Текст книги "Экскурсия выпускного класса"

Автор книги: Райнхарт Юнге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

27

Законодательницы мод были возмущены. С недовольными личиками стояли они в посудомоечной туристской базы, рассматривая с нарастающим омерзением гору грязной посуды, которую подвозили на тележках. Недоеденные картофелины, обглоданные кости, плавающие в белой жиже кусочки огурца – все это и в самом деле выглядело далеко не аппетитно.

– Что случилось? – спросила Рената Краузе у превратившихся в соляные столпы граций. – Ревматизм разыгрался?

Беа сунула практикантке под нос свои свеженамапикюренные пальчики.

– Надеюсь, вы не думаете, что этими руками я стану соскребать все дерьмо?

– А почему бы и нет?

– В жизни не делала ничего подобного.

На мгновение практикантка потеряла дар речи, потом спросила:

– Скажи, Беатрикс, тебе никогда дома не приходилось мыть посуду?

– Мне?! – Глаза Беа расширились от ужаса. – А на что тогда вообще мамочка? Старик приносит бабки, я занята учебой, мамаше остается домашнее хозяйство.

Насмешливые смешки. Отбывающий гражданскую повинность парень, давно уже дожидавшийся у посудомоечной машины, покрутил пальцем у лба.

Биргит почувствовала себя обязанной поддержать закадычную подругу:

– Я тоже не стану этого делать!

– Почему же?

– Тут можно подцепить какую-нибудь гадость!

Парень ухмыльнулся и протянул красоткам свои руки.

– Как, по-вашему, они выглядят?

Биргит невольно взглянула на изящные, тонкие пальцы с аккуратно подстриженными ногтями.

– Довольно чистые, – признала она в конце концов.

– Может быть, язвы или экзема?

– Насколько я вижу – нет.

– То-то. А знаешь, что я делаю этими руками в сем благородном заведении?

– Мне-то какое дело? – надменно спросила Биргит.

– Много разных вещей, мышка. К примеру, прочищаю засорившиеся унитазы, когда леди вроде тебя швыряют туда использованные тампоны!

Беа отступила на шаг.

– Прочищаешь руками?

– Ну, естественно…

Гробовая тишина.

Девицы уставились на парня так, словно им явились граф Дракула, дьявол и популярный рок-певец в едином облике.

Биргит нашлась первой.

– Ну и что? Это твоя работа! Мог бы пойти служить в бундесвер.

Когда этого никто не ожидал, подала голос Елизавета. Привычным движением она откинула челку со лба и заявила:

– Я тоже нет это делать!

– Нет? – Парень уперся кулаками в бока.

– Нет! Мне нет нужно работать кухня!

– Полька? – с участием осведомился длинноволосый.

– Я? Я нет полька, я немецкий!

– Слушай, киска! – Тон парня становился понемногу угрожающим. – От молитв тарелки чистыми не станут.

– Мы заплатили!

– Сколько же? Как за отель?

– Двадцать марок за день!

– Так вот, мышка. Или ты немедленно доплатишь шестьдесят марок, тогда тебе не нужно мыть посуду, и я даже постелю тебе постель, если ты того пожелаешь. Если нет – бери сейчас же тарелки, соскребай остатки еды в зеленое ведро и загружай в машину!

Затем он показал на Беа и скомандовал:

– Милочка, ты будешь помогать польской графине! Остальные берут полотенца, вытирают чистую посуду и убирают ее вон в тот шкаф. Кто не хочет, может выметаться через десять минут с барахлом на улицу. Всем ясно?

Прежде чем заняться своим делом, он бросил быстрый взгляд на практикантку. Та улыбнулась и подняла вверх большой палец.

28

Обермейстер полиции Хаггеней, двадцати девяти лет, направлялся в патрульном «пассате» к зданию полиции, чтобы сдать дежурство. Георг Лузебринк, тридцати восьми лет, обервахмистр и начальник патруля, сидя рядом с ним, лениво жевал резинку. В последний раз за сегодняшний день проезжали они по новому промышленному району.

– Давай-ка еще раз к «Эльху», – приказал Лузебринк.

– Что, покупки собираешься сделать?

– Чушь. Хочу еще раз взглянуть на фургон.

– На какой фургон?

Хаггеней давно уже забыл про тот случай. Лузебринк напомнил.

– Совсем с ума сошел! – возмутился Хаггеней. – Мы уже, считай, закончили!

– Поезжай! Кому сказано!

«Форд» все еще стоял на старом месте.

Патрульный автомобиль с позывными «Хельвег 12–16» остановился рядом.

– Ну и что дальше? – спросил Хаггеней.

Этого Лузебринк тоже не знал.

– И все-таки очень странно, – заметил он вдруг. – Взгляни, там за домом он красит, а здесь оставляет свой драндулет. Ты видел когда-нибудь маляра, который по доброй воле станет тащить ведро с краской через всю пустую стоянку?

Повинуясь внезапному приливу служебного усердия – первому за последние шесть или семь лет, – Лузебринк вылез из автомобиля. Кряхтя, поднялся он на подножку «транзита» и заглянул внутрь. Однако, кроме забытого термоса, на полке рядом с приборным щитком разглядеть ничего было нельзя.

Хаггеней нетерпеливо нажал стартер. Глухой стон внутри фургона потонул в этом шуме.

Лузебринк разочарованно уселся на свое место.

– И все-таки это странно, – упорствовал он. – Надо сообщить следующей смене. Пусть глянут еще раз.

29

Почти в полном составе десятый «Б» расселся на низенькой ограде перед туристской базой. Вейен назначил прогулку в деревню, и все дожидались шестерых фей, подвергавшихся истязаниям в посудомоечной. В разрыве между облаками блеснул робкий солнечный луч – погода явно, хотя и медленно, улучшалась.

Наконец явились богини. Лица у них были мрачными, словно Мёнезее в февральские сумерки.

Вейен снова пересчитал всех по головам. Затем вывел строем за ограду, на другую сторону улицы. Там он занял место в голове колонны, дав указание практикантке следовать в арьергарде, дабы подгонять отстающих, врачевать натертые ноги и спасать утопающих. Вид у него был такой, словно они отправлялись в опасную для жизни экспедицию по Скалистым горам.

Поначалу «модные куклы» держались ближе к боссу. Плотно окружив его со всех сторон, они затеяли увлекательнейшую дискуссию о самых модных лавках и фасонах стрижки. Траугот блаженствовал.

Стефи со своей компанией держалась – наполовину осознанно, наполовину случайно – в хвосте колонны, чтобы быть ближе к практикантке. Какое-то время она молча шагала рядом с Ренатой, потом спросила напрямик:

– И как это вы выдерживаете с такой скотиной? Рената вздрогнула и попыталась разыграть недоумение:

– О ком ты?

– А, бросьте, все вы прекрасно понимаете. Вейен обращается с вами точно так же.

Рената задумчиво взглянула на девушку. Как и большинство учителей, она предпочитала не обсуждать с учениками своих коллег. Когда-нибудь это обязательно выплывет, и тогда оскорбленные педагоги буквально размажут тебя по стене. Да и вообще, к чему это перемывание косточек, которого она терпеть не могла.

Но Стефи выдержала взгляд практикантки, казалось, она хотела сказать: можешь на меня положиться, я не болтаю.

– А как ты выходишь из положения? – задала Рената встречный вопрос.

Стефи пожала плечами:

– Я знаю, что мне он ничего не может сделать.

– Вот видишь, и я исхожу из этого.

Колонна между тем миновала участок с двумя сараями. Мимо ворот со странной надписью прошли последние.

Внезапно Илмаз остановился. Там, где забор подходил вплотную к озеру, в одном месте он здорово завалился, можно было просто его перешагнуть, не зацепив даже штанами о колючую проволоку. Практикантка и Стефи о чем-то оживленно болтали – момент был благоприятный.

Он перешагнул изгородь и подкрался, прячась за деревьями, поближе к сараю. Тут он обнаружил, что на участок прибыл еще один гость – почти вплотную к сараю стоял темно-синий «ауди-100».

Илмаз помедлил. Подойти ближе? Уж очень хотелось ему узнать, что происходит в этих таинственных строениях, имеющих внешне такой заброшенный вид и столь часто принимающих гостей. А с другой стороны – если его, турка, здесь застукают? Плохой расклад…

Но стоило ему повернуть назад, как в правом сарае скрипнула дверь, одна из четырех выходящих на озеро.

Илмаз сжался, боясь шелохнуться.

Дверь распахнулась, появился человек невысокого роста. Илмаз успел лишь разглядеть, что это мужчина в низко надвинутой шляпе, с чемоданчиком врача в руке. Юноша втянул голову, надеясь, что его не заметят.

Лишь когда мужчина отошел на несколько шагов от сарая, дверь захлопнулась. Илмаз отчетливо услышал, как внутри задвинули засов. Потом послышались торопливые шаги. Дверца автомобиля захлопнулась, мотор взревел. Водитель разворачивался, чтобы подъехать к воротам.

Илмаз осторожно выглянул из укрытия.

Мужчина вышел из машины и распахнул створки ворот. Затем выехал на улицу, снова вылез и запер ворота. Снова хлопнула дверца, мотор заработал на больших оборотах, и автомобиль рванул с места в направлении турбазы.

Турок еще с полминуты оставался в укрытии. Он почувствовал, как лихорадочно бьется пульс и дрожат руки.

Лишь когда шум мотора совсем смолк, Илмаз поднялся с колен и прошмыгнул назад, к повалившейся ограде. Быстрым шагом он догнал класс.

30

Пока Эвелин Пфайфер прибиралась на кухне, муж, устроившись в маленьком кабинете, просматривал бумаги клиентов, назначенных на прием во второй половине дня. Тихо играло радио. Потом начались последние известия, и он сразу прибавил звук.

«В эфире вторая программа западногерманского радио. Четырнадцать часов, ноль минут. Слушайте последние известия.

Интервью, данное в понедельник министром внутренних дел западногерманскому радио, вызвало в Бонне острые политические разногласия. Косвенным образом министр обвинил соииал-демократов в нарастании новой волны терроризма.

Представитель СДПГ подчеркнул, что члены его партии принимали участие исключительно в мирных акциях протеста. Он напомнил, что именно социал-демократическое правительство превратило в начале семидесятых годов федеральное ведомство уголовной полиции и федеральную пограничную охрану в мощный инструмент государственного аппарата. Лишь в федеральном ведомстве уголовной полиции за десять лет число штатных должностей возросло более чем втрое, финансовый же баланс увеличился в десять раз. Вот почему чудовищным выглядит обвинение СДПГ в игнорировании вопросов внутренней и внешней безопасности. Однако партия и впредь будет занимать критическую позицию по отношению к всеобщему федеральному закону о полиции. Никто в Мюнхене не имеет права решать, что должна и чего не вправе делать полиция в Кастроп-Раукселе.

Полиция продолжает розыск…»

Вальтер Пфайфер снова приглушил звук и сосредоточенно углубился в работу, пока без четверти три не раздался писк его наручных часов.

Адвокат дописал фразу, захлопнул скоросшиватель и сунул его в черный «дипломат». На бегу допивая чашку кофе, он влетел в кухню.

– Мне пора, дорогая, – сказал он, бегло поцеловав жену. – Обед был чудесен. А кофе просто потрясающий!

Эвелин устало улыбнулась:

– Это ты говоришь всегда. Но ты путаешь дом с отелем. Ты появляешься дома, чтобы только поесть и выспаться.

Пфайфер недовольно сморщил лоб. Он не любил подобных разговоров, особенно когда торопился, когда поджимало назначенное время встречи.

– Попрощайся хотя бы с сыном. Скоро он станет называть тебя дядей.

– Хорошо.

Пфайфер прошел в гостиную, где Эрик со стопкой детских книг устроился в его любимом кресле.

– Привет, мой мальчик! Поцелуй папу!

Эрик вскочил и потянулся губами к отцовской щеке. При этом книги слетели у него с колен и грохнулись на пол. А с ними упал еще какой-то предмет – длинный, блестящий, он со звоном ударился о латунную ножку кресла.

Пфайфер наклонился, поднял книги и снова положил Эрику на колени. Тут он заметил кусочек металла.

– Откуда у тебя это? – спросил он.

– Что, папа?

– Патронная гильза. Ею кто-то стрелял. Где ты ее взял?

Эрик всхлипнул. Теперь красивую вещь поминай как звали!

– Там сбоку, у дороги, стояла машина…

– Какая машина?

– «БМВ». Большая.

– А какого она цвета?

– Синяя, и блестит как металл…

Пфайфер бросился на кухню.

– Скажи, Эвелин, ты видела на дороге машину?

– Машину?

Молодая женщина кончиками пальцев потерла переносицу. Потом вспомнила:

– Да, вроде какая-то стояла. «БМВ». Теперь, наверх нос, уже уехала. А что случилось?

Через пятнадцать минут тихий переулок стал похож на военный лагерь.

Несколько полицейских машин перегородили участок дороги между последними домиками и местом, где кончалась живая изгородь из боярышника. Полицейские теснили любопытных, сбежавшихся неведомо откуда. Раздался рокот вертолета. Он завис на несколько секунд над местом действия, потом медленно приземлился на лугу. Коровы в ужасе кинулись врассыпную.

Пуш, Локамп и Херцог бежали по лугу. Друг за другом они осторожно протиснулись между рядами колючей проволоки. На дороге они остановились и принялись внимательно разглядывать автомобиль, из-за которого полиция напряженно прочесывала весь округ.

– С этой стороны ящик цел, – произнес, наконец, Локамп. – Если пограничник и в самом деле попал, пуля где-то внутри…

– Или в чьем-нибудь животе, – добавил Пуш.

Он присел на корточки. Наклонив голову, он сосредоточенно изучал дорожное покрытие. За исключением нескольких желтых комков глины у левого колеса покрытие было чистым.

– Порядок работы следующий…

Пуш выпрямился, Херцог тут же извлек блокнот и карандаш.

– Трое подходят к машине с этой стороны. Предварительно собрать комочки глины. Одновременно заходим цепью. Исследуем местность на расстоянии пятнадцати метров спереди и сзади от автомобиля. Вдоль живой изгороди. Ширина поиска от кустов до середины проезжей части. Есть возражения?

Локамп и Херцог молча покачали головами. Их шеф был сторонником системного подхода и лишь в чрезвычайных обстоятельствах допускал небольшие отклонения от правил.

Со стороны деревни послышалась полицейская сирена, замигал голубой свет. Колонна автомашин чрезвычайной комиссии достигла улицы пастора Гау и теперь медленно просачивалась сквозь заграждение.

В это время остальные полицейские пытались вычленить из любопытной толпы жителей близлежащих домов, чтобы допросить их в качестве свидетелей. Новицкий вместе с сотрудницей из Ахена немедленно направился к Пфайферам, чтобы подробно допросить Эрика и его родителей.

– Шеф.

Херцог подошел ближе.

– Похоже, они скрылись на каком-то большом автомобиле. Мы обнаружили несколько следов протектора. Должно быть, какой-то фургон.

– Марка?

– Шеф! – Херцог протестующе развел руками. – Как мы можем сейчас это установить? Данных о ширине автомобиля у нас все равно пет…

Меж тем в зону оцепления прибыл еще один радиофицированный полицейский автомобиль. Пока пожилой сотрудник комиссии разговаривал по радиотелефону, громко повторяя услышанное, молодой его коллега тщательно записывал каждое слово. Потом он вылез из автомобиля и передал Пушу записку.

– Номер был снят двадцать восьмого апреля в Дюссельдорфе с «БМВ», оставленного на Пёнсгенштрассе!

Советник вопросительно поднял брови. Другой ухмыльнулся:

– Небезгрешная улица…

Специалисты по отпечаткам пальцев покончили с двумя дверцами со стороны водителя. Начальник группы, лысый и с огромными усами, со вздохом выпрямился, потер онемевшую спину и направился к Пушу.

– Отпечатки?

– Бывалые люди. Все протерто. Позже кто-то еще побывал здесь, но явно не взрослый…

– Тогда открывайте!

В то же мгновение они смогли заглянуть внутрь – набор ключей и отмычек в комиссии был настолько разнообразен, что не составляло труда отомкнуть любой серийно изготовленный замок на всем пространстве от Фленсбурга до Боденского озера.

Взгляды всех обратились на правую заднюю дверцу. Помимо двух пробоин в обшивке автомобиля всеобщее внимание приковали два бурых кровавых пятна на внутренней обивке и на сиденье.

Херцог присвистнул сквозь зубы:

– Выходит, этот Шульц все-таки попал!

– Даже дважды.

– Отличные выстрелы!

– Неужели он ранил двоих?

Один из полицейских осторожно залез внутрь и принялся внимательно осматривать потолок кабины и сиденья.

– Все цело, – доложил он через какое-то время. – А если это так…

– …Тогда пуля до сих пор находится в чьем-то теле.

Засверкали блицы: внутренность автомобиля фотографировалась с самых разных точек – общий вид и отдельные детали. Потом другой сотрудник комиссии вполз внутрь и аккуратно взял пробы со всех пятен. Одну за другой подавал он коллегам пластиковые пластинки, на которые соскребал частички обивки кабины. Они тут же исчезали в различных пакетиках, на которые немедленно наклеивались этикетки.

Эксперт по оружию обнаружил несколько патронных гильз на полу в передней части кабины, осмотрел их и удовлетворенно кивнул:

– Девятимиллнметровые. И совершенно точно: стреляли из автомата, состоящего на вооружении бундесвера. Такие царапины оставляет только гильзоизвлекатель автомата «Пистолет-пулемет-2», когда выбрасывает из ствола пустые гильзы.

– Пробы крови и гильзы немедленно в Висбаден, – распорядился Пуш. – А что там с номером шасси?

Капот двигателя был открыт. Полицейский списал цифры и с запиской помчался к радиофицированному автомобилю.

Через три минуты они получили ответ: «Машина также украдена. В ночь с седьмого на восьмое марта. Бохум, университетский городок».

Пуш насторожился. Сочетание «университетский городок» было ему знакомо. Где-то он уже на него натыкался.

– Хинтербруннер! Пусть они там посмотрят дела группы Баадера и Майнхоф, места преступлений. По-моему, мы однажды уже регистрировали этот «университетский городок». Позвоните, если нужно, в полицайпрезидиум Бохума…

В отличие от уроженцев Рура Пуш, как и многие, произносил слово «Бохум» неверно. Локамп, родившийся в Ванне-Айккеле, болезненно вздрогнул при этом отрывистом, коротком «о». Никогда этому не научиться, подумал он.

Нетерпение, терзавшее Пуша несколько часов подряд, теперь ушло: с обнаруженным автомобилем им предстояло немало потрудиться. Что из всего этого получится, другой вопрос. Во всяком случае, вытягивающему душу бездействию пришел конец. В его сознании медленно складывалась общая картина преступления.

Со скрежетом открылся багажник. Громкие крики вернули Пуша к действительности.

– Труп!

Одним прыжком советник уголовной полиции оказался возле машины. В багажнике лежало окоченевшее тело молодого мужчины: короткие темные волосы, зеленая рубашка, черные кожаные штаны, сапоги.

– Ему должно быть не более двадцати! – высказал предположение Херцог.

Невольно его бросило в дрожь:

– Я предпочел бы прямое попадание в черепушку… При попытке вытащить убитого возникло осложнение – труп уже окоченел.

В конце концов юношу все-таки уложили на алюминиевую фольгу, расстеленную на асфальте рядом с машиной.

Полицейский врач, прежде чем присесть на корточки рядом с убитым, извлек из кармана металлическую коробочку и затушил там окурок. Потом снова убрал коробочку в карман. Один из его товарищей однажды вот так забыл окурок в трех метрах от трупа. С тех пор ему доверяли разве что относить медицинские халаты в химчистку.

Внешне спокойно, но внутренне подобравшись, Пуш наблюдал, как врач исследует труп.

– Ну? – спросил он, когда тот снова поднялся.

Сначала врач стянул тонкие, прозрачные резиновые перчатки и закурил новую сигарету. Пока специалист по отпечаткам пальцев занимался руками покойника, он пояснил:

– Трудно сказать. При нынешней температуре воздуха – между шестью и двенадцатью часами, так я полагаю. Подождем данных измерения температуры в прямой кишке.

– Причина смерти?

– Довольно однозначна. Нарушение сердечной деятельности. Мгновенный шок, большая потеря крови – все вместе. Рана похожа на попадание девятимиллиметровой сплюснутой пули, значит, это выстрел пограничной охраны.

– Херцог, – приказал Пуш, – пусть техники еще раз обследуют дверцу, может, пуля задела там какую-нибудь штангу и от этого сплющилась. Она ведь могла уже деформированной войти в тело. А от вас, доктор, мы прежде всего ждем пулю…

Все молча смотрели на убитого молодого человека. Первым вспомнил о деле Херцог:

– Уносить? Пуш возразил:

– Сначала разденьте. Прямо здесь!

Трое склонились над мертвым, чтобы стянуть с него одежду. Четвертый стоял рядом с обязательным набором пластиковых пакетов: на каждый предмет по пакету. Кроме того, он держал наготове несколько различной величины ножниц. В случае затруднений можно было разрезать несколько швов. Пятый ожидал с перевешенным через плечо портативным магнитофоном, уже включенным на запись, чтобы немедленно запротоколировать результаты осмотра.

– Пара сапог, цвет черный, натуральная кожа, высота три четверти. Подошва кожаная, с выраженным тиснением, размер… взгляни-ка, да, вот есть, сорок первый, спасибо, теперь другой. Эй, вы мне все закрыли. Вот теперь хорошо. Итак, штаны, застежка-«молния», смотри не прищеми ему то, что может еще понадобиться в раю, бог мой, штапы-то у него все мокрые…

Локамп слегка тронул Пуша за рукав и отвел на несколько шагов в сторону.

– Что-то тут не то, Вальтер. Когда я смотрю на этого парня – короткая стрижка, кожаные штаны, сапоги – и это «Ротер штерн»? Левые ведь во всем мире одеваются совсем не так…

Пуш, улыбнувшись, взглянул на своего помощника:

– Ерунда, Хорст! Левые с газетных полос – развевающаяся грива и синие джинсы – это же щепки. С ними у наших друзей ничего общего…