойливой мысли, которую мне пытались навязать с самого начала, с того самого момента, как нас Бертом выгрузили на бакене – маяке: гостям здесь были не рады, а уж тем более официальным проверяющим с функциями особого решения. На Станции была своя, можно сказать, семейная атмосфера, в которой место для функционеров особых служб совсем не предусматривалось.

  – Знаете, за те несколько дней, которые проведённые на «Медузе», я смог однозначно уяснить то, что у каждого есть свой собственный взгляд на происходящее в пределах всего комплекса и своя определённая правда. И именно Фаллада в этом плане мне кажется более логично оправданным в своём сумасшествии.

  – Трезвый подход корифея классической науки к проблемам неизведанного и непознаваемого: «Всё, что не может существовать – не может существовать!». Сродни, если я закрыл глаза, значит я ослеп.

  – Не столь радикально, но по – существу...

  – Прекратите. О чём можно говорить, если человек отвергает саму реальность того, что происходит на Гекате.

  – Что же именно, уж раскройте, Свен, вы мне глаза. У всех остальных это как – то не вышло.

  – Стоит ли торопиться?! Для того, чтобы во всём разобраться и вникнуть в суть происходящего необходимо пробыть здесь не одну неделю. Вот тогда и появится у вас своя, уже личная, правда о том, что здесь происходит.

  Остановившись Татсон приставил ко лбу ладонь козырьком и огляделся.

  – Если следовать вашей логике, то дело основывается совсем не на доверии. Вся загвоздка в восприятии...

  – Может быть и так, вам ведь, как психологу, виднее. Тогда стоит ли торопиться и задавать вопросы тем, у кого уже сложилось своё мнение и виденье?

  – Думаю, да. Ведь находиться в положении напуганного таинственностями невежды тоже не столь привлекательно. На Станции происходят непонятные вещи...

  – Я же вам сказал, что привыкните, – перебил меня Свен смотря с недоверием.

  – Особенно это относится к мнимым и постоянным гибелям её персонала.

  – Это вы о Монахе?!.

  – И о Полозове!

  – Дался он вам?! – Свен опустил голову. – Пусть со всем этим разбирается Элен с Филиппом. Или в крайнем случае, сам Фаллада.

  – Ро говорил примерно тоже самое. Но смысла от этого не прибавилось и ситуацию ни на дюйм не прояснило.

  – Неужели вам на столько необходима эта ясность?

  Скорее в его словах слышался не заданный вопрос, а звучащее сейчас непонятное для меня сожаление. Почему все обитатели Станции так старательно пытались не затрагивать темы связанной с этими загадочными НД, а в особенности то, что относилось к Монаху и злосчастному Виктору Полозову? И откуда они вообще, возникали, если по факту уже не являлись ментальным порождением, а существовали как физическое образование знакомое каждому на «Медузе».

  – Поймите, я просто хочу сделать то, что должен, для чего прислан сюда. Сейчас, это осмотреть останки мнимого афалина по кличке Монах. Всё остальное меня пока особо не касается. Но не стану скрывать, что история непосредственно связанная с личностью Полозова, интересует с каждым часом значительно сильнее и больше, чем пресловутый погибший дельфин.

  – Знаете, вряд ли кто – то из наших сможет вам в этом помочь. Вполне возможно, что и вы тоже окажитесь бессильны.

  Мне вдруг осенила догадка и я полез в карман куртки, доставая сложенный листок «Вестника»:

  – Вы кого – то здесь узнаёте?

  Норвежец методично рассматривал предложенное фото, совершенно не выказывая эмоций на лице. Потом повертел его и вернул обратно.

  – Зачем это вам? Ведь это совсем не тот путь, который сможет привести к нужной цели.

  – И всё же?.. Вы узнаёте среди этих людей Виктора Полозова?!

  – Сами во всём скоро убедитесь. И будите не столько удивлены, как разочарованны. Только вот, сможете ли принять истинность? Боюсь, что вряд ли...

  В тот момент я посчитал, что слова Свена были только лишь разочарованием в собственных, возможно и предпринимаемых, попытках разгадать загадку таинственного гидронавта – глубоководника. Но всё оказалось совсем иным. И это было пророческое предупреждение.

  – О чём это вы? – тут же спросил я.

  – Да ни о чём. Так, размышление вслух. – Отвернувшись, Свен, вновь посмотрел вдоль берега в нашем направлении. – Давайте – ка поторапливаться. А то провозимся здесь целый день так ничего дельного и не обнаружив.

  Взглянув туда же, где – то в дали я увидел некую тень, нечто неясное и размытое. Напрягаясь, я попытался разглядеть «это», но образ туманился совершенно не конденсируясь и принять его можно было за что угодно: далёкое дерево, одинокий высокий кустарник, неведаль откуда взявшийся столб или одиноко стоявшая фигура... человека, непонятно, как появившегося на этом острове.

  – Что это? – тревожно поинтересовался я.

  – Где? – Свен повернулся ко мне, намеренно загораживая видение.

  – Там, за вашей спиной.

  Он обернулся, всматриваясь в горизонт, но совсем не туда, где только что была неопознанная фигура.

  – Не валяйте дурака, Татсон. Оно было не в воде, а на побережье.

  – Что именно вы увидели? – строго спросил норвежец.

  – Не знаю, было слишком далеко, чтобы определить, – замялся я. – Может какое – то растение... Или фигура?

  – На Гекате нет поверхностной флоры, – утверждение звучало безапелляционно и однозначно. – Оно двигалось?

  – Скорее, стояло неподвижно. Может это был человек, или что -то очень напоминающее по профилю...

  Взъерошив свою шевелюру крупной пятернёй Свен выдохнул:

  – Лучше снимите куртку – дальше будет ещё жарче. А на будущее мой вам совет, быть не столь впечатлительным от местных достопримечательностей.

  Он зашагал вперёд. Откуда – то у меня появилось уверенность, что Свен уже знает, где находиться погибший «призрак» афалина и что уже в скором времени мы туда доберёмся. Была ли тому причиной призрачная фигура, возникшая на мгновение на горизонте, о которой без сомнения знал Татсон? Скорее всего – без сомнения.

  Совету Свена я всё же последовал, но лишь частично – расстегнув и распахнув полностью куртку. Ветер надувал её время от времени словно парус наполняя нагретым воздухом, что давало определённую свежесть.

  Наш дальнейший поход, как я и предполагал, на счастье, продлился не долго. Протащившись по прибрежной полосе еще с минут двадцать мы, наконец – то, наткнулись на искомое. Зрелище мёртвого афалина было жалостливое и вызывало во мне бурю горести и полного сожаления от произошедшего. Тело дельфина лежало всего в метрах семи – десяти от набегающей воды. Перевернувшись в предсмертном издыхании на левый бок афалин сложил, словно в покорности, передние плавники и выставил исцарапанное и кровоточащее брюхо на показ. Верхнее дыхало было почти сухо и обложено будто оборкой из крема, прилипшим песком. Оно, практически, не открывалось.

  – Бедняга, – только это и смог выразить я по поводу наблюдаемого.

  – К огромному сожалению, люди научившись покорять космос совершенно забыли о принципе смертности. – Татсон положил кейс и взяв у меня лабораторный бокс опустился перед ещё живым дельфином. – Да, вот так всякий раз и напоминаешь себе о конечности собственного бытия, когда натыкаешься на такое. Как – то тяжело с этим свыкаться, пускай даже и неизвестной жизнью.

  – Наверное. Наша цивилизация достигнув уровня техногенного титана стала способной решать не только жизни иных миров, но и рождать in vitro биохомов, совершенно позабыв о человеке. Мы стали управителями чужих жизней, но не своей.

  – При этом вытеснив и позабыв один немаловажный фактор, заменить который, пока совершенно не способны. Потому, как не в силах.

  – И что же это по – вашему? – я подошёл ближе наблюдая, как Свен возится с боксом.

  – Господь Бог. Только он пока способен даровать жизнь человеку и возвращать туда, откуда она взята.

  – Теологические размышления о существовании нечто высшего самого человека в наш век звучат уже не как социальная ересь, а простые наивные предположения, когда – то властвовавших в виде религиозных догм.

  – Пусть даже так. Но кто тогда контролирует механику нашей с вами жизни, и всего остального вокруг? И уж тем более, ограничивает её сроки? Ведь достоверно так и не ясно.

  – Наука работает над этим. Мы ведь научились создавать биокиберов, контролировать их функциональность, жизнедеятельность, логику, мозг...

  Татсон вдруг поднялся

  – Теперь док, дело за вами, – кивнул он на раскрытый бокс. – Я всё приготовил, осталась лишь взять пробы. Элен, в основном, брала около плавников, на брюхе. Пробуйте сами... – Свен неожиданно замолк. – Только всё это очень странно.

  – Что именно?! – спросил я.

  – Прошло уже довольно много времени, а «призрак» так и остаётся без изменений, не проходя первоначальные стадии распада. Что – то явно идёт совершенно не так, иначе.

  Он подошёл к оставленному тут же кейсу, открыл его и достал какой – то портативный прибор. Через мгновение тот стал тихо сигнализировать.

  – Это что, регистратор нейтринных связей? – с саркастичной усмешкой поинтересовался я.

  – Почти угадали. Матричный модуль для обнаружения биоевгеники и вживлённых регистр – чипов. Весьма примитивный, но достаточно надёжный.

  Взяв из бокса молекулярный скальпель и пару вакуумных пробирок, я присел около мёртвого дельфина, именно там, где было множество порезов и максимальное повреждение кораллами и песком. Взять пробы ткани и загустевшей уже крови не составило особого труда. Поднявшись, я подошёл к боксу улаживая инструмент и приспособления в ячейки.

  – Макс, погодите. Дайте – ка мне скальпель.

  Уверенным движением батинавт распорол около правого плавника кожу и пинцетом подцепил миниатюрный датчик.

  – Чёрт возьми! – тихо и весьма раздосадовано проговорил Татсон.

  Излишне здесь было что – то добавлять. Становилось совершенно ясно, кого мы в действительности обнаружили.

  – Ну что ж, выходит Фаллада оказался прав, – после долгого молчания произнёс я.

  – Неужели это теперь так важно? – засопел Свен.

  – Похоже, что смерть «сирены» вас бы не столь огорчила.

  Посмотрев на меня снизу вверх, он медленно встал и подошёл вплотную.

  – Мы становимся циниками лишь тогда, когда убеждены в собственной глупости, как в истине.

  – Не понимаю...

  – Да и не нужно. – Пройдя к вещам Татсон начал собираться. – Теперь делайте то, что вам нужно. И поторопитесь, я ждать долго не намерен. А за Монахом вызову Ро и Филлипа.

  Проделав круговой мониторинг местности и условий, взяв дополнительные пробы окружающей биосферы и туши мёртвого афалина, я буквально задержался на минут этак двадцать, буквально догнав своего провожатого всё ещё рыскающего около скафа.

  Всё обратное погружение прошло в почти полном молчании, прерываемое лишь нашими переговорами по данным проходимых глубин. Такой режим давал мне некоторое время для определённых размышлений. Меня совершенно не покидало чувство, что всё происходящее на Станции, впрочем, как и то, что пытались рассказать и донести до моего сознания её обитатели, совершенно не являлось выдумкой. И уж тем более, сознательной ложью. Непонятные для них самих события, случались и воспринимались, как естественный ход бытности. А если, надуманная фантазия становилась намеренной превращаясь в явный обман, то невозможно было отвергать её скорое воплощение. То есть, стоило предположить существование на самой «Медузе» особого излучения, скорее всего внешнего и очень мощного, способного влиять на психику и эмоциональные переживания её экипажа. Подобное измышление для меня самого выглядело натянуто и смешным, но факт окончательной смерти Монаха, постоянно гибнущих односхемным суицидом «сирен» и присутствие на «Медузе» неуловимого «шестого» члена команды, подтверждали, пускай ещё и слабую, мою гипотезу стыкующуюся с предположением Фаллады о наведённой гипноиндукции. Где – то недалеко от Станции, должен был находиться некий апекс, который и продуцировал подобные волны, под которые попадал весь подводный комплекс. Ведь для чего – то «Медузу» привязали именно к этой локальной точке подводного шельфа. И нахождение её не могло быть обусловлено одним лишь случайным выбором научной административной группы Управления космических поселений под патронатом самого ВС.