Текст книги "Великий сон"

Автор книги: Раймонд Чэндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

XXVI

Около семи вечера дождь немного перестал, но водостоки были заполнены. На Санта-Моника вода на мостовой поднялась вровень с тротуарами и даже переливалась через края. Регулировщик в черной блестящей коже с головы до пят, выйдя из своего укрытия под брезентовым навесом, потерянно слонялся но затопленной улице. Резиновые набойки скользнули о тротуар, когда я свернул к узкому вестибюлю Фалуайд-палас. В глубине, за открытым, некогда роскошным лифтом, светила единственная лампочка. На потрепанном резиновом коврике сто ша обшарпанная плевательница. На горчично-желтой стене красовались застекленные витринки с искусственной челюстью и образцами страховых полисов. Стряхнув со шляпы капли дождя, я изучил список съемщиков, висевший рядом с искусственной челюстью в витринке. Цифры с именами, цифры без имен. Множество пустующих помещений или множество нанимателей, пожелавших остаться анонимными. Дантисты, безболезненно лечащие зубы, детективные налоговые агентства, мелкие ремесла, забравшиеся сюда, чтобы тихо скончаться, заочные курсы, с помощью которых, якобы, можно выучиться на железнодорожника, радиомеханика или сценариста, – если, конечно, организаторов не выловят почтовые контролеры. Мерзкий дом. Дом, в котором вонь от окурков сигар показалась бы чистейшим ароматом.

Возле лифта на шатком стуле дремал старик, подложив под себя подушку, из которой торчали перья. Рот был раскрыт, в слабом свете тусклой лампочки поблескивали виски с набухшими жилами. Синяя форменная куртка сидела на нем, как на корове седло, ниже шли брюки с потрепанными манжетами, белые бумажные носки, туфли из потрескавшейся козлиной кожи. Он устало сопел во сне, ожидая пассажиров. Тихонько пройдя мимо него, слегка подавленный атмосферой запустения, я нашел дверь черного хода и вышел на заднюю лестницу. Здесь не подметали, по крайней мере, месяц. Вероятно, тут ночевали бродяги – валялись объедки и промасленные клочья газет, обгоревшие спички, пустая сумочка из кожзаменителя. В правом углу у поцарапанных стенок лежал продолговатый мешочек из бледной резины. Симпатичный дом.

Задыхаясь от ходьбы, я поднялся на четвертый этаж, вошел в коридор. Тут стояла такая же грязная плевательница на потрепанном коврике, те же горчично-желтые стены – тот же дух запустения, упадка. Пройдя по коридору, я свернул за угол. На темных дверях из непрозрачного стекла висела табличка «П. Д. Уолгрин – Страховая контора», такие же надписи были на второй темной двери и третьей – освещенной. На первой темной двери выделялась еще надпись «вход».

Над освещенной дверью сверху была открыта фрамуга, и оттуда донесся резкий, птичий голос Гарри Джонса:

– Канино?.. Что ж, где-то я вас уже видел. Конечно.

Я застыл. Раздался второй голос – низкий, густой:

– Надеюсь, – в голосе звучали зловещие ноты.

По линолеуму проехались ножки отодвигаемого стула, послышались шаги, и фрамуга над моей головой со скрипом закрылась. Тень силуэта за непрозрачным стеклом исчезла.

Вернулся я к первой двери с именем Уолгрина. Осторожно нажал на круглую ручку – заперто. Однако дверь прилегала неплотно – старая, навешенная очень давно, изготовленная из плохо просушенного, покосившегося теперь дерева. Достав бумажник, я снял с водительского удостоверения футляр из грубого, твердого целлулоида. Воровской инструмент, позабытый в полиции. Натянув перчатки, я мягко, неслышно налег на дверь, отодвигая ее по возможности дальше от косяка. Сунул целлулоидную пластинку футляра в широкую щель и нажал на язычок замка. Раздался сухой щелчок, словно отломили сосульку. Я прилип к двери, неподвижный, как сонная рыба в озере. Внутри – тьма и безмолвие. Шагнув в темноту, я затворил за собой дверь так же осторожно, бесшумно, как и открыл.

Прямо передо мной высился светлый квадрат незашторенного окна, в который вписался угол массивного стола. Из темноты проступила пишущая машинка в футляре, а затем – металлическая ручка двери в смежной стене. Она не была заперта, и я шагнул во вторую комнату. По оконному стеклу внезапно забарабанил дождь, под шум которого я пересек помещение. Из узкой щели от неплотно закрытой двери, ведущей в третью освещенную комнату, просачивался свет. Опять как по заказу. Скользнув, словно кошка по карнизу, я прильнул глазами к двери со стороны петель, но ничего не увидел – только свет.

Тягучий голос звучал довольно миролюбиво:

– Конечно, некоторые могут спокойно посиживать, поплевывая на то, что делают другие. Значит, сели вы на хвост этому шпику, и тут-то была ваша ошибка. Эдди не нравится подобная инициатива. Тот шпик сказал Эдди, что за ним таскается парень в сером плимуте. Разумеется, Эдди хочет знать – кто и почему, понимаете?

Гарри Джонс рассмеялся:

– Каким боком это касается его?

– Это не ответ.

– Вы же знаете, почему я за ним ездил – ведь говорил уж вам. Из-за девушки Джо Броди. Ей нужно уехать, а она на мели. Вот и подумала, что этот сыщик мог бы подкинуть деньжат. У меня-то их нет.

Тягучий голос отозвался по-прежнему миролюбиво:

– Деньжата – за что? Сыщики ведь не дают денег всяким бродяжкам не за что, просто так.

– Может их получить. Знает богатых людей.

– Не играй с огнем, коротышка.

– Ладно, ладно. Знаете, как получилось, когда прикончили Броди. Застрелил его тот чокнутый – это факт, но тогда вечером гам был и Марлоу.

– Знаем об этом, коротышка. Он сообщил полиции.

– Угу, теперь я скажу то, чего вы не знаете. У Броди была фотка младшей дочери Стернвуда, на которой она голая, и он хотел за нее кое-что поиметь. Пока они с Марлоу торговались, заявилась сама дочка Стернвуда – с пистолетом. Пальнула в Броди, не задела – только окно разбила. Но вот этого Марлоу в полиции не рассказал. Агнес тоже промолчала, посчитала – когда все уляжется, может, ей на дорожные расходы что-нибудь перепадет.

– С Эдди это совершенно не связано?

– Как? Подумайте сами!

– Где живет ваша Агнес?

– Этого я не скажу.

– Скажешь, сморчок. Здесь или у нас в задней комнате, где парни таких сопляков, как ты, кидают об стенку.

– Теперь она моя девушка, Канино. Я не дам ее обидеть.

Стало тихо, только слышно, как хлещет в окно. Через щель в двери просочился запах сигаретного дыма. Мне вдруг захотелось кашлянуть – пришлось закусить носовой платок.

Тягучий голос продолжал все еще спокойно:

– Я слышал, та блондинка была у Гейджера просто служащей. Поговорю насчет нее с Эдди. Сколько ты хотел получить от сыщика?

– Две сотни.

– Получил?

– Завтра должны встретиться. Надеюсь, все будет хорошо.

– Где Агнес?

– Послушайте…

– Где Агнес?

Тишина.

– Видишь, что это такое, сморчок?

Я не шевельнулся. У меня с собой не было револьвера. Но мне незачем разглядывать в щелку, что показывает мистер Канино Гарри Джонсу. Я и так это знал – револьвер. Оставалось надеяться, что демонстрацией дело и ограничится.

– Вижу, – отозвался сдавленный голос Гарри Джонса. – Ничего особенного, такое я уже видел и раньше. Давайте, стреляйте – посмотрим, что это вам даст.

– Тебе это даст четыре доски для гроба, сопляк.

Тишина.

– Где Агнес?

Гарри Джонс с усталым вздохом произнес:

– Ладно. Снимает комнату на Корт – стрит, 28, кажется, квартиру 301. Точно не знаю. И чего я буду ломаться ради какой-то вертихвостки?

– Правильно. Соображаешь. Съездим к ней вместе, поговорим. Просто, чтобы убедиться, что она тебя не водит за нос, малыш. Если все так, как ты сказал, – о’кей! Вытряхивай деньги из шпика и шагай своей дорогой. Не сердишься на меня?

– Нет. Не сержусь, Канино.

– Вот и прекрасно. Нужно выпить за это. Где у тебя стакан? – голос был насквозь фальшив, как накладные ресницы у сводни, и скользок, словно дынные семечки. Открылся ящик, что-то стукнуло по дереву. Скрип стула, шарканье по полу.

– Фирменный товар, – объявил голос.

Бульканье.

– Ну, дай Бог, чтобы моль твою шубу сожрала, как выражаются дамы.

– Ваше здоровье, – сдержанно ответил Гарри Джонс.

Раздался короткий, резкий кашель, звук рвоты. Что-то глухо ударилось об пол. Я вцепился в свой дождевик.

Тягучий голос вкрадчиво осведомился:

– Надеюсь, тебе не стало плохо от одного-то стакана?

Гарри Джонс не отвечал. Было слышно напряженное дыханье, потом наступила тишина, а затем скрипнул стул.

– Привет, коротышка, – сказал мистер Канино.

Шаги, щелчок, светлая полоса у моих ног погасла, дверь открылась и тихо затворилась. Неторопливые, уверенные шаги удалялись по коридору.

Открыв дверь и шагнув через порог, я вгляделся в темноту, размытую слабым светом от окна. За столом горбилась неясная фигура, в затхлом воздухе повис тяжелый, липкий, похожий на парфюмерный, запах. Пройдя к двери, выходившей в коридор, я прислушался – где-то далеко зашумел лифт.

Я щелкнул выключателем, и загорелся пыльный стеклянный шар, свисающий с потолка на трех металлических цепочках. Из-за стола на меня смотрел Гарри Джонс – широко раскрытые глаза, лицо, перекошенное гримасой, синеватая кожа. Маленькая темная голова склонилась набок, а выпрямленное туловище откинуто на спинку стула.

Где-то бесконечно далеко прозвенел трамвай, долетевший звон приглушил бесчисленные стены. На столе была только плоская бутылка виски с отвинченной пробкой. Под столом блеснул стакан Гарри Джонса, второй стакан отсутствовал.

Наклонясь к бутылке, я осторожно понюхал. Сквозь резкий спиртной дух бурбона проступал другой запах – горького миндаля. У Гарри перед смертью была рвота. Значит, цианистый калий.

Неслышно обойдя труп, я взял телефонную книгу, свисавшую с крючка на оконной раме. Затем, отпустив, подтащил к себе телефон, отодвинувшись подальше от мертвеца, набрал номер справочного бюро. Когда мне ответили, попросил:

– Могу я узнать телефон 301 квартиры на Корт-стрит, 28?

– Минуточку. – Голос словно тоже имел привкус горького миндаля. – Это Уэнтворт 2528. В телефонной книге он значится как Глендоуэр Апартамент.

Поблагодарив голос, я набрал цифры. Трубку подняли только после третьего гудка. Сначала слух резануло завывание радиоприемника, но оно сразу смолкло, и грубый мужской голос произнес:

– Алло.

– Позовите, пожалуйста, Агнес.

– Нет здесь никакой Агнес, приятель. Вы какой номер набрали?

– Уэнтворд два-пять-два-восемь.

– Номер сходится, девушка – нет. Жаль, правда? – мужчина захохотал.

Положив трубку, я снова взял телефонную книгу, нашел Глендоуэр Апартамент и, отыскав номер управляющего, набрал его. Перед глазами маячил смутный образ мистера Канино, несущегося в машине сквозь дождь к новому свиданию со смертью.

– Глендоуэр Апартамент. У телефона Чифф.

– Говорит Уоллис, из регистрационного бюро полиции. В вашем списке квартиросъемщиков есть некая Агнес Лозелл?

– Кто говорит?

Я повторил еще раз.

– Дайте мне свой номер, и я вам…

– Кончайте комедию, – резко оборвал я, – нет у меня времени. Живет у вас или нет?

– Нет, не проживает, – голос был сух, как соленая палочка.

– Не проживает в вашей ночлежке высокая блондинка с зелеными глазами?

– Позвольте, здесь вовсе не ночлежка…

– Хватит с меня, черт побери, – рявкнул я полицейским тоном. – Хотите, чтобы я приказал провести полицейскую облаву в вашем притоне? Мне известно все, дорогой мистер, о таких домах на Банкер-Хилл. Особенно о тех, где для некоторых квартир имеется особый телефон.

– Ну-ну, не стоит горячиться, комиссар. Я готов сообщить все необходимое. Есть у нас несколько блондинок, да. А где их нет? Вот какие глаза, не обратил внимания. Это ваша – живет одна?

– Одна или с маленьким пареньком – рост около 158, вес, вероятно, пятьдесят пять, блестящие черные глаза, носит двубортный темно-серый костюм, ирландское твидовое пальто, шляпа серая. По моим сведениям, это должна быть 301 квартира, но там мне ответил какой-то ухохотавшийся тип.

– Что вы, там ее быть не может. Триста первую снимают два агента автомобильной фирмы.

– Спасибо. Заскочу сейчас к вам.

– Только без лишнего шума, пожалуйста. И сразу пройдите ко мне.

– Сердечное спасибо, мистер Чифф.

Повесив трубку, я вытер пот с лица. Отойдя в дальний угол, стал лицом к стене, похлопывая по ней рукой. Медленно повернувшись, посмотрел на маленького Гарри Джонса с перекошенным лицом.

– Значит, ты его обманул, Гарри, – вслух произнес я. – Обвел вокруг пальца и выпил свой цианистый калий как маленький джентльмен. Умер, словно отравленная крыса, но для меня ты вовсе не крыса.

Пришлось обыскать его, хотя все во мне протестовало. В карманах не нашлось ничего, связанного с Агнес, ничего интересного для меня. Я и не ожидал что-нибудь найти, но хотел знать наверняка. Канино может возвратиться. Мистер Канино, очевидно, из тех самоуверенных джентльменов, которым ничего не стоит вернуться на место преступления.

Я уже взялся за ручку двери, когда неожиданно затрещал телефон, да так заливисто, что, казалось, его слышно и в вестибюле. Стиснув зубы до боли, до желваков на скулах, я слушал звон, потом опять зажег свет и подошел к телефону.

– Да?

Заговорила женщина – она.

– Гарри у вас?

– В данный момент его нет, Агнес.

Секунды молчания, потом она произнесла через силу:

– С кем я говорю?

– Это Марлоу, тот, что путается у вас под ногами.

– Где Гарри? – резко спросила она.

– Я пришел сюда, чтобы передать те двести долларов за некоторые сведения – они меня интересуют. Деньги с собой. Где вы?

– Он вам не сказал?

– Нет.

– Вот вы лучше его и спросите. Где он?

– К сожалению, не могу спросить. Знаете такого Канино?

– Я услышал ее вздох настолько ясно, словно стояла рядом.

– Так вам нужны две сотни или нет?

– Мне… Они страшно нужны, мистер.

– Ладно. Говорите, куда вам их привезти?

– Я… я… – Голос сник, потом зазвучал опять, и теперь в нем сквозил откровенный страх. – Где же Гарри?

– Испугался и скрылся, наверное. Давайте встретимся где-нибудь, где угодно – деньги при мне.

– Я вам не верю – что вы сказали про Гарри. Хотите заманить в ловушку.

– Глупости. Гарри я уже давно мог бы сдать в полицию. Незачем и ловушки ставить. Канино что-то разнюхал про Гарри, вот он и скрылся. Давайте закончим нашу сделку и забудем всю историю. Я хочу с этим покончить, вы тоже, и Гарри хотел, чтобы его оставили в покое. – Гарри теперь действительно обрел покой, и никто его не отнимет. – Кстати, вы, надеюсь, не думаете, что разыгрываю идиота ради Эдди Марса?

– Н-нет, не думаю. Давайте встретимся через полчаса. У Баллок-Уилшир, возле восточного въезда на стоянку.

– О’кей.

Я положил трубку, и меня опять охватила волна миндального аромата и кислого запаха рвоты. Щупленький покойник тихо сидел на стуле, не досягаемый для страха, для любых перемен.

Я покинул контору. В грязном коридоре стояла мертвая тишина, все двери из непрозрачного стекла были темные. Спустившись по черной лестнице на этаж ниже, я вышел в коридор и, убедившись, что лифт внизу, нажал кнопку вызова. Лязгнув, он медленно пополз вверх, а я спустился по лестнице.

На улице по-прежнему лил дождь, и на мое лицо падали тяжелые капли. Когда одна из них попала на язык, я сообразил, что рот у меня открыт, а боль в челюстях свидетельствовала, что губы растянуты в судорожной гримасе, похожей на предсмертную ухмылку, застывшую на лице Гарри Джонса.

XXVII

– Давайте деньги.

Под ее голосом ворчал мотор серого плимута, а над ним барабанил дождь. Высоко над нами, на верхушке зеленоватой башни Баллок сиял фиолетовый свет – четкий, отрешенный от темного, отсыревшего города. Она высунула из машины руку в черной перчатке, и я вложил в нее купюры. Склонившись, она пересчитала их в тусклом свете приборной доски. Послышалось, как дважды щелкнул замок сумочки. Вздохнув с видимым облегчением, она повернулась ко мне.

– Уезжаю, мистер ищейка. Собственно, я уже в пути. Эти деньги помогут мне скрыться. Видит Бог, они мне нужны позарез. А что с Гарри?

– Я же вам сказал – уехал. Канино что-то о нем разнюхал. Забудьте о Гарри. Заплатил я вам, теперь выкладывайте информацию.

– Получайте. На позапрошлой неделе ехали мы с Джо по бульвару Футхилл. Уже начинало темнеть, загорались фонари, куча машин, как обычно. Мы обогнали коричневую машину. За рулем была женщина, а рядом сидел коренастый брюнет. Она – блондинка. Я и раньше ее видела – жена Эдди Марса. А тип рядом – Канино. Таких, как эти оба, достаточно раз увидеть, и уже не забудешь. Джо поехал впереди, он в такой слежке дока. Наверное, Канино, этот сторожевой пес, вывез ее проветриться. Примерно в полутора милях к востоку от Рилит есть поворот в горы. К югу идут апельсиновые рощи, а на севере голая пустыня, дальше уже горы и завод цианистого водорода, где делают эти яды от насекомых. Сразу за автострадой стоит небольшой гараж и мастерская по окраске машин, хозяином там какой-то Арт Хакк. Скорее всего, перекрашивают краденые машины. За гаражом деревянный дом, а за домом уже ничего, только горы и голая каменная пустыня; несколькими милями дальше – тот завод с ядами. Вот там ее держат. Когда они съехали с автострады на эту дорогу, Джо развернулся, и мы видели, как та машина направилась к дому. Постояли мы с полчаса, смотрели на проезжающие машины. Из дома никто не выходил. Когда совсем стемнело, Джо пошел осмотреться. Сказал, что в доме горит свет, играет радио, а перед домом только одна машина – та двухместная. Мы и уехали.

Она замолчала, словно прислушиваясь, как свистят по бульвару шины несущихся машин. Я сказал:

– Конечно, с тех пор могли сменить место, но то, что она там скрывалась – это факт. Вы ее точно узнали?

– Увидите ее хоть раз, уж потом не ошибетесь. Прощайте, мистер ищейка, и пожелайте мне удачи. Мне есть от чего бежать.

– Это верно, – согласился я и перешел через улицу к своей машине.

Серый плимут тронулся и, набрав скорость, свернул на углу Сансет-Плас. Рычанье его мотора смолкло, и белокурая Агнес навсегда исчезла со сцены, во всяком случае с моей. Трое стали покойниками – Гейджер, Броди и Гарри Джонс, и женщина канула в дождь с моими двумя сотнями в сумочке – всей своей скудной добычей. Включив зажигание, я проехался по городу, выбирая место, чтобы поесть. Плотно поужинал: шестьдесят миль в дождь не шутка, а я еще хотел вернуться назад.

Я гнал на север и почти сразу за Пасаденой очутился среди апельсиновых рощ. В свете фар частый дождь казался белой завесой воды. Дворники едва успевали очищать переднее стекло. Но и насыщенная влагой темнота не могла скрыть ровные ряды апельсиновых деревьев, убегавших во тьму.

Мимо меня порой проносились редкие машины, обдавая грязными брызгами. Автострада прорезала небольшой городок, где стояли одни консервные цеха с подъездными ветками железной дороги. Рощи постепенно редели, потом совершенно исчезли, дорога вступала на север, было холодно, и громады гор подступали все ближе, посылая вниз резкий ветер, свистящий за окнами машины. Вскоре из тьмы засияли два огромных фонаря, и неоновая надпись между ними возвещала: «Добро пожаловать в Рилит».

Деревянные особнячки, отодвинутые внутрь от главной улицы, потом неожиданное скопище магазинов, вывеска аптеки, машины перед кинотеатром, темный банк на углу, а возле здания группка людей, уставившихся под дождем в окна банка, словно там разыгрывали спектакль. Я выехал из городка, и меня опять обступили голые поля.

То, что потом случилось, было перстом судьбы. Примерно мили через полторы от Рилит впереди внезапно возник крутой съезд с автострады, я из-за дождя чуть зазевался и свернул слишком близко к обочине. Передняя покрышка справа со зловещим шипением осела, и не успел я нажать на тормоз, как зашипела и правая сзади. Остановившись почти поперек дороги, я вышел и посветил фонариком. Запасная покрышка у меня всего одна, а полетели две. Из передней шины торчала плоская головка огромной металлической кнопки. Обочина была прямо усеяна ими – кто-то рассыпал их на дороге, а потом смел, но слишком небрежно.

Погасив фонарик, я постоял, вдыхая влагу и глядя на желтый огонек впереди у дороги, на которую я свернул. Это могла быть вывеска гаража, а гараж мог принадлежать парню по имени Арт Хакк, и по соседству тогда должен находиться деревянный дом. Подняв воротник, я направился было к огоньку, но вернулся, забрал водительское удостоверение и сунул в карман. Нагнулся под руль. Под тяжелым прикрытием, точно под правой ногой, если сесть за руль, у меня был устроен тайник. Сейчас там два пистолета. Один принадлежал Пенни – мальчику на побегушках у Эдди Марса, второй – мне. Я взял машинку Пенни, наверняка она пристреляна лучше моей. Засунув пистолет во внутренний карман, я пошел на огонек.

Гараж оказался метрах в ста от автострады. Я осветил фонариком вывеску: «Арт Хакк – Ремонт и окраска автомашин». Рассмеялся было, однако встало перед глазами лицо Гарри Джонса, и смеяться расхотелось. Ворота гаража заперты, но внизу виднелась узкая полоска света, и полоска потоньше обозначилась там, где сходились половинки дверей. Я прошел мимо гаража дальше – там действительно стоял деревянный дом с двумя освещенными окнами, затянутыми плотными шторами. Дом был расположен поодаль от дороги, за редкими деревьями. Перед ним на широкой площадке стояла машина. В темноте не разглядеть, но это вполне могло быть двухместное авто, принадлежащее мистеру Канино. Спокойно раздумывая, я постоял.

Он ей позволял порой прокатиться в машине, но всегда сидел рядом, возможно, с пистолетом в руке. Женщина, на которой собирался жениться Расти Рейган и которую Эдди Марс не сумел удержать, женщина, которая не сбежала с Рейганом. Симпатичный мистер Канино.

Вернувшись к гаражу, я застучал фонариком по воротам. На несколько мгновений воцарилась тишина, более зловещая, чем любой грохот. Свет внутри погас, а я стоял перед дверьми, усмехаясь и слизывая с губ капли дождя. Направив белый кружок от луча фонарика на соединение створок ворот, я продолжал усмехаться. Что ж, я был там, куда стремился.

За дверью изнутри раздался грубый голос:

– Что надо?

– Откройте. У меня на шоссе полетели две покрышки, а запаска одна. Мне нужна помощь.

– Сожалею, мистер. Мы уже закрылись. До Рилит полторы мили, попробуйте поискать помощь там.

Это не входило в мои планы, и я заколотил по воротам – стучал не переставая. Раздался другой, низкий, тягучий голос. Меня он обрадовал, как встреча со старым знакомым.

– Вот ведь хитрец, а? Открой-ка, Арт.

Лязгнули запоры, и половинка ворот открылась внутрь. Луч фонарика скользнул по худому лицу, затем мелькнуло нечто блестящее и выбило из руки фонарик. Меня взяли на мушку. Нагнувшись к горевшему на земле фонарику, я поднял его.

Грубый голос продолжал:

– Погасите свою игрушку. Вот так люди зарабатывают увечья.

Я погасил фонарик и выпрямился. В гараже вспыхнул свет, и передо мной оказалась высокая фигура мужчины в комбинезоне. Стоя у открытой двери, он по-прежнему целился в меня из револьвера.

– Заходите и закройте ворота. Посмотрим, что можно сделать.

Закрыв ворота, я шагнул внутрь, глядя только на высокого; на второго, который молча стоял в тени у верстака, я даже не покосился. Воздух в гараже был насыщен сладковатым, неприятным запахом горячей краски.

– Вы что, с луны свалились? – набросился на меня худой. – В Рилит сегодня ограбили банк.

– Пардон, – сказал я, вспомнив кучку людей, столпившихся в дождь у банка, – но я его не грабил. Я не из местных.

– Вот именно, ограбили, – холодно продолжал тот. – Объявили, что сделали это какие-то двое подростков и что их окружили здесь, в горах.

– Неплохая ночка для тех, кто хочет улизнуть, – : заметил я. – Это, наверное, они посыпали шоссе кнопками, я и наскочил. Надеюсь, вы нуждаетесь в заработке?

– Вам еще никто не давал по зубам? – упрямо злобствовал тощий.

– Из людей вашего веса – пока никто.

Тягучий голос произнес из полутьмы:

– Брось свои силовые штучки, Арт. Человек влип в историю. У тебя ведь мастерская, не так ли?

– Спасибо, – поблагодарил я за поддержку, все еще не взглянув на него.

– Ладно, ладно, – заворчал парень в комбинезоне. Засунув револьвер в боковой карман, прикоснулся костяшками кулака к губам, косясь в мою сторону. Запах пироксилиновой краски дурманил, словно эфир. В глубине гаража под переносной лампой в углу стоял большой, выглядевший новеньким седан, на его крыле лежал пистолет распылителя краски.

Наконец я перевел взгляд на мужчину у верстака: коренастый, крепкий, очень плечистый. Лицо холодное, невозмутимое, с такими же холодными глазами. На нем было коричневое замшевое пальто с поясом, основательно намокшее под дождем. Коричневая шляпа щегольски сдвинута набок. Прислонясь спиной к верстаку, он без особого интереса разглядывал меня, словно кусок мороженого мяса. Наверное, люди для него ничем иным и не представлялись.

Неторопливо прощупав меня темными глазами, он стал рассматривать свои ногти один за другим, подставляя к свету, тщательно изучая на манер героев из голливудских фильмов. Перекатив сигарету в угол рта, произнес:

– Полетели обе? Плохо. Я думал, те кнопки уже замели.

– На повороте меня занесло.

– Говорите, вы не здешний?

– Проездом. Еду в Лос-Анджелес. Далеко еще?

– Шестьдесят миль. В такую погоду немало. И откуда?

– Из Санта-Розы.

– Долгий путь. Тахо и Лон-Пайн, да?

– Тахо – нет. Рено и Карсон-Сити.

– Все равно дорога дальняя, – скривил он губы в ленивой усмешке.

– А что – разве это противоречит законам? – поинтересовался я.

– Что? Да нет, конечно. Вы, может, думаете, что мы чересчур любопытны. Но это из-за этого ограбления в городе. Арт, бери домкрат и залатай ему шины.

– Некогда мне, – пробурчал тощий. – У меня работа не кончена, нужно докрасить ту машину. И дождь льет, если ты обратил внимание.

– Для окраски сегодня слишком сыро, – любезно пояснил коренастый. – Краска не будет держаться. Так что пошевеливайся, Арт.

– Передняя и задняя справа, – доложил я. – Если вам некогда, можно взять запасную.

– Возьми два домкрата, – сказал коренастый.

– Но… послушай… – начал Арт, закипая.

Коренастый повел глазами, уперся в Арта спокойным, сонным взглядом и опять чуть ли не застенчиво опустил веки. Не сказал ни единого словечка, но Арт затрепетал, как былинка под сильным ветром. Тяжело ступая, пошел в дальний угол, натянул прорезиненный плащ, надел широкую шляпу. Подхватил французский ключ, ручной домкрат и, толкая перед собой второй, на колесиках, шагнул к воротам.

Двери он оставил распахнутыми настежь, и в гараж захлестал дождь. Мужчина в коричневом, подойдя к воротам, запер их и, вернувшись к верстаку, коснулся бедрами точно того же места, о которое опирался перед тем. Я мог бы достать его в те минуты – мы были одни, и он не догадывался, кто я.

– Уверен, глоток виски придется вам очень кстати, – объявил он. – Нужно промочить и нутро для равновесия. – Потянувшись к бутылке, стоявшей на верстаке за его спиной, поставил ее на край и рядом два стакана. Налив по изрядной порции, один подтолкнул ко мне.

Шагнув к нему на негнущихся ногах, я взял стакан. На лице еще ощущал холодный дождь. Запах горячей краски по-прежнему витал в спертом воздухе гаража.

– Этот Арт, – сказал коренастый, – как все механики – вечно завален работой, которую должен был закончить неделю назад. Едете по коммерческим делам?

Я незаметно понюхал свое виски – запах был обычный. Подождав, пока он сделал глоток, отхлебнул из своего стакана, покатав влагу по языку. Цианистого калия не было. Прикончив стаканчик, поставил рядом с его посудиной и отступил.

– Отчасти, – ответил я, проходя к недокрашенному седану с большим пистолетом распылителя на крыле. Дождь барабанил по крыше. Арт сейчас под ним отмокал с проклятьями.

Коренастый посмотрел на большой автомобиль.

– Маленький макияж для начала, – пояснил он небрежно, и его тягучий голос от виски вроде бы стал помягче. – Хозяин был с деньгами, а его шоферу понадобилось несколько долларов. Знаете такую ситуацию.

– Стара как мир, – сказал я.

Губы у меня пересохли, говорить не хотелось, и я закурил сигарету. Сейчас мне нужно одно – иметь исправную машину. А минуты тянулись томительно-бесконечно. Коренастый и я были чужаки, два случайных знакомых, но за спиной у каждого стоял мертвый паренек по имени Гарри Джонс. Только человек в коричневом еще об этом не знал.

Наконец снаружи послышались шаги, и дверь открылась. Свет изнутри озарил нитки дождя, превращая их в серебряные стрелы. Помрачневший Арт, подкатив две грязные покрышки, пинком захлопнул дверь, и одна из них упала. Со злобой косясь на меня, он бросил в сердцах:

– Умеете же выбрать место для ремонта!

Коренастый, засмеявшись, вытащил из кармана мешочек, туго набитый пятицентовиками, и стал подкидывать его на ладони.

– Хватить ворчать, – сухо произнес он. – Кончай уж с этими покрышками.

– А я что делаю?

– И нечего поднимать столько шуму.

– Эх! – Арт, стащив с себя плащ и шляпу, отшвырнул их в сторону. Бросив на верстак покрышку, вытащил камеру и мгновенно заклеил ее. Все еще хмурясь, прошел мимо меня к стене, схватил насос, накачал камеру.

Я стоял, наблюдая, как колбаска с монетами подскакивает на ладони Канино, и расслабился, утратил бдительность. Повернув голову, стал смотреть на тощего механика, который рядом со мной подбрасывал вверх затвердевшую камеру, подхватывая ее широко разведенными руками. Раздраженно осмотрев ее, он перенес взгляд на большое цинковое ведро с грязной водой в углу, проворчав что-то под нос.

Надо отдать им должное, команда была превосходно сыграна – я не заметил ни сигнала, ни многозначительного взгляда или жеста, которые послужили бы знаком для начала действий. Полуобернувшись и сделав стремительный рывок, он набросил камеру мне на голову и к плечам. Отличный бросок.

Забежав сзади, он всем телом повис на камере, стянув мне грудь и плечи. Я мог шевелить руками, но был лишен возможности вытащить пистолет из внутреннего кармана.

Коренастый шел ко мне почти пританцовывая, зажав в кулаке колбаску с монетами. Приблизился ко мне неслышно, с бесстрастным лицом. Наклонясь вперед, я попытался сбить с ног Арта.

Утяжеленный монетами кулак прошелся по моим вытянутым рукам, словно камень сквозь облако пыли. Перед глазами заплясали огни, освещенный потолок сорвался с места, но я еще соображал. Он ударил второй раз. Теперь я уже ничего не замечал – вспыхнул ослепительный свет. Не было ничего – только тяжелый, болезненный свет. Затем – тьма, в которой, как бациллы под микроскопом, копошилось что-то красное. А потом уж ничто не светило, не копошилось, лишь темень и пустота, и резкий ветер, как при падении высоких стволов.