Текст книги "Смертельный дубль"

Автор книги: Рекс Стаут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Или провел там много времени.

– Может быть, вам это и нужно знать. Мне – нет.

– Очень нужно. Не позвоните ли вы по телефону и не узнаете ли? Это будет нетрудно выяснить. Они люди известные. Обычно такие сведения не составляют тайны, и вам нечего бояться, даже если Дервин будет сидеть рядом. – Фокс встал. – Сделаете?

– Все это звучит так нелепо…

– Согласен. Так сделаете?

– Да.

– Вот и хорошо. И еще. У вас у самого не возникло никаких подозрений насчет автора этого письма?

– Нет. Мистер Торп был способным и трезвым бизнесменом и финансистом. Думаю, нашлись бы тысячи людей, считающих себя его жертвами.

– Вы прекрасно это выразили. – Фокс взял свой пиджак. – Насчет выводов, которые я перед вами недавно разворачивал, можете не волноваться – пока я не разузнаю, каким образом вы завладели шарфом мисс Грант и моим револьвером.

Глава 19

Беллоуз, предпринимая героические попытки, чтобы по-прежнему выглядеть настоящим и хорошо откормленным дворецким, несмотря на ужасное соединение жары и внезапной смерти в доме, стоял навытяжку перед хозяйкой, которая отныне будет выплачивать ему ежемесячное жалованье, и кивал в ответ на ее распоряжения.

– Да, мадам, согласен. Мясо, приготовленное на свежем воздухе, внесет аромат праздничности. В столовой я могу поставить вентиляторы.

– Да, думаю, так будет лучше, – сказала Миранда. – Я поговорила с мистером Дервином. В библиотеке накроете стол на четверых; там будут сам Дервин, его помощник, полковник Бриссенден и кто-то еще, наверное, инспектор полиции, который только что прибыл из Нью-Йорка. Человек десять или даже больше поужинают в вашем помещении. Точное количество вы можете узнать у полковника Бриссендена. Поскольку мистер Макэлрой остается, здесь за столом будет девять человек. Кресло отца пусть стоит там, где всегда, оно останется пустым.

Мой брат займет свое обычное место.

– Да, мадам. Накрыть стол к восьми часам?

– Хорошо бы. – Она взглянула на часы. – Через сорок минут. Могу тебя успокоить: сегодня никаких поздних гостей не будет. Все уже здесь.

– Да, мадам. Хочу заранее попросить вас быть снисходительной на случай отступлений от обычного порядка. Я только что слышал, как кухарка Редмонд жаловалась горничной Фолсом, что боится сегодня что-нибудь сделать не так, потому что за столом среди гостей будет сидеть убийца.

– Обещаю, что ничего не замечу. Я сама могу сегодня что-нибудь пролить или уронить.

– Да, мадам.

Оставив его, Миранда пришла через столовую. Ее появление там прервало беседу между кухаркой Редмонд и садовником, которые переговаривались через открытое окно. В западном коридоре расположился мускулистый гигант. Он сидел на газете, которую постелил на персидские подушки, и, увидев хозяйку, поспешно прикрыл зевок огромной ладонью. Через открытую дверь дома Миранда бросила взгляд на полицейского, стоявшего у края террасы в тени увитой розами решетки и беседующего с Генри Джорданом, с которым ее отец вместе плавал на лодке и о котором она прежде никогда не слыхала. Следующий коридор привел ее в гостиную; увидев сидящих там в углу Эндрю Гранта и Текумсе Фокса, Миранда постояла немного в нерешительности и подошла к ним.

– Мы могли бы закончить сейчас тот разговор, если вы хотите, – обратилась она к Фоксу.

Минуту он разглядывал ее, потом покачал головой.

– Нет, спасибо. При таком дерзком выражении ваших глаз он не сулит ничего хорошего. Кроме того, я уже занялся тем револьвером.

– Вы ошибались, когда…

– Нет, не ошибался. Простите. У меня есть еще небольшое дело… – Он поднялся, чтобы уйти, но обернулся на ее голос.

– Вы приглашены на ужин. Мы садимся за стол в восемь. Беллоуз покажет вам комнату наверху, если вы захотите причесаться.

– Спасибо.

Фокс вышел. Миранда посмотрела на Гранта и сказала:

– Если Фокс когда-нибудь женится, мне заранее жаль его жену. Ему достаточно будет лишь взглянуть ей в глаза, чтобы узнать до последнего цента, сколько она сэкономила на ведении домашнего хозяйства. Вы ведь с ним старые друзья?

Грант кивнул.

– Да, если использовать слово «друг» в качестве эвфемизма. Я жил несколько месяцев в его доме примерно три года тому назад. Приютил он меня по доброте душевной. Я собирался тогда писать книгу.

– О, вы писатель?

– В глубине души.

– Что это значит?

– Это значит, что я так и не начал писать книгу. Последние три года я зарабатывал себе на жизнь тем, что сочинял рекламные объявления, а теперь, как уже стало ясно сорока миллионам людей, потерял работу.

– Я стараюсь хотя бы пять минут поговорить о чем-нибудь другом. Вы, по крайней мере, не бродите по собственному дому, натыкаясь то и дело на окружных прокуроров, полицейских и следователей. Я не могу представить, что такое потерять работу, просто не знаю, какие чувства испытывают при этом люди, потому что сама никогда не работала. Что вы собираетесь делать, когда все это кончится?

Грант пожал плечами.

– Буду искать другую работу. На этот раз, если получится, в издательстве. Я хочу быть издателем.

Она с недоумением посмотрела на него.

– Зачем? Тоже хотите сделать из себя «настоящего мужчину»?

– Господи, нет, конечно. Откуда у вас такая мысль?

– От брата. Ради чего вы хотите быть издателем?

– Чтобы зарабатывать деньги. Забраться на вершину успеха. Лучшие и самые удачливые издатели получаются из писателей, которые слишком ленивы, чтобы писать собственные книги. А это как раз для меня.

– И вы будете хорошим издателем?

– Замечательным. Если я когда-нибудь займусь этим делом… и если я выберусь из этой мерзкой истории… прошу прошения…

– За что? Я бы назвала это еще и похуже. Я сама сделала мерзость. Сейчас, когда я сюда вошла, ваш друг Фокс рассказывал вам о перчатках?

– О перчатках? Нет. – Грант сердито посмотрел на нее. – О каких перчатках?

– Я думала, он расскажет, – нахмурилась Миранда в ответ. – Я хотела бы кое в чем покаяться перед вами и вашей племянницей, но не теперь. Я подложила ей свинью, хотя в то время и не знала, что это Нэнси. Надеюсь, вы меня простите, вот почему я стараюсь произвести на вас приятное впечатление, что при данных обстоятельствах весьма непросто. Хоть я и не волшебница, но яичницу сварганить сумею, а как-то раз, когда я появилась в купальнике на Палм-Бич, один мужчина посмотрел на меня целых два раза.

– Не очень-то я люблю яичницу.

– Ну, значит, я сумею поджарить картошку. Если вам нужна комната, чтобы отдохнуть и принять душ, пойдемте, я провожу вас наверх.

Только они скрылись за дверью, как с другой стороны, с передней террасы, в комнату вошла Нэнси Грант. Судя по виду, она не слишком страдала от жары, но выглядела несколько помятой, поскольку все еще была в той блузке и юбке, в которых сбежала из полиции через открытое окно в понедельник утром. Она окинула комнату взглядом и, никого не обнаружив, постояла в нерешительности. В конце концов подошла к обитому бархатом дивану перед открытым окном и легла на него, вытянувшись и закрыв глаза. Через несколько минут, услышав шаги, она открыла глаза и увидела приближающегося Джеффри Торпа. Он был чистым и отутюженным, но страдал от жары, и вид у него был далеко не праздничный.

– Я вас искал, – сказал он.

Нэнси не ответила.

– Сестра просила вас разыскать. Через четверть часа в столовой подадут ужин. Ваш дядя поднялся наверх принять душ. Если хотите, я мог бы проводить вас в одну из комнат.

Нэнси покачала головой.

– Нет, спасибо. Я только что приняла душ.

– Могу я узнать где?

– В раздевалке у плавательного бассейна.

– Зачем вы туда ходили?

– Чтобы принять душ.

– А потом прошли долгий путь обратно?

– Другого способа добраться сюда я не знаю. Я шла, останавливаясь время от времени, чтобы передохнуть.

– Вы должны были… – Джеффри замолчал.

– Нет. Не может быть никакого «должны». Вы здесь находитесь только потому, что не можете уйти. – Он нахмурился. – Черт побери, да ведь вы со мной разговариваете!

– Без особого удовольствия. – Нэнси села, спустив ноги на пол и поправив юбку. – Раз уж я говорю с вами, то могла бы сказать и еще кое-что. Я слышала, как вы дважды утверждали, будто я вас ненавижу. Это неправда. Тогда, в опере, вы были не только заносчивы и агрессивны, вы вели себя как безмозглый дурак и помогли поставить меня в унизительное и неловкое положение.

Я вовсе не испытываю к вам ненависти. Я просто не хочу иметь с вами дела.

– Я не верю этому.

Она с негодованием посмотрела на него.

– Позвольте узнать, почему это вы не верите?

– Потому что не хочу верить и потому что я уже думал об этом. – Он нахмурился еще сильнее. – Те стычки между нами, которые здесь происходили, носят совсем другой характер. Они высекают искры. Я никогда не видел столько искр за такой короткий промежуток времени, сколько высекли вы в тот вечер зимой.

Джеффри уселся на диван напротив девушки.

– Вы, наверное, считаете, что приличнее было бы мне помолчать, ведь всего шесть часов назад убили моего отца и кое-кто подозревает, что это сделал я. Но откуда мне знать, как дальше повернутся события? Откуда мне знать, не обвинят ли меня в убийстве и не бросят ли в тюрьму уже сегодня ночью? Поэтому мне хотелось бы рассказать вам, что творилось в моей голове сегодня днем. Я вспоминал то время, когда здесь еще была моя мать, вспоминал, как обращался с ней отец, и во мне росла такая ненависть к нему, которой я никогда не испытывал, пока он был жив.

Потом до моего сознания дошло, что его уже нет в живых, и я стал вспоминать, что он сделал для меня. А он сделал, несомненно, и я старался вспомнить все и определить, найду ли я такие же оправдания для сына, какие он находил для себя как для отца. Пусть самые бледные. Я решил, что найду. Но среди всех этих мыслей мне все время приходили мысли о вас.

Он протянул руку, но Нэнси отпрянула, и рука его опустилась на диван.

– Есть еще одна причина, почему я не верю, что вы не хотите иметь со мной ничего общего. Если бы вы действительно испытывали такие чувства, вы бы рассказали этому… как его… о том, что видели сегодня утром револьвер у меня в кармане. А я знаю, что вы не рассказали. Ведь если бы вы это сделали…

– Откуда вы… – Нэнси посмотрела на него. Потом опять отвела взгляд. – Откуда вам известно, что я видела револьвер?

– Я слышал, что говорил вам ваш дядя. Вот вам еще один довод. Ваш дядя тоже не рассказал, должно быть, вы его попросили…

– Я не просила! Он сам предложил не говорить, не лезть не в свое дело. Но я сказала мистеру Фоксу. Я… я не собиралась, но у меня как-то получилось само собой, прежде чем я подумала.

– Когда вы ему сказали?

– Когда мы все сидели на террасе. Вскоре после того, как вас позвали в дом.

– В общем-то это не имеет значения. У вас такой красивый профиль… самый красивый, я ничего прекраснее не видел… – Голос его задрожал, и он поспешил сменить тему. – Фокс знает, что я ни за что в мире не убил бы своего отца!

– Откуда ему знать?

– Он понимает людей и знает, как я люблю вас. А в таком состоянии я не кровожаднее бабочки, разве что кто-нибудь встанет между нами, и мне… Да, Беллоуз?

– Меня послала миссис Пембертон, сэр. Гонг прозвучал несколько минут назад.

– Я не слышал. – Джеффри поднялся с дивана и, глядя на Нэнси, проговорил: – Если вы не хотите идти со мной, следуйте за Беллоузом. Я приду через минуту.

Еще раньше, чем гости расправились с холодными закусками, Миранда поняла, что совершила ошибку, дав Беллоузу указание оставить отцовский стул на его обычном месте и никого на него не сажать. Нет, она не думала, что иначе ужин может выйти веселым, но, в конце концов, если для вкушения пищи люди собираются за одним столом, то они становятся гостями, независимо от того, какие обстоятельства их объединили, а широкая спинка выставленного напоказ пустого стула, казалось, намеренно домогалась от них скорби и умышленно нагнетала мрачное настроение. Когда подавали холодное мясо, Миранда что-то тихо сказала об этом сидевшему справа Эндрю Гранту, и, к ее изумлению, он ответил, что даже не заметил стула.

Мясо резали под унылое жужжание вентиляторов. Никто, естественно, не испытывал желания растягивать пребывание за столом, но никто особо и не спешил заняться каким-то другим делом. Потому что делать было нечего.

Полицейские еще не уехали и, вполне вероятно, готовили в это время очередную кампанию допросов. Всем сидящим за столом было известно, что из Нью-Йорка прибыл знаменитый инспектор столичной полиции Дэймон и находится сейчас вместе с остальными в библиотеке.

Сумерки в комнате сгущались, и, когда подали шербет и малину, Беллоуз зажег люстру. Бессвязное, то и Дело прерывающееся течение разговора, однако, продолжалось, хотя говорить было не о чем, поскольку все старались не упоминать о том, что единственно и вертелось у каждого на уме. Крайнее напряжение нервов, когда вздрагивают и пугаются любого случайного звука, стало очевидным, и в этот момент Текумсе Фокс обратился к Миранде через весь стол, по необходимости повысив голос из-за шума вентиляторов:

– Разрешите, миссис Пембертон? Я хотел бы предложить присутствующим сыграть в одну игру.

Восемь пар глаз обратились в его сторону. Миранда подняла брови.

– Игру?

– Да. Можно назвать и так. – Фокс подал знак Беллоузу, дворецкий достал что-то из буфета и подошел к Фоксу. – Прошу всех участвовать, если не возражаете. – Он взял у Беллоуза поднос, кивнул ему в знак благодарности и быстрым взглядом окинул стол: Миранда и Грант, Джеффри и Макэлрой, Кестер и Фуллер, Нэнси и Генри Джордан. – Вам это может показаться делом несерьезным, пустым, но оно ничем вам не грозит. У меня здесь восемь листов бумаги и восемь карандашей. Я раздам их вам и попрошу каждого кое-что написать. Текст, один для всех, я продиктую. Внизу поставите подпись, чтобы можно было определить, чей листок. Надеюсь, вы не возражаете, миссис Пембертон, поскольку…

– Поставлю я свою подпись или нет, – сухо проговорил Фуллер, – будет зависеть от того, что именно вы попросите написать.

– О, текст совершенно безобидный, – улыбнулся ему Фокс. – Это всего лишь зарок, данный нашими предками, фраза из «Декларации независимости Соединенных Штатов Америки». Беллоуз, раздайте, пожалуйста, карандаши и бумагу.

Дворецкий взял бумагу и карандаши, но вместо того, чтобы раздать их присутствующим, вдруг застыл как вкопанный. За окном, на некотором расстоянии, отчетливо прозвучали выстрелы, потом ухнуло так, что воздух раскололся, словно от орудийного залпа. При этом звуке всех будто сорвало с места; кухарка Редмонд, которая несла поднос с охлажденным чаем, уронила его на пол, даже не пытаясь удержать, и огласила и без того потрясенный воздух диким, леденящим кровь воплем.

Глава 20

Когда двумя секундами позже в комнату ворвались люди, Редмонд сидела на полу в луже холодного чая и битого стекла и все еще вопила. Все повскакали с мест, Джеффри опрокинул стул, Генри Джордан был бледен и весь дрожал, Миранда вцепилась в руку Энди Гранта, Макэлрой привалился спиной к стене…

– Что?! Кто?! – выкрикивал полковник Бриссенден.

– На дворе! – перекрывая другие голоса, прокричал в ответ Фокс. – Здесь никто не пострадал. На дворе!

Бриссенден рявкнул, отдавая команду, два полицейских развернулись и исчезли. Полковник еще раз рявкнул, и мускулистый гигант, сидевший в коридоре, поднял истерически орущую Редмонд, словно мешок хлопка, и вынес из комнаты. Дервин размахивал руками, стараясь жестами объяснить что-то человеку с подбородком профессионального боксера и мрачным взором поэта, специализирующегося на пессимистических темах. Не слушая прокурора, тот прошел через комнату.

– Привет, Фокс. Говорите, стреляли на дворе?

– Привет, инспектор. Да.

– Пуля сюда не залетала?

– Никто здесь ее не видел и не почувствовал.

Инспектор Дэймон кивнул.

– Мы сидели в библиотеке, с другой стороны дома, поэтому нам трудно судить. – Он повернулся. – Что там происходит?

В темноте за окном раздавались воинственные, громкие и возбужденные голоса. Они доносились все слабее и слабее: видимо, говорящие завернули за угол дома.

Бриссенден подался вперед. Теперь голоса, смешавшись с другими звуками, слышались уже в холле, и, различив один из них, Текумсе Фокс бросился к двери. Но ее уже открыли без его помощи. Вошли двое полицейских, а между ними широкоплечий человек с квадратным лицом, который, тесно прижав к боку левую руку, поддерживал ее правой повыше локтя. Увидев Фокса, он обратился к нему и провозгласил глубоким басом, в котором дрожало еле сдерживаемое негодование:

– Этот подлец выстрелил в меня!

Фокс уже был рядом.

– Куда тебе попало, Дэн? Дай посмотрю. Ты лучше сядь. Благодарю вас, инспектор. Дэн, убери руку, я осторожно разрежу тебе рукав…

– Может быть, лучше…

– Нет. Сиди спокойно. Вот так. Да ты весь в крови.

Спокойно, тебе совсем не нужно смотреть! Нет, спасибо, миссис Пембертон, жгут не нужен. Отойдите, пожалуйста, мисс Грант. – Фокс бросил быстрый, внимательный взгляд на бледное лицо Нэнси. – Лучше сядьте… усади ее в кресло, Энди. Задеты только кожа и мышцы… нам нужно перебраться в ванную…

– Я хочу сначала кое-что сказать.

– Давай. Только сиди спокойно.

– Я весь день старался к вам пробиться. А меня ни за что не пускали. Даже к телефону вас отказывались позвать. Мне нужно было до вас добраться, потому что я знаю, кто убил Торпа.

– Знаешь?

– Да. Как только немного стемнело, я перелез через стену и направился к дому. Кто бы мог подумать, что один из этих дураков действительно откроет стрельбу?

И не только откроет, но еще и попадет в меня!

– Рана, слава богу, не опасная. Давай говори, кто убил Торпа?

– Сын его. Джеффри.

– Сын?! – Не обращая внимания на поднявшуюся суету и восклицания, Фокс спросил: – Как ты мог видеть его с такого расстояния?

– Я не видел. Но знаю, что парень…

– Тогда нам лучше обсудить это в ванной. Не помню, чтобы я когда-то видел тебя в таком волнении. Не толкайтесь, полковник, вы об этом узнаете. Ну так что тебе известно, Дэн?

– У него был мой револьвер. Я сам его дал ему вчера вечером, а если Торпа застрелили из него…

– Ты хочешь сказать, мой револьвер? Один из моих револьверов?

– Ладно, пусть ваш. Тот, с которым я ходил.

Глаза у Фокса засверкали.

– Ты дал этот револьвер Джеффри Торпу?

– Я одолжил ему на время. Когда он приезжал вчера вечером, а потом спустился, чтобы ехать домой. Я сидел на веранде и целился из него…

– Во что целился?

– В фонарь для жуков.

– Ты имеешь в виду ловушку для насекомых?

– Да. Тут появился этот желторотый дурак, увидел и сказал, что собирается купить револьвер, хочет иметь его при себе, но не может приобрести его раньше чем завтра. Я спросил, зачем ему оружие, он ответил, что для защиты. – Покорни это услыхал и предложил одолжить ему мой…

– И ты позволил ему взять.

– Правильно. Эй, больно же!

– Я промыл рану. Не стану говорить, что мне на самом деле хотелось бы с тобой сделать. Вы хотите расспросить его до того, как я отвезу его к врачу?

– Да. – Вид у Дервина был мрачный. – Нужно, чтобы он опознал револьвер и подписал свои показания…

– Вы это сделаете, как только я с ним закончу. С револьвером все и так ясно. Я имею в виду другие детали.

– Да. – Дервин повернулся к Дэну. – Револьвер был заряжен, когда вы давали его Торпу?

– Конечно! – Ответ последовал не от Дэна, а от Джеффри Торпа, который теперь стоял напротив Дервина. – Я взял его на время, и он был заряжен! Я положил его в карман и принес с собой сюда, домой!

– Вы признаете это?

– Да.

– Пойдем, надо наложить повязку, – сказал Дэну Фокс, и, когда они вышли из комнаты, никто не попытался их остановить.

Все глаза были прикованы к Джеффри. Миранда подошла и встала рядом с ним, лицо ее побледнело, подбородок решительно выдвинулся вперед. Полицейский бочком Двинулся к ним и незаметно встал у Джеффри за спиной.

– Уведите его отсюда! – прорычал Бриссенден. – Проводи его в библиотеку, Харди.

Полицейский положил руку Джеффри на плечо, но тот, не обратив на него никакого внимания, заговорил с Дервином:

– Собираетесь пропустить меня через свою выжималку? Ну что же, давайте! Только сначала я хочу задать вопрос. Сестра сказала мне, что установлено, будто револьвер, из которого убили отца, принадлежит Текумсе Фоксу. Это верно?

– Да. И следовательно…

– Минутку! Теперь моя очередь отвечать. Но ни в библиотеку, ни куда-то еще я не пойду. Я буду говорить здесь, пускай все слышат. Можете позвать сюда вашего стенографиста. Итак, когда я приехал вчера вечером домой…

– Погоди минутку, Джеффри! – крикнул адвокат Фуллер. Его обычно уклончивый взгляд был теперь нацелен прямо на окружного прокурора. – Думаю, сначала мистеру Торпу следует поговорить со мной.

– К черту! – ругнулся Бриссенден.

– Я думаю, что нет, – ответил Дервин.

– А я думаю, да. – Голос Фуллера звучал решительно. – Иначе мне придется посоветовать мистеру Торпу не отвечать ни на какие вопросы и не сообщать никаких сведений…

– Можете оставить свои советы при себе! – выпалил Джеффри. – Я все время боялся…

– Джеффри! Я приказываю вам как ваш адвокат хранить молчание! Вы пренебрежительно относились к власти и влиянию, которыми пользовался ваш отец при жизни, и теперь…

– Это не так, – спокойно возразила Миранда. Она стояла рядом с братом, положив руку ему на рукав; с другой стороны от него был полицейский. – Джефф, я думаю, мистер Фуллер прав. Мне кажется, тебе следует с ним поговорить, прежде чем ты позволишь им… позволишь… – Она запнулась.

Джеффри посмотрел на нее.

– Премного тебе благодарен, сестренка, – горько проговорил он. – Ты считаешь, что это я убил отца. Да?

– Нет.

– Вы все так считаете! Вы весь день так считали, старались не смотреть на меня, когда говорили об опознании оружия, а теперь уже знаете, что я сам взял револьвер на время вчера вечером…

– Я велел увести его отсюда! – рявкнул Бриссенден.

Инспектор Дэймон покачал головой и тихо сказал:

– Не надо, пускай говорит.

– Я настаиваю… – попробовал вмешаться Фуллер.

– Прошу занести в протокол отказ от дачи показаний! – перебил Дервин. – Я собираюсь допросить его, и, если по совету адвоката он откажется отвечать на вопросы, это его право. Его уже допрашивали прежде, и он ничего не сказал о револьвере. Я также хочу допросить миссис Пембертон. Насколько я понял, Фокс сообщил ей о том, что револьвер, из которого стреляли в ее отца, является его собственностью. Значит, ей было известно, что брат ее взял на время один из принадлежащих Фоксу револьверов, но она скрыла этот факт.

Дервин посмотрел в сторону, увидел, что стенографист устроился в кресле со своим блокнотом и вновь обратился к Джеффри.

– Мистер Торп, – требовательно спросил он, – что вы сделали с револьвером, который одолжили в доме у Фокса, когда приехали вчера вечером сюда?

– Не отвечайте! – скомандовал Фуллер.

Джеффри открыл рот, потом опять закрыл и посмотрел на адвоката.

– Вы желаете мне добра, мистер Фуллер, – признал он. – Не думаю, что вы выбрали подходящее время и место для того, чтобы обвинить меня в пренебрежительном отношении к влиянию отца, но у вас есть свои сыновья, поэтому займитесь лучше ими. – Он перевел взгляд на Дервина: – Охотно допускаю, что и у вас самые добрые намерения, ведь вы окружной прокурор. – Он повернулся к Бриссендену: – А вы просто брыкливый осел, и, если я выйду живым из этой заварухи, я постараюсь встретиться с вами в неофициальной обстановке и начистить вам физиономию! А теперь, если вы все перестанете вопить, я расскажу вам про револьвер.

– Джеффри, я тебе запрещаю…

– Отстаньте! Если правда не поможет, то и черт с ним со всем. Когда я вернулся домой вчера вечером и ушел в свою комнату… А, Фокс, рад, что вы пришли как раз вовремя, ведь это все-таки ваш револьвер… Как вице-президент?

– Его немного задержат, – улыбнулся ему Фокс. – Я тоже рад, что пришел вовремя и услышу ваш рассказ.

– Так вот. Когда я вернулся вчера вечером домой и прошел к себе в комнату, то достал револьвер из кармана и положил на прикроватный столик. Одеваясь сегодня утром, я снова положил его в карман. Он там и был, когда приехали мисс Грант с дядей, где-то часов в девять утра. Я хотел поговорить с мисс Грант, но она отказалась со мной разговаривать. Я рассердился, но не на нее, а на себя, подумал, что веду себя как полоумный и что лучше мне куда-нибудь уехать, пока она здесь.

Он посмотрел на Бриссендена.

– В машине случилось нечто необъяснимое, но про это я вам рассказывать не буду, потому что вас это не касается. Проехав несколько миль по дороге, я чуть не врезался в грузовик и понял, что в таком состоянии я просто опасен за рулем, и повернул назад, но действительной причиной возвращения было другое… Я знал, что мисс Грант здесь, и не мог больше оставаться вдали от нее. – Он взглянул на Нэнси. – Прошу прощения за то, что так часто произношу ваше имя, но раз уж мне приходится все рассказывать… ничего не поделаешь… Когда я садился в машину, револьвер в кармане мне мешал, я вынул его и положил на сиденье. И вообще я чувствовал себя с ним глупо среди бела дня, а кроме того… – Он замолчал. – Ладно, и это тоже можно сказать… Я знал, что мисс Грант и ее дядя видели револьвер у меня в кармане, поскольку слышал, как он обратил на это ее внимание. Конечно, теперь их тоже спросят, почему они не сообщили, что я носил при себе оружие, но в тюрьму за это не посадят. От того, что они видели этот револьвер у меня в кармане, я чувствовал себя еще глупее. В общем, когда я сюда вернулся и вышел из машины, про револьвер и не вспомнил.

Я даже не посмотрел на сиденье, потому что голова моя была занята совсем другими мыслями. Но он, должно быть, оставался там, потому что я положил его туда, когда уезжал. Там я его и видел в последний раз, насколько помню. И с тех пор он не попадался мне на глаза.

Когда Джеффри умолк, Фуллер налетел на Нэнси, словно коршун на цыпленка.

– Мисс Грант, вы видели оружие в кармане Джеффри до того, как он расстался с вами и поехал на машине?

– Да, – ответила она твердо и отчетливо. – Я видела его всего одну или две минуты, когда мы только приехали сюда.

– И вы тоже, мистер Грант?

– Да.

– Видели вы револьвер у него в кармане или как-то иначе?.. Видели вы у него оружие, когда он вернулся после поездки?

– Нет. Я вообще не знал, что он куда-то уезжал. Но когда он появился после некоторого отсутствия, часов в десять утра, я не видел у него револьвера. Ни тогда, ни после.

– А вы, мисс Грант?

– Нет, не видела.

Глаза адвоката обежали ту половину комнаты, где столпились гости.

– Видел ли кто-нибудь из вас револьвер у Джеффри Торпа сегодня после десяти часов утра?

Он выпалил свой вопрос, возвысив голос, несмотря на попытки Дервина прервать его, и, хотя прокурор все же помешал ему получить ответы, Фуллер явно остался доволен выражением лиц, ибо он повернулся к прокурору и предложил:

– Теперь вы можете спрашивать его о чем угодно.

– Спасибо, – язвительно поблагодарил Дервин. Он поглядел на стенографиста. – Вы отметили, что вопросы мистеру Гранту и его племяннице задавал мистер Фуллер?

– Да, сэр.

– И я не делал никакой попытки его прервать?

– Да, сэр.

Дервин остановился напротив Джеффри. Смотрел он довольно мрачно и решительно.

– Мистер Торп, – резко сказал он, – здесь присутствует ваш официальный защитник. Вы можете принять любой совет, какой бы он вам ни дал. Со своей стороны должен вас предупредить, что, имея в своем распоряжении такие улики и ваше собственное признание, можно было бы предъявить вам обвинение в убийстве первой степени, но в данный момент я такого обвинения вам не предъявляю. Я не стану торопиться, но я намерен…

– Не читайте ему нотаций, – прорычал Фуллер. – И не угрожайте. Не запугивайте его. Хотите допросить, так допрашивайте.

Пропустив слова адвоката мимо ушей и не сводя глаз с Джеффри, Дервин закончил:

– Я намерен проследить за тем, чтобы виновный был наказан. Вы утверждаете, что оставили оружие… оружие, которое впоследствии было использовано для совершения убийства…

– Он этого не утверждал, – возразил Фуллер. – Он не говорил, что это было орудие убийства.

– Хорошо. Вы утверждаете, что оставили револьвер, который взяли на время у Текумсе Фокса, на сиденье своей машины, когда вернулись сюда около десяти утра.

Так?

– Совершенно верно, – ответил Джеффри.

– И с тех пор вы его не видели?

– Верно.

– И не видели, что он лежал на полу в библиотеке в нескольких футах от тела вашего отца?

– Нет. Я не видел ни револьвера, ни чего-то еще.

Я смотрел на отца.

– Вы вообще не заметили револьвер?

– Нет. – Джеффри нахмурился, встретив мрачный взгляд окружного прокурора. – Нужно быть глупее, чем я есть, чтобы совершить из этого оружия убийство и затем оставить его там. Ведь я понимал, что по револьверу легко вычислить меня.

– Вы могли оставить его, потому что у вас было мало времени. Значит, вы хотите сказать, что убийца взял револьвер с сиденья вашей машины?

– Я ничего не хочу сказать. Я просто сообщаю, где оставил револьвер.

– И с десяти утра вы не подходили к своей машине?

– Подходил. Я вернулся к машине днем, около четырех часов, чтобы посмотреть, лежит там револьвер или нет.

– Вернулись после того, как полковник Бриссенден закончил разговор с вами?

– Да.

– Вы ведь ни словом не упомянули полковнику Бриссендену об этом револьвере. Так?

– Так.

– Не говорили, что позаимствовали его на время, что он был при вас утром и что потом вы оставили его на сиденье машины?

– Нет.

– И вам не приходило в голову, что из этого револьвера, возможно, застрелили вашего отца?

– Нет.

– И что это, следовательно, может быть важным фактом. Вы что, хотели помешать расследованию убийства вашего отца?

– Нет, я не собирался мешать. Я знал, что вы нашли оружие, из которого его застрелили, поскольку слышал, как полковник Бриссенден говорил, что оно валялось рядом на полу, хотя сам я не видел. Если это и был револьвер, который я оставил в машине, и убийца взял его оттуда, чем бы вам помогло это знание? Револьвер мог взять любой, кто проходил мимо. Может, я и рассказал бы об этом, если бы меня допрашивал не этот олух Бриссенден. Я бы, наверное, и ему рассказал, если бы у него хватило ума показать мне револьвер и спросить, видел ли я его когда-нибудь. Я ждал, что он…

– Он не мог этого спросить в то время. Револьвера не было: его исследовали. Мы установили только, что из револьвера стреляли… Что такое, полковник?

– Мы должны забрать его отсюда! Отправьте его в здание суда.

Инспектор Дэймон перехватил взгляд Дервина и покачал головой. Окружной прокурор минуту колебался, затем повернулся к Джеффри:

– Если вы возражаете против присутствия людей, мистер Торп…

– Вовсе нет, – заявил Джеффри. – Я не поеду в ваш чертов суд до тех пор, пока у меня есть право выбора.

– Ладно. После того как вы узнали от сестры, что установлена принадлежность револьвера Текумсе Фоксу, почему вы не пришли и не сказали нам все?