Текст книги "Транс"

Автор книги: Ричард Кесслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Драммонд покончил с едой и отложил нож и вилку.

– Прекрасный сценарий. Почти.

Карен капризно надула губки, сделав вид, что обиделась:

– Что-то не так?

– Временные рамки. Дик сказал, что Крейн выступал в роли Рембо в шестьдесят девятом году. К тому времени Киган уже год как был в армии и приезжал на похороны отца. Он не был ранен, и с его памятью было все в порядке – на Рождество Сисси получила от него первое письмо из Вьетнама.

– Черт! – Карен оттолкнула от себя тарелку.

– Но, по-моему, ты ошибаешься не во всем. У меня такое ощущение, что, за исключением того момента, когда все это произошло, ты на правильном пути.

– А что произошло, Пол?

Драммонд улыбнулся.

– "Триц, блиц... укокошим сотню лиц". Как только узнаем, что это значит, так сразу же поймем, что произошло.

Глава 19

Среда.

Карен Биил и газета "Лос-Анджелес таймс" прекрасно выполнили свою работу.

Драммонд купил газету на бульваре Уилшир и развернул ее прямо на улице.

Статью Карен он увидел сразу же. На первой странице, в разделе "Столичные новости".

В глаза бросился крупно набранный заголовок: "ТРИЦ, БЛИЦ... ТРИЦ, БЛИЦ... УКОКОШИМ СОТНЮ ЛИЦ". И тут же рядом подзаголовок: "Жертва ограбления банка в Мар-Виста умоляет о помощи. Знаете ли вы, что означают эти стихи?" Это была своего рода статья о судебном гипнозе. Только теперь внимание сосредоточивалось на несчастном ветеране вьетнамской войны Томе Кигане, который изо всех сил борется за восстановление памяти. Не исключено, что разгадка этого куплета могла бы привести к его полному выздоровлению.

Драммонд облегченно вздохнул: статья завершалась информацией о том, что любые сведения могут передаваться по общему телефону редакции любому сотруднику газеты.

Обращение носило общий характер: к ветеранам войны во Вьетнаме, к читателям, которые сочтут эту статью интригующей историей, а также ко всем любителям криминального жанра. Статья была написана умно, и Драммонд сразу же позвонил Карен из своего офиса.

– Прекрасная работа, леди.

– Спасибо, Пол. Теперь будем ждать. Ты откуда звонишь?

– Из офиса. Никто пока не отозвался?

– Насчет стихов – нет. Была пара звонков с выражением сочувствия Тому от людей, страдающих таким же заболеванием, – сказала она, соблюдая предосторожности. – Был один звонок с осуждением войны во Вьетнаме, потом позвонил гомеопат-авангардист. Он посоветовал Тому по четыре часа в день стоять на голове. Даже представить себе не могла, что у меня такие разные читатели.

За нотками юмора Драммонд уловил нервозность. Видимо, Карен волновалась, что телефон Пола прослушивается.

– Увидимся позже?

– Я бы, конечно, очень хотела, но ты же вернешься в долину?

– Нет, я решил остаться и посмотреть, что будет дальше. Может, поеду завтра утром. Если потребуют обстоятельства, отложу приемы в долине и задержусь подольше.

– Это было бы прекрасно.

– Может, встретимся у Дюка? В шесть часов. Потом где-нибудь поужинаем.

– В шесть часов? Хорошо, Пол. Спасибо, что позвонил. Для меня это так важно.

Драммонд положил трубку и начал свой рабочий день. Первый пациент – женщина, которую мучили навязчивые идеи. Пол вошел в приемную и только усилием воли сумел сконцентрировать свое внимание на душевном состоянии пациентки.

И так весь день, ибо мысли его ежеминутно возвращались к Карен, к редакции газеты, к звонку, которого они с таким нетерпением ждали и который мог бы объяснить смысл загадочного куплета, к возможным последствиям такого звонка.

Наконец рабочий день закончился. В тревоге и беспокойстве Драммонд направился прямо к Дюку.

Глава 20

В кафе царило оживление. Все табуреты у стойки были заняты, отработавшие полицейские сидели за столиками и освежали произошедшие на дежурстве события добрым элем.

Драммонд остановился у двери, окинул взглядом зал и, не заметив Карен, слегка заволновался. Правда, шесть только что пробило и у Карен было много законных оснований задержаться, но он все же решил быть осторожным и внимательным – нужно стараться избегать всяких неожиданностей.

Внезапно ему в спину уперся тяжелый и острый предмет. У него неистово забилось сердце: кто-то прямо ему в ухо властно пророкотал:

– Стоять. Не двигаться.

Он резко обернулся.

– Боже мой, Дик! Ты просто хочешь добить меня.

Гейдж широко улыбался.

– Тренируюсь. Вот уйду в отставку и стану грабителем. Ворам ведь больше платят. Карен здесь?

– Что-то не вижу. Не знаешь, она придет?

Гейдж размахивал газетой, свернутой в трубочку, изображая, что держит в руках пистолет.

– Я позвонил ей. Она сказала, что встречается с тобой в шесть. Пойдем в кабинку.

Драммонд заказал четыре пива и водку с тоником – своеобразная гарантия, что Карен скоро объявится.

– За жизнь, – поднял он кружку с пивом.

– Как говорится, аминь. – Гейдж с жадностью отпил пиво.

– В котором часу ты с ней говорил?

– Около полудня.

– Есть ли какая-нибудь реакция на статью?

– Ничего, что могло бы нам помочь. Много сочувственных звонков, очевидно, личных и организованных, но ни одного нам полезного. Впрочем, время еще есть. Думаю, сегодня ничего особенного не будет. Люди читают газеты днями, иногда неделями, так что могут позвонить и завтра, и послезавтра. А может, кто-то прочитал статью уже сегодня, но ему надо подумать. Вариантов много.

Драммонд кивнул.

– Да, конечно. Но очень уж хочется, чтобы это случилось сегодня. Мне почему-то запало в голову, что звонок раздастся через час, после того как газета появится в киосках. Конечно, это бред, но я здорово завелся с этим делом, хочется, чтобы все произошло быстро и в нашу пользу. Если оно затянется, считай, все пропало. Те, кто интересуются Киганом, выйдут сухими из воды. Они прекрасно знают, что без дополнительной информации любые наши утверждения – всего лишь догадки и предположения.

Лейтенант снова отпил большой глоток пива.

– Ты говоришь так, словно в этом деле есть какой-то определенный срок.

– Я действительно так думаю. Никак не могу разорвать связь Киган – Крейн. Мы с Карен уже говорили об этом в понедельник. Она предложила одну версию – не совсем точную, но достойную внимания. Судя по тому, что нам известно, можно допустить, что Киган узнал во Вьетнаме нечто такое, что может подорвать авторитет героя войны Крейна и поставить под угрозу его политическую карьеру. А куплет "Триц-блиц-лиц" – это ключ к разгадке какой-то тайны. Да, крайний срок, конечно, есть – восьмое ноября, день выборов. Через три недели, считая с сегодняшнего дня.

Гейдж уставился на него, потом громко рассмеялся:

– Боже мой, Драм... – Он быстрым взглядом окинул зал и понизил голос до хриплого шепота: – Думаешь, этот стишок может выбить Крейна из колеи?

– Скандалы всегда ставили точку на карьере политических деятелей. Почему на этот раз должно быть иначе?

– Вот это да! Старик Милтон Бёрн наверняка не отказался бы получить в руки что-нибудь пикантное, да еще накануне воскресных дебатов! – Гейдж нахмурился, о чем-то задумавшись. – А кто возьмет верх, если Крейн получит пинка? Его конкурент? Вот беда-то! – Неожиданно Гейдж перестал шутить и посмотрел на Драммонда серьезным взглядом. – А вот теперь все сходится... И то, почему в этой игре замешаны игроки ведущей лиги. И то, почему, когда кто-то говорит парням из Центра Паркера: "Прыгайте!", – те вежливо спрашивают: "А как высоко?" И почему исчез Киган. И зачем прослушиваются телефонные разговоры.

– Все это пока предположения, Дик. Всего-навсего версия, сценарий.

– Разумеется, но сценарий, очень похожий на правду.

– Надеюсь, мы не впустую гоняемся за разгадкой этого куплета. Я буду страшно разочарован, если никто не позвонит или все окажется сущей ерундой.

Драммонд, который, не отрываясь, смотрел на входную дверь, наконец увидел Карен. Она приветливо помахала рукой и через весь зал направилась к ним. Пол внимательно следил за выражением ее лица. Все ясно – пока еще никто не отозвался на публикацию.

– Привет, парни, – бросила она на ходу скучающим тоном и, заняв место рядом с Гейджем, улыбнулась: – Это моя водка? Огромное спасибо тому, кто обо мне позаботился. Очень кстати. За ваше здоровье.

На ней было бежевое платье из тонкой шерсти. Казалось, она появилась со съемочной площадки в Париже, а не вырвалась из суматошной редакции.

Драммонд улыбнулся и сочувственно спросил:

– Никаких звонков?

– Да нет. Звонков хоть отбавляй, но ни одного по поводу куплета. Знаете, я даже не предполагала, сколько существует хороших людей. Я уж думала, они все вымерли. Вы не представляете, сколько народу позвонило, и все предлагали помощь Тому Кигану – советом, деньгами, работой. У меня такое ощущение, что большинство звонков от людей, у которых во Вьетнаме погибли родственники. Эта война оставила незаживающие шрамы.

Драммонд и Гейдж, соглашаясь, кивнули.

– Телефон все звонил и звонил, – продолжала Карен, – а меня все сильнее терзала мысль: что же все-таки произошло с Киганом. Никто, кроме редактора "Таймс", не знает, что он исчез. Было так странно благодарить людей за помощь, отвечать, что передадим их предложения о помощи, зная про себя, что, возможно, он уже мертв.

– Хорошо, что статья написана именно так, будто Том жив и сейчас лечится у Пола, – заговорил Гейдж. – Тебя словно осенило.

– Так оно и было. Поначалу я собиралась писать по-другому, но потом поняла: во-первых, у нас нет доказательств. Не могу же я без доказательств говорить о заговоре военной разведки и ЦРУ и подозревать кандидатов в президенты. Газета "Лос-Анджелес таймс" не станет иметь дело с такими домыслами. Во-вторых, если бы я такую статью представила, редактор потребовал бы согласовать ее со всеми инстанциями, на что ушло бы много времени, которого у нас нет, и насторожило бы их. Мы все – а Том Киган в первую очередь – оказались бы в опасности, а у меня еще теплится надежда, что он жив и его могут отпустить после выборов. Если, конечно, весь этот сыр-бор разгорелся из-за них. Эта статья, – Карен показала на свернутую в трубочку газету, лежавшую на столе, – прежде всего обращена к неизвестному пока разоблачителю. Поверь, Дик, мне было больно писать такую статью... Ведь если все это окажется правдой, "Уотергейт" покажется просто детской шалостью.

– А если никто не объявится? – спросил Гейдж. – Что тогда?

Карен тяжело вздохнула.

– Не знаю. Наверное, тогда эти паршивцы снова выиграют. А Тома Кигана, возможно, найдут где-нибудь на проселочной дороге. И на этот раз они позволят восстановить его память. Пол поработает с Томом и поможет ему вспомнить, что с ним случилось. Но все это будет слишком поздно. Нет, информация нужна именно сейчас. – Она глубоко вздохнула. – Да катись все к черту! Теперь я угощаю вас. Если уж нам не удастся стать знаменитыми, по крайней мере мы можем сделать себя счастливыми.

Она окинула взглядом зал, заметила официантку, пробиравшуюся сквозь толпу посетителей к кабинам, и подала ей знак рукой.

Полнеющая белокурая женщина средних лет, проходя мимо Карен, скороговоркой бросила на ходу:

– Это вас... там, должно быть, псих какой-то... – и устремилась в соседнюю кабину.

Карен удивленно посмотрела ей вслед, перевела взгляд на Драммонда и Гейджа, потом вскочила со стула:

– Элли... что там?

Официантка кивнула в сторону бара.

– Вам звонят. Я думала, вы слышали. Хотите заказать напитки? Сейчас подойду.

Карен обернулась к мужчинам:

– Видимо, из редакции. Закажите мне двойную порцию. В любом случае не повредит.

Она пробежала через весь зал и скрылась за перегородкой, отделявшей телефоны-автоматы.

Гейдж скрестил пальцы и плотно сжал губы.

– Опять звонок. А знаешь, я не уверен, хочу ли, чтобы это был тот самый звонок. Мой внутренний голос, о котором ты всегда толкуешь, подсказывает, что вам с Карен придется немедленно убираться из города и до самого девятого ноября заняться где-нибудь в горах другими играми.

Драммонд кивнул головой:

– Мне этот голос подсказывает то же самое, но мы оба с тобой знаем, что этого не будет.

Он посмотрел в сторону телефона. Гейдж тоже. Их внимание на время отвлекла подошедшая принять заказ Элли. Наконец она ушла. Взгляды обоих устремились в том же направлении.

Карен вышла из-за перегородки, на мгновение скрылась за спинами копов, затем, обойдя их, появилась снова:

Гейдж еле слышно пробормотал:

– Уф, посмотри-ка на эту чертову улыбку. У нее что-то есть, Драм.

У Драммонда заколотилось сердце. "Наверное, так чувствует себя выигравший в лотерею", – подумал он.

Карен неторопливо подошла к столу, села на свое место, иронически оглядела обоих и вдруг широко улыбнулась:

– Наша взяла!

Глава 21

– Это Билл Раймен из редакции. – Лицо Карен сияло. – Десять минут назад ему позвонил какой-то мужчина. Билл сказал, что похоже, это человек среднего возраста, черный. Он записал звонок – я попросила все записывать на пленку, чтобы ничего не упустить, если кто-то позвонит, а также для того, чтобы в случае необходимости провести экспертизу голоса.

Гейдж взглянул на Драммонда, скорчив скорбную мину.

– Довольно умно.

– Запись была очень короткой, – продолжала Карен. – Билли прокрутил мне ее с начала до конца. Мужчина попросил к телефону меня, а когда Билл объяснил, что меня нет, сказал примерно следующее: "Я познакомился с Томом Киганом во Вьетнаме и знаю, что такое "триц". Я расскажу мисс Биил то, что мне известно, но она должна выполнить все, о чем я попрошу. Потому что это очень опасно, она не знает, во что впуталась. Передайте ей, пусть сегодня вечером в девять часов сидит в своей машине. Я позвоню ей туда", – и повесил трубку.

– Он знает, что у тебя в машине телефон? – нахмурился Драммонд.

– Очевидно, постарался разузнать. Это не так уж сложно – мой мобильный номер есть в телефонной книге.

– А как тебе показался его голос? – спросил Гейдж.

Карен пожала плечами:

– Обыкновенный голос... правда, очень осторожный. Конечно, можно предположить, что кто-то просто хочет позабавиться, но такой человек вряд ли стал бы специально искать мой номер телефона, да и то, как он произнес "Вьетнам" и строку "Триц-блиц", по-моему, говорит о том, что это для него привычные понятия. Если вы помните, в статье я писала не "триц", а "Триц-блиц-лиц".

Переглянувшись с Драммондом, Гейдж сказал:

– А из нее получился бы неплохой детектив.

– И чертовски хороший психолог-бихейвиорист[10]10
  От английского слова «behaviour» – поведение, манера вести себя.


[Закрыть].

– Да бросьте вы. – Заметив приближающуюся Элли, Карен быстро сменила тему разговора: – Ничего у вас не выйдет. Сейчас моя очередь заказывать.

Когда Элли ушла, Драммонд поднял бокал и посмотрел на Карен:

– За надежду.

Лейтенант добавил:

– Присоединяюсь, черт побери! Но все-таки будем поосторожнее. Предположим... нет, лучше допустим, что "наши друзья" тоже прочитали эту статью. Сейчас они ерзают в креслах и скрежещут зубами – ты проигнорировала их предупреждение и сделала этот "Триц-блиц-лиц" достоянием общественности. Да еще прикрыла себя: звонки будут поступать прямо в редакцию. Они действительно скрежещут зубами. Но вот интересно, встревожил ли их тот факт, что об этом куплете знает теперь большинство жителей города? Беспокоит ли их, что кому-то еще может быть известно содержание этого куплета?

– Думаю, что да, – перебил его Драммонд. – Иначе, схватив Кигана, они не стали бы мне угрожать, настаивать, чтобы я прекратил заниматься этим делом.

– Верно. Хорошо, поставим себя на их место. Допустим, я – главный злодей. Что бы я стал делать в этой ситуации? Ущерб уже нанесен, значит, задача теперь не в том, чтобы вывести из игры тебя и Драма. Живой или мертвый – это уже не важно, – но Том Киган в моих руках. Однако существует возможность, что есть еще другой Том Киган, у которого с памятью все в порядке. И он может отозваться на вашу просьбу и сообщить нужную информацию. Что же я должен предпринять в подобной ситуации?

Драммонд лукаво подмигнул Карен.

– Скажи, не терзай душу. Неопределенность просто убивает.

– Я делаю упреждающий ход. Придумываю какую-нибудь правдоподобную и безобидную историю, нахожу подходящего парня, скажем, черного, ветерана войны во Вьетнаме, среднего возраста, который и сообщает ее вам. Вот и получается, что этот "Триц-блиц" – всего-навсего бред психа-ветерана, потерявшего память. На языке разведки это называется дать дезинформацию. Представить какую-нибудь историю достаточно правдиво, но изменить суть дела.

– Гм... А что, если объявится настоящий свидетель? – вмешалась Карен.

– В таком случае еще неизвестно, кому вы поверите. Чтобы запутать вас, я подсылаю еще одного парня, и он подбрасывает вам свой вариант, потом четвертого или даже пятого. Вы обалдеете от всего этого, не будете знать, за что хвататься.

Карен взглянула на Драммонда, затем перевела взгляд на Гейджа.

– Ну и денек у меня сегодня.

– Послушай, – сказал Гейдж, – я просто прорабатываю версии. Может быть, этот парень как раз настоящий. Надо бы прослушать пленку.

– Билл Раймен направил нам сюда копию с курьером.

– Леди предусмотрела все.

– Кроме дезинформации. Признаюсь, меня иногда заносит.

– Дик прав, – поспешил вмешаться Драммонд. – Возможно, этот парень как раз тот, кто нам нужен. Просто надо быть поосторожней и подождать следующих звонков.

– А сколько, интересно, мы будем ждать? – спросила Карен несколько раздраженно.

Драммонд прикоснулся к ее руке, и нежность, которую таил в себе этот жест, развеяла подавленное настроение Карен.

– Послушай, давай прорабатывать то, что имеем. Может быть, эти негодяи и не такие уж хитрые. Может, они сейчас сидят, скрипят зубами от ярости и молят Бога, чтобы до тебя никто не дозвонился. А если им не повезет и тебе кто-нибудь позвонит, они от всего начнут отказываться. Может, даже подадут в суд... а может, подсунут какую-нибудь дезинформацию. Это ведь тоже возможно, а?

Карен улыбнулась и посмотрела на Гейджа.

– Надо же, как он умеет подбодрить девушку!

– Да, тут он крупный специалист.

– И вот еще какой момент, – сказал Драммонд уже серьезно. – С этой минуты ты без меня ничего не делаешь, ни с кем не встречаешься, и все, что происходит, обязательно сообщаешь Дику. Понятно?

– Есть, сэр! – улыбнулась Карен.

Гейдж вздохнул.

– А сие означает, что теперь Драму придется проводить много времени в твоем обществе. Я готов зарыдать от умиления: какую жертву он готов принести во имя справедливости!

Пленку с записью телефонного разговора привезли в семь.

Карен стала рыться в своей сумке, чтобы достать магнитофон, но Гейдж остановил ее:

– Только не здесь. Чей автомобиль ближе?

– Мой стоит совсем рядом, – сказала Карен. – Когда я подъехала, Бен Тииг как раз освободил место.

– Вот там мы ее и прослушаем.

Они расплатились с Элли, вдовой полицейского, щедро вознаградив ее чаевыми, и покинули заведение.

Гейдж забрался на заднее сиденье желтого "ХР-3", а Драммонд сел впереди, слегка отодвинув назад кресло. Драммонд впервые находился в этом автомобиле, чего нельзя было сказать о Гейдже. Именно лейтенант помог девушке приобрести этот "ХР-3" у Тедди Маклина, который обслуживал служебные и личные автомобили полицейского участка Западного округа Лос-Анджелеса, и в знак огромной благодарности Карен дважды отвозила лейтенанта домой, когда тот, от души набравшись пива у Дюка, был не в состоянии сесть за руль.

Машина была отделана превосходно. Маклин, словно волшебник, искусно поколдовал над двигателем и подвесками, и автомобиль выглядел как новенький.

Карен включила магнитофон. Все приготовились слушать.

" – Редакция газеты... Билл Раймен у телефона.

– Ага... – по одному этому слову можно было определить, что говорит чернокожий. С минуту длилось молчание, слышался шелест бумаги, видимо, газеты, затем голос продолжал: – Я хотел бы поговорить с миз Карен Биил. – Голос вежливый, мягкий.

– Извините, сэр. Карен Биил нет в офисе. Могу ли я чем-нибудь вам помочь? О чем вы хотели с ней поговорить?

– Это о той статье в "Таймс".

Низкий, скрипучий голос уставшего человека, с калифорнийским акцентом, судя по манере разговора, южанин. Человек явно нервничал.

" – Слушаю вас, сэр, – сказал Раймен. – У вас есть какая-нибудь информация для мисс Биил?

– Да-а, сэр...

– Если вы скажете мне, какая именно, я немедленно передам ее мисс Биил".

Снова минутная пауза, шелест газеты.

"Я знал Тома Кигана... И все знаю про куплет "триц", что он значит". – Опять пауза. Тяжелое дыхание.

Затем звонивший и Билл Раймен заговорили одновременно, но Раймен тут же сказал:

" – Извините, сэр, продолжайте. Я не хотел перебивать вас.

– Я сказал... надо делать сразу. Все эти годы – сплошной ужас, и вдруг..." – Голос куда-то удалился. Замешательство человека казалось вполне естественным.

Затем говоривший буквально взорвался, словно это была его последняя возможность высказаться:

"Слушайте, скажите ей, это очень опасно, все нужно делать правильно. Она... Миз Биил не знает, куда она влезла. Я расскажу ей все, что знаю, но пусть она делает, как я скажу. Пусть сидит в своей машине сегодня в девять, вечером. Я позвоню".

Связь оборвалась.

– Гм... Ну-ка, прокрути еще раз.

Они еще два раза прослушали пленку.

– Похоже, он сильно испуган, – сказал Гейдж. – Или же прекрасный актер. Таких полно в Лос-Анджелесе. Что ты думаешь, Драм? Ты ведь психолог.

– Звучит многообещающе. Возраст по голосу угадан точно. Человек явно нервничает. То, что он говорит, звучит весьма правдиво. Но я жду следующего шага.

– Ты хочешь сказать, следующего звонка? – спросила Карен.

– Как сказал бы Шерлок Холмс – разумеется.

– Ну, а пока будем довольствоваться этим. – Карен сняла телефонную трубку и набрала номер. – Пожалуйста, Билла Раймена. – Раймен взял трубку. – Билл, это Карен, спасибо за пленку. Прекрасная запись. Сейчас... семь тридцать. Если поступит еще какая-нибудь информация, позвони мне по мобилю. Звони до без четверти девять или после пятнадцати минут десятого. Не хочу занимать линию, пока он не позвонит. Спасибо, Бил.

Она положила трубку.

– Мне нужно идти, – сказал Гейдж. – Что вы собираетесь делать?

– Поедем? – обратилась Карен к Драммонду.

– Да. Я как-то лучше себя чувствую в движении. Драммонд вышел из машины, пропустил Гейджа и снова сел.

– Держите меня в курсе, – наклонился к открытому окошку лейтенант. – Если предложит встретиться сегодня, уточните где и позвоните мне домой. Никуда не отправляйтесь, пока я не подстрахую вас.

– А кому можно довериться? – спросил Драммонд.

Гейдж усмехнулся и похлопал по кобуре:

– Да есть тут у меня пара парней... Мистер Смит и мистер Вессон. – И ушел, помахав на прощание рукой.

Карен включила мотор. Раздался булькающий звук выхлопных тазов.

Драммонд искоса взглянул на девушку.

– Все время хочу тебя спросить: что это за звуки?

– Это звук первоклассной машины... а может быть, и танка. – В доказательство этого она резко выжала сцепление. Машина рванула с места, отбросив Драммонда на спинку сиденья, но Карен тут же притормозила и, улыбнувшись, сказала: – Если когда-нибудь тебе придет в голову отремонтировать свою колымагу, обратись к Тедди Маклину в полицейском участке Лос-Анджелеса. Один день – и можешь делать сто двадцать пять.

– Мой "даймлер" и так делает сто двадцать пять, – отозвался Драммонд, притворяясь обиженным.

– Даже на первой передаче?

Драммонд рассмеялся и кивнул головой, а глаза его невольно уставились на ее ноги, нажимавшие на педали. Карен вела машину профессионально, движения ее рук, ног, глаз и головы были точными, отработанными и грациозными.

– Ты когда-нибудь занималась балетом? – спросил Драммонд.

– В школе. А что, заметно? – Карен бросила в его сторону лукавый взгляд.

– Видно невооруженным глазом.

– Это что, комплимент? А может быть, ты хочешь сказать, что я хожу, как гусыня?

– Это комплимент. За твоей походкой, да и за всеми твоими движениями очень приятно наблюдать.

Карен улыбнулась уголками рта.

– Спасибо. По правде говоря, я заметила, что ты любуешься моими ногами.

– Я не любовался.

– Пожалуйста, не извиняйся. Любой девушке нравится, когда ею любуются, особенно если ей небезразличен тот, кто это делает. Она считает: та часть тела, которой он любуется, достойна этого.

– Твоими ногами действительно стоит любоваться. Но я не это хотел сказать. Я просто... в восхищении от них.

– О, как приятно, – сказала она, надув капризно губки.

– Ладно. Если тебе это приятно, я действительно любовался ими.

– Ну вот, теперь спасибо. – На ее прелестном личике сверкнула очаровательная улыбка.

– А ты – бесстыдная женщина.

– Слава Богу, заметил наконец.

С ней было так легко. Она обладала очень редким для женщин сочетанием качеств – грацией и красотой, незаурядным умом и чувством юмора и вполне земной практичностью. Драммонду вспомнились актрисы Грейс Келли и Кэтрин Хепберн, о которых только можно сказать – классные. В американском лексиконе трудно, пожалуй, найти более удачное слово. "Обаятельная", "сексуальная" – эти слова не отражали полностью сути Карен. Просто, находясь рядом с ней, он ощущал в ней и то, и другое, и еще многое. Следя за тем, как Карен ведет машину, вдыхая аромат ее духов, обмениваясь с ней шуточками, Драммонд чувствовал себя в обществе "классной" женщины. Ему захотелось, чтобы она была рядом с ним всю его оставшуюся жизнь.

– Доктор о чем-то задумался?

– Я... я просто думал, куда мы едем.

– Правда?

Они находились в Санта-Монике на бульваре Олимпийский, недалеко от набережной.

– Мне кажется, – сказала Карен, – что в прошлой жизни я была леммингом: меня так и тянет к морю.

– Найди пирс и закусочную, я выскочу купить хот-дог.

– Прекрасно.

В восемь тридцать им удалось припарковаться на освещенной площадке в южной части пирса. Отсюда открывался вид на пляж и едва различимую в темноте гладь океана. Было довольно рано, но со стороны Тихого океана плыли тяжелые серые облака, то и дело закрывая луну. Температура упала до шестидесяти градусов по Фаренгейту. Дело шло к дождю.

Они жадно поглощали сочные сосиски, наслаждаясь небольшим пикником, устроенным прямо в машине. Из приемника доносились мягкие звуки стереофонической музыки. Они говорили о своих семьях, о детстве и прочих вещах, но каждый при этом внимательно следил за стрелкой часов.

Карен с шумом втянула кока-колу через соломинку.

– Ты был когда-нибудь в Шотландии?

– Два раза, еще ребенком. Дядя Брюс и тетушка Мэй до сих пор живут в нашем старинном доме – этаком ветхом григорианском строении, в одном лье от Бен-Невис. Четыреста акров с коровами, овцами, лошадьми. Чудное место для мальчишки...

– Я смотрю, у тебя в крови любовь к горам.

– В Техасе или в Канзасе я бы просто умер. Даже прекрасный вид на море меня удручает. Должно быть, я унаследовал гены Сумасшедшего Гарри.

– А на меня такое мрачное небо и промозглый холод действуют отвратительно. Сразу вспоминается Англия. Ужасный, непредсказуемый климат. Я здесь всего лишь год, но уже привыкла каждое утро видеть солнце, знаю, что оно будет светить весь день, знаю, в чем мне выйти на улицу. У нас дома за одно утро, а то и за час, сменяются четыре времени года. Меня это ужасно раздражало.

– Несмотря на такое вступление, тебе бы очень понравилось в долине.

Что-то в его голосе заставило Карен внимательно взглянуть на него.

– Я уверена, что понравилось бы, – сказала она.

– Возможно, когда все это закончится, мы сможем по-другому взглянуть на нее, по крайней мере попытаемся. А в перспективе – я продам свой дом. Мне хотелось бы, чтобы ты помогла мне подобрать новый. Очень хотелось бы.

– Мне тоже.

Часы на приборной панели были отчетливо видны, но Карен, нервничая, взглянула на ручные. Было без десяти девять.

Она вздохнула.

– Как ты думаешь, должен же он позвонить? А вдруг это розыгрыш? Нет, не может быть. Больше звонков в редакцию не было.

– Что ж, разумно.

– А все же мне не верится, что он позвонит, а если позвонит, думаю, ничего путного из этого не выйдет. Здесь какой-то подвох.

– Какой?

Карен улыбнулась:

– Не знаю. Может быть любой.

Дотянувшись до заднего сиденья, она взяла свою сумку, переложила ее себе на колени, вынула магнитофон, протерла микрофон и вставила его в телефонную трубку.

– Ну, парень, я готова. Давай нам свою информацию.

Светящаяся стрелка часов на приборной панели показывала без восьми девять. Карен и Драммонд напряженно ждали звонка. Карен с шумом втянула через соломинку остатки кока-колы из банки и засмеялась:

– Сразу вспоминается детство. Так и слышу голос мамы: "Это неприличный звук, Карен. Если придется пить из банки, оставляй каплю на дне".

Драммонд улыбнулся:

– Твоя мама тоже так говорила? Как будто у нас с тобой была одна мать.

– Но чувства у тебя ко мне вовсе не братские.

В наступившей тишине слышалось мерное тиканье часов.

Они следили, как минутная стрелка подходит к пяти. Карен прошептала:

– Он не позвонит. Он умер десять минут назад от нервного напряжения. Они схватили его. Он катается где-нибудь по полу и хохочет.

– Nil desperandum[11]11
  Никогда не отчаивайся (лат.).


[Закрыть].

– Ты учил латынь?

– Учил и забросил.

– Я тоже учила. Я была прилежной ученицей. Non nobis solum sed toti nundo nati. Мой школьный девиз, один из многих.

– И ты веришь в это?

– Во что?

– В то, что он означает?

– А что он означает?

– "Не только нам одним, но и всему миру".

– Очень интересно. Продолжай, Драммонд.

Зазвонил телефон.

– О мой Бог... спокойно... спокойно... Теперь я спокойна. Я спокойна... да запускай же этот чертов магнитофон, Биил... давай же, возьми трубку. – Руки у нее так дрожали, что она чуть не выронила трубку. – Алло!

– Миз Карен Биил?

– Слушаю. – Она обернулась к Драммонду: – Это он.

– Миз Биил, у меня есть сведения, которые вы ждете. Но я хочу кое-что взамен.

– Взамен? Что вы имеете в виду? – Карен со значением посмотрела на Драммонда – вот он, подвох!

– Я хочу получить пять тысяч долларов. Наличными. Двадцатками.

– Ого!

– Сейчас вы наверняка думаете: это обманщик, этот человек заберет мои деньги – и тю-тю... Если бы этот человек знал Тома Кигана, для своего старого дружка он сделал бы это бесплатно. Какая-нибудь такая ерунда, а, миз Биил?

– Как вас зовут, сэр?

– Зовите меня Амброуз. Это не настоящее мое имя, но его легко запомнить.

– В чем-то вы правы, Амброуз. У меня мелькнула примерно такая мысль. И, однако, пусть моя журналистская подозрительность не мешает нашему дальнейшему разговору. Могу ли я спросить, зачем вам нужны пять тысяч долларов?

Драммонд улыбнулся и понимающе кивнул головой.

– Конечно можете. Потому что я на мели.

– Довольно веская причина. А почему всего пять тысяч?

– Потому что я не жадный. И потому что, я думаю, "Таймс" не может позволить себе большее.

– Вы очень хитры, сэр.

– А вы очень хорошо разговариваете. Спасибо, что вы так вежливы со мной.

– Пожалуйста. Ну, а если мы достанем пять тысяч долларов, что получим за наши деньги?

– Пленку. Кассету с информацией о куплете, то, что вас интересует.