Текст книги "Собор"

Автор книги: Реймонд Карвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

3

Он пристально смотрел в одну точку и видел их – десятки, сотни птиц, кружащихся под самыми тучами или камнем падающих вниз, а после снова резко взмывающих к низко нависшему небосклону. В этот ранний утренний час сюда, к берегу, из океанских просторов слетались морские птицы. Улица чернела в густом тумане, и Ральф ступал осторожно, стараясь не раздавить улиток, тащившихся по мокрому тротуару. Мимо проехала с включенными фарами машина, замедлила ход рядом с ним. Еще одна, потом еще. «Рабочие с деревообделочного», – подумал он. Наступил понедельник. Ральф свернул за угол, прошел мимо бара Блейка: шторы задернуты, у закрытой двери, словно часовые, выстроились пустые бутылки. Сильно похолодало. Теперь он шагал быстро, время от времени тесно обхватывая себя руками крест-накрест, растирая плечи. Добрался наконец до дома: свет над входом горит, в окнах темно. Пересек лужайку, обогнул дом, повернул ручку двери черного хода, дверь беззвучно отворилась, и он вошел. В доме было очень тихо. На кухне рядом с сушилкой стоял высокий табурет. Вот стол, у которого они сидели. Он тогда поднялся, прошел на кухню и сел у стола. Что еще он тогда сделал? Вроде больше ничего. Ральф посмотрел на часы над плитой. Через открытую дверь видна была столовая: стол, на нем кружевная скатерть, посредине – фигурка, розовые фламинго из тяжелого стекла. Плотные шторы на окне позади стола не задернуты. Что же она, стояла у окна, ждала, когда он вернется? Он прошел в гостиную, ступил на ковер. Ее пальто лежало на кушетке, брошенное небрежно, словно второпях, и в бледном свете утра он разглядел, что большая пепельница полна окурков. На журнальном столике – раскрытая телефонная книга. Ральф не задерживаясь прошел дальше. Остановился у приоткрытой двери в спальню. Ему показалось – все в доме раскрыто настежь. Очень захотелось взглянуть на нее спящую. С минуту он противился этому желанию, потом осторожно, одним пальцем толкнул дверь, она открылась пошире. Мариан спала, голова съехала с подушки, темные волосы казались еще темнее на белой простыне. Лежала на боку, лицом к стене, свернувшись калачиком, одеяло скомкано у плеч, стянуто от изножия кровати, мягкими складками прячет бедра. Ральф стоял и смотрел. Что же все-таки ему делать? Собрать свои вещи и уйти? Переехать в гостиницу? Готовиться к разводу? Как следует поступать в таких обстоятельствах? Раньше ему было ясно, что он может, что должен, как поступать в том или ином случае. Теперь же он не знал, что делать, как быть. В доме было очень тихо.

В кухне он сел у стола и уронил голову на руки. Он не знал, как быть. Не только сейчас, в данный момент. Не только в этой ситуации. Не по этому поводу. Не только сегодня или завтра, но всегда, в каждый день жизни на земле. Потом он услышал, в детской зашевелились детишки, затопали к кухне. Он выпрямился, попытался улыбнуться им навстречу.

– Папочка, папочка, – лепетали оба, прижимаясь к нему, сонные, тепленькие.

– Расскажи сказку, – потребовал сынишка, забираясь к отцу на колени.

– Он не может, потому что нельзя, – сказала дочь. – Очень рано, сказки так рано не рассказывают. Правда?

– Па-апочка, что это у тебя на лице? – сказал сынишка, показал пальчиком.

– Ой, дай я посмотрю! – сказала дочь. – Дай посмотрю! Папочка!

– Бедный наш папочка! – сказал сын.

– А что ты сделал со своим лицом? – спросила дочь.

– Это пустяки, ничего, – ответил Ральф девочке. – Все нормально, моя хорошая. Ну-ка, Роберт, слезай, я слышу, мама встала.

Ральф быстро шагнул в ванную и запер дверь. Услышал, как Мариан спросила:

– Папа здесь? Где он? В ванной? Ральф? – окликнула она.

– Мама, мам, а папа лицо ушиб, – громко сказала Дороти.

– Ральф! – Мариан подергала ручку двери. – Ральф, впусти меня, пожалуйста, прошу тебя, дорогой. Ральф? Пожалуйста, впусти меня, дорогой. Мне нужно тебя увидеть. Ральф, ну пожалуйста!

Он ответил:

– Уйди, Мариан.

Она снова сказала:

– Ральф, открой, пожалуйста. Я не могу уйти. Открой на минуточку, дорогой. Я хочу на тебя посмотреть. Ральф! Ну Ральф же! Дети говорят, ты ушибся. Что случилось, дорогой? А, Ральф?

Он ответил:

– Уходи.

Она сказала:

– Ральф, пожалуйста, открой.

Он ответил:

– Пожалуйста, прошу тебя, замолчи!

Слышно было, что она не отошла от двери, ждала. Ручка снова повернулась. Потом он услышал, как она ходит по кухне, готовит детям завтрак, старается спокойно отвечать на их вопросы. Ральф взглянул на себя в зеркало и долго смотрел не отрываясь. Строил сам себе рожи. Гримасничал. Потом перестал. Отвернулся от зеркала, сел на край ванны и принялся расшнуровывать ботинки. Долго сидел с ботинком в руке и вглядывался в парусники, плывущие вдаль по синим морским волнам на пластике душевой занавески. Вспомнил маленькие черные кареты на скатерти кухонного стола и чуть было не крикнул себе: «Стой!» Расстегнул рубашку, наклонился, вздохнул и закрыл пробкой спуск. Пустил горячую воду, и скоро над ванной поднимался пар.

Ральф постоял раздетый, босиком на холодных плитках пола, прежде чем опуститься в воду. Оттянул пальцами кожу, слегка обвисшую на боках. Снова принялся изучать свое лицо в запотевшем зеркале. Испугался и вздрогнул, когда Мариан окликнула его из-за двери:

– Ральф! Дети играют в своей комнате. Я позвонила Ван-Уильямсу и сказала, ты не выйдешь сегодня. Я тоже собираюсь остаться дома. – Помолчала. Потом: – Я тебе приготовила вкусный завтрак, дорогой. Он на плите. Поешь, когда выкупаешься. А, Ральф?

– Замолчи, пожалуйста, – ответил он.

Он сидел в ванной до тех пор, пока не услышал, что Мариан в детской собирает детей гулять. Одевает их, спрашивает, разве они не хотят поиграть с Уорреном и Роем? Он прошел через весь дом в спальню и закрыл дверь. Долго смотрел на постель, прежде чем забраться под одеяло. Лег на спину и уставился в потолок. Он поднялся, прошел в кухню. Сел у стола… Ральф плотно смежил веки. В комнату вошла Мариан. Он отвернулся к стене. Мариан сбросила халатик и села на край постели. Протянула руку и стала гладить его спину под одеялом. Сказала:

– Ральф?

Он весь сжался от прикосновения ее пальцев. Потом позволил себе расслабиться, совсем немного. Так было легче. Рука гладила спину, потом бедро, живот. Мариан легла рядом. Он долго не поворачивался к ней. Он после вспоминал об этом: очень долго, сколько мог. Потом повернулся и будто провалился, опрокинулся в забытье, в огромный, оглушающий, замечательный сон, и во сне изумлялся переменам, наплывавшим словно волны, переменам невозможным и чудесным, словно волны переворачивавшим его самого и всю его жизнь.

Вас бы на мое место

Телефон зазвонил, как раз когда он уже обработал почти всю квартиру пылесосом и теперь возился в большой комнате – щелевой насадкой пытался добраться до кошачьих шерстинок, забившихся между диванными подушками. Остановился, прислушался, выключил пылесос. Отправился к телефону.

– Алло, – сказал он. – Майерс слушает.

– Майерс, – сказала она. – Ну как ты? Что ты там делаешь?

– Ничего, – ответил он. – Привет, Пола.

– Слушай, у нас в редакции сегодня праздничный вечер. Тебя приглашают. Карл тебя приглашает.

– Боюсь, я не смогу прийти, – сказал Майерс.

– А Карл буквально минуту назад сказал: звони своему старикану. Тащи его сюда, что он там заперся в башне из слоновой кости. Тащи его к нам, в реальный мир, пусть выпьет с нами! Карл очень смешной, когда выпьет. Майерс?

– Я слушаю, слушаю, – сказал Майерс.

Когда-то Карл был его начальником. Всегда говорил, уеду в Париж, засяду за роман. А когда Майерс ушел с работы, чтобы засесть за роман, Карл сказал, ну, подождем, когда твое имя появится в списке бестселлеров.

– Не могу я прийти, – сказал Майерс.

– Слушай, у нас тут ужасная новость, – Пола продолжала разговор, будто он ничего и не говорил, – сегодня утром узнали. Помнишь Ларри Гудинаса? Он еще работал у нас, когда ты поступил. Помогал редактировать книги по науке. А потом его повысили, стал работать самостоятельно, а потом вдруг взяли да выгнали. А сегодня утром он покончил с собой. Выстрелил себе в рот. Можешь себе представить, а, Майерс?

– Я слушаю, слушаю, – сказал Майерс. Он попытался вспомнить Ларри Гудинаса. Высокий, сутулый, залысины, очки в стальной оправе, яркие галстуки. И он мог себе представить резкий рывок и откинутую назад голову.

– Господи, – сказал Майерс. – Что тут скажешь. Очень жаль.

– Приезжай в редакцию, а, дорогой? – сказала Пола. – Поболтать, немножко выпить, музыку послушать. Ведь рождество. Приезжай, а?

С другого конца провода к нему доносились и музыка, и голоса.

– Не хочу туда, – сказал он. – Пола?

За стеклом медленно плыли снежинки. Он смотрел, как они уплывают прочь, потом провел пальцами по стеклу. Вывел свое имя. Ждал.

– Что? – спросила она. – Я слышала. Хорошо. Слушай, а давай забежим к Войлю и чего-нибудь выпьем, а, Майерс?

– Ладно, – сказал он. – К Войлю. Ладно.

– Все тут будут ужасно разочарованы, что ты не придешь, – сказала Пола. – Особенно Карл. Карл просто восхищается тобой, ты ведь знаешь. Правда-правда. Просто восхищается. Он сам мне сказал. Твоим мужеством. Он говорит, если б ему твое мужество, он бы ушел с работы. Сто лет назад. Карл говорит, чтобы поступать, как ты, нужно мужество. Ты меня слышишь? Майерс?

– Слышу, слышу, – сказал Майерс. – Думаю, мне удастся запустить мотор. Если нет, я тебе перезвоню.

– Хорошо, – сказала Пола. – Увидимся у Войля. Если ты не позвонишь, я выхожу через пять минут.

– Передай Карлу привет, – сказал Майерс.

– Обязательно, – сказала Пола. – Он только о тебе и говорит.

Майерс убрал на место пылесос. Спустился вниз по лестнице – два пролета – и подошел к машине. Она стояла на последней площадке и вся была в снегу. Майерс забрался внутрь, поработал педалью, потом включил зажигание. Мотор фыркнул. Майерс сильнее надавил на педаль.

Он ехал и поглядывал на прохожих. Со свертками и сумками в руках, люди спешили куда-то, а с серого неба на них сыпались легкие хлопья. Снег выбелил карнизы и подоконники высоких зданий, белыми хлопьями был полон воздух. Майерс глядел и старался запомнить все это, сберечь, отложить в памяти на будущее. Ужасное время – время меж двух рассказов. Майерс чувствовал себя презренным и жалким. Он отыскал маленький бар Войля рядом с магазином мужской одежды. Поставил машину за углом и вошел. Немножко посидел у стойки, потом взял свой бокал и сел за маленький столик недалеко от входа.

Пола вошла и сказала:

– Светлого рождества тебе, дорогой! – Он встал и поцеловал ее в щеку. Подал ей стул. Спросил:

– Виски?

Она ответила:

– Шотландского. – Потом добавила: – Шотландского виски со льдом, – это уже официантке, которая подошла взять заказ. Потом взяла его бокал и выпила все до дна.

– И мне принесите, – сказал девушке Майерс. – Я тоже выпью. – Официантка ушла, и он сказал: – Мне не по душе этот бар.

– Чем это? – спросила Пола. – Наши все сюда ходят. Всегда.

– Просто не по душе, и все, – ответил он. – Давай выпьем и уйдем куда-нибудь в другое место.

– Как хочешь, – сказала она.

Появилась официантка с бокалами. Майерс расплатился. Поднял бокал и чокнулся с Полой.

Смотрел ей в глаза не отрываясь.

– Карл шлет привет, – сказала она.

Майерс кивнул.

Пола потихоньку пила свой виски.

– Ну как ты провел день?

Майерс пожал плечами.

– Чем занимался?

– Ничем. Пылесосил.

Она коснулась его руки:

– Все тебе шлют привет.

Они допили виски.

– Слушай, у меня идея, – сказала она. – Почему бы нам не заехать к Морганам? Всего на несколько минут. Мы же с ними так и не познакомились, а они уже сто лет как вернулись. Честное слово, мы можем просто заехать и сказать: привет, мы Майерсы, те самые. Они ведь нам прислали открытку, приглашали зайти на праздники. Они ведь нас пригласили! Не хочется домой, – вдруг сказала она и стала рыться в сумочке, выуживая сигарету.

Майерс подумал, что когда выходил из дому, отопление он включил, а свет всюду выключил. Потом подумал про снежные хлопья, плывущие за окном.

– Ты забыла про оскорбительное письмо, которое они нам тогда прислали. Что мы завели кошку, – сказал он, – что кошку в их доме держим.

– Да они уж про это давным-давно и думать забыли, – сказала она. – Да и не могли они всерьез на это сердиться. Ну давай к ним заедем, Майерс, а? Все равно ведь мимо ехать!

– Ну, тогда надо им хоть позвонить сначала, раз мы к ним собираемся, – сказал он.

– Ну вот еще! В этом же весь смысл! Давай не будем звонить. Просто возьмем и постучим в дверь и скажем: привет, мы тут когда-то жили. Хорошо? А, Майерс?

– Мне кажется, надо бы все-таки позвонить сначала, – сказал он.

– Праздник же, – сказала она. – Пошли, дорогой.

Она поднялась, взяла его под руку, и они вышли в снег. Она сказала: поедем в моей машине, твою захватим на обратном пути. Он открыл ей дверь, потом обошел машину и сел на пассажирское место.

Что-то сжалось у него внутри, когда он увидел освещенные окна, увидел снег на крыше, машину перед подъездом. Шторы не были задернуты, и елочные огоньки подмигивали им из окна.

Вышли из машины. Он взял Полу за локоть – пришлось перебираться через сугроб, – и они направились к парадному. Успели сделать всего несколько шагов: навстречу им из-за гаража вынесся огромный лохматый пес и бросился прямо к Майерсу.

– Господи боже мой, – произнес тот, вдруг сгорбившись, сделал шаг назад и поднял к лицу руки. Дорожка была скользкой, он поехал на каблуках и упал, взмахнув полами пальто. Лежа на промерзшей траве, с ужасающей уверенностью подумал: сейчас схватит за горло. Пес рыкнул и принялся обнюхивать Майерсово пальто.

Пола схватила ком снега и швырнула в собаку. На крыльце зажегся свет, дверь отворилась, и мужской голос позвал:

– Баззи!

Майерс поднялся на ноги и отряхнул пальто.

– Что происходит? – спросил мужчина, не покидая дверного проема. – Кто там? Баззи, сюда. Сюда, дурачина.

– Мы – Майерсы, те самые, – сказала Пола. – Мы пришли пожелать вам счастливого рождества.

– Майерсы? – сказал тот, в дверях. – Пошел вон! Убирайся в гараж, Баззи! Пошел, пошел! Это Майерсы, – сказал мужчина, обернувшись к женщине, которая выглядывала из-за его плеча.

– Те самые Майерсы? – сказала женщина. – Ну так зови их в дом, ради бога, зови их в дом. – Женщина вышла на крыльцо и сказала: – Заходите, пожалуйста, холодно ведь. Я – Хильда Морган, а это – Эдгар. Мы очень рады. Заходите, пожалуйста.

Обменялись торопливыми рукопожатиями, стоя на крыльце. Майерс и Пола вошли в дом, и Эдгар захлопнул дверь.

– Давайте помогу вам раздеться, – сказал Эдгар Морган. – Снимайте пальто. Ну как вы, в порядке? – спросил он у Майерса, внимательно его разглядывая. Майерс кивнул. – Я знал, что наш пес – дурачина, но такого он еще никогда не отчебучивал. Я все видел – в окно смотрел.

Майерс подумал: странное дело, и взглянул на Моргана. Тому было за сорок. Лысина, довольно большая. Мешковатые брюки, свитер, кожаные шлепанцы.

Хильда Морган объявила:

– Его зовут Баззи. – Состроила гримаску: – Это Эдгара пес. Я-то не могу, когда в доме животные, но Эдгар купил собаку и обещал держать ее в гараже.

– Баззи и спит в гараже, – сказал Эдгар Морган. – Просится в дом, но мы, знаете, не можем этого допустить. – Морган усмехнулся. – Да садитесь, садитесь, если только найдете себе местечко. Набросано, накидано… Хильда, милая, сдвинь, пожалуйста, вон те вещички на кушетке, пусть мистер и миссис Майерс присядут.

Хильда Морган принялась расчищать на кушетке место для гостей, сняла и положила на пол упаковочную бумагу, готовые уже свертки, ножницы, коробку с лентами и тесьмой, искусно вывязанные бантики.

Майерс заметил, что Морган снова рассматривает его, теперь уже без улыбки.

Пола сказала:

– Майерс, дорогой, у тебя что-то запуталось в волосах.

Майерс пощупал пальцами волосы на затылке и вытащил сухую веточку. Положил ее в карман.

– Ну и пес, – сказал Морган и снова усмехнулся. – Мы как раз приготовились выпить чего-нибудь горячительного. Заворачивали последние праздничные дары. Может, выпьете с нами ради праздничка? Что будете пить?

– Горячительного? Это прекрасно. Все равно что, – сказала Пола.

– Все равно что, – сказал Майерс. – Как жаль, что мы вам помешали.

– Чепуха какая, – сказал Морган. – Мы очень… Нам очень… хотелось посмотреть, какие это такие Майерсы. Хотите грога, сэр?

– С удовольствием.

– А вы, миссис Майерс?

Пола кивнула.

– Два грога на подходе, – сказал Морган. – Милая, я думаю, мы тоже созрели, правда? – обратился он к жене. – Во всяком случае, появился повод. Это ведь событие в своем роде.

Он взял ее чашку и отправился на кухню. Майерсу слышно было, как грохнула дверца буфета и как Морган пробормотал что-то, очень похожее на ругательство. Майерс на мгновение зажмурился. Потом взглянул на Хильду Морган. Она поудобнее устраивалась в кресле у противоположного конца кушетки.

– Садитесь здесь, с этого конца, вы оба, – сказала она и похлопала ладонью по подлокотнику. – С этого конца, поближе к камину. Попросим Моргана подбросить дровишек, когда он вернется из кухни.

Они сели. Хильда Морган сложила руки на коленях, сплела пальцы и наклонилась вперед, всматриваясь в лицо Майерса.

Гостиная была все такой же, как он ее помнил. Только на стене, над креслом Хильды Морган, появились три гравюры в рамках. Небольшие. На одной мужчина во фраке и крахмальной манишке приветствовал двух дам, приподнимая цилиндр. Дамы держали в руках кружевные зонтики. Все это происходило на широкой площади, по которой сновали люди, лошади, экипажи.

– Ну, как ваше путешествие по Германии? – спросила Пола. Она сидела на самом краешке кушетки, держа сумочку на коленях.

– Нам ужасно понравилось в Германии, – сказал Эдгар Морган, входя из кухни с подносом в руках. На подносе стояли четыре большие чашки. Майерс сразу же узнал эти чашки.

– А вы бывали в Германии, миссис Майерс? – спросил Морган.

Пола сказала:

– Мы собираемся, правда, Майерс? Может, в будущем году. Будущим летом. Или через год. Как только сможем себе это позволить. Может, как только Майерсу удастся что-нибудь опубликовать. Майерс ведь пишет.

– Полагаю, путешествие в Европу могло бы оказаться весьма благотворным для писателя, – произнес Эдгар Морган. Поставил чашки на специальные подставки. – Угощайтесь, пожалуйста.

Он сел в кресло напротив жены и уставился на Майерса.

– В своем письме вы упоминали, что уходите с работы, чтобы писать.

– Так оно и было, – сказал Майерс и отпил из чашки.

– Он почти каждый день что-нибудь пишет, – сказала Пола.

– Неужели? – сказал Морган. – Это впечатляет. Могу ли я спросить, что именно вы написали сегодня?

– Ничего, – сказал Майерс.

– Так праздники же, – сказала Пола.

– Вы должны им гордиться, миссис Майерс, – сказала Хильда Морган.

– А я и горжусь, – ответила Пола.

– Рада за вас, – сказала Хильда Морган.

– Я тут на днях слышал кое-что такое, что могло бы вас заинтересовать, – сказал Эдгар Морган. Достал табак, стал набивать трубку. Майерс закурил сигарету, поискал взглядом, где может быть пепельница. Не нашел и уронил спичку за кушетку. – На самом деле это ужасная история. Но может быть, вы сумеете ее как-то использовать, мистер Майерс. – Морган зажег спичку и пыхнул трубкой. – Моя вода да на вашу мельницу, знаете ли, и всякое такое… – сказал Морган и засмеялся. Помахал спичкой в воздухе, чтобы погасла. – Парень этот – примерно моего возраста. Коллегой моим был, года два или вроде того. Естественно, мы немного были знакомы, и друзья у нас были общие. А потом он ушел из фирмы, получил место в университете, где-то в провинции. Ну и знаете, как это бывает иногда, завел роман с одной студенткой.

Миссис Морган неодобрительно пощелкала языком. Протянула руку, взяла с пола маленький сверток в зеленой бумаге и стала прикреплять к нему красный бант.

– Ну, как все полагали, это был роман до невозможности страстный. Длился он несколько месяцев, – продолжал Морган. – Фактически, до совсем недавнего времени. Точнее говоря, и недели еще не прошло. И вот, около недели тому назад, вечером это было, он объявляет своей жене – а они уже двадцать лет как женаты, – объявляет своей жене, что хочет разводиться. Можете себе представить, как эта идиотка прореагировала. Да и по правде сказать, для нее ведь это было как гром с ясного неба. Скандалище был! Вся семейка участвовала. Жена выставила его из дому в тот же момент. И вот как раз когда этот мой знакомый уходил, его сынок швырнул ему вслед банку помидорового супа и угодил папочке прямо по затылку. Теперь папочка в больнице с сотрясением мозга. И состояние крайне тяжелое.

Морган пыхнул трубкой и снова уставился на Майерса.

– В жизни ничего подобного не слыхала, – заявила миссис Морган. – Эдгар, это отвратительно.

– Кошмар какой-то, – сказала Пола.

Майерс ухмыльнулся.

– Ну вот вам. Каков рассказец? А, мистер Майерс? – Морган успел заметить ухмылку и недовольно сощурился. – Подумайте, какой рассказ вы бы написали, если бы могли проникнуть в мысли этого человека.

– Или в мысли его жены, – сказала миссис Морган. – Подумайте, что она могла бы рассказать. Такое предательство – после двадцати лет совместной жизни! Подумайте, что она должна была пережить!

– А представьте себе, что с мальчиком творится, – сказала Пола. – Представьте – чуть не убил собственного отца!

– Да, конечно, все это так, – сказал Морган. – Только, мне кажется, есть одна вещь, о которой никто из вас не подумал. Ни на минуту не задумался. Вот о чем подумать надо. Мистер Майерс, вы слышите? Ну-ка, что вы скажете на это? Поставьте себя на место этой восемнадцатилетней девочки-студентки, которая влюбилась в женатого человека. Задумайтесь о ней, хоть на минутку, и тогда поймете, какие возможности открывает перед вами этот сюжет.

Морган кивнул и удовлетворенно откинулся в кресле.

– Боюсь, я не испытываю к ней никакого сочувствия, – сказала миссис Морган. – Могу себе представить, что это за особа. Всем известно, какие девицы охотятся на мужчин много старше себя. Он, впрочем, тоже не вызывает сочувствия: взрослый человек, а гоняется за юбками… Нет, он никакого сочувствия не вызывает. Боюсь, мои симпатии в этом случае целиком на стороне жены и сына.

– Да, чтобы все это описать, и описать правильно, нужен был бы Толстой, – сказал Морган. – Толстой, не более и не менее. Мистер Майерс, вода еще не остыла.

– Нам пора, – сказал Майерс.

Он поднялся с кушетки и бросил сигарету в огонь.

– Останьтесь, – сказала миссис Морган. – Мы ведь еще толком не познакомились. Вы даже не представляете, как мы… размышляли о вас. А теперь, когда мы наконец собрались вместе, вы спешите уйти. Побудьте еще немножко. Такой приятный сюрприз, этот ваш визит!

– Большое спасибо вам за открытку и поздравление, – сказала Пола.

– Какую открытку? – сказала миссис Морган.

Майерс снова сел.

– Знаете, мы решили в этом году не посылать поздравительных открыток, – сказала Пола. – Я вовремя не собралась ими заняться, а потом мы подумали, что смысла нет посылать их в последнюю минуту.

– Еще грогу, миссис Майерс? – спросил Морган. Он стоял перед Полой и уже взялся за ее чашку. – Подайте пример своему мужу.

– Грог у вас замечательный. Так согревает, – сказала Пола.

– Точно, – сказал Морган. – Согревает. Точно изволили заметить. Милая, ты слышала, что сказала миссис Майерс? Согревает! Отлично сказано! А вы, мистер Майерс? – спросил Морган. – Присоединитесь? – Он подождал ответа. – Выпьете с нами?

– Ладно, – сказал Майерс и отдал Моргану чашку.

На крыльце заскулила собака и стала царапаться в дверь.

– Уж этот пес. Просто не знаю, какой бес в него вселился, – сказал Морган. Он отправился в кухню, и на этот раз Майерс совершенно отчетливо услышал, как Морган выругался, грохнув на плиту чайник.

Хильда Морган замурлыкала какую-то песенку. Подняла с пола полузавернутый пакетик, отрезала кусок скотча и принялась заклеивать нарядную обертку.

Майерс закурил сигарету и бросил спичку в подставку для чашки. Посмотрел на часы.

Миссис Морган подняла голову.

– Кажется, поют, – сказала она. Прислушалась. Поднялась с кресла, подошла к окну. – Поют, Эдгар! – крикнула она мужу.

Майерс и Пола тоже подошли к окну.

– Сто лет христославов не видела, – сказала миссис Морган.

– Что там? – спросил Морган. Он нес поднос с чашками. – Что там? Что случилось?

– Ничего не случилось, милый. Это христославы. Вон они, на той стороне улицы, – объяснила миссис Морган.

– Миссис Майерс, – сказал Морган, протягивая к ней поднос. – Мистер Майерс. Милая.

– Спасибо, – сказала Пола.

– Muchas gracias, – сказал Майерс.

Морган поставил поднос и подошел к окну с чашкой в руке. На дорожке перед домом напротив собралась группка молодых ребят и девушек. Паренек постарше и повыше, в зимнем пальто и с шарфом на шее, явно руководил поющими. Майерс хорошо видел лица в окнах дома напротив – все семейство Ардри. Когда христославы кончили петь, Джек Ардри вышел на крыльцо и дал что-то высокому парнишке. Группка двинулась по тротуару дальше, размахивая фонариками, и остановилась перед следующим домом.

– К нам они не придут, – помолчав, сказала миссис Морган.

– Что? Почему это к нам не придут? – повернулся к жене Морган. – Что за глупости ты мелешь? Почему не придут? С чего ты взяла?

– Просто я знаю. Не придут, – сказала миссис Морган.

– А я говорю, что придут! – сказал Морган. – Миссис Майерс, придут христославы сюда или не придут? Как по-вашему? Вернутся они, чтобы благословить этот дом? Оставляем это на ваше усмотрение.

Пола прижалась лбом к стеклу. Но христославы были уже далеко, в конце улицы. Она промолчала.

– Ну, теперь, когда все волнения уже позади… – сказал Морган и прошел к своему креслу. Сел, нахмурил брови и принялся набивать трубку.

Майерс и Пола вернулись на свои места на кушетке. Последней от окна отошла миссис Морган. Села в кресло. Улыбалась, глядя в чашку. Потом поставила чашку и разрыдалась.

Морган протянул жене свой носовой платок. Не глядя: он смотрел на Майерса. Забарабанил пальцами по ручке кресла. Майерс вдруг почувствовал, что ему некуда девать ноги. Пола искала в сумочке сигарету. Морган сказал:

– Видите, что вы наделали. – И все смотрел в какую-то точку на ковре, рядом с ботинками Майерса. Майерс собрался с силами и встал.

– Эдгар, принеси им еще выпить, – сказала миссис Морган, промокая глаза платком. Вытерла платком нос. – Я хочу, чтобы Майерсы послушали про миссис Этенборо. Мистер Майерс – писатель. Я думаю, он правильно оценит то, что произошло. Подождем, пока ты вернешься из кухни, и тогда уж расскажем.

Морган собрал чашки. Отнес их в кухню. Майерсу слышно было, как звякает посуда, грохают дверцы буфета. Миссис Морган взглянула на Майерса и слегка улыбнулась.

– Нам надо идти, – сказал Майерс. – Надо идти. Пола, где твое пальто?

– Нет, нет, мистер Майерс. Мы просто настаиваем, чтобы вы остались, – сказала миссис Морган. – Вам обязательно нужно послушать про миссис Этенборо. Бедняжка миссис Этенборо. И вам обязательно понравится этот рассказ. Вы сможете оценить его по достоинству. И вы, миссис Майерс, тоже. Вам представляется возможность увидеть, как ум писателя, ум вашего мужа обрабатывает сырой материал.

Из кухни вернулся Морган, вручил им чашки с грогом и поскорее сел в кресло.

– Расскажи им про миссис Этенборо, милый, – сказала миссис Морган.

– Этот ваш пес чуть мне ногу не оторвал, – вдруг сказал Майерс и сам удивился. Поставил чашку на подставку.

– Да бросьте, ничего такого и в помине не было, – сказал Морган. – Я все видел.

– Ох уж эти писатели! – сказала Поле миссис Морган. – Обожают все преувеличивать.

– Сила пера и всякое такое, – сказал Морган.

– Вот-вот, – сказала миссис Морган. – Перекуем перо на орало, мистер Майерс!

– Пусть миссис Морган расскажет нам про миссис Этенборо, – сказал Морган, не обращая внимания на Майерса, который в этот момент снова встал. – Миссис Морган связывает с этой историей, можно сказать, интимнейшие воспоминания. Я уже рассказал вам про человека, который за прогулочки в тишке заработал по башке. – Тут Морган хихикнул. – А эту историю пусть миссис Морган расскажет.

– Лучше ты расскажи, милый, – сказала миссис Морган. – А вы, мистер Майерс, вы слушайте внимательно.

– Нам надо идти, – сказал Майерс. – Пола, пойдем.

– Поговорим о честности, – сказала миссис Морган.

– Поговорим, – сказал Майерс. Потом повернулся к Поле: – Ты идешь?

– Я желаю, чтобы вы послушали этот рассказ. – Морган повысил голос. – Вы нанесете оскорбление миссис Морган, вы оскорбите нас обоих, если откажетесь выслушать этот рассказ. – Морган сжал трубку в кулаке так, что побелели костяшки пальцев.

– Майерс, ну пожалуйста, – дрожащим голосом сказала Пола. – Я очень хочу послушать. А потом пойдем. А, Майерс? Пожалуйста, мой хороший, посидим еще минутку.

Майерс поглядел на нее. Она сделала движение пальцами, словно подавая ему какой-то знак. Он поколебался, потом сел рядом с ней на кушетку.

Миссис Морган начала:

– Однажды в Мюнхене мы с Эдгаром пошли в Дортмундский музей. В ту осень в Мюнхене была выставка школы «Баухауз»[13]13
  «Баухауз» – Высшая школа строительства и художественного конструирования в Германии. Основана в 1919 году архитектором Гропиусом в Веймаре, в 1925 году переведена в Дессау, в 1933 году упразднена фашистами. Не только учебное заведение, но и архитектурно-художественное объединение, в котором преподавательскую и творческо-экспериментальную работу вели крупные архитекторы, дизайнеры, художники. Например, X. Мейер, И. Иттен, В.В. Кандинский.


[Закрыть], и вот Эдгар сказал: наплюем на все, устроим себе выходной день. Он как раз работал над своим исследованием, вы, может, помните, так вот он и говорит, наплюем на все и устроим себе выходной день. Сели на трамвай и поехали через весь Мюнхен к музею. Мы пробыли там несколько часов, и на выставке побывали, и в других залах. В других-то залах мы и раньше бывали, но нам хотелось еще разок постоять у картин наших давних любимцев, старых мастеров. Собрались уходить, я зашла в дамскую комнату. И забыла там свою сумочку. В сумочке были квитанция на денежный перевод – Эдгар каждый месяц получал от фирмы перевод, и последний как раз пришел накануне – и сто двадцать долларов. Я собиралась в банк положить. И все мои документы, удостоверение личности и всякое такое. Я и думать про нее забыла, пока мы домой не пришли. Эдгар сейчас же позвонил в дирекцию музея. Но он еще и трубку не успел положить, смотрю в окно – подъехало такси. Выходит седовласая женщина, прекрасно одетая. Полная. И с двумя сумочками в руках. Зову Эдгара, а сама иду к двери. Женщина представляется – миссис Этенборо, отдает мне мою сумочку и объясняет, что она тоже была сегодня в музее и, зайдя в дамскую комнату, заметила в мусорном ящике сумочку. Она, разумеется, открыла сумочку, чтобы выяснить, кто владелец. Там она обнаружила документы, а в них наш адрес. Миссис Этенборо немедленно покинула музей, поймала такси и приехала вручить мне сумочку лично. Квитанция на перевод была цела, но деньги исчезли. Сто двадцать долларов. Тем не менее я была очень благодарна и рада, что все остальное оказалось нетронутым. Было почти четыре часа, и мы пригласили эту женщину выпить с нами чаю. Она приняла приглашение, села и через некоторое время рассказала нам о себе. Она родилась и выросла в Австралии, вышла замуж очень молодой, родила троих детей – все сыновья, потом овдовела. Сейчас живет в Австралии с двумя сыновьями, рассказывала она. Они разводят овец, и земли у них много – более двадцати тысяч акров пастбищ, овцам раздолье. И множество работников – пастухов, стригалей. И сезонников они нанимают когда надо. В Мюнхене она тогда была проездом – возвращалась в Австралию из Англии, где навещала своего младшего сына. Он барристер[14]14
  Барристер – адвокат, имеющий право выступать в высших судах Англии.


[Закрыть] в Лондоне. Когда мы с ней познакомились в нашей мюнхенской квартире, она как раз возвращалась в Австралию, – повторила миссис Морган. – И заодно решила посмотреть мир. У нее была обширная программа, ей еще много нужно было увидеть.