Текст книги "На волне космоса (сборник)"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

Соавторы: Айзек Азимов,Клиффорд Дональд Саймак,Станислав Лем,Роберт Шекли,Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис Уиндем,Элвин Брукс Уайт,Джон Гордон,Виталий Бабенко,Гораций Леонард Голд (Гоулд),Конрад Фиалковский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Что ты хочешь? – спросил он тихо.

– Слушай и запоминай. Ты спустишься вниз к атомному реактору и точно через десять минут – смотри на синхронизатор – польешь быстросхватывающейся токопроводящей жидкостью предохранители питания. Вот тебе пистолет с жидкостью под давлением. – Я взял пистолет у инструментального автомата и сунул его в карман скафандра профессора. – Помни, через десять минут, – повторил я. Я уже слышал металлический топот андроидов, бегущих по коридору. В кабину влетели три андроида, сбили меня с ног и бросились к стене, к перерезанному каналу.

Когда я выходил из кабины, профессор медленно поднимался с эластичного поля. Я пошел в комнату рядом с главным залом, в стенах которой помещались координационные центры. Андроиды не отходили от меня ни на шаг.

– Зачем ты вывел из строя канал? – спросил ОН, как только я вошел в комнату.

– Чтобы доказать тебе, что на этом корабле можно кое-что сделать и против твоей воли.

– Ты грозишь мне?

– Нет, но хочу доказать, что ты здесь не всемогущ.

– Я разобрал тот автомат на части и уничтожу все остальные, которые мне не подчиняются… Я позабочусь о том, чтобы у тебя не было никаких шансов, даже минимальных.

Я взглянул на часы. Оставалось еще три минуты.

– Меня раздражает этот андроид, – сказал я.

– Это для твоего же блага. Он оберегает тебя от тебя самого.

– Возможно. Но мне нравится симметрия. Андроид! – крикнул я.

Автомат прибежал, топая металлическими ступнями по акриновому паркету.

– Стань с другой стороны, – сказал я ему.

Он выполнил приказание с той же характерной короткой задержкой. Еще одна минута. Еще полминуты. Он должен говорить, а когда вдруг замолчит на полуслове…

– Я согласен на транспозицию при одном условии.

– Правда? – ОН казался обрадованным.

– Да, если мы, конечно, придем к соглашению.

– При каком ус…

Умолк! Перестал говорить! Профессор замкнул контуры питания.

– Уничтожай все на метр вглубь! – Приказал я андроиду, показывая на стену. – Ну, уничтожай! – повторил я, потому что автомат не дрогнул.

И тогда я услышал смех. Это был ЕГО смех. Смех мнемокопии профессора. Значит, не удалось, профессор не повредил питания. Он смеялся еще некоторое время, а потом спросил:

– Ты хотел меня уничтожить?

– Хотел.

– И жалеешь, что не удалось?

– Жалею… Ты не представляешь себе, как жалею…

– Ты забыл об андроиде, Гоер, – засмеялся он снова. – Через андроид, через твоего хранителя, я слышал вас так же хорошо, как через канал связи.

Он был прав, а я оказался последним идиотом. Но этот андроид все время молчал, ничего не делал и только сопровождал меня, так что я просто забыл о нем. А он нас слышал.

– Что с профессором? – спросил я.

– Вот я.

– Я спрашиваю о профессоре. Ты – только мнемокопия…

– Другого профессора нет.

– Ты убил его?

– Я распылил свой белковый эскиз на атомы. Собственно, я благодарен тебе, потому что этот мой не совсем удачный прототип только раздражал меня. Но во мне еще кое-что осталось от вашего мышления, и мне трудно было решиться… на какую-нибудь радикальную меру… А так…

– Как ты мог!

– Я защищался. Он хотел вывести из строя систему питания. Теперь я профессор, единственный профессор, профессор биофизики из университета в Лиме. Профессор в несколько измененном виде. Никакая не мнемокопия, а профессор. Понимаешь? И я решил это уравнение, не он. Я!

Минуту я молчал.

– Ну что ж, вернемся к нашей теме, – сказал он наконец. – Мы говорили о твоей транспозиции. Я повторяю свое обещание: после того как транспозиция будет окончена, я отошлю тебя на Землю. Правда, отошлю.

– А если я не соглашусь?

– Ну что ж… Придется применить силу, хотя я предпочел бы избежать этого.

Итак, у меня остался только один шанс, последний.

– Хорошо, – сказал я. – Согласен.

– Вот и прекрасно! Я искренне рад, – сказала мнемокопия.

– При условии, что ты дашь мне два автомата… Разумеется, они останутся под твоим контролем все время… Но они необходимы при транспозиции. Обычно я сам провожу синхронизацию… Так было во время твоей транспозиции, но не могу же я одновременно и синхронизировать и подвергаться транспозиции.

Он не ответил. Неужели заподозрил что-то? Но ведь он не мог знать о том, что никакая синхронизация не нужна, не мог знать, что, когда он транспонировался, меня даже не было в зале…

– Я согласен на транспозицию, но выдвигаю свои условия, – добавил я. Надо было рассеять его подозрения.

– Я тебя слушаю, – ответил ОН после минуты молчания.

– Прежде всего мы будем равноправными мнемокопиями. Не может быть и речи ни о каком вмешательстве твоей индивидуальности в мою.

– Согласен. Это само собой разумеется.

– Управлять космолетом мы будем совместно и на равных правах.

– Хорошо.

– Половина всех автоматов получает обратные связи на мою мнемокопию и будет подчиняться только ей.

– Хорошо.

– Вот, пожалуй, и все. Если будет что-нибудь еще…

– Мы наверняка договоримся. Я хочу видеть в тебе товарища… Прислать автоматы?

– Пришли в главный зал и приготовь транспозиционный стол. Я сейчас приду туда…

Я прошел в главный зал, а потом явились автоматы. Я учил их, закреплял в их памяти ход транспозиции. Они будут делать то же, что делают другие автоматы, пока не наступит тот момент… Тогда они замкнут контуры возникающей мнемокопии, мои знания космогонии наложатся на воспоминания детства… Возникнет хаос токов, скачки потенциалов. Но эти токи не останутся внутри стальных шкафов, которые должны были бы стать оболочкой моей мнемокопии. Они поплывут обратно по толстым черным проводам и наткнутся на белковые контуры моего мозга. Белковые контуры не выдержат таких перегрузок и неизбежно изменят свою структуру. Степень сложности нервной сети упадет… и я перестану существовать.

А ты, мнемокопия, думаешь, что одержала победу, что, если транспозиция не удастся сразу, ты сможешь повторять ее… повторять до тех пор, пока, наконец, Эксперимент не удастся! Ошибаешься, мнемокопия, я не упущу этой последней возможности, возможности умереть… Потом ты полетишь к Антаресу, но без меня.

– Ты уже готов? – спросил ОН.

– Да, – кажется, я сказал это спокойно, так спокойно, как человек, собирающийся вздремнуть.

Андроид коснулся моего плеча. Я понял и пошел к столу. Автомат поднял меня и положил на белую плиту. Итак, это конец, действительно конец. Я уже не увижу Альтреи, единственного города, который любил. Уже никогда вечером из окон моего кабинета на тридцать третьем этаже небоскреба не увижу белых огней ракет, взмывающих вверх на фоне чернеющего ночного неба. Почему же они не начинают? Чего ОН ждет?

– Почему ты не начинаешь?

– …

– Отвечай!

– Ты… ты выиграл, Гоер… Я… – Он запнулся, и все контрольные лампочки задрожали.

– Что случилось? – Я соскочил со стола и подбежал к зеленым экранам центрального пульта. Кривые на экранах ЕГО сети роились белыми искрами замыканий.

– И… теперь… я… – Он не окончил, лампы в главном зале начали пульсировать медленным, хаотичным, собственным ритмом.

– О чем ты говоришь, мнемокопия?

– Ты выиграл… Я… я… кажется… умираю…

– Но…

– …умираю… и… боюсь… это замыкание… ужасное замыкание… Скорее бы уж… дошел…

– Что должно дойти?

– …гелий… жидкий гелий…

– Откуда? Из охлаждения реактора?

– Да… метателем… разбил… случайно… я хотел… чтобы… на… атомы… потому что… я… только…

– Ты пытался остановить? – спросил я и в тот же момент понял всю бессмысленность этого вопроса. С такими связями самосохранения, как у него, он наверняка уже сделал бы все, что только было возможно. Но наступила сверхпроводимость. Автоматы отказывают, когда температура близка к абсолютному нулю.

Вдруг левый экран погас, покрылся серым налетом.

– Ох… довольно!.. – это был приглушенный хрипящий крик. – Не могу… скорее бы… скорее бы… реактор…

Реактор! Ну, конечно же, реактор!

– Немедленно блокируй его, слышишь? Я хочу жить! Хочу жить!

Я подбежал к пультам и начал колотить в них кулаками. ОН не отвечал. Может быть, ОН уже не слышал, а может быть, просто не обращал на меня внимания. Тысячи тонн жидкого гелия медленно заливали системы его мозга. Я кинулся к шлюзам. Бежал по залам и коридорам. В третьем зале в навигационных системах уже одна за другой гасли красные контрольные лампочки. В коридоре повеяло холодом.

Я подбежал к главной двери. Там на полу лежал андроид и ползал по кругу, словно хотел головой коснуться ног. На его панцире белел иней. Я перескочил через него.

И вдруг я остановился. Мне показалось, что кто-то шептал мое имя. Да, это стены шептали голосом мнемокопии так тихо, что я едва мог расслышать.

– Гоер… Гоер…

– Я слышу тебя, профессор! – И вдруг я уразумел, что я, кибернетик, сказал мнемокопии «профессор».

Но он уже молчал. Только у шлюзов, когда контрольные лампы реактора погасли, я понял, что ОН хотел мне сказать.

– Благодарю, профессор! – крикнул я, но он меня не слышал.

Я раскрыл шлюзы, вскочил в ракету и захлопнул люк. Нажал рычаг старта и взмыл в пустоту, оставляя за собой черный корпус космолета. Я поискал Солнце. Нашел его маленький светлый кружочек. Автомат настроил приемник, и я услышал сигнал с Земли, передаваемый для ракет дальнего радиуса действия.

Я снова был в космосе. И тогда мне на ладонь упала капля. Я удивленно посмотрел на нее. Это от моего дыхания таял на скафандре белый иней.

Бессмертный с Веги

Торможение было настолько мягким, что Томпи его даже не почувствовал. Потом загремели шлюзы.

– Привет, Томпи! – дверь с треском распахнулась, и Фукс просунул в люк терроплана свою рыжую голову.

Томпи выбрался из кабины, и они зашагали по широкому коридору внешней галереи спутника.

– Эти сигналы… они все еще продолжают поступать? – спросил Томпи.

– Да. Мы все время сидим на приеме.

– И что, удалось вам установить местоположение?

– Да, установили еще вчера вечером. Источник сигналов находится где-то в созвездии Лиры.

– Все как будто сходится…

– Угу… Но видишь ли… – Фукс помолчал. – Он подает еще какой-то сигнал, дополнительный сигнал, я хочу сказать…

– Может быть, у него расстроились автоматы? Ведь прошло уже столько лет…

– Возможно, но маловероятно. В то время когда он вылетал, нейроника была уже на довольно высоком уровне.

– А ты проверил, это действительно он?..

– А кому же еще быть?..

– Не знаю… Следовало бы свериться с хрониками.

– Уже сверялся. По хроникам получается, что это именно его позывные.

– В хрониках его космолет числится пропавшим.

– Ну что ж, случается, что и пропавшие космолеты возвращаются.

– Да, но не через столько лет… В каком году он должен был вернуться?

– Точно не припомню. Подсчитай сам. Он покинул солнечную систему за двадцать лет до тебя, Томпи.

– Вот именно, а летел он всего лишь до Веги.

– Ты говоришь так, точно Вега лежит тут же, за орбитой Плутония. Ведь до нее как-никак двадцать шесть световых лет.

– Я летел значительно дальше. Он должен был вернуться за несколько десятков лет до меня.

– Должен был, но не вернулся, – Фукс пожал плечами.

– В этом-то как раз ничего неожиданного нет. Космолеты иногда гибнут… сгорают в тучах космической пыли или входят в атмосферы неведомых планет, чтобы никогда не выйти из них. Но он возвращается – вот что абсолютно непонятно. Допустим, он возвратился бы на пять, на десять, даже на пятнадцать лет позже – это тоже бывает… Но через сто лет?

– А что, если его задержали исследования системы Веги? – вопрос Фукса прозвучал неуверенно.

– Абсурд! Ведь целых сто лет! Сто лет активной жизни, а не анабиоза! Он уже давным-давно умер бы.

– А может, он пробыл там как раз в состоянии анабиоза?

– В анабиозе? Нет, это нелепица. Ведь даже для того, чтобы просто повернуть космолет к Земле, необходимо выйти из анабиоза. Нужно на много часов вернуться к нормальной жизни. Ты можешь возразить, что он мог вернуться к жизни позднее, через несколько лет, уже на Веге. Но это тоже невозможно. Ведь у него был витализационный автомат, такой же, как и у меня, когда я летел к Регулюсу. А если такой автомат один раз отказал и не вернул его к жизни сразу же после достижения Веги, то ему уже не сделать этого ни через десять, ни через сто лет. Ведь мы живем не в какой-то космосказке, и автоматы не ведут себя, как капризные принцессы.

– Конечно, ты прав, – согласился Фукс. – Дело совершенно непонятное. И незачем себя обманывать. Мы просто не знаем, что могло произойти. Я повторяю это пятнадцать раз на день всем этим корреспондентам из видеотронии, но они не желают мне верить. У них в голове не умещается, что мы и наши автоматы можем чего-то не знать. Сами они выдвигают предположения одно нелепее другого, но мне не верят.

– Ну что ж, повторим теперь им это в шестнадцатый раз, теперь уже вместе… Но ведь не ради этого вызывал ты меня с Земли?

– Нет, не ради этого. Здесь дело в другом. Видишь ли, Томпи… Ты теперь единственный из знакомых с ним людей, оставшийся в живых…

– Неужели?!.

– Да. Я узнал, что ты несколько семестров слушал курс космогонии еще в марсианском институте.

– Возможно, но что из этого? – Томпи вопросительно посмотрел на Фукса.

– Просто я думаю, что лучше тебе находиться здесь, когда он вернется.

– Далеко он сейчас?

– Его космолет уже входит в солнечную систему, и сейчас он находится примерно в полумиллионе километров от Земли.

– Значит, мы вскоре перейдем на визуальную связь?

– Да, его можно будет увидеть на экране, как только он поравняется с Луной.

– А скорость?

– Выключена в соответствии с программой полета.

Томпи подошел почти вплотную к экрану космоэмитора и тихо спросил:

– А имя?.. Как его звали?

– Не помнишь разве? – Фукс глянул на него, на минуту оторвавшись от экрана. – Его звали Бан.

– Бан?.. Да, теперь припоминаю. Мы еще называли его Бананом. – Томпи неожиданно улыбнулся.

– Банан? Что это?

– Фрукт такой. Можешь полюбоваться на него в музее ботаники. Да, в наше время, два века назад, нам, кроме искусственных продуктов, случалось едать и настоящие бананы…

– А он был похож на этот… как его… банан?

– Нет, скорей всего нет. И подумать только! Старый Банан подлетает к Земле теперь, когда имена его учеников позабыты даже их собственными внуками!

– Бессмертие – привилегия космонавтов.

– Бессмертие? Нет, они далеко не бессмертны… Просто они спят, запертые в тесных ящиках космолетов, хоть и удаляются с каждой секундой на десятки тысяч километров от звезды, которая некогда была их солнцем. Да, в анабиозе…

По мере приближения космолета Бана к Земле связь улучшилась настолько, что автоматы сочли возможным перевести ее на видео. Томпи вместе с Фуксом стояли перед экраном видеотрона, когда он засветился блеклым светом, показывая кабину космолета. Там под путаницей проводов в прозрачном герметическом контейнере лежал Бан. Автоматы уже начали выводить его из состояния анабиоза. Главный координатор был настолько перегружен, что передавал только данные, необходимые для поправок в прокладывании трассы космолета.

– Все протекает нормально. Автоматы не обнаружили никакой аварии… – Фукс бормотал это скорее про себя.

– В таком случае подай сводку. Может, тогда корреспонденты, наконец, успокоятся и улетят на Землю.

– Придется дождаться, когда Бан заговорит. Впрочем, они и так не улетят, пока Бан не объяснит им причины своего столетнего запоздания.

– Интересно… – после минутного молчания снова заговорил Фукс. – Как ты думаешь, почему все отсеки, предназначенные для проб, пусты?

– Ты проверял?

– Да, еще до того, как мы перешли на видеосвязь.

– А может быть, Бан поместил эти пробы где-нибудь в другом месте?..

– Где? Космолет не лабиринт с тысячью укромных местечек.

– А что, если он вообще не брал никаких проб? – решился спросить Томпи.

– Что же в таком случае он делал все эти сто лет?

– Подожди еще минутку и услышишь все это от самого Бана. Судя по его внешности, Бан жил активной жизнью не более десяти лет. Все остальное время он, вероятно, был в состоянии анабиоза. Приглядись к нему повнимательнее. Ведь он выглядит явно моложе меня…

– Ты видишь его на экране. Не забывай, как сильно омолаживает видеотрон.

Тем временем автоматы переложили Бана на кресло. Автовитализатор придвинулся к нему и покрыл его голову десятками электродов. Почти одновременно автоэмитор приступил к повышению температуры тела Бана. Продолжалось это минут пятнадцать. Наконец автоматы отступили.

– Привет тебе на Земле! – произнес Фукс традиционную формулу приветствия возвращающихся космонавтов.

– Где… где я?.. – По-видимому, Бан не расслышал приветствия и растерянно разглядывал кабину спутника, появившуюся на его экране.

– Ты движешься по замкнутой орбите вокруг Земли, – сообщил ему Фукс.

– А Вега?

– Что Вега?

Бан с минуту помолчал, а потом неуверенно сказал:

– Ведь я должен был лететь на Вегу. Почему вы вернули меня на Землю?

– То есть как это «вернули»? – удивился Фукс.

– Конечно, вернули, ты ведь говоришь, что я нахожусь в солнечной системе.

– Естественно. Ты ведь возвращаешься…

– Откуда возвращаюсь?

– С Веги, конечно!

На этот раз молчание Бана длилось долго. Наконец он произнес:

– Я не был на Веге.

– Как это не был?

– Не был. Я не видел системы Веги…

– Откуда же ты в таком случае возвращаешься?

– Не издевайтесь надо мной. Ведь вам это известно лучше, чем мне, – на щеках Бана проступил румянец.

– Ничего нам не известно. С момента твоего вылета прошло более двухсот лет. Двести лет! Слышишь? Откуда нам знать, что с тобой происходило?

Фукс почти сорвался на крик.

– Не может быть… Двести лет… Неужели?

Томпи почувствовал, что Бан им не верит.

– Это правда. Поговори с каким-нибудь автоматом – и сразу убедишься, – вмешался он. – Интересно только, что с тобою происходило все это время…

– Я ничего не помню. Я ни разу не витализировался и наверняка не видел Веги.

– Вот в том-то и дело, но кто же направил твой космолет к Земле, если ты ни на минуту не выходил из анабиоза? – подхватил Фукс.

– Не знаю. Говорю вам, что не знаю. Это вы, вы должны мне объяснить все, вы, которые оборудовали этот космолет автоматами…

– Скорее уж наши предки. Это ведь они строили его два века назад, – мрачно заметил Фукс.

– Но если даже космолет вернулся сам по себе, то что же происходило с ним целых сто лет?

Томпи не ожидал ответа на свой вопрос. Да никто, в сущности, и не пытался ему ответить. Бан сидел в витализационном кресле, уставясь в одну точку. Фукс что-то мучительно обдумывал, наморщив лоб.

– Бан! – тихо окликнул Томпи. – Бан! – позвал он громче.

Бан поднял голову и поглядел на него с экрана.

– Бан, я когда-то слушал твои лекции.

– Ты – мои лекции? Но ведь ты же старше меня.

– Я меньше пробыл в анабиозе…

– Да, конечно… Как-то вылетает из головы, что возраст – вещь относительная.

– Я несколько семестров слушал твои лекции, – повторил Томпи.

– Ну и как, запомнил что-нибудь?

– Запомнил. Но почти все это уже стало достоянием истории. Ты и не представляешь себе, как далеко вперед ушла космогония. Да и не только она. Другие науки – тоже…

– Я догадываюсь… А мы… мы что теперь, тоже достояние истории?

– Почти. Здесь сейчас такие автоматы…

– Какие?

– Знаешь, мне иногда кажется, что они разумнее нас. Они читают мысли.

– Это, должно быть, неприятно.

– Все как-то привыкли и не обращают внимания.

– А ты?

Фукс не дал Томпи ответить.

– Не принимай этого чересчур всерьез, Бан. Томпи у нас пока еще только осваивается. Когда летишь в космос, следует заранее быть готовым к тому, что мир за время твоего отсутствия несколько продвинется вперед в своем развитии. Это цена, которую приходится платить за участие в экспедициях, цена открытия новых звезд.

– Я ничего не открыл, – Бан произнес эти слова внешне совершенно спокойно.

– Да, не повезло тебе. По-видимому, случилась какая-то авария, но мы сейчас все разузнаем. Проверим записи в запоминающих устройствах автоматов… Что… Что это? Бан!.. Бан!..

Фукс и Томпи всматривались в серую пустоту экрана, с которого лишь мгновение назад на них глядел Бан. Потом изображение съежилось, как зажженный листок бумаги, и не исчезло.

– Радар! Поищи его радаром! – крикнул Томпи.

– Нет, все в порядке, он здесь! – Фукс отпустил клавишу радара.

– Да, я здесь. А что, собственно, произошло?

Оба одновременно обернулись. С экрана на них смотрел Бан.

– Какая-то помеха в связи, – ответил Фукс.

– Вызови автомат управления и спроси его на всякий случай, что случилось, – посоветовал Томпи.

Фукс кивнул в ответ и нажал кнопку вызова. На пульте засветилась контрольная лампочка.

– Координатор управления полетов у аппарата, – голос звучал металлически, как и у всех автоматов, которым не часто приходится разговаривать с людьми.

– Доложите о причинах перерыва в связи.

После вопроса Фукса воцарилась тишина, и только мигание красной лампочки свидетельствовало о том, что координатор подготавливает ответ.

– …Облачко газов атомного двигателя неизвестного селено-плана, плотности порядка земной ионосферы… по вхождении в него космолета аннигиляция… излучение в полном спектре частот… причина неизвестна.

– Ты понимаешь хоть что-нибудь? – спросил Томпи.

– Да. Он подает информацию в ускоренном темпе и не соблюдает правил грамматики. Мне непонятен только самый смысл… По-видимому, имеется в виду нечто вроде ядерной реакции…

– Где? В реакторе?

– Нет, на броне космолета. И в этом-то самое странное.

– То есть как это на броне? – спросил Бан.

– Сам не понимаю… Погоди-ка! – И Фукс нажал кнопку вызова.

– Концепциотрон, – скомандовал он в микрофон.

– Земной концепциотрон. Вас слушают, – ответ прозвучал почти мгновенно.

– Исследуйте гипотетические причины ядерной реакции на броне космолета. Исходные данные возьмите у мнемотронов нашего спутника. Срочно! – подчеркнул Фукс.

– Задача ясна, – отозвался концепциотрон. – По получении результатов сразу же перехожу на передачу.

– Сейчас мы узнаем причину, – Фукс ободряюще улыбнулся Бану. – Концепциотрон – это подлинное произведение нашей эпохи. Он выполняет работу, которой прежде могли заниматься только великие ученые.

– Значит, теперь уже и великие ученые не нужны? – спросил с экрана Бан.

– Ну, это не совсем так. Ведь должен же кто-то создавать концепциотроны и помогать им в автоконсервации.

– А космолеты тоже имеют собственные концепциотроны?

– Да.

– У моего космолета его нет.

– Вполне естественно: ведь двести лет назад они еще никому и не снились. Твой космолет годится теперь только в музей истории техники.

Бан ничего не ответил. Томпи прекрасно понимал его в этот момент.

– Бан, это ведь в порядке вещей. Техника все время идет вперед… – попытался он хоть как-нибудь утешить Бана.

– А как же я?.. Я тоже теперь пригоден только для музея? – спросил Бан.

– Ну что ты! Ты ведь человек.

– Ты быстро освоишься, – прибавил Томпи.

От пультов послышалось жужжание зуммера. Как будто майский жук пробовал перед полетом крылья. Фукс торопливо проговорил:

– Извини, Бан. Мне придется на минутку прервать связь. Нужно заняться твоим приземлением. А ты тем временем подготовься к прощанию с космолетом.

Экран погас. В ту же минуту Фукс вскочил с кресла и бросился вдоль зеленых рядов экранов к пульту управления. Там он нажал какую-то кнопку.

– Готово, – сказал он в микрофон.

– Что готово? – не выдержал Томпи. Он изумленно следил за нервными движениями Фукса.

– Не мешай. Здесь что-то очень важное. Концепциотрон не решился передавать открытым текстом.

– И часто он так?..

Концепциотрон вдруг заговорил голосом дешифрующего его автомата:

– Судя по данным о плотности газа и количестве выделенной при этом энергии, на броне космолета происходил процесс аннигиляции газа.

– И что же?.. – Фукс порывисто нагнулся вперед, да так и застыл в этом положении.

– Либо выхлопные газы ракеты, либо броня космолета представляют собой антиматерию. Правдоподобность второй возможности в несколько сот тысяч раз больше. Все.

– Из антиматерии… – прошептал Фукс.

– Как это из антиматерии? Покрыть корпус ракеты броней из антиматерии невозможно. Ведь в любом случае при соприкосновении материи с антиматерией равные их части превращаются в энергию в соответствии с законами Эйнштейна…

– Разумеется…

– В таком случае, концепциотрон ошибается.

– Броню из антиматерии нельзя накладывать на обычный космолет, но ею можно покрыть космолет из антиматерии…

– Ну, а как же тогда Бан? Он-то никак не может находиться в космолете из антиматерии.

Фукс как-то странно поглядел на Томпи.

– Да, но только в том случае, если он сам не состоит из антиматерии.

С минуту они оба молчали.

– Неужели ты и вправду считаешь это возможным? – спросил, наконец, Томпи.

– Не я, а концепциотрон.

– Этого он не говорил. Я все слышал.

– Не говорил потому, что его об этом не спрашивали. Это вытекает из сказанного.

– Но ведь это же какая-то бессмыслица!

– Ты знаком с работой «Межзвездные перелеты»?

– Конечно. Она была опубликована еще до моего отлета.

– Там есть фраза: «Среди звезд есть вещи, которые и не снились нашим автоматам».

– Я помню. Тогда говорили даже, что кто-то уже в древности сказал нечто подобное.

– Едва ли… В древности не было автоматов.

– Хорошо, но согласись и ты, что история с Баном – полная нелепица.

– Более чем нелепица. Это нечто небывалое в истории человечества.

– Вот именно поэтому я и думаю, что концепциотрон ошибается…

– Концепциотрон не ошибается.

– Ты слишком веришь в его непогрешимость.

– Он заслуживает доверия. Это сконденсированные знания многих поколений людей. Он безотказен, как безотказно движение Земли по ее орбите вокруг Солнца. Ты, Томпи, родился не в наше время, и только этим объясняются твои сомнения…

Томпи пожал плечами.

– Хорошо. Пусть твой концепциотрон прав. И космолет и Ван – из антиматерии. Но что дальше?.. Ведь это ничего не объясняет…

– В любом случае это дает основания для выдвижения интересных гипотез.

– Каких еще гипотез?

– Этим займутся концепциотрон и ученые.

– Но ведь Бан ничего не знает и ничего не сможет им сказать.

– Зато знаем мы. Мы знаем, что двести лет назад космолет Бана покинул пределы солнечной системы и направился к Веге. Он возвращается с опозданием на сто лет и состоит из антиматерии. Можно предположить, что космос в окрестностях Беги обладает свойством зеркального преобразования материи. Не знаю, насколько подобное предположение находится в противоречии с основными принципами физики, но если даже оно им и не противоречит, то сразу же возникает сомнение относительно…

– Относительно его возвращения?

– Вот именно. Вероятность того, чтобы космолет попал в солнечную систему, практически сводится к нулю, а ведь Бан не направлял его к Солнцу.

– Так чем же ты объясняешь все это?

– Фактором X.

– Не понимаю.

– Не понимаешь? Неужели ты всерьез полагаешь, что подобная трансмутация могла произойти случайно? Я считаю, что здесь в игру входит фактор X – чужая цивилизация, или называй это как хочешь. Но она есть, и она… она хочет нас уничтожить… – добавил он тихо.

– Уничтожить? Зачем?

– Не знаю зачем. Но посуди сам: если бы не это облачко газов, то космолет Бана через полчаса вошел бы в земную атмосферу. При этом произошел бы взрыв, который уничтожил бы половину планеты!

– Ты преувеличиваешь…

– Ты так считаешь? Космолет Бана составляет массу многих тысяч тонн антивещества. А пятидесяти килограммов антивещества достаточно, чтобы нагреть до точки кипения водяной шар диаметром в два километра. Подсчитай сам…

– Но в таком случае Бану нельзя приземляться в пределах солнечной системы. Разве что на Юпитере или Сатурне.

– Да, нельзя. А он даже не знает об этом… – Фукс в отчаянии переводил взгляд с одного экрана на другой.

– Но он не знает и того, что происходило там, на Веге. Не знает про этот самый «фактор X», не знает, что они разбирали атом за атомом его космолет, а затем и его тело. Они ставили на их место совершенно идентичные атомы, только в их ядрах вместо протонов были антипротоны, а вокруг ядер вместо электронов – позитроны. По сравнению с их техническим уровнем наша цивилизация – эпоха палеолита… Это ужасно… – Томпи умолк.

– Не менее ужасно, чем то, что Бан теперь античеловек, – сказал Фукс. – Он не знает, что тело его опаснее для нас, чем атомная бомба древности… Психологически он тот же человек, который покинул Землю двести лет назад. Мышление его, не претерпев изменений, вполне соответствует его личности. У него те же привычки, склонности, воспоминания, только записи эти сделаны теперь на антиматериальной основе. И поэтому… поэтому ему нельзя возвращаться к нам на Землю.

– Ты хочешь сказать ему об этом?

– Пожалуй, придется…

– Но ведь он… Бан…

Фукс беспомощно пожал плечами…

– Посмотрим! – И он включил видеотрон.

Бан все еще продолжал сидеть на витализационном кресле. Он даже не изменил позы. В кабине тоже ничто не изменилось… А ведь это была антиматерия…

– Все готово, – сказал Бан, увидев Фукса и Томпи.

– Бан, ты не будешь приземляться! – Фукс выговорил это одним духом.

– Почему не буду?

– Ты из антиматерии.

– Я из антиматерии? Ты шутишь.

– Нет, это серьезно.

– Мне не до шуток, Фукс. Честно говоря, мне и без того невесело.

– Ты из антиматерии, – упорно повторил Фукс.

– Ты ошибаешься, я нормальный человек. Нормальный! Слышишь?

– Это не мое мнение. Автоматы…

– К черту автоматы! Они обманывают вас, они ненадежны, а вы в них верите, как в божества.

– На этот раз они не ошиблись.

– Ошиблись, наверняка ошиблись!

– Нет.

– Посмотрим.

– Что ты собираешься сделать?

– Я войду в верхние слои атмосферы. Если вы правы…

– Этого нельзя делать. Представляешь ли ты себе силу взрыва?

– Я все прекрасно представляю, но это не антиматерия. Я – из антиматерии?.. Подумать только…

– Ты полагаешь, что должен чувствовать какую-то перемену?

Вопрос этот поставил Бана в тупик.

– Нет… Пожалуй, нет… – отозвался он, помолчав.

– Вот видишь, а мы не можем так рисковать. Земля – это не испытательный полигон.

– Так что же делать?

– Выходи на замкнутую орбиту вокруг Земли, а автоматы тем временем займутся выработкой решения.

– Нет! Хватит с меня ваших автоматов! – Бан поднялся с кресла, но Фукс предупредил его. Он бросился к эмитору и передвинул какой-то рычаг.

– Управление твоим кораблем мы взяли на себя.

– Не выйдет!

– Вышло. Имеется специальное приспособление для этого. Иногда пилоты возвращаются из космоса с нарушениями психической деятельности, а нам приходится заботиться о Земле, – пояснил Фукс, печально улыбнувшись.

Бан с минуту постоял в нерешительности, а потом медленно уселся в кресло.

– Делайте, что хотите, – сказал он и закрыл глаза.

– Бан… Бан… – прервал Томпи тягостное молчание. – Неужели ты и в самом деле ничего не помнишь о своем пребывании на Веге?

– Ничего, – ответил Бан почти шепотом.

– А может быть, они велели тебе уничтожить… Знаешь, такая трансформация мозга, при которой определенное действие становится необходимостью, – быстро добавил Томпи.