Текст книги "Жанна д'Арк"

Автор книги: Режин Перну

Соавторы: Мари-Вероник Клэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Глава V

«Год, не более»

Церемония коронации в Реймсе прошла с подобающей пышностью, хотя и несколько поспешно. Карл покинул город 21 июля – он направился в аббатство Сен-Маркул-де-Корбени, недалеко от Реймса, для совершения еще одною традиционного действа – «Прикосновения к золотушным». Считалось, что после миропомазания король получал целительную силу.

Прежде всего миропомазание короля символизирует объединение подданных вокруг своего суверена. Таким образом, более поучительно назвать имена отсутствовавших на церемонии. Во-первых, королева Мария Анжуйская, она должна была вместе с королем получить миропомазание и корону; впрочем, когда Карл VII находился в Жьене, он вызвал к себе королеву. Но как только армия тронулась в путь, он отослал ее обратно в Бурж, возможно, король посчитал все это путешествие слишком ненадежным и не захотел подвергать королеву опасности. Однако отсутствие королевы само по себе знаменательно: в эту эпоху битв и сражений важны лишь воины, и вскоре присутствие солдата полностью затмит присутствие женщины. И если Марии Анжуйской не было в Реймсе 17 июля, так это потому, что в окружении короля считают: именно король является самой важной и значительной фигурой. Не случайно с тех пор церемония коронации королевы приобретет второстепенный характер и будет проходить не в Реймсе, а в Париже. Последняя коронованная королева – Мария Медичи (1610 год). Кончились времена Альеноры Аквитанской и Бланки Кастильской [57]57
  Алиенора Аквитанская и Бланка Кастильская – две королевы с разной судьбой, жившие в разных столетиях. Одна – разведенная жена французского короля Людовика VII, вышедшая замуж в 1152 г. за будущего английского короля Генриха II Плантагенета (см. предисловие). Другая – мать Людовика IX Святого. Ее жизнь и деятельность связаны с 20 – 50-ми гг. XIII в. Авторы объединяют эти имена потому, что обе они принимали активное участие в политической жизни Франции. Не очень типичная для средневековья фигура – женщина-политик, государственный деятель на троне. Алиенора Аквитанская, будучи женой Людовика VII, приняла участие во втором крестовом походе 1147 – 1149 гг. Когда же судьба привела ее на английский престол, Алиенора не раз вступала в противоречия со своим властным супругом Генрихом II, который был известен тем, что убирал со своего пути всякого, кто осмеливался ему в чем-либо перечить. Она поплатилась за свою активность и независимость суждений долгим заточением, однако не изменила себе. Уже после смерти Генриха II, в 1192 – 1194 гг., Алиенора приняла самое деятельное участие в борьбе за освобождение из плена своего сына, английского короля Ричарда I Львиное Сердце. Ее письма к римскому папе и королевским дворам Европы с просьбами о содействии свидетельствуют об уме и эрудиции, сильном характере и незаурядной политической прозорливости.
  Бланка Кастильская была в 1226 – 1236 гг. после смерти своего мужа Людовика VIII регентшей при несовершеннолетнем сыне Людовике IX, а также управляла Францией в 1248 – 1252 гг., когда король участвовал в седьмом крестовом походе. Ею были подписаны важные для судьбы страны договоры, осуществлены территориальные присоединения. На троне Франции Бланка Кастильская была не временщиком, а единомышленником и помощником своего политически мудрого сына.


[Закрыть]. С этого времени роль королевы во Франции постоянно уменьшается.

Еще одному важному лицу не пришлось присутствовать при миропомазании – коннетаблю Артуру де Ришмону. Именно ему должна была быть оказана честь нести меч миропомазания после благословения. Но вместо него держал меч острием вверх в течение всей церемонии сир д'Альбрэ. Из хроники Гийома Грюэля, человека, близкого коннетаблю, мы узнаем, как Ришмон после блестящей победы в сражении при Пате, участником которого он был, упорно добивался дозволения сопровождать короля в Реймс, но король отказал своему коннетаблю, несмотря на настоятельную просьбу Жанны, "которая была этим очень раздосадована". Гийом даже добавляет, что король заявил: "Я предпочел бы никогда не быть коронованным, чем чтобы при этом присутствовал сей сеньор…" И здесь мы не можем не отметить сильнейшего влияния на Карла VII всемогущего де Ла Тремуя, который противостоял Ришмону.

Обращает на себя внимание отсутствие еще двух человек: не было епископа Бове, одного из шести церковных пэров; но это-то как раз прекрасно объяснимо, если вспомнить его жизненный путь – епископ всегда оставался преданным агентом англо-бургундцев.

И наконец, не было Филиппа Доброго, герцога Бургундского, одного из шести светских пэров. Утром в день миропомазания, в воскресенье 17 июля, Жанна писала ему; ее письмо сохранилось в архивах Лилля. Это волнующий документ:

"Иисус Мария. Высокочтимый и внушающий страх принц, герцог Бургундский, Дева просит вас от имени Царя Небесного, моего справедливого и высочайшего Господина, чтобы король Франции и вы заключили добрый прочный мир на долгие лета. Полностью простите друг друга от всего сердца, как то подобает истинным христианам; а ежели вам нравится воевать, идите на сарацин. Принц Бургундский, я молю, умоляю, прошу вас так смиренно, как только можно просить, не воевать более со святым Королевством Франции и отозвать немедленно и быстро своих людей, кои находятся в некоторых местах и крепостях названного святого королевства. Что же до славного короля Франции, он готов заключить мир с вами, сохраняя при этом достоинство, и все зависит от вас. Сообщаю вам от имени Царя Небесного, моего справедливого и высочайшего Господина, ради вашей пользы, вашей чести и вашей жизни, что вы не выиграете ни одного сражения против верных французов и что все те, кто пойдут войной на святое Королевство Францию, будут сражаться против царя и Иисуса, Царя Небесного и всего мира, моего справедливого и высочайшего Господина. Я прошу и молю вас не затевать сражения и не воевать против нас ни вам, ни вашим людям, ни вашим подданным, и будьте совершенно уверены, что, какое бы количество людей вы ни повели против нас, они не победят и придется очень сожалеть о сражении и пролитой крови тех, кто пойдет против нас. Вот уже три недели, как я написала вам и послала с герольдом доброе письмо, чтобы вы присутствовали на миропомазании короля, кое сегодня, в воскресенье семнадцатого дня нынешнего месяца июля, происходит в городе Реймсе, – я не получила на это письмо никакого ответа и с тех пор не имела никаких известий от названного глашатая. Поручаю вас Господу Богу, да хранит он вас, если ему будет угодно; и молю Бога, чтобы Он установил добрый мир. Написано в вышеназванном городе Реймсе, названного семнадцатого дня июля.

Герцогу Бургундскому".

Реванш людей из Королевского совета

Письмо Жанны тем более трогательно, что она ничего не знает о напряженной дипломатической деятельности, в это же время завязавшейся между Францией, Англией и Бургундией.

Действительно, некто, несмотря на тяжелое положение, в которое его ввергли происходящие события, сохранял хладнокровие и делал все возможное, чтобы предотвратить гибельные для него последствия побед Жанны; им был Жан герцог Бедфорд, регент Франции.

Одного из его лучших капитанов, Джона Талбота, Жанна и герцог Алансонский недавно взяли в плен при Пате. Другого – Джона Фальстолфа – обвиняли в том, что он бежал с поля боя во время этого бесславного сражения, в то время как на самом деле ею поспешное отступление дало ему возможность спасти свой отряд. К тому же Бедфорд знал, что 350 вооруженных людей, всадников и лучников, высадились в Кале 1 июля; это была армия, набранная Генри Бофором, кардиналом Винчестерским, дядей герцога Бедфорда (внебрачным ребенком его деда Жана Гэнда, герцога Ланкастерского), для борьбы с гуситами в Богемии [58]58
  Гуситы – участники широкого национального и религиозного движения в Чехии (Богемии) за независимость и реформу католической церкви, получившего название по имени выдающегося мыслителя и идеолога чешской реформации, магистра Пражского университета Яна Гуса (1371 1415), сожженного за ересь по приговору Констанцского собора. После его казни в Чехии разгорелась настоящая освободительная война против немецкого засилья, за право иметь собственный язык и культуру, за свободу в политической и религиозной жизни. Гуситские войны (1419 – 1434) – одна из ярких страниц в истории национально-освободительных движений, пролог европейской Реформации.


[Закрыть]. Набрать армию удалось с помощью специальной десятины, взимаемой с разрешения папы, оказавшего также финансовую поддержку; по взаимному согласию дядя с племянником договорились, что армия отклонится от первоначальной цели. 15 июля войска двинулись из Кале в Париж, куда и прибыли десять дней спустя. Таким образом, были получены свежие подкрепления для борьбы против того, кого отныне признали королем Франции Карлом VII.

Но, не довольствуясь тем, что он использует в своих целях военные силы, набранные, как думал простой народ, для блага христианского мира, Бедфорд ведет одновременно широкое дипломатическое наступление. Его брат Генрих V – искусный воин и прирожденный администратор. Он взял в жены Анну Бургундскую, сестру герцога Филиппа ("Самую приятную даму тогдашней Франции: красивую, молодую и добрую", – сообщает "Дневник парижского горожанина"), и воспользовался семейными связями, чтобы получить от не очень надежного союзника гарантии, необходимые для того, чтобы отвести угрозу, нависшую над английскими завоеваниями. Действуя очень ловко, он пригласил герцога Бургундского провести несколько дней в Париже. С 10 по 15 июля в Париже прошли пышные празднества, в том числе и общая процессия и месса в соборе Парижской богоматери, в результате чего народ пообещал "быть послушным и верным регенту и герцогу Бургундскому".

 
О Париж, получивший столь плохой совет!
Сумасшедшие горожане, не заслуживающие доверия!
 

– воскликнула Кристина Пизанская.

Герцог Бургундский вернулся в свои владения, получив драгоценностей на сумму 20 000 ливров и обещание, что в конце месяца он получит еще один дар. На эти деньги он обязался набрать армию. Через своего герольда Жарретьера Бедфорд поспешил потребовать субсидии от города Лондона, уверяя, что без союза с Бургундией с английским могуществом будет покончено "одним махом".

Другой, более серьезный аспект этой дипломатической игры – переговоры с бургундским двором, которые Ла Тремуй начал еще 30 июня и вел так усердно, что уже 16 июля бургундец Жан де Вимё выехал из Дижона в Аррас, чтобы дать отчет о состоянии переговоров Филиппу Доброму по его возвращении из Парижа. В то время как король был в Реймсе, к нему прибыло посольство во главе с Давидом де Бримё, а в письме королеве Марии Анжуйской и ее матери Иоланде, живописующем церемонию миропомазания, выражалась надежда, что король заключит "добрый договор… до своего отъезда". В том же письме упоминается о Жанне: "Она не сомневается, что Париж ей повинуется". Таким образом, четко указано, что и кого заботит. Жанна помышляет лишь о том, чтобы продолжать оказавшееся столь успешным наступление, в то время как король думает только о переговорах и вместо "доброго договора" вскоре заключит перемирие… на две недели!

Таким образом, после триумфа, пережитого в Реймсе, последовали недоразумения. Предательство – единственное, чего боялась Жанна, – замышлялось уже во время пиршества, устроенного в честь миропомазания, на которое пригласили и ее. Отныне каждый шаг Жанны сопряжен со смертельной угрозой. В тот самый момент, когда ее отец и мать, а также преданный Дюран Лаксар, сопровождавший их, совершенно ошеломленные неожиданной славой "Жаннетты", отправляются в Домреми, у Жанны, обладавшей удивительным даром предвидения, появляется чувство, что для нее наступает время неопределенности, поражений и жестоких нравственных страданий, начинается путь на голгофу. Этим, возможно, и объясняется горестное восклицание, вырвавшееся у нее по дороге в месте, четко указанном в воспоминаниях Орлеанского Бастарда, между Ла-Ферте-Милон и Крепи-ан-Валуа: "Да будет угодно Богу, моему Создателю, чтобы я теперь могла уехать, оставить оружие и отправиться служить моему отцу и моей матери, пася овец вместе с сестрой и братом, которые так будут рады вновь увидеть меня!" Эти слова сожаления, столь непривычные для нее, – свидетельство безоружности Жанны перед тем, с чем отныне ей придется бороться: предательством, неуловимым, но постоянно ощутимым где-то совсем рядом, буквально за спиной. Как тут не вспомнить размышления одного современника: "Мы не из Королевского совета, наше дело – ратные подвиги". Отныне слово за "людьми из Королевского совета".

Резкий контраст в умонастроениях четко виден, если сравнить два похода: первый – дорога к Реймсу, когда королевскую армию ведет Жанна, второй – обратный путь, когда его определяет воля или, скорее, отсутствие воли у короля. У первого – путь прямой как стрела, у второго – столь же извилист, как и сама дипломатия короля. Тридцать шесть дней понадобилось королю, чтобы преодолеть каких-то 150 километров, отделяющих Реймс от Парижа. Можно представить, какие муки испытывала Жанна, думавшая лишь о том, чтобы использовать порыв людей, окружавших ее. "Один француз мог бы одолеть десятерых англичан", – отмечает современник. Она хотела бы отправиться в Париж, но еще не знает, что Карл VII заранее решил отказаться от этого. Возможно, у нее теплилась какая-то надежда на первых этапах пути – Вайи, затем Суассон: "Король направился в Суассон и был принят там с большой радостью всеми жителями города, и многие любили его и желали его приезда". Действительно, миропомазание "сделало короля", и отныне все города выражают радость и стремление признать его. Ему шлют послания из Лана, Шато-Тьери, Крепи, Провэна, Куломмье. Из Крепи-ан-Валуа он отправляет герольдов в Компьень и просит жителей "перейти к нему в повиновение: те отвечали, что сделают это с большой охотой". Даже Бове, где епископом Пьер Кошон, поет "Те Deum" королю Франции.

Во время остановки в Шато-Тьери 31 июля Карл VII выполняет единственную просьбу, высказанную Жанной, – освобождает от налогов жителей Домреми и Грё. Они не платили их вплоть до эпохи правления Людовика XVI.

Тем временем регент Бедфорд воспользовался непредвиденной отсрочкой, чтобы укрепить оборону Парижа; он вышел из города 4 августа во главе мощной армии и стал подниматься по левому берегу Сены. Через три дня из Монтеро он бросает вызов королю Франции: "Вы, искушающий и злоупотребляющий доверием невежественного народа, вы, прибегающий к помощи людей суеверных и проклятых, таких, как бесноватая, потерявшая стыд женщина, одетая в мужскую одежду и распутная…" Регент предлагал королю расположиться в Бри и Иль-де-Франсе, чтобы они могли там лично помериться силами. Английская армия произвела маневр в направлении Санлиса и остановилась 14 августа около деревушки Монтепийуа. Тем временем герцог Бедфорд сделал тонкий ход: назначил герцога Бургундского губернатором Парижа. Таким образом, отныне власть в столице – в руках принца королевской крови.

Казалось, что решающее сражение должно произойти при Монтепийуа. Мирно текущая Ноннетт, маленькая речка, перерезающая местность в районе деревушки, послужила точкой опоры для армии Бедфорда. к которой присоединились семьсот пикардийцев, присланных герцогом Бургундским. Французские войска, прибывшие из Крепи-ан-Валуа, разбиты на "батальи", в первой из которых – а ею командует сир д'Альбрэ – находятся Жанна, Орлеанский Бастард и Ла Гир.

И снова напряженное ожидание между французами и англичанами тянется целый день 15 августа под палящим солнцем, в пыли ("Было столько пыли, – говорит Персеваль де Кани,? что нельзя было отличить французов от англичан"). И одна и другая сторона ждет начала схватки, которая может быть решающей. Англичане по своему обыкновению укрепились за рядами острых кольев и повозками, как бы образующими крепостные валы. Карл VII скачет на лошади рядом с герцогом Бурбоном и де Ла Тремуем; Бедфорд, чье письмо было написано в вызывающем тоне, не показывается. После полудня 16 августа разносится весть: англичане возвращаются в Париж.

"Весь день они стояли друг против друга на расстоянии выстрела из кулеврины, и не было между ними ни изгородей, ни кустов, – пишет герольд Берри, очевидец событий того дня, когда оставалось неясно, на чью сторону склонялась судьба, – и не было никакого сражения. А вечером король удалился и повел свою армию в Крепи, а герцог Бедфорд отправился в Санлис".

Филипп Добрый, третейский судья

И еще одно событие произошло 16 августа, в Аррасе. В этот день герцогу Бургундскому Филиппу Доброму пришлось испытать, в какой мере он хозяин положения и третейский судья как в отношении французов, так и в отношении англичан: французское посольство во главе с архиепископом Реймским Реньо де Шартром, которого сопровождали многие видные лица – среди них можно назвать Рауля де Гокура, – прибыло и буквально стало умолять «Великого герцога Запада» [59]59
  Великим герцогом Запада называли герцога Бургундского Филиппа Доброго не только из-за его богатства и могущества, но и потому, что он властвовал над землями большими, чем любой другой западноевропейский государь, не имевший королевского титула, и даже иной обладатель короны.


[Закрыть]оставаться в стороне, не вмешиваться, предлагая, как отмечают свидетели, «за принесенный ущерб больше, чем полагалось бы королевскому величеству». Во искупление злодеяний в Монтеро ему обещали все возможные гарантии: «заложников, телесные наказания… обязательства и подчинение церкви и светских – самые прочные, какие только можно предусмотреть». И все это в обмен на простой нейтралитет в конфликте, противопоставившем французов и англичан. Со своей стороны англичане направили в Аррас Уго де Ланнау, бургундского дипломата, входившего, однако, в Совет короля Англии. Герцог Бургундский искусно дал понять, что он согласился бы на мирную конференцию, намеченную на 1430 год, которую предложил посредник, участвующий в большинстве переговоров, Амедей VIII Савойский [60]60
  Савойя – с 879 г. – отдельное феодальное государство, входившее в состав королевства Бургундии. В XI в. Савойя – графство, вместе с Бургундией присоединилось к Священной Римской империи. Савойя была фактически независимой частью империи. Пограничное положение герцогства заставляло его правителей балансировать в политических делах между Францией и империей. Поскольку в начале войны император считался союзником англичан, герцоги имели формальное основание занять проанглийскую позицию. Но это привело бы к крайне опасному конфликту с французской короной. Поэтому в течение всей англо-французской войны герцоги Савойские стремились занять по возможности нейтральную позицию, предпочитая выступать в качестве политических посредников.
  Амедей VIII Савойский в 1391 – 1416 гг. – граф Савойи, в 1439 – 1449 гг. – антипапа под именем Феликса V.


[Закрыть].

Тем временем жители Реймса обратились к Жанне. Поскольку король Франции удалился, они вновь оказались одни в краю бургундцев и, вполне естественно, были встревожены передвижением войск в этих местах. Жанна ответила им письмом, в котором чувствуется некоторое беспокойство:

"Обещаю и ручаюсь, что не покину вас, пока жива. Это правда, что король заключил на пятнадцать дней перемирие с герцогом Бургундским…Сколько бы ни было перемирий, заключенных подобным образом, я этим очень недовольна и не знаю, буду ли соблюдать их. Но ежели я соблюдаю их, то только потому, что дорожу честью короля".

Она призывает горожан "организовать хорошие дозоры и сохранять добрый город короля". Знаменательны дата и место написания письма: "Писано в пятницу, 5 дня августа, неподалеку от Провэна, в поле по дороге в Париж". Как и письмо, направленное герцогу Бургундскому, оно не подписано, но намерения Жанны в нем явно прослеживаются. А фраза "по дороге в Париж" является просто вызовом.

Но недоразумения продолжаются. Пока Жанна помышляет лишь о том, чтобы на волне энтузиазма продолжить наступление и должным образом применить сильную армию, у короля на уме только переговоры и перемирия. 17 августа в Крепи, куда он отступил, ему передали ключи от Компьеня. На следующий день он вошел в город через ворота Пьерфон. Его встречали именитые горожане, среди которых был Гийом де Флави, с ним мы еще встретимся. Это капитан наемников, от которого фактически зависит оборона города. Через несколько дней, 21 августа, в Компьень также прибудет бургундское посольство во главе с Жаном Люксембургским – еще одно имя, которое всплывет позже. После недели трудных переговоров будет подписано перемирие сроком на четыре месяца, касающееся всех районов, расположенных на правом берегу Сены от Нажен-сюр-Сен до Онфлёра. В течение всего этого времени ни Бургундия, ни Франция не смогут ни захватывать города, находящиеся в указанных границах, ни требовать от них повиновения. Но более определенные гарантии не фигурируют в условиях перемирия, так как Карл VII дал их в устной форме и, кроме всего прочего, обязался передать герцогу Бургундскому самые крупные города по течению Уазы: Компьень, Пон-Сент-Максанс, Крёй и Санлис. Бедфорд мог быть удовлетворен тем, что отвел войска к Парижу, а герцог Бургундский более чем когда-либо оказался хозяином положения.

В это же время англо-бургундским агентом Уго де Ланнуа были составлены две памятные записки, где излагался план военных действий, который отныне следует принять во Франции. В этом плане подчеркивалось значение высадки во Франции до окончания перемирия – то есть до Рождества – сильной английской армии, "мощной и многочисленной силы вооруженных людей и вооружения". Теперь, как никогда, необходимо сохранение союза с герцогом Бургундским, поскольку без него "никакое длительное сражение не может произойти". После 1 января 1430 года Англия будет держать для него 2000 солдат, заботу о которых она полностью возьмет на себя при условии, что он обязуется защищать Париж. Но следует также вознаградить его за это, "дав власть большую и значительную", а также передав ему в дар "какую-нибудь сеньорию". Эти два условия в точности выполнит герцог Бедфорд, великолепно умеющий завязывать и поддерживать необходимые связи. 13 октября Бедфорд предоставит Филиппу Доброму "генеральное наместничество" над Королевством Франции, в то время как 12 января 1430 года графства Шампань и Бри будут переданы ему властью англичан.

В этом плане военных действий предусмотрены и другие выгодные союзы: так обеспечили преданность герцога Бретонского, предоставив ему графство Пуату, а коннетабля Артура де Ришмона смогли привлечь на свою сторону, назначив его коннетаблем именем короля Англии и передав ему во владение Турень, Сентонж, район Они и Ла-Рошель. В результате интересы англичан во Франции по-прежнему соблюдены как нельзя лучше. В то же время планировалось наступление на Берри, вновь ставшее пристанищем короля Франции, одновременно предполагалось отправить войска в Гиень для того, чтобы удержать там союзников короля графа Арманьяка и графа де Фуакса. Итак, ни о чем не забыли, все продумали, дабы облегчить "очень большую необходимость, которая есть ныне во Франции", и свести на нет победы, недавно одержанные благодаря Деве. И все это буквально на следующий день после подписания перемирия, послужившего всего лишь ширмой и дававшего возможность расставить войска на свои места. С другой стороны, Уго де Ланнуа посоветовал послать посольства к королям Кастильскому, Арагонскому, Португальскому, герцогу Миланскому, Лотарингскому и главным образом в Шотландию, "союзникам, на которых враг возлагает очень большие надежды и которыми он слишком сильно хвастает".

Поражение под Парижем

В то время как тайно вынашивались подобные планы, Жанну, по свидетельству Персеваля де Кани, охватывает все возрастающее волнение:

"Когда король оказался в названном городе Компьене, Дева была сильно опечалена тем, что он решил там задержаться. Она призвала герцога Алансонского и сказала ему: "Мой прекрасный герцог, подберите ваших людей и солдат других капитанов. Я хочу отправиться и своими собственными глазами посмотреть на Париж ближе, чем я его видела".

Бедфорду же пришлось покинуть Санлис и направиться в Руан, так как из Нормандии приходили тревожные вести. По провинции передвигались отряды "партизан" – так в то время называли людей, организовавших сопротивление. И хронист продолжает:

"В следующую пятницу, 26-го дня этого месяца августа, Дева, герцог Алансонский и их отряд расположились в городе Сен-Дени. И когда король узнал, что они находятся в Сен-Дени, он с большим сожалением отправился в город Санлис. И казалось, что ему советовали поступать против желаний Девы, герцога Алансонского и их отряда".

Лучше и сказать нельзя. Следующие дни проходят в перестрелках, а Жанна осматривает крепостные стены Парижа, жители которого находятся в растерянности и по приказу бургундца Людовика Люксембургского, епископа Теруонна, канцлера Франции, назначенного королем Англии, готовятся к обороне города. Тем временем начинаются поездки герцога Алансонского между Сен-Дени и местом нахождения короля – Санлисом, а затем Компьенем: "И не было ни одного человека, к какому бы сословию он ни принадлежал, который не сказал бы: "Она введет короля в Париж, если это будет зависеть только от нее".

В конце концов штурм начался в четверг 8 сентября; выехав из Ла-Шапель, Жанна, маршал де Ре и сир де Гокур наступают на ворота Сент-Оноре. Накануне в Сен-Дени прибыл король, поддавшийся энтузиазму своего окружения, но решивший, как то покажут дальнейшие события, ничего не предпринимать.

Клеман де Фокемберг, секретарь Парижского парламента, который четырьмя месяцами ранее сделал запись об освобождении Орлеана, отмечает в этот день в своем реестре:

"Четверг, 8-й день сентября. Праздник Рождества Богородицы. Солдаты мессира Карла де Валуа, собравшиеся в большом числе пред стенами Парижа у ворот Сент-Оноре в надежде захватить город и нанести вред жителям Парижа в большей степени внезапностью нападения, чем мощью и силой оружия, около двух часов пополудни начали делать вид, что хотят осадить названный город Париж…И в этот час были в Париже поддавшиеся панике или подкупленные люди, поднявшие голос во всех частях города и с той и с другой стороны мостов, которые кричали, что все потеряно, что враг вошел в Париж и что всем нужно бежать и стараться спастись".

Вполне возможно, что для большой части парижан надежда на приезд короля Франции была искренней и что возникшая паника свидетельствует о глубокой нерешительности жителей города. В это время между воротами Сент-Оноре и воротами Сен-Дени продолжалась активная атака.

"Дева взяла в руки свое знамя и среди первых вошла в ров со стороны Свиного рынка, – пишет Персиваль де Кани. – Штурм шел трудно и долго, и было отрадно слышать весь этот шум и грохот выстрелов пушек и кулеврин, из которых обстреливали нападающих, и летели во множестве стрелы, дротики и копья…Штурм продолжался примерно с часу после полудня до часа наступления сумерок; после захода солнца Дева была ранена стрелой из арбалета в бедро, а после ранения она изо всех сил кричала, чтобы каждый приблизился к стенам и что город будет взят; но, поскольку наступила ночь и она была ранена, а солдаты устали от долгого штурма, который они предприняли, сир де Гокур и другие пришли за Девой и против ее воли вынесли ее из рва, и так закончился штурм".

Жанну перевезли в лагерь Ла-Шапель, где она провела в молитвах часть предыдущей ночи. На следующий день, несмотря на свою рану, она собиралась уже выехать с герцогом Алансонским, но "пришли герцог де Бар и граф де Клермон от имени короля", отдавшего приказ к отступлению. По приказу герцога Алансонского был выстроен мост из лодок для возобновления наступления – ночью король приказал его разрушить.

Затем, оставаясь в Сен-Дени до вторника 13 сентября, он дал приказ "вернуться к реке Луаре к большому огорчению Девы". Более чем когда-либо, как сказал Потон де Ксентрай, люди "из Королевского совета" восторжествовали над людьми "ратных подвигов".

Перед тем как уехать, Жанна повесила в базилике Сен-Дени в знак данного обета "белые ратные доспехи с мечом, полученным пред городом Парижем" (это был меч солдата, взятого ею в плен во время штурма города).

Она "не боялась ничего, кроме предательства", но предательство таилось повсюду со времени возвращения с миропомазания. Герольд Берри рассказывает, что во время пребывания в Компьене. еще до наступления на Париж, король принял Жана Люксембургского, "который дал ему много обещаний заключить мир между королем и грецогом Бургундским, из которых ни одного не выполнил, а только обманул короля". Что же до самого герцога Филиппа Доброго, он направил к Карлу Пьера де Бофремона. сеньора де Шарни, известить его, "что тот получит от него Париж… и что он приедет в Париж говорить с теми, кто поддерживает его; для этого ему нужно охранное свидетельство; и названный герцог получил охранное свидетельство короля, но, когда он прибыл в Париж, герцог Бедфорд и он заключили союз – более сильный, чем ранее, – против короля".

И эта вторая сцена одурачивания произошла, когда Карл VII уже вернулся в Жьен, 21 сентября. В этот момент для Жанны имело значение только то, что эра побед закончилась: она видела, как распадается огромная "армия миропомазания", собравшая стольких людей, объединенных общей надеждой. Это моральное поражение для нее, так точно выполнившей обещания, благодаря которым король и его окружение решились действовать, оказалось самым мучительным. Наивысший момент ее триумфа, когда король был миропомазан в Реймсе и в глазах всего мира, а самое главное, своего народа предстал законным государем, ознаменовал резкую перемену положения: отныне Карл – король и все зависит только от его воли. Он намеревается проводить свою собственную политику, не имеющую ничего общего с политикой "ратных подвигов"; она нацелена на примирение, и только на примирение, с герцогом Бургундским, возможно, чтобы сгладить неприятнейшее воспоминание о "западне в Монтеро", где погиб Жан Бесстрашный, а возможно, и потому, что, по словам Персеваля де Кани, "казалось, что в это время он доволен милостью, оказанной ему Богом, и не собирается что-либо предпринимать". Однако Карл чувствует, что разочаровал жителей добрых городов и весь свой народ, теперь вставший на его сторону, – это видно из циркулярного письма, вышедшего из королевской канцелярии 13 сентября; до нас дошел только один экземпляр письма, направленного жителям города Реймса, – король явно хочет ободрить своих подданных. Он собирается "проехать с другой стороны реки Сены", поскольку с герцогом Бургундским заключено перемирие, и он готовит мир; а если он и уводит с собой армию, так только потому, что ее длительное пребывание "оказалось бы слишком разорительным для наших районов с этой стороны реки". И пусть все успокоятся: ежели герцог Бургундский не сдержит свое обещание, король вернется с "большой армией".