Текст книги "Оглянись на бегу"

Автор книги: Ребекка Форстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава 10

Джон Микер с любезной улыбкой отворил дверь и отступил, пропуская Александера и Эрика. Его пиджак лежал, аккуратно сложенный, на одной из двуспальных кроватей. Номер 321 ничем не отличался от многих других номеров во множестве хороших отелей: сотней квадратных футов больше, чем обычное пристанище путешественников, безукоризненная чистота, никаких кричащих цветов – обстановка в мягких, почти убаюкивающих тонах.

В углу комнаты, над изящным восьмиугольным столиком, повисли клубы серого сигаретного дыма. Дым окутывал густым облаком человека, сидящего в кресле. Людей подобной комплекции принято с заискивающей улыбкой называть «крупными»; говоря попросту, сидящий в кресле был безобразно жирен. Одет он был… нет, скорее был завернут в несколько ярдов ткани: сверху – что-то вроде рубашки поло, достаточно тонкой, чтобы сквозь нее просвечивали все жировые складки – от горла до паха; на ногах, похожих на химические цистерны, – штаны из джинсовой ткани – язык не поворачивался назвать их джинсами. Александер опустил глаза и заметил, что ступни у великана удивительно маленькие – как же он ходит?.. И тут человек заговорил:

– Сенатор Грант! – Приветствие выплыло из необъятного горла вместе с шумным сопением и новым клубом дыма. – Я Пол Льюеллен. Мое имя вам что-нибудь говорит?

Александер сделал несколько шагов вперед: он невольно двигался в ритме речи великана. Эрик остался у дверей, рядом с мистером Микером.

– Боюсь, что нет, – вежливо признался Александер.

– Неудивительно. Не хочу, чтобы мое имя трепали на всех углах. И терпеть не могу людей, делающих вид, что знают все на свете. – Он кивнул в сторону кресла. – Не хотите присесть?

– Спасибо.

Александер отодвинул кресло, расстегнул пиджак и устроился поудобнее. Несколько секунд мужчины смотрели друг другу в глаза, затем взгляд Льюеллена скользнул по правильному лицу Александера, по его подтянутой фигуре. Но в глазах толстяка не было зависти. Никто не улыбался. К чему дежурные улыбки, если ни один еще не сказал и не сделал другому ничего приятного?

Пол Льюеллен не бросал на ветер ни слов, ни времени. Но дело предстояло серьезное, и он решил попробовать воду, прежде чем нырять.

– Сенатор Грант, я владелец компании «Рэдисон Кемикал». Главный наш завод – в Сан-Педро, Калифорния. Мелкие предприятия разбросаны от Северной Калифорнии до мексиканской границы. Я стараюсь не афишировать свое имя, почему – умному ясно. Мало кто имеет представление о моих доходах, так же, как и о моей продукции. Химикаты, как воздух: люди пользуются ими, сами того не замечая, и вспоминают о них, лишь когда где-нибудь что-нибудь взорвется. Вот тут начинается крик. А что бы они делали без химии? Так-то!

Александер кивнул. За спиной его послышался легкий шорох: Александер понял, что Эрик придвигается ближе к столу. Джон Микер оставался на месте.

– Так-то, – повторил Льюеллен. Он достал новую сигарету, зажег ее от предыдущей, затянулся и продолжил: – Ладно. Что у меня есть, вы теперь знаете. Расскажу вам, чем я занимаюсь.

Льюеллен попытался наклониться вперед, но не слишком в этом преуспел. С губ его слетело колечко дыма, и толстяк с сопением втянул его обратно.

– Я, сенатор, политикой мало интересуюсь. Мне неважно, кто в каком кресле сидит. По мне, все эти трутни на одно лицо.

Александер чуть приподнял бровь. Он ждал, что Льюеллен добавит: «Не говорю о присутствующих…», но Льюеллен ничего такого не сказал, и это Александеру понравилось. «С грубияном дело иметь приятней, чем с лицемером», – подумал он.

– Вот так. – Еще один шумный выдох, еще клуб дыма. Еще больше скрытого смысла в словах. – Моя компания никогда не занималась политикой. Да и сам я тоже. Правда, лет десять назад началась вся эта возня вокруг загрязнений и всего прочего. Но мы и тогда не полезли в дерьмо. Мы поддерживаем пару политиков, определенную группу государственных чиновников – и все. И у нас все в порядке.

Пуфф. Пуфф. Еще один шумный выдох.

– Теперь скажу вам, что я о вас знаю, и на этом закончу.

Он шумно откашлялся. Александер на секунду задумался о том, что за химические реакции происходят в этой слоновьей туше… Льюеллен заговорил снова:

– Я слышал, вы всерьез подумываете о том, чтобы сохранить за собой место вашей матушки. Что ж, мысль хорошая. Вы рассчитываете прежде всего на добрую память, какую оставила по себе ваша дорогая матушка. Замечательно. Но вы умный человек и должны понимать, что к следующим выборам добрая память сильно упадет в цене. За два года можно и свою любимую шлюху забыть, не то что любимого сенатора.

Пол Льюеллен затянулся в последний раз, потушил сигарету и достал из пачки новую. Тут же из-за спины Александера вынырнул Микер с зажигалкой. Воспользовавшись краткой паузой, сенатор привел в порядок мысли. Он ошибался: в большую игру его еще не приняли. А примут или нет – зависит от того, что он сейчас ответит.

– Мистер Льюеллен, боюсь, я не услышал от вас ничего нового или интересного. Простите, но у меня свои планы на вечер. Если вы полагаете, что я могу в чем-то помочь вам и вашей компании, свяжитесь со мной через офис. А такие импровизированные встречи, на мой вкус, слишком театральны. Если вы ничего больше не хотите сказать, я пожелаю доброй ночи…

Александер встал и повернулся к Эрику. Но Пол Льюеллен не дал ему далеко уйти.

– А вы мне нравитесь, сенатор. Да, мне нужна ваша помощь. Я не хочу, чтобы ваша подкомиссия пропустила закон, ограничивающий экспорт ряда химикатов. Хочу, чтобы такой проект застрял под сукном прочнее, чем гвоздь в двери.

Александер медленно повернулся к Полу Льюеллену. Глаза его были холодны. Льюеллен мало сказал, но запросил много, и еще о большем умолчал. Но впервые с тех пор, как Александер занял кресло матери, кто-то просил его помощи. Александеру казалось, что он взмыл в воздух. Он не стал оглядываться на Эрика: пришло время узнать, способен ли он летать без костылей.

– Мистер Льюеллен, у меня есть приемные часы. Лоббистов я принимаю у себя в офисе. Кстати сказать, подобные вопросы решаются не в кабинете. Согласно последним постановлениям партии, я обязан голосовать так, как укажет председатель – ведь он, как и я, принадлежит к демократам. Так-то, мистер Льюеллен. А вы, мистер Микер, – Александер полуобернулся к коротышке, но не сводил глаз с великана, утонувшего в клубах дыма, – могли бы избавить себя от лишних хлопот. Получив необходимую информацию, я буду рад обсудить с вами слушания в подкомиссии и их возможный исход.

Александер замолк. Хозяин номера хищно насупил брови. Несколько секунд мужчины смотрели друг другу в глаза, а помощники наблюдали за ними, ожидая, чей босс первым отведет взгляд. Но ни один не отвел глаз.

Пол Льюеллен откинулся назад и расхохотался. В смехе его не слышалось ни деланной сердечности, ни искреннего веселья, но он прервал молчание.

– Сенатор, если вы говорите искренне, вам лучше немедленно уйти. Но мне кажется, вам чертовски любопытно узнать, чем я могу помочь человеку, разделяющему мой взгляд на определенные проблемы. И это естественно. Ваши люди сейчас рыскают взад-вперед по нашему штату и выясняют, каковы ваши шансы на избрание. Они зря тратят время. Я вам и так могу сказать: нулевые. Вы – никто. Вам не на что опереться. Разве что на добрую память о вашей дорогой матушке, но память человеческая слаба.

Но, пообщавшись с вами, я вижу, что вы вряд ли сдадитесь без борьбы. В следующие двадцать четыре месяца вам предстоит работать не покладая рук. Не в ваших интересах отказываться от помощи. Такой, например, как денежные переводы, наличные, лишние голоса избирателей…

Пол Льюеллен выразительно изогнул бровь и вдавил окурок в пепельницу. Несколько секунд прошло в молчании. Дым почти рассеялся, прояснились и мысли Александера.

– Вы могли бы просто нанять меня, – предложил он.

– Мог бы, – согласился Льюеллен. – Но не буду. Смотрели когда-нибудь по телевизору разоблачительные репортажи? Видели там на первых ролях своих коллег? – Он рассмеялся странно тоненьким при его комплекции смехом. – Эти идиоты с телевидения чертовски все усложняют. По их мнению, мы с вами должны встретиться раз десять, прощупывая друг друга и уясняя обстановку. В конце концов я спрошу: «Сколько вы хотите?» В ваших глазах вспыхнет алчный огонь… и так далее. Зачем мне все это? Я просто говорю вам, как заинтересованный гражданин: я не хочу, чтобы наша экономика страдала от ограничений на экспорт химикатов.

– Вы сказали несколько больше, мистер Льюеллен. Вы выложили передо мной прайс-лист.

– Однако я так и не слышал вашей цены. Как заинтересованный гражданин, хочу знать, что я могу сделать для вас, господин сенатор? Чего вы хотите больше всего на свете? – Он повертел в руках пачку сигарет, но положил ее на место, не вытащив оттуда ни одной. – Чего вы хотите, сенатор Грант?

– Я хочу сохранить место в сенате, – без колебаний ответил Александер. – Хочу представлять власть в глазах своих избирателей, а со временем, возможно, и в глазах всей страны. Для этого нужны деньги и влияние. Что вы можете мне предложить, мистер Льюеллен? Деньги или влияние?

Льюеллен расхохотался и тяжело повернулся в кресле. В руках у него непонятно откуда оказалась сигара. Льюеллен сунул сигару в рот, чиркнул спичкой и снова уставился круглыми совиными глазами на Александера.

– У меня, сенатор, есть и то и другое. Хватит, чтобы держать вас в сенате до конца дней ваших. Все, что у меня есть, – в вашем распоряжении. Как вы используете мою помощь – это, понятно, ваша проблема. А взамен просто пообещайте не забывать обо мне и быть мне верным другом.

– Думаю, мистер Льюеллен, такие условия мне подходят. Определенно подходят.

Теперь они улыбались друг другу. Все сказано, осталось лишь обсудить детали. Спичка догорела до конца, и Льюеллен бросил ее в пепельницу. Он так и не закурил сигару. А жаль. Что ж, зато все остальное прошло гладко.

– Александер, это серьезное дело! Ты разговаривал так, будто стоит ему вручить тебе чек – и ты поднимешь руку и проголосуешь против. Так дела не делаются.

– Эрик, я не просил у тебя совета и не хочу выслушивать от тебя выговор.

Александер резко повернул направо. Милю или больше они проехали в молчании. Эрик, удивленный резкостью шефа, боязливо косился в его сторону.

Последние несколько месяцев Эрик Кочран провел словно в раю. Александер покорно и с интересом выслушивал его наставления и ни шагу не ступал без его совета. Быть может, Эрик малость возгордился, вообразил себя незаменимым – но у него были на то причины. А теперь Александер заявляет, что все на свете знает и советчик ему больше не нужен! Но Эрик был терпелив, он пригладил волосы, расслабил галстук и ждал, когда босс сменит гнев на милость.

– Эрик, ты мне не Бог-Отец, не мать и уж точно не нянька. Ты был мне нужен; не спорю, нужен и сейчас. Но я не дебил. Все эти месяцы я наблюдал за всем, что происходит вокруг. Я учился. Сейчас я почти готов вступить в игру. До сегодняшнего дня я подумывал, не лучше ли играть в команде, но теперь вижу, что лучше в одиночку.

Александер замолчал. Пальцы его выбивали на руле задумчивую дробь.

– Сохранить свое кресло – это еще не все. Я хочу выбиться из толпы тщеславных, жадных, запуганных идиотов, заседающих в капитолии. Я хочу действительно принимать законы. С помощью мистера Льюеллена, думаю, мне это удастся. Не смей впредь читать мне нотации, Эрик. Я – сенатор Грант, а ты – мой помощник. Не забывай об этом.

Эрик смущенно кашлянул.

– Сенатор Грант… – начал он. Лицо Александера мгновенно осветилось улыбкой, словно фарами встречной машины. Эрик поежился. Таких внезапных перемен он не понимал и понять не мог.

В Белом доме и сенате циркулирует множество законопроектов, касающихся финансирования избирательных кампаний. Один такой уже лежит на столе у президента и ждет подписи. По всей видимости, в нем будут запрещены пожертвования как чеками, так и наличными. Туго придется и партийной кассе. Даже гонорары за выступления оказались под вопросом.

– Но пока все это только в проекте? – уточнил Александер.

– Ну да, – неохотно протянул Эрик. – Скорее всего из окончательного текста половина ограничений исчезнет. Но и того, что останется, нам хватит с лихвой. Ваш с Льюелленом договор станет невозможен.

Эрик нырнул в свою стихию. Он знал, что может выйти из передачи денег, и, повернувшись к Александеру, изо всех сил убеждал его, что не стоит ввязываться в эту авантюру.

– В наше время общество не доверяет политикам. Выиграть сейчас можно только на абсолютной неподкупности. Если станет известно, что вы получаете помощь не только от частных лиц или из партийной кассы, но и непосредственно от «Рэдисон Кемикал» – это будет конец. Вы не только проиграете выборы. Вас еще и забросают грязью так, что вовек не отмоетесь. Пожертвования в законных рамках – еще туда-сюда, но это…

– Эрик, неужели я должен тебе объяснять? Это подаяние в законных рамках нужно мне как… – Он нажал на акселератор, и автомобиль, взревев, рванулся вперед. Эрик вжался в кресло. И вдруг Александер резко затормозил. Машина остановилась. Сенатор заговорил – медленно, не глядя на собеседника: – Сегодня вечером, Эрик, мы многое узнали. Нам предстоит найти краткий и безопасный путь к своей цели. Впрочем, я неверно выразился. Яищу свой путь. – Александер смотрел прямо перед собой, руки его все крепче сжимали руль. Рядом с ним Эрик вдруг почувствовал себя какой-то мелкой букашкой. – Со мной или без меня? Выбирай, Эрик.

На мгновение Эрик заколебался. Что он может предложить Александеру Гранту? Ни денег, ни влияния, ни даже знаний – ведь Александер чертовски быстро учится. Но есть одна работа, которую может выполнить только он.

Он станет лоцманом Александера в бурном море политики. Он проведет его по минному полю, сбережет от бомб, укроет от снайперских пуль. Пусть он не может возвести Александера наверх – он будет охранять его на пути к вершине. И на вершину они поднимутся вместе. Этого достаточно. На такое второе место Эрик согласен.

– Я с вами, Александер.

Александер медленно растянул губы в улыбке.

– Я знал, что на тебя можно положиться. – Он протянул руку и легонько похлопал помощника по плечу. Эрик так и не понял, искренен ли этот жест, но улыбнулся в ответ.

Двадцать минут спустя Александер, на ходу ослабляя узел галстука, шел через улицу к дому Корал. Об Эрике он давно забыл. Входя в просторный светлый вестибюль и нажимая на кнопку лифта, Александер думал лишь о предстоящем свидании с возлюбленной.

Недалеко то время, когда ему придется ходить на свидания с опаской, озираясь, не следят ли за ним репортеры? Но сегодня он свободен. Он собирается провести ночь с женщиной вдвое его моложе – и кому это интересно? Разве что Полли. Уже-почти-бывшая-супруга все еще надеется, что он вернется… Ну и черт с ней! И на всех парах – вперед, к Корал! Вперед, пока он еще вольная птица и может располагать собой.

Александер вошел в лифт. В зеркальных стенах четырежды отразилось его бесстрастное лицо. Двери закрылись, на табло высветились зеленые цифры. Александер прислонился к стене и начал расстегивать пиджак. Его охватило странное чувство: словно он парит в невесомости, приближаясь к загадочной и прекрасной планете.

Еще с порога он услышал голос Корал, а мгновение спустя увидел и ее саму: она стаскивала с дивана мужчину в белом каратистском кимоно. Каратист цеплялся за покрывало и бормотал что-то нечленораздельное.

– Стоило уйти на один вечер… – театрально вздохнул Александер.

– Александер! – облегченно вздохнула Корал. – Ну-ка помоги мне! Руди перебрал. Я уже битый час пытаюсь выставить его из дому.

Руди приподнял голову и попытался улыбнуться, но голова его тут же упала набок, а улыбка сменилась гримасой.

Морщась от едкого аромата текилы и пиццы, Александер поднял захмелевшего гостя на ноги. В широкой пижаме приятель Корал выглядел забавно, однако нельзя было не заметить, что он красив. Малость вульгарен, на взгляд Александера, но безусловно красив.

– С вами все в порядке, приятель? – Александер прислонил гостя к стене.

– П-порядок, – сообщил Руди заплетающимся языком, не забыв при этом очаровательно улыбнуться. – Я старый м-моряк, любая качка н-нипочем.

Александер от души понадеялся, что Руди прав. Только не хватало сейчас возиться с пьяным!

– Отлично. Ну, раз так, вам пора домой. Сможете вести машину?

– К-конечно. М-мне не в п-первый раз. С шестнадцати лет в-вожу. Г-главное – вовремя в-вставить ключ. – Он игриво подмигнул в сторону Корал, отклеился от стены и вывалился на площадку.

– Доброй ночи, Руди, – устало попрощалась Корал. Тот попытался помахать рукой, но не смог. Корал хихикнула, затем, повернувшись к Александеру, спросила: – Как ты думаешь, он до дома-то доберется? Может, вызвать такси?

– Доберется. С такими людьми никогда ничего не случается. Кто он такой – торговец подержанными машинами?

– Нет, у него свое рекламное агентство. Правда, маленькое.

– Смотри-ка, – пробормотал Александер, затем сказал вслух: – Боюсь, теперь тебе придется более осмотрительно выбирать друзей.

– Постараюсь, – промурлыкала Корал. – Один респектабельный друг у меня уже есть.

Она взялась за конец галстука и потянула Александера в спальню. Сенатор Грант больше не следил за выражением лица: с глупой и счастливой улыбкой он последовал за ней. Через пять минут мужчина и женщина были обнажены; а спустя еще десять минут они лежали в объятиях друг друга, усталые и довольные.

– Надо бы почаще отсылать тебя из дому с матронами средних лет, – заметила Корал. Она рассеянно гладила Александера по спине; тот лежал тихо, закрыв глаза, и наслаждался ее прикосновениями.

– Марни Льюис тут ни при чем, – сонно ответил он.

– Правда? – Корал приподнялась на локте и начала поглаживать ему плечи. – Неужели я могу сравниться с леди из Большой Политики?

– Никакого сравнения, детка, – рассмеялся Александер и, обняв ее за тонкую талию, прижал к себе. – Знаешь, оказывается, погоня за властью чертовски повышает потенцию. Правду говорят: когда удача на твоей стороне, и солнце кажется ярче, и небо голубей. А женщина – еще прекрасней.

– Верно, – промурлыкала Корал и, наклонившись, покрыла поцелуями его обнаженную грудь. Зубы ее коснулись соска… и Александер крепче прижал ее к себе.

– Скажи мне, Корал, что ты делаешь, к примеру, на работе, если расклад у тебя – хуже некуда, а ждать нельзя?

– Откладываю все проблемы до завтра, – прошептала она и поцеловала его в шею.

– А серьезно?

– Изучаю ситуацию, нахожу все слабые места и как следует их прячу. – Эти слова сопровождались страстным поцелуем в ухо. Александер приподнял Корал над собой, любуясь ею. Прекрасное лицо. Пышные волосы. Полные груди. Округлые бедра. Стройные ноги. «К сорока годам она подурнеет», – с грустью подумал Александер. Но, слава Богу, это еще не скоро. И не только красива – еще и умна: блестяще ведет собственное дело.

Корал догадалась, что Александер ждет чего-то большего.

– А еще, Александер, я рекламирую себя. Провожу быструю и мощную рекламную кампанию. Воздействую на чувства людей, но не даю им как следует к себе приглядеться. Вот так я выигрываю при дурном раскладе. – Уголки ее полных губ приподнялись в дразнящей улыбке. Что за серьезные разговоры после полуночи? – Ну, милый, я удовлетворила твое любопытство. Теперь ты удовлетвори мое. Покажи-ка, как сенаторы проталкивают новый закон!

Глава 11

– К сожалению, я сейчас занята и не могу разговаривать. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала. Новостей никаких. Скоро поговорим. Чао!

Разбить бы этот поганый автоответчик. Что за чушь он несет! Можно подумать, кто-то и вправду хочет с ней поговорить. Да скорей Сид пришлет ей розы и записку с извинениями! А она – вы только послушайте – слишком занята, чтобы болтать по телефону! И все это – таким щебечущим легкомысленным голоском, черт бы его побрал!

Но Дейни не могла разбить автоответчик. Не могла даже приподняться с кушетки, чтобы его выключить. Дейни Кортленд больше не было. Тело, укутанное в заношенный халат, ей не подчинялось. Порвалась связь молекул, и самые простые действия стали для нее непосильны. Случилось это после возвращения из Лос-Анджелеса. Последние несколько недель Дейни почти не ела, не умывалась, не выходила из дому – не было ни сил, ни желания. Заболела? Похоже на то. Имя этой болезни – отчаяние. Лекарств от нее наука не знает, и горе организму, который не может справиться с ней собственными силами. Дейни умирала, и, что страшнее всего, ни ум ее, ни душа, ни тело не хотели возвращаться к жизни.

У нее отняли любимое дело. Отняли любимого человека – как она теперь покажется ему на глаза? Блейк станет жалеть ее – большее унижение и придумать трудно. Папа любил повторять: «Если человек, которого ты уважаешь, начинает тебя жалеть – с тобой все кончено». Боже, каких только мрачных пророчеств не изрекал папа! И все они сбылись. Дейни застонала и зарылась лицом в подушку, чтобы не слышать ненавистного чужого голоса.

– Дейни? Это Дженни. Звоню уже, наверно, в сотый раз. Слушай, какие у тебя планы на День Благодарения? До него еще больше двух недель, но все же…

Противный писк прервал ее слова. «Надо бы ленту сменить. Сменю… Когда-нибудь в будущей жизни».

– Пожалуйста, позвони мне до субботы. Ладно? А то я уже начала беспокоиться. Пока, золотко. Надеюсь, что у тебя все хорошо и…

Автоответчик снова запищал, и Дженни замолкла. И слава Богу. Дейни открыла один глаз и выглянула в окно, заставленное засохшими цветами в горшках. За окном который уже день висел густой, словно сливки, туман. Сан-Франциско во всей красе.

Дейни стукнула кулаком по подушке, уронила голову и крепко зажмурилась, словно надеялась, что ненавистный мир исчезнет сам собой. Так и случилось. Еще несколько минут в голове у нее звучал пронзительный голос Дженни; наконец замолк и он, и Дейни погрузилась в тяжелый сон.

Во сне ее били молотком по голове. Со стоном Дейни открыла опухшие глаза, потянулась… и поняла, чем вызван такой сон: кто-то отчаянно колотил в дверь.

– Дейни! Дейни! Я знаю, ты здесь. Три дня назад тебя видела соседка. Ну же, Дейни, открой дверь! Открой сейчас же!

Бам! Бам! Того гляди, вышибет. Господи! Это же Блейк! Его голос. И только он может колотить в дверь с такой силой.

– Дейни, голубушка, пожалуйста! Мы просто хотим убедиться, что с тобой все в порядке!

Дженни. Боже, кто только выдумал этих подруг! Дейни накрыла лицо подушкой и зажмурилась так, что на глаза выступили слезы. Но стук и крики не прекращались. По голосу Блейка Дейни поняла, что терпение его на пределе и он сейчас и вправду высадит дверь.

Все, с нее хватит! Как смеют они нарушать ее право на отчаяние! Как смеют ее спасать, когда она хочет умереть! В этот миг Дейни почти наслаждалась своей бедой. Трагическая участь мученицы приподняла ее надо всем сытым, равнодушным или идиотски-благородным человечеством – в особенности над этими двумя. Дейни вскочила, завернулась в халат, откинула со лба слипшиеся волосы и, забыв о своем виде, величественным жестом распахнула дверь – словно королева, потревоженная буйной чернью во время послеобеденного отдыха.

– Убедились? Жива. Все в порядке. А теперь убирайтесь, – выпалила Дейни. Точнее, собиралась выпалить. Но голос ее подвел – грозно начатая тирада окончилась еле слышным шепотом. Боже, как унизительно!

Дейни попыталась захлопнуть дверь. Но Блейк успел схватиться за ручку. Дейни потянула на себя – снова она мерилась силой с Блейком. Увы, прежней силы не было. Дейни слишком давно в последний раз ела, да и много дней, проведенных на кушетке перед телевизором, не пошли ей на пользу. Дейни опрокинулась на спину. Эти двое бросились ее поднимать, но она оттолкнула их и поднялась сама, да как проворно! Можно подумать, у нее еще осталась гордость.

– Знаете, это ведь подсудное дело, – съязвила она, стоя к обидчикам вполоборота, – не хотела смотреть им в глаза. – Я не больна, и вы не имели никакого права сюда врываться. – Глаза ее блестели, словно осколки голубого льда, губы надулись, как у обиженного ребенка. – Я просто никого не хочу видеть.

– И неудивительно, – ответил Блейк, подходя ближе и целуя ее в щеку. – Ведь ты черт знает на кого похожа.

Дейни скрестила руки на груди, словно защищалась от его прикосновений. Дженни опасливо покосилась на Блейка. Она-то расслышала в его «комплименте» любовь и участие, а вот Дейни… И Дженни решила вмешаться.

– Золотко, тебе просто нужен душ. Пойди помойся, а потом мы втроем отправимся в ресторан и угостим тебя огромным бифштексом. Договорились?

– Не хочу я никуда идти. Почему ты не дождалась, пока я перезвоню? Да ты просто не дала мне времени перезвонить! Не успела я прослушать сообщение, как вы с Блейком являетесь ко мне и вламываетесь в квартиру…

– Какое сообщение? – Блейк и Дженни обменялись встревоженными взглядами.

– Сообщение, которое ты оставила сегодня утром, – сердито настаивала Дейни.

– Дейни, я не звонила тебе сегодня утром.

– Как?

– Последний раз я звонила позавчера. И перед этим, наверное, раз сто, а от тебя – ни слова в ответ. Понимаешь, я забеспокоилась. Я позвонила Блейку, и мы вместе поехали сюда.

– Неправда! – Дейни вскинула голову, глаза ее беспокойно перебегали с одного непрошеного гостя на другого. – Ты звонила час назад! Вы что, хотите сказать, что я рехнулась? Это было сегодня утром!

– Боже! – выдохнул Блейк.

– Блейк! – предостерегающе прошептала Дженни.

– Вы, оба… – прошипела Дейни. Голос ее прервался, и слезы обожгли глаза. Может, она и вправду рехнулась. Может быть, так приходит конец – не с грохотом в дверь, а с беспомощным хныканьем. Да, она хнычет, словно перепуганный ребенок, и никак не может замолчать. Господи, да уберутся ли эти двое! – Оставьте… меня… в покое…

И она разрыдалась. Блейк подхватил Дейни на руки. Она отбивалась, словно Скарлетт О'Хара в знаменитой сцене. Блейк не отличался непоколебимым спокойствием Ретта Батлера: он просто взвалил ее на плечо и понес через жилую комнату, через столовую, на три ступеньки вверх и навстречу своей судьбе.

– Что ты делаешь? Блейк, отпусти меня!

– Ни за что. Дейни, я клялся заботиться о тебе в здоровье и в болезни…

– Боже, что за идиот! – вопила она. – Мы не женаты! Мы в Разводе с большой буквы! Не веришь, могу показать бумагу!

– Не верю, – отрезал Блейк, спускаясь в холл. – Никакие бумаги не освобождают от данного слова. А теперь… – он отворил плечом дверь ванной… – хватит валять дурака. Возьми себя в руки – или я сам за тебя возьмусь.

Не выпуская все еще сопротивляющуюся Дейни из рук, Блейк наклонился над ванной, отвернул хромированные краны, снял с крючка душ и опустил драгоценную ношу на пол. Быстро и умело снял с нее халат, обнял и поцеловал. Ванная быстро наполнялась паром – Дейни казалось, что это жар поцелуя. Только в этот миг она поняла, как соблазнительна ее нагота рядом с одеждой Блейка. Дейни потянулась к нему, но он, подняв ее под мышки, аккуратно усадил в ванну. Еще один быстрый поцелуй, задернутая занавеска и прощальное напутствие:

– Дейни, поплачь как следует, не стесняйся. Слишком много свалилось на тебя в последнее время. А главное – ты проиграла битву с Сидом. Но, Дейни, милая, жизнь не кончается после первой неудачи. Судьба подарила тебе передышку: воспользуйся ею, отдохни и подумай о своей жизни. Надо что-то менять, Дейни. Ты мчишься к цели, не замечая ничего и никого вокруг. Однажды ты можешь потерять что-то такое, чем действительно дорожишь… И обязательно как следует вытрись!

Он закрыл за собой дверь и тяжело вздохнул. Такого с Дейни еще не бывало.

– Ну как? – вскочила с кушетки Дженни.

– Что как? – поднял брови Блейк.

– Как она?

– Все будет в порядке.

– Почему ты так уверен?

– Потому что я ее люблю, – твердо ответил Блейк. – Я не допущу, чтобы с ней что-то случилось.

Он улыбнулся, но едва повернулся к Дженни спиной, улыбка погасла.

Дженни подошла к нему. Ее не обманул его показной оптимизм. Дженни обожала свою лучшую подругу, но порой, глядя на Блейка, готова была ее придушить. Как можно настолько не понимать своего счастья? Блейк ведь не железный; когда-нибудь и у него лопнет терпение. Вот если бы ее так любили… Дженни приподнялась на цыпочки и чмокнула Блейка в щеку.

– Не вешай нос.

Блейк рассмеялся – не вполне искренне – и кивнул. Дженни подхватила сумочку и исчезла за дверью. Она понимала, что Блейку нужно побыть наедине с собой и с Дейни.

Блейк ходил по комнате взад и вперед, брал с письменного стола то одно, то другое. Стеклянный шар, холодный и прекрасный, покоящийся на золотом треножнике. Нефритовую камею – они с Дейни привезли ее из Японии. Новый, неразрезанный томик стихов. У Дейни прекрасный вкус, она обожает красивые вещи. Если бы только…

– Эй, никто не хочет принести мне одежду? Или я должна бежать в спальню голышом?

Блейк расхохотался и положил книгу на место. Настроение у него сразу поднялось. Пора бы уже знать, что Дейни не киснет дольше минуты. Блейк задумчиво покачал головой и поспешил в спальню.

Давненько он здесь не бывал! Впрочем, судя по непорочной чистоте и порядку, Дейни спала тут ненамного чаще. Предаваться унынию удобней всего, лежа на кушетке. Уютная спальня в белых и персиковых тонах настраивает на более сложные эмоции.

Блейк выдвинул верхний ящик комода и задумался над ворохом белья. Наконец вытащил из кучи игривые трусики – тоненькую полоску синего шелка. Подбросил вверх, поймал и полез в следующий ящик. Там он обнаружил тенниску с весьма игривой надписью на груди и леггинсы. И тут…

– Блейк Синклер, ты хочешь, чтобы я насмерть простудилась?

Дейни стояла в дверях, завернувшись в полотенце, откидывая со лба мокрые волосы. От горячего душа она раскраснелась, на щеки вернулся румянец. Только веки у нее были красны не от горячей воды, а на щеках виднелись дорожки от слез. Сколько же их пролилось, если и вода не смыла их следы!

Дейни поймала взгляд Блейка и улыбнулась – фирменной улыбкой Кортлендов, улыбкой, словно говорящей: «Мне больно, мне страшно, я жить не хочу, но ни за что в этом не признаюсь».

Блейк улыбнулся в ответ. «Не притворяйся, – говорила его улыбка. – Я знаю, что твое сердце разбито, – и видит Бог, как я хочу его склеить!»

Он протянул ей вещи, и Дейни неловко потянулась за одеждой. Она боялась прикоснуться к Блейку – боялась, что снова разрыдается, еще раз продемонстрирует свою чертову уязвимость.

– Не лучший мой костюм… – улыбнулась она.

– На тебе все прекрасно, – ответил Блейк. Хотел ответить громко и весело, но из пересохшего горла вылетел только хриплый шепот. Что-то сдавило ему грудь, он не мог сказать больше ни слова.