Текст книги "Оглянись на бегу"

Автор книги: Ребекка Форстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава 15

– …Сказочная презентация, Дейни. У меня такой еще не было. А как тебе бы понравилось! Хозяева «Обуви «Апач» в восхищении, контракт считай что у «Дейли» в кармане, а твой муж надеется получить приз на следующем конкурсе.

Блейк взял с блюда оливку, слизнул с нее соус и положил в ложбинку меж обнаженных грудей Дейни. Затаив дыхание, он ждал, как поведет себя холодный зеленый шарик. Оливка покатилась вниз, но, достигнув живота, сменила курс и упала на измятую простыню.

– Черт!

– Блейк, что за ребячество! – проворчала Дейни. Она не знала, что ее больше раздражает: его глупая игра с оливкой или самодовольная болтовня о триумфальной презентации. Боже, как тяжело врать! Она должна признаться в том, что сделала, еще не поздно, но что же будет дальше?

– Никакого ребячества. Я ставлю научный опыт, – ответил Блейк и потянулся за второй оливкой.

– Блейк, она все равно не докатится до пупка. Оливка не идеально круглая, а я не идеально ровная. Это же закон физики. – Дейни лениво приподняла голову, нащупала на столике свой бокал мартини и сделала глоток, затем снова опустилась на подушку. Еще одна оливка скатилась с ее тела на простыни.

– Законы, Дейни, существуют для того, чтобы бросать им вызов. Не дыши. Нет, нет, напряги мускулы. Ай-яй-яй, ты слишком мягкая для моей оливки. Ну давай, солнышко, постарайся для меня!

Дейни засмеялась и напрягла сильные, натренированные мышцы живота. Оливка остановилась точно на пупке, и Блейк довольно рассмеялся – как любила Дейни этот его смех! Она закрыла глаза и почувствовала, как он взял оливку губами и положил ей в рот – приз за выполненное задание. Дейни разгрызла кислый плод и перевернулась на живот.

– Ты сумасшедший, – вздохнула она.

– А ты самая загадочная женщина в мире. – Блейк прилег с нею рядом и запустил руку в платиновые волосы. Голова его покоилась на подушке совсем рядом с головой Дейни.

– Что за глупости! – пробормотала Дейни и, поставив стакан, повернулась к нему. Наступил тяжелый миг: Дейни не знала, хватит ли у нее сил обманывать его, глядя прямо ему в глаза. Блейк прижался губами к ее губам, но поцелуй не развеял ее тревоги. И Дейни сделала первый ход.

– С самого своего приезда я чувствую себя голой, – промурлыкала она. – И не только в прямом смысле.

Она положила его руку себе на бедро. Блейк погладил ее, затем обнял за талию. Черные глаза его потемнели, заволоклись желанием. Однако Блейк был настойчив: когда он чего-то хотел, даже Дейни не могла его остановить. Если бы он знал, о чем просит, на коленях умолял бы Дейни промолчать! «Разве я не права, скрывая от него правду?» – думала Дейни. Лос-Анджелес – другая жизнь, не имеющая ничего общего с человеком, что лежит с ней рядом…

– Любовь моя, чем больше я на тебя гляжу, тем сильней мне кажется, что у тебя хорошие новости. Я просто хочу знать… – поцелуй… – что зажгло радостью твои глаза? Хотелось бы думать, что я. Но мне кажется, дело не только во мне. Почему же… – он снова коснулся губами ее прекрасных губ… – почему же ты снова ходишь, словно танцуешь, и поворачиваешь голову, как породистая лошадь перед стартом?.. – Еще один поцелуй, скользящий от нежной шеи к груди… Блейк положил руки ей на затылок и повернул лицом к себе, внимательно вглядываясь ей в глаза.

Дейни не сказала ему правды, но и солгать не смогла.

– Ш-ш-ш, – прошептала она и жадным ртом приникла к его губам. Он хочет услышать, что она его любит и нуждается в нем, – что ж, это он и услышит. Дейни заставит его забыть обо всех остальных вопросах и сама забудет о том, как страшны для него ответы… Но Блейк осторожно потянул ее за волосы и снова взглянул ей в глаза.

– Дейни, в чем дело? Ты меня заинтриговала. Что случилось с тобой в Лос-Анджелесе? Отомстила Сиду? Или встретила другого мужчину? – Блейк в комичном ужасе закатил глаза, но Дейни знала, что в глубине души он опасается неведомого соперника. – Знаю! Ты научилась угадывать выигрышные номера в лотерее! Или нет, для Дейни Кортленд это слишком просто. Может быть, нашла клад?.. Так что же, Дейни? Расскажи мне. Пожалуйста…

Ну вот. Наступило Рождество, и Блейк ждет своего подарка. Он ждет, что Дейни подарит ему откровенность и близость, далекую от чисто физической, – а у Дейни на это духу не хватает. Она должна рассказать ему о своих последних событиях. Это будет правильно и, если подумать, довольно просто. Что такого случилось? Она случайно услышала разговор, увидела фотографии и решила попытать счастья. Она же не пыталась сорвать его презентацию! От ее сотрудничества с Руди для самого Блейка ничего не изменилось… или изменилось?

– Да ничего особенного, милый, – лениво ответила Дейни. Она перевернулась на живот – подальше от его испытующих глаз, положила голову на согнутую руку и закрыла глаза. В какой-то миг ей казалось, что она сейчас решится. Но нет, не решилась. – Я нашла работу. Довольно рискованную. Если все получится, произойдет много хорошего. Если нет, я вернусь туда же, где и была. Что ж, по крайней мере, я снова занимаюсь любимым делом.

– По-моему, ты все преуменьшаешь, – поддразнил ее Блейк. Он пробежал сильными пальцами по ее спине, затем начал массировать плечи. – Ты так сияешь, словно у тебя клиент с парой миллионов в кармане.

– Блейк, не надо больше об этом, ладно? На этом свете не все порхают от победы к победе: у некоторых случаются и поражения.

Она быстро повернулась к Блейку спиной, досадуя скорей на свою трусость, чем на его настойчивые вопросы. Блейк схватил ее за плечо.

– Послушай, Дейни! – Он смущенно засмеялся и откинул черные волосы со лба. Дейни попыталась вырваться, но он только крепче сжал ее плечо. – Солнышко, что случилось? Ну, прости меня… Что я такого сказал?

– Перестань, Блейк. Ты ничего не сказал. Просто я не хочу сейчас говорить о работе. Ты же знаешь, как это бывает. Я немножко суеверна. Боюсь сглазить. – Дейни говорила быстро и раздраженно. Блейк сейчас замолчит. Если бы она могла так же заставить замолчать собственную совесть! – И потом, я хочу есть. Мы же целый день не ели.

– Ты уверена, что хочешь именно есть?.. Ну же, солнышко, расскажи мне все! Можно подумать, ты меня стыдишься! Где бы ты ни работала, я не стану над тобой смеяться. Работа есть работа… Дейни, ты действительно боишься, что я тебя засмею?

– Я… Блейк, я… – Дейни протянула руку и подняла с пола его рубашку, сброшенную несколько часов назад в порыве страсти. Она продела руки в рукава, затем, торопясь и не попадая в петли, начала застегивать пуговицы. В голове у Дейни царила полная сумятица. Никогда прежде она не задумывалась о том, хорошо или плохо поступает. Промышленный шпионаж, кража информации и прочие грязные штучки – это часть бизнеса. То, о чем никто не говорит, но все делают. Но теперь все было иначе. Дейни вела грязную игру с человеком, который ее любит. И, что и того хуже, понимала, что предает его прямо сейчас – не тогдашним поступком, а теперешним молчанием… Боже, как она одинока!

Папа, узнав, что она хочет довериться Блейку, счел бы ее сумасшедшей. Но папа мертв, а все его сделки с совестью принесли ему богатство, но не принесли любви. Как подействует ее рассказ на Блейка? Нетрудно догадаться. Он будет глубоко оскорблен – и не тем, что она воспользовалась его информацией, а тем, что сделала это тайком. Расскажи она ему все прямо тогда, в День Благодарения, может, он и сам посоветовал бы ей попытать счастья в Лос-Анджелесе. Но она молчала или лгала. Боже, с кем бы посоветоваться? Дженни? Конечно! Дженни, лучшая подруга! Она одна понимает, как трудно ей живется. Только женщина поймет, как хочется другой женщине добиться успеха самой, без помощи мужчины. Дженни…

Нет, Дженни ей ничем не поможет. Дейни раздраженно возилась с пуговицами, но они никак не хотели ей подчиняться. Хватит! Она выросла из детских игр в секреты. Она слишком умна, чтобы не понять, как опасно и дальше таить правду. Сейчас она расскажет все. Примет гнев Блейка как должное, очистит свою совесть и сможет спокойно жить дальше. Еще немного – и будет поздно.

– Блейк, я должна тебе рассказать…

– Дейни, не говори ничего. – Блейк приподнялся на кровати; одеяло окутывало его бедра красивыми складками. Он раскрыл объятия и привлек Дейни к себе. – Прости меня. Я виноват перед тобой. Я не имею права тебя допрашивать. Не хочешь говорить – не надо. Мне просто стало любопытно: я ведь уже очень давно не видел тебя такой счастливой. И я счастлив твоей радостью, Дейни. У меня появилась надежда. Обещаю больше к тебе не приставать. Ты вернулась – это все, что мне нужно знать. Я люблю тебя…

Он нежно перебирал пальцами ее волосы: в глазах его светились доверие и любовь. Дейни обмякла в его руках, синие глаза заволоклись легкой дымкой. Какое же это счастье, когда тебя любит человек, подобный Блейку: любит, ни о чем не спрашивая, ничего не требуя взамен. Когда-нибудь и она, Дейни Кортленд, отплатит ему такой же любовью. Когда-нибудь, обещала она себе, она отдаст ему больше, чем получила за все эти годы. В этот миг Дейни поняла то, чего не могла выразить словами: она поняла, что любовь щедра и великодушна. Любовь не ищет своей выгоды, и какой мелкой и жалкой показалась Дейни сама себе рядом с этой благородной любовью! Как только пройдет презентация, поклялась себе Дейни, – неважно, хорошо или плохо, – она тут же признается Блейку во всем. Она встанет перед ним на колени и будет умолять о прощении. А пока… Дейни видела, что брови Блейка нахмурены, а в улыбке прячется грусть. Но она предпочла поверить, что он и вправду не хочет знать ее секретов.

– Дейни, дай себе передышку. Обещаю, мы не будем говорить о работе. Сегодня Рождество, и мы с тобой несколько недель не виделись. Главное, что ты прилетела, – все остальное неважно. Иди же ко мне, любовь моя! Я ни о чем больше не буду спрашивать. Просто покажи, как ты скучала по мне эти долгие-долгие недели.

С улыбкой он приподнял одеяло – и Дейни не смогла отвергнуть приглашение. Сорвав с себя так и не застегнутую рубашку, она бросилась в постель рядом с Блейком и натянула на себя одеяло.

– Это рождественский подарок?

Блейк наклонил голову.

– И не смей больше говорить, что на Рождество тебе вечно дарят всякую ерунду.

– Никогда не скажу, – прошептала Дейни. Она обвила его руками и ощутила всем телом, как растет его желание. Блейк застонал и сжал ее в объятиях. Казалось, прочь улетели все тревоги: в сильных руках Блейка Дейни забыла о своем обмане и вновь стала честной. Но так только казалось. Злой гоблин лишь на миг спрятал свою уродливую голову и тут же показался вновь. Дейни и не подозревала, что способна так жаждать искренности – даже себе во вред. Решено: сейчас она расскажет все.

Она прижалась к нему и зашептала ему в ухо, горячо и взволнованно:

– Блейк, я должна тебе рассказать. Моя работа… Видишь ли, я… – Господи, как трудно произнести нужные слова!

– Дейни! – прошептал Блейк. Руки его скользили по ее так хорошо знакомому и вечно новому телу. Вот он приподнял ее и усадил на себя.

– Что? – спросила она.

– Помолчи, – прошептал он.

– Блейк…

Но он поцелуем заставил ее замолчать. Блейка не интересовало, чем занимается Дейни в Лос-Анджелесе. Неважно, хорошо или плохо идут у нее дела. Важно, что она с ним и он ее любит. И Дейни верила, что Блейк будет любить ее вечно. Она ведь могла убедить себя в чем угодно.

Руди стоял перед скудно украшенной елкой с автоматическим карандашом в руках – подарком от фирмы-производителя пишущих машинок. Кончиком карандаша он дотрагивался то до одной, то до другой игрушки и напевал себе под нос «Маленького барабанщика». За таким нехитрым развлечением Руди провел уже почти час.

С тяжелым вздохом он засунул руки в карманы халата от Ральфа Лорена. Этот халат он купил себе сам, старательно завернул и положил под елку. Несколько часов назад развернул, издал несколько восторженных воплей и даже захлопал в ладоши, но не сумел обмануть самого себя. Дом его остался таким же пустым и тихим, каким был.

С каждым годом Руди становилось все труднее встречать Рождество в одиночестве. И сегодня ему было тяжело, как никогда.

Он плотнее запахнул халат, надвинул на голову капюшон и, укутанный с ног до головы, напевая рождественский гимн, пошел вокруг елки. На третьем круге он понял, что сходит с ума. Руди Грин, в одиночку водящий хоровод вокруг елки, – объект пристального внимания психоаналитика. Он скинул халат, бросился в душ и включил на полную мощность горячую воду.

Через десять минут он вышел из ванной, свежий и бодрый, размышляя о тех радостях, что приготовил для него грядущий год. Прежде всего, если выгорит дело с «Обувью «Апач», – респектабельность. Затем – деньги, призы на конкурсах, опять деньги, престиж и еще раз деньги. И все, что можно на деньги купить. Проводя по волосам расческой, Руди представлял себе золотые цепи, баснословно дорогие машины, новое помещение для офиса… Да ведь тогда он, пожалуй, сможет выстроить для фирмы собственное здание! Руди ухмыльнулся своему отражению. Весь мир будет плясать под его дудочку, если только… Улыбка сползла с его лица. Если только Александер Грант… А, черт!

Руди бросил расческу в раковину, поплелся в комнату и начал раскладывать под елкой скудные дары: соусницу, брикет сыра, бутылку шампанского и календарь с голой женщиной – его Руди старательно задвинул как можно дальше под елку.

Закончив работу, Руди поднялся и достал из-под подушки ключи от машины. Надо поесть. Все, что ему нужно, – это салат, хороший бифштекс и… в этом Руди боялся признаться даже самому себе… и другие люди – хотя бы толпа незнакомцев в ресторане.

Руди потрогал щеку – щека была совершенно ледяная. В отделе замороженных продуктов было холодно, а он простоял там слишком долго. Руди уложил в тележку бифштекс в пластиковой обертке и двинулся к выходу.

Он объехал четыре ресторана – все они уже закрылись. «Макдоналдс» был открыт, но Руди не улыбалось проводить Рождество в компании «Биг-Мака» и прыщавых тинейджеров. В поисках праздника он отъехал довольно далеко от дома и очень устал. И вот теперь он брел вдоль полупустых прилавков незнакомого магазина, толкая перед собой скрипучую тележку. В уши ему била рождественская музыка. Руди кусал губы, чтобы не закричать, и думал о быстрой и легкой смерти.

Дойдя до аптечного отдела, он вдруг остановился как вкопанный. У прилавка стояла женщина – точней, молоденькая девушка, – держала в руках два флакончика аспирина и внимательно читала наклейки. Руди узнал ее. Первым его желанием было повернуться и бежать без оглядки. Но через мгновение тележка повернула и решительно направилась к девушке. Все, что ему нужно, – с кем-нибудь поболтать. Так не все ли равно, с кем?

– Сирина!

Он стоял у нее за спиной – старый добрый Руди Грин с наклеенной на лицо улыбкой. Сирина удивленно обернулась. Выбежав на минутку в аптеку, она не стала стягивать волосы в «хвост»: они рассыпались по плечам мягкими волнами. Глаза ее, не скрытые за стеклами очков, были большими и ясными, фигурка – стройной… Она выглядела… да, она была красива! Загорелое лицо Руди словно озарилось каким-то сиянием, когда он заметил ее красоту, будто впервые увидел свою секретаршу.

– Мистер Грин?

Сирина заморгала, вглядываясь в Руди близорукими глазами. Сомнений не было: в рождественский вечер в магазине она встретила своего босса. Господи, в каком она виде! Что он о ней подумает! Растрепанная, в потертых джинсах и домашнем свитере, а свитер к тому же ей мал и совершенно неприлично обтягивает грудь… Боже, почему она не может провалиться сквозь землю? Почему голова у нее вздумала заболеть как раз на Рождество? Почему она не запаслась аспирином до праздников? Почему, наконец, она стоит столбом и не может вымолвить ни слова?

– Да, это я, мистер Грин.

Улыбка Руди становилась все шире и шире. Он понимал, что ведет себя по-дурацки, но ничего не мог с собой поделать. То ли он рехнулся, то ли Сирина ведет двойную жизнь! Она же – писаная красавица!

– Д-да. – Сирина застенчиво опустила голову, и пушистые волосы скрыли ее лицо. Одна прядь упала на нежную щеку… Коробочки с аспирином у нее в руках чуть-чуть дрожали. – Это я, – улыбнулась она. – Как странно, что я вас здесь встретила. Поздравляю с Рождеством!

– А… да-да. Знаете, люблю проводить этот праздник в одиночестве. Мне кажется, многие придают ему слишком большое значение.

– Я тоже так думаю, – согласилась Сирина. – Тратят кучу денег, а зачем?

Руди кивнул – понимающе, по-доброму, как многоопытный босс.

– Вот именно. Я бы сказал, возлагают на Рождество слишком большие надежды.

Сирина кивнула. Руди тоже. Целую минуту они молча смотрели друг на друга. Всего минуту, но эти шестьдесят секунд были тяжелы для обоих.

– Я не хочу вас задерживать, – начала наконец Сирина. – У вас, наверно, дела…

– Да, я… – важно начал Руди. И тут… должно быть, открылась дверь в небесах и рождественский свет снизошел на его бедную душу. Руди совершил то, что редко делал по своей воле: сказал правду. – Да нет. Я просто покупал себе бифштекс. Думал, привезу его в свою хибару и приготовлю рождественское барбекю на одну персону.

Он пожал плечами, ожидая, что Сирина будет над ним смеяться. Но она улыбнулась – улыбнулась так, словно все поняла. Словно ей это понравилось.

– Звучит отлично, – застенчиво проговорила она. – Мне так нравится запах барбекю! Не понимаю, почему считается, что его можно готовить только летом! В конце концов, мы же живем в Калифорнии. – Ее улыбка стала шире и радостней, преобразив каждый уголок прекрасного лица, и Руди словно наяву почувствовал жар июльского солнца и пряный запах жаркого. В груди у него как будто били крыльями сотни крошечных бабочек. Что, черт побери, эта крошка с ним делает? Нет, так нельзя. Приди в себя, Руди Грин!

– К сожалению, сейчас почти все магазины закрыты. А в тех, что открыты, нет мороженого мяса. И это в Лос-Анджелесе! Будь у меня магазин, я бы держал его открытым круглые сутки и круглый год…

Руди вздрогнул и умолк, заметив, как смотрит на него Сирина. А смотрела она на него круглыми, сияющими глазами и слушала его болтовню о торговле мясом, словно новое откровение. Заметив его смущение, она моргнула и расправила плечи, как будто допустила бестактность и теперь надеялась, что этого никто не заметил.

– Да, мне кажется, вы правы, – робко согласилась она.

Руди рассмеялся.

– А впрочем, какая разница, что я думаю о мороженом мясе? У меня все равно нет магазина. Ну что ж… – Он вздохнул. «Скажи что-нибудь, – мысленно молил он ее, – останься со мной еще хоть на несколько минут!» Но Сирина молчала. – Ну что ж, не буду вас задерживать. Вас, наверно, ждут.

– Очень рада была с вами встретиться, – вежливо попрощалась Сирина, убирая в сумку аспирин.

– С Рождеством!

Сирина оглянулась через плечо, но не повернулась к нему.

– Вас тоже.

Руди грустно повез свою тележку к другому выходу. Он пытался представить, кто ждет его маленькую секретаршу? Мама с папой? Приятель? Он слышал треск огня в камине, нестройный шум голосов, незамысловатые шутки, понятные только в семейном кругу. Может быть, даже рождественские гимны – один или два, все хорошо в меру…

По пути Руди завернул в отдел игрушек и купил музыкальную шкатулку, чтобы скрасить свое одиночество. Бросив ее в тележку, он повернул направо… и остановился как вкопанный. Перед ним стояла Сирина. Оправившись от удивления, Руди покатил тележку прямо к ней.

– Если честно, меня никто не ждет, – сказала она.

– А у меня в духовке поместятся два бифштекса, – ответил Руди.

Сирина шагнула вперед и взялась за другую ручку тележки. «Как странно, – думал Руди, – словно она всегда была со мной».

– Руди! Привет!

Двери лифта открылись, и Руди увидел Лору. Она отсалютовала ему полупустой бутылкой бренди и, неуверенно шагнув вперед, повисла у него на шее. Весила она, казалось, не меньше тонны, а пахла, как целый винокуренный завод. Сумка с покупками оказалась зажата между ними; что-то хрустнуло – бедная музыкальная шкатулка!

– С Рождеством, босс!

– И тебя тоже, Лора! – с трудом произнес Руди. Он не сердился на нее – он сейчас ни на кого не мог сердиться. Осторожно, как только мог, он оторвал ее от себя и поставил на ноги. Лора, должно быть, дожидалась его не один час: она дрожала от холода, и даже бренди не мог ее согреть.

Следом из лифта вышла Сирина. Лора, увидев ее, открыла рот, да так и осталась. Сирина-секретарша? Да, это она, удивительно похорошевшая без очков и уродливого «хвостика», стоит рядом с Руди, словно ей здесь самое место. Лора попятилась и схватилась за стену. Бутылка выпала из ее дрожащих рук. Сирина подбежала к ней.

– Здравствуйте, мисс Принс, – приветливо поздоровалась она и поддержала Лору под локоть – так же, как много раз поддерживала пьяную мать.

Лора выпрямилась и уставилась на Сирину. Надо бы сказать спасибо, думала она, но язык ей не повиновался. Сирина улыбалась ей, и улыбка ее была прекрасна. Все в ней было прекрасно – волосы, кожа, глаза… Лора беспомощно взглянула на Руди. Неужели он не понимает, как противны ей прикосновения этой наглой девчонки? Но на лице Руди отражались лишь досада и раздражение. «Ты мне больше не нужна», – говорил его взгляд. С ним она работала, с ним спала, много лет была рядом, а теперь он не хочет даже притвориться, что рад ее видеть! Предана! Все ее предают. Сначала Дейни, теперь эта серая мышка-секретарша… Что ж, мистер Руди Грин может катиться к чертовой матери. Лора повернулась на каблуках. Он ей больше не нужен.

Александер провел ночь с Корал за два дня до Рождества. Они занимались любовью под музыку Эрика Клэптона с альбома «Перекрестки»: начали под «Хочу любить тебя», продолжили под «Полночь» и вкусили блаженный отдых под «Кокаин». Оба знали, что это прощание. Корал предстоял отпуск на Карибских островах, а Александеру – возвращение к жене Полли.

Полли. Двадцать лет понадобилось Александеру, чтобы понять: ее беззаветная любовь для него всего лишь возмещала недостаток любви материнской. Когда он это понял, Маргарет уже не было на свете, а супружеское ложе покрылось толстым слоем пыли. Милая глупенькая женушка со своим обожанием изрядно ему надоела. Он повзрослел и избавился от иллюзий: воображаемому уюту домашнего очага он предпочитал яростное в своей реальности физическое наслаждение. Так он начал обманывать Полли. Он был хорошим актером: она ничего не замечала.

Решение мужа развестись с ней грянуло словно гром с ясного неба. Она умоляла и угрожала: она устраивала сцены ревности и пыталась удержать его ласками. В горе, в потрясении она стала почти красива, а в борьбе за мужа – почти сексуальна. Александер едва не изменил своего решения. Но все-таки настоял на своем – и не жалел об этом.

Но сегодня все изменится. Он стоит у дверей Полли; в руках у него рождественский подарок. Сейчас он войдет и начнет унижаться перед ней, вымаливая прощение, упрашивая, чтобы она разрешила ему вернуться. Оказывается, не так просто на это решиться.

– …Полли, у тебя прекрасная елка! – Он приблизился к лохматому чудовищу, увешанному игрушками. Лучше уж смотреть на елку, чем в страдальческое лицо жены. – Право, не знаю, как тебе это удается. Год от года – все лучше и лучше. А эта – красивей всех.

– У меня много свободного времени. Я ведь не работаю, как другие женщины. И у меня нет…

Полли вовремя прикусила язык. Чуть было не сказала, что у нее нет мужа, а дочь живет своей жизнью. Не на кого готовить, стирать, убирать… Но психоаналитик однажды сказал ей, что Александер не из тех, кого можно растрогать жалобами. И Полли с этим согласилась. Она улыбнулась – широко, но не слишком весело, затем, не зная, куда девать глаза, уставилась в чашку, словно хотела прочесть свою судьбу по кофейной гуще, и наконец сделала то, на что и во время их семейной жизни решалась нечасто, – взглянула Александеру в лицо.

– Александер, не надо со мной играть. Ты же знаешь, ради тебя я готова мир перевернуть. Я не могу тебя ненавидеть. Я тебя люблю. Всегда любила и всегда буду любить. А теперь скажи, зачем ты пришел.

Александер прикрыл глаза тяжелыми веками, чтобы Полли не заметила сверкнувшего в них циничного удовлетворения. Бедняжка Полли! Знала бы она, в какие игры он играет! Но Полли никогда не поймет его целей. И притворяться она не умеет. Чтобы безукоризненно сыграть свою роль, она должна верить в его искренность. Александер поднял глаза: в них не отражалось ничего, кроме любви и преданности. Такой язык Полли поймет.

– Хорошо, Полли. Не буду тянуть и мучить тебя. – Он засунул руки в карманы и ровно в три больших шага очутился возле нее. – Я пришел сказать тебе, что не хочу развода. Я знаю, что поступил с тобой жестоко. Знаю, что ты винишь в этом себя, но это неправда. Ты ни в чем не виновата и не заслужила такого обращения.

Александер отвернулся, словно стыдясь той боли, которую ей причинил. На самом-то деле он уже лет пятнадцать вовсе не думал о чувствах жены. Он подошел к камину; там висели чулки, приготовленные для Санта-Клауса. Александер нежно погладил чулок. Хороший жест, подумал он. Надо запомнить.

– Знаешь, это приходит с возрастом. Чувствуешь, что жизнь твоя перевалила за половину, и в голову закрадывается мысль: что, если не все еще потеряно? Что, если расправить крылья и начать заново – да так, чтоб никто не путался под ногами? А потом приходит отрезвление…

Александер повернулся к елке, словно пытался разглядеть в лабиринте пушистых ветвей свой путь домой. На самом деле он смотрел на свое отражение в золотистом шаре. Отличное лицо. Полная искренность. Александер вздохнул. Все слишком просто – даже неинтересно.

– Думаю, все мужчины через это проходят.

Александер покачал головой и невесело рассмеялся. Уголком глаза он заметил, что Полли сидит, насупившись, повесив голову. Настало время решающего удара. Он склонился над ней и прошептал то, что она так хотела услышать:

– Я знаю, мне нет прощения. Если бы я мог вернуть время назад… – Он тоже опустил голову – гордый человек, признающий свою ошибку. – Прости меня, Полли. Мне так совестно… так жаль…

Наступило молчание – только в углу старомодный проигрыватель терзал «Колокольный звон». Наконец иголка соскочила с бороздки. Полли встала, выключила проигрыватель, выпавший из жизни, как и его хозяйка, и вернулась к мужу.

Она подошла совсем близко и заглянула ему в лицо. Но поняла, что совершила ошибку: ее победа – его поражение, и не стоит усугублять его муки. Ему поможет только доброта. Доброта и терпение. Ему есть чего стыдиться, но она никогда ничего не поставит ему в укор. Полли Грант лучше своего мужа – добрее, благороднее; значит, он без нее пропадет. Всю его вину, и боль, и стыд она примет на себя. Полли Грант думала о том, сколько ей пришлось вынести, и сердце ее радостно билось. Она живет ради него. Ради него она готова страдать.

– Не мучай себя, Александер, – произнесла она – в голосе ее звучали слезы. – Теперь ты дома. Я никуда больше никогда тебя не отпущу…

Александер бросился перед ней на колени и зарылся лицом в ее ладони. Пошлый жест, но для нее сойдет. Полли почувствовала, как он дрожит, и сама вздрогнула и гордо подняла подбородок, радуясь, что мужа до сих пор волнует ее прикосновение.

– Возвращайся домой, – произнесла она. – Возвращайся домой. Мы забудем обо всем…

– Но столько изменилось, Полли! Я стал сенатором. Мне придется уезжать надолго. Ты не представляешь, как тяжело… как одиноко…

– Александер! – Полли подняла голову мужа и пристально взглянула ему в глаза: – Ты хочешь вернуться, потому что тоскуешь обо мне – или…

Вздох вырвался из груди Александера – вздох облегчения. Он прижал руки к груди и, глядя ей в глаза, ответил со всей искренностью, на какую был способен:

– Клянусь, Полли, я вернулся, потому что ты нужна мне. Ты не представляешь, как ты мне нужна…

– Не выключай мотор. Я вернусь через минуту.

– Поторопись, Сэм! Через десять минут мы должны быть у мамы, а я не хочу опаздывать.

Девушка откинулась на сиденье, переключила коробку скоростей на нейтральную передачу и на полную громкость врубила магнитофон. Сэм уже пересек стоянку и подбежал к стеклянным дверям здания 1800 по Восточной Парковой. Внутри, за столом он увидел полусонного толстяка-охранника. Сэм постучал и, состроив несчастную физиономию, ждал, пока вахтер откроет дверь.

– Извините, не хотелось бы вас беспокоить, – быстро заговорил он, – дело в том, что я забыл у себя на столе рождественский подарок. Я быстренько за ним забегу и вернусь.

– В каком офисе? – подозрительно поинтересовался охранник. По его разумению, ни один добропорядочный гражданин не стал бы ломиться в казенное место в такой вечер.

– Агентство Грина. Четырнадцатый этаж. Ну пожалуйста, старик, будь другом…

– Ключ есть? Сам я с тобой наверх не пойду. Я должен дежурить у дверей.

– Есть, есть ключ, сейчас вернусь, – заторопился Сэм, поспешно расписался в вахтенном журнале и бросился к лифту.

– Сколько народу дурью мается, один я при деле, – проворчал ему вслед грозный страж.

Сэм нажал кнопку и топнул ногой, словно надеялся, что лифт, испугавшись, приедет быстрее. Его подружка, наверно, уже рвет и мечет. Она терпеть не может ждать – ни минуты. Ничего, увидев эту цепочку, сразу забудет о ссоре. Нет, надо же быть таким болваном – оставить подарок в кабинете!

Пять минут спустя Сэм уже стоял в полутемном кабинете. Слава Богу, крошечная серебряная шкатулочка была на месте. Сэм уже вышел в коридор – но тут какая-то неведомая сила потянула его к кабинету Дейни. Там лежали материалы, готовые для презентации. Ни одной своей работой он так не гордился, как этой. И подумать только, что его на презентацию не возьмут… Нет, он должен взглянуть еще раз…

Несколько секунд спустя Сэм забыл и о презентации, и о гордости творца, и о девушке, ждущей в машине. Дрожащими от волнения руками он набирал номер Руди.

Дейни накинула, не застегивая, рубашку Блейка и проходила так весь день. За окном клубился туман, в природе царила промозглая сырость: но Дейни не было холодно, ведь она провела Рождество на кухне и в спальне. И сейчас, пока Блейк мылся под душем, она сидела на кухне, с вожделением поглядывая на рождественский ужин. Надо бы подождать Блейка, но очень уж хочется попробовать! Она сунула палец в компот и облизала, затем съела веточку сельдерея и совсем было собралась выяснить, хорошо ли прожарились цыплячьи грудки… когда зазвонил телефон.

Дейни не обращала внимания на звонок: она как раз вынимала из духовки цыплят, украшенных паприкой. На четвертом звонке заработал автоответчик.

– Вы дозвонились Блейку Синклеру, – заговорил магнитофон голосом Блейка, – потрясающему любовнику, сказочному работнику, мужчине среди мужчин…