Текст книги "Великий сон"

Автор книги: Раймонд Чэндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

XXII

Примерно в половине одиннадцатого небольшой мексиканской капелле, разукрашенной желтыми широкими поясами и лампасами, осточертело повторять «облагороженную», прилизанную румбу, под которую никто не танцевал. Мексиканец, тарахтевший тыквой, потер кончиками пальцев, словно они болели, и мгновенно сунул в рот сигарету. Остальные четверо слаженно и как но сигналу потянулись к стаканам под своими стульями и, отпив, зачмокали, блестя глазами. Текила! – изображали они мимикой, хотя скорее всего там была минералка. Их притворство имело такой же успех, как и музыка, – никто не обращал внимания.

Помещение когда-то служило танцевальным залом, и Эдди Марс сделал лишь минимальные изменения, чтобы оно отвечало своему деловому назначению. Никаких сверкающих хромированных штучек, никакого приглушенного освещения за карнизами, ни картин из травленого стекла, ни вызывающих кожаных кресел с полированными трубками из металла – никакого псевдомодернистского интерьера, типичного для голливудского ночного ресторана. Зал освещали тяжелые хрустальные люстры, и стены обиты тем же розовым Дамаском, поблекшим от старости и потемневшим от пыли, которым бывший владелец распорядился покрыть стены, чтобы они гармонировали с паркетом. Теперь на виду был лишь кусок – крошечный, гладкий, как стекло, танцевальный пятачок перед мексиканской капеллой. Остальную часть великолепного паркетного пола закрывал тяжелый ковер цвета увядшей розы, определенно обошедшийся в кругленькую сумму.

Тем не менее зал был все еще красив, но теперь в нем вместо медленных старомодных танцев шла игра в рулетку. Возле дальней стены стояли три стола, соединенных бронзовыми перилами, которые отделяли крупье от игроков. Играли за всеми тремя, но зрители столпились вокруг среднего. Я стоял, опершись о стойку бара, водя по ней кругами небольшим стаканчиком с баккарди, и смотрел через весь зал на темную голову Вивиан Рейган.

Бармен облокотился на стойку рядом со мной, наблюдая за кучкой хорошо одетых людей вокруг среднего стола.

– Ну, эта сегодня им выдает, – заметил он. – Та высокая, черная баба.

– Кто это?

– Как зовут, не знаю, но бывает здесь часто.

– Черта с два не знаете, как зовут.

– Я здесь только служащий, сэр, – отозвался он миролюбиво. – К тому же сейчас она одна. Парень, который с ней пришел, вдрызг напился – его и оттащили в машину.

– Я провожу ее домой, – вырвалось у меня.

– Черта с два проводите. Но я подержу за вас кулаки. Вам разбавить баккарди или любите пить так?

– Нравится пить его так, если вообще приходится пить, – огрызнулся я.

– По мне хоть касторку пейте, если хотите.

Толпа расступилась, пропуская двух мужчин в вечерних костюмах, и в образовавшийся просвет я увидел ее шею и обнаженные плечи: на ней было сильно декольтированное платье из светло-зеленого бархата, для данной обстановки, пожалуй, слишком парадное. Кольцо людей опять сомкнулось, закрыв весь стол, кроме ее черной головы. Оба отколовшихся, пройдя через зал, навалились на стойку, заказав шотландское с содовой. Один из них, разгоряченный и взволнованный, вытирал лицо платком с черной каемкой. Двойные шелковые лампасы на его брюках были широки, как след от автомобильных шин.

– Ну и женщина! Такого улова я еще не видел, – заговорил он с нервным возбуждением. – Вот это рулетка, Господи!

– У меня прямо руки чесались, – отозвался второй. – Ставят ведь каждый раз по тысчонке. Не должна проиграть.

Сунувшись в стаканы, быстро заглотали виски и вернулись к столу.

– Мелкий народ, – заметил бармен. – Тысячные ставки, хм… Вот в Гаване встречался мне старый денежный мешок…

Шум вокруг среднего стола вдруг усилился, а над ним зазвучал бесстрастный голос с акцентом:

– Прошу минутку терпения, мадам. Стол не может покрыть вашу ставку. Мистер Марс явится через секунду.

Оставив баккарди, я лениво-небрежно двинулся по ковру к столам. Маленькая капелла энергично выдала звучное танго, но никто и не думал танцевать. Лавируя между кучками гостей в смокингах и вечерних туалетах, спортивных костюмах и рабочей одежде, я продирался к крайнему слева столу. За ним не играли. Стояли рядышком два бездеятельных крупье, косясь на соседний стол. Один из низ бездумно водил лопаточкой по сукну. Оба не спускали глаз с Вивиан Рейган.

С дрожащими ресницами, неестественно бледная, она стояла возле среднего стола точно против рулетки. Перед ней высился ворох денег и фишек – тянуло на очень приличную сумму. Она холодно, резко выговаривала крупье:

– Хотелось бы мне знать, что это за нищее заведение? Пошевеливайтесь и раскрутите это колесо, вы – крохоборы! Я хочу сыграть еще раз и ставлю в допустимом пределе. Загребаете вы очень проворно, а как выкладывать – жметесь.

Крупье – высокий брюнет со сдержанными безупречными манерами – ответил холодной, вежливой улыбкой человека, уже имевшего дело с тысячами грубиянов и идиотов.

– Стол не может покрыть ставку, – терпеливо повторил он. – У вас там больше шестнадцати тысяч долларов.

– Ведь это ваши деньги, – насмешливо возразила она. – И не хотите их получить обратно?

Мужчина рядом попытался ей что-то сказать, но она, повернув голову, обрезала его так, что тот побагровел и мгновенно слинял в толпе. В дальнем конце пространства, огражденного бронзовыми перилами распахнулась дверь, и оттуда явился Эдди Марс – на лице беззаботная легкая улыбка, руки в карманах пиджака смокинга, большие пальцы снаружи, – очевидно, его любимая поза. Пройдя за спиной крупье, остановился на углу центрального стола. Заговорил с ленивой небрежностью, без холодной любезности крупье:

– Что-нибудь случилось, мисс Рейган?

Она круто повернулась, разве что не кинулась на него с искаженным от злобы лицом, но промолчала.

– Что ж, если вы больше не играете, разрешите я позабочусь, чтобы вас проводили домой.

Лицо ее пошло пятнами, и, помолчав секунду, она с просительной горькой улыбкой произнесла:

– Еще одну игру, Эдди. Все, что здесь есть, ставлю на красное. Люблю красный цвет – это цвет моей крови.

Эдди Марс, усмехаясь, кивнул и полез во внутренний карман пиджака. Достав большой бумажник из тюленьей кожи с золотыми уголками, небрежно бросил перед крупье на стол.

– Покроете ставку в целых тысячах, если никто не возражает, чтобы этот круг принадлежал исключительно даме.

Возражений не последовало. Вивиан Рейган, наклонясь, обеими руками с гневной силой подтолкнула весь свой выигрыш к красной лунке.

Крупье неторопливо склонился к столу. Сосчитав ее деньги и фишки, отложил несколько купюр и фишек, отодвинув лопаточкой с поля. А все остальное подравнял в аккуратную кучку. Затем раскрыл бумажник Эдди, достал две запечатанные пачечки тысячедолларовых банкнот. Разорвав обертку на одной, отсчитал шесть купюр, приложил их к нетронутой пачке и, сунув четыре оставшихся обратно в бумажник, небрежно, словно коробок спичек, отложил его в сторону. Эдди Марс до него не дотронулся. Все застыли – священнодействовал один крупье. Левой рукой раскрутив диск, он легким движением правой кисти пустил шарик из слоновой кости вдоль внешнего края колеса. Быстро убрав руки, сложил их на груди.

У Вивиан мало-помалу распахивались губы, обнажив резко сверкнувшую полоску зубов. Шарик лениво двигался по кругу, чуть подрагивая на хромированных обозначениях цифр. После томительно долгих мгновений он внезапно, с сухим щелчком остановился. Диск вращался все медленнее, кружа неподвижный уже шарик, а крупье со сложенными на груди руками невозмутимо ждал, пока колесо не застыло окончательно.

– Красное выигрывает, – объявил он громко и безучастно.

Шарик лежал на красном, на цифре 25 – третьей от зеро. Вивиан Рейган, запрокинув голову, торжествующе захохотала.

Крупье лопаточкой осторожно подтолкнул по столу стопки тысячедолларовых купюр к ставке, а потом отодвинул всю груду с игорного поля.

Эдди Марс, улыбаясь, сунул бумажник в карман и, круто повернувшись, удалился через ту же дверь в дамасковых обоях.

Толпа наблюдателей издала общий вздох и ринулась к бару. Со всеми ринулся и я, так что, когда Вивиан, собрав выигранные деньги, оторвалась от стола, я уже был в другом конце зала. Выйдя в большой тихий холл, взял у гардеробщицы плащ и шляпу и, бросив ей на подносик четвертак, вышел на веранду. Рядом со мной вырос швейцар с вопросом:

– Подогнать вашу машину, сэр?

– Нет, я просто вышел прогуляться.

Резные украшения, размещенные вдоль крыши веранды, были насыщены влагой от тумана. С покореженных ветвей кипарисов, которые терялись в тени и сливались со тьмой где-то на скале над океаном, капало. Видимость была в пределах пяти метров. Спустившись по ступенькам веранды, я шел между деревьями по смутно угадываемой дорожке, пока не услышал шум прибоя, облизывающего туман глубоко внизу, у подножия скалы. Нигде ни огонька. Первые десять деревьев я видел четко, следующие – смутно, а дальше вообще ничего – тьма. Свернув налево, я послонялся между деревьями, пока не вышел к дорожке, усыпанной щебнем, которая вела к конюшням, где теперь парковались машины. Когда передо мной из тьмы обозначился дом, я остановился: где-то впереди закашлял мужчина.

Влажный мягкий газон совершенно скрадывал мои шаги. Мужчина опять закашлялся, заглушая звук платком или рукавом. Пока он кашлял, я успел подкрасться поближе – уже различал неясную тень у дорожки. Что-то меня заставило встать за дерево и пригнуться. Парень повернул голову в мою сторону, лицо его должно бы казаться белым пятном, однако не казалось – оставалось темным: на нем была маска.

А я ждал, скрючившись за деревом.

XXIII

По неразличимой во тьме дорожке прозвучали женские шаги. Парень впереди пригнулся – казалось, он опирается на туман. Женщину я сначала не видел, но потом разглядел силуэт – горделивая посадка головы была мне знакома. Парень быстро шагнул вперед, и обе фигуры соединились во тьме, став как бы ее частью. С минуту царила мертвая тишина. Мужчина сказал:

– Это пистолет, дамочка. Тихо! В тумане все слышно. Просто отдайте мне сумочку.

Женщина не двигалась. Я шагнул вперед и неожиданно разглядел перед собой поля его шляпы. Женщина по-прежнему не двигалась, но хрипло задышала, словно маленькой пилкой резали мягкое дерево.

– Попробуйте только крикнуть, – заговорил парень, – и я прошью вас пополам.

Она не закричала, не шевельнулась. Парень проделал какие-то движения и сухо хохотнул:

– Пожалуй, они здесь.

Щелкнул замок, я услышал, как он копается в чем-то. Потом он повернулся и пошел к моему дереву. Через два шага снова гнусно хихикнул – это мне кое-что напомнило. Я достал из кармана трубку и, нацелившись ею, как пистолетом, произнес:

– Хеллоу, Ленни!

Парень попытался дернуть рукой. Я предупредил:

– О, нет! Не советую, Ленни. Ты у меня на мушке.

Никто не шевельнулся: ни он, ни женщина за его спиной, даже я не сдвинулся.

– Положи сумочку у ног, малыш, – сказал я. – Не торопясь и спокойно.

Он нагнулся. Одним прыжком я поравнялся с ним, пока он еще сгибался. Когда, тяжело дыша, он распрямился, в руках у него ничего не было.

– Ну что ты будешь делать, – посетовал я, вынимая из кармана его плаща оружие, – опять мне суют пистолет, я уже доверху набит ими, скоро придется ходить согнувшись. Проваливай!

Тяжело дыша, стоя лицом к лицу, мы напоминали двух бойцовых петухов. Я отступил на шаг:

– Катись домой, Ленни, и не сердись. Я никому не скажу, ты тоже – молчок об этом. Ясно?

– Ясно, – прохрипел он и скрылся в темноте.

Слабый звук его шагов исчез также быстро. Подняв сумочку, я ощупал ее содержимое и вышел на дорожку. Она стояла там, по-прежнему не двигаясь, придерживая воротник шубы рукой без перчатки, на которой тускло мерцал перстень. Шляпы на ней не было, и черные, разделенные пробором волосы сливались с темнотой ночи. И глаза – тоже.

– Отличная работа, Марлоу, – произнесла она. – Вы мой новый телохранитель?

– Похоже, так. Вот ваша сумочка.

Она взяла ее. Я спросил:

– Ваша машина здесь?

Она рассмеялась:

– Я приехала с одним знакомым. А вы здесь что делаете?

– Эдди Марс хотел со мной поговорить.

– Не знала, что вы с ним знакомы. И о чем же?

– Не вижу причины скрывать от вас. Он думает, что разыскиваю кое-кого, кто, по его мнению, увел жену Эдди.

– А вы разыскиваете?

– Нет.

– Так зачем же вы явились?

– Выяснить, почему он решил, что разыскиваю.

– И выяснили?

– Нет.

– Цедите из себя по капле. Конечно, мне до этого нет дела, хотя тот человек и был моим мужем. Просто я думала, вас это не интересует.

– Кое-кто мне настойчиво это внушает.

В ответ она раздраженно хмыкнула. Странно – казалось, нападение парня в маске и с пистолетом не произвело на нее никакого впечатления.

– Что ж, проводите тогда меня в гараж, – предложила она. – Нужно взглянуть на моего спутника.

Мы обогнули по дорожке освещенный дом и вышли на заднюю площадку перед конюшнями, освещенную двумя мощными фонарями. Она была выложена кирпичом и шла под уклон к центру, где находилась решетка водостока. Поблескивали корпуса машин, и парень в коричневом комбинезоне, поднявшись со стула, направился к нам.

– Мой приятель по-прежнему без чувств? – небрежно спросила у него Вивиан.

– Боюсь, что да, мисс. Я накрыл его пледом и опустил стекла. А так он в порядке – просто отдыхает.

Мы направились к большому кадиллаку, и парень в комбинезоне открыл заднюю дверь. На широком сиденье, вольготно раскинувшись, лежал крупный блондин, прикрытый пледом до подбородка. Раскрыв рот, он со вкусом похрапывал – похоже, поглощенную дозу алкоголя он как-нибудь перенесет.

– Можете познакомиться с мистером Ларри Коббом, – сказала Вивиан. – Мистер Кобб – мистер Марлоу.

Тот что-то пробормотал.

– Мистер Кобб сегодня был моим спутником, – пояснила она. – Очень милый спутник, такой внимательный. Видели бы вы его трезвым. Видела бы яего трезвым! Хоть бы кто-нибудьвидел его трезвым! Я имею в виду – для истории, чтобы сохранить событие для потомков – то короткое, мимолетное мгновение, которое быстро кануло бы в вечность, но не в забвенье, – миг, когда Ларри Кобб был трезвым.

– Ага, – подал я реплику.

– А ведь я даже подумывала выйти за него замуж, – продолжала она высоким от напряжения голосом, словно шок от нападения парня в маске наступил лишь теперь. – В долгие минуты, когда лезут в голову всякие мысли. У всех бывают такие минуты. Много денег, понимаете? Яхта, вилла здесь, вилла в Ньюпорте, на Бермудах, виллы по всему свету, наверное – и кроме прочего, бутылка доброго шотландского виски. А мистер Кобб всегда был неразлучен с бутылкой доброго шотландского виски.

– Ага, – снова отозвался я. – У него есть шофер, чтобы отвезти домой?

– Не говорите свое «ага» – это звучит так плебейски. – Она посмотрела на меня, надменно изогнув бровь. Парень в комбинезоне прикусил нижнюю губу. – О, разумеется, целая рота шоферов. Вероятно, каждое утро с шиком выстраиваются у гаража – блестящие пуговки, наглаженный мундир, безупречно белые перчатки – элегантны, как питомцы Вест-Пойнта.

– Так где же, черт побери, этот шофер? – не выдержал я.

– Мистер сегодня сам вел машину, – как бы оправдываясь, ответил парень. – Я могу позвонить к нему домой, чтобы за ним кого-нибудь прислали.

Вивиан, повернувшись к парню, наградила его такой улыбкой, словно он подарил ей бриллиантовую диадему.

– Очень мило с вашей стороны. Сделаете это? Мне бы очень не хотелось, чтобы мистер Кобб скончался вот так – с раскрытым ртом. Кто-нибудь еще подумает, что он умер от жажды.

– Если бы к нему принюхались, – нет, никогда не подумают, мисс, – успокоил ее служащий.

Раскрыв сумочку, она достала горсть бумажек, сунула ему:

– Вы о нем позаботитесь.

– Гос-споди! – у парня глаза полезли на лоб. – Как же, конечно, позабочусь, мисс.

– Моя фамилия Рейган, – любезно произнесла она. – Миссис Рейган. Вы, конечно, еще увидите меня здесь. Вы ведь тут недавно, правда?

– Нет, мадам. – Ошеломленный, он сжимал деньги в горсти.

– Вам здесь понравится, – она повисла у меня на руке. – Отвезите меня на своей машине, Марлоу.

– Она на улице, снаружи.

– Неважно, Марлоу. Мне нравится гулять, когда туман. Встречаешь таких интересных людей.

– Черт побери! – я дал волю своим чувствам.

Она держалась за мое плечо, и ее всю трясло. Так и не отрывалась от меня, пока мы шли к машине, но там уже дрожь ее оставила. По извилистой дороге, обсаженной деревьями, я объехал дом с задней стороны, и дальше аллея выходила на бульвар – главную улицу Лас Олиндас. Проехав под старинными дуговыми фонарями, мы через пару минут оказались в городке – темные дома, вымершие магазины, бензоколонка с фонариком над ночным звонком и, наконец, еще открытая аптека.

– Может, выпьем чего-нибудь? – предложил я.

Она кивнула – лицо в темноте казалось белым пятном. Свернув к тротуару, я остановился.

– Немного черного кофе с каплей виски и вам полегчает.

– Я сейчас могла бы напиться как два матроса сразу и не почувствовала бы.

Я открыл перед ней дверь машины, и она вышла, скользнув ко мне всем телом, даже волосы коснулись моего лица. Мы вошли в аптеку. Я купил у стойки бутылку виски, отнес к столику и поставил на потрескавшуюся мраморную столешницу.

– Два кофе, – заказал я. – Черного, крепкого и сваренного в этом году.

– Здесь нельзя пить алкоголь, – сказал продавец в синем застиранном халате. У него была плешь на темени, достаточно почтительный взгляд и вид человека, который никогда не стал бы прошибать головой стенку.

Вивиан Рейган потянулась к сумочке за пачкой сигарет и по-мужски выбила две – предложила мне.

– Здесь полицией запрещено пить алкоголь, – опять подал голос продавец.

Я раскурил обе сигареты – себе и Вивиан, не обращая на него внимания. Он взял две чашки кофе из-под носика обшарпанной кофеварки и поставил перед нами. Покосившись на бутылку и пробурчав что-то под нос, хмуро сказал:

– Ладно, вы пока пейте, а я послежу за улицей.

Он зашаркал к выходу, встал перед витриной спиной к нам и уставился в стекло.

– Делаю это с трепетом в сердце, – произнес я, открутив крышку бутылки и наливая виски в чашки с кофе. – Полицейский террор в этом городе ужасен. Во времена сухого закона в доме Эдди Марса действовало ночное заведение, и каждую ночь в вестибюле дежурили два полицейских в форме, следившие, чтобы гости не приносили с собой собственную выпивку, а покупали ее в заведении Марса.

Продавец вдруг повернулся и, пройдя за стойку, исчез за дверью с окошечком.

Мы тихонечко отхлебывали кофе с виски. Я рассматривал лицо Вивиан – напряженное, бледное, красивое и хищное. Красный и твердый рот.

– У вас злые глаза, – сказал я. – Что о вас знает Эдди Марс?

Она посмотрела на меня:

– Вытрясла я из него сегодня в рулетке кучу денег, а начинала с пятью тысячами, которые вчера одолжила у него и не должна была трогать.

– Может, это его рассердило. Думаете, именно он напустил на вас того бухальщика?

– Что такое бухальщик?

– Парень с пистолетом.

– Вы бухальщик?

– Конечно, – засмеялся я. – Точнее говоря, бухальщик находится по ту сторону забора. На худшей стороне.

– Я часто думаю, есть ли какая-нибудь еще хуже.

– Мы отклоняемся от темы. Что о вас знает Эдди Марс?

– Думаете, я у него в кулаке?

– Да.

Губы ее скривились.

– Придумайте что-нибудь поостроумнее, Марлоу, пожалуйста. Гораздо остроумнее.

– Как поживает генерал? Я и не пытаюсь быть остроумным.

– Не очень хорошо – сегодня он не вставал. Хоть бы вы перестали меня выспрашивать.

– А я вспоминаю минуты, когда то же самое думал о вас. Что известно генералу?

– Наверное, все.

– Ему рассказал Норис?

– Нет. Уайлд – главный прокурор. Вы сожгли те фотографии?

– Конечно. Вы беспокоитесь за свою сестричку, правда?

– Пожалуй, она единственная, о ком я беспокоюсь. Отчасти тревожусь и за отца, чтобы он не узнал о некоторых вещах.

– С иллюзиями он распрощался, но у него, полагаю, есть еще гордость.

– Мы же одной крови, и в этом весь ад, – она смотрела на меня глубокими, отсутствующими глазами. – Не хочу, чтобы, умирая, проклял свою кровь – она всегда была бешеной, но не порченой.

– А теперь порченая?

– По-моему, вы так думаете.

– О вашей – нет. Вы просто играете свою роль.

Она опустила глаза. Отхлебнув кофе, я раскурил себе и ей по новой сигарете.

– Значит, вы стреляете в людей, – тихо сказала она. – Вы убийца.

– Я?! Как прикажете понимать?

– Газеты и полиция преподнесли все прекрасно. Только я не всему верю, что приходится читать.

– И вы думаете, что на моей совести Гейджер – или Броди, а может, оба?

Она промолчала.

– Мне не пришлось этого делать. Но, полагаю, мог бы, и ничего мне за это не было бы. Любой из них не моргнув глазом начинил бы меня свинцом.

– Тогда, значит, вы убийца в душе, как все фараоны.

– Глупости.

– Один из тех темных, отвратительно-хладнокровных субъектов, которые к людям испытывают столько же чувств, сколько мясник к забитому скоту. Я это сразу подумала, как только вас увидела.

– Слишком много у вас сомнительных приятелей, чтобы думать так, а не иначе.

– Они все – ангелы по сравнению с вами.

– Благодарю, миледи. Только и вас ведь не назовешь невинной овечкой.

– Давайте убираться из этого мерзкого городишка.

Расплатившись, я сунул бутылку в карман, и мы удалились. Продавец по-прежнему отнесся ко мне без симпатии.

От Лас Олиндас мы промчались через вереницу мокрых прибрежных поселков с домишками-хибарами, поставленными на песок вблизи от гудящего прибоя, и с домами побольше, стоящими подальше на дюнах и скалах. Кое-где светилось окошко, но в большинстве домов было темно. От моря тянуло запахом водорослей. На мокром бетоне пели шины. А мир казался сплошной мокрой пустыней.

Мы подъезжали к Дель Рей, когда она заговорила впервые после отъезда из аптеки, и голос ее звучал глухо, будто скрывая внутреннее волнение.

– Сверните к пляжному клубу в Дель Рей – хочу взглянуть на море. Это первая улица налево.

На перекрестке горел желтый светофор. Свернув, я стал спускаться по холму с высоким обрывом с одной стороны и трамвайными рельсами справа. Вдалеке мерцали разбросанные огоньки, еще дальше – фонари у мола и легкая дымка, оставшаяся от тумана. Там, где трамвайная линия сворачивала к обрыву, дорога пересекала рельсы, затем выбегала на мощеную полосу набережной, окаймлявшей открытый, незастроенный пляж. Вдоль тротуара набережной стояли машины с выключенными фарами, обращенные к морю. Огни пляжного клуба сияли метрах в двухстах дальше.

Выключив мотор и фары, я остался сидеть, не отнимая рук от руля. Прибой под редеющей дымкой бурлил и пенился почти беззвучно и незаметно, подобно всплывающей из подсознания догадке в попытке обрести форму.

– Сядьте ближе, – почти хрипло произнесла она.

Я подвинулся от руля к середине сиденья. Слегка обернувшись, словно собираясь смотреть в окно, она молча откинулась назад, точно в мои объятья, едва не стукнувшись головой о руль. Глаза были закрыты, лицо побледнело. Потом распахнула ресницы, так что сверкание глаз было хорошо видно во тьме.

– Обнимите меня, вы – зверь.

Я обнял ее сначала слегка – волосы ее щекотали мне лицо, потом, приподняв, обнял покрепче, постепенно приближая лицо к своему. Веки ее затрепетали, словно крылышки моли.

Я поцеловал ее крепко и быстро, затем последовал затяжной, пронзительный поцелуй. Губы ее раскрылись под моими, тело затрепетало.

– Убийца, – шепнула она. Прижав к себе податливое тело, я чувствовал, как ее дрожь передается мне, и целовал, целовал… Через какое-то время она чуть откинула голову, чтобы спросить:

– Где вы живете?

– Хобарт Армс, Франклин.

– Никогда там не бывала.

– Хотите поехать?

– Да.

– Что о вас знает Эдди Марс?

Тело, покоившееся в моих объятьях, застыло, дыхание прервалось. Откинув голову подальше, она уставилась на меня широко открытыми, темными глазами.

– Значит, вот как, – тихо, без выражения произнесла она.

– Именно так. Целоваться очень приятно, только ваш отец нанимал меня не для того, чтобы спать с вами.

– Свинья, – спокойно, не двигаясь, обронила она.

Я рассмеялся ей в лицо:

– Надеюсь, не думаете, что деревянная чурка. Не слепой я, и кровь у меня горячая, как у любого. Переспать с вами несложно – дьявольски легко. Что о вас знает Эдди Марс?

– Скажете еще раз – закричу!

– Кричите, пожалуйста.

Быстро отодвинувшись, она уселась подальше в угол.

– Люди стреляются и из-за такой малости, Марлоу.

– Люди стреляются практически из-за ничего. Уже в первую встречу сказал вам, что я детектив, – будьте любезны, вбейте это в вашу хорошенькую головку. И я в самом деле детектив, а вовсе не изображаю его.

Дернув сумочку и выхватив платок, она закусила его, отвернувшись к окну. Слышен был треск разрываемой ткани – зубы работали медленно, методично.

– Почему вы решили, будто он про меня что-то знает? – прошептала она в платок.

– Дает вам выиграть кучу денег, а потом посылает бандита отнять их. А вы лишь в меру удивлены. И ни слова благодарности за то, что я вас защитил. Думаю, все это было просто какой-то комедией. Не хотелось бы льстить себе, но можно предположить, что все было разыграно хотя бы отчасти ради меня.

– Значит, вы думаете, что он может позволить мне выиграть или проиграть, как ему хочется?

– Конечно. При круглых ставках – в четырех случаях из пяти.

– Я должна сказать, что ненавижу вас, мистер детектив?

– Ничего вы мне не должны. Свой гонорар я получил.

Она вышвырнула в окно разорванный платок.

– Вы исключительно любезны с женщинами.

– Целоваться с вами очень приятно.

– И прекрасно владеете собой. Это так лестно. Ваша заслуга, или ради моего отца?

– Целоваться с вами очень приятно.

– Отвезите меня отсюда, будьте любезны, – сказала она ледяным тоном. – Я совершенно уверена, что хочу домой.

– Не хотите стать мне сестрой?

– Если бы под рукой оказалась бритва, перерезала б вам горло – просто чтоб увидеть, что потечет.

– Кровь гусеницы, – ответил я.

Включив мотор и развернувшись, я поехал обратно к шоссе. Миновав городок, направились к Западному Голливуду. За всю дорогу она не шевельнулась. Проехав ворота, по знакомой автомобильной дорожке подрулил к подъезду большого дома. Она толкнула дверь и выскочила раньше, чем я успел остановиться, – и все молча. Я смотрел ей в спину, пока она жала на звонок. Дверь открылась выглянул Норрис. Проскользнув мимо него, она исчезла. Дверь захлопнулась, а я еще посидел, косясь на нее.

Потом, развернувшись, отправился домой.