Текст книги "Герцогиня смерти. Биография Агаты Кристи"
Автор книги: Ричард Хэк
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Но, как говорится, каждому свое. Вдали от Эшфилда, где все не находилось свободного времени, Клара надеялась наконец составить завещание, весьма обременительное занятие. Вскоре стало очевидно, что египетская жара занятия просто обременительные делает мучительными. У семнадцатилетней Агаты были иные заботы. Пять раз в неделю она танцевала в роскошных отелях, которые цепочкой выстроились вдоль Нила. А днем нежилась на веранде, время от времени прихлопывая надоедливую муху, и это было величайшим подвигом для изнеженной английской барышни – так считала ее свита, сплошь состоявшая из офицеров Британской королевской армии.
Но свита, разумеется, всерьез не принималась. Клара никогда бы не позволила какому-нибудь солдату, моряку или военному полицейскому заморочить голову ее невинной крошке. Но тем не менее умело подводила дочь к раздумьям о возможном замужестве, ей бы очень подошел потомственный аристократ или человек с деньгами, разумеется “полученными честным путем”.
Проклятые деньги… даже на обычные молодежные развлечения требовались изрядные суммы. Все ведь нужно было оплачивать: билеты на игры в поло, пикники, участие в крокетных соревнованиях, бадминтон. Теперь пришла пора другой учебы, не просто в школе, а в школе жизни.И Агата, как могла, постигала житейские премудрости, насколько ей позволял ее возраст и склад характера.
За три месяца, проведенные в Каире, Агата познакомилась почти с тридцатью джентльменами, но интересными ей казались лишь люди солидные, кому было уже под тридцать или даже слегка за сорок. Ровесники и даже молодые люди постарше были ей скучны, у них не было жизненного опыта, а юной Агате нравились те, кто мог рассказать что-то новое об этом мире, чего она еще не знала.
Несмотря на счастливую внешность, Агата никак не могла преодолеть робость и поддержать беседу, в компании держалась скованно и молчала. Египет, безусловно, был очень ей полезен. Учил наблюдательности. Она узнала множество жизненных историй и, скажем так, человеческих типажей, что впоследствии очень пригодится для ее книг. Но наука светского общения давалась ей с трудом.
Однажды Агату пригласил на танец некий капитан Крайк, а потом, проводив ее к сидевшей у стены Кларе, заявил: “Вот, получите вашу дочь. Она научилась танцевать. В самом деле, танцует она замечательно. А теперь вам стоило бы научить ее разговаривать”.
Да, обидный комплимент, приправленный, в общем-то справедливым упреком. Агата была образованна, умна, привлекательна, то есть обладала всеми качествами для нормального, без издержек подростковой неуверенности, общения. Но такой уж у нее был характер: по-настоящему комфортно она чувствовала себя только в одиночестве. Клара с обычной своей горячностью принялась исправлять нрав дочери, удвоив количество посещаемых мероприятий, таких, где уклониться от общения было невозможно.
Возвращение в Торки стало поводом для семейных праздников, путешественницы нанесли визиты к Мэдж в Чидл-Холл и в Эбни-Холл. Уже началась весна, и теперь можно было ездить на выходные в загородные дома друзей, обретенных в Каире.
Однажды Агату пригласили мистер и миссис Парк-Лайл (последнего все называли “сахарным королем”, поскольку он сделал свое состояние на сахаре), они устраивали грандиозный прием с охотой и катанием на лодках. Ни первое, ни второе Агату не вдохновляло, но Клара настояла на поездке, уверенная, что дочь отлично проведет время в этом загородном виндзорском особняке (хозяева его снимали).
Агата сразу же понравилась одному офицеру, армейскому стрелку, и он постоянно оказывался рядом: настойчиво предлагал ей сыграть в теннис, просил оставить для него несколько танцев, приглашал пройтись вокруг озера. Каким-то образом даже упросил хозяйку позволить ему отвезти Агату на станцию, когда та собралась уезжать.
Когда поезд тронулся, Агата облегченно вздохнула, радуясь, что избавилась от назойливого кавалера, но тот вдруг снова появился в купе и уселся напротив. Сверля ее страстным взглядом, он сделал пылкое признание: “Я хотел отложить этот разговор до нашей встречи в Лондоне, но понял, что не могу больше ждать. Я должен сказать вам все сейчас. Я безумно вас люблю. Вы должны выйти за меня замуж. В первый же миг, как только я вас увидел на лестнице, когда вы спускались к ужину, с того самого мгновенья я понял, что вы для меня единственная женщина на свете и других быть не может”.
Теперь уже Агата сверлила его взглядом, но не страстным, а укоряющим. Первое предложение руки и сердца она мечтала получить от личности более достойной. Это должен был быть рыцарь или хотя бы герцог. Кто-то сильный и значительный, и гибельно неотразимый, владелец целого табуна горячих скакунов. Но никак не армейский стрелок, пусть даже и отличный, не этот нудный солдафон, который ни на минуту не оставлял ее в покое. Агата в ответ произнесла нечто витиевато-вежливое, но вполне определенное, однако изысканность фразы не могла смягчить суровость короткого слова “нет”. Весь путь попутчики провели в неловком молчании, Агата чувствовала себя крайне неуютно.
То ли тайная мечта найти своего принца, то ли желание просто подурачиться и порадоваться роскоши лета тому причина, но восемнадцатилетняя Агата порхала с вечеринки на вечеринку, с бала на бал, и, разумеется, количество поклонников росло. Но влюбленности были несерьезными. Их можно отнести к легкому флирту. То, что Агата, по примеру средневековых трубадуров, назовет позже “lе pays du tendre” [13]13
Страна нежности (фр.).
[Закрыть]. Как знать, возможно, романтические поиски были бы завершены в тот же сезон, но Агата внезапно заболела, доктор Хаксли предписал несколько недель постельного режима. Лишенная общества уже завоеванных и потенциальных воздыхателей, Агата подсушивала ломтики хлеба, разрисовывала их красками и надписывала имена друзей, вот такие самодельные подарки. Скучнейшее занятие. Именно тогда, вспоминала Агата, мама предложила ей что-нибудь написать.
О романе речи не шло. Несколько лет назад Клара предложила написать рассказ и старшей дочери, тоже как раз набиравшейся сил после гриппа. Пробы пера Мэдж завершились, как уже упоминалось, публикацией в престижном журнале “Ярмарка тщеславия”. Агата приняла этот вызов, надеясь превзойти Мэдж хотя бы в чем-то.Поставив на стол старую пишущую машинку сестры, она принялась тюкать двумя пальцами по клавишам. В рассказе под названием “Дом красоты” получилась тридцать одна страница, свое творение Агата подписала псевдонимом “Мак-Миллер, эсквайр”. Это был рассказ о безумии, с основательной примесью мистицизма. Он был не так откровенно беспомощен, как опусы большинства увлекающихся сочинительством молодых барышень и юношей, но для журнала все-таки не годился. Агата быстро это уяснила, рассылая копии по разным редакциям и получая в ответ письма с отказом.
Позже, в минуты досуга, появятся еще несколько рассказов, в том числе “Зов крыльев” и “Одинокий божок”. Все они под разными псевдонимами были педантично отправлены издателям журналов, а издатели столь же педантично присылали письма, разные по форме изложения, но одинаковые по сути, означавшие “нет”.
Эти свои писательские опыты Агата воспринимала как приятное развлечение, продолжая прилежно заниматься вокалом, не сомневаясь, что ее ждет успех, по крайней мере у местной публики. Чтобы хоть немного подстегнуть ее величество удачу, Агата посещала обеды “с музицированием”, которые издавна устраивались в Торки, на радость хозяевам, ведь тогда еще не существовало радио, а фотографирование еще не было доступным развлечением. Конечно, домашняя сцена – это не сцена Королевского концертного зала “Альберт-Холл”, тем не менее там были выступления.И поскольку играть, петь и аккомпанировать доводилось на вечеринках у друзей, Агату всегда баловали вниманием и восхищенными комплиментами, что подпитывало ее мечту о профессиональной сцене.
Мечта стала особенно желанной в 1909 году, когда Мэдж пригласила сестру на вечер “Оперы Вагнера”. Это был концерт артистов вашингтонской оперы, который состоялся в лондонском “Ковент-Гардене”. Дирижировал Карл Рихтер, а европейским меломанам впервые посчастливилось услышать выразительное сопрано американской певицы Минни Зольцман-Стивенс. Сестры были потрясены ее талантом, оперной диве даже оркестранты аплодировали стоя. Мэдж онемела от восторга, а по щекам Агаты катились слезы.
Ее взбудоражил неистово рукоплещущий зал, и она тут же представила себя в роли Изольды [14]14
Имеется в виду опера Рихарда Вагнера “Тристан и Изольда”.
[Закрыть]. Она тоже когда-нибудь будет стоять на сцене, и к ее ногам тоже будут бросать розы! Вернувшись домой, она с еще большим усердием стала тренировать голосовые связки и даже потом сама удивлялась, какого ей удалось достичь прогресса. А вскоре в Торки приехала американская подруга Мэй Стердж, у этой дамы (случаются же такие совпадения!) были связи в нью-йоркском “Метрополитен-опера”. Она согласилась прослушать Агату Именно благодаря ее откровенному отзыву Агата оставила грезы об оперной сцене и в конце концов обрела славу на ином, далеком от музыки поприще.
“Арии вы исполнили довольно средне, – сказала дама и, увидев, как огорчилось юное дарование, торопливо добавила: – А упражнения для голоса мне понравились. Вы могли бы стать неплохой камерной певицей, и даже известной”.
Это, конечно, утешало, но Агата мечтала о грандиозном успехе, не меньшем, чем у мадам Зольцман-Стивенс, которой она сама недавно аплодировала стоя. В эту минуту Агата Мэри Кларисса Миллер уже точно знала, что никогда не станет певицей.
“ Я спустилась с небес на землю, – писала она в “Автобиографии”, – и сказала маме, что теперь ей больше не нужно тратить деньги на уроки музыки. Я могла петь сколько угодно, но учиться пению было уже незачем. Уверена: ничто так не опустошает душу, как напрасные старания попасть туда, где вы все равно останетесь только статистом”.
Оставив грезы о певческой карьере, Агата принялась снова пописывать рассказы, теперь гораздо чаще, но скорее от скуки, чем от желания набить руку. Просто ей необходимо было удовлетворять неодолимую тягу к творчеству, не важно, в какой форме. Ее поддразнивала сестра и подбадривала Клара. В конце концов Агата принялась творить, опираясь на впечатления, полученные в Египте, она прекрасно помнила и атмосферу, навеянную зноем пустыни, и ее жителей. Кураж сделал свое дело: на свет появился роман “Снег в пустыне”, своего рода подражание “комедии нравов”.
Сконструирован роман был плохо, нуждался в основательном редактировании, но все же было очевидно, что автору отлично удается изображать запоминающиеся характеры и придумывать увлекательный сюжет. Агата начала писать одну историю, потом ей в голову пришла другая, снова вернулась к первой, потом соединила оба сюжета. Сама в них запуталась, и поэтому персонажи становились все менее убедительными. Однако этот опус был в чем-то удачным, поскольку в нем открылись потенциальные возможности будущей писательницы. Их, собственно, и заметил Иден Филлпотс, живший по соседству с Миллерами.
В 1910 году Филлпотс был очень популярен, девонширцы им гордились. Этот весьма опытный и плодовитый писатель был давним (более двадцати лет) другом семьи. В его романах и пьесах обычно описывалась сельская жизнь. По книге “Жена фермера” в 1941 году Альфред Хичкок снял сенсационный фильм, где блистательно сыграл Майкл Уайдлинг. Клара уговорила дочь отослать роман именитому соседу, и та, преодолев смущение, решилась это сделать. А в ответ получила письмо.
Мистер Филлпотс очень дружелюбно, но откровенно высказался, разложив по полочкам достоинства и недостатки творения юной коллеги, хотя мог бы прислать формальную отписку. Агата была тронута: “Трудно выразить словами, какую я почувствовала благодарность, он мог с легкостью от меня отделаться, ограничившись несколькими справедливыми, но равнодушными замечаниями, после которых я могла окончательно в себе разувериться. Но он понял, насколько я стеснительна и как трудно мне с кем-то обсуждать свое творение”.
Вот что он писал:
Некоторые фрагменты очень хороши. У Вас прекрасное чувство диалога, и Вы должны смелее использовать естественную живую речь. Попробуйте выбросить все нравоучения, Вы слишком ими увлекаетесь, а они так скучны. Предоставьте Вашим героям возможность действовать самостоятельно, пусть они сами за себя говорят, не заставляйте их говорить то, что они вроде бы должны сказать, и не надо разъяснять читателю, что именно Ваши персонажи имели в виду.
Советы весьма полезные, но, возможно, еще важнее было знакомство с литературным агентом Филлпотса, Хьюджесом Мэсси. Легендарная личность в издательском мире: благосклонного отзыва этого старого ворчуна иногда бывало достаточно для успеха начинающего автора. Агата оробела, увидев высокого смуглого господина с хмурым лицом, но, прочитав заголовок, он оживился: “Снег в пустыне”, что ж, звучит интригующе”.
К сожалению, сам роман показался ему совсем неинтересным. Возвращая Агате рукопись, он порекомендовал ей написать что-нибудь другое. И на другую тему.
Агата не особенно расстроилась и, послушавшись строгого мистера Мэсси, написала рассказ “Видение”, который во многом перекликался с романом Гастона Леру “Тайна желтой комнаты”, он тогда только вышел во Франции и имел успех. Возможно, это лучший образец “детектива в замкнутом пространстве”. То есть убийство совершает не кто-то со стороны, а один из центральных персонажей.
“Видение” не принял ни один журнал, но Агата упорно продолжала сочинять короткие рассказы и еще иногда стихи.
Развлекаясь сочинительством, Агата не забывала кружить головы молодым людям, тоже отличное развлечение. Надо сказать, Клара всегда была в курсе сердечных дел Агаты. Обычно отношения ее дочери с новыми знакомцами не заходили дальше невинного флирта и дружеской болтовни.
И вот однажды Агате захотелось покататься верхом, она отправилась на выходные к друзьям Клары, мистеру и миссис Рэлтон-Патрик, жившим в Уорвикшире. У них она познакомилась с полковником Семнадцатого уланского полка Болтоном Флетчером, высоким, но довольно-таки плотным мужчиной тридцати с лишним лет. Болтон сопровождал Агату на бал. В своем белом парчовом платье она была сказочно хороша.
Вскоре после возвращения в Торки Агата получила письмо с признанием в любви. Потом еще одно. Флетчер задаривал ее цветами и шоколадом, он преподнес ей эмалевую брошь. Далее последовало предложение руки и сердца. Агата была польщена и пребывала в блаженной беспечности, “как зачарованная птичка”. Этот опытный сердцеед покорил ее красивым ухаживанием и изысканными, страстными комплиментами.
Дочь бездумно наслаждалась вниманием поклонника, но столь стремительный штурм встревожил материнское сердце. Оно и понятно, Агате было всего двадцать лет. Клара призывала ее хорошенько подумать и предложила влюбленным проверить свои чувства, расставшись на полгода. Ровно через шесть месяцев полковник прислал Агате такую телеграмму: “Изнемогаю от неопределенности. Вы выйдете за меня? Да или нет?”
Ответ ее состоял из одного-единственного слова: “Нет!”
Лето и ранняя осень прошли спокойно, но потом появился еще один серьезный претендент на ее руку, между прочим старый знакомый. С Уилфредом Пири Агата не виделась тринадцать лет, а познакомились они в Динарде, в том первом путешествии Миллеров по Франции. Тогда он был курсантом военно-морского училища, а теперь уже получил звание младшего лейтенанта в Королевском военном флоте, и службу он нес на подводной лодке, которая часто останавливалась в доке Торки.
Их отцы были хорошими друзьями, но и мистер Миллер, и мистер Пири давно покинули этот мир. За чаем с булочками Клара и миссис Лилиан Пири часто вспоминали о прошлом, о своих мужьях. Агата зачарованно их слушала, не столько потому, что ее так уж интересовали эти воспоминания, сколько из-за миссис Пири. Она была блистательной, необыкновенной женщиной. Могла с легкостью говорить обо всем, от впечатлений об опере тут же перейти к обсуждению интерьера или к картинам такого-то художника, ей не требовалось даже паузы, чтобы собраться с мыслями. Миссис Пири была именно такой, какой хотелось бы стать самой Агате.
А вот сын ее, Уилфред, был куда менее яркой личностью. Несмотря на заверения в любви и на предложение пожениться (сделанное уже на третьем свидании), Агата воспринимала его скорее как приятеля. Он был славным и добрым человеком, но абсолютно неромантичным. Мог предложить свою помощь, если требовалось помыть лапы собаке, но никогда бы не додумался прислать цветы. И все же Агата обручилась с ним “по взаимному согласию”, так называлась неофициальная помолвка. Однако же это не помешало Уилфреду отправиться в длительную экспедицию в Южную Африку, где он рассчитывал обнаружить залежи драгоценных камней. Агата поняла, что согласию их пришел конец.
Эти “происшествия”, как позже назовет их Агата, можно было бы отнести к безобидным влюбленностям, о которых вообще не стоило бы упоминать, если бы они не отвлекали ее от сочинительства. Романы вдохновляли ее разве что на любовные сонеты, не слишком удачные.
В сентябре 1911 года свой день рождения (двадцать первый) Агата отмечала в гостях у семейства Льюси. По случаю столь торжественного события на раут были приглашены лучшие местные женихи, “гвоздем” вечера стало разучивание нового модного танца, танго. Танец произвел фурор, все барышни сочли его “чересчур вызывающим”. Именно благодаря танго Агата увидела старшего брата сестер Льюси в новом свете. Реджи только что вернулся из Гонконга, где служил в артиллерийском полку, и выглядел великолепно. Настоящий красавец. Впрочем, красив он был всегда. Появилось что-то еще, вероятно шарм мужской зрелости, что-то такое, что трудно объяснить словами. Как бы то ни было, Агата Миллер и опомниться не успела, как состоялась очередная помолвка “по обоюдному согласию”. А предыстория была такова. Они отправились в гольф-клуб, Реджи показывал своей спутнице, как правильно держать длинную деревянную клюшку, и, нежно обхватив ее пальцы, сжимавшие рукоятку, вдруг шепнул в самое ухо:
– Как вам перспектива выйти за меня замуж?
Реджи был верен себе: даже в этот ответственный момент немного ерничал, видимо, чтобы не возникло неловкости, и, помолчав, добавил:
– Имейте меня в виду, и, если не подвернется кто-то еще, я в вашем распоряжении.
Несмотря на эту оговорку, Агата сразу же ответила “да”.
Но и Реджи не стал ее вечной любовью, и даже не вечной толком стать не успел. Ибо вскоре после того, как он отбыл в свой полк, Агата начала осознавать, что он не совсем тот, кто ей нужен.
Они больше года переписывались, письма были скорее дружеские, чем страстные. Это была в большей степени братская привязанность. Он, безусловно, любил Агату, но неизменно напоминал, что она вольна искать что-то более подходящее, если таковое найдется. И оно нашлось. В городке Чадли, на балу у лорда Клиффорда. Двенадцатого октября 1912 года в его старинном замке, построенном в одиннадцатом веке, был устроен бал в честь доблестных воинов Эксетерского артиллерийского гарнизона.
Герои вечера были великолепны в своих темнобежевых мундирах с нашивками, на груди поблескивали медали, на ногах – начищенные высокие ботинки. В общем, вид у солдат его величества был бравый, очень гордые собой и своим гарнизоном, они картинно прохаживались перед дамами. Агата попала на торжество по рекомендации знакомого Клиффордов. Там должен был присутствовать и ее давний приятель, лейтенант Артур Гриффитс, но он заболел и попросил своего друга позаботиться о мисс Миллер.
Не заметить Агату было, конечно, невозможно. Прелестное лицо, стройная гибкая фигурка, изящество которой подчеркивало платье персикового цвета, светлые волосы были стянуты на затылке в пышный узел, украшенный ландышами.
Мисс Миллер нервно теребила пальцами ремешок расшитой бисером сумочки и смотрела куда-то вдаль. Друг приятеля подошел в тот момент, когда рядом с ней никого не было, и представился: второй лейтенант Арчибальд Кристи. Он был выше Агаты на полфута, на щеках рдел нежный румянец, приглаженные волосы были разделены идеальным пробором, в голубых глазах мерцали искорки. И как только эти глаза встретились с глазами Агаты Миллер, она влюбилась. Страстно, безумно, она и представить не могла, что можно так любить.
Глава третья
Миссис Арчибальд Кристи
А – это “Ангел небесный, Агата” —
Женушка Арчи, красавца и хвата.
“Стихотворный алфавит" Агаты Кристи 1915 год
12 ОКТЯБРЯ 1912. В тот вечер, когда Агата Кристи познакомилась с Арчибальдом Кристи, в ее ушах почему-то не раздался звон колоколов. А должен был, или хотя бы звезды должны были вспыхнуть над их головами. Ведь по заверениям миссис Л.Т. Мид, сочинительницы жгучих любовных романов, именно это происходит в тот момент, когда в первый раз оказываешься лицом к лицу с Ним, настоящим Суженым. Агате и без всяких звезд хватало забот: она пыталась разобраться в своих чувствах и той информации, которой ее снабжал партнер, пока они кружились в вальсе.
За два танца Агата узнала, что Арчи Кристи родился в Индии, что отец его был судьей и погиб несколько лет назад, упав с лошади, совсем как дедушка Агаты. Мать зовут Маргарет (для знакомых – Пег), отчим – Уильям Хемсли, директор именитого бристольского Клифтон-колледжа. Там учился и сам Арчи, и его брат Кэмпбелл. Внимая рассказу кавалера, Агата успела заметить, что он еще и превосходный танцор.
Он ловко и умело вел ее, при этом оставался почтительным, почти робким, однако они все же успели многое друг другу рассказать, поминутно заливаясь смехом.
Едва начавшийся роман обречен был оборваться в тот же день, ведь Агате предстояло покинуть замок. Она села на поезд и отправилась домой, зная, что больше никогда не увидится с лейтенантом Арчи. Но, разумеется, постоянно о нем думала, и ей очень хотелось знать, вспоминает ли ее он.
Вскоре после Рождества она получила ответ на этот вопрос. Однажды Агата пошла в гости к Мэллорам, жившим по соседству. Когда стали играть в бадминтон, позвонила Клара и сообщила, что явился какой-то молодой человек, совершенно незнакомый,велела дочери немедленно отправляться домой и самой выяснять, кто это.
Вбежавшая в гостиную двадцатидвухлетняя особа была совсем не похожа на ту милую барышню, которая покорила Арчи Кристи. Вся взъерошенная, запыхавшаяся, злая… Арчи вскочил, приветствуя ее, отчаянно покраснел, стал извиняться, пробормотал, что случайно проезжал мимо на мотоцикле и решил зайти.
Теперь уже покраснела Агата. Она была уверена, что ее дожидается “молоденький морской офицер, ужасный зануда”, от которого она давно пыталась избавиться. Увидев Арчи, Агата, сама того не желая, расплылась в улыбке, и это была очень нежная, любящая улыбка.
“Арчи”, – услышала Агата свой голос.
Она протянула ему руку, потом, разом обессилев, опустилась на табурет у пианино.
Мало-помалу разговорились и вскоре уже болтали как давние знакомые, Арчи от души хохотал, когда Агата уморительно описывала свои бесшабашные развлечения: катание на роликовых коньках, заплывы с нырянием из дурацких кабинок и пятиминутный полет на аэроплане, за который ее мама выложила целых пять фунтов. Услышав про аэроплан, Арчи вскочил на ноги и сбивчиво, с жаром стал рассказывать: он ведь теперь летчик,только что получил удостоверение авиатора в Бристольском аэроклубе. И не преминул похвастаться: “Я номер двести сорок пятый. Нас, летчиков, в Англии наперечет”.
Агата восторженно округлила глаза и представила, как они с Арчи вдвоем летят на аэроплане. Однако прелестное видение тут же растаяло, поскольку он сообщил, что надеется попасть в только что сформированный Королевский летный корпус.
Профессия летчика очень романтична, но дьявольски опасна. Оба отлично это понимали, что не мешало мистеру Арчи сиять от гордости, а мисс Агате восхищенно улыбаться. Еще бы! Ее новый поклонник настоящий герой!
Гостю предложили за компанию поужинать, благо в доме еще оставалось после Рождества кое-какое угощенье. Арчи пригласил Агату в Эксетер, где в воскресенье днем должен был состояться концерт музыки, а потом они могли бы попить чаю в отеле “Редклифф”.
Агата с радостью согласилась, однако Клара была начеку.
“Моя дочь не ездит на концерты одна, – сказала она, повернувшись к гостю, – и уж тем более не пойдет в гостиницу пить чай в обществе мужчины”.
За столом возникло неуютное молчание, но Арчи быстро нашелся: предложил миссис Миллер поехать вместе с ними.
Клара не знала, как ей выпутаться. Быть дуэньей при взрослой дочери не хотелось, да и концерт не особо прельщал. В конце концов был найден компромисс: на концерт пусть едет, а в гостиницу – ни в коем случае. А чай… чай можно попить в эксетерском вокзале, перед тем как Агата отправится обратно в Торки. Обычно миссис Миллер не была такой покладистой, и дочь оценила ее великодушие. Ясно было, что Арчибальд Кристи понравился Кларе.
Когда Агата увидела, как Арчи уносится на своем мотоцикле, ей захотелось, чтобы он остался у них навсегда.
За ужином Агата пригласила его на новогодний бал, который устраивали в Павильоне, построенном в Торки всего четыре месяца назад. Это белоснежное чудо придумали архитекторы Эдвард Роджерс и Х.К Госс. Далее проект был отточен и “привязан” к месту главным инженером города Торки, мистером Генри Аугустусом Гарретом. Павильон нарекли “Дворцом развлечений”. И действительно, он выглядел как волшебный дворец, воздушный, с ажурными окнами, отделанный даултонской керамикой и лепниной.
Над танцующими сияла великолепная хрустальная люстра, доставленная из Франции за несколько дней до торжества. Новогодний бал стал бы для Агаты самым счастливым событием года, если бы не странное поведение Арчи. За три дня, остававшиеся до бала, ее внимательный, остроумный, неотразимый поклонник превратился вдруг в угрюмого молчуна с рассеянным взглядом, он походил “на больного барашка”. На самом вечере он танцевал словно бы через силу и почти не притронулся к еде, которую положил себе на тарелку.
Агата испугалась, что чем-то его огорчила, и вскоре поймала себя на том, что тараторит как сорока, пытаясь преодолеть безнадежное молчание. Только через два дня после новогоднего празднества Арчи осмелился открыть тайну своей меланхолии. Его приняли в Королевский летный корпус. Отныне второй лейтенант Арчибальд Кристи официально числился военным летчиком, прикомандированным к летной школе в Фарнборо, в тридцати четырех милях от Лондона. А куда его направят после тренировок – вообще неизвестно.
Они были едва знакомы, но Арчи уже не представлял себе жизни без этой девушки, с которой ему так легко и спокойно. Он поспешил уведомить об этом саму девушку и тут же попросил выйти за него замуж. Агата растерялась, она ведь, в сущности, любила одиночество, привыкла потакать своим фантазиям и творческим прихотям. Осмысливая слова Арчи, она медлила с ответом, но в мозгу уже крутилось: “И в радости и в горести… до самой смерти”.
Когда Агата заговорила, то первым с ее губ слетело мужское имя. Нет, не Арчи. Реджи. Она сообщила, что помолвлена с Реджи Льюси, неофициально, тем не менее это ее жених. И разумеется, он должен знать, что происходит.
Наличие соперника нисколько не смутило настойчивого лейтенанта. Он повторил, что безумно любит ее, своего Ангела. Узнав, что она ангел, Агата Миллер с улыбкой посмотрела в глаза тому, кто собрался сделать явью заветную девичью мечту. Несколько недель Агата не решалась отослать Реджи письмо с признанием: увы, полюбила одного летчика. Новость тот воспринял с грустью, но и философски, примерно так же он когда-то отнесся к их помолвке и к тому, что стал не просто другом, а потенциальным мужем.
Арчи служил в Третьем эскадроне, командиром Арчи был майор Роберт Брук-Попем. Майору нравился кураж новичка, он видел, что из второго лейтенанта Кристи получится отличный летчик-истребитель. Арчи был педантом, безупречно аккуратными были не только его стрижка и мундир, но и записи полетов. Он фиксировал в дневнике каждый полет: дата, дальность, длительность. Дневник он вел всю свою жизнь.
Но было и то, что невозможно было отразить в цифрах: чувство свободы, которое испытывал Арчи, поднимаясь в воздух. Ему очень подходила профессия летчика, которая требовала умения мгновенно принимать решение и действовать без колебаний. Мистеру Арчибальду было комфортно за штурвалом, когда каждое действие просчитано и все можно держать под контролем. Постепенно под влиянием полетов он превратится в другого человека, более жесткого и хладнокровного.
Но тогда Агата никаких предвестников перемены не замечала, ее захлестывали страх и любовь. Она боялась, что с ее возлюбленным случится несчастье: или разобьется насмерть, или останется инвалидом. Она больше не воспринимала авиацию как арену для дерзких романтических подвигов, теперь ей хотелось убедить Арчи отказаться от полетов.
Начался 1913 год. Агата в каждом письме умоляла больше не летать, найти занятие “менее опасное”. Она была в панике, ведь тогда же погиб известный авиатор и шоумен Сэмюель Франклин Коуди: его биплан рухнул с высоты четыреста футов и врезался в дерево. А именно Коуди выпускал военные самолеты. Арчи в ответных письмах ласково успокаивал невесту, но и не думал отказываться от полетов.
“И все-таки я хочу летать, – писал он ей еще в августе 1912 года, обмолвившись о том, что самолеты Коуди не совсем устойчивы. – Но доля риска ничтожна, уверен, что со мной ничего не случится”.
Клара даже не пыталась успокоить дочь. Она была твердо уверена, что авиация – это происки дьявола. “Господь не дал человеку крыльев, значит, не достоин”, – теперь часто говаривала она. Да и вообще, летчик – это несерьезно, какой из него муж. Ни приличного дохода, ни карьерного роста.
Но Агата твердо решила выйти замуж по любви и сказала матери, что “страстно мечтает стать женой Арчи”. Готова ждать его хоть всю жизнь. На протяжении двух лет они виделись урывками, когда лейтенанту Кристи удавалось ненадолго получить увольнительную.
Разлука стала для обоих испытанием почти невыносимым, любовь все настойчивей вытесняла здравые соображения. Ведь Арчи, а потом и Агата все же пытались осмыслить перспективы своих отношений, и пока все складывалось не лучшим образом. Арчи понимал, что Агата живет в стесненных обстоятельствах, и он не в состоянии ее поддержать, ни морально, ни материально. Агата пребывала в постоянной тревоге – за него и за мать, которую одолевали недуги.
Что и говорить, мисс и миссис Миллер приходилось нелегко. Но по большому счету жизнь в Торки была по-прежнему уютна и приятна. Солнечные пляжи, регаты, вечеринки, званые обеды – ласкающие душу и тело курортные радости. В Торки по-прежнему нежились богачи и знаменитости, их стало даже больше, поскольку в Европе нарастали волнения, и было очевидно, что назревает какой-то грандиозный общественный катаклизм. Об этом свидетельствовало множество событий. Суфражистки, сражавшиеся за предоставление женщинам избирательного права, устраивали уличные демонстрации и погромы. В Ирландии обострилось противостояние католиков и протестантов. Германия обвиняла Британию в захватнической политике, Британия в том же самом обвиняла Германию. Балканские страны неустанно предъявляли друг другу претензии, как справедливые, так и надуманные.