Текст книги "Экскурсия выпускного класса"

Автор книги: Райнхарт Юнге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

49

К вечеру Густав Шойбнер почувствовал себя лучше. Он по-прежнему находился в евангелической больнице города Камена и по-прежнему в коридоре у входа в палату дежурили двое полицейских, дожидавшихся продолжения допроса.

Шойбнер нажал кнопку звонка, находившуюся прямо у изголовья.

Прошло несколько минут, дверь отворилась. Вошла пожилая медсестра.

– Ну как мы себя чувствуем? – спросила она.

Маляр слегка приподнялся, и сестра подложила ему в изголовье большую пухлую подушку.

– Отлично, – сказал Шойбнер, – но я чертовски голоден!

Она кивнула!

– Подождите четверть часа.

Когда она вышла из палаты, полицейские уже поджидали ее у двери. Они бросили шахматную партию в эндшпиле.

– Как там, сестра? Можно зайти?

Она энергично мотнула головой.

– И речи быть не может. Сначала он поест, потом я вызову врача. И не вздумайте заходить без разрешения!

Полицейским пришлось дожидаться еще час, пока маляр отужинал, помылся и был еще раз осмотрен врачом. Наконец, врач вышел в коридор и подозвал их к себе.

– Один час! – сказал он. – И ни минуты сверх.

В то же мгновение полицейские, подхватив принесенные «семейные альбомы», исчезли в палате.

«Альбомы» представляли собой солидные скоросшиватели. Внутри – толстая стопка продырявленных листов. На каждом одна или несколько фотографий, далеко не все хорошего качества.

Фамилии сфотографированных указаны не были. Под каждой фотографией только код, ряд буквенных и цифровых обозначений. Соответствующие тому или иному коду данные помещались на оборотной стороне листов.

У Шойбнера создалось впечатление, что нынче его вниманию предложили совсем другой круг лиц, нежели утром. Тогда на фотографиях большинство мужчин было с длинными волосами, с бородой, поразительно много было женщин и девушек. Сейчас перед ним мелькали только мужские лица. Почти все без бороды, с подчеркнуто короткой стрижкой. У многих взгляд и выражение лица чем-то напоминали тех, кого Шойбнер видел в понедельник.

В который раз Шойбнер задержал руку полицейского, перелистывавшего перед его глазами «альбом». Он внимательно разглядывал фотографии на одном из листов. Полицейские затаили дыхание.

Но Шойбнер решительно покачал головой.

– Но он. Похож на парня, что управлял «транзитом». Но не он. У того был небольшой шрам слева…

Полицейские вздохнули, принялись листать альбом дальше.

А через пять минут Шойбнер вскрикнул. Прямо перед ним было широкое, угловатое лицо с коротким, но крупным носом. Подбородок был невелик, однако нижняя челюсть мощно выдавалась вперед. Глубоко посаженные, неожиданно маленькие глаза холодно и надменно смотрели поверх объектива. Темные, зачесанные назад волосы делали лоб зрительно выше.

– Этот! – сказал Шойбнер.

– Что вы можете о нем сказать? – спросил один из полицейских.

– Это тот человек, с которым я лежал вместе в багажном отделении.

– Но ведь было темно! – возразил полицейский.

– Тем не менее! – Шойбнера нельзя было сбить с толку. – У меня достаточно было времени, чтоб внимательно разглядеть этого парня. Вот здесь, слева, залысина прямо как у тайного советника. И эти узкие, светлые брови – он это, готов поклясться!

– Разрази меня гром! – заметил один из полицейских. – Да все эти анархисты, марксисты и сторонники спонтанных акций будут теперь носить вас на руках.

Шойбнер недоумевающе переводил взгляд с одного на другого.

– Что-нибудь не так?

– Еще бы!

Полицейский медленно перевернул большим и указательным пальцами лист картона, так что показались записанные на обратной стороне личные данные:

Фамилия: Керн

Имя: Манфред

Дата и место рождения:

1.10.1955, Гамбург

Последнее место жительства:

Эрнст-Меркштрассе, 216 2000 Гамбург

Деятельность:

Боевой фронт национал-социалистов (фюрер)

Молодежь для Германии (президент)

Спортивный союз «Германия» (председатель правления)

Немецкий патриотический совет (член президиума)

Розыск:

Санкция на арест генерального федерального прокурора от 30.8.83 г. за нарушение § 86, 86а, 131 уголовного кодекса. Санкция на арест государственного прокурора Франкфурта-на-Майне от 12.1.83 г. за нарушение §§ 125, 129а, 130, 244 и др.

– А что все это значит? – спросил Шойбнер.

Полицейские задумались.

– Первые параграфы касаются антиконституционной пропаганды и чего-то в этом роде, – произнес, наконец, один из них. – А остальные? Должно быть, нарушение спокойствия, грабеж, вооруженный бандитизм.

– Точнее вы не можете сказать?

Оба смущенно молчали.

– Ну, знаете, – покачал головой Шойбнер, – если о мой ученик в своей профессии понимал столько же, сколько вы в своей, обои отваливались бы у нас от стен.

50

– Ваша фамилия, будьте добры!

– Краузе, Рената. Родилась 10 июня 1959 года в Херне…

– Сейчас не нужно. Точные сведения о себе внесете потом в анкету. Это в соседнем помещении. Вы практикантка?

– Да!

– Тогда вы, наверное, не так хорошо знаете класс, как господин Вейен?

Он его тоже не знает, подумала Рената. Но кивнула:

– Да, я преподавала в десятом «Б» в общей сложности девять или десять недель.

– А теперь рассказывайте!

– Что я должна рассказывать?

– Все, что связано с экскурсией. Особенно меня интересует, естественно, вчерашний вечер…

Он слушал Ренату, не перебивая.

– Однако у вас здесь бурная ночная жизнь, – заметил он в итоге.

– То есть как это?

– Ну как – Бруно у этой Мануэлы, Илмаз – у Стефании.

Рената покачала головой.

– Все ото безобидно. Им хотелось просто посидеть вместе, послушать музыку, подержаться за руки. Ничего другого тут быть не может.

– Как часто вы их контролировали?

– После десяти? Каждые десять минут. По очереди с учительницей из Бергкамена.

– А ваш старший коллега?

– Он должен был проверять комнаты мальчиков.

– И он действительно это делал?

Рената запнулась.

– Послушайте, – вскипел толстяк. – Речь ведь идет об убийстве, насколько мне известно. И вы и ваш уважаемый коллега по уши увязли в этом деле. Халатное отношение к своим обязанностям, слабый контроль и так далее. И для всяких церемоний сейчас не время!

Господи, да ведь он прав. Сколько поднимется пены. В школе, у нее в институте, в городе.

– Я в самом деле этого не знаю, – ответила она. – В начале одиннадцатого он с бутылкой вина перешел в дневное помещение номер восемь и, должно быть, играл там во всемирный потоп. Ну, то есть медленно напивался.

– А тому была причина?

Рената вздохнула. Ну и вопросы задает этот человек!

– Не знаю. Возможно, турбаза казалась ему ниже его уровня. У меня сложилось впечатление, что он иначе представлял этот вечер – роскошная светская вечеринка с красивыми женщинами. Он из тех верных муженьков, что годами дожидаются, когда их спустят с поводка. И в этом смысле поездка с самого начала была для него разочарованием.

Толстяк облокотился обеими руками на стол, внимательно разглядывая молодую женщину.

– Вы, видно, не очень жалуете господина Вейена?

– Нет, – ответила Рената. – Но какое это имеет отношение к смерти Илмаза?

– Никакого. Но я всегда предпочитаю знать, как отдельные свидетели относятся друг к другу.

– Я могу идти?

– Да. И попросите ко мне господина Хольца.

51

Хольц глубоко задумался над раскрытой папкой со счетами. Пальцы правой руки сильно сжимали стакан, наполненный на одну треть коричневой жидкостью. Он нервно покачивал стакан из стороны в сторону. Заметив практикантку, он вздрогнул и попытался прикрыть коньяк папкой. Однако беглая ее усмешка показала, что с этим маскировочным мероприятием он запоздал.

– Вас приглашают в дневное помещение номер три! – известила практикантка.

Хольц кивнул. Он покосился было на недопитый стакан, но затем решительно поставил его на стол, не сделав больше ни глотка. Выйдя из комнаты, он дважды повернул ключ секретного замка и для надежности подергал еще ручку двери.

– Садитесь!

Остхольт указал на стул у широкого обеденного стола, за которым расположился сам.

Хольц сел.

Выражение его лица свидетельствовало, какой тяжелейшей мукой было для него выполнять в собственном доме указания посторонних лиц.

Гаупткомиссар внимательно разглядывал его какое-то время, словно на лбу управляющего было написано, что именно он собирался скрыть.

– Какая дверь была вчера вечером не заперта? – спросил он без долгих предисловий.

Хольц взглянул на него в замешательстве. Стекла очков его искрились.

– Я… Э… Двери всегда заперты. Все!

– Но вчера вечером около одиннадцати это было не так, господин Хольц. Замки, двери и окна не имеют повреждений. Однако юноша ушел. Выходит, одна дверь была не заперта!

– А может, этот турок ушел раньше.

– Есть свидетели, видевшие его в доме после десяти.

– Кто? – спросил в ответ директор. И, почувствовав себя увереннее, добавил: – Только этот итальяшка, насколько мне известно.

– Итак, ваши показания противоречат друг другу. Выходит, кто-то из вас говорит неправду.

Теперь лицо Хольца выражало возмущение.

– И вы считаете, что я лгу? Послушайте, я в этой сфере работаю уже четверть века. И ни в одном из домов, где я был управляющим, никогда не происходило ничего подобного. А потом является такой вот наглец, и я должен теперь защищаться?

– Ну зачем вы так? – Остхольт примиряюще поднял руки. – Никто и не думает вас обвинять…

С явным облегчением управляющий поднялся, аккуратно поставил стул на место у краешка стола. Потом повернулся и направился к двери. Он уже нажал на дверную ручку, когда последовал вопрос:

– Кстати, господин Хольц. Чуть было не забыл. Сколько вы уже работаете здесь?

– Я? Дайте сообразить, шесть, нет, семь лет. Да, с семьдесят седьмого.

– Тогда вы, наверное, хорошо знаете эту местность, – заключил полицейский. – Скажите, кому принадлежит тот береговой выступ с двумя лодочными сараями? Прямо против «Южного берега».

– Против «Южного берега»?

Глаза Хольца снова блеснули.

– Какая-то гимназия из Зоста взяла участок в аренду. Летом, во всяком случае, там было много школьников.

– А в это время года?

Управляющий пожал плечами:

– Вот уже несколько месяцев я никого там не видел. Холодновато сейчас для занятий греблей…

– Благодарю вас…

Едва Хольц закрыл за собой дверь, как вновь она распахнулась. Влетел Адлер с запиской в руке. Лицо у него разрумянилось.

– Что случилось?

– Я только что видел тут одного павлина в форме Шальке. Так вот он говорит, что вчера между Бруно и Илмазом разыгралась сцена ревности…

– Из-за Стефании?

– Именно. Макаронник просто места из-за нее не находил, но подъехать не смог, турок оказался проворней…

Всем весом своего тела Остхольт откинулся назад и задумался. Потом медленно открыл жестяную коробочку и извлек длинную, светлую сигару. Запалив свой бронебойный легочный снаряд, он несколько раз кряду выпустил столб дыма, затем, наконец, отрицательно покачал головой.

– Почему тогда вечером Бруно начал ухаживать за другой?

– Откуда я знаю? Из чувства противоречия, быть может. Или чтоб заставить свою обожаемую ревновать…

Гаупткомиссар состроил недовольную мину.

– Психология двоечников. К тому же в десять вечера все двери в доме были заперты. А за двадцать минут до этого Краузе еще видела Илмаза в комнате у девушек. Ты полагаешь, что за столь короткий промежуток времени Бруно заманил Илмаза к озеру, утопил его и сам благополучно вернулся обратно? Сомнительно.

– Но Бруно был единственным, кто видел Илмаза около одиннадцати в доме…

– Не мели ерунды! – возразил толстяк. – Время не сходится. Допустим, что Бруно и этот Хольц лгут. Но одновременно оба?

Однако убедить Адлера ему не удалось.

– Вилли! Раскинь еще раз мозгами! Наверху сидит роскошная крошка с длинными светлыми волосами. От чего все южные мужчины немедленно приходят в восторг. Турок уже миновал заслоны на первом этаже. Зачем ему было возвращаться? Какая причина?

– Важная. И очень. Но нам еще предстоит ее установить…

52

Усталый и разбитый, Пахман вернулся домой.

Его скромно обставленная подержанной мебелью двухкомнатная квартирка находилась в северо-западной части Дортмунда, вблизи огромного порта. Несколько десятилетий назад район этот считался респектабельным: многие из улиц до сих пор похожи больше на аллеи, в просторных дворах достаточно места для детских игр и сушки белья, всюду оставлены места для газонов, скверов, деревьев.

Квартира Пахмана находилась в тихой боковой улочке на втором этаже старого дома, вот уже шестьдесят лет сдаваемого в аренду. Крошечный, почти квадратный коридор, в котором помещалось лишь зеркало да небольшая вешалка с тремя крючками, отделял столовую-кухню от входной двери. Еще одна дверь вела в просторную, выходившую окнами на улицу спальню.

Воздух в прихожей был сухой и спертый. Вот уже несколько месяцев в квартиру никто не заходил.

Пахман повесил кожаную куртку на крючок рядом с зеркалом и включил закрепленную над ним лампу дневного света. Его руки принялись осторожно ощупывать верхний край кухонной двери. Перед уходом Пахман защемил дверью крошечный, около сантиметра длиной, обломок спички. Начни кто-нибудь открывать дверь – и спичка упала бы. Даже если б входивший это заметил, трудно было бы поместить ее вновь на то же место.

Кончики пальцев нащупали сухой крошечный обломок. Спичка была на месте. Следовательно, в квартиру без него не наведывались.

Пахман сбросил с себя вот уже три дня не менявшееся белье, тщательно вымылся. Потом надел чистую рубашку и черные вельветовые брюки. В небольшой лавке на Уландштрассе он купил хлеба, колбасы, немного масла и пару пакетов молока.

После ужина он не стал убираться на кухне и сразу улегся в постель. Последние тридцать шесть часов отняли у него больше душевных сил, чем он предполагал. Почти все это время он провел в автомобилях, к тому же большей частью сам за рулем. Лишь на обратном пути из Баварии в Рур он прилег часа на три на носилки и малость подремал. О сне нечего было и думать.

Зато теперь напряжение медленно отпускало его. Только Грау он все еще не мог вспоминать без раздражения.

Снова представил его блуждающий взгляд, когда вернулся около полуночи в лодочный сарай, чтобы забрать шефа. Блондин втащил турка в сарай, привязал к стулу. Даже глаза не догадался ему завязать.

Решение оставалось ясное и простое, хотя неприятное. Они затолкали турку в рот кляп и выволокли из сарая. Стоя по пояс в воде, они держали его за ноги. Прошло довольно много времени, пока тело не перестало дергаться у них в руках и на воде исчезли пузыри. Потом они вытащили слипшийся кляп изо рта и швырнули труп в озеро. Тут Грау снова стошнило как щенка…

Пахман проспал самое большее полчаса, когда зазвонил телефон. Как гвозди, вонзались звонки в его сонный мозг. Пятый, шестой, восьмой раз. На десятый он снял трубку.

– Руди?

Хольц! Именно его сейчас недоставало!

– Слушай, здесь начался сущий ад. Они нашли его. Вы должны привести в порядок участок. Сегодня ночью вы, наверное, успеете еще это сделать. Утром они уже все тут перевернут…

– Вы ошиблись! – буркнул Пахман и швырнул трубку.

Этого только не хватало!

Тут же он набрал другой дортмундский номер. Ему тоже пришлось долго ждать, пока сняли трубку.

– Слушай внимательно, поспать не придется. Достань какой-нибудь фургон, лучше «фольксваген», возьми двух человек. Есть работа.

53

Допрос Штайна продолжался ровно восемь минут.

Сначала он повторил гаупткомиссару то, что уже рассказала в середине дня практикантка. Его вывод – если после десяти дверь снова отпирали, это мог сделать только Хольц. Но тому нет никакой разумной причины.

– Почему нет? – зацепился Остхольт.

– Потому что он и так мог попасть к себе в квартиру. Через пристройку. Зачем было еще раз выходить на улицу?

– Может, подышать воздухом? – предположил гаупткомиссар.

Однако длинноволосый уклонист возразил:

– Вряд ли. Он всегда совершает прогулку между восемью и десятью. После ужина и до отбоя у нас действительно не так много работы.

Гаупткомиссар задумчиво уставился в свои записи. Потом поднял глаза и спросил:

– А кому, собственно, принадлежат два лодочных сарая на береговом выступе? Против «Южного берега».

– Эти? – Штайн задумался. – Прежде там была какая-то школа спортивной гребли. Вывеска еще сохранилась. Но прошлой осенью они, должно быть, продали участок. Средств, наверное, не хватало.

Остхольт с удивлением воззрился на собеседника.

– А теперь?

Уклонист равнодушно пожал плечами.

– Понятия не имею. Я видел там людей всего два-три раза. Какой-то молодежный клуб. Интересно, где они наскребли столько денег.

– А что это за люди?

– Я, правда, не знаю. Какие-то типы на мотоциклах, в черной коже. Без женщин. Но об этом спросите лучше Хольца. Он время от времени проверяет там замки.

Толстяк молча посмотрел на узкоплечего парня. Потом что-то записал на листке бумаги.

– Эта практикантка говорила об Оливере. Не могли бы вы привести его сюда, – попросил он.

– Я могу обращаться к тебе на «ты»?

– Естественно.

– Имя и фамилия?

– Оливер Клокке.

– Возраст?

– Шестнадцать.

– Хорошо. Скажи мне, что особенно интересовало маза вчера утром и после обеда?

– Стефания. Что же еще?

– Подумай.

Длинный Оливер задумчиво почесал в том месте, где со временем должна была пробиться черная борода. Вот уже несколько лет ждал он момента, когда сможет, наконец, обзавестись такой роскошной вещью. К непреходящему его огорчению дело пока ограничивалось редкой сомнительной порослью, которую мог унести с собой первый порыв ветра.

– Да нет, честно, ничего особенного!

– Так-таки ничего?

– Ну кое-что было, но это же чушь…

– И все-таки расскажи.

– Значит, вчера утром тут кружил фургон. Подъехал к главному входу. Мужчина в халате с пятнами краски и в такой белой шапочке вышел и скрылся в здании базы. Через несколько минут он появился снова, и автомобиль уехал.

– Все?

– Нет.

– Рассказывай дальше!

Оливер ухмыльнулся и покрутил пальцем у лба:

– Но это все чушь собачья! Мы потом отправились искать пивную. И зря. На обратном пути мы проходили внизу мимо участка, ну у озера, там еще такая охотничья изгородь. Принадлежит какой-то школе с идиотским названием. И тут Илмаз сказал, что только что оттуда выехал тот самый фургон. Он даже плюхнулся на колени в грязь и стал рассматривать следы шин. Совсем сбрендил…

– А когда это было?

– Сейчас скажу. Между одиннадцатью и половиной двенадцатого. Мы еще и часа не пробыли здесь, когда двинули на разведку.

– А что это была за машина?

– Машина? Ну, обычный «форд-транзит». Красный. Такой фургон для доставки грузов. Сзади без окон. А вместо них дурацкая такая реклама: «Если дом вам покажется серым, кто-то там придет и поможет делом…»

– Шойбнер? Шойбнер придет?

– Точно! А откуда вы знаете? Ой, что с вами? Принести воды?

54

Закрыв глаза, Хольц сидел в кресле у телевизора и пытался осмыслить масштабы надвигающейся катастрофы.

На руках у него поблескивали стальные наручники, двое полицейских охраняли окна и двери жилой комнаты, трое специалистов возились с магнитофоном. Во всем доме слышно было хлопанье дверей, скрип выдвигаемых ящиков, незнакомые шаги на лестницах. Теперь они, должно быть, поднялись наверх и стоят уже перед чердачной дверью. То помещение он оборудовал долгие месяцы. Похоже, они еще возятся с замком. Теперь начали ломать дверь. До него донеслись возгласы изумления. Ни один посторонний никогда еще не ступал в эту комнату.

Первым в просторную мансарду под нависшей крышей вошел советник уголовной полиции Пуш. На пороге он, пораженный, остановился. Широкие окна на противоположной стене были тщательно задрапированы, так что никто не мог заглянуть внутрь с возвышающегося за домом склона. Слева висело большое красное знамя, обезображенное посередине белым кругом со свастикой. Напротив помещался портрет человека, покончившего жизнь самоубийством 29 апреля 1945 года, дабы избежать ответственности за все те страдания, что принесли его деяния людям. Отвратительный и крикливый трус.

Под портретом Гитлера всю стену занимал невысокий стеллаж из двух полок. Нижнюю заполняли книги, на верхней размещены были какие-то предметы. Подойдя поближе, Пуш увидел небольшую свастику, венчавшую обычно знамена, бронзовый бюст Гитлера, пистолет «Вальтер П38», бывший на вооружении в вермахте. Далее лежали начищенный до блеска штык, прозрачные коробочки, в которых на коричневом бархате поблескивали нацистские ордена, еще дальше две фотографии в рамочках: на одной лицо гитлеровского наместника Рудольфа Гесса, на другой – обвитый траурным крепом портрет палача еврейского народа Эйхмана.

По обоим краям стояли стереодинамики, развернутые к кожаному креслу под нацистским флагом. Подсоединенный к ним проигрыватель Пуш обнаружил за дверью. На диске лежала черная тридцатисантиметровая пластинка. Наклейка гласила: «Речи нашего фюрера. 1933–1938».

– Сумасшедший, – заметил кто-то. – Сидит и возбуждается от речей Гитлера. Другие предпочитают разворот из «Плейбоя»…

Трое специалистов по допросам разместились в гостиной, обставленной в старинном немецком стиле.

– Господин Хольц, – спросил один из них, – вы не против, если мы закурим?

Хольц кивнул.

– Прежде чем начать, я хотел бы поставить вас в известность, что мы располагаем судебным разрешением на обыск в вашей квартире и во всех относящихся к вашей сфере деятельности помещениях. Вы имеете право привлечь одного свидетеля. Вы хотите воспользоваться этим правом?

Хольц покачал головой.

– Далее, у нас имеется согласно параграфу 114 уголовно-процессуального кодекса, судебный приказ о вашем аресте. Вы подозреваетесь в убийстве, пособничестве убийству или укрывательстве убийц ученика Илмаза Омюра. Вы обвиняетесь также в сообщничестве в связи с убийством двух сотрудников федеральной пограничной охраны, совершенном неизвестными лицами 7 мая 1984 года. Поскольку вы, судя по всему, имели возможность предупредить преступников или устранить вещественные доказательства, это было еще одно основание для ареста.

Хольц молчал.

– Господин Хольц, прежде чем я начну задавать вам вопросы, я хотел бы согласно параграфу 136 уголовно-процессуального кодекса разъяснить вам ваши права. Как обвиняемый, вы имеете право отказаться от дачи показаний, то есть вы не обязаны высказываться по существу задаваемых вам вопросов. Далее, вы не обязаны отвечать, если задаваемые вопросы касаются ваших близких родственников, например, жены, дочери или зятя. Кроме того, вы имеете право в любое время пригласить адвоката по собственному выбору и высказываться только в его присутствии. Хотели бы вы по этому поводу сделать какое-нибудь заявление?

Хольц кивнул.

– Я использую свое право отказа от дачи показаний. Проинформируйте, пожалуйста, моего адвоката.

– Кого вы имеете в виду?

Хольц назвал фамилию одного из известных зостовских адвокатов.

– Мы постараемся устроить все наилучшим образом, господин Хольц. Кроме того, вы должны оставаться здесь до окончания обыска. Затем мы проводим вас к прокурору, давшему санкцию на ваш арест. Попросите супругу собрать необходимые вам личные вещи: белье, туалетные принадлежности и тому подобное. Чтение, к сожалению, я не могу разрешить.

Магнитофон выключили.