Текст книги "Долгое прощание"

Автор книги: Рэймонд Чандлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Рэймонд Чандлер
Долгое прощание

Глава 1

Когда я впервые в жизни увидал Терри Леннокса, он был пьян и сидел в роллс-ройсе модели «Серебряный призрак» возле ресторана «Танцзал». Служитель гаража только что отогнал машину и придерживал дверцу открытой, потому что левая нога Терри Леннокса болталась снаружи, словно он забыл о ее существовании. Лицо у него было моложавое, но волосы – белые, как бумага.

Судя по глазам, он накачался под завязку, но в остальном это был обыкновенный симпатичный молодой человек в смокинге, который явно потратил слишком много денег в заведении, предназначенном исключительно для этой цели.

Рядом с ним сидела молодая женщина. Ее волосы отливали восхитительным темно-рыжим цветом, на губах блуждала смутная улыбка, а на плечи была накинута голубая норка, в сочетании с которой роллс-ройс казался почти обычным автомобилем. Правда, только почти. Такое даже норке не под силу.

Служитель выглядел как нормальный полубандит, на белой форменной куртке было вышито красным название ресторана. Он уже явно томился.

– Слушайте, мистер, – сказал он раздражительно, – вам не очень трудно убрать ногу, тогда и дверцу закроем, а? Или, может, открыть, чтобы падать было полегче?

Женщина наградила его таким взглядом, который мог пронзить насквозь и выйти из спины еще дюйма на четыре. Он и ухом не повел. Когда имеешь дело с посетителями «Танцзала», быстро теряешь иллюзии насчет того, как влияют на характер людей деньги, выигранные в гольф.

На стоянку вплыла открытая иностранная машина низкой посадки. Из нее вышел человек и прикурил от автомобильной зажигалки длинную сигарету. Одет он был в клетчатую рубашку, желтые штаны и сапоги для верховой езды. Кадя своим благовонным дымом, он проследовал мимо, даже не повернув головы к роллс-ройсу. Наверное, считал, что такое уже давно не в моде. Поднявшись на террасу ресторана, он задержался и вставил в глаз монокль.

– У меня есть замечательное предложение, дорогой, – сказала женщина обольстительным голосом. – Поедем к тебе на такси, а там пересядем в твою машину. Такой дивный вечер, прокатимся до побережья в Монтесито. У моих знакомых там сегодня танцы возле бассейна.

Седой парень вежливо ответил:

– Мне страшно жаль, но машины у меня больше нет. Был вынужден ее продать. – По его голосу и манере говорить можно было подумать, что он не пил ничего крепче апельсинового сока.

– Ты ее продал, дорогой? То есть как? – Она всего чуть-чуть отодвинулась от него, но вопрос звучал так, словно она уже оказалась на другом конце света.

– Пришлось, – сказал он. – Надо было чем-то питаться.

– Ах, так. – Теперь ее уже покрывала ледяная корка. Когда насчет доходов седоволосого все стало ясно, служитель приободрился.

– Слушай-ка, ты, – заявил он, – мне другую машину отгонять надо. До новых встреч.

Он распахнул дверцу. Пьяный немедленно соскользнул с сиденья и шлепнулся задом об асфальт. Тут пришла моя очередь выйти на сцену. Вообще-то связываться с пьяными никогда не стоит. Даже если он тебя знает и любит, он всегда может сорваться с цепи и заехать тебе по зубам. Я взял его под мышки и поставил на ноги.

– Огромное спасибо, – вежливо произнес он. Женщина скользнула за руль.

– Становится вылитый англичанин, когда налакается, – сказала она голосом из нержавеющей стали. – Спасибо, что помогли.

– Сейчас посажу его на заднее сиденье, – сказал я.

– Мне ужасно жаль, но я уже опаздываю. – Она включила сцепление, и роллс-ройс плавно тронулся с места. – Он просто бродячий пес, – добавила она с ледяной улыбкой. – Может, найдете, куда его пристроить. Он вообще-то почти? бездомный.

Роллс не спеша выехал на Сансет-бульвар, свернул направо и исчез. Я все еще смотрел ему вслед, когда вернулся служитель. И я по-прежнему держал пьяного, который уже спал крепким сном.

– Что ж, можно и так, – сказал я белой куртке.

– Это точно, – цинично откликнулся служитель. – Чего же такое добро на алкоголика тратить – фигурку и все прочее?

– Знаете его?

– Слышал, как эта дамочка называла его Терри. Больше ни черта не знаю, хоть обыщите. Правда, я здесь всего две недели.

– Не приведете мою машину? – Я отдал ему квитанцию.

Когда он подкатил в моем «олдсмобиле», мне уже казалось, что я держу на руках мешок со свинцом. Белая куртка помогла мне запихнуть клиента на переднее сиденье. Тот открыл один глаз, поблагодарил нас и снова погрузился в сон.

– Никогда не встречал таких вежливых пьяниц, – сказал я белой куртке.

– Всякого бывают вида, размера и воспитания, – отвечал он. – И все как один подонки. А этому вроде бы операцию делали на морде.

– Вроде бы так. – Я дал ему доллар, он поблагодарил. Насчет пластической операции он был прав. Правая сторона лица у моего нового друга словно застыла, а побелевшая кожа была исполосована тоненькими шрамами. Операция, и нешуточная.

– Что с ним делать-то будете?

– Отвезу к себе, заставлю протрезвиться, чтобы вспомнил, где живет.

– Ну и фраер! – Белая куртка ухмыльнулась мне в лицо. – Лично я бы скинул его в канаву и поехал бы к себе. От этих алкашей одно беспокойство, а толку чуть. У меня своя теория. При теперешней конкуренции надо силы беречь – самому пригодятся.

– Верная теория! Большого успеха вы с ней добились.

До него не сразу дошло, а когда он начал звереть, то моя машина была уже на ходу.

Конечно, в чем-то он оказался прав. Терри Леннокс доставил мне массу беспокойства. Но, в конце концов, у меня беспокойная профессия.

В том году я жил на авеню Юкка в районе Лаврового Ущелья. Мой домишко стоял на холме; в конце моей улицы был тупик. Вверх по склону вела длинная деревянная лестница, напротив была эвкалиптовая роща. Дом был меблирован и принадлежал женщине, которая уехала в штат Айдахо пожить со своей овдовевшей дочерью. Квартплата оказалась невысокой, потому что, во-первых, хозяйка оставила за собой право вернуться неожиданно, в любое время, а во-вторых, из-за лестницы. Хозяйка старела, и взбираться наверх становилось ей не по силам.

Я кое-как приволок пьяного наверх. Он рвался идти сам, но ноги у него были резиновые, он все время извинялся и, не договорив, засыпал на ходу. Я отпер дверь, втащил его в комнату, уложил на длинном диване, бросил сверху плед и дал ему проспаться. Час он прохрапел на славу. Затем внезапно проснулся и пожелал пройти в уборную. Вернувшись, стал всматриваться в меня с прищуром и осведомился, где он, черт побери, находится. Я объяснил. Он сказал, что его зовут Терри Леннокс, живет он на квартире в районе Вествуд, и дома его никто не ждет. Говорил ясно, язык не заплетался.

Он сообщил, что не отказался бы от черного кофе. Я принес чашку кофе, и он стал прихлебывать, аккуратно придерживая блюдце.

– Как я сюда попал? – спросил он, озираясь.

– Накачались в «Танцзале», выпали в осадок из роллс-ройса. Ваша подружка сделала вам ручкой.

– Разумеется, – подтвердил он. – Несомненно, она имела на то все основания.

– Вы англичанин?

– Жил в Англии. Но родился не там. Если вы позволите вызвать такси, я, пожалуй, двинусь.

– Такси уже ждет.

Спуск по лестнице он одолел сам. По пути в Вествуд говорил мало ? только благодарил и извинялся за причиненные хлопоты. Возможно, ему так часто приходилось повторять это разным людям, что это выходило автоматически.

Квартира у него была тесная, душная и какая-то безликая. Казалось, он въехал в нее только сегодня. На журнальном столике возле жесткого зеленого дивана стояло полбутылки виски, миска с растаявшим льдом, три пустых бутылочки из-под газировки, два стакана и стеклянная пепельница, полная окурков с губной помадой и без губной помады. Ни одной фотографии на стене, абсолютно никаких личных вещей. Словно гостиничный номер, который снимают для встречи или прощания, для того чтобы выпить и поговорить или чтобы переспать. Нежилое какое-то помещение.

Он предложил мне выпить. Я сказал – нет, спасибо. И садиться не стал.

Тут он снова меня поблагодарил. Интонацией дал понять, что это не бог знает какая услуга, но и не такой уж пустяк. Его слегка трясло, и он немножко стеснялся, но вежлив был до предела. Он стоял в дверях квартиры, пока не пришел автоматический лифт, и я не уехал. Чего-чего, а воспитания ему было не занимать.

О той женщине он больше не сказал ни слова. Ни слова не сказал и о том, что у него нет работы, ни надежд на нее и что едва ли не последний его доллар был истрачен в «Танцзале» на эту светскую пташку высокого полета, которая даже не потрудилась убедиться, что его на зацапали в полицию или не обчистил, выкинув потом на пустыре, жулик-таксист.

Спускаясь в лифте, я вдруг было решил вернуться и отобрать у него виски. Но потом раздумал соваться в чужие дела, да и что толку? Когда им нужно, они всегда добудут себе выпивку.

По пути домой я покусывал нижнюю губу. Считается, что я размазня, но было что-то такое в этом парне, что меня зацепило. Уж и не знаю, что – разве что седые волосы, и шрамы на лице, и мягкий голос, и вежливость. Не более того. Я подумал, что вряд ли доведется увидеть его снова. Он был просто бродячий пес, как сказала та женщина.

Глава 2

Снова я увидел его вскоре после Дня Благодарения, в ноябре. В витринах на Голливудском бульваре уже начали выставлять всякий хлам к Рождеству по диким ценам, а еженедельные газеты уже принялись вопить, как ужасна будет судьба тех, кто не успеет заранее купить подарки. Да она и так и эдак будет ужасна, дело известное.

В трех кварталах от своей конторы я увидел, как посреди улицы притормозила полицейская машина, и два блюстителя закона уставились из окна в одну точку, куда-то возле витрины. В этой точке оказался Терри Леннокс ? или то, что от него осталось, и в останках этих было мало привлекательного.

Он стоял, прислонившись к стене. Подпорка ему была необходима. Грязная рубашка, расстегнутая у ворота, местами торчала из-под пиджака. Он не брился дня четыре. Нос у него заострился. Он был так бледен, что длинные тонкие шрамы почти не были видны. А глаза, как две дырки в сугробе. Ребята в машине явно примерялись его зацапать, потому я быстро подошел и взял его под руку.

– А ну, пошли, – сказал я свирепо. Украдкой я ему подмигнул. – Идти можете? Или вы на бровях?

Он взглянул на меня мутными глазами и улыбнулся своей кривой улыбкой.

– Был на бровях, – выдохнул он. – А сейчас какая-то... пустота.

– Ну-ка, ножками, ножками. А то сейчас в вытрезвитель поедете.

Он поднапрягся, и я сумел подвести его сквозь кучку зевак к краю тротуара. Здесь была стоянка такси, и я распахнул дверцу.

– Его очередь, – сказал таксист, ткнув большим пальцем в сторону машины, стоящей впереди. Тут он обернулся и увидел Терри. – Если повезет, – тут же добавил он.

– Давай быстро. Мой друг болен.

– Угу, – хмыкнул таксист. – Пусть в другом месте болеет.

– Даю пятерку, – сказал я. – И попрошу улыбочку.

– Ладно уж, – отозвался он и засунул за зеркальце журнал с марсианином на обложке. Я открыл заднюю дверцу, усадил Терри Леннокса, и тут окно загородила патрульная машина. Из нее вылез седой полисмен и подошел к нам. Я обогнул такси, встретив его на полпути.

– Минутку, приятель. Что у нас тут такое? Этот джентльмен в грязном бельишке вам кто, близкий друг?

– Близкий не близкий, но друг ему сейчас не помешает. Он не пьян.

– Не пьян, значит, с финансами туго, – сказал блюститель и протянул руку. Я вложил в нее свое удостоверение. Он взглянул и вернул обратно. – Так, так, – произнес он. – Частный сыщик клиента себе нашел. – Голос у него стал резче. – О вас мы теперь кое-что узнали, мистер Марлоу. А как насчет друга?

– Его зовут Терри Леннокс. Работает в кино, – Замечательно. – Он просунулся в такси и воззрился на Терри, забившегося в угол. – Не похоже, чтобы он недавно работал. Не похоже, чтобы он недавно ночевал под крышей. Скорее похоже, что он бродяга, и лучше бы нам его забрать, – Не может быть, чтобы вы еще не выполнили свою норму приводов,? заметил я. – Это в Голливуде-то!

Он не сводил с Терри глаз.

– Как зовут вашего друга, приятель?

– Филип Марлоу, – медленно произнес Терри. – Он живет на авеню Юкка, в Лавровом Ущелье.

Блюститель извлек голову из окна, обернулся ко мне.

– Вы ему могли это сейчас сказать.

– Мог бы, но не говорил. Секунду-другую он смотрел мне в глаза.

– На этот раз покупаю, – объявил он. – Но заберите его отсюда. – Он сел в машину, и они отъехали.

Я влез в такси, мы проехали три с лишком квартала до стоянки и пересели в мой автомобиль. Я протянул таксисту пятерку. Он набычился и затряс головой.

– Давай по счетчику или, если хочешь, накинь до доллара. Я сам раз попал в такую передрягу. Во Фриско. Только меня никто в такси не катал. Вот уж бессердечный городок.

Он получил свой доллар, сказал спасибо и уехал.

Мы подрулили к закусочной, где прямо в машину подавали котлеты, от которых и собака бы не отказалась. Я впихнул в Терри Леннокса пару котлет и бутылку пива и повез его домой. Лестница снова оказалась ему не по зубам, но все же он вскарабкался по ней, улыбаясь и пыхтя. Через час он был выкупан, побрит и снова похож на человека. Мы сидели, держа в руках очень слабые напитки.

– Повезло, что вы вспомнили, как меня зовут, – сказал я.

– Собрался с мыслями, – отозвался он. – Я тогда вас нашел в телефонной книге. Чтобы не забыть.

– Что же не позвонили? Я здесь живу постоянно. И контора у меня есть.

– Не хотел беспокоить.

– Похоже, вам надо было кого-то побеспокоить. Похоже, не так уж у вас много друзей.

– Почему, друзья есть, – сказал он. – Вроде бы. – Он повертел стакан на столе. – Не так легко просить о помощи, особенно, когда сам во всем виноват.?

Он устало улыбнулся. – Может быть, брошу пить. Наверно, все так говорят?

– На это уйдет года три.

– Три года? – Он был поражен.

– Средняя норма. Все вокруг изменится. Придется привыкать к тому, что цвета станут не такие яркие, звуки не такие громкие. Срываться будете, на это может уйти время. Люди, которых вы хорошо знали, покажутся чужими.

Многие из них даже станут вам несимпатичны, да и вы им тоже.

– Ну, тут мало что изменится, – заметил он. Он повернулся и поглядел на стенные часы. – У меня в камере хранения на автовокзале Голливуда лежит чемодан, который стоит двести долларов. Если бы можно было его оттуда взять, я бы его заложил, купил себе другой подешевле и взял бы билет на автобус до Вегаса. Там я могу устроиться на работу.

Я ничего не ответил, только кивнул, потягивая свое питье.

– Вы считаете, что эта мысль могла осенить меня и пораньше, – спокойно сказал он.

– Я считаю, что тут все не так просто, но это не мое дело. Насчет работы – это наверняка или надежды?

– Наверняка. Парень, которого я очень хорошо знаю по армии,? управляющий большим клубом в Вегасе, клуб «Черепаха». Он, конечно, наполовину гангстер, все они там такие, зато наполовину хороший человек.

– Могу наскрести вам на проезд и немножко сверх того. Но не люблю вкладывать деньги в зряшное дело. Лучше позвоните ему сперва.

– Спасибо, но это не нужно. Рэнди Старр меня не подведет. Такого не бывало. А под залог чемодана дают пятьдесят долларов. По опыту знаю.

– Послушайте, я вам дам деньги. И я не слюнтяй добренький. Так что берите, что дают, и будьте умницей. Хочу вас сбагрить куда-нибудь поживее. У меня насчет вас предчувствие.

– Серьезно? – Он посмотрел в свой стакан. Питье он еле пригубил. – Мы видимся всего второй раз, и оба раза вы ко мне отнеслись чертовски порядочно. Какое предчувствие?

– Такое, что в следующий раз вы впутаетесь в беду, из которой мне вас не вытащить. Не знаю, откуда это взялось, но факт есть факт.

Он легонько коснулся правой стороны лица кончиками пальцев.

– Может быть, из-за этого. Наверное, тут есть что-то жутковатое. Но это рана, полученная в честном бою, – вернее, ее последствия.

– Не в этом дело. Это ерунда. Я частный сыщик. Ваши проблемы мне распутывать не надо. Но они существуют. Можете считать, что у меня на них нюх. Хотите повежливее – считайте, что я разбираюсь в человеческих характерах. Возможно, эта женщина бросила вас в «Танцзале» не просто потому, что вы напились. Может, у нее было предчувствие.

Он слегка улыбнулся.

– Я раньше был на ней женат. Ее зовут Сильвия Леннокс. Женился из-за денег.

Я хмуро глянул на него и встал.

– Пожарю яичницу. Вам надо поесть.

– Погодите, Марлоу, Вы, наверное, удивитесь, почему же я не попросил у нее сотню-другую. Знаете, что такое гордость?

– Не смешите меня, Леннокс.

– Это так смешно? У меня гордость особая. Это гордость человека, у которого больше за душой ничего нет. Извините, если я вам неприятен.

Я пошел на кухню, пожарил яичницу с беконом, сделал кофе и тосты. Мы поели в столовой на веранде. Когда дом строился, такие веранды были в моде.

Я сказал, что иду к себе в контору и на обратном пути заберу его чемодан. Он дал мне квитанцию. Щеки у него слегка порозовели, и глаза уже не прятались так глубоко.

Перед уходом я поставил на стол возле дивана бутылку виски.

– Потренируйте на этом свою гордость, – предложил я. – И позвоните в Вегас, сделайте одолжение.

Он молча улыбнулся и пожал плечами. Спускаясь по лестнице, я все еще злился, непонятно почему. Также мне было непонятно, почему человек голодает и слоняется по улицам, но не закладывает свой гардероб. Он играл по каким-то своим правилам.

Такого роскошного чемодана я в жизни не видел. Сделан из высветленной свиной кожи, в свои лучшие времена был нежно-кремового цвета. Застежки золотые. Английское производство. Здесь – если здесь такие вообще продавались – он бы стоил скорее восемьсот, а не двести долларов.

Я предъявил его хозяину. Потом посмотрел на столик, где стояла бутылка.

Терри к ней не притрагивался. Был так же трезв, как и я. Курил, но без особого удовольствия.

– Я позвонил Рэнди, – сообщил он. – Он рассердился, что я не позвонил раньше.

– Вез подсказки не можете, – заметил я. – Подарок от Сильвии? – Я кивнул на чемодан. Он рассеянно смотрел в окно.

– Нет. Это мне подарили в Англии, задолго до нашего знакомства. Очень, очень давно. Я бы хотел оставить его здесь, а у вас взять на время какой-нибудь старый.

Я достал из бумажника пять двадцаток и бросил перед ним на стол.

– Вещи в залог не беру.

– При чем здесь залог? Вы не ростовщик. Просто не хочу брать его с собой в Вегас. И не нужно мне так много денег.

– Ладно. Деньги берите, чемодан остается здесь. Но учтите, сюда могут залезть воры.

– Это не важно, – равнодушно отозвался он. – Пусть залезают.

Он переоделся, и около шести часов мы съездили пообедать в ресторан Муссо. Без выпивки. На бульваре Кауэнга он сел в автобус, а я поехал домой, размышляя на разные темы. Пустой чемодан лежал у меня на кровати, где он перекладывал из него вещи в мой саквояж. В замке торчал золотой ключ. Я запер чемодан, привязал ключ к ручке и поставил его на верхнюю полку в платяной шкаф. Мне показалось, что в нем что-то есть, но это было не мое дело.

Вечер был тихий, дом казался опустевшим. Я расставил шахматы и разыграл французскую защиту против Стейница. Он, правда, побил меня на сорок пятом ходу, но и я заставил его попотеть.

В девять тридцать зазвонил телефон. Голос в трубке мне уже приходилось слышать.

– Это мистер Филип Марлоу?

– Да, это Марлоу.

– Это Сильвия Леннокс, мистер Марлоу. В прошлом месяце мы познакомились вечером возле «Танцзала». Потом, как я слышала, вы были очень любезны и доставили Терри домой.

– Доставил.

– Вы, наверное, знаете, что мы в разводе, но я все-таки беспокоюсь. Он съехал с квартиры в Вествуде, никто не знает, куда.

– Я в тот вечер заметил, как вы беспокоились.

– Слушайте, мистер Марлоу, я была за ним замужем. Я не очень люблю пьяниц. Возможно, я не проявила к нему внимания, но, может быть, у меня были важные дела. Вы частный детектив, и, если хотите, это можно поставить на деловую основу.

– Ни на какую основу ничего не надо ставить, миссис Леннокс. Он сейчас едет в автобусе в Лас-Вегас. У него там друг, который обещал ему работу.

Внезапно она очень оживилась.

– Неужели в Лас-Вегас! Как это трогательно с его стороны. Мы там поженились.

– Наверное, он забыл, – сказал я, – иначе поехал бы в другое место.

Вместо того, чтобы бросить трубку, она рассмеялась мелодичным тихим смехом.

– Вы всегда так грубите своим клиентам?

– Вы не клиент, миссис Леннокс.

– Пока нет, но кто знает? А своим приятельницам тоже грубите?

– Тот же ответ. Этот парень был на пределе, голодал, жил в грязи, без гроша. Вам стоило шевельнуть пальцем, чтобы его найти. Ему от вас тогда ничего не было нужно, да и теперь, наверное, тоже.

– А вот об этом, – холодно заметила она, – вы знать не можете. Спокойной ночи.

И трубка была повешена.

Конечно, она была кругом права, а я не прав. Но я этого не чувствовал.

Чувствовал только злость. Если бы она позвонила на полчаса раньше, я бы от этой злости расколотил Стейница в пух и прах – только он уже пятьдесят лет как умер, а шахматная партия была из задачника.