Текст книги "Долгое прощание"

Автор книги: Рэймонд Чандлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10

Я нашел копию квитанции на свои личные вещи, отдал ее и расписался на первом экземпляре. Пожитки я рассовал по карманам. Через регистрационную стойку перевесился какой-то человек. Когда я отходил, он распрямился и заговорил со мной. Роста он был под два метра и худой, как проволока.

– Подвезти вас домой.

В тусклом свете он казался старо-молодым, усталым и циничным, но на жулика не смахивал.

– Сколько возьмете?

– Даром. Я Лонни Морган из ?Еженедельника?. Кончил работу.

– А, полицейский репортер, – отозвался я.

– Всего на неделю. Обычно околачиваюсь в мэрии.

Мы вышли из здания и нашли на стоянке его машину. Я взглянул на небо.

Можно было разглядеть звезды, хоть и мешало городское зарево. Вечер был прохладный и приятный. Я вдохнул его в себя. Потом влез в машину, и мы отъехали.

– Я живу в Лавровом Ущелье, – сказал я. – Подбросьте меня, куда вам удобно.

– Сюда-то привозят, – заметил он, – а как вы домой доберетесь, их не волнует. Меня интересует это дело, какое-то оно противное.

– Дела вроде бы больше нет, – сообщил я. – Сегодня днем Терри Леннокс застрелился. По их словам. По их словам.

– Как это кстати, – произнес он, глядя вперед через ветровое стекло.

Машина тихо катилась по тихим улицам. – Это поможет им строить стену.

– Какую стену?

– Кто-то строит стену вокруг дела Леннокса, Марлоу. Вы ведь не дурак, сами видите. Не дают они обыграть это дело. Прокурор сегодня вечером отбыл в Вашингтон. На какое-то совещание. Уехал, выпустив их рук самую аппетитную рекламу за последние годы. Почему?

– Меня спрашивать без толку. Я был сдан на хранение.

– Потому что кто-то ему это компенсирует, вот почему. Не грубыми средствами, конечно, не наличными. Кто-то пообещал ему что-то для него выгодное. Только одному человеку, связанному с этим делом, такое под силу.

Отцу этой женщины.

Я откинул голову на спинку.

– Непохоже, – ответил я. – А как же пресса? Харлану Поттеру принадлежат несколько газет, но ведь есть и конкуренты?

Он бросил на меня быстрый насмешливый взгляд и снова перевел его на дорогу.

– Работали когда-нибудь в газете?

– Нет.

– Газетами владеют и издают их люди богатые. Все богачи – члены одного клуба. Конечно, конкуренция существует, и жестокая – за тиражи, за сенсации, за исключительное право публикации. Пока она не вредит престижу, привилегиям и положению владельцев. Если вредит – крышка захлопывается. Дело Леннокса, друг мой, прихлопнуто крышкой. Это дело, друг мой, если его подать с умом, повысило бы тиражи до небес. В нем есть все, что нужно. На суд съехались бы лучшие журналисты со всей страны. Только суда-то не будет. Потому что Леннокс устранился, и дело не завертится. Я же говорю – это очень кстати.

Для Харлана Поттера и его семейства.

Я сел прямо и в упор поглядел на него.

– По-вашему, тут что-то нечисто? Он иронически скривил губы.

– Не исключено, что Ленноксу помогли с самоубийством. – Ну, там ? сопротивление аресту. У мексиканской полиции обычно руки чешутся спустить курок. Хотите маленькое пари, на выгодных условиях – что дырки от пуль никто не считал.

– По-моему, вы ошибаетесь, – сказал я. – Я Терри Леннокса хорошо знал. Он давно уже махнул на себя рукой. Если бы его привезли сюда живым, он позволил бы им делать, что хотят. Признался бы в непредумышленном убийстве.

Лонни Морган покачал головой. Я заранее знал, что он скажет.

– Это не прошло бы. Если бы он ее застрелил или череп проломил – тогда да. Но слишком уж это было по-зверски. У нее лицо разбито в кашу. В лучшем случае его обвинили бы в убийстве второй степени, и то галдеж бы поднялся.

Я сказал:

– Может, вы и правы.

Он снова взглянул на меня.

– Значит, вы его знали. Верите во все это?

– Я устал. Мозги не ворочаются.

Наступило долгое молчание. Потом Лонни Морган спокойно заметил:

– Будь у меня ума побольше, чем у простого газетчика, я бы решил, что он ее вовсе и не убивал.

– Тоже мысль.

Он сунул в зубы сигарету и прикурил, чиркнув спичкой о щиток. Молча затянулся. На худом его лице было сосредоточенное и хмурое выражение. Мы доехали до Лаврового Ущелья, я сказал ему, где свернуть с бульвара и где поворот на мою улицу. Машина взобралась в гору и остановилась у подножия лестницы.

Я вылез.

– Спасибо, Морган. Выпить хотите?

– В следующий раз. Вам, наверное, лучше побыть одному.

– Это я успею. На это время всегда есть.

– Вам надо с другом попрощаться, – произнес он. – Видно, это была настоящая дружба, раз вы дали из-за него упрятать себя за решетку.

– Кто это вам сказал? Он слегка усмехнулся.

– Мало ли что я знаю, да напечатать не могу. Пока. До встречи.

Я захлопнул дверцу, он развернулся и покатил вниз. Когда хвостовые огни исчезли за поворотом, я вскарабкался по лестнице, подобрал газеты с порога и открыл себе дверь в пустой дом. Зажег все лампы и открыл все окна. Воздух был затхлый.

Я сварил кофе, выпил его и достал из банки пять сотенных бумажек. Они были туго свернуты и засунуты сбоку под кофе. Я походил взад-вперед с чашкой в руке, включил телевизор, выключил, посидел, постоял и снова сел. Проглядел газеты, накопившиеся на крыльце. Дело Леннокса сперва подавалось с помпой, но уже сегодня утром ушло с первых страниц. Была фотография Сильвии, а Терри не было. Был моментальный снимок с меня, о существовании которого я и не подозревал. ?Частный детектив задержан для допроса?. Выло большое фото дома Ленноксов в Энсино. Псевдоанглийское строение, с огромной островерхой крышей, а на мытье окон, должно быть, уходило не меньше ста долларов. Оно стояло на бугре посреди участка акра в два, что для Лос-Анджелеса немало.

Был снимок и дома для гостей – миниатюрной копии большого здания. Его окружали густые деревья. Оба снимка были явно сделаны издалека, а потом увеличены. Фотографин того, что газеты именовали ?комнатой смерти?, не было.

Все это я видел раньше, в тюрьме, но теперь читал и смотрел другими глазами. Понять можно было одно – что убили богатую и красивую женщину и что прессу близко не допускали. Значит, влияние старика было пущено в ход уже давно. Уголовные репортеры, конечно, скрежетали зубами, но впустую. Все сходилось. Если Терри дозвонился тестю в Пасадену в ту самую ночь, как ее убили, то вокруг дома был расставлен десяток охранников еще до того, как про убийство узнала полиция.

Не сходилось лишь одно – то, как именно ее убили. Ни за какие деньги я не поверил бы, что Терри мог такое сделать.

Я выключил свет лампы и сел у открытого окна. В листве пересмешник выдал несколько трелей и, очень довольный собой, отошел ко сну. У меня зачесалась шея, тогда я побрился, принял душ и лег. Я лежал на спине, вслушиваясь в темноту, словно вдали зазвучит голос спокойный и терпеливый, который все объяснит. Голоса не было, я знал, что и не будет. Никто не собирался объяснять мне дело Леннокса. Да это было и ни к чему. Убийца сознался и ушел из жизни. Даже предварительного слушания не будет.

Очень кстати – как выразился Лонни Морган из ?Еженедельника?. Если Терри Леннокс убил свою жену – прекрасно. Теперь его не нужно судить и вытаскивать на свет все некрасивые подробности. Если он ее не убивал – тоже прекрасно. Мертвец – лучший козел отпущения на свете. Он не будет оправдываться.

Глава 11

Утром я снова побрился, затем оделся, поехал своей обычной дорогой в город, поставил машину на обычном месте. Если служитель на стоянке и знал, что я теперь лицо известное, то скрыл это очень ловко. Я поднялся наверх, пошел по коридору и достал ключи от конторы. За мной наблюдал какой-то смуглый парень пижонского типа.

– Ты Марлоу?

– Ну?

– Будь на месте, – сказал он. – С тобой поговорить хотят. – Он отклеил спину от стены и удалился неспешной походкой.

Я вошел к себе и подобрал с пола почту. Часть лежала на столе, куда ее положила вечером уборщица. Распахнув окна, я вскрыл конверты и выбросил ненужное, то есть практически все. Переключив входной звонок на другую дверь, набил трубку и стал сидеть, ждать, не раздастся ли крик о помощи.

Я думал о Терри Ленноксе как-то отвлеченно. Он был уже далеко – седые волосы, лицо в шрамах, легкое обаяние и гордость на свой особый лад. Я его не судил, не анализировал – ведь не спрашивал я его раньше, как его ранило или угораздило жениться на Сильвии. Он был словно человек, с которым знакомишься на пароходе. Вроде бы хорошо узнаешь, но в то же время и не знаешь вовсе. И исчез он похоже – попрощались на пирсе, пока, старина, будем держать связь – но ты знаешь, что ни ты, ни он больше не объявятся. Очень возможно, что вы с ним никогда уже не встретитесь. А если и встретитесь, это будет абсолютно другой человек – член фешенебельного клуба. Как бизнес? Да неплохо. Хорошо выглядите. Вы тоже. Я в весе слишком прибавил. Ох, не говорите. Помните нашу поездку на ?Франконии? (или как ее там?). Еще бы, прекрасно прокатились, правда?

Черта с два, прекрасно. Ты подыхал со скуки. Только потому и заговорил с соседом, что рядом не было никого поинтереснее. Может, и у нас с Терри Ленноксом так было? Нет, не совсем так. Во мне жила часть Терри. Я вложил в него время, и деньги, и три дня в каталажке, не говоря уже про хук в челюсть и удар по шее, который я чувствовал при каждом глотке. А теперь он умер, и я не мог вернуть ему его пять сотен. От этого я разозлился. Всегда злишься на мелочи.

Звонок в дверь и по телефону раздались одновременно. Я взял сперва трубку – звонок в дверь означал всего лишь, что кто-то вошел в мою тесную приемную.

– Мистер Марлоу? С вами будет говорить мистер Эндикотт.

Он подошел к телефону.

– Это Сюэлл Эндикотт, – представился он, будто не знал, что его чертова секретарша уже довела это до моего сведения.

– Доброе утро, мистер Эндикотт.

– Приятно услышать, что вас выпустили. Наверное, ваша идея – не оказывать сопротивления – оказалась правильной.

– Это не моя идея. Просто упрямство.

– Сомневаюсь, что вы снова услышите об этом деле.

Но если услышите и вам понадобится помощь, дайте мне знать.

– Вряд ли. Он умер. Поди докажи, что мы с ним вообще встречались. Потом надо доказать, что я знал о преступлении. А потом – что он преступник и скрывается от закона.

Он прочистил горло.

– Может быть, – осторожно заметил он, – вам не сказали, что он оставил полное признание?

– Сказали, мистер Эндикотт. Я сейчас говорю с юристом. Разрешается ли мне произнести, что и подлинность, и правдивость этого признания тоже еще надо доказывать?

– Боюсь, что у меня нет времени для юридических дискуссий, – отрезал он. – Я улетаю в Мексику для выполнения довольно грустного долга.

Догадываетесь, какого?

– Гм. Смотря кого вы представляете. Вы ведь так и не сказали, помните?

– Прекрасно помню. Ну, до свидания, Марлоу. Мое предложение о помощи остается в силе. Но позвольте дать вам еще и совет. Не будьте слишком уверены, что у вас все в порядке. Ваш бизнес очень уязвим.

Он повесил трубку. Я посидел минутку, не снимая руки с телефона и насупившись. Затем стер с лица хмурое выражение, встал и открыл дверь в приемную.

Возле окна сидел человек и листал журнал. На нем был серо-голубоватый костюм в еле заметную клеточку, на скрещенных ногах – черные мокасины, удобные, как домашние туфли – такие не протирают на каждом шагу дырки в носках. Белый платок был сложен квадратиком, и за ним виднелся краешек темных очков. Волосы у него были густые, темные и волнистые. Загорел он до черноты. Он вскинул на меня глаза, блестевшие, словно у птицы, и растянул в улыбке губы под ниточкой усов. Галстук у него был темно-коричневый, прекрасно вывязанный, рубашка сверкала белизной.

Он отбросил журнал.

– Ну и дерьмо печатают, – сообщил он. – Это я про Костелло читал. Многие знают насчет Костелло. Столько же, сколько я про Елену Прекрасную.

– Чем могу вам быть полезен?

Он неторопливо смерил меня взглядом.

– Ишь, Тарзан на красном самокате, – сказал он.

– Что?

– Ты, Марлоу, Тарзан на красном самокате. Потрепали они тебя прилично?

– Так себе. Вам до этого какое дело?

– А после звонка Олбрайта Грегориусу трогали тебя?

– Нет. После – нет. Он быстро кивнул.

– Ну, ты и нахал – самого Олбрайта попросил вызво лить тебя от этого жлоба.

– Я спрашиваю, какое вам до этого дело. Кстати, я не знаком с начальником полиции Олбрайтом и ни о чем его не просил. С какой стати ему за меня заступаться?

Он угрюмо уставился на меня. Потом медленно встал – грациозно, как пантера. Прошелся по комнате, заглянул в кабинет. Дернул в мою сторону подбородком и вошел туда. Такие парни всюду хозяева. Я вошел следом и закрыл дверь. Он стоял у окна, насмешливо обозревая помещение.

– Мелочь ты, – изрек он. – Совсем мелкая рыбешка. Я сел на стол, ожидая, что будет дальше.

– Сколько имеешь в месяц, Марлоу? Я промолчал и закурил трубку.

– Семь пятьдесят, наверное, твой потолок, – заявил он, Я уронил обгорелую спичку в пепельницу и выпустил клуб дыма.

– Мелочь ты пузатая, Марлоу. Грошовый деятель. Тебя разглядеть – лупу надо. – Я ничего не сказал и на это. – И душа у тебя дешевая. Весь дешевый, до дна. Столкнулся с парнем, глотнули по рюмке – другой, почесали языком, сунул ты ему пару монет, когда он был на мели, и сам купился на это с потрохами.

Как примерный ученик, который ?Френка Мэрривела? начитался. Нет у тебя ни закваски, ни мозгов, ни связей, ни воображения, а туда же – выпендриваешься и думаешь, что к тебе обниматься полезут. Тарзан на красном самокате. – Он утомленно улыбнулся. – По моим понятиям, в тебе только и есть, что на грош пустого места.

Он перегнулся через стол и тыльной стороной руки хлестнул меня по лицу, – не больно, небрежно и презрительно, все с той же улыбочкой. Я не шевельнулся и тут. Тогда он медленно опустился на место, оперся локтем о стол, а загорелой рукой подпер загорелый подбородок. Птичьи блестящие глаза уставились на меня, и в них не было ничего, кроме блеска.

– Знаешь, кто я, дешевка?

– Вы Менендес. Ребята зовут вас Менди. У вас заведение на Стрипе.

– Да? А как я всего добился?

– Откуда мне знать? Наверное, начинали сутенером в мексиканском борделе.

Он извлек из кармана золотой портсигар и прикурил коричневую сигарету от золотой зажигалки. Выпустил едкий дым и кивнул. Положил портсигар на стол и погладил его кончиками пальцев.

– Я большой и плохой, Марлоу. Делаю кучу денег. Куча денег нужна, чтобы подмазывать ребят, которые нужны, чтобы делать кучу денег и подмазывать других нужных ребят. У меня домишко в Бель-Эре, стоит девяносто кусков, и отделка уже обошлась во столько же. У меня красавица-жена, блондинка, и двое ребятишек учатся в частных школах на Востоке. У моей жены камешков на сто пятьдесят кусков и на семьдесят пять мехов и тряпок. У меня дворецкий, две горничные, повар, шофер, не считая этой макаки, которая ходит за мной по пятам. Меня везде знают. Все у меня лучшее: лучшая еда, лучшая выпивка, лучшие номера в гостинице. У меня земля во Флориде и морская яхта с командой в пять человек. У меня ?бентли?, два ?кадиллака? и ?крайслер? для моего парнишки. Через пару лет дочка тоже такой получит. А у тебя что?

– Немного, – сказал я. – В этом году у меня есть целый дом, где я живу один.

– Женщины нет?

– Я живу сам по себе. Вдобавок у меня есть то, что здесь перед вами, потом двенадцать сотен в банке и несколько тысяч в облигациях. Довольно с вас?

– Какой у тебя потолок был за один раз?

– Восемьсот пятьдесят.

– Черт, с какой же мелочью я дело имею!

– Хватит выламываться и говорите, что вам нужно. Он потушил недокуренную сигарету и тут же закурил новую. Откинулся на спинку, скривив рот.

– Мы втроем сидели в укрытии и ели, – сказал он. – Холодище жуткий, снег кругом. Ели из банок. Холодное. Обстреливали нас из минометов, немножко и артиллерия. Синие мы были, прямо посинели от холода – Рэнди Старр, и я, и этот Терри Леннокс. И вот шлепается нам под ноги минометный снаряд и не разрывается, шут его знает, почему. Эти фрицы выкидывали такие фокусы.

Чувство юмора у них ненормальное. Иногда думаешь – пронесло, а через три секунды он как жахнет! Терри хватает эту штуку, и не успели мы с Рэнди опомниться, выскакивает из укрытия. Одним махом. Как хороший футболист.

Кидается лицом на землю, отшвыривает снаряд, а тот и грохнул на лету. Почти все осколки прошли над ним, но щеку ему все же обстругало. Тут фрицы пошли в атаку, а нас уже и след простыл.

Менендес замолчал и уставился на меня своими блестящими темными глазками.

– Спасибо, что рассказали, – сказал я.

– Понимаешь шутки, Марлоу. Ты в порядке. Мы с Рэнди потом потолковали и решили: от того, что стряслось с Терри Ленноксом, у любого парня мозги бы поехали. Мы-то долго думали, что он погиб, так нет ведь. Он к фрицам попал.

Полтора года они над ним трудились. Поработали неплохо, но измучили его вдрызг. Больших денег нам стоило, пока мы узнали, и больших денег стоило его найти. Но мы прилично подзаработали после войны на черном рынке. Могли себе позволить. За то, что Терри нам жизнь спас, получил он наполовину новое лицо, седые волосы да расшатанные нервишки. На Востоке стал прикладываться к бутылке, забирали его время от времени, в общем, совсем расклеился. Что-то у него засело в башке, да мы так и не узнали, что. Вдруг – бац! – он женится на этой богатой дамочке и снова в седле. У нас с Рэнди никак не получалось ему помочь. Только вот немного поработал он в Вегасе, а больше ничего от нас не хотел. А когда вляпался в настоящее дерьмо, пришел не к нам, а к тебе, дешевка, к парню, на котором вся полиция верхом ездит. Теперь вот и он сыграл в ящик, и даже не попрощался, не дал шанса ему отплатить. Я мог бы его вывезти из страны быстрее, чем шулер колоду тасует. А он идет плакать в жилетку тебе. Обидно. К дешевке идет, к парню, на котором полиция верхом ездит.

– Они верхом ездят на ком пожелают. Что вы теперь от меня хотите?

– Чтоб ты отвалил, – твердо произнес Менендес.

– Куда отвалил?

– Не пробуй нажиться на деле Леннокса или рекламу себе на нем делать.

Теперь все, с концами. Терри нет, и мы не хотим, чтобы его память ворошили.

Парень и так намучился.

– Бандит с нежными чувствами, – сказал я. – Умереть можно.

– Закрой поддувало, дешевка. Менди Менендес спорить не любит. Он приказывает. Зарабатывать ты на этом не будешь. Усек?

Он встал. Беседа была закончена. Взял со стола свои перчатки. Они были из белоснежной кожи. Казалось, он их ни разу и не надевал. Шикарный тип, этот мистер Менендес. Но при все своем шике опасный, как сто чертей.

– За рекламой не гонюсь, – сказал я. – И никто мне не предлагал ни цента.

Да и кто станет предлагать, и за что?

– Кончай прикидываться, Марлоу. Ты три дня просидел в клоповнике не потому, что ты такой хороший. Тебе кой-что отстегнули. Кто – не скажу, но догадываюсь. И тот, про кого я думаю, может всегда подкинуть еще. Дело Леннокса закрыто и останется закрытым, даже если... – он запнулся и хлестнул перчатками по столу.

– Даже если Терри ее не убивал, – сказал он.

Его удивление было таким же фальшивым, как позолота на обручальном кольце, что покупают накануне уик-энда. – Тут я бы с тобой спорить не стал, дешевка. Да только непохоже на то. Но если бы даже было так – и если бы сам Терри все устроил, как сейчас – так оно и останется.

Я ничего не ответил. Он лениво усмехнулся.

– Тарзан на красном самокате, – проворчал он. – Крепкий паренек. Пускает меня к себе и дает ходить по себе ногами. Первый встречный может его нанять за пару центов и ездить на нем верхом. Ни монеты, ни семьи, ни будущего, один пшик. До встречи, дешевка.

Я сидел молча, стиснув челюсти, не сводя глаз с его золотого портсигара, блестевшего на углу стола. Я чувствовал себя постаревшим и усталым. Медленно встав, я потянулся за портсигаром.

– Вы вот это забыли, – сказал я, огибая стол.

– У меня таких полдюжины, – осклабился он. Подойдя поближе, я подал ему портсигар. Он небрежно протянул за ним руку.

– А вот таких полдюжины не хочешь? – осведомился я и ударил его в живот что было сил.

Он охнул и перегнулся пополам. Портсигар упал на пол. Прижавшись спиной к стене, он судорожно задергал руками и с трудом пытался втянуть в себя воздух. С него лил пот. Очень медленно, с большим усилием, он выпрямился, и мы снова оказались лицом к лицу. Я протянул руку и провел пальцем ему по скуле. Он вынес это молча. Наконец ему удалось скривить смуглое лицо в улыбку.

– Не думал, что тебя на это хватит, – заявил он.

– В другой раз приходи с револьвером – или не зови меня дешевкой.

– У меня холуи есть, чтобы револьверы таскать.

– Приводи его, понадобится.

– Сильно надо постараться, чтобы ты рассердился, Марлоу.

Я пододвинул ногой золотой портсигар, нагнулся, поднял его и передал Менендесу. Он взял его и уронил в карман.

– Сначала я стал тебя вычислять, – сказал я, – Зачем тебе надо было время тратить, являться сюда, изводить меня. Потом мне это надоело. Все бандиты однообразны. Как будто играешь в карты, а в колоде – одни тузы. Все у тебя вроде есть, и ничего у тебя нет. Только и умеешь, что собой любоваться.

Понятно, почему Терри не пошел к тебе за помощью. Это все равно, что взаймы просить у шлюхи.

Он осторожно потрогал живот двумя пальцами.

– Вот это ты зря сказал, дешевка. Доиграешься.

Он подошел к двери, открыл ее. Телохранитель оторвался от стены напротив и повернулся к нему. Менендес дернул подбородком. Телохранитель вошел в контору и стал, равнодушно разглядывая меня.

– Хорошенько погляди на него, Чик, – велел Менендес. – Чтоб узнал, в случае чего. Может, у тебя к нему дело будет.

– Видал я таких, шеф, – сказал прилизанный смуглый парень, почти не размыкая губ – их любимая манера. – С ним больших хлопот не будет.

– Не подпускай его к брюху, – произнес Менендес с кислой ухмылкой. – У него правый хук будь здоров. Телохранитель презрительно усмехнулся мне в лицо.

– Куда ему так близко подобраться.

– Ну, пока, дешевка, – попрощался со мной Менендес и вышел.

– До встречи, – надменно бросил телохранитель. – Я Чик Агостино. Теперь увидишь меня – узнаешь.

– Как рваную газету, – сказал я. – Напомни, чтобы я тебе на личико не наступил.

На скулах у него заходили желваки. Затем он резко повернулся и вышел вслед за своим боссом.

Дверь медленно закрылась на пневматических петлях. Я прислушался, но не услыхал их шагов по коридору. Они ступали мягко, как кошки. Просто для проверки минуту спустя я снова открыл дверь и выглянул наружу. Но коридор был пуст.

Я вернулся к столу, сел и немного поразмышлял, почему Менендес, влиятельный здешний рэкетир, не пожалел труда, явился самолично ко мне в контору и предупредил, чтобы я не лез, куда не просят, – буквально через несколько минут после того, как я получил такое же предупреждение, только в других словах, от Сьюэела Эндикотта.

Ни до чего не додумавшись, я решил хотя бы довести дело до конца. Сняв телефонную трубку, я заказал разговор с клубом ?Черепаха? в Лас-Вегасе:

Филип Марлоу вызывает м-ра Рэнди Старра. Прокол, М-ра Старра нет в городе, не желаю ли я поговорить с кем-нибудь другим? Я не желаю. Мне и со Старром-то не так уж приспичило беседовать. Так, мимолетная прихоть. Он был слишком далеко и не мог меня стукнуть.

Три дня после этого ничего не происходило. Никто меня не бил, не стрелял в меня и не велел по телефону соваться, куда не следует. Никто не обращался с просьбой разыскать блудную дочь, сбежавшую жену, потерянное жемчужное ожерелье или пропавшее завещание. Я сидел на месте, уставившись в стену. Дело Леннокса свернулось почти так же внезапно, как возникло.

Состоялось короткое предварительное слушание, на которое меня не вызвали.

Провели его в необычное время, без присяжных, никого не оповестив.

Следователь вынес вердикт – что смерть Сильвии Поттер Рестерхайм Ди Джорджно Леннокс последовала от руки ее мужа Теренса Уильяма Леннокса, впоследствии скончавшегося на территории за пределами юрисдикции данного следственного органа. Признание Терри, вероятно, было зачитано и внесено в протокол.

Следствие, вероятно, сочло, что его проверили достаточно тщательно.

Тело выдали для погребения. Его отвезли самолетом на север и похоронили в семейном склепе. Прессу не приглашали. Никто не давал интервью – особенно м-р Харлан Поттер, который не давал интервью вообще никогда. Увидеть его было не легче, чем далай-ламу. Обладатели ста миллионов долларов живут особой жизнью, за частоколом из слуг, телохранителей, секретарей, адвокатов и послушных управляющих. Предполагается, что они едят, спят, одеваются, что им стригут волосы. Но наверняка это неизвестно. Все, что вы про них читаете или слышите, обработано специальной командой, которая получает большие деньги за то, что создает и поддерживает нужный образ – простой, чистый и надежный, как стерильная игла.

Истине он не обязан соответствовать. Он обязан соответствовать известным фактам, а факты эти можно пересчитать по пальцам.

Когда клонился к вечеру третий день, зазвонил телефон, и состоялась моя беседа с человеком, сказавшим, что его зовут Говард Спенсер, что он ненадолго приехал в Калифорнию как представитель одного нью-йоркского издательства, что он хотел бы кое-что со мной обсудить – и нельзя ли нам встретиться завтра в одиннадцать утра в баре гостиницы ?Биверли-Ритц?.

Я спросил, что обсудить.

– Довольно деликатную проблему, – сказал он. – Но абсолютно в рамках этики. Если мы не придем к соглашению, я, естественно, оплачу вам потерянное время.

– Спасибо, м-р Спенсер, этого не нужно. А кто меня вам рекомендовал ? какой-нибудь мой знакомый?

– Он про вас слышал, в том числе и про ваше недавнее столкновение с законом. Должен сказать, м-р Марлоу, что именно это меня и заинтересовало.

Мое дело, однако, никак не связано с этой трагедией. Просто... хотя, давайте поговорим все-таки не по телефону, а за столиком.

– Вас действительно не смущает, что я сидел в клоповнике?

Он засмеялся. И звук голоса, и смех у него были приятные.

– С моей точки зрения, м-р Марлоу, это лучшая рекомендация. Собственно, не тот факт, что вы побывали, по вашему выражению, в клоповнике, а то, что вы, видимо, чрезвычайно скрытный человек и не поддаетесь давлению.

Этот парень говорил, четко выделяя каждую запятую, словно в тяжеловесном романе. Во всяком случае, когда разговаривал по телефону.

– Ладно, м-р Спенсер, я буду утром в баре.

Он поблагодарил и повесил трубку. Я задумался, кто бы мог мне это подбросить. Решил, что Сьюзел Эндикотт, и позвонил ему, проверить. Но его уже неделю как не было в городе. Вообще-то, какая разница. Даже в моем бизнесе бывает, что какой-то клиент остался мной доволен. А работа мне пригодилась бы, потому что нужны были деньги – по крайней мере, так я считал до вечера, пока не вернулся домой и не обнаружил письмо с вложенным в него портретом Мэдисона.