Текст книги "Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана"
Автор книги: Рене Груссэ (Груссе)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Исход западных хунну и устранение восточных от таримских дел обеспечили Китайской империи гегемонию в Центральной Азии. Это положение едва не разрушили гражданские войны, сопровождавшие в Китае падение династии Ранняя Хань (8–25 н. э.). Хуннские шаньюи воспользовались ими, чтобы отобрать у китайцев протекторат над Турфаном (10 г. н. э.) и возобновить набеги на границе. В могиле одного из вождей хунну этого времени экспедиция Козлова[38]38
Козлов Петр Кузьмич (1863–1935) – русский путешественник, военный географ, этнограф, археолог. (Примеч. пер.)
[Закрыть] в Ноин-Уле возле Урги обнаружила предметы, дающие нам представление о хуннской культуре: ткани со стилизованными анималистскими мотивами, характерными для искусства сибирско-сарматских степей и Алтая, а также заимствования, сделанные одновременно у Китая и греко-римского Крыма (китайский лак, датированный 2 г. н. э., и греческая ткань из Босфора Киммерийского).
Когда на китайский престол вступила (25 г. н. э.) Вторая династия Хань, называемая Поздняя Хань, встал вопрос о восстановлении китайского протектората над Таримом. Большим везением для китайцев стало то, что именно в это время между хунну начались раздоры. Восемь южных хуннских орд под предводительством своего вождя Би в 48 г. подняли мятеж против шаньюя Пуну и подчинились Китаю. Китайский император Гуан У-ди расселил их как федератов во Внутренней Монголии, на южной окраине Гоби, по линии укрепленных границ Ганьсу и Шаньси. Так было основано царство южных хунну, которые, пока Китай оставался сильным, были верны империи, дожидаясь возможности стать ее разрушителями, когда она придет в упадок (IV в.). Стуация, полностью аналогичная той, что сложилась у германских племен – федератов Рима – вдоль римского лимеса[39]39
Лимес (limes) – укрепленная граница Римской империи, служившая для защиты от варваров и для ведения таможенного контроля. (Примеч. пер.)
[Закрыть].
На то время единственными врагами Китая оставались северные хунну, жившие в древнем хуннском царстве на Орхоне, во Внешней Монголии. Чтобы взять их в клещи, китайский губернатор области Ляотун Ци Юн около 49 г. поднял против них две соседние орды: ухуаней с бассейна верхнего течения Ляохэ в Маньчжурии, и сяньбийцев, очевидно монгольского происхождения, которые кочевали севернее, возле Большого Хингана и реки Нонни. Ослабленные расколом с южными хунну и фланговым ударом сяньбийцев и ухуаней, северные хунну перестали представлять опасность.
Шелковый путьКитай воспользовался этим, чтобы восстановить свой протекторат над таримскими оазисами, которые, как нам известно, образовывали два полукруга, с севера и с юга от Тарима. На севере это были Турфан (в то время известный китайцам под названием Цзюй-шэ), Карашар (китайское название – Йен-цзи), Куча (Цэу-цзы), Аксу (Гу-мо), Уч-Турфан (Вэнь-су) и Кашгар (Шу-лэ); на юге: Лоулань около Лобнора, Хотан (Ю-тянь) и Яркенд (Со-цзюй). Тот факт, что еще в VII в. н. э. в Карашаре, Куче и, очевидно, в Кашгаре говорили на индоевропейских диалектах, позволяет предположить, что жители Таримских оазисов принадлежали, по крайней мере частично, к индоевропейской семье. Кучанский язык, каким он предстает перед нами в VII в., представляет родство одновременно с индо-иранскими, хеттскими, армянским и славянскими языками. Если, как учит германская школа Зига и Зиглинга, нельзя уверенно дать название «тохарский» кучанскому и карашарскому диалектам, их индоевропейское происхождение бесспорно. Так же как нет оснований выдумывать некое индоевропейское вторжение в Тарим в начале нашего Средневековья. Кажется логичным принять гипотезу о древнем заселении этих мест индоевропейцами, очевидно протекавшем синхронно с распространением скифо-сарматов по Западной Сибири вплоть до Енисея и распространением саков по обоим склонам Тянь-Шаня, между Ферганой и Кашгаром. Одновременно с лингвистическими доказательствами, каковыми являются распространение восточно-иранского языка в Западной Кашгарии и кучанского на севере, этнографы приводят свидетельства китайских историков о голубых глазах и рыжих волосах илийских уйсуней на северо-западе Кучи.
Эти маленькие таримские царства имели огромное экономическое значение, потому что через их оазисы проходил великий караванный путь между Китаем и греческим и индо-иранским миром – Великий шелковый путь. Существование этого пути нам подтверждает географ Птолемей. По свидетельству Птолемея, цитирующего своего предшественника Марина Тирского, некий «македонский» купец по имени Маэс Титианос в I в. н. э., то есть в эпоху, до которой мы дошли, приказал своим торговым агентам разведать его маршрут и основные вехи. Шелковый путь, начинаясь в Антиохии, столице Римской Сирии, шел через Евфрат в Иераполь (Манбидж), входил в Парфянскую империю, у парфян шел через Экбатану (Хамадан), Рагу или Рей, недалеко от нынешнего Тегерана, Гекатомпил (Шахруд?), Мерв и вступал в Бактрию (Балх), город, который в то время принадлежал индо-скифам, то есть, по всей видимости, юэчжи китайских источников и тухарам индийских. Оттуда Шелковый путь следовал в Памир. В памирской долине у подножия «гор Комедаи», говорит нам Птолемей, находилась каменная башня (lithinos pyrgos), возле которой и проходил обмен товарами между левантийскими и «серскими»[40]40
То есть «шелковыми» – имя, данное греками и римлянами китайцам – жителям Страны шелка. (Примеч. пер.)
[Закрыть] караванщиками. Альберт Германн располагает этот пункт в долине памирской реки Кызылсу, между протянувшимися вдоль хребтами Алая и Трансалая, через которые можно пройти из бассейна Верхнего Окса в Кашгарскую долину. Хаккин, побывавший в этих местах, полагает, что каменную башню следует искать, как то предлагалось ранее, в окрестностях современного Ташкургана, между Ваханом (Малый Памир) и истоками Яркенд-дарьи, к северу от перевала Минтеке.
В Кашгаре Шелковый путь разделялся. Северная дорога тянулась к Куче, городу, являвшемуся, по мнению Альберта Германна, Исседоном Скифским александрийских географов, далее к Карашару (предположительно их же Дамна), к Лоулани на Лобноре, возможно, их Исседон Серика, и к воротам Ю-мен-гуань (западнее Дуньхуана), видимо называвшимся Даксата. Что же касается южной дороги, мы уже указывали ее путь от Кашгара через Яркенд, Хотан, Нийю, Миран (последний город находился в царстве Лоулань на Лобноре). Две дороги соединялись в Дуньхуане, предположительно Троане греко-римских географов. Далее Шелковый путь проходил уже по китайской территории через Цзэу-цюйан (Дрозаке греческих географов?) и Чжан-е (Тогара?) и, наконец, достигал Чанъаня или Сианьфу, в котором обычно видят «Сера Метрополис»[41]41
То есть главный город Шелковой страны. (Примеч. пер.)
[Закрыть] Птолемея, и Лояна, вероятно, Сарага или Финае тех же источников.
Вне зависимости от правильности соотнесения греческих и китайских названий точно одно: со времени открытия этого трансконтинентального Шелкового пути между Римской и Парфянской империями, с одной стороны, и империей Хань – с другой, мелкие индоевропейские царства, существовавшие в северных или южных оазисах Таримского бассейна, приобрели большую важность для торговли. Поэтому хунну и китайцы стали оспаривать друг у друга контроль над ними, первые следили за Таримом с высот Алтая, на севере, вторые удерживали перевалы Дуньхуана на востоке.
Завоевание – или отвоевание – Таримского бассейна было для династии Поздняя Хань постоянной задачей, последовательно решавшейся в царствования императоров Мин-ди (58–75), Чжан-ди (76–88), Хэ-ди (89–105). Но заслуга в ее решении принадлежит нескольким крупным военачальникам. В 73 г. н. э. китайские полководцы Гэн Бин, «командир быстрых лошадей», и Доу Гу возглавили поход, бывший разведкой боем, против северных хунну, которые бежали от наступавших войск империи Хань. Се-ма, или генерал кавалерии Бань Чао, заместитель Доу Гу и один из величайших китайских полководцев, командуя отдельным отрядом, действовавшим против ху-яней – орды хунну, обитавшей около Баркуля, разгромил их и «обезглавил великое количество варваров». В том же 73 г. в И-ву, месте, которое Шаванн идентифицировал с Хами, а Альберт Германн помещает между Лоуланем и современным постом Ин-пань к северу от Лобнора, была основана китайская военная колония. В 74 г. Гэн Бин и Доу Гу отправились в поход на Турфан, в то время разделенный на два одинаковых царства: Старшее Цзюй-шэ, вокруг Турфана, и Младшее Цзюй-шэ, на противоположной стороне Тянь-Шанской горной гряды; впрочем, обоими правила одна и та же династия. Гэн Бин совершил дерзкий рейд и сначала ударил на более удаленное царство Цзюй-шэ Гуй-чена; тамошний царь Ан-тэ, придя в ужас, отказался от борьбы; «он вышел из города, снял свой колпак и, обнимая ноги коня Гэн Бина, покорился ему. Царь Турфана, сын предыдущего, также покорился. Два китайских гарнизона были оставлены, один в Младшем Цзюй-шэ (Гучэн), под командованием кузена Гэн Бина по имени Гэн Кун, другой – в Лукчуне, в самом Турфане. Со своей стороны, Бань Чао полагал, что, «не вой дя в тигриное логово, тигрят не поймаешь». Направленный со своим отрядом в царство Шаньшань к юго-западу Лоуланя и Лобнора наблюдать за ситуацией в этом районе, он хитростью выведал, что царь этой страны совместно с эмиссаром хунну строит заговор против Китая. Когда наступила ночь, он собрал своих офицеров, чтобы предупредить их. Он должен был регулярно советоваться с китайским гражданским комиссаром, направленным вместе с ним, но не сделал этого: «Это – обычный гражданский чиновник. Если мы станем информировать его о наших планах, он их разболтает. Наша судьба решится в один момент. Умереть без славы недостойно храбрых воинов!» Посреди ночи Бань Чао и его небольшой отряд подожгли лагерь, в котором расположились хуннские посланники, привели их в ужас своими криками и барабанным боем и обезглавили либо сожгли всех варваров. Сделав это, Бань Чао призвал к себе царя Шаньшаня и просто показал ему голову хуннского посла. Царь, еще вчера готовый изменить, трясясь от страха, признал себя вассалом Китая. Затем Бань Чао занялся делами собственно Кашгарии.
Когда в их дела не вмешивались хунну и китайцы, мелкие индоевропейские царства Тарима воевали между собой. Один из яркендских царей, известный китайцам под именем Сянь (33–61), на какой-то момент стал самым влиятельным монархом региона, подчинив себе Кучу (46), Фергану и Хотан, но он не смог подавить всеобщий мятеж. Куча перешла под протекторат хунну, а царь Хотана убил Сьена (61). Главенство перешло на юге Тарима к Хотану, царь которого, называемый китайцами Гуан-Дэ, в 73 г. завладел Яркендом, а на севере к царю Кучи, именуемому китайцами Цзянь, который при поддержке хунну, своих покровителей, в 73 г. захватил Кашгар. Тем временем Бань Чао, которому император Мин-ди приказал уладить ситуацию в регионе, прибыл в Кашгарию. Сначала он отправился в Хотан. Царь Хотана Гуан-тэ[42]42
Разумеется, имя дано в китайской транскрипции; хотанское имя нам неизвестно.
[Закрыть], возгордившись от своих недавних успехов, а также следуя советам эмиссарам хунну, повел себя с ним дерзко. Внезапно Бань Чао собственноручно отрубил голову колдуну, бывшему главным советником царя. Перепугавшись, тот снова признал себя вассалом Китая и, дабы доказать свою искренность, перебил хуннских посланников. Затем Бань Чао пошел на Кашгар. Как мы уже знаем, кучанский царь Цзянь, союзник хунну, подчинил Кашгар и посадил на трон этого города своего ставленника, впрочем кучанского происхождения. Бань Чао, действуя решительно и даже дерзко (у него было совсем мало людей), захватил навязанного чужаками правителя, низложил с трона и восстановил древнюю кашгарскую династию в лице царя, чье имя известно в китайской транскрипции как Чжун (74).
В 75 г., незадолго до смерти императора Мин-ди, в Тариме произошел всеобщий мятеж против китайского протектората, разумеется опиравшийся на поддержку хунну. Царь Карашара убил китайского резидента, «главного протектора» Чэнь Му. Жители Кучи и Аксу осадили Бань Чао в Кашгаре. Более года китайский герой отражал атаки врагов. Тем временем хунну вторглись в царство Младшее Цзюй-шэ (Гучэн), где убили китайского вассала – царя Ан-тэ и осадили в одной из тамошних крепостей китайского военачальника Гэн Куна. Как и его соперник Бань Чао, Гэн Кун оказал героическое сопротивление. Без продовольствия, с оставшейся у него горсткой людей, питаясь вареной кожей и сбруей, он держался до конца. Однако правительство нового императора Чжан-ди приказало Бань Чао и Гэн Куну вывести войска из Тарима. Китайский двор был напуган всеми этими нескончаемыми мятежами и жертвами, которых требовало сохранение протектората над Центральной Азией. Но Бань Чао понял, что отступление отдавало эти земли хунну. Едва достигнув Хотана, стоявшего на дороге, по которой от отступал, он передумал и, вопреки полученному приказу, вернулся в Кашгар. В его краткое отсутствие город, естественно, попал под власть кучанцев, то есть прохуннской группировки. Он обезглавил вожаков кучанской партии и снова обосновался в Кашгаре, решив никогда оттуда не уходить. Более того: в 78 г., со вспомогательными отрядами, сформированными в Кашгаре и Хотане, а также набранными на землях вплоть до Согдианы, он овладел Аксу и Уч-Турфаном «и отрубил 700 голов». В это же время китайские войска из Ганьсу отвоевали у хунну царство Цзюй-шэ, то есть Турфан. «Они отрубили 3800 голов и завладели 37 000 головами скота. Северные варвары в ужасе убежали»[43]43
«История империи Поздняя Хань».
[Закрыть]. При таких противниках, как Бань Чао и Гэн Кун, хунну быстро признали власть своих хозяев.
В адресованном императору докладе Бань Чао пытался примирить робость двора со своим опытом войн на Великом Западе. Китайский герой доказывал, что его дальние походы, которые образованные придворные обличали как бесполезные, являются лишь правильно организованной обороной. Речь шла о защите китайской территории от периодических набегов хунну: «Захватить тридцать шесть царств (Центральной Азии) – это значит отрубить хунну правую руку». Что касается его методов, они сводились к знаменитой формуле: «использовать варваров против других варваров». Фактически он осуществил завоевание Тарима благодаря вспомогательным контингентам, которые каждый вновь завоеванный оазис обязан был предоставлять ему против еще мятежных оазисов. Солдаты собственно китайского происхождения были представлены лишь горстью авантюристов и каторжников, отправленных восстанавливать свою честь в бурной жизни пограничной зоны. И все они жили за счет страны, которую, впрочем, защищали от возвращения хуннских орд. «В Яркенде, в Кашгаре, – объяснил Бань Чао, – возделываемые земли плодородны и обширны. Солдаты, расквартированные там, ничего не будут стоить империи». Этот современник Траяна рассуждал о военных делах так же, как завоеватель Дакии.
Главной целью было отбросить хунну во Внешнюю Монголию, отодвинув их от Шелкового пути, контроль над которым их питал и обогащал. Действуя во имя этой великой цели, Бань Чао подавил новые мятежи в Кашгаре (80, 87), Яркенде (88) и заключил союз с илийскими уйсунями. Всякий раз Бань Чао, информируемый своими шпионами и прекрасно знающий психологию «варваров», застигает их врасплох и побеждает благодаря своей дерзости. В 84 г. в Кашгаре царь Чжун, его протеже, его ставленник, поднял мятеж в союзе с яркендцами, согдийцами и юэчжи или индо-скифами. Изгнанный Бань Чао из Кашгара, он в 87 г. притворяется, будто готов покориться, и просит о личной встрече, на которую является с сильным конным отрядом, чтобы попытаться решить дело силовой акцией. Бань Чао делает вид, будто верит в его добрые намерения, устраивает в его честь пир, а потом, «когда полилось вино», хватает царя и отрубает ему голову. В это же мгновение китайские солдаты, выскочив из засады, бросились на врагов и всех их перебили[44]44
«История империи Поздняя Хань».
[Закрыть]. В 88 г., с армией из китайцев и набранных среди хотанцев вспомогательных отрядов, уступающей в численности неприятелю – яркендцам, на помощь которым спешат 50 000 из Кучи и соседних городов, он предпринимает ночью притворное отступление, затем форсированным маршем возвращается, на рассвете атакует яркендцев, отрубает головы 5000 человек и принуждает их покориться.
В состоянии мятежа оставались лишь Куча и Карашар, искавшие союзников против Китая повсюду, от монгольских хунну до юэчжи или индо-скифов. В 90 г. царь индо-скифов, то есть могущественный император Кушанской династии, царствовавшей в Афганистане и Северо-Западной Индии – судя по дате, очевидно, Кадфис II – недовольный тем, что не получил руку китайской принцессы, направил войско в поход на северо-восток Памира для помощи Куче в войне против Бань Чао. Тот перехватил все пути коммуникаций между этой армией и жителями Кучи, вероятно снабжавшими ее продовольствием, а потом опустошил местность перед ней. Индо-скифы, углубившиеся в бесчисленные тропинки Кашгарии, испытывая нехватку продовольствия, все-таки сумели отступить, не доводя дело до катастрофы. С этого времени кушанский двор, наученный опытом, едва не приведшим к беде, вернулся к традиционной для юэджи политике дружбы с Китаем (90).
Тем временем на севере, в Монголии, военачальники Доу Сянь и Гэн Бин, со своей стороны, одержали крупную победу над северными хунну (89–90). Цари Младшего Цзюй-шэ и Старшего Цзюй-шэ (Гучэна и Турфана) сразу же укрепили свои связи с империей. В 91 г. китайский военачальник Гэн Куй нанес северным хунну еще одно жестокое поражение. Гэн Куй дошел до Внешней Монголии, очевидно до Орхона, захватил мать и всю родню шаньюя и назначил на его место его брата, Ю-чу-цзяня. Когда в 93 г. этот новый царь хунну поднял мятеж, Китай натравил на него сяньбеев – монгольскую орду с окраины Маньчжурии, – которые его победили и убили. От этого разгрома северные хунну так до конца и не оправились.
Лишившись помощи хунну и индо-скифов, три четверти мятежных городов на севере Тарима: Куча, Касу и Уч-Турфан, покорились Бань Чао (91). Китайский завоеватель получил от императорского двора титул «главного протектора», то есть практически вице-короля Центральной Азии. Он устроил свою резиденцию в То-цзяни – городке, расположенном возле Кучи, а еще один китайский военачальник обосновался в Кашгаре. Один Карашар не сдавался. В 94 г. Бань Чао выступил на мятежный город во главе вспомогательных отрядов из Кучи и Шаньшаня (Лобнора). Карашарцы разрушили мосты через Юлдус, но это не помогло. Бань Чао форсировал реку, шагая в воде по пояс, и внезапно появился среди болот перед Карашаром. Некоторые жители сумели бежать на озера Баграч (Баграшкёль), а царь был вынужден сдаться. Бань Чао, мстя за давние оскорбления, отрубил ему голову на том самом месте, где девятнадцатью годами раньше был убит китайский губернатор Чэнь Му. «Бань Чао позволил своим солдатам грабить. Они отрезали головы у 5000 человек, захватили живьем 15 000, завладели 300 000 голов скота, лошадей, быков, баранов»[45]45
«История империи Поздняя Хань».
[Закрыть]. Весь бассейн Тарима был покорен. В 97 г. Бань Чао поручил своему помощнику Гань Ину пройти через Ан-си, то есть через Парфянскую империю Аршакидов, в Да-Цинь, то есть в Римскую империю. Но посланец, оробев от рассказов о парфянах, не осмелился ступить на их территорию и повернул назад, не достигнув римской империи границы.
В 102 г. Бань Чао вышел в отставку и вернулся в Китай, где умер в том же году. Преемники великого полководца не сумели продолжить его политику по отношению к туземному населению, одновременно гибкую и реалистичную, и в 106–107 гг. в Тариме вспыхнул всеобщий мятеж. Китайский полководец Лян Цинь был осажден в Куче горожанами и населением окрестных селений. Он отразил врагов и одержал над ними победу, но двор, сталкивавшийся с этими бесконечными мятежами, пал духом и в 107 г. вывел все гарнизоны из Тарима, а также из Лукчуна и И-ву. На следующий год кочевавшие на западе и юге от Кукунора цяны или тибетцы, в те времена совершенно дикие, напали на китайские форпосты в Ганьсу, угрожая перерезать дорогу на Дуньхуан. Лян Цинь ценой жестоких сражений отбил их нападения (108). Наконец, в 109 г. южные хунну из Внутренней Монголии напали на китайские укрепленные пункты на границе. Китайский губернатор Ляотуна Гэн Куй спровоцировал орды сяньбийцев напасть на них. Несмотря на это, южные хунну опустошали север Шаньси до тех пор, пока Лян Кин не вынудил их шаньюя заключить мир (110 г.).
В целом Китай с трудом оборонял собственные границы, но в 119 г. ситуация изменилась для него к лучшему: была восстановлена военная колония И-ву (Ха-ми или Лобнор?), вновь подчинились Шаньшань и царь Турфана, но вскоре после этого шаньюй северных хунну и Младшее Цзюй-шэ (Гучэн) восстали и перебили китайский гарнизон И-ву. Наконец сын Бань Чао, Бань Юн, восстановил отцовское дело. В 123 г. он возродил военную колонию в Лукчуне (Льэу-чжун), близ Турфана; в 124 г. укрепил верность царя Шаньшаня, запугал царей Кучи и Аксу, которые пришли выразить ему покорность, и с войсками, предоставленными ими в его распоряжение, изгнал из Турфана банды хунну; в 126 г. он даже на время подчинил хунну-хуэней – группу северных хунну, обосновавшихся северо-восточнее озера Баркуль, и, когда основная масса северных хунну попыталась вмешаться, обратил ее в бегство. В 127 г. китайцы полностью отвоевали Тарим, вступив в Карашар. В 130 г. сын кашгарского царя и посольство ферганского царя прибыли в китайскую столицу Лоян выразить покорность императору Шунь-ди.
В течение следующих лет, если не считать короткого мятежа в 140–144 гг. одного из вождей южных хунну левой, или восточной, стороны, основные проблемы Китаю доставляли баркульские хунны хуэи. В 131 г. они напали на Младшее Цзюй-шэ (Гучэн), с населением которого обошлись грубо и жестоко; в 151 г. они едва не уничтожили китайскую военную колонию И-ву, которую удалось отстоять с большим трудом. Тем не менее в 153 г. Младшее Цзюй-шэ все еще было вассалом Китая. В 151 г. неумная жестокость китайского комиссара спровоцировала мятеж населения Хотана, в котором он был убит, но затем Хотан сдался на почетных условиях[46]46
«История империи Поздняя Хань» в разделе за 151 г. говорит о вводе китайского гарнизона в Цюй-цы, или Кучу. Питер Будберг полагает, что речь здесь идет не о г. Куча на р. Музарт в Центральной Азии, а о колонии, основанной ссыльными или эмигрировавшими кучанцами на северо-востоке Шэньси, очевидно севернее Юйлиня.
[Закрыть]. В 170 г. китайские военачальники еще располагали воинскими контингентами из Турфана, Карашара и Кучи, чтобы иметь возможность производить демонстрации силы вплоть до Кашгара, выступая арбитрами в местных стычках. С другой стороны, в 168–169 гг. китайский полководец Дуань Кун остановил набеги цянов или тибетцев на укрепленную границу в Ганьсу.
