Текст книги "Любовь среди рыб"

Автор книги: Рене Фройнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Рене Фройнд
ЛЮБОВЬ СРЕДИ РЫБ

16 июня

– Это автоответчик Альфреда Фирнайса. Пожалуйста, не оставляйте сообщения. Я не перезвоню.

– Фирнайс! Я вас приветствую. Это Сюзанна Бекман, если вы меня еще не забыли. Послушайте, Фирнайс, не пора ли нам снова что-нибудь сделать. Пополнить ряд ваших книг хорошеньким томиком. Надо не так уж много. Ведь сможете же вы откачать из ваших магистральных трубопроводов несколько текстов, господин Фирнайс. Будьте так любезны, перезвоните мне. Кстати, вы недоступны по мейлу. Какие-то проблемы с вашим компьютером?

18 июня

– Это автоответчик Альфреда Фирнайса. Пожалуйста, не оставляйте сообщения. Я не перезвоню.

– Фирнайс, это снова я. Бекман. Послушайте, уже действительно по-настоящему настало время предложить что-то новенькое. Торговые агенты наседают! Фирнайс, рынок прямо истомился по вам! «В сиянии небоскребов» мы продали на сегодняшний день сто пятьдесят тысяч. «По ту сторону центра» расхватали весь тираж, сейчас как раз допечатываем. Черт возьми, вы единственный поэт в немецкоязычном пространстве, который делает кассу Вам следует подбросить чего-нибудь в топку, Фирнайс, у рынка короткая память! Безотлагательно перезвоните мне. Или включите ваш мобильник!

19 июня

– Это автоответчик Альфреда Фирнайса. Пожалуйста, не оставляйте сообщения. Я не перезвоню.

– А у меня уже готов для вас заголовок, Фирнайс. Что-нибудь связанное с Кройцбергом. Типа «Любимец Кройцберга», только что-то другое. Более захватывающе. Более поэтичное. Ну, вы знаете, что я имею в виду, Фирнайс. Мы больше не можем терять время.

19 июня

Эсэмэс: Дорогой Фирнайс! От вашего автоответчика меня уже тошнит. Настоятельно прошу позвонить.

20 июня

Сообщение в голосовом ящике: «Дорогой господин Фирнайс, я знаю, что вы в Берлине. Вы ведете глупую игру. Я скажу вам правду, Фред, я уже объявила о предстоящем выходе в свет нового тома ваших стихов. Не хватает, собственно, только текстов. И названия! Я… я повышаю вашу долю в прибыли до одиннадцати процентов. Убедительно прошу позвонить! Сюзанна Бекман. Ваша издательница, если вы еще способны об этом вспомнить!»

21 июня

Ну хорошо, подумала Сюзанна, тогда придется переключиться на более высокие обороты. Это ей не повредит. Хотя бы выберется из своего кабинета, а это не самое худшее в такой солнечный день. Поездку в Кройцберг она ненадолго отложила. Будучи убежденным «центровым гвоздем», как она сама себя титуловала, поначалу она насладилась получасовой прогулкой от издательского офиса на Тухольского до своей квартиры на Кольвицштрассе. Хотя айфоны и айпады, бегающие по улицам на своих человечках, на ее вкус, размножились больше, чем надо, все-таки она могла среди всех этих молодых и продвинутых людей и сама почувствовать себя моложавой и светской.

Сюзанне когда-то еще до начала бума повезло найти съемную квартиру по сходной цене недалеко от Пренцлауэр-Берг. Да еще и с террасой на крыше, где она теперь пила кофе. Она любила это маленькое пристанище с дощатым полом и деревянным столом, за которым часто сиживала вечерами с друзьями за вином и при свечах. Лучше не бывает. Ну да, для безупречной идиллии, может быть, не хватало мужчины, признавалась иногда себе Сюзанна, когда бывала честной перед собой. Мужчины в ее жизни были. Но мужчины не было. В конце концов, требования к партнеру с течением жизни не становятся меньше. Ее требования были высоки, а уверенность, что лучше оставаться одной, чем жить с компромиссом, была непоколебима.

Сюзанна полила свои кусты розмарина и лавровое деревце и приняла холодный душ, прежде чем пуститься в путь в сторону Кройцберга. В путь, на который она ступала неохотно не только из-за предстоящего трудного дела, но и потому, что она не жаловала Кройцберг. Вообще квартал Бергмана, где жил Фред, на ее взгляд, был совершенно переоцененным районом, который она находила неопрятным.

Сюзанна Бекман остановилась перед его домом и посмотрела вверх. Окна на втором этаже были заперты и покрылись толстым слоем грязи. Она перевела дух и налегла на тяжелую входную дверь.

Звонок был резкий. Сюзанна нажала на кнопку несколько раз подряд. На двери квартиры была небольшая латунная табличка: Альфред Фирнайс. А вокруг таблички четыре дырочки. Как видно, отсюда сняли другую табличку, большего размера. Перед дверью квартиры Фирнайса было как на сборном пункте макулатуры: на площадке штабелями громоздились письма, рекламные проспекты, пакеты. Сюзанна замерла. Прислушалась. И услышала, что по квартире кто-то шаркает ногами. Она решила звонить дальше, при этом старалась делать это так, чтобы ритм звонков по возможности действовал на нервы.

Наконец дверь открылась. Фред Фирнайс стоял перед своей издательницей слегка согбенный, но ничуть не удивленный. На нем были шорты и майка без рукавов, которая благодаря многочисленным пятнам могла служить картой меню всех его приемов пищи за последние дни.

– Я так и знал, – сказал Фред.

– Если вы это знали, могли бы открыть и раньше, – сказала Сюзанна. – Могу я войти?

Фред помедлил, прежде чем посторониться, давая ей дорогу.

– У меня не очень-то прибрано.

Сюзанна протиснулась мимо своего автора. Дверь за ее спиной захлопнулась. В квартире старой постройки было довольно мрачно, поскольку грязь на окнах плохо пропускала свет. Сюзанна Бекман огляделась. «Не очень-то прибрано», – подумала она, это было сильным преуменьшением. Вернее говоря, не было ни одного свободного места, куда Фред мог бы предложить своей издательнице сесть. Всюду стояли пустые и полупустые бутылки. Окурки громоздились в пепельнице горой, коробки с остатками пиццы и картонные чашки от китайца с доставкой на дом блокировали софу и стулья, газеты и журналы валялись на столе кучей.

– Хотите выпить? – спросил Фред. – «Джек Дэниэлс»… «Смирнофф»? «Бордо» тоже где-то было… «Монтепульчано»?

– А что есть безалкогольного?

– Вода из-под крана.

– Тогда лучше стакан вина.

Сюзанна взяла несколько стаканов, стоящих повсюду, и отнесла на кухню. Там все выглядело еще хуже, чем в гостиной. Фред, немного смущенный, следовал за ней.

– Давайте, я помою сама, – сказала Сюзанна, ей хотелось быть уверенной в своем стакане.

– Зачем вы пришли? – спросил Фред.

– У вас в раковине растут грибы.

– Они нужны мне для моей пиццы «фунги».

Не найдя посудного полотенца, которое заслуживало бы доверия, Сюзанна протянула Фреду стакан, с которого капала вода.

– Где вино?

Фред приступил к поискам вина – сначала в кухонном шкафу, потом в холодильнике, потом в гостиной. Но попадались только пустые бутылки. Правда, он случайно наткнулся на бутылку «Джек Дэниэлс» и отхлебнул из горла изрядный глоток. Потому что виски помогает от волнения – например, при неожиданном визите.

– Я позвоню в магазин, который внизу, – сказал Фред. – Ёзер приносит мне сюда вино, когда у него есть время. Хоть он и мусульманин. Но прождать его можно и час, и два.

– А почему бы вам не спуститься вниз и не купить бутылку?

– Нет.

Сюзанна посмотрела на Фреда вопросительно. Фред отхлебнул еще один глоток из бутылки и вздохнул:

– Я уже несколько недель не выходил за дверь.

– А почему?

– Мне там просто неинтересно.

– Мы сейчас выйдем вместе и купим бутылку вина.

– Нет, мы этого не сделаем! – Фред заметил, что говорит слишком громко, поэтому добавил: – Вы знаете, там, за дверью у меня возникает… что-то вроде головокружения. Но это у многих так. Как будто все вокруг вращается.

– Если я возьму вас за руку, Фред, вы будете в безопасности.

– Но этого правда не надо. Для меня там, внизу, просто слишком много всего. А когда вокруг так много народу, например, в супермаркете, вам это знакомо? Сердце так и колотится. Да быстро. Да к тому же совершенно не ритмично. У меня от этого начинается головокружение, и я быстрей бегу домой, тут мне ничего не сделается. Сейчас позвоню Ёзеру. Один из последних турок в нашем квартале. Ваши западные «весси» вытеснили их всех из центра своими люксовыми детскими колясками.

– Во-первых, это не мои «весси», во-вторых, это вы здесь приезжий иммигрант.

– Зачем вы пришли?

Сюзанна направилась к одному из окон гостиной и рывком распахнула его.

– Вам необходима помощь, – сказала она.

В комнату ворвалась струя свежего воздуха, а вместе с ней – шум улицы, смех прохожих, щебет птиц.

Фред скрестил на груди руки.

– Не следует помогать никому, кто не просил о помощи.

– Альфред, вам нужна профессиональная помощь.

– Вы имеете в виду психиатра?

– В первую очередь я имею в виду уборщицу.

22 июня

Эсэмэс: Дорогой Альфред! Пожалуйста, включите компьютер!

С приветом Сюзанна.

Эсэмэс: Спасибо за уборщицу, боюсь, профессиональная помощь теперь потребуется ей, в данном случае психологическая .

Эсэмэс: Очистите ваш почтовый ящик, чтобы я могла вам снова писать. Ковыряться в этих буковках утомительно.

Эсэмэс: Я не могу получать мейлы.

Эсэмэс: ?

Эсэмэс: Я выкинул свой лэптоп.

Эсэмэс: В нем ведь наверняка были новые стихи?!

Эсэмэс: Не волнуйтесь, я разбил его молотком и только после этого бросил в мусорный бак.

Разговор по мобильному телефону

Сюзанна: Это была шутка.

Фред: Нет, о чем вы?

Сюзанна: Не может быть, чтобы вы действительно разделались с компьютером.

Фред: Может.

Сюзанна: Нам нужно поговорить.

Фред: Я не нуждаюсь в помощи.

Сюзанна: Я нуждаюсь в помощи!

Фред: По уборке или психо?

Сюзанна: Мне нужна успешная книга. Причем безотлагательно.

Фред: Тогда вам надо найти хорошего автора. Попробуйте с детективом. Они должны хорошо продаваться.

Сюзанна: Теперь я все поняла. Вы поменяли издательство.

Фред: Что?

Сюзанна: Вы теперь у Зуркампа.

Фред: Нет.

Сюзанна: У Ханзера!

Фред: Нет!

Сюзанна: Мы можем где-нибудь пообедать вместе?

Фред: Нет.

Сюзанна: Прошу вас! Альфред! Будьте же хоть чуточку сговорчивее. Вам ведь тоже нужны деньги!

Фред: Я не смогу. Я не могу выходить на люди.

Сюзанна: Я к вам приду.

Фред: Не знаю.

Сюзанна: Через два часа. В девятнадцать.

Фред: Сегодня тут уже была уборщица. Я не смогу. Я устал.

Сюзанна: Завтра.

Фред: Позвоните завтра.

Сюзанна: Вы опять не подойдете к телефону!

Фред: Не знаю.

Сюзанна: Я буду завтра в девятнадцать часов у вас. Пока!

23 июня

Фред Фирнайс и Сюзанна Бекман сидели у Фреда за обеденным столом, который с недавнего времени был неузнаваем. Уборщица свое дело знала.

Пока Фред опрокидывал один стакан вина за другим, Сюзанна опустошила все картонные емкости «азиатов с доставкой». Принесли три блюда в расчете на две персоны, этого должно хватить, подумала она тогда, но теперь ела одна – хрустящую утку, креветки с имбирем, говядину с кориандром.

– Вы тоже должны что-нибудь съесть, – укоризненно сказала она.

– Я не голоден, – ответил Фред. – Но еда неплоха. Хотя, разумеется, это не вьетнамец, а китаец. Он только выдает себя за вьетнамца, чтобы вызвать к себе интерес.

Дал о себе знать айфон Сюзанны. Вылавливая правой рукой креветки, левой она проверяла новые мейлы и постинги. Поскольку Фред все равно только пил, таращась перед собой в пустоту, Сюзанна принялась отвечать на электронные письма. Но ей удавалось при этом еще и говорить:

– Вы должны купить себе компьютер. Хотя бы планшет.

– Я не хочу.

– Вам необходимо снова быть на связи. На связи с миром! Вы должны коммуницировать! Постойте. Я вам кое-что покажу.

Сюзанна бросила опустевшую емкость из-под креветок в картонную коробку и вытерла рот. Потом взяла айфон, потыкала в него пальцем и села рядом с Фредом.

– Смотрите-ка. Вот страничка ваших фанов в фейсбуке, которую мы завели для вас: у вас уже 2768 друзей! Вы только представьте себе! Все они вас лайкают! Вот, почитайте: «„По ту сторону центра“ – это лучшая, самая ироничная, самая прикольная, самая многозначная книга стихов, какую я читала в жизни! Пожалуйста, больше таких стихов!» Это пишет некая Петра. Взгляните-ка! Выглядит она просто великолепно. Или вот: «Felicidades a Fred!» Мерседес из Барселоны. В Испании мы продали три тысячи. Но первые – французы, ну, они ведь любят стихи. «В сиянии небоскребов» разошлись там тиражом больше одиннадцати тысяч! Вот один из многих постингов: «Bonjour, je d vore A la lueur des gratte-ciels. Je ris, je pleure! Merci! Isabelle, Paris».

– Одни женщины, – недовольно вздохнул Фред.

– Нет, и мужчины тоже. Вот, профессор университета из США. Германист: «I loved your books („По ту сторону центра“ и „В сиянии небоскребов“). Will there be more poems?» Вы делаете людей счастливыми, Фред. Они хотят вас читать. Они жаждут нового!

– Кто вам вообще разрешил делать эту страницу в фейсбуке?

– Альфред, реклама в новых медийных средствах – часть нашего с вами договора. Было бы в высшей степени непрофессионально с нашей стороны не заводить на фейсбуке странички для фанов наших самых успешных авторов. – Сюзанна отправила в рот сразу три кусочка утки, на что Фред ответил тем, что осушил свой стакан до дна.

– Спорим, большинство из них даже не читали стихов, – выкрикнул он, – а если и читали, то не поняли. Они же вылезают сюда только для того, чтоб себя показать. Знаете, что такое фейсбук, по-моему? Что-то типа шоу талантов «Большой шанс» или «Будущая топ-чего-то-там» Германии. Гигантское кастинг-шоу! И все тут одновременно и кандидаты, и члены жюри и должны круглые сутки доказывать, какие они крутые, как хорошо у них идут дела и что они достойны того, чтобы их полюбили. При этом они даже не знают, кто они такие и что в них должно заслуживать любви, потому что они и сами-то себя совсем не любят!

– То, что вы говорите, болтовня интеллектуала.

– Кроме того, фейсбук – это позавчерашний день, – строптиво добавил Фред. – Вы думаете, я разбил свой компьютер ради удовольствия? Я презираю эту жалкую эрзац-жизнь! И пока я произносил эту фразу, ваша эта штука уже пропищала пять раз, дюдль-дидум, и вы пропустили три звонка, или постинга, или эсэмэс, или мейла, или чего там еще! Постоянно что-нибудь пропускаешь!

Фред налил себе следующий стакан и закурил сигарету, яростно в нее всасываясь. Сюзанна вздохнула. Раньше ей было куда приятнее с этим автором.

– Альфред, вы напиваетесь каждый день, совсем не работаете и больше не выходите из квартиры. Вы считаете, что это очень круто? Или, по вашему мнению, это и есть настоящая жизнь, в отличие от эрзац-жизни? Вы не отваживаетесь даже выйти на улицу. Вы боитесь!

– Что?

– У вас состояние страха. Панические атаки. У вас перегорели пробки. И вы близки к тому, чтобы скатиться в жуткую депрессию, если хотите знать мое мнение.

– Вы это изучали?

– У меня есть опыт.

– Меня никогда не интересовала эта психочепуха. Выкарабкаюсь сам. Если захочу.

– А можно мне тоже стакан вина? Вторую бутылку вы выпили почти в одиночку.

– Звиняйте, – буркнул Фред и поровну разлил остатки из бутылки в оба стакана.

– Вы же как-никак мастер неожиданностей! Нового, свежего. – Сюзанна пыталась казаться увлеченной. – У вас еще ни разу не было ни одной строчки, которая содержала бы хоть малейшую банальность или клише. А теперь что? Писатель в творческом кризисе в неприбранной квартире! Не слишком ли много в этом банальности и клише – не позорно ли для вас?

Тест, подумала Сюзанна. Маленькая атака лести. Пряник.

Однако Альфред Фирнайс не выказал даже намека на улыбку. Вместо этого он с величайшей убежденностью заявил:

– Клише не клише, но то, что я пишу, – мусор, это факт.

Сюзанна застонала и нервно отодвинула от себя подальше ростки сои.

– Час от часу не легче. И я здесь ни при чем.

– Тут вы правы, – поспешно подтвердил Фред. – В вашем сочувствии я не нуждаюсь.

– Я вам и не сочувствую. Я ваша издательница и хотела бы издать новую книгу.

– Вы так много говорите! И так громко! Я уже знаю, вы живете на Пренцлауэр-Берг, там все немного шумноваты и немного поверхностны, но не перебарщиваете ли вы чуток?

– Я считаю, это вы перебарщиваете, Альфред. Тем более что вы живете в местности, которая давно затоплена латте мокиато.

Она попала в точку. Тем более что Фред уже давно подумывал, не переехать ли ему в Нойкёльн, от чего его удерживала главным образом мысль о трудоемкости переезда.

– Это центровые жители так повлияли на вас, – сказал он, чтобы снова перейти в наступление. – Деньги. Вы хотите делать со мной деньги.

– Да. И деньги тоже! И знаете, почему? Ваш успех нас едва не погубил. Может быть, сейчас это звучит глупо, но нам пришлось одновременно вносить налоговые предоплаты и доплаты! А ведь там не знают пощады. Эта участь, кстати, вас тоже коснется.

– Я австриец.

– Это вам не поможет. Вам понадобятся деньги!

– Я буду делать что-нибудь другое. Что-нибудь, наверняка не связанное с письмом.

– О, боже, вы опять за свое!

– Нет. Я с этим покончил. Окончательно. Дюдль-дидум. Вот, опять вы что-то пропустили. В вашей эрзац-жизни.

Сюзанна сунула телефон в сумку. Лучше всего было бы сейчас уйти, но, во-первых, она была выносливая, а во-вторых, к сожалению, это соответствовало правде: ей в самом деле нужен был бестселлер, чтобы оздоровить издательство «С. Бекман». А единственным популярным автором в ее конюшне был как раз Альфред Фирнайс. Как нарочно, поэт. Хоть плачь.

– Альфред. То, что произошло с нами обоими, было чудом. Вы это знаете. Это практически невозможно – продать томик стихов тиражом больше пятисот экземпляров. А у вас две книги, и каждой продано больше чем по сто пятьдесят тысяч, а с мягкой обложкой и с переводами вообще почти полмиллиона. Господин Фирнайс! Это подарок небес! Чудо! Не разбрасывайтесь этим!

– Чудо нельзя повторить.

– Вы его уже повторили. И я убеждена, что это удастся еще раз.

– Я нет.

– Вы не хотите попытаться?

– Это, черт возьми, жестко – после успеха проглотить неудачу.

– Неужели вы так трусите?

Фред пил, курил и раздумывал. Сюзанна почуяла, что теперь он стал несколько податливее, и насела:

– Фред, от чего вы убегаете?

Фред ничего не ответил.

– Вы вообще что-нибудь пишете?

– Конечно, – сказал Фред. – Но это все мусор.

– Это вы уже говорили. Возможно, это не так. Покажите мне.

– Да уж я и сам как-нибудь могу судить. Знаете, с моими хорошими стихами так и было, вы знали больше, чем я. Вы распахнули двери, за которыми открылись пространства, о которых я сам не догадывался. Но двери закрылись. Или пространства исчезли…

– Напишите об этом!

– Нет.

– А что вы, собственно, делаете целыми днями?

– То да се. Честно говоря, немного.

– У вас даже телевизора нет.

– Я его подарил. Однажды наткнулся на рекламу, там показывали корову на зеленом лугу, на таком чудесном австрийском альпийском лугу, и у меня зашлось сердце. А после этого показали упакованный кусок мяса. И закадровый голос произнес: «Холодный расчет. Говяжье филе, теперь по 12,99». Тут я не выдержал и заплакал.

– Раньше бы вы сделали из этого стихотворение.

– У вас тоже холодный расчет.

– А вы, значит, разревелись как девочка, а потом отдали кому-то свой телевизор?!

– Да. С тех пор я ем только вегетарианскую пиццу и эти китайские креветочные блюда.

А он, к сожалению, и впрямь свихнулся, подумала Сюзанна.

– Знаете что? А не совершить ли вам паломничество к могиле апостола Иакова? Это уже многих навело на другие мысли.

Альфред язвительно рассмеялся:

– Да у меня только от одного упоминания о паломничестве к могиле Иакова уже наступит кризис.

– Он у вас уже насупил.

– Вы думаете, я уйду и вернусь оттуда, как Хапе Керкелинг[1]1
  Хапе Керкелинг – немецкий комик, писатель, телеведущий, актер и певец, автор книги «Ну все, я пошел: Мое путешествие по Пути Святого Иакова», где он описывает паломничество, которое совершил из-за проблем со здоровьем. Этот опыт оказал значительное влияние на развитие его личности.


[Закрыть] от поэзии, с рюкзаком, полным стихов?

– Перемена обстановки пошла бы вам на пользу. Вот все, что я думаю.

Фред ничего не сказал. В установившейся тишине он открыл третью бутылку красного вина, правда, подлил только себе.

– Ну вот что, – холодно сказал он, – хорошо, что вы заглянули ко мне. Спасибо за вино.

– Три недели назад у меня умер отец, – сказала Сюзанна.

– Мне очень жаль.

– Не надо жалеть. Он был озлобленный старый человек. С тех пор как умерла мама, он не хотел ничего, кроме как покинуть этот мир. Жаль упущенного хорошего времени, которое он еще мог бы использовать. Я его потом уже почти не видела. Он жил в Мюнхене. Раньше он каждое лето проводил в нашей хижине на Эльбзее, но два года назад перестал туда ездить. Больше не хотел. Несмотря на словацкую помощницу. «Выглядит как стриптизерша, – все время говорил он, – и готовит так же».

– Вы что-то хотите мне этим сказать?

– Хижина свободна. Вы могли бы там творчески уединиться.

Поскольку Фред не отвечал, Сюзанна принялась сгребать в кучку остатки еды, не отказывая себе в том, чтобы проглотить при этом еще кусочек-другой. Теперь она хотела еще немного помучить Фреда, он этого заслужил.

– А Шарлотта? Когда она съехала отсюда?

– Три месяца назад. Я не хотел бы об этом говорить.

– А у вас есть друг? Хороший друг?

– Я не хотел бы ни с кем об этом говорить.

– Вам недостает Музы.

– Прекратите.

– Вам нужна женщина.

– Так же неотложно, как выстрел в собственное колено.

Фред внезапно вскочил. Его шатало. Лицо побагровело, его прошиб пот, и капли потекли из растрепанных волос.

– Что это за вино? Не калифорнийское ли? У меня аллергия на калифорнийское!

– У вас прямо кровь бросилась в лицо! Сядьте же!

– Это все танины, дубильные кислоты.

Фред дотащился до шкафа с выдвижными ящиками и достал аппарат для измерения давления.

– Это южнофранцузское, из биодинамического виноградника, – сказала Сюзанна. – Не двигайтесь при измерении!

Она точно знала, как измерять давление, достаточно натренировалась при нечастых посещениях отца. Прибор пропищал.

– Вот видите, ошибка! – упрекнула Сюзанна.

Фред начал измерять заново. Сюзанна встала, чтобы видеть маленький дисплей.

– Этого не может быть. Согните руку!

Фред повторил процесс. Оба смотрели на дисплей.

Фред простонал:

– Давление 180, это у меня уже было. Но пульс 195!

Тревога Сюзанны усиливалась и переросла в легкую панику. Она нервно схватила руку Фреда и прижала палец к его запястью.

– Сердце-то как колотится!

– Я знаю!

Фред встал, нетвердой походкой двинулся к софе и со стоном опустился на нее.

– Опять это начнется… Пожалуйста, уйдите теперь… – с трудом выдавил он.

Сюзанна достала из сумки телефон.

– Фред! Дышите! Дышите глубже! Я сейчас вызову неотложку.

24 июня

Трое врачей стояли у постели пациента Фирнайса, Альфреда: мужчина и две женщины – пожилая и молодая. Взгляды их казались мрачными – наверное, оттого, что нижние части лиц были скрыты масками. В таких масках люди редко выглядят дружелюбно, это в равной степени касается грабителей банков, злодеев в вестернах и врачей.

Врачи пристально смотрели на разные мониторы, которые, казалось, зависли над головой Фреда и показывали крайне негармоничные линии. Ускоренно и неритмично попискивал звук, отражающий частоту сердцебиения. Мужчина-врач проверил электроды на руках Альфреда. Он глянул на часы. Было пять минут первого.

Женщины-врачи переглянулись. Внезапно писк прибора зазвучал как визг, потом как крик автомобильной сигнализации. И разом – тишина. А затем – звенящий ровный продолжительный звук.

На экранах больше не вспыхивали пульсирующие зубчики жизни.

Тянулась ровная линия.

25 июня

Несмотря на свой долгий опыт, пожилая докторша испугалась, войдя в залитую солнечным светом палату. На больничной койке лежало тело. Оно было накрыто простыней, закрывая лицо и голову.

В три быстрых шага докторша очутилась у кровати и сорвала простыню с тела. Фред Фирнайс рывком сел на постели.

– Вы меня до смерти напугали, – сказал он.

– Посмотрите-ка, что он делает! – воскликнула докторша с добрыми глазами и выраженным берлинским акцентом. – Играет в покойника, а?

– Был такой яркий свет, я не мог спать.

– Вы хотите спать? Утомились? – спросила докторша.

– После такой нагрузки с ЭКГ вы бы тоже утомились!

Докторша рассмеялась. Она села на стул у кровати Фреда, продолжая смотреть на него. Фреду она сразу понравилась. Ее пропитанное табаком дыхание и загорелое лицо с заметными морщинками действовали на него успокаивающе. Поэтому он отважился задать решающий вопрос:

– Как долго я еще протяну?

– Именно из-за этого я и пришла, – сказала докторша.

Фред прямо-таки почувствовал, как бледнеет. Он снова лег.

– Сегодня после обеда мы вас выпишем, – сказала докторша.

– Это неизлечимо? Вы от меня отказываетесь?

– Господин Фирнайс, вы совершенно здоровы! Хотя минувшей ночью вы на короткое время побывали на том свете.

– Что?

– Как вы это перенесли? Некоторые пациенты описывают опыт клинической смерти как очень неприятный.

– Я совершенно ничего не почувствовал! Я умирал?!

– Мы ограничиваем срок такой тахикардии, как ваша, при помощи медикаментов, если это показано.

– Что это означает на человеческом языке? – спросил Фред.

– У нас есть хорошее средство, чтобы остановить такое буйство сердца. Мы вкололи вам его. Оно ведет к недолгой остановке сердца. Этот медикамент – абсолютно надежное средство, не беспокойтесь. Период полувыведения составляет несколько секунд. Затем сердце снова начинает биться, причем в нормальном ритме. Понимаете? Это кнопка «Reset», сброс. И все стартует заново. Ваш пульс опустился с 220 до 75 за несколько секунд. Во время всех остальных обследований вчера и сегодня вы уже были в сознании. ЭКГ в пределах нормы, эргометрия не дает никаких показаний на индуцированный порок недостаточной перфузии, синусовый ритм непрерывный, и под нагрузкой нет никакой кинетики конечного участка. Эхокардиография показывает хорошую систолическую функцию перекачки и отсутствие дисфункции клапанов. Из функции обмена веществ имеется эутиреоз.

– Это что-то гнойное? – испуганно пробормотал Фред. – От этого можно умереть?

Докторша снова рассмеялась:

– Эутиреоз означает, что ваша щитовидная железа функционирует совершенно нормально. Господин Фирнайс, вы здоровы.

– Что-то я этого не ощущаю.

– Если у вас еще раз случится такое учащенное сердцебиение, это не опасно, вы должны это себе уяснить. С вами ничего не будет. Дам вам один совет: подержите голову под струей холодной воды, часто это помогает. И не курите так много, бога ради!

– Мне не принимать совсем никаких лекарств? – разочарованно спросил Фред.

– Я могу выписать вам рецепт на бета-блокатор, он обеспечит вам покой. – И на полтона ниже она добавила: – Некоторые коллеги на всякий случай прописали бы вам его пожизненно. Но мой совет: попринимайте таблетки одну неделю, а потом выбросьте всю упаковку. Только не ссылайтесь на меня!

– Я не совсем понял…

– Я ваш фанат, господин Фирнайс. Не каждого помещают здесь в отдельную палату, да будет вам известно. Я думала, после Гёльдерлина и Клопштока в школе я никогда не буду читать поэзию. А ваши стихи я, признаться, люблю. В первую очередь стихи о любви!

– И поэтому я не должен принимать это лекарство.

– Вы еще молодой мужчина…

Фред сел в постели.

– Этого мне уже давно никто не говорил. Сестра! Шампанское для дамы, пожалуйста!

– Серьезно, господин Фирнайс. Бета-блокаторы имеют побочные действия, которые затрагивают эректильную функцию. Было бы жаль, нет?

Фред пожал плечами. В настоящий момент ему было безразлично, однако он все-таки не отважился произнести это вслух.

– Кроме того, вы не больны, – упорствовала докторша.

– Это вы только так говорите!

– Это говорят наши приборы…

– …Но…

– Не надо меня все время перебивать! Я знаю, то, как вы сами себя ощущаете, может отличаться от ограниченной мудрости нашего компьютера. Но тем не менее могу вас успокоить, вы здесь не в какой-нибудь клинике, вы в «Шарите».

– Я безумно горд, – вздохнул Фред.

– Если вы хотите окончательно избавиться от этих нарушений ритма, могу порекомендовать вам, исходя из моего опыта, лишь три возможные терапии: во-первых, психотерапию.

– Исключено.

– Во-вторых: медитацию.

– Это еще хуже. Медитация вгоняет меня в безумие!

– В-третьих, надолго уединиться, удалиться от дел, пожить в полном покое. Погрузиться в тишину. В какой-нибудь горной хижине, например.

Фред резко вскочил, подбежал к окну и театрально развернулся:

– Это заговор! Признайтесь, вы действуете заодно!

Дело с горной хижиной не могло быть случайностью. «Наша хижина свободна. Вы могли бы там творчески уединиться» – или что-то в этом роде совсем недавно говорила ему Сюзанна. Горная хижина, горная хижина, сколько поэтов в тебе пересижено.

– Что вы имеете в виду под заговором, господин Фирнайс?

– Хижину, хижину! Это хижинный заговор!

Фред подошел к шкафу и принялся лихорадочно одеваться.

Тут докторша немного растерялась:

– Я не знаю, о чем вы говорите. Но некоторые навязчивые представления абсолютно спокойно укладываются в рамки картины вашего сердечного нарушения. А вы не хотите еще пообедать?

– Нет, спасибо.

– Ну что ж. Чусс, господин Фирнайс. «До свидания» я уж лучше говорить не буду.

В дверях докторша еще раз обернулась и миролюбиво сказала:

– Моя внучка только что сменила школу. У нее было много страхов перед новой школой, но она мне призналась, как преодолела их: «Бабушка, всякий раз, когда я не знаю, что делать, я говорю с маленькой феей, которая живет у меня в сердце. И получаю ответ».

Фред не прислушивался к ее словам и только посмотрел на докторшу с подозрением – не входит ли в заговор и эта фея?

– Подумайте об этом, господин Фирнайс, – сказала докторша, вышла из палаты и закрыла дверь.

27 июня

С того момента, как Фред Фирнайс перебрался через Дунай в Пассау, дождь не прекращался. Вода текла по лобовому стеклу бурными ручьями, хотя «дворники» работали вовсю. Правда, теперь Фред мог, по крайней мере, ехать – после того как на автобане А9 настоялся в двадцатипятикилометровой пробке, пока не достиг спасительного поворота в Хофе. Если бы знать, он поехал бы через Геру или Хемниц, неважно, что это дольше, главное – ехать.

Фред ехал медленно, поскольку на дороге стояла вода, а его машина не обладала ни системой ABS, ни эхозаградителем, ни всеми теми штуками, назначения которых он толком и не знал, потому что это его никогда не интересовало. Увлечение техникой и автомобилями он находил постыдным. Во всяком случае, делал вид. На самом деле это было не полной правдой, поскольку собственную машину он по-настоящему любил, древний «Мерседес», бензиновый, с автоматикой, один из тех, что с вертикальной посадкой фар, такой старый.

Фред наслаждался уютным обогревом, теплом, которое окутывало его ноги, и гладкой податливостью кожаных сидений. Когда он увидел увенчанный звездами щит с надписью «Республика Австрия», его не охватило ничего похожего на чувство возвращения на родину. Он любил Австрию, но любил и родину своего выбора – Германию. При этом Фред – как все австрийские дети своего времени – был воспитан в неприятии всего немецкого. Дома всегда вместо «немец» говорили «пифке» – по имени прусского автора бравурных маршей. Немецкое приветствие «чусс» наказывалось домашним арестом. «Пифке» считался крикливым, пошлым и лишенным вкуса, тогда как австриец воспринимал себя обаятельным, стильным и элегантным.