Текст книги "Избранные стихи из всех книг"

Автор книги: Редьярд Джозеф Киплинг

Мэри Глостер

 
Я платил за твои причуды, не запрещал ничего.
Дик! Твой отец умирает, ты выслушать должен его.
Доктора говорят – две недели? Лгут твои доктора!
Завтра утром меня не будет… и… скажи, чтоб ушла сестра.
Не видывал смерти, Дикки? Учись, как уходим мы!
И ты в свою очередь встанешь на пороге смертельной тьмы.
Кроме судов, и завода, и зданий, и десятин
Я создал себя и мильоны, но проклят, раз ты мой сын!
Хозяин в двадцать два года, женатый в двадцать шесть, —
Десять тысяч людей к услугам, а судов на морях не счесть.
Пять десятков средь них я прожил и сражался немало лет,
И вот я, сэр Антони Глостер, умираю – баронет[87]87
  Баронет – низший из наследственных дворянских титулов в Англии (но выше нетитулованного дворянина или эсквайра.) Мог быть пожалован монархом за особые заслуги перед государством.


[Закрыть];
Я бывал у их Высочеств – помнишь газетный столбец?
«Один из властителей рынка». Дик, это – я, твой отец!
Я начал не с просьб и жалоб. Я смело взялся за труд;
Я шел напролом, а это – удачей теперь зовут.
Что за судами я правил! Гниль, и на щели щель, —
Я, как было приказано, и топил, и сажал их на мель!
Еда, от которой шалеют! Команда – Бог им прости!
И жирный куш страховки, чтоб покрыть опасность пути.
Другие – не смели, боялись: жизнь, мол, у нас одна!
(Они у меня шкиперами). Я же шел, и со мной жена.
Я не раз обошел вокруг света, и передышки ни дня.
Твоя мать копила деньжата, выводила в люди меня!
Я был счастлив, что я – хозяин, но ей было все видней,
Она выбирала дорогу, а я слепо шел за ней.
Она подстрекнула взять денег, нашла расплатиться как,
И мы накупили акций и подняли собственный флаг.
 
 
В долг забирая уголь, питаясь Бог знает чем,
Мы клиперы приобретали – теперь их уже тридцать семь.
За клипером клипер[88]88
  Клипер – быстроходный парусник для перевозки ценных и срочных грузов (часто говорят «чайный клипер»). Последним клипером, не сдавшимся в многолетнем соревновании по скорости между парусными и паровыми судами, была знаменитая «Катти Сарк».


[Закрыть] грузился, блестяще шли дела,
Когда в Макассарском проливе[89]89
  Макассарский пролив – Макасарский пролив находится в Индонезии между о. Борнео и Целебесом (Сула-веси).


[Закрыть] внезапно она умерла.
Около Патерностера[90]90
  Малый Патерностер – небольшой островок близ южного входа в пролив.


[Закрыть], в тихой синей воде,
Ее опустили в вечность. Я отметил на карте, где.
Было нашим собственным судно, на котором скончалась она.
И звалось в честь нее «Мэри Глостер». Давнишние то времена…
Плыл я пьяный вдоль берега Явы и чуть не сел на мель,
Когда твоя мать мне явилась – и с тех пор мне противен хмель.
Я цепко держался за дело, не покладая рук,
Копил (она так велела), а пили другие вокруг.
Я в Лондоне встретил Мак-Кулло (не бывало знакомства нужней) —
Мы вместе начали дело: три кузницы, двадцать людей.
Дешевый ремонт дешевки. Я платил, и дело росло,
Патент на станок приобрел я, и тут мне опять повезло.
Я сказал: «Нам выйдет дешевле, если сделает их наш завод»,
Но Мак-Кулло на разговоры потратил почти что год.
А тут началось движенье – работа пришла сама:
Машины, котлы и трубы, огромные, как дома.
Мак-Кулло хотел, чтоб в каютах были и мрамор и клен,
Брюссельский и утрехтский бархат, ванны и общий салон.
Водопроводы повсюду, с резьбою каждая дверь…
Но он умер в шестидесятых, а – я вот только теперь…
Я знал – когда строился «Байфлит», – я знал уже в те времена:
Они возились с железом! – Я знал – только сталь годна.
Первое растяженье! И стоило это труда,
Когда появились наши девятиузловые суда!
Меня закидали вопросами, я же текст им привел в ответ:
«Тако да воссияет перед людьми ваш свет».
Они пересняли, что можно, но я был мозгами богат,
В поту и в тяжелых сомненьях, я бросил их год назад.
Пошли на броню контракты, здесь был Мак-Кулло силен,
Он был мастер в литейном деле, но – лучше, что умер он.
Я прочел все его заметки: их понял бы и новичок,
А я не дурак – не продолжить там, где мне дан толчок.
(Его вдова рассердилась). Я чертежи разобрал.
Шестьдесят процентов, не меньше, приносил мне прокатный вал.
Шестьдесят процентов с браковкой, мы могли их делать вдвойне.
И четверть мильона кредита – скажи спасибо мне!
Мне казалось – но это не важно, – что ты обожаешь мать.
Тебе уже скоро сорок, и тебя я успел узнать.
Харроу и Тринити Колледж[91]91
  Харроу – одна из старейших в Англии школ для детей из привилегированных сословий (там некогда учился Д. Г. Байрон).
  Тринити-колледж (Троицкий колледж) – неизвестно, оксфордский или кембриджский колледж с таким названием имеет в виду автор.


[Закрыть]! А надо бы в Океан!
Я хотел тебе дать воспитанье, но горек был мой обман.
Тому, что казалось мне нужным, ты вовсе и не был рад,
А то, что зовешь ты жизнью, я называю – разврат.
Гравюры, фарфор и книги тебя занимали зря,
Квартирой модной кокотки была квартира твоя.
Ты женился на этой костлявой[92]92
  Ты женился на этой костлявой… – сэр Антони, новоиспеченный баронет, явно описывает аристократку во многих поколениях, и недоволен выбором своего сына.


[Закрыть], длинной, как карандаш.
От нее ты набрался спеси: но где же ребенок ваш?
Запрудила пол-Кромвель-роуда вереница ваших карет,
Но докторский кэб не виден, и наследника нет как нет.
(Итак, ты мне не дал внука, тобой окончен наш род),
А мать твоя в каждой поездке под сердцем носила плод.
Но убивал малюток широкий морской простор,
Только ты, ты один это вынес!
Хоть мало что вынес с тех пор.
Лгун, и лентяй, и хилый: как будто себе на обед
Собирал ты корки с помоек. Мой сын не помощник мне, нет!
Для него есть триста тысяч и проценты с них каждый год,
Все это, видишь ли, Дикки, пущено мной в оборот.
Ты можешь не пачкать пальцев, а не будет у вас детей,
Все вернется обратно в дело. Но что там с женой твоей?
Она стонет, кусая платочек, в экипаже своем внизу:
«Милый папочка! Он умирает!» – и старается выжать слезу.
Благодарен? О да, благодарен, но нельзя ли подальше ее?
Твоя мать ее не любила, а у женщин бывает чутье.
Ты услышишь, что я женился вторично! Нет! Это не то.
Бедной Эджи дай адвоката и выдели фунтов сто…
Она была самой славной – ты скоро встретишься с ней.
Я с матерью уплываю, а тебе поручаю друзей.
Мужчине нужна подруга; женщины скажут – пустяк, —
Конечно, есть и такие, которым не нужен очаг.
Но о той хочу говорить я, кто леди Глостер еще,
Я нынче в путь отправляюсь, чтоб повидать ее.
Стой! И звонка не трогай! Пять тысяч тебе заплачу,
Если будешь слушать спокойно и сделаешь все, что хочу.
Скажут люди, что я безумец, ты же будь настойчив и тверд.
Кому ж я еще доверюсь? (Отчего не мужчина он, черт!)
Мы затратили деньги на мрамор, еще при Мак-Кулло, давно.
Мрамор и мавзолеи – так возноситься грешно.
Для похорон мы имеем – остовы бригов и шхун.
Не один так писал в завещанье и не был ни шут, ни хвастун.
У меня слишком много денег, так я думал… но я был слеп.
В надежде на будущих внуков я купил этот Вокингский склеп.
Откуда пришел я, туда же и возвращаюсь вновь.
Ты возьмешься за это дело, Дик, мой сын, моя плоть и кровь!
Десять тысяч миль отсюда, с твоей матерью лечь я хочу,
Чтоб не свезли меня в Вокинг, вот за что я тебе плачу.
Как это надо сделать, я давно уж обдумал один —
Спокойно, прилично и скромно – слушай меня, мой сын.
Знаешь наши рейсы? Не знаешь… Так в контору письмо пошли,
Что, смертью моей угнетенный, ты хочешь поплавать вдали.
Ты выберешь «Мэри Глостер» – мною приказ уже дан, —
Ее приведут в порядок, и ты выйдешь на ней в океан.
Стоило много денег ее без дела держать.
Но могу я платить за причуды, на ней умерла твоя мать.
Около Патерностера, в тихой синей воде, —
Я, кажется, говорил уже, что отметил на карте, где.
(Она промелькнула в люке – коварное море вокруг!)
Сто восемнадцать на запад и ровно три на юг.
Направленье совсем простое – три на юг, как я уж сказал.
На случай внезапной смерти Мак-Эндрю я копии дал.
Он шеф пароходства Маори, но отпуск ему дадут,
Когда ты ему напишешь, что он мне нужен тут.
Три брига для них я построил – и удачно исполнил заказ,
А Мака я знаю давненько, а Мак знал обоих нас.
Ему я передал деньги, лишь стало плохо мне.
К нему ты придешь за ними, предав отца глубине.
Недаром ты плоть от плоти, а Мак мой старейший друг!
Его я не звал на обеды, ему не до этих штук.
Он за меня молился, старый морской шакал,
Но он не солгал бы за деньги, умер бы, но не украл.
Ему придется «Мэри», на буксир у пролива взять…
Свадебный тур совершает сэр Антони Глостер опять
В старой своей каюте, хозяин и капитан,
Под ним винтовая лопасть, вокруг голубой океан.
 
 

 
 
Плывет сэр Антони Глостер – веет флаг, наша гордость и честь
(Десять тысяч людей к услугам, а судов на морях и не счесть!)
У подножья Патерностера – ошибиться нельзя никак —
И последний пузырь не лопнет, как тебе заплатит Мак.
За рейс в шесть недель – пять тысяч – как лучший фрахтовщик судов,
И Мак передаст тебе чеки, как только я буду готов.
Потом вокруг Макассара ты возвратишься один.
Мак знает, чего хочу я… И над «Мэри» я – господин.
Твоя мать назвала б меня мотом – есть еще тридцать шесть кораблей,
Я приеду в своей карете – пусть ждет меня у дверей.
Вся жизнь я не верил сыну; он искусство и книги любил.
И он жил на отцовские деньги, и отцовское сердце разбил.
Итак, ты мне не дал внука, тобою кончен наш род!
Единственный сын наш, о матерь, единственный сын наш, вот!
Харроу и Тринити Колледж, а я день и ночь в трудах
Он думает: я – сумасшедший, а ты – в Макассарских водах.
Плоть моей плоти родная, во веки веков, аминь.
Первый удар был предвестником – призывом морских пустынь.
Но – дешевый ремонт дешевки (доктора говорят, я – больной).
Мэри, а ты не явилась? Я всегда был ласков с тобой.
Ты ведь теперь бесплотна; и женщин встречал я в пути,
Но они были только женщины, а я – мужчина. Прости!
Мужчине нужна подруга, понять это так легко.
Но я не делил с ними жизни, я только платил широко.
И что для меня пять тысяч! Я могу заплатить за мечту,
Бросить якорь близ Патерностера, в моем последнем порту.
Я верую в Воскресенье; и Писанье читал не раз.
Но Вокингу не доверюсь; море надежней для нас.
Пусть сердце, полно сокровищ, идет с кораблем ко дну
Довольно продажных женщин, я хочу целовать одну.
 
 
Буду пить из родного колодца[93]93
  Буду пить из родного колодца… – Парафраз из библейской «Книги Притчей Соломоновых»: «Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя … Источник твой да будет благословен. И утешайся женою юности твоей» (Притчи 5:15–18).


[Закрыть], другого источника нет,
Со мною подруга юности – и черт подери весь свет!
Я лягу в вечной постели (Дик, позаботься о том!),
Мак балласт разместит с дифферентом на нос – и в волны потом,
Носом вперед, все глубже, огни горят в два ряда,
О днище пустого трюма глухо плещет вода,
Негодуя, смеясь и ласкаясь, пениста, зла и темна,
Врывается в нижние люки, все выше растет она.
Слышишь! Все затопило, от носа и до кормы.
Не видывал смерти, Дикки? Вот так умираем мы.
 

Перевела А. Оношкович-Яцына

Казарменные баллады.
Часть II (1896)

Вступление к «Казарменным балладам» в книге «Семь морей»[94]94
  Вступление к «Казарменным балладам» – тут разработан (не впервые) любимый мотив Киплинга: положение о том, что искусство не прогрессирует (см. также «Головоломка мастерства»).


[Закрыть]

 
Гомер сломал и бросил лиру,
А песнь, что пели все края,
Он просто спер на радость миру,
Пришел и взял! Совсем как я!
 
 
Матросы, девки на базарах,
В шуршанье ветра, волн, травы
Узнав напевы песен старых,
Смолчали – ну совсем как вы!
 
 
Что спер, то спер! Он знал, что знали,
Но ни контрактов, ни тюрьмы:
Все заговорщицки мигали,
А он – в ответ. Совсем как мы.
 

Перевел В. Бетаки

Марш «Стервятников»[95]95
  Марш «Стервятников» – стихотворение написано как бы от лица особого отряда головорезов типа позднейших «командос» или «спецназа».


[Закрыть]

 
Ммарш! Портки позадубели, как рогожи,
При! Упрешься в зачехленное древко.
При! Бабенок любопытствующих рожи
Не утащишь за собою далеко.
 
 
Ша! Нам победа хрен достанется.
Ша! Нам не шествовать в блистательном строю!
Будешь ты, усвой,
Стервятникам жратвой,
Вот и все, что нам достанется в бою!
 
 
Лезь! На палубу, от борта и до борта.
Стой, поганцы! Подобраться, срамота!
Боже, сколько нас сюда еще не вперто!
Ша! Куда мы – не известно ни черта.
 
 
Ммарш! И дьявол-то ведь не чернее сажи!
Ша! Еще повеселимся по пути!
Брось ты бабу вспоминать, не думай даже!
Ша! Женатых нынче Господи, прости!
 
 
Эй! Пристроился – посиживай, не сетуй.
(Слышьте, чай велят скорее подавать!)
Завтра вспомните, подлюги, чай с галетой,
Завтра, суки, вам блевать – не разблевать!
 
 
Тпру! Дорогу старослужащим, женатым!
Барахлом забили трапы, черт возьми!
Ша! Под ливнем ждать погрузки нам, солдатам,
Здесь, на пристани, приходится с восьми!
 
 
Так стоим под конной стражей час который,
Всех тошнит, хотя не начало качать.
Вот ваш дом! А ну заткнитесь, горлодеры!
Смирно! Черти, стройсь на палубе! Молчать!
 
 
Ша! Нам победа на фиг не достанется!
Ша! Нам не шествовать в блистательном строю!
(Н-да-с! Адью!)
Ждет нас на обед
Гриф, известный трупоед
Вот и все, что нам достанется в бою! (Гип-урра!)
 
 
И шакалья рать
Тоже хочет жрать.
Вот и все, что нам достанется в бою! (Гип-урра!)
Будешь ты, усвой,
Стервятникам жратвой!
Вот и все, что нам достанется в бою!
 

Перевел Е. Витковский

Солдат и матрос заодно
(Королевскому полку морской пехоты)

 
Со скуки я в хлябь с полуюта[96]96
  Полуют – надстройка на корме корабля.


[Закрыть] плевал,
терпел безмонетный сезон,
Вдруг вижу – на крейсере рядом мужик,
одет на армейский фасон
И драит медяшку. Ну, я ему грю:
«Э, малый! Ты что за оно?»
«А я, грит, Игрушка у нашей Вдовы[97]97
  Вдова – солдатское прозвище королевы Виктории, см. примечание к стих. «Вдова из Виндзора».


[Закрыть],
солдат и матрос заодно».
 
 
Какой ему срок и подробный паек,
конечно, особый вопрос,
Но скверно, что он ни пехота, ни флот,
ни к этим, ни к тем не прирос,
Болтается, будто он дурмофродит,
диковинный солдоматрос.
 
 
Потом я в работе его повидал
по разным дремучим углам,
Как он митральезой настраивал слух
языческим королям.
Спит не на койке он, а в гамаке —
мол, так у них заведено,
Муштруют их вдвое: Игрушка Вдовы —
Матрос и солдат заодно.
 
 
Все должен бродяга и знать, и уметь,
затем их на свет и плодят.
Воткни его в омут башкой – доплывет,
хоть рыбы кой-что отъедят.
Таков всепролазный гусьмополит,
диковинный матросолдат.
 
 
У нас с ними битвы в любом кабаке —
и мы, и они удалы,
Они нас «костлявой блевалкой» честят,
а мы им орем: «Матрослы!»
А после, горбатя с присыпкой наряд,
где впору башкой о бревно,
Пыхтим: «Выручай-ка, Игрушка Вдовы,
солдат и матрос заодно».
 
 
Он все углядит, а что нужно, сопрет
и слов не потратит на спрос,
Дудят нам подъемчик, а он уже жрет,
в поту отмахавши свой кросс.
Ведь он не шлюнтяйка, а крепкий мужик,
тот спаренный солдоматрос!
 
 
По-вашему, нам не по нраву узда,
мы только и знаем что ржем,
По классам да кубрикам воду мутим,
чуть что – так грозим мятежом,
Но с форсом подохнуть у края земли
нам тоже искусство дано,
И тут нам образчик – Игрушка Вдовы,
солдат и матрос заодно.
 
 
А он – та же черная кость, что и мы,
по правде сказать, он нам брат,
Мал-мал поплечистей, а если точней,
то на полвершка в аккурат,
Но не из каких-нибудь там хрензатем,
породистый матросолдат.
 
 
Подняться в атаку, палить на бегу,
оно не такой уж и страх,
Когда есть прикрытие, тыл и резерв,
и крик молодецкий в грудях.
Но скверное дело – в парадном строю
идти с «Биркенхедом»[98]98
  «Биркенхед» – английское судно, потерпевшее крушение на скалах у берегов Южной Африки в 1852 г. Оно получило огромную пробоину в носовой части, и для того, чтобы выиграть время для спасения женщин, детей и невоенных пассажиров, все морские пехотинцы, транспортировавшиеся на этом корабле, выстроились на корме, так что носовая пробоина оказалась частично в воздухе. Это дало возможность команде спустить шлюпки и спасти большую часть пассажиров. Все морские пехотинцы погибли вместе с кораблем.


[Закрыть] на дно,
Как шел бедолага Игрушка Вдовы,
солдат и матрос заодно.
 
 
Почти салажонок, ну что он успел?
Едва до набора дорос,
А тут – иль расстрел, или драка в воде,
а всяко ершам на обсос,
И, стоя в шеренге, он молча тонул —
герой, а не солдоматрос.
 
 
Полно у нас жуликов, все мы вруны,
похабники, рвань, солдатня,
Мы с форсом подохнем у края земли
(все, милые, кроме меня).
Но тех, кто «Викторию»[99]99
  «Виктория» – флагман английского флота, разбился в 1893 году. Солдаты и офицеры морской пехоты, вопреки приказу покинуть судно, пытались задраить внутренние переборки на корабле и почти все погибли.


[Закрыть] шел выручать,
добром не попомнить грешно.
Ты честно боролся, Игрушка Вдовы,
солдат и матрос заодно.
 
 
Не стану бог знает чего говорить,
другие пускай говорят,
Но если Вдова нам работу задаст,
Мы выполним все в аккурат.
Вот так-то! А «мы» – понимай и «Ее
Величества матросолдат»!
 

Перевел А. Щербаков

Бабы

 
Развлекался я всюду, где можно,
Уж навидался всего.
Баб перепробовал кучу,
Но четверо были – во!
Сперва – вдова-полукровка.
Туземка из Прома[100]100
  Пром – бирманский город.


[Закрыть] – потом,
А после – жена джемадара[101]101
  Джемадар – лейтенант (в туземных войсках).


[Закрыть]
И девчонка в Мируте родном.
 
 
Теперь с меня хватит женщин;
Я-то знаю, с чем их жуют:
Не попробовав, не раскусишь,
А попробуешь – проведут.
Часто думаешь: черт ли поймет их!
Часто чувствуешь: понял, небось!
Но если прошел ты и черных и желтых,
То белых видишь насквозь.
 
 
Я юнцом встретил бабу в Хугли[102]102
  Хугли – город в Западной Бенгалии, недалеко от Калькутты.


[Закрыть]:
Всем начать бы с такой, как она!
Ее звали Эгги де Кастро —
Вот, шлюха, была умна!
Была ох и тертая баба
И ко мне относилась, как мать:
Учила, как жить, как деньгу зашибить —
Научила баб понимать!
 
 
После в Бирме я раз на базаре
Закупал провиант для полка,
И там подцепил девчонку
Возле лавки отца-старика.
Желтокожая, бойкая штучка,
Просто кукла – ни дать, ни взять!
И была мне верна – ну, совсем как жена:
Научила баб понимать!
 
 
А потом нас отправили в Нимач[103]103
  Нимач – город в индийском штате Мадхья-прадеш.


[Закрыть]
(А то б я с ней жил и теперь).
Там я склеил жену негритоса —
Не девка, а просто зверь!
Как-то раз меня дернуло сдуру
Черномазой ее назвать,
Так пырнула ножом – ей-то все нипочем! —
Научила баб понимать.
 
 
Я домой рядовым вернулся,
Хорошо повидавши свет,
И связался с зеленой девчонкой,
Монашкой шестнадцати лет.
Ей – любовь бы с первого взгляда,
Я ж не мастер месяц вздыхать.
Ну, ее пожалел – обижать не хотел:
Научился баб понимать.
 
 
Да, уж я-то побаловал славно
И вот чего стало со мной.
Чем больше баб перепробуешь,
Тем меньше ты льнешь к одной.
Так я и сгубил свою душу:
Что теперь жалеть да вздыхать?
Жизнь моя – вам урок (хоть он, чай, и не впрок):
Научитесь баб понимать!
 
 
У жены полковника что на уме?
Черт знает, ни то, ни се!
А спросите бабу сержанта —
Она вам выложит все.
Но, как ни крути, коль доходит до нас,
Мужики-то каждой нужны:
Хоть полковничья леди, хоть Джуди О'Трэди —
Под юбками все равны.
 

Перевел Г. Бен

Билл Хокинс

 
– Эй, видал ли тут кто Билла Хокинса?
– А мне-то на кой это знать?
– Девчонку мою он гулять увел,
Мне с ним бы потолковать.
Черти б – его – побрали!
Хочу ему так и сказать.
 
 
– А ты знаешь в лицо, Билла Хокинса?
– Да мне-то и знать ни к чему:
Морда – понятно, что твой мартыш.
Ну-ка сам, подойди к нему.
Черти б – его – побрали,
Ну-ка, сам подойди к нему!
 
 
– Ну, и встретил бы ты Билла Хокинса,
Что бы ты сделал сейчас?
– Да я бы бляхой порвал ему рожу,
А еще бы выколол глаз!
Черти б – его – побрали!
Ей богу, выколю глаз!
 
 
– Глянь! Как раз вон идет он, Билл Хокинс
Что теперь ты скажешь о нем?
– Грешно в воскресенье драться
Доберусь до скотины потом.
Черти б его – побрали,
Доберусь уж до гада потом!
 

Перевела Г. Усова

Куртка**

 
Сквозь Египетские Казни гнали мы араба вдаль,
Вниз, с бархана – и опять на белый свет.
Все в пыли мы, пересохли, ну и что? Ведь нам не жаль,
Погоди! Вот пушка ухнет – и привет!
Капитан наш куртку справил, первоклассное сукно!
(Пушкари, послушайте рассказ!)
Нам обмыть обновку надо – будет самое оно,
Мы не любим ждать, давай сейчас!
 
 
Вдруг приказ мы получили – бомбардировать редут,
Подвезли снаряды – загружай!
Капитан схватил хлопушки, порох вытряхнул – ну, крут!
И залил туда… не воду и не чай.
На шрапнель взглянул небрежно,
а калибр-то тридцать шесть
(Пушкари, послушайте рассказ!)
Грит он: «Парни, что вкуснее – пиво или эта жесть?»
Ну ведь мы не просим ждать, давай сейчас!
 
 
Медленно мы потрусили, только б не разбить стекло,
Хоть и близко были рубежи;
Не доходит до галопа – а пивка залить в жерло
Мы мечтали, как сошли еще с баржи.
Что ж, мы в обчем экономны, каждый гильзу взял, цедит,
(Пушкари, послушайте рассказ!)
Там противник под укрытьем, встал ведь насмерть, паразит —
Но и мы не просим ждать – давай сейчас!
 
 
Выпили мы половину (Капитан-то пил шампань),
А араб палит нещадно, видно, рад!
Раненых мы в щели прячем, что уж, в обчем, дело дрянь —
Разве целой пушкой, что ли заменить снаряд?
Запряглись и поскакали – что тут делать – сквозь жару,
(Пушкари, послушайте рассказ!)
С громом батарея, мчится вскачь, ну что твой кенгуру,
Нечего тут ждать, беги сейчас!
 
 
Мы вертелись и юлили – в этих скачках мастера,
А арабы мажут кто куда.
И позицию нашел нам Капитан – ну ни бугра!
Но накрыли их – пожалте, господа!
Пощадили тех, кто выжил, кое-кто нам сдался в плен,
(Пушкари, послушайте рассказ!)
Капитан, как Брут какой-то, весь аж в пене до колен —
Помогли, – а то б был в пене и сейчас!
 
 
Мы боялись трибунала, да… Уж все начистоту…
Но когда дошли до главных сил,
Каждый рядовой в порядке, каждый выстрел на счету,
Ну а пробку Капитан в руке укрыл.
 
 
Капитан наш куртку справил, первоклассное сукно!
(Пушкари, послушайте рассказ!)
Ведь обмыть-то было надо – тут уж самое оно,
Мы ж не любим ждать, давай сейчас!
 

Перевел Э. Ермаков

«Мир так хорош»

 
Чертовски синий и красивый
Лежит Индийский океан;
Он под винтом кипит бурливо,
А дальше – гладкий, как лиман.
Закат – как зарево пожара,
И против гаснущих лучей
На мачте силуэт ласкара[104]104
  Ласкар (греч. слово, вошедшее в солдатский англ. жаргон) – наемный солдат или матрос.


[Закрыть],
И слышится: «Хем декти дей!»[105]105
  «Хем декти дей» (хинди) – «Я смотрю вперед», обычный возглас матроса на смотровой площадке передней мачты («марсового»).


[Закрыть]
 
 
Мир так хорош и так широк:
Гляжу – и все не наглядеться!
Он, может статься, и жесток —
Но от него куда мне деться?
 
 
Бренчит рояль внизу в каюте,
На шканцах юнги дуют в скат[106]106
  Шканцы – центральная часть верхней палубы на военных судах.
  Скат – распространенная карточная игра.


[Закрыть],
И офицерики на юте
До ночи с бабами галдят.
Я жизнь свою припоминаю
И, хоть на шумном корабле —
Но про себя воображаю,
Что я один на всей земле.
 
 
Немало я бродил по свету:
В походах был и на войне…
Порой я думаю: все это
Не померещилось ли мне?
И повидал чудес, ей-богу,
И попадал я в переплет.
Теперь конец… А может, много
Еще меня напастей ждет?
 
 
Любил я книжки да журналы,
А вот уставов не читал,
За то от моего капрала
Нарядов прорву получал.
Хоть и бывал в дурацком виде,
Но на капрала злобы нет;
А на губе в портянках сидя,
Я думал, как устроен свет.
 
 
Вон под закатными лучами
Вдали горбатый Аден[107]107
  Аден – скала и город у южного входа в Суэцкий канал.


[Закрыть] встал,
Как печь в казарме, где годами
Никто огня не разжигал.
Мне эти берега знакомы,
Я тут проплыл шесть лет назад
И вновь плыву – теперь уж к дому,
В запас уволенный солдат.
 
 
«Я буду ждать», – сказала Лалли,
К груди меня прижала мать…
Они мне писем не писали:
Чай, обе померли – как знать?
Что ж, я видал, как люди мерли —
В казарме, в лагере, в бою…
О черт, першит чего-то в горле!
Чем думать, лучше уж спою:
 
 
Мир так хорош и так широк:
Гляжу – и все не наглядеться!
Он, может статься, и жесток —
Но от него куда мне деться?
 

Перевел Г. Бен

Послание к книге «Семь морей»[108]108
  Послание к книге «Семь морей» – культ Мастера и даже отождествление его с Богом характерно для масонских мотивов, которые нередки в творчестве Киплинга. Другая очень важная для поэта идея этих стихов – свобода творчества от чего бы то ни было.


[Закрыть]

 
Когда на последней картине земной
выцветет кисти след,
Засохнут все тюбики и помрёт
последний искусствовед,
Мы отдохнем десяток веков, и вот в назначенный час,
Предвечный Мастер всех Мастеров
за работу усадит нас.
 
 
Тогда будет каждый, кто мастером был,
на стуле сидеть золотом
И по холстине в десяток миль
писать кометным хвостом.
И не чьи-то писать портреты —
Магдалину, Павла, Петра,
И не знать, что значит усталость,
век за веком, с утра до утра.
 
 
И только Мастер похвалит нас,
и упрекнет только он,
И никого тогда не прельстит ни денег,
ни славы звон,
Только радость работы на Новой Звезде:
дано будет каждому там
Во имя Творца сотворить свой мир
таким, как видит он сам.
 

Перевел В. Бетаки