Текст книги "Редкие и драгоценные вещи (ЛП)"

Автор книги: Рейн Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 11

Я дал ей полчаса, прежде чем последовать за ней вверх по лестнице. Я хотел подождать подольше, чтобы алкогольный кайф еще немного притупил возбуждение, сделав мое пребывание рядом более безопасным. Но я больше не мог находиться вдали от нее ни минуты. Мне нужны были мои успокоительные. Нил говорил мне это раньше. Бринн – это твое лекарство. Ничто не могло вывести меня из собственного ада, когда я чувствовал себя подобным образом... кроме нее.

Я вздохнул с облегчением, зная, что не придется много говорить. Ее новое правило оставлять меня в покое, чтобы я мог ужиться со своими демонами в одиночестве, очень помогало. Все, что касалось Бринн, помогало мне.

Когда я вошел в комнату, было темно, и она спала, как я и надеялся. Я снял смокинг и скользнул под простыни, устраиваясь позади нее. Первый вдох ее успокаивающего аромата ударил в нос и прямо в мозг, моментально успокаивая, давая мне надежду, что демоны исчезнут. Лучшее, что я чувствовал за всю ночь, это тот момент, когда прижался к ее шее сзади и зарылся носом в волосы.

Бринн была так щедра по отношению ко мне, что никогда не возражала, когда я будил ее и хотел трахнуть.

Мне нужно было трахнуться прямо сейчас.

Заглушить чувство вины.

***

Когда я сдвинулся на кровати и откинул одеяла, обнаружил, что она закутана во что-то вроде ночной рубашки, которая закрывала ее с головы до пят, и, возможно, такого фасона, какой носила моя бабушка… когда ей было далеко за восемьдесят. Подобная безвкусица должна пылиться на свалке. То, что она прячет от меня свою красоту, только расстраивает. То, что я был наполовину зол, вероятно, не помогло здраво мыслить, однако это не стало для меня преградой. Я нашел место, где ночнушка застегивалась на ней примерно до середины груди, просунул пальцы между пуговицами и разорвал эту гребаную тряпку на части, до самого подола. Сначала я увидел ее обнаженные сиськи, затем и все остальное. Я мгновенно почувствовал себя лучше. Мой член был чертовски твердым.

Она проснулась со вздохом и стоном.

– Шшшш. – Я зажал рукой ее рот и прикоснулся губами к ее подбородку. Я не хотел, чтобы на этой вечеринке к нам прибежали с вопросом: «У вас там все в порядке?», поскольку дом был битком заполнен ими. Ее глаза широко раскрылись, и я почувствовал, что она была недовольна тем, что я только что сделал, но опять же, это меня не остановило. – Я лишь избавляю тебя от этой уродливой ночной рубашки. Она мне не нравится. – Я убрал руку и вместо этого накрыл ее губы своими. Сначала она что-то бормотала под моими поцелуями и напряглась, словно струна, однако, как только почувствовала мой язык внутри, сразу отреагировала, тая под моим телом и позволяя мне играться и овладевать ею. – Я презираю эту ночнушку, но люблю тебя. – Я поцеловал ее шею, спускаясь к ложбинке, затем к груди и в место между ними. Высунув язык, провел им по соску. Она выгнула спину, чтобы быть ближе. Я кружился над ее набухшим розовым соском круг за кругом, пока она не начала извиваться подо мной.

– Так-то лучше, – сказал я ей. – Я должен увидеть мою прекрасную жену... каждый ее сантиметр.

– Итан?

– Шшшш, детка, – успокаивал я, – просто почувствуй то, что даю тебе.

Я проложил поцелуями дорожку, лаская ее живот, когда спускался ниже. Решительно раздвинув внутреннюю поверхность ее бедер, я раскрыл ее и насладился великолепным видом. От нее у меня перехватывало дыхание, и так было всегда. Ее киска… нет слов. Я вдохнул, пьянея от ее восхитительного запаха. Уникальный для Бринн и совершенно потрясающий, вызывающий во мне инстинктивную потребность обладать ею.

Я лизал внутреннюю сторону ее бедер, уделяя одинаковое внимание каждому из них, пока не смог отказать себе еще в одной секунде и не почувствовать ее сладкую киску под своими губами. Я начал медленно, слегка облизывая ее гладкие складочки, и двигался по кругу, утыкаясь языком, словно делал это членом. Она выгнулась навстречу моему рту и раскачивалась в ритме, пока я раскалял ее. Я мог бы заниматься этим всю ночь, до тех пор, пока она наслаждалась моим пиршеством или не стала бы протестовать.

Прекрасные звуки учащенного дыхания согрели внутреннее беспокойство, растопили мои мучения, насладившись ее удовольствием. Я просунул два согнутых пальца внутрь ее пропитанного теплом тела, чтобы скользнуть в ту особую маленькую бухточку с шероховатым участком кожи, где происходило волшебство.

Она резко выгнулась, застонав под натиском пальцев и точки G в сочетании с языком и клитором. Взрывоопасная смесь. Менее чем через две минуты она кончила, тяжело дыша, выкрикивая мое имя; мне нравилось, когда она это делала. Абсолютное, черт возьми, совершенство.

После того, как она содрогнулась от второго оргазма под моим языком, прижала руку к моей голове. Я знал, что это значит. Она была готова к члену.

Я оторвался от ее киски и накрыл Бринн, обхватив ее длинные ноги своими руками. Моя девочка нетерпеливо вздохнула, когда я приподнял ее попку навстречу своему члену.

Я усмехнулся ее разочарованию, когда скользнул своим членом вдоль ее клитора для нескольких тянущих поглаживаний.

– Сейчас я трахну тебя, детка, – прошептал, толкаясь вперед. Полностью осознавая это, я потерял часть контроля в тот момент, когда кончик моего члена коснулся ее скользкого жара, и уплыл в дымку секса, похоти и превосходства.

От того, как крепко она сжала мой член, когда я скользнул глубоко внутрь, у меня перехватило дыхание. От основания до кончика, она полностью приняла меня; то вторжение, которое я не мог обуздать. Мне всегда будет мало; я не в состоянии обуздать свою непреодолимую потребность быть внутри нее. Это невозможно. Мое единственное по-настоящему безопасное место в мире.

По мере того, как нарастало безумие, я чувствовал, как она сжимается с каждым проникновением моего члена в ее скользкую киску. Она начала стонать и кружить бедрами до трения в нужной ей точке. Я толкался глубже с каждым движением и видел, какой у нее становится взгляд, когда это вот-вот произойдет. Триумф. Ей нравилось заставлять меня кончать так же сильно, как и мне.

Мой член набух, готовясь к оргазму.

Ее глаза смотрели на меня, я обхватил ее за шею и удерживал на месте, всовывая большой палец в ее ротик. Она обхватила его языком и пососала. Мои яйца напряглись, когда поток чистого ослепляющего удовольствия захлестнул меня, и я кончил в нее.

Я откинулся в сторону, прежде чем рухнул всем телом, думая о ребенке и не желая его раздавить. Бринн тяжело дышала напротив, бесшумно спускаясь с вершины, вместе с моим членом, все еще пульсирующим внутри нее. Я убрал руку с ее шеи, спустился к груди и взял ее в ладонь. Я четко чувствовал, как бьется ее сердце под сверхмягким барьером плоти. Мое сердце.

– Что это было? – Спросила она спустя мгновение, выражение ее лица было нечитаемым, так как ее глаза довольно горели в свете лампы.

– Тебя только что хорошенько трахнул твой мужчина, моя красавица, – подразнил я, приподнимая грудь в своей руке и медленно двигая бедрами.

– Я не про секс, Итан. Это я прекрасно поняла, когда ты сорвал с меня ночную рубашку. Хочу знать, почему ты бросил меня на всю ночь, чтобы напиться на свадьбе своего лучшего друга.

Мой член увял, когда я обрел некоторую ясность относительно того, что она могла чувствовать. В ее глазах были обида и печаль, и даже стояли слезы.

Чувство эйфории исчезло, когда я осознал, как я только что с ней поступил.

Я не заслуживаю ее и никогда не буду.

***

Я видела, как его самодовольная ухмылка исчезла, сменившись раскаянием.

– Что-то случилось, Итан? Ты понял, что совершил ошибку, женившись на мне? Ты – недоволен... мной и ребенком... потому что мое тело м-меняется?

Я должна была задать этот вопрос. Он знал, что я не буду юлить, и это было правдой. Дело в том, что я всегда чувствовала это к Итану. Он всегда был таким прямолинейным и честным со мной с самого первого дня. Мне это в нем и нравилось. Он рассказал мне, что было у него на уме, поделился своими желаниями, помогая понять, чего он хотел и в чем нуждался. Но это неловкое отстраненное поведение действительно смутило и причинило мне боль.

– Малышка, нет… Блядь, нет! – Он яростно замотал головой. – Женитьба на тебе была лучшим, что когда-либо случалось со мной, Бринн. Думаешь, я несчастен из-за тебя и ребенка? Почему?!

Он крепче прижал руку к моей груди и навис надо мной, его лицо было очень близко, темно-синие глаза испытующе бегали по мне, словно пристальный взгляд мог раскрыть ему какую-то тайну.

– Ты задел мои чувства. Бросил меня там, за столом, а сам ушел пить. Ты никогда так не поступаешь, Итан. Почему ты танцевал с Гвен, а не со мной? – Жалкие вопросы срывались с моих губ, унижая, но я ничего не могла с этим поделать. Во всем виноваты гормоны.

– С кем?

– Гвен, худенькая блондинка.

Он не выглядел смущенным.

– Свидание Диллона, – сказала я с ударением, задаваясь вопросом, был ли он все еще пьян.

– Ахх… Да, с ней, – он пренебрежительно хмыкнул, – она вытащила меня туда, и я был слишком разбит и рассеян, чтобы отказать.

– Это не оправдывает твоего поведения. – Ему нужно было услышать мой поток необдуманных мыслей и знать – такое поведение не нормально для меня.

– Мне так жаль, детка, – искренне сказал он, прежде чем прижаться своими губами к моим. Он нежно поцеловал меня; очень нежно и с большой любовью, укладываясь в привычную схему наших поцелуев после секса. Долгие касания языка и губ, без какой-либо другой цели, кроме как показать, что он действительно любит меня. Признаю, я действительно чувствовала себя значительно лучше, но все еще была сбита с толку произошедшим сегодня вечером на приеме.

Когда он, наконец, отстранился и снова посмотрел мне в глаза, я почувствовала, что сейчас откроется что-то важное.

– Я так сильно люблю тебя, Бринн, и не смогу ничего сделать в этой жизни без тебя. Я никогда не пожалею о нашем ребенке, и никогда не перестану любить тебя или наших детей. Ты – моя жизнь, и ты застряла со мной. И ты самая красивая женщина в мире. Во всем гребаном мире! Понимаешь, Бринн? – Его голос звучал резко, но выражение его лица было умоляющим.

– Д-да. – Я подавила всхлип, чувствуя чрезмерную эмоциональность и облегчение, но все еще нуждаясь в некоторых ответах. – Т-так что случилось с-сегодня вечером? Что-то случилось, верно?

Он лег на бок и повернулся ко мне лицом, положив руку на бедро, словно ему нужен был физический контакт с моим телом для дальнейших слов.

– Да, детка, кое-что случилось. – Он притянул меня к себе, прижался губами к волосам и глубоко вдохнул. – Помнишь женщину, которая хотела встретиться с тобой за ужином? Сара?

– Да. Она казалась очень милой и дружелюбной. Откуда ты ее знаешь, Итан? – Сара была красивой женщиной и мила в разговоре. Я вспомнила ее, казалось бы, неподдельный интерес к тому, как мы с Итаном познакомились. Она спросила о сроках моих родов, но мне показалось это приемлемым и ничем странным.

– Полагаю, она пришла сегодня на свадьбу ради почтения, но ей пришлось уйти, так как видеть Нила и Элайну, а также нас с тобой, живущих счастливой жизнью с людьми, которых мы любим, было слишком тяжело. – Он медленно начал поглаживать мое бедро. – Сара Хастингс была замужем за человеком, который служил вместе с Нилом и мной. Он не... в-выбрался из Афганистана.

– О... это ужасно. Получается, вы с Нилом были близки с ним...

– Да. Он был под моим командованием – в моем отделении.

Итан казался спокойным, когда говорил, но я чувствовала, что он таит глубоко в себе какое-то горе или вину из-за смерти этого человека на войне. Я не могла представить, каким был для него этот опыт, но он был ужасающим.

– Ты заботился о нем, – мягко сказала я, не желая задавать вопросы, которые причинили бы ему еще большую боль. Для меня было лучше констатировать факт, а не просить о большем, после того, чем он поделился со мной.

– Майк Хастингс был самым лучшим из солдат. Сильный, преданный – борец до победного. Такой солдат, которого ты хочешь видеть за своей спиной, когда все летит к чертям, – сказал Итан отдаленно; голосом, наполненным уважением и честью к своему павшему товарищу.

– Я-я однажды слышала, как ты выкрикивал его имя… когда у тебя был кошмар... – Я прижалась губами к его груди и поцеловала прямо над сердцем. Затем приложила ухо, чтобы услышать, как бьется его мужественное сердце рядом со мной. Мое сердце.

Он поднял руку к моему затылку и зарылся в волосы, прижимая к себе, позволяя чувствовать комфорт.

– Майк. Да. Это... в-воспоминание о Майке – самое худшее.

– Ты не обязан говорить о нем, Итан, если не хочешь. Детка, пожалуйста, не подвергай себя этому снова из-за меня.

– Нет, ты должна знать. Ты моя жена, и должна знать, почему... почему я такой.

Я закрыла глаза и приготовилась к объяснению, зная, что это будет что-то действительно ужасное.

– Я люблю тебя, Итан, – прошептала я.

– Майк был взят в плен вместе со мной. Он страдал от того же, от чего и я, всего двадцать дней вместо моих двадцати двух. Затем они казнили его на моих глазах. Они использовали его в качестве т-тренировочного прогона для того, что они планировали сделать со мной.

Я почувствовала, как он сглотнул, но его голос не изменился. Он звучал устрашающе спокойно, и я напряглась, представив, как Майк Хастингс встретил свою смерть. Я очень хорошо помнила, что Итан однажды сказал мне. Талибы собирались обезглавить его и показать миру видео с этим.

– Они угрожали большим гребаным ножом и заставляли смотреть. Они сказали, что если я закрою глаза или отвернусь, то заставят Майка страдать дольше, отрезав части его тела, которые не убьют его, но продлят агонию и отсрочат неизбежное. Это было развлечением для наших похитителей в их бессмысленной, долбаной, благочестивой войне, от которой они были просто без ума.

Я тихо плакала, когда он рассказывал мне о своем опыте, не в силах ничего сказать, не уверенная, что делать, кроме как держаться за него и быть такой, какой он хотел, чтобы я была.

– Но я подвел Майка. Я пытался... Я чертовски старался, Бринн, не двигаться, но ничего не мог с этим поделать...

Он замолчал. Тишина стала оглушительной из-за равномерного биения его сердца у моей щеки, теперь мокрой от моих горячих слез... за него, за его друга, за беспомощную вину, которую он нес за то, в чем был не виноват.

– Я люблю тебя и всегда буду любить. – Больше сказать ему было нечего.

Он подышал у моего виска и, казалось, немного расслабился. После некоторого молчания он задал вопрос. Ему было мучительно трудно произносить эти слова. Я могла слышать страх, когда он изо всех сил пытался выдавить слова из себя.

– Как думаешь, есть ли где-нибудь место или человек, который может мне помочь?

– Да, Итан, я знаю.

Глава 12

23 ноября

Сомерсет

Мой кабинет был лучшим помещением во всем Стоунвелл-Корте. Правда. Богатые дубовые панели на стенах обрамляли самый великолепный вид из окон на океан. Это напомнило мне кавер-версию песни Дилана «All Along the Watchtower», созданную Хендриксом. Какая принцесса здесь жила? Сколько у нее было слуг? Естественно, я тоже чувствовала себя принцессой в этом доме.

Передо мной простирался Бристольский залив, и в ясный день было видно все побережье Уэльса на другом конце залива. В Сомерсете была потрясающая местность куда не посмотри. Я обнаружила, что внутри материка есть коммерческие лавандовые поля. Мили и мили пурпурных цветов наполняли воздух благоуханием, и они были так прекрасны, что разум едва мог переварить то, что видели глаза. Мне нравилось приезжать сюда на длинные выходные, и я знала, что Итану это тоже пошло на пользу. Он расцветал в тишине этого места.

Когда мы с Итаном обыскали все комнаты в доме, прикидывая, для чего могли бы их использовать, в момент, когда зашли в эту комнату, я поняла, что хочу именно эту. И самым удивительным оказался впечатляющий письменный стол, уже стоявший в комнате, подтверждающий, что другие считали ее отличным рабочим местом задолго до моего приезда.

Письменный стол был второй лучшей частью после вида. Массивный резной зверь из английского дуба идеально сочетался с искусной резьбой, которая смягчала его объем, делая в моих глазах совершенным, в плане дизайна. Мне нравилось представлять себя сидящей перед этим великолепным окном с видом на море и работающей над своими проектами для университета, или просто как место, где можно поговорить по телефону, или позалипать в сети.

Настоящее блаженство.

Я потягивала гранатовый чай и наслаждалась сверкающей синевой глубокого океана под небом прямо за моим окном. Я поняла, что могла бы сидеть здесь часами, но это не помогло бы чего-либо добиться – а у меня было ещё много дел. Кажется, немного рановато для режима «гнездования» во время беременности. Итан поддразнивал меня по этому поводу, когда прочитал об этом в книге «Чего ожидать, когда ждешь ребенка», которую он держал на прикроватном столике и тщательно изучал. И мой муж не был таким заядлым любителем чтения для удовольствия, как я. Он читал мировые и спортивные новости, а также отраслевые публикации, но не художественную литературу. Итан читал ради новых познаний и информированности. Мне показался забавным тот факт, что он зашел на сайт и прочитал книгу, чтобы узнать, как меняется мое тело и что будет дальше. Итан был так хорош в подготовке и планировании, и практически во всем, но особенно в том, как обо мне заботиться.

Я вздохнула после очередных мечтаний, зная, что есть задачи, требующие моего внимания. Не мои любимые, конечно. Но, с другой стороны, сомневаюсь, что кому-то нравится перебирать компьютерные шнуры. Я опустилась на четвереньки и заползла под стол, чтобы посмотреть, не просверлено ли сзади отверстие для подключения шнура питания. Кто-то, должно быть, использовал его в современную эпоху. Но, может, и нет. В голове появилась мысль: не мог бы Робби мне помочь. Я оперлась рукой о вогнутый внутренний угол и оттолкнулась, пятясь, чтобы выбраться из-под стола, когда услышала механический щелчок, затем пыльное скольжение дерева.

***

Дневники. Три из них лежали стопкой на столе. В кожаном переплете, позолоченном и перевязанном шелковой лентой, страницы которого хранили сокровенные мысли молодой женщины, жившей давным-давно в этом самом доме.

Когда я развязала затвердевшую от старости ленту и открыла первую книгу, я была очарована с первой страницы. До такой степени, что забыла обо всем остальном и потерялась в ее словах…

7 мая 1837 года

Сегодня я навестила Дж. и поделилась с ним своими новостями. Больше всего на свете я бы хотела, чтобы он понял мое сожаление, но знаю, что это невозможно до тех пор, пока я не встречу своего создателя. Тогда смогу узнать его чувства по этому поводу…

...Какова будет цена вины? Какой-то жалкий набор букв давит на меня своей тяжестью.

...Жалко, что я должна все время рождаться в бесконечной тишине, разбивающая сердца всех тех, кого когда-либо любила.

...Сегодня я дала свое согласие выйти замуж за мужчину, который говорит, что ничего так не хочет, как заботиться обо мне и лелеять.

...Итак, я перееду жить в Стоунвелл-корт и начну совместную жизнь с ним, однако очень боюсь того, что меня ждет. Как я смогу когда-нибудь дойти до уровня, который от меня ожидают?

...Дариус Рурк еще не понимает, что я не заслуживаю того, чтобы меня лелеял какой-либо мужчина. Я разрываюсь на части, но, увы, не могу отрицать его желания в отношении меня точно так же, как я не смогла отказать своему любимому Джонатану…

М. Дж.

Марианна Джордж, которая позже стала Рурк, вышла замуж за мистера Дариуса Рурка летом 1837 года.

Волосы на затылке встали дыбом, когда я оторвалась от дневника и посмотрела на живописный вид. Совпадение было невероятным.

Моя книга Китса, первое издание стихотворений, подаренное мне Итаном в ту ночь, когда он сделал мне предложение, тоже принадлежала этой самой Марианне. Как я могла когда-нибудь забыть о моей Марианне? Всегда твой Дариус. Июнь 1837 года, изящными чернильными каракулями более ранней эпохи, в качестве надписи? Подарок любовника. Я бережно хранила то, что Дариус написал Марианне. Такая простая, но в то же время такая чистая в том смысле, какой он ее видел. Он любил ее, и все же, по каким бы то ни было причинам, Марианна чувствовала себя недостойной его любви. Чувство вины давило на нее. Как это происходит со мной. Как это происходит с Итаном.

И теперь мы жили в их доме? Я с трудом могла в это поверить. Она упомянула Джонатана – имя, вырезанное на статуе ангела-русалки в саду, одухотворенно обращенной к морю. Теперь я поняла, что статуя – это памятник ее погибшему Джонатану, а не могила. Потому что у него не было могилы. Джонатан потерялся в прекрасном, а иногда и ужасном море. Она любила его... а потом он утонул. И Марианна чувствовала, что именно она несет ответственность за то, что с ним случилось.

Она любила его... но он умер. Я понимала боль Марианны лучше, чем большинство людей. Понимала, потому что тоже жаждала избавиться от своей вины. Вероятно, со мной этого никогда бы не случилось. Некоторые вещи просто нужно принять, даже если результат не изменится никогда. Потому что факт оставался фактом: я знала, что значит чувствовать ответственность за потерю любимого человека... и кого никогда больше не увидишь в этой жизни.

Да, я чувствовала, что он наблюдает за мной, но это не отменяло огромной потери, которую я чувствовала, скучая по нему. Дыра в моем сердце, образовавшаяся после его смерти, все еще оставалась огромной. Чувство вины, с которым я боролась каждый день, все еще чувствуя, что это в основном моя вина, оставалось внутри меня. Я скучала по своему отцу. Я не осознавала, насколько сильно его любовь и поддержка защищали меня, пока не ощутила их потерю. Мне не хватало его присутствия. Я скучала по его любви. Я просто скучала по нему.

Папа, я так сильно скучаю по тебе…

Словно для того, чтобы вывести меня из грустных мыслей, я почувствовала пинок, а затем толчок локтем. Я улыбнулась и потерла свой увеличивающийся живот.

– Ну, здравствуй, ангел-бабочка.

Мой ангел ткнул меня под ребра, требуя ответа, заставив рассмеяться над выбором времени. К двадцати шести неделям движения больше не напоминали движения крыльев бабочки, но название засело у меня в голове.

– Я так понимаю, ты хочешь есть, а это значит, что мне нужно перекусить, да?

– У нас замечательный ребенок, детка, и я полностью согласен. Тебе действительно нужно поесть, – сказал Итан позади меня, кладя свои большие руки мне на плечи и глубоко вдыхая. Он провел щетиной по моей шее, покрывая поцелуями чувствительное местечко. Я прислонилась к нему спиной и вытянула шею, чтобы получить лучший доступ, и вдохнула сама – от него всегда так восхитительно пахло. Моему мужчине тоже нравилось нюхать меня. Везде. Немного извращенно, но это показывало, насколько он откровенен со мной. Мне нравилась честность. Мне нужна была честность, чтобы функционировать в наших отношениях.

– Ах, ты снова поймал меня на том, что я разговариваю сама с собой.

– Не с собой, а с маленьким салатом-латук, и в этом вся разница. Не думаю, что нам нужно отправлять тебя в больницу Бетлема (прим. психиатрическая больница), – съязвил он.

– На этой неделе салат-латук? – Я покачала головой, думая о том, как забавно мне показалось, что он мог запомнить каждый фрукт и овощ на этом сайте для беременных. Однако он каждый раз был прав. Я уже начала думать, что у него, возможно, фотографическая память. Итан помнил все в то время, как у меня уже был «мозг во время беременности» и я забывала практически все, чему когда-либо училась. Я почувствовала еще один толчок. – Вот, потрогай. Малышка толкается.

Он развернул стул и опустился передо мной на колени, быстро задрав мою рубашку и приспустив пояс леггинсов, чтобы обнажить мой бугорок. Я указала на место, где происходило действие, и мы оба наблюдали. Это заняло минуту, но затем медленное движение того, что, скорее всего, было крошечной ножкой, натянуло мою кожу так же ясно, как день, прежде чем быстро вернуться обратно.

– О-о-о, ты это видела? – Удивленно спросил он.

– Эм, да, – кивнула я. – Я почувствовала.

Он очень нежно поцеловал это местечко и прошептал:

– Спасибо, что присматриваешь за своей мамой и следишь, чтобы она ела вовремя. – Затем он посмотрел на меня с серьезным выражением лица – не суровым, но и не улыбающимся – просто напряженным и полным эмоций.

– Что? – Спросила я.

– Ты потрясающая, ты знаешь это?

Я поднесла руку к его щеке и задержала ее там.

– Почему это?

– Из-за всего, что ты мне дала. Из-за того, что можешь дать. – Он снова опустил глаза, обхватив мой живот обеими ладонями. – Создаешь жизнь здесь, внутри. – Он снова перевел взгляд на меня. – За то, что любишь меня таким, какой я есть.

Мое сердце сжалось от небольшого укола боли при последнем его слове. Итан все еще боролся с тем, что рассказал мне об ужасных пытках Майка, когда тот был заключенным. Мне было неприятно думать об этом, но я могла только представить, насколько значительно больнее было Итану вспоминать, чем мне слышать об этом и представлять. Итан пережил это. И не мог забыть, потому что его подсознание заставляло его заново переживать этот ужас по собственной прихоти. Но я работала над поиском места для его терапии через доктора Розуэлл – это то, в чем он чувствовал себя комфортно, и что могло бы научить его полезным техникам и методикам, чтобы облегчить некоторые его мучения. Другие альтернативы я отказывалась принимать. Итан собирался найти какое-то облегчение, и я была полна решимости помочь ему в этом.

– Я не хочу, чтобы ты был другим, кроме того, какой ты есть. Ты именно такой, каким должен быть. – Я наклонилась, чтобы поцеловать его в губы, но он встретил меня первым, окутав глубоким поцелуем, от которого у меня перехватило дыхание, когда он наконец отстранился.

– А теперь, если бы латук прямо сейчас не просил еды, я бы увел тебя куда-нибудь, миссис, и по-настоящему показать, как можно хорошо провести время. – Он дерзко приподнял брови, глядя на меня, прежде чем с решительной эффективностью вернуть мои леггинсы и рубашку в прежнее положение. – Но, увы, не могу.  – Он встал первым, затем помог мне подняться, взяв за руку, и поднес ее к своим губам для нежного поцелуя. – После Вас, миледи.

– Вы такой джентльмен, мистер Блэкстоун, – сказала я, шествуя впереди него. – По какому случаю? – Спросила я.

В ответ он резко шлепнул меня по заднице.

– О!

Я взвизгнула:

– Не говори, что ты вот так просто шлепнул меня по заднице, Блэкстоун!

Он рассмеялся глубоким смехом, который я любила, и отпрыгнул за пределы моей досягаемости.

– Боюсь, что так и было, детка, теперь перенеси свою потрясающую американскую задницу на кухню, чтобы мы могли тебя накормить.

– Тебя ждет расплата, – сказала я, оглядываясь через плечо и прищурив глаза.

– Обещаешь? – Сказал он мне на ухо. – Что ты собираешься делать?

– О... не знаю. Может, что-то... вроде этого... – Я развернулась и схватила его за промежность, легко найдя свою цель, слегка сжав его ценность. – Дернуть тебя за яйца в обмен на шлепок по моей заднице звучит справедливо.

Выражение его лица было бесценным, а рот был открыт от удивления.

– Я держу тебя за яйца, Блэкстоун, – напомнила я ему.

Он рассмеялся и наклонился, чтобы поцеловать меня.

– Для меня это не новость, моя красавица.

***

– Я же говорил тебе, это сюрприз. Ты должна доверять мне. – Я осторожно повел ее вперед, шелковый шарф на ее глазах служил повязкой. – Хочу показать тебе, прежде чем все начнут приходить к нам на День благодарения.

Моя девочка решила устроить ужин в честь Дня Благодарения у нас дома и пригласить всех присоединиться к американскому празднику, который мы официально не отмечали в Англии, но под таким сильным влиянием наших американских друзей по ту сторону воды, безусловно, набирал обороты в Великобритании. Бринн хотела устроить приятную домашнюю вечеринку, которая послужила бы своего рода новосельем, поэтому мы устраивали ее, а остальную часть дня нам придется убирать за всеми гостями. Мой папа и Мари путешествовали вместе, так же как Нил и Элайна. Фред, Ханна и дети, конечно, плюс Кларксон и Габриэль. Наш дом был бы битком набит гостями, и пришлось бы делить свою девочку со всеми остальными несколько дней.

Я никогда не хотел делить ее с кем-либо.

Она принюхалась.

– Я чувствую запах гвоздики, значит, мы, должно быть, недалеко от твоего офиса?

В доме больше не курят.

Я вернулся к своей привычке делать это раз в день после того, как допустил промах в ночь ультиматума сенатора – кровавого змея-хуесоса. Простите, вице-президент Соединенных Штатов Америки. Он стал им, как только новый президент был утвержден в Белом доме. Колт-Оукли действительно победил на выборах в США ранее в этом месяце с большим отрывом. Иметь сына, тяжело раненного солдата, было отличным способом пробудить патриотизм и завоевать голоса избирателей. И, по-видимому, это было несущественно, если один и тот же сын издевался над молодыми девушками со своими друзьями на вечеринках и снимал происходящее на видео. Оползень не стал неожиданностью ни для кого из нас.

Бринн, казалось, смирилась с тем, что навсегда оставила свое прошлое позади, и за это я был ей очень благодарен. Она почти ничего не рассказала мне ни об Оукли, ни об их встрече. Лишь то, что этот визит взволновал ее меньше, чем ожидалось, но я надеялся, что она обсудила это с доктором Розуэллом, потому что мне была невыносима мысль о том, что она страдает из-за него. Тот визит в больницу был достаточно тяжелым для меня, поэтому я не мог представить, что она чувствовала, видя его, разговаривая с ним... и прикасаясь к нему. Я закрыл глаза и отогнал мысли о Лансе Оукли подальше. Я вдохнул пьянящий аромат моей девочки перед собой и сосредоточился на том, что я хотел ей показать.

– Сейчас ты так непреклонен. Иногда я забываю, насколько ты бываешь напористым.

Что было чистой правдой. Бринн была бойцом по натуре. Девушка, которая вошла с поднятыми кулаками, готовая нанести удар или получить в подбородок. Мне это понравилось, и тогда я подумал, что это делает ее еще сексуальнее.

– И я думаю, что это чертовски горячо, детка.

Она тихо рассмеялась над моим последним комментарием; от ее сексуального звука мой член затвердел, а в голове замелькали все возможные варианты.

– Хорошо, мы пришли, – прошептал я ей на ухо, располагая ее тело именно так, как хотел, чтобы вид был наилучшим, когда она увидит сюрприз. – И думаю, ты должна знать, что я ждал этого шесть месяцев. Шесть долгих месяцев я думал об этом моменте, – драматично признался я.