Текст книги "Без ума от тебя (ЛП)"

Автор книги: Рэйчел Гибсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Рэйчел Гибсон
Без ума от тебя

ГЛАВА 1

Лили Дарлингтон ненавидела, когда ее называли сумасшедшей. Она бы предпочла, чтобы ее назвали сучкой – или даже глупой сучкой – потому что знала, что не являлась ни той ни другой. По крайней мере, осознано. Но замените «сучку» другим словом на букву «с», и Лили была готова превратиться в сумасшедшую сучку и надрать кому-нибудь задницу.

По крайней мере, так она делала в прошлом, когда была более импульсивной и позволяла своим чувствам и эмоциям брать верх. Когда она разгонялась с нуля до ста меньше чем за пять секунд. Когда вылила молоко на голову Джимми Джо Дженкина в третьем классе и проколола шины на велосипеде Сары Литл в шестом. Когда думала, что каждый поступок окружающих заслуживает реакции на него. Когда была беспечной и случайно перебарщивала. Как, например, когда заехала на своем «Форде Таурусе» в гостиную бывшего мужа.

Но теперь она ни в чем не перебарщивала. Теперь Лили умела контролировать свои чувства и эмоции. Теперь она была уважаемой деловой женщиной и матерью десятилетнего сына. Ей было тридцать восемь лет, и она очень много трудилась, чтобы избавиться от слова «сумасшедшая» в своей жизни и перед своим именем.

Лили схватила пакет с вещами и вылетела из задней двери салона красоты и спа «У Лили». Последняя стрижка и окраска заняли больше времени, чем предполагалось, и вечер уже перевалил за семь часов. Лили предстояло проехать шестьдесят пять миль, приготовить ужин сыну, помочь ему с домашним заданием и заставить помыться. А когда он окажется в постели, ей нужно будет упаковать все коробочки с подарками для спа-праздника в следующую субботу.

Над головой Лили сиял фонарь, когда она запирала дверь. Вечерний воздух холодил щеки, а легкий ветерок путался в полах шерстяного пальто. В Техасе стоял конец марта, и ночи были все еще достаточно холодными, чтобы дыхание облачком зависало перед лицом.

Сколько Лили помнила, люди всегда звали ее сумасшедшей. Сумасшедшей Лили Брукс. Потом она вышла замуж за этого крысеныша Ронни Дарлингтона, и ее стали звать Сумасшедшей Лили Дарлингтон.

Стук каблуков ее сапог эхом отражался от мусорных баков, пока она шла к своему «Джипу Чероки». Нажав большим пальцем на кнопку, Лили разблокировала двери, и багажник автоматически открылся. Поставив тяжелую сумку рядом с коробками со средствами по уходу за кожей и волосами, она захлопнула дверцу.

Хорошо, может быть, Лили и была немного сумасшедшей во время своего брака, но это бывший муж заставлял ее сходить с ума. Он крутил интрижки с половиной женского населения Ловетта, Техас. Лгал, говоря, что Лили все придумывает. Ронни так хорошо прятался, что она почти убедила себя, что действительно все придумывает. А затем он бросил ее ради Прошмандовки Келли. Лили даже не помнила фамилию этой Келли, но бывший уехал и оставил жену, даже не оглянувшись. Он также оставил ей пачку счетов, пустой холодильник и двухлетнего мальчика.

Ронни думал, что может просто переехать. Думал, что может уйти, сделав из жены дуру. Думал, что она просто все проглотит. И вот это больше, чем что-либо другое, заставило ее въехать на машине в его гостиную. Лили не пыталась убить бывшего или что-то еще. Его даже не было дома. Просто хотела дать ему понять, что ее нельзя грубо использовать. Что он не может просто уйти, не страдая так, как страдал она. Но Ронни не стал страдать. Лили оказалась в больнице с сотрясением мозга и сломанной ногой, а ему было плевать на все, кроме разбитого телевизора.

Лили заблокировала дверцы внедорожника и завела двигатель. Красный «Чероки» стал первой новой машиной за всю ее жизнь. До прошлого года Лили всегда покупала подержанные машины. Но когда салон красоты стал приносить прибыль, она смогла раскошелиться на что-то, что всегда было мечтой, которая, как ей думалось, никогда не станет реальностью. Двойные фары осветили черный вход в салон, когда машина задом выехала с парковки и направилась к маленькому дому с тремя спальнями, стоявшему рядом с домом матери Лили, в Ловетте – маленьком городе к северу от Амарильо, где она родилась и выросла.

Жить рядом с матерью было и проклятьем, и благословением. Проклятьем, потому что Луэлла Брукс была на пенсии и не занималась ничем, кроме как вмешивалась в дела ближних своих. Благословением, потому что мать была на пенсии и могла присмотреть за Пиппеном, когда тот возвращался из школы. И насколько Луэлла сводила дочь с ума своим «садовым» искусством и бессвязными историями, настолько она была хорошей бабушкой, и Лили радовалась, что не должна беспокоиться о сыне.

Лили выехала на шоссе, ведущее к Ловетту, и настроила радио на станцию с музыкой кантри. Она никогда не хотела растить сына в одиночестве: ее саму вырастила мать-одиночка. Луэлла тяжело трудилась, чтобы содержать Лили и ее старшую сестру Дейзи, день-деньской наливая кофе и подавая жареные стейки из цыпленка в «Диком койоте». Своему ребенку – Филипу Рональду Дарлингтону или, как все его звали, Пиппену – Лили желала лучшего. Ей было двадцать восемь, когда родился сынишка. Она уже знала, что в ее браке, который длился к тому времени три года, есть проблемы, но отчаянно держалась, изо всех сил пытаясь сохранить семью и подарить сыну то, чего не имела сама – отца и мать-домохозяйку. И на многое закрывала глаза. Только чтобы увидеть, как Ронни в итоге все равно уходит от них с Пиппеном.

В семь вечера движения на дороге в Ловетт почти не было, и пока Лили ехала, фары «Чероки» освещали асфальт и заросли полыни. Она выключила радио, повозилась с айподом и запела вместе с «Раскал Флэттс». Ограничение скорости здесь было семьдесят миль в час, что на самом деле означало семьдесят пять. Все об этом знали, так что Лили прибавила до разумных семидесяти шести.

Через год после развода Лили, возможно, стала немного… дикой. Возможно, импульсивной и эмоциональной. Может быть, она потерялась, может быть, ее увольняли со слишком многих работ, может быть, она опрокидывала в себя слишком много шотов текилы и спала со слишком многими мужчинами. Может быть, совершила несколько опрометчивых поступков, как, например, набила татуировку на бедре и увеличила грудь. Но это не значит, что Лили сделала себе буфера, как у стриптизерши. Просто перешла от второго размера, который оказался у нее после рождения сына, к третьему, который был у нее раньше.

Теперь Лили ненавидела то, что потратила деньги на тату, и испытывала противоречивые эмоции по поводу денег, потраченных на имплантаты. Если бы в жизни все было в порядке, она, скорее всего, не сделала бы этого. Если бы у нее была та уверенность в себе, что сейчас, Лили, возможно, потратила бы деньги на что-то более практичное. И все же ей нравилось, как она выглядит. И на самом деле она не сожалела об этом. В свое время новые буфера Сумасшедшей Лили Дарлингтон стали главной темой для разговоров в городке. Или, по крайней мере, в баре «Роад Килл», где она проводила слишком много времени в поисках мистера Подходящего, только чтобы связаться с очередным мистером Неподходящим.

На самом деле Лили не очень нравилось вспоминать тот год своей жизни. Тогда она была не лучшей матерью. Но сейчас полагала: это то, через что нужно было пройти, чтобы стать той, кем она являлась сегодня. То, что должна была пережить, прежде чем смогла поднять голову и подумать о будущем – своем и Пипа. То, что должна была вытравить из своего организма, прежде чем отправиться в школу косметологии, получить лицензию и наработать клиентуру.

Теперь, через семь лет после того, как Лили накрутила свою первую химию и сделала первую стрижку, она была хозяйкой салона красоты «У Лили», где у нее арендовали помещения другие массажисты, маникюрши и косметологи. Она наконец-то получала прибыль. Такую, что больше не использовала определитель номера, чтобы скрываться от коллекторских агентств.

Лили подумала обо всем, что еще должна была сделать этим вечером, и понадеялась, что мать уже накормила Пиппена ужином. Этот ребенок был выше, чем большинство мальчиков в его возрасте. Он собирался вырасти таким же большим, как и его отец – паршивый ублюдок. Хотя со временем Ронни стал уделять немного больше внимания сыну. Он собирался забрать его на следующие выходные, и это было очень кстати, поскольку у Луэллы намечался вечер бинго, а Лили проводила мероприятие в салоне.

Телефон в ее сумочке и гарнитура на руле зазвонили, и Лили опустила глаза. Джип все еще был так нов для нее, что она часто нажимала не те кнопки и прерывала звонок, вместо того чтобы ответить. Особенно вечером. Лили нажала кнопку, которая, как она надеялась, была той, что нужно.

– Алло?

– Когда ты будешь дома? – спросил сын.

– Я уже еду.

– Что на ужин?

Улыбнувшись, Лили потянулась к сумочке, лежавшей на соседнем сиденье.

– Бабушка не покормила тебя?

– Она приготовила спагетти, – вздохнул Пиппен.

– Ой.

Луэлла отвратительно готовила итальянские блюда. И техасско-мексиканские тоже. По правде говоря, для женщины, которая провела всю жизнь, подавая еду, она была плохой кухаркой.

– Я прячусь в ванной.

Лили засмеялась, вытащила бутылку воды и сказала, откручивая крышку:

– Я сделаю тебе тосты с сыром и суп.

В горле першило, и Лили подумала, не заразилась ли чем-то. Лишь один из факторов риска работы в окружении многих людей.

– Опять?

Теперь пришел черед Лили вздохнуть.

– Что ты хочешь? – Она посмотрела поверх бутылки, делая глоток. У нее не было времени болеть.

– Пиццу.

Усмехнувшись, Лили опустила бутылку.

– Опять?

Ее внимание привлекла вспышка света в зеркале заднего вида. Прямо за ней ехала патрульная машина, и Лили притормозила, ожидая, пока полицейский обгонит ее. Когда тот не сделал этого, она с удивлением поняла, что он здесь по ее душу.

– Круглые сутки на страже порядка, – пробормотала она. – Ну что ж такое-то.

– Что?

– Ничего. Поговорим потом, Пиппи. – Ей не хотелось тревожить сына. Лили притормозила. – Скоро буду дома, – сказала она, отключилась и посмотрела через плечо на шоссе.

Когда машина шерифа остановилась позади, салон джипа заполнили красно-синие вспышки.

Возможно, в жизни Лили было время, когда она испугалась бы. Когда ее сердце пустилось бы вскачь, пульс заколотился, голова закружилась от мыслей, за что ее могут поймать на этот раз или что может быть спрятано в бардачке или в магнитоле, или в багажнике. Теперь все это закончилось, и сегодня Лили чувствовала лишь раздражение. Которое, как ей думалось, означало, что она стала законопослушной гражданкой. Взрослой тридцативосьмилетней женщиной. И все равно, раздражение накатило.

Она перевела рычаг коробки передач в положение «парковка» и нажала кнопку опускания стекла на подлокотнике. Окно открылось, и Лили посмотрела в боковое зеркальце на распахнувшуюся дверцу машины шерифа. Лили знала большинство помощников шерифа в Поттер Каунти, ходила в школу с половиной из них или их родственниками. Если ее задержал Нил Фледжер или Марти Дингас, она очень разозлится. Нил был другом, который не стал бы долго раздумывать и остановил бы ее только чтобы потрепаться, а Марти недавно развелся. Лили делала ему стрижку на прошлой неделе, и он застонал, когда она ударила его бутылкой шампуня. У Лили не было времени стоять на дороге ради того, чтобы Марти снова мог попытаться пригласить ее на свидание.

Меж бровей у нее появилась морщинка, пока Лили смотрела на идущего к ней помощника шерифа, освещенного сзади. Он был ниже, чем Марти, и стройнее, чем Нил. Она видела, что на нем коричневая нейлоновая куртка, а на груди – звезда. К воротнику куртки были прицеплены какие-то гаджеты, а ремень, казалось, оттягивали разнообразные полицейские штучки. Облачко пара от дыхания полицейского тянулось за ним в свете фар. Пока он приближался, слышалось равномерное тук-тук-тук его ботинок, отмерявших шаги.

– Не думаю, что превысила скорость, офицер, – сказала Лили, когда он остановился у двери ее машины.

– Вообще-то, превысили. – Красно-синие огни освещали одну половину его лица, черты которого Лили не могла четко разглядеть, но могла сказать, что полицейский молод. – В вашей машине есть оружие, мисс Дарлингтон?

А-а-а. Он уже пробил по базе номера «Чероки» и знал, что у нее было разрешение на скрытое ношение оружия.

– Под моим сиденьем. – Полицейский вытащил фонарик и посветил Лили на колени и между ног. – Вы его не увидите.

– Удостоверьтесь, что не увижу. – Он перевел фонарик ей на плечо. – Мне нужно посмотреть ваши права и страховку.

Взяв сумочку, Лили вытащила бумажник, достала права и страховку.

– Для местного вы слишком быстро говорите. Наверное, недавно в городе.

– Я в Поттер Каунти несколько недель.

– Это все объясняет. – Она взяла из бардачка документы на машину и передала все офицеру. – Никого не останавливают за превышение скорости на пять миль в час.

– Я не поэтому вас остановил. – Он посветил фонариком на документы. – Вы несколько раз пересекли двойную сплошную.

Серьезно? Что ж, Лили была не самым лучшим водителем, когда пыталась одновременно заниматься двумя делами. Вот почему использовала беспроводную гарнитуру.

– На шоссе никого нет на ближайшие десять миль, – заметила она. – Не было никакой опасности лобового столкновения.

– Это не значит, что стоит ездить по середине дороги.

Лили посмотрела на его лицо, которое частично скрывала темнота. Свет же касался чисто выбритого подбородка, квадратной челюсти и рта, который выглядел впечатляюще от тени, пересекавшей изгиб верхней губы. Все остальное было спрятано в чернильной черноте ночи, но Лили вдруг стало ясно, что он не только молод, но и очень горяч. Настолько горяч, что будь она помоложе, ее сердце затрепетало бы. Но теперь Лили не чувствовала ничего, кроме желания добраться домой и надеть старую фланелевую пижаму. Вероятно, это должно было огорчать, но не огорчало.

– Вы сегодня что-нибудь пили?

– Только воду. – Лили улыбнулась, вспомнив, как в последний раз Нил подвозил ее домой из бара «Роад Килл».

– Я сказал что-то смешное?

И все те разы, когда она прибегала домой с вечеринок под утро, запрыгивая в постель в тот момент, когда мать вставала на работу.

– Да, – сказала Лили, начиная смеяться.

Вот только офицер ее не поддержал.

– Сейчас вернусь, – сказал он и направился с документами к своему автомобилю.

Лили откинула голову назад и закрыла окно. Помощник шерифа задерживал ее, и она подумала о сыне и ужине. Казалось, все, чего Пип хотел в эти дни, – пицца, но это же Пип. Если какая-то мысль застревала у него в голове, трудно было заставить его выбросить ее вон.

Пока Пиппен был послушным ребенком. Правда, ему всего лишь десять, но с Лили и Ронни Дарлингтоном в качестве родителей дурное поведение должно быть заложено в ДНК парня. Лили видела в сыне какое-то подобие агрессии, только когда тот занимался спортом. Он любил спорт, любой – даже боулинг. И всегда стремился к победе, что обычно было не так уж и плохо, но Пип слишком сильно стремился к победе. Он думал, что если добьется успехов в спорте, отец придет на его игры. В этой схеме имелось два пробела. Пип слишком быстро рос и с трудом мог ходить, не путаясь в собственных ногах. Он был неуклюжим и поэтому завсегдатаем скамейки запасных. Но даже если бы Пип стал лучшим во всем, Ронни был слишком эгоистичен, чтобы думать о футбольных или баскетбольных играх сына.

Стук в окно заставил Лили повернуть голову налево и нажать кнопку опускания стекол.

– Нашли какие-нибудь действующие ордеры на арест? – спросила она, зная ответ.

– Сегодня нет. – Офицер передал ей документы через окно. – Я остановил вас за невнимательное вождение, но штрафовать не буду.

Лили полагала, что должна что-то сказать.

– Спасибо, – догадалась она, – офицер..?

– Мэтьюс. Держитесь своей стороны дороги, Лили. Вам нужно быть рядом с сыном, чтобы вырастить его. – Повернувшись на каблуках, он направился обратно к своему автомобилю. Галька захрустела под подошвами его ботинок.

Он знает, что у нее есть сын? Лили тронула «джип» с места и выехала обратно на шоссе. Откуда? Эти сведения стали доступны, когда офицер проверял номера «джипа»? Узнал ли он ее вес? Лили посмотрела в зеркало заднего вида. Машина полицейского все еще была припаркована на обочине, но мигающие огни погасли. Как и большинство женщин, Лили заявляла свой вес на два килограмма меньше. На самом деле она не весила пятьдесят семь килограмм, но хотела. Казалось, что как только ей исполнилось тридцать пять, она набрала лишние два килограмма, от которых не могла избавиться. Конечно, наличие в доме десятилетнего мальчика, которому требовались сладости, не помогало.

Через несколько секунд Лили забыла об офицере Мэтьюсе. У нее имелись другие поводы для беспокойства, и десять минут спустя она нажала кнопку на пульте, прикрепленном в солнцезащитному козырьку, проехала мимо баскетбольной корзины, стоявшей рядом с подъездной дорожкой, и заехала в гараж. Лили была уверена, что Пиппен у бабушки, поглядывает в окно и будет дома, прежде чем она успеет поставить на стол свой пакет и сумку.

Как она и предвидела, Пиппен выкрикнул:

– Мам, – врываясь в дом с черного хода. – Бабушка сказала, что собирается прийти с еще одной порцией спагетти. – Он бросил рюкзак на кухонный стол. – Прячься.

Вот дерьмо.

Лили вытащила мобильник из сумочки.

– Привет, ма, – сказала она, как только Луэлла сняла трубку. – Пиппен сказал, ты принесешь спагетти.

Жалко, что я не знала, потому купила еду на вынос в «Пальчики оближешь».

– О, черт побери. Я же знаю, как ты любишь мои спагетти. – Лили понятия не имела, откуда у матери такая уверенность. – Я рассказывала тебе про нашего нового соседа?

Лили закатила глаза и расстегнула куртку. Почти годи дом слева был выставлен на продажу. Его купили всего несколько недель назад, и Лили удивилась, почему Луэлле понадобилось столько времени, чтобы представиться и узнать всю подноготную новых соседей.

– Это одинокий парень с кошкой по имени Розочка.

Мужчина с кошкой? По имени Розочка?

– Он гей?

– Не выглядит таковым, но ты же помнишь Милтона Фарли.

– Нет. – В любом случае Лили было все равно.

Что не останавливало Луэллу, когда та хотела чем-то поделиться.

– Он жил в Пондеросе и был женат на Бренде Джин. У них были те тощие маленькие дети с сопливыми носами. Несколько…

Закрыв рукой трубку, Лили прошептала сыну, который обнимал ее за талию:

– Я отправлюсь в ад за то, что ради тебя солгала бабушке.

Пиппен поднял голову от ее рубашки. Улыбнулся, демонстрируя полный рот брекетов с голубыми резинками. Иногда Пип был так похож на отца, что это разбивало Лили сердце. Золотистые волосы, карие глаза и длинные загибающиеся ресницы.

– Я люблю тебя, мам, – сказал он, согревая ей душу.

Лили с радостью отправилась бы в ад ради Пипа. Прошла бы сквозь огонь, убийства, воровство и ложь матери ради своего сына. Чтобы он вырос сильным, здоровым и отправился в Техасский механико-сельскохозяйственный университет.

Филип «Пиппен» Дарлингтон станет кем-нибудь. Кем-нибудь лучшим, чем его родители.

Пока мать щебетала о Милтоне Фарли и его тайном бойфренде в Одессе, Лили наклонилась и поцеловала сына в макушку. Почесала ему спинку через толстовку с логотипом Техасского университета, почувствовав, как Пип вздрогнул. Она не всегда была лучшей матерью на свете, но благодарила Бога за то, что никогда не лажала так, чтобы испортить сыну жизнь.

– …и ты просто узнаешь, что он дурил всех своим…

Лили закрыла глаза и вдохнула запах волос Пиппена. Она сделала все, чтобы сын, придя в школу, не стал выслушивать истории о своей странной маме. Потому что знала, каково это. И очень старалась, чтобы быть чертовски уверенной, что никогда не будет смущать его и что ему никогда не придется услышать, как другие дети зовут его маму Сумасшедшей Лили Дарлингтон.

ГЛАВА 2

По Ловетту, Техас, уже поползли серые тени, когда офицер Такер Мэтьюс завел свою «Тойоту-Тундра» в гараж и заглушил двигатель. Рассвести должно было только через полчаса, и температура воздуха застыла на отметке близкой к нулю.

Такер работал всего лишь третью неделю в офисе шерифа Поттер Каунти и только что вернулся с двенадцатичасовой ночной смены. Он взял с соседнего сиденья служебный «глок», небольшую спортивную сумку и, пройдя в кухню, поставил ее на стол и положил оружие рядом. Из кошачьего домика, стоявшего в гостиной, раздалось мяукание, и Розочка прибежала на кухню поприветствовать хозяина.

– Подожди, Розастер, – сказал он, снимая коричневую служебную куртку и вешая ее на крючок рядом с черным входом. Потом подошел к холодильнику.

Ветеринар утверждал, что молоко не очень полезно для Розочки, но она его любила. Такер налил немного в маленькую тарелочку на полу, пока угольно-черная кошка с розовым носом терлась о его ногу и мурчала, и почесал ей голову. Чуть менее года назад кошки даже не нравились ему. Он жил в Форте Блисс, готовился уйти в отставку после десяти лет службы и переехать к своей подружке Тиффани и ее кошке Розочке. Через две недели после того как они съехались, Тиффани исчезла, забрав гитару Такера «Гибсон Ле Пол» ручной работы и оставив ему свою кошку.

Встав, Такер прошел через кухню. В тот период у него было два выбора: снова пойти в армию или сделать что-то еще со своей жизнью. Он любил службу. Парни были его братьями. Офицеры – единственными настоящими отцами, которых он знал. Такер завербовался в восемнадцать, и армия стала его единственной семьей. Но пришло время двигаться дальше. Делать что-то еще, кроме как взрывать все вокруг и ловить пули. И нет ничего лучше пули в голове, чтобы заставить парня понять, заботит ли его собственная жизнь или нет. Пока не почувствовал, как кровь течет по лицу, Такер не думал, что именно для него важно. Казалось, что он не нужен никому, кроме как товарищам по оружию.

А потом он встретил Тиффани, и ему показалось, что она заботится о нем. Парни предупреждали, что его подруга – любительница военных, но Такер не слушал. Он встречал любительниц военных, пару раз плавал в целом бассейне из них, но Тиффани сумела обдурить его и заставила поверить, что заботится о нем, что хочет чего-то большего, чем солдата, который меняет дислокацию раз в месяц. Может быть, Такер хотел, чтобы его обдурили. Потом он догадался, что подругу больше интересовала его гитара. Сначала он был в ярости. Что за человек бросает котенка? Оставляет его неизвестно с кем? С парнем, у которого никогда не было ни единого животного и который понятия не имел, что с ними делать? Теперь же он считал, что Тиффани оказала ему услугу.

Так что предпринимает бывший армейский стрелок, ушедший в отставку? Конечно же, поступает в Академию шерифа в Эль-Пасо. Полугодовая тренировочная программа стала для Такера легкой прогулкой, он завершил ее с лучшими оценками на курсе, а когда закончился испытательный срок, подал заявление на место в Поттер Каунти и несколько месяцев назад переехал в Ловетт.

Солнце осветило задние дворы дома Такера и соседского. Он купил свой первый дом несколько недель назад. Свой собственный. Такеру было тридцать, и за исключением первых пяти лет жизни, когда он жил с бабушкой, это было первое жилище, которое по-настоящему принадлежало ему. Такер не был аутсайдером. Или скваттером. Это не было временным приютом, пока он не сорвется с места в поисках другого временного пристанища.

Он был дома. Чувствовал это до мозга костей и не знал почему. Он жил в разных частях страны, мира, но Ловетт, Техас, казался правильным местом с первой минуты.

Красный «джип» Лили Дарлингтон Такер узнал раньше, чем увидел номера. За последнюю неделю, с тех пор как переехал, он привык готовиться ко сну в то время, как она с сыном выезжала на машине с подъездной дорожки.

Прежде чем посветил фонариком в салон ее «джипа», Такер думал о своей соседке как о… матери-одиночке с длинными светлыми кудрями и стройной фигурой. Остановив ее, он узнал, что ей тридцать восемь, хотя выглядела миз Дарлингтон моложе и симпатичнее, чем ему представлялось после беглых взглядов на нее. И была явно недовольна, что офицер имел наглость задерживать ее. Хотя он привык к этому. Люди вообще не очень любили видеть мигающие огни в зеркале заднего вида.

Дома Такера и Лили разделял двор и невысокий белый забор, за которым виднелись окна ее кухни. Сегодня – суббота. Огни в соседском доме еще не горели, но Такер знал, что к десяти сынишка Лили будет на улице стучать баскетбольным мячом по подъездной дорожке и мешать ему спать.

После двух лет отставки сон все еще был чуток. Один легкий звук, и Такер просыпался, определяя его местоположение, источник и точную природу.

Розочка вылакала молоко и вслед за хозяином из кухни прошла в гостиную. Пульт лежал на кофейном столике, который Такер сделал из старой двери. Он шлифовал ее и покрывал лаком, пока та не стала гладкой, как шелк.

Такер любил работать руками. Любил брать старую деревяшку и превращать ее во что-то прекрасное. Взяв пульт, он включил большой телевизор на канале новостей. Розочка запрыгнула на диван рядом, когда Такер наклонился развязать шнурки ботинок. Низкое мурчание вибрировало в груди кошки, пока она протискивала свое маленькое черное тельце под локоть хозяина. Наблюдая за последними новостями из Афганистана на экране телевизора, он закончил развязывать один ботинок и принялся за другой. Изображение танков и военных в камуфляже вызвало воспоминания о возбуждении, жестокости и скуке. О выбивании дверей, выстрелах в сторону всего, что движется, и том, как выглядели умиравшие товарищи. Об адреналине, страхе, от которого сжималось горло, и крови.

Розочка боднула макушкой его в подбородок, и Такер повернул голову, чтобы не задеть кошку. То, что он видел и делал в армии, совершенно точно повлияло на него. Изменило, но не так, как некоторых парней из тех, что он знал. Возможно, потому что Такер получил свою долю травм и стрессов еще до того, как завербоваться. К восемнадцати он научился профессионально справляться с тем, что подкидывала ему жизнь. И знал, как запереть это на замок и позволить катиться куда подальше.

Офицер Мэтьюс не получил в армии посттравматический синдром, как некоторые парни. О, конечно, Такер был нервным и на грани, но через несколько месяцев сумел приспособиться к жизни на гражданке. Возможно, потому что вся его жизнь была одним сплошным приспособлением.

Хотя теперь уже нет.

– Боже, Роз.

Мурчание и бодание кошки стали такими раздражающими, что он поднял ее и посадил на диван рядом с собой. Конечно, она не осталась на месте и свернулась клубочком у хозяина на колене. Вздохнув, Такер почесал ей спинку. Каким-то образом он позволил трехкилограммовой черной кошке с розовым носом взять под контроль всю его жизнь. Такер не знал точно, когда это случилось. Привык думать, что кошек заводят старушки, страшные девицы или геи. Тот факт, что у офицера Мэтьюса был построенный собственными руками кошачий домик размером в пять квадратных футов и кладовка, забитая кошачьей едой, успешно посылал все предрассудки к черту. Такер не был старушкой или страшным, или геем. Хотя он знал меру в покупке кошачьих принадлежностей.

Оставшись лишь в форменных брюках и термобелье, которое надевал под рабочую рубашку, Такер сделал себе солидный завтрак из бекона, яиц и сока. А когда мыл тарелки, то услышал первый стук баскетбольного мяча соседского мальчишки. Восемь тридцать. Парень появился раньше, чем обычно. Такер выглянул в окно, которое выходило на подъездную дорожку соседнего дома. Светлые волосы парнишки стояли на затылке торчком. На нем была серебристая парка «Даллас Ковбой» и красные спортивные штаны.

Когда Такер работал в ночную, то предпочитал ложиться спать до десяти и вставать к четырем. Он мог бы воткнуть беруши, но не хотел этого делать: ему не нравилась мысль, что во время сна один из его органов чувств будет заблокирован. Такер натянул кроссовки и серую толстовку с капюшоном. Может, если они с пацаном поговорят, то смогут что-то придумать.

Нажав на пульт и открыв гаражную дверь, он вышел на подъездную дорожку. Промозглый утренний воздух холодил руки, дыхание облачком зависало у лица. Такер направился к мальчику по полоске подмерзшей травы, пока в ушах звучало размеренное бум-бум-бум и звук удара мяча о баскетбольный щит.

– Эй, приятель, – сказал Такер, останавливаясь на участке соседки. – Холодновато, чтобы играть в такую рань.

– Я должен стать лучшим. – Белый пар от дыхания струился позади, пока парень пытался забить двухочковый и промахивался. Мяч ударился о кольцо, и мальчишка поймал его, прежде чем тот упал на землю. – Я стану лучшим в школе.

Такер засунул руки в карманы толстовки.

– Ты отморозишь себе яйца, малыш.

Замерев, мальчик поднял на него взгляд. Ясные карие глаза расширились, и парнишка засунул мяч под рукав своей объемной куртки.

– Правда?

– Нет. Неправда. Такер пожал плечами.

– Я бы не стал рисковать. Я бы подождал часов до трех или четырех, чтобы воздух прогрелся.

Парнишка попробовал сделать бросок в прыжке, и мяч снова прошелся по кольцу.

– Не могу. Сегодня выходной. И я должен тренироваться так много, как смогу.

Дерьмо. Когда мяч подкатился к ноге, Такер, наклонившись, поднял его. Он полагал, что мог бы пригрозить пацану каким-то штрафом или испугать арестом. Но не верил в пустые угрозы и применение силы против слабого. Он знал, каково это. А слова о том, что малыш отморозит яйца, не считались. Это и в самом деле могло случиться на равнинах Техаса. Особенно в ветреный день.

– Как тебя зовут?

– Филипп Дарлингтон, но все зовут меня Пиппен.

Такер протянул свободную руку:

– Такер Мэтьюс. Сколько тебе лет, Пиппен?

– Десять.

Такер не был экспертом, но мальчик казался слишком высоким для своего возраста.

– Моя бабушка сказала, что ты назвал свою кошку Розочка. Странное имя.

И это говорит ребенок по имени Пиппен? Такер несколько раз ударил мячом о землю.

– Кто твоя бабушка?

– Луэлла Брукс. Она живет напротив нас. – Он указал большим пальцем себе за спину.

А. Пожилая леди, которая безостановочно болтала и принесла ореховый пирог.

– У нас проблема.

– Правда? – Пиппен шмыгнул красным носом и вытер его тыльной стороной ладони.

– Да. Мне нужно поспать, а твой мяч заставляет меня просыпаться.

– Накройся подушкой. – Он склонил голову набок. – Или можешь включить телевизор. Моя мама иногда спит с включенным телевизором.

Ни то ни другое не подходило.

– У меня есть идея получше. Давай сыграем в Л-О-Ш-А-Д-Ь. Если я выиграю, ты подождешь до трех часов. Если ты – я накроюсь подушкой.

Филипп покачал головой:

– Ты взрослый. Это нечестно.

Черт.

– Я дам тебе фору в первые три буквы.

Пацан посмотрел на свои пальцы, считая.