Текст книги "Парадокс Тьюринга (СИ)"

Автор книги: Ричард Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

  – Я прекрасно помню, – он начал перебирать сложенную стопку книг. – Но стоит ли при этом становиться замкнутым и закрытым от остальных. Думаю, моё общение принесёт особую пользу и тебе, и персоналу Станции.

  – Какой – то резон в этом есть. Только весьма относительный. Ты уже в курсе того психологического фона, который возник на «Медузе»?

  Спокойное лицо биокибера обратилось в мою сторону. Он уже прекратил свои поиски и держал книгу в руке зажав палец между страницами в виде закладки. На однотонного цвета обложке было выведено изощрённым старым шрифтом: Дьондюранг «Философия одиночества».

  – Скорее всего я пока этому не придаю особого внимания, так как не обнаруживаю необходимости в гиперболизации происходящего.

  – Может быть – зря. И стоило бы пронаблюдать и подумать.

  – О чём? – довольный находкой Берт подошёл к креслу – лежанке и удовлетворённо опустился в него. – О намеренной смерти дельфина по кличке Монах? Или конфронтации двух научных работников, которые никак не состыкуются в едином мнении по исследованиям?

  – Это кто же такие?

  – Ихтиолог и по совместительству фельдшер – медиколог, Элен Фергюсон и начальник исследовательской станции, Генрих Фаллада.

  – Ты хочешь сказать, что между ними существует психологически – конфликтная заинтересованность на основе чисто научно – унитарного характера. Но ведь их темы разняться...

  – Не совсем. Тем более, что у обоих есть определённая тенденция в явной причастности друг к другу.

  – Не хочешь же ты сказать, что пожилой Фаллада воспылал более, чем отеческой, страстью к молодой сотруднице.

  – Макс, скажи, ты никогда не думал, что большинство людей, по своему назначению, весьма заурядные существа?

  – А как давно ты стал отвечать столь философскими измышлениями на поставленный вопрос?

  – Просто, чем больше познаёшь окружающее, тем чаще начинаешь замечать образующуюся простоту из навеянной многообразности. Мудрость не приносит печали, а лишь статику.

  – Не мудрость приносит печаль, а осознание её природы. Так что там с долгожданным ответом на поставленный мной вопрос?..

  Решив перед сном принять душ я встал с кровати направляясь к нише с кабинкой.

  – Всё предельно просто – Фергюсон дочь Фаллады. Правда, искуственно выращенная.

  – Однако, для меня это весьма неожиданная новость, – я недоумённо остановился у ниши, пытаясь осмыслить услышанное сообщение. – И где же ты отыскал подобные данные?

  – Роллан и Свен рассказали мне об этом. Оба уже несколько лет работают с Генрихом.

  – Где ты с ними успел встретился?!

  Утихомирившейся после утренней беседы с Генрихом рой моих мыслей вновь сорвался, образовав сумбурное облако наполненное размышлениями, подозрениями и домыслами.

  – После беседы с Элен и договорённости с ней об использовании одного из двух нейронно – синапсных комбайнов для загрузки. По правде сказать, пришлось надолго задержаться в гидрариуме, чтоб наладить сам аппарат. Они ведь настроены на функциональность с афалинами и подобными с ними китовыми. Но есть в том и плюсы: широкая ванна не сковывает твою механику; великолепный простор для расслабления. Затем, – Берт перестал пролистывать книгу, – она помогла провести очередной курс по программе.

  – Давай твои сентиментальные впечатления по поводу симпатичного ихтиолога перенесём немного в будущее. Меня интересуют эти двоя гидронавтов...

  – Знаешь, Макс, ты никогда не задумывался о том, что способно поменять нас, наше поведение, восприятие, мысли? Изменить радикально, до неузнаваемости. Именно ту суть, которая якобы есть часть нас, руководит нами. И это, отнюдь, не характер и привычки, а что – то ещё.

  – Берт, перестань извергать философские измышления и ответь, пожалуйста, на вопрос.

  – С удовольствием. – Откинув назад голову и прикрыв глаза биокибер придался воспоминаниям. – Пройдя процедуру активации, я немного задержался, решив понаблюдать за дельфинами. Это вполне возможно сделать в экипировочной – одна из стен является прозрачной и позволяет наблюдать за существами. Макс, ты даже не представляешь, как они великолепны! Прекрасны, органичны и грациозны. А общение с ними приносит истинное удовольствие и... это, нечто, непривычное, что ли? – Берт открыл глаза и с нескрываемым откровением смотрел на меня. – Люди покоряют открытый космос в попытке не только распространить свой вид и популяцию, но и найти хоть каких – то собратьев, способных подобно им мыслить и делиться прожитым. Но ведь у них уже есть всё, и не только дельфины. У них есть – Земля!

  – Ты действительно изменился, – саркастически заметил я.

  – Прости. Пока я продолжал наблюдать за этими тремя особями афалин в экипировочную зашли двое батинавтов: уже знакомый тебе Роллан Гери и Свен Татсон. Они-то и предложили мне отправиться с ними провести осмотр нескольких подводных плантаций.

  – Кто – то из них говорил о Викторе Полозове? – лениво поинтересовался я.

  – Лишь совсем немного. И всё очень отрывочно и сумбурно. Но и из этого уже становится понятным, что он на самом деле представляет собой. Даже показали его фото и экипировочный бокс.

  Вдруг, совершенно простая мысль пришла ко мне в голову вихрем пролетев перед глазами. Боясь потерять её, я рванулся к секретеру, потом к своей кровати ища свой вещевой кейс. Там должно было находится то, что сможет хоть на немного прояснить все эти загадки с загадочным глубоководником.

  В папке с вложенным в него направлением и заданием находился полный список тех, кто составлял исследовательскую и техническую команду «Медузы», а так же их голографические фото с небольшим биографическим списком жизненно важных датировок. Карточек оказалось шесть. И именно одна из них не имела к делу никакого отношения. Она была из моего личного архива и ценна как память.

   Вытащив и перелистав список экипажа, я пересмотрел все пять фотографий. Четверых я уже знал точно: это Роллан Гери, Элен Фергюсон, Филипп Мерсье и Генрих Фаллада. Пятый до сих пор мне был не известен.

  С голографической карточки смотрело кругловатое лицо какого – то добряка с тёмно – карими глазами и широким носом. На обороте я прочёл : «Свен Татсон, норвежец. 42 года солярного стандарта, гидронавт глубоководник (батинавт)». По правде говоря, что – то этот скандинав уже не выглядел столь сияюще юным и свежим. А его грузность, которая не подобает хорошей форме гидронавта, отражалась даже на лице.

  – Это он?! – я показал фото Берту. – Это Виктор Полозов?

  Внимательно рассматривая портрет биокибер будто специально, тянул паузу.

  – Сожалею, Макс, но Полозов выглядит совершенно иначе, по – другому.

  – Что значит – «по – другому»? – раздосадовано спросил я, забирая фото назад. Моя мнимая надежда на удачу в одночасье рухнула. – Может быть ещё раз посмотришь? Вдруг ты ошибся?

  – Нет. Ошибки быть не может. И не пытайся искать в моих словах подоплёку или скрытый смысл. Всё предельно просто.

  Его категоричность начинала раздражать меня.

  – Теперь скажи мне, Берт: ты понимаешь весь груз ответственности, которую несут твои слова? Ведь утверждая подобное ты способен либо заведомо лгать, либо этой ложью навредить многим, кто находится на этой Станции.

  – Конечно и абсолютно. Ведь понимая суть собственной природы каждое разумное существо оперирует теми возможностями, которые в нём заложены. Не больше и не меньше. И лишь человек опирается на домыслы и внешние раздражители.

  – М-да, – положив обратно в папку фото, я швырнул её на постель.

  – Ты же прекрасно понимаешь, что ни одно создание выращенное Инканским комбинатом, в особенности, биокиберы, не способны врать. Политразонная квазиархитектоника моего мозга проведя анализ семантических построений тут же приостановит при выявленных нарушениях мои жизненные функции.

  Здесь БР – 3 оказывался полностью правым, чёрт подери!

  Но что тогда в результате получалось? Совершенно безумная дикость, которую нормальный мозг принять был не в состоянии. Разве что, назвав всех выдумщиками. На подводном комплексе «Медуза» находился некто, кого не смогла распознать система дислокации. И этот неведомый гость, по словам Фаллады, был просто фантомом, рождённым мощным гипноизлучением Монаха, направленным на весь экипаж «Медузы». Для Элен он стал другом, своего рода отдушиной, бегством от окружающих. А может быть, и любовником. Пропав, – а фактически, погибнув – на очередной вылазке трое суток назад, незнакомец исчез для молодой женщины навсегда. Это событие признали и Гери с Мерсье. Но последний, пока только заочно. По временным данным несчастный случай с дельфином произошёл уже более пятидесяти дней назад. А неизвестный глубоководник продолжал ещё сорок восемь дней надоедать своим физическим видом всем обитателям Станции. Подобная продолжительность жизни инфернальных образований навеянных гипнозом совершенно не реальна и исчезают они с ликвидацией самого источника.

  Размышлять дальше я не решался, прекрасно понимая, что тут же попаду в тупик, по какой бы тропе я не направился. Всё было полно домыслами, комплексами и ложью рождённой от них.

  Повернувшись к Берту, я похлопал его по колену:

  – Я рад, что у тебя всё хорошо и «Мнемозина» станет теперь лишь очередным этапом в твоём развитии.

  – Спасибо, Макс. В этом плане можно сожалеть только о том, что биологический императив людей столь ограничен из – за их же собственного противостояния себе. Попытки руководить им столь незначительны и бесполезны, что они и не замечают уже, как с этим справиться. Ведь вся их культура и устремлённость по сути своей зависят всего лишь от двух факторов, один из которых явно преобладая держит всё шаткое здание Цивилизации. Подумать только, как гормональная структура довлеет не только над мозгом, но и над общественным синтаксисом. Что само собой, влечёт закомплексованность в выборе векторного направления всех их действий. «Мнемозина» же способна вывести человечество на новый этап, уведя в сторону от кабалы регулирующих инстинктов.

  – Не забывай, Берт, – я поднялся собираясь в конце концов принять душ, – кто составлял и писал проект. И будь на то воля и возможности люди уже давно использовали бы «Мнемозину».

  Вода успокоила и освежила меня. Размышлять о всякого рода нестыковках и разночтениях не хотелось. При этом обязательно навешаются ярлыки предвзятости и обвинений. Сейчас важным для меня было продумать ход действий на завтра.

  Выйдя из кабинки и продолжая вытираться, я украдкой посмотрел на Берта. Освещённый мягким светом ночника он продолжал сидеть в кресле с книгой и что – то рассматривать.

  – А, Макс? Ты тихо вошёл... – он вновь опустил перед собой голову. – Я тут случайно взял твои документы, решил ещё раз посмотреть фотографии. И наткнувшись на одну из них, кое – что вспомнил. Вот, держи, – он мне передал широкий и тонкий проспект «Вестника» ИЭБ очень давнего издания. Подобные ему уже не выпускались и хранились лишь архивах.

  – Где ты его откапал? – спросил я.

  – Захватил с собой. Теперь открой его и на первых страницах ты увидишь того, кого хотел бы найти. Он среди тех, кто изображён на снимке. Сам Виктор Полозов.

  Вытянув последнюю фотографию из папки не имеющую никакого отношения к досье, Берт протянул её мне.

  – Он тоже здесь.

  Момент удивления стал лишь блёклой тенью моего внезапного осознания в понимании того факта, кто именно был изображён на обеих фотографиях.

   8

  Однообразность замкнутого пространства на «Медузе», так весьма свойственная на кораблях Космофлота, выбивала из привычного распорядка суточной колеи. На Станции, что день, что ночь, выглядели однотипной и постоянной протяжённостью не имеющей определённого начала и завершённости. И потому здесь, меня начала одолевать тягостная сонливость, которую я пытался согнать наигранной бодростью.

  «Утром», стоя под прохладным душем, я старался себя уговорить думать более рационально и не стараться впадать в эмоциональные прострации потакая экипажу. А самой основной своей задачей видел, исполнение поставленного задания без отвлечения на измышления начальника Станции и возможные субъективные видения каждого из членов команды. Мало ли кого они могли наблюдать, всё это следовало ставить под сомнения и проверять, возможно даже в иных условиях и с экспертами особых полномочий. Сейчас меня немного волновало то, что Берт мне рассказал вечером. С количеством видимых им дельфинов он мог и напутать – не мудрено отдалённо принимать одного и того же афалина за совершенно иного, если ты не специалист и не в тесном общении с ними. А уж тем более, мельком и издали. Но вот явное существование эфемерного Виктора Полозова, явившегося во плоти и крови полностью разрушало всякое мышление. Указание на предполагаемый портрет неизвестного батинавта я принял лишь, как очередной аргумент в пользу материальности незнакомца, но не его личности. И если полностью доверять словам и свидетельствам экспериментального биокибера, то гидронавт – глубоководник оказывался...

  Нет, я в это не хотел верить! Подобная история в сути своей не могла бы происходить, так как тот, кто пытался выдавать себя за Полозова давно уже почил и оставался лишь в памяти немногих спецов Института. Значит, это мог быть обычный двойник. Либо, воспалённое восприятие Берта, основанное на побочных последствиях в его памяти от загружаемой «Мнемозины», создало некий идеальный образ, для необходимых биохому программных конструкций. Других версий, я как работник ИЭБ, искать не старался, пытаясь отмежеваться от всего, что сейчас касалось незнакомца.

  Приводя себя в порядок, я начинал свой очередной день на Станции с того, что попытался распланировать посещения. И первым пунктом значился Фаллада. Мне не очень – то хотелось идти в его «логово» после вчерашнего разговора, в котором звучало с его стороны больше фальшивой откровенности и подозрений, основанных на страхе. От меня же исходил явный сарказм и с трудом скрываемого недоверия к собеседнику. Теперь же, – и я в этом был уверен – старик не захочет уж на столько со мной быть откровенным держась более строго и сдержанно. Для себя же первой необходимостью я ставил выяснить радиальный ландшафт, тектоническую составляющую и саму суть работ проводимых на Станции и в её акватории. Попытку родственных взаимосвязей молодого ихтиолога и экзальтированного пожилого мужчины стоило оставить на потом. Объяснял я себе это практичностью и целесообразностью в стремлении найти компромиссы дававшие мне наиболее эффективно закончить свою миссию и убраться с Гекаты поскорее.

  Отыскав на секретере злополучный «Вестник» и вновь рассматривая фото, я удручённо сжал губы и зачем – то вырвав страницу засунул её в карман куртки. Мотнув в сомнении головой и хмыкнув быстро вышел в коридор собираясь позавтракать.

  В этот раз до столовой с камбузом довелось добраться значительно быстрее. Сработали хорошая память и ориентация. Ещё на подходе стали слышны запахи приготовленных блюд и возня с посудой. Внутри помещения всё было так же как и вчера – сияя чистотой и отсутствием кого – либо.

  – Есть тут кто живой?! – пришлось мне громко спросить.

  Пройдя на прежнее своё место, я потёр в ожидании руки. Из проёма к камбузу появилась Элен Фергюсон. В однотонном фартуке поверх серого рабочего комбинезона и с растрёпанными короткими волосами она показалась мне значительно привлекательной, чем вчера.

  – Вы сегодня поздно пришли. Но по традиции, мне всё же придётся вас потчивать.

  – Простите, просто мне ещё нужно привыкнуть к режиму, который царствует на «Медузе».

  – У вас весьма мало для этого времени. – Элен поставила передо мной поднос с яствами. – Или подчиняйтесь сразу, или...

  Я с удовольствием осматривал блюда аппетитно пахнувшие.

  – Или?

  – Улетайте с Гекаты. Ведь смысл всего здесь происходящего не стоит и выеденного яйца.

  – Это вас кто – то уже убедил в подобном мнении? – я принялся поглощать поданный завтрак. На это раз это был прекрасный омлет с тостами. – И вам совсем не хочется разбираться в происходящем? А как же тогда, Виктор? Или его смерть сделала вас безразличной...

  – А вы весьма жестоки, – Элен сощурила глаза. – Вчера вы мне показались совершенно иным.

  Она угрожающе замолчала и методично пила из принесённой с собой чашки. Сев на против меня Элен хмурилась смотря в сторону словно сквозь стену.

  – Вы однобоко оцениваете других – весьма строго и специфично.

  – Как получается.

  – Не обижайтесь, Элен. Мой способ общения, почти всегда лоялен к собеседнику. И если какие – то факты наносят ему вред, то я стараюсь воздерживаться от высказываний.

  – Это скорее оправдания, чем правда, – она посмотрела на меня.

  – Для вас лично: и да, и – нет.

  – Почему? Я что, являюсь особым исключением для вас?

  – В определённой степени. – Отставив тарелку я взялся за напиток. – Ваша импульсивность строиться на первичной эмоциональности. И так же быстро исчезает, что говорит о поверхностности чувств. А так же о той огромной привязанности к единому вам близкому существу – Монаху.

  Её смех оказался намеренно громким.

  – Какой примитивный психоанализ! Что вы пытаетесь этим мне сказать?!

  – Ничего особенного из того, что могло бы объяснить лично мне причину того, зачем вы привезли с собой на Станцию афалинов?

  Смутившись, Элен поднялась.

  – Это Фаллада вам рассказал?

  – А разве от этого измениться суть произошедшего?

  – Нет, но... Идея была именно его. Вернее, даже, не идея, а просьба. Он, как вы уже, наверное, знаете, изучает акустические аномалии. И меня, как ведущего специалиста по ультразвуковым модуляциям китовых попросил заняться некоторыми особенностями афалинов.

  – Вы были ранее знакомы? – спросил я.

  – Знакомство? Совсем, нет. Это напоминает скорее вынужденное родство, – она горько усмехнулась. – Я ведь дочь Генриха. Только не стоит об этом слишком часто напоминать. Все знают о том, но стараются держать молчаливый паритет.

  Странно, если родство Элен с Фалладой оказалось тайной полишинеля, то почему он сам промолчал о том вчера вечером. И зачем переложил всю ответственность за привоз дельфинов только на неё?

  – Намеренно слепое согласие... И почему же вы вчера промолчали?

  – А разве это тот аргумент, который стоит намеренно оглашать? Что изменилось после того, как вы узнали о моём родстве с этим чудоковатым стариком?

  – В сущности, пока ничего. Хотя, сейчас что – то говорить однозначно попросту невозможно.

  – А стоит ли?! – она собралась уходить. – Разузнав подробности происходящего вы через две недели погрузитесь на проходящий транспорт и вернётесь к своей обычной жизни, где – то там, далеко от сюда. Неужели вся эта лирическая сентиментальность творящаяся на «Медузе» будет стоить вашего внимания? Или обычных воспоминаний?

  – Совсем, нет. Но у меня есть моя работа. К тому же, я практичен, и обязан провести некоторые проверки. Тем более, основные, связанные с заданием.

  – Тогда, удачной охоты, – Элен встала и выхватив поднос направилась к камбузу. – Дерзайте!

  – Послушайте, Элен, если честно, то мне не весьма ясны мотивы эмоциональных реакций экипажа на мой прилёт. А тем более ваша? – крикнул я в вдогонку.

  – Неужели?! – она появилась в дверях. – Появление здесь инспектирующих визитёров абсолютно никому не нужно и не выгодно, кроме Фаллады, желающего установить на Станции царство логики и порядка.

  Мне с трудом удавалось держаться в рамках рациональной субъективности. О том, что Элен несла какую – то чушь по поводу своих абстрактных сентенций становилось ясно практически с первых слов. Но вот только какой смысл был во всём этом, что она пыталась выразить декламируя подобные речи?

  – Постойте, Генрих отправил запрос в УКП и Институт. При этом к делу подключился отдел Исследования и разведки, что лично для меня становится весьма странным фактом...

  – Мотивация со смертью Монаха ложь чистой воды. Это была лишь причина направить вас сюда. Любой другой на вашем месте выглядел бы точно так же. Суть ведь не в личной неприязни, а в ситуативной. Понимаете?!.

  – Да, то есть... – я вдруг осёкся. – Так дельфин по кличке Монах – жив?!

  – Хотите убедиться?!. – в словах Элен всё ещё ощущалась колкая язвительность по отношению ко мне. – Гидрариум с бассейном открыты для доступа. Можете пересчитать... по пальцам. Надеюсь, всего трёх вам хватит.

  Стараясь не слишком раскланиваться, я поблагодарил Элен за предоставленный завтрак и быстро ретировался, желая поскорей попасть в Информарий, в котором должен был сохраняться и небольшой архив «Медузы». Посещать общество афалинов и освидетельствовать их наличность сейчас мне претила профессиональная занятость и всевозрастающая необходимость побыстрей закончить это непонятное дело. То что в этой, непонятной с первого взгляда, ситуации не обошлось без саботажа, для меня становилось всё ясней с каждым проведённым на Станции часом. Но вот зачем он понадобился и кто выступал явным его воплотителем? Начальник станции, запуганный собственными страхами и предрассудками учёный? Или его подчинённые, с комплексами и межличностными претензиями? И почему, администрации ОИР и УКП высказали столь явную заинтересованность во всём этом? Не потому ли, что кто – то из сотрудников подводного комплекса обладая истинной информацией мог дать кое – какие сведения, которые для меня могут оказаться рядовыми и незначительными, но по сути, имеющие радикальное значение?

  Все эти вопросы проносились у меня в голове формируя определённую канву моих дальнейших аналитических изысканий. Для того, чтоб более точно обозначит ход своих последующих действий в первую очередь необходимо было заняться архивом и узнать первопричину локализации «Медузы» здесь, на Гекате.

  Сам Информарий находился в другом бытовом округлом корпусе комплекса соединённый с жилищным прямым двадцатиметровым переходом. Громкий стук приближающихся шагов разорвал монотонное гудение светильников и прервал ход моих размышлений. На встречу мне бежал человек, которого я с сомнением вспоминал стараясь узнать. И всё же совершенно не знал. Грузно пробегая мимо незнакомец на ходу расстёгивал рабочий комбинезон. Он проскочил так, будто меня и не существовало вовсе. Только у самой двери я смог вспомнить, что видел его вчера на фото. Это был батинавт – гидролог, Свен Татсон.

  Войдя в помещение я немного опешил совершенно не ожидая увидеть здесь хоть кого – нибудь, а уж тем более Фалладу. Маленький пожилой человек что – то беспорядочно перебирал на одном из пультов инфора.

  Резко вскинув голову он недовольно бросил:

  – Что вам здесь понадобилось?!

  – Во – первых, здравствуйте, Генрих... – начал неумело я, но был торопливо прерван.

  – Сразу переходите ко второму, Макс. Кому нужны эти церемонии?

  Раскрывать перед ним все свои намерения предстоящего поиска мне совсем не хотелось. С сожалением я пытался удерживать их в намеренном секрете и ненужной огласке только для того, что хорошо понимал, к чему всё это может привести вскорости.

  – Зашёл ознакомиться с личными делами и послужными списками ваших подчинённых.

  – И как же это соотносится с делом о погибшем дельфине?

  – Наверное так же, как то, что один из сотрудников привёз афалинов на комплекс по вашей просьбе. При этом являясь прямым родственником самому руководителю научной группы и начальнику гидро – глубинного комплекса в одном лице.

  В действиях Фаллады не появилось ничего нового. Он всё так же методично продолжал что – то пересматривать, изредка сверяясь с висящим над небольшой плоскостью виго полупрозрачным списком.

  – Ну и?.. Продолжайте, Макс, что вы замолчали? Или думаете, что подобными речами можете смутить меня?!

  – Однако же, мне стоило предположить, что это немного подведёт вас к трезвому рассудку.

  Замолчав, я всё ещё топтался у входа не решаясь входить. Вся ситуация казалась мне глупой и не естественной, словно я был виновен в том, что уличал Фалладу в вынужденном вранье.

  – И направит на путь истины и правды, без лжи. Вы это хотели сказать?! Давайте, чего уж там скрывать! Начните рассказывать о случайностях, чужаках, видениях и галлюцинациях. А затем сведите всё к подлогу и намеренному вранью.

  – Но зачем тогда стоило выдумывать смерть дельфина?! Разве ради того, чтобы заверяя себя в собственной нормальности, убедить других в их же собственной некомпетентности и научной незрелости. Не кажется ли вам, что подобный подход отдаёт интеллектуальным деспотизмом и выглядит с точностью до наоборот?

  Пройдя, наконец, в миниатюрный зал я подключил корд инфора.

  – Стоит ли повторяться. В скорости вы сами в том убедитесь, что здесь происходит.

  – Пока я убеждаюсь в обратности ваших слов, – развернувшийся голографический веер скоро предоставил общие сведения о Станции.

  Основной задачей комплекса, как оказалось, была добыча тяжёлой воды и её конденсация в особый состав для технических нужд. Побочными принципами стали научно – исследовательские работы, связанные с глубоководными испытаниями и наблюдениями. Что именно имелось в виду под подобным расплывчатым обозначением, пока для меня было не совсем понятно. Одно твёрдо убеждало в точности, так это то, что «Медуза» имела свою локальную и весьма твёрдую привязку на подводном ландшафте. Только вот, что именно могло находиться в радиальной зоне, можно было выяснять лишь просматривая картографичность расположения Станции и опросом её персонала. Подобный подход немного ободрял меня, так как на прямую относился к моим обязанностям ксеноэколога.

  – Вы считаете, что я не совсем откровенен... – Закончив свои дела Фаллада выключил виго и повернулся ко мне. Его лицо выглядело удручающе уставшим вызывая в собеседнике лишь жалость.

  – Я не особо нуждаюсь в подобной открытости. А уж тем более от руководящего персонала. Мои профессиональные функции ограничиваются сбором данных. Именно это и необходимо мне, как главная составляющая для полноценного выполнения работы. Ну а вы, по возможности, можете способствовать этому.

  – Спасибо и на том. Буду надеяться на вашу разумность и лояльность в изучении обстоятельств произошедшего ЧП.

  – Генрих, вы не исправимы, – не оборачиваясь сиронизировал я. – Мы будто бы с вами уже договорились... Дело остаётся только за малым: посещение гидрариума и просмотр материалов о предполагаемой, – или надуманной – гибели Монаха. Надеюсь, мне будет разрешено посетить само место суицида и осмотреть так называемые «останки»?

  Стараясь не очень сильно отвлекаться на оправдывающиеся речи начальника Станции я внимательно осматривал карту пробегая глазами и пояснительный текс. Как оказывалось, Гекату открыли около тридцати стандартных лет назад корабли Даль – разведки, ограничившись поверхностным сбором данных и десантным осмотром. Дальнейшая история новоявленной планеты быстро перешла в длительную стадию исследований и медленного, ничем ни примечательного, зондажного осмотра. Особые структуры, связанные с ресурсной базой тут же потёрли руки усмотрев в плотных водах бескрайних океанов Гекаты возможности дешёвой добычи тяжёлой воды и её концентрированию. А учёная братия хваталась за вполне доступную возможность поработать с первичным материалом, который представлял изначальный жизненный бульон способный чудесным образом преобразовываться на различных стадиях эволюции, в нечто новое и за весьма короткое время. Так на шельфовом плоскогорье появился глубинный добывающий комплекс «Медуза», основой которого стала научно – исследовательская доктрина, почти полностью оттеснив добычу и отправку воды сократив поставки до десяти – пятнадцати процентов.

  Но меня занимало отнюдь не эта малозначительная история, а то, почему именно это место было выбрано локальной привязкой для Станции? И какие исследования проводились до сего момента?

  – Чтож, Максимилиан, – голос Фаллады вырвал меня из задумчивости, – у вас появился великолепный шанс посетить не только означенное место, но и освидетельствовать его вместе с погибшим афалином по кличке Монах.

  Обернувшись, я во все глаза с удивлением уставился на пожилого человека саркастичность которого граничила с язвительностью. Кое кто на Станции уже владел подобным приёмом.

  – Знаете, Генрих, в вашем родстве с Элен есть много общего.

  – К моему сожалению, только чисто биологические черты. В остальном... – Фаллада тяжело вздохнул.

  – По – видимому, и этого уже немало, если даже ваша генотипная сфера влияет на психологические установки Элен.

  – И в чём это проявляется? – лицо начальника станции стало более заинтересованным.

  – Облекать информацию, по – сути не особо значимую, в эмоциональный заряд некой истинности. Стоит ли оно того, если в ней правды столько же сколько и выдумки.

  – Может быть, намеренность обмана?

  – Пусть даже так, – не выдержав повысил я голос. – Мне во всём этом совершенно не хочется разбираться. Но по – определённой необходимости, всё же придётся.

  – Выходит так, что, по вашим словам, я выгляжу не просто лгуном, но и настоящим саботажником?

  – Выходит, – коротко бросил я пытаясь сосредоточится на основном.

  – Тогда перепроверьте сводку поступившую чуть более часа назад с орбитального сателлойда. Это несколько поубавит ваш пыл скептицизма и желание делать поспешные обвинения.

  Отстранившись от экрана инфора я смотрел сквозь текст и не видел его. Вытянув в неудовольствии губы и демонстративно не стараясь оборачиваться, спросил:

  – Что ещё случилось?

  В очередной раз менять свои планы подчиняясь чужим экзальтациям и эмоциональным всплескам мне совершенно не хотелось.

  – На одном из островов архипелага Тетис обнаружен труп афалина. Надеюсь, уж в этот раз моё посредничество не примут за намерение оправдаться, или солгать. Макс, вы ведь не думали, что я лишь только шутил по поводу смерти Монаха?!

  Наконец обернувшись, я увидел стоящего у входа, сдерживающего обиду и горечь пожилого человека. Его гладкий лоб покрылся множеством изломанных и глубоких морщин, а взгляд был опущен в пол. Весь его вид говорил о творившейся внутренней борьбе и непонятном для меня изломе.

  – Хорошо, Генрих, я последую вашей просьбе.

  – О, даже так! Только вам лучше всего поторопиться, иначе Свен с его норвежским характером не станет придерживать «Эрни» из – за чужой нерасторопности.

  Фаллада вышел в коридор не закрыв за собой дверь.

  Быстро пытаясь сообразить что к чему, я сразу же выключил инфор и кинулся из помещения вон. Начальника Станции там уже не было.

   9

  Природа человеческих привычек находить совершенно не соответствующие истинным свойствам предметов ассоциативные названия меня всегда удивляла. Так глайдер, которым нас с Бертом доставили на Станцию прозвали «Лошадкой». Стоило ли больших трудов искать причину тому находя её в самой сути использования аппарата. Но вот действительное названия глубинного мезоскафа вызывала у меня однозначное недоумение. Полное его имя было, как на мой неизбалованный вкус, немногим более привлекательным, чем у глайдера, созвучное испано – мексиканским мотивам: «Эрнесто». И как оказывалось имело отношение не только к конкретному человеку, но и его личному творчеству, в котором некий старик был связан с морской стихией. Подобная щепетильность могла, будто бы, как – то характеризовать персонал «Медузы». Ведь схожими привычками грешили очень многие работники Экстерра, в особенности пилоты и флаинг – драйверы, награждавшие свои машины и космосуда ласкательными именами. Но тут я ошибся – скаф находился на балансе Станции с самого начала основания и изощренное прозвище получил от первых вахтенных работников.