Текст книги "Код Омега (СИ)"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Смогла отлипнуть от стены. Прошла, села на край стола, напротив Федоровича:

– Что у вас случилось?

И смолкла, сообразив: "у вас", а надо было бы сказать "у нас".

Так и сидели: он молчит, она, и смотрят друг на друга, а в глазах одна на двоих растерянность.

– Ты… приходи, если что, – выдавил. Голос глухой и тихий, тихий. Женщина только сказать хотела: "обязательно приду", как вместе с ртом открыла глаза и очутилась в спальне, на постели. Ни кабинета, ни Ивана – Арлан стоит спиной к ней у окна и смотрит на розовеющий рассвет.

– Ты неизменен как само светило, – укорила, как отмахнулась – еще там была, с Иваном, еще сложить не могла – пригрезилось, приснилось?… И рассвет? Вот же день был. Как быстро все здесь, как непонятно, странно. Явь, как сон, сон, как явь, день, как миг, миг, как век, а ты куда бы не пошла как омороченная, возвращаешься обратно. Не отпускает этот мир.

Лорд покосился на нее через плечо и улыбнулся: ведаешь ли ты что говоришь?

– Мне нужно вернуться домой, насовсем, – выдала как эхо.

– Исключено. Это не твоя стезя.

– Ты решаешь за меня?

– Как упомянутое светило решает кого греть, кого сжечь, кого холодом обдать. Не больше.

– Ребята: Иштван мрачен, Иван… по-моему, он выпил. Такого быть не может, нонсенс, но… Я знаю его много лет.

– А он тебя примерно столько любит.

В голосе послышались нотки раздражения. Ревнует?

– Иван мой друг…

– И не дает тебе покоя, – лицо Николаса стало замкнутым, взгляд тяжел.

– Он переживает, что я застряла здесь.

– Привести его сюда? – в глазах предупреждение мелькнуло и решимость: скажи, я сделаю.

– Нет, не стоит, лучше я к нему, – не понимая от чего, поспешила отмахнуться.

– Точно – "не стоит".

– Хочешь сказать, что в ваш мир только один жетон – входной?

– Ну, отчего же? Где вход есть, всегда есть выход. Другое, что ни тот и ни другой не нравятся обычно. Консервативность не в характере – в душе.

– Зато ты оригинален и неповторим, – проворчала.

– Не сетуй на меня.

– Да уж: то на цепь садишь, то в шелка рядишь, то убить желаешь, то в любви признаешься. Куда уж сетовать – понять бы просто.

– Цепи – обязанности. У тебя их было слишком много, у той и звена не набралось бы.

– В смысле: способ исправления? Все равно я ничего не понимаю, как будто сплю, и сон дурной. Где выход?

– Там же где и вход – в тебе.

– Я про портал, переход, что-то должно быть!

– Сон. Один из способов пообщаться со своими проекциями, другими мирами. Пока он тебе доступен – слишком многое держит. Что тебе патруль, друзья?

– Глупый вопрос.

– Отнюдь.

– Иван как брат мне и другие. А дел всегда достаточно. Здесь же при всем сумбуре действительности занятий нет. Разгадывать же ребус мира, в котором ты живешь, подозреваю, можно бесконечно. Но это не занятие, не дело.

– Необходимость?

– Скорей всего. Ступенька к цели, цель – вернуться.

– Не вернешься, я уже сказал – не отпущу. Дела?… Ну, что ж, займись… хозяйством.

– Чем? – нахмурилась.

– Возможно в замке беспорядок. Без женской руки довольно тяжело уют наладить. Займись. Тебе дело будет, а польза нам обоим. Заодно познакомишься с людьми.

– Со слугами?

– С людьми, которым нравится жить здесь и помогать мне. Научись покою и размеренности. Здесь нет места суете и вечному бегу, к которому привыкла. Здесь время не имеет той цены, что в прошлом мире. Здесь его довольно, во всяком случае, у тебя. Мне же нужно уйти – дела…

– Убийства?

Лорд внимательно посмотрел на нее, не смутился обвиняющего взгляда, а скорее опечалился:

– Спешишь. Пойми сперва крупицу, чтобы судить о целом.

– Так объясни. Я только и делаю, что прошу об этом и пытаюсь всеми силами понять сама, но тщетно. Если б ты не убивал невинных, если бы не был Зверем, я бы смогла с тобой остаться и успокоиться.

– Ты лжешь сама себе, родная. Тебе ведь все равно, кто я. Другое – признаться в этом себе.

Не Зверь – Загадка.

Плохо, что он прав. И как могло случиться такое?

Все, что было, как будто не было, и не вчера, не день назад, не неделю – век как минимум, к тому же – не с ней, не с ним, не он и не она.

– Отдыхай, – легонько лба коснулся. – Из замка ни на шаг.

И… испарился.

Стася со стоном рухнула на подушки и закрыла лицо ладонями.

"Я чувствую их, значит я жива, не сплю. Больше ничего это не значит. Возможно я сошла с ума. При переходе прошла нагрузка на раны и импульсно отразилась на мозговой деятельности. У меня галлюцинации… Но как реальны! А может тот вирус, что я подхватила на болоте, награждает отклонениями? Или… что?"

Стася задумалась, выискивая причины своего состояния, хоть одну, объясняющую логично и стройно происходящее, и поняла, что многое не может вспомнить. Провалы и туман.

"Нет, точно вирус. Кир, как мы познакомились с ним? Мы были вместе в технократии, но при каких обстоятельствах встретились? Ведь я же помнила, знала!… Иван? Мы очень долго вместе с ним, но как давно?… Ребята: Иштван, Сван… а кто еще?"

Русановой стало холодно от ужаса: "Я забываю!"

"Иван, Иштван, Сван, Кир, Коля – кто еще? Кто?! Кто наш командир?! Ко? Ка?"…

И хоть кричи – не вспомнить! Но забыть элементарное, забыть фамилии и имена людей, с которыми много лет на патрульной службе? Забыть за… А сколько она здесь дней? Неделю, месяц?…

Стася похолодела.

Бежать! Уходить отсюда, пока еще себя саму не потеряла!

Но как, как?…

– Госпожа? – донесся шепот со стороны окна. Бред! Кто мог туда забраться? Там же отвесная стена и высота, что без снаряжения не преодолеть. Есть двери – безопасно и доступно.

– Госпожа? – в окне появилось лицо молодой и симпатичной особы.

– Что ты там делаешь? – растерялась женщина и ринулась на помощь, подумав, что девушка сейчас сорвется и рухнет вниз. К чему так рисковать? Как она вообще смогла вскарабкаться?

Схватила ее за руку, вниз глянула – девушка сорви-голова, если решилась на подобное восхождение.

– Мне нужно поговорить с вами…

– Как ты сюда залезла? Есть двери!

– А? Легко. Само собой получилось. Двери же… я не хотела доставлять вам неприятности.

Еще одна загадка?

Лезть по стене на высоту, с которой кошка бы сорвись, разбилась, не неприятность, а ногами по лестнице подняться и в дверь зайти – неприятность.

– У вас у всех сознание настолько вывернуто? – проворчала, втаскивая «альпинистку» в залу.

– Не понимаю.

– Не удивила.

"По-моему, я здесь одна «непонимающая», остальным очень даже все понятно".

– Госпожа? – теперь удивилась девушка. Поправила длинный подол платья, втаскивая шлейф в комнату, и хлопнула ресницами, в ожидании уставившись на Стасю.

– Не важно. Так в чем дело?

– Вы не помните меня?

"А должна?" – взглядом окинула стройную и гибкую фигурку, лицо, с наивностью смотрящие глаза, копну озорных кудрей.

– Я Карина. Я приходила к вам, и вы мне обещали, что поможете.

– Ну, если обещала… Чем помочь?

– Найти и вернуть мне Патрика.

– Кого?!

– Патрика, моего жениха. Еще давно, до свадьбы вы обещали мне, но видно не успели сделать.

Стася хлопнулась в кресло и хмуро уставилась на девушку: "Так, а эта Офелия из какой оперы? Судя по наряду, век наш".

– Ты где живешь?

– Здесь.

– Конкретно?

– В городе, а что?

– Я думала, в деревне, – вздохнула: шутка так себе, да и не тянет на юмор, разве что на сарказм, и то по отношению к себе.

– Ну, что вы, госпожа Стесси, деревень давно нет.

Русанова тряхнула волосами:

– Еще раз? Я лично видела пару деревень и даже жила в одной.

– Не понимаю. Имитация? Новый проект для отдыха?

– Э-э-э? – а слов нет. Привиделось?

– Скажи мне, какой год на дворе?

– Три тысячи пятьсот двенадцатый.

– Ага? – брови женщины сошлись на переносице в тщетной попытке что-то сложить. – Как ты сюда попала?

– Обычно. Вернее, – замялась, – не совсем обычно. По стене…

– Я не о твоем восхождении по отвесной скале. Я об этом мире. Кстати, он не кажется тебе странным?

– Нет, – слегка повела плечами, озабоченно изучая Русанову. – Вас что-то беспокоит? Вы не уверены что я это я?

– Хм.

"Это скорее ко мне относится", – вздохнула женщина, чувствуя как цепенеет от серии загадок, что встают перед ней одна за другой.

Неужели она одна такая, потерявшаяся, запутавшаяся, тщетно пытающаяся найти закономерности в хаосе, а логику там, где о ней не слышали?

– Тебя ничего не напрягает? – спросила, вяло надеясь на внятный ответ.

И не ошиблась: девушка будто что-то поняла, заулыбалась и выдала вовсе непонятное:

– Вы недавно вернулись? Тогда все ясно.

– Счастливая… Откуда вернулась, куда?

– К нам. Из командировки.

– А!…

Какая к чертям командировка?!

– … Ты тоже прикомандирована?

– Нет. Я жду Патрика. Когда он вернется, мы вместе поедем на отдых.

– А без него?

– Нет, – головой качнула. – Лорд Арлан не отпускает да и сама я не хочу. Куда мне без Патрика, ему без меня? Вы обещали привести его.

– Как?

– Не знаю. Но только вы умеете возвращать нам тех, кто долго не приходит, тех, кто заблудился или замешкал в пути. Вы постоянно помогали желающим. Надеюсь, вы не откажете продолжить столь благородное занятие – соединять тех, кто тоскует в разлуке.

– Понятия не имею о чем ты.

– Но как же? Вы обещали!

– Не я! – вскочила. – Другая.

– Нет других, – взгляд девушки стал подозрительным. – Хотите платы?

– Какой?!

– Не знаю. Возможно вы боитесь гнева супруга? Но он не узнает, клянусь, никто ничего не узнает. Верните Патрика, – сложила ладони лодочкой, моля.

– Да поймите вы, Карина! Как я могу вернуть того, кого не брала! Кого не знаю, кто потерялся там, где я всего лишь пару дней… или недель?… Я сама не знаю, куда попала!

– В чудесный мир любви и неги.

– Да?

Наивная дурочка! – прищурилась Стася, вглядываясь в отрешенно восторженное личико красавицы. Надо же быть столь невежественной, будучи ребенком просвещенного времени!

– Где ты училась?

– Европейская академия точных наук.

– А выдаешь такие перлы!

– Какие? Я говорю, что знаю. Этот мир прекрасен, он сказка. Но, к сожалению, в ней нет лишь одного для полного счастья – Патрика. Молю вас, найдите его и приведите ко мне. Хотите, на колени встану?

– Нет! Пойми, я не могу найти того, кого не знаю, там, где сам черт ногу сломит! Мне бы себя найти, свой разум, куда уж неизвестного Патрика!

Девушка будто не услышала – хлопнулась на колени к изумлению и растерянности женщины:

– Умоляю! Не знаю, как вам удается, но вы творите чудеса своими способностями, знаниями в области так называемой «магии».

Намек на «ведьму». Может, меня не зря хотели сжечь во времена Теофила? Зря он помешал, – приуныла Русанова.

– Очень интересно. Значит, по-вашему, я обладаю парапсихическими способностями? Однако тестами их не определили. Я патрульная, Карина, слышали о таких?

– Конечно.

И ни грамма удивления во взгляде.

– А ничего, что патруль, как часть Центра Времени и Пространства не связывается с замком на скале? Антураж комнаты вам ничего не говорит? Все нормально?

– Естественно.

Что ответить на это? И где взять терпение, чтобы размотать клубок нелепостей, которые, как видно, ей одной не дают покоя, в глаза бросаются?

– Допустим, – скрипнула, чувствуя, как накатывает раздражение. – Но то, что я патрульная, а не княжна и, соответственно, ничего вам не обещала, как и не могла обещать, вас не смущает?

– Ничуть. Вы это вы. Вчера принцесса…

– Княжна…

– Принцесса. Вчера. Сегодня патрульная, а завтра возможно станете кем-то еще. Все это понятно – скучное однообразие.

– А княжна тогда откуда?

– Кто называл вас так?

– Крестьяне…

И поняла – кто что привык видеть, тот то так и называл.

Женщина осела в кресло и потерла лоб: как тут не запутаться, подстраиваясь под мышление самых разнообразных слоев населения?

– Не стоит обращать внимания кто и как вас называет. Вы это вы, остальное иллюзия и желание сторонних.

– Как, возможно, и твое желание?

Девушка опечалилась:

– Не лишайте меня надежды, прошу вас! Найдите Патрика, вы можете, я знаю!

– Где он потерялся?

– В секторе подземки на Елисейских полях.

Русанова челкой тряхнула: в своем уме?! Где здесь Елисейские поля, подземки? Где ее мир и этот? Где мир Крины, Стаси?!

– Под Елисейскими полями нет подземки.

– Есть. Построена двадцать лет назад. Там перекресток ветки и часто возникают неполадки…

– Елисейские поля – исторический памятник!…

И смолкла, сообразив: Карина из другой параллели, не иначе. Действительно было, хотели строить подземку под полями, но было это в начале двух тысячи пятисотого года, и проект отменили, ввиду возможности повреждений исторического памятника.

А в мире девушки ее построили.

Что получается? Этот мир – приют для жителей других миров, всех, скопом? Каким невообразимым образом тогда сюда попадают люди? Как могут ужиться вместе? А как могут жить, не замечая друг друга? Как не случилось перенаселения и как возможно, что на многие километры никого вокруг, леса девственны и будто незнакомы с человеком?

– Я не найду Патрика, – сказала глухо. Что еще сказать, как объяснить, что невозможно найти иголку в стоге сена, в котором к тому же свалена «трава» разных сортов, названий, с разных полей, стран, параллелей.

– Но?…

– Не знаю его фамилии, – нашла гениальный аргумент против всех «но».

– Чего? – удивилась Карина.

– Фамилии. Анкетных данных. У тебя какая фамилия?

– А у вас?

Стася рот открыла, чтобы ответить, и замерла, сообразив, что забыла напрочь свои данные. Станислава – все, что вертится в голове, готово сорваться с губ.

– У нас фамилий нет, есть только имена, – заверила девушка.

– Лорд Арлан, Николас…

А что он?

Первое – титул, второе – имя. Зверь же прозвище.

Йохан – только Йохан.

А герцог, герцог!…

– Я знаю герцога Сомерсби второго.

– Титул, только титул, как знак отличия от остальных.

– Избранные?

– Нет, скорее просвещенные, доверенные тайне, как вы.

– Ямена, – вспомнилось. "Моя фамилия"?

– Ваша епархия, где вы над чем-то властны. Найдите Патрика, вам это по плечу. Вы можете легко найти любого, кем бы он ни был, как ни изменился. Это ваш «секрет», "дар", как хотите называйте – отсюда титул. Помогите, Стесси! Мне жизнь не в жизнь без Патрика! Не будьте же жестоки!

Женщине стало неуютно, неудобно отказать. Мольба тронула ее, отодвинув здравый смысл.

"Арлан сказал: я – Стесси, Стесси – я, значит то, что могла она, могу я. Где логика?"

И вздохнула:

– Попробую.

– О, принцесса! – воскликнула Карина, всплеснув ладонями в умилении и благодарности.

"Наивна, как дитя", – с укором, сродным удивлению, заметила Стася и попросила:

– Я была бы рада, если бы вы ввели меня в курс дел. Я здесь недавно, и все кажется чудным… Что слабо сказано.

– С радостью помогу вам!

– Спасибо.

– Не за что, – отмахнулась цветущая довольной улыбкой девушка и в зобу благостных чувств качнулась к женщине, обняла ее и чмокнула в щеку. – Вы прелесть!

И выпорхнула в окно так быстро, что Стася не успела ни остановить ее, ни испугаться за отчаянную скалолазку. Метнулась к окну и увидела лишь край шлейфа, что скрылся в арке далеко внизу.

"Сумасшедшая", – поджала губы: "Примечательно, что она сказала про титулы – дары. Выходит, тот, кто имеет «фамилию», имеет какую-то особенность? Я, то есть Стесси, находить людей по средством магии, конечно, чушь, каким-то иным способом. Что же может Арлан? А этот герцог?… Власть, они имеют власть над жизнями" – похолодела от догадки и поежилась, вспомнив обвинения Йохана и Николаса, когда они еще думали, что перед ними принцесса. "Плодить калек", «колдовство». Что это значило? То, что Стесси имела высокий энергопотенциал и парапсихические способности, вполне логично и не удивляет, но видно здесь не приветствуется подобный кластер хромосом и генных схем. Интересно. Даже где-то объяснимо, понять возможно, но "плодить калек"? Как это понимать?

Еще одна головоломка. Сколько можно биться о стены ребусов, голову ломать в попытке разгадать их? Причем понятно, что привычным путем здесь не ходят ни в прямом, ни в переносном смысле.

Стася села на подоконник и свесила ноги вниз, поглядывая с высоты на виднеющуюся террасу: как Карина слезла за долю секунды? Слетела, спрыгнула? Иного ответа нет, но если следовать логике дальше – она должна была, как минимум, травмироваться. Высота приличная и без страховки без ущерба для здоровья ее не преодолеть.

А если?…

Глупо.

И все же?…

Женщина смотрела то вниз, под ноги, где мерцал мрамор террасы и вился плющ по колонам арочных перекрытий, то вдаль перед собой, где сизой мягкой дымкой стелился розовый туман и словно живое существо манил ее, играя бликами, раскрашивая и без того живописные места причудливыми красками, которым не было сравнений и определений. И вопреки рассудку хотелось откликнуться и вместе с ним плыть над лесом, речкой, замком, улететь к горе, что словно сфинкс выступала из тумана. Или прыгнуть, как Карина, и проверить, что будет. Чудилось, что ничего. Но здравый смысл карал картинами плачевных последствий. Они, как тень, мелькнули и погасли, потерянные в остром желании полета и ощущении его, свободы и красоте полета над красотами природы.

Стася засмеялась и… сама не поняла, как полетела. Показалась себе легкой, как перо, и ринулась не вниз, как камень, а как листик, гонимый ветром, робко скользящий вниз не по прямой, а покачиваясь, несмело скользя то вправо, то влево. То ли минута, то ли вечность прошли, а она не приземлилась. Нежилась в воздухе, как на перине, и с замираньем сердца пыталась справиться с собой, с тем сонмом чувств, что ее обуяли. Страх и покой, восторг и удивление, неверие и счастье, все вместе и по отдельности – такого с ней не приключалось. В какой-то момент ей подумалось, что это невозможно, не с ней и не она. Ненормально.

И рухнула на плиты, пребольно ушиблась.

Поморщилась, с трудом поднимаясь, и замерла, обдумывая произошедшее.

Что было? Она парила – хоть как, хоть с какой стороны заходи, иного нет определенья. Но как такое может быть? Кир был прав: в составе здешнего воздуха что-то не то? Если он насыщен гелием – парение возможно, но он не влияет на мгновенное испарение мертвой плоти, что Стася видела не раз. Слабое земное притяжение? Тогда б парили все, и дышать было бы трудно. Нет, это вовсе фантастика.

Что же тогда произошло?… И как вновь повторить восхитительное чувство легкости, полета без ограничений? Свободы, что вскружила голову ей вмиг?

– Не рано? – рука Арлана скользнула на талию, обнимая женщину. Взгляд в сторону бора, но будто на нее.

"Откуда он взялся?"

– Я не уходил, – заверил, заглянув ей в глаза.

"И видел Карину?"

– Надеюсь, ты не собираешься пойти стопами своей не лучшей половины? – шепнул, качнувшись к уху.

– Нехорошо подсматривать, подслушивать, – попеняла, ощетинившись. – Подло. Или для тебя норма?

Мужчина серьезно и даже строго смотрел на нее и молчал, но между тем она слышала все его чувства и точно знала, что они означают, что бы он ни думал, ни говорил, но что ощущал, что выдавал глазами, теплой кожей, поворотом головы, взмахом ресниц.

"Глупышка. Дитя несмышленое, ты не понимаешь, что говоришь. Как можно не услышать, не увидеть как поет ветер, как в кустах. За много миль отсюда запутался скворец, как стонет скошенная косой крестьян трава, как смеется облако над головой? Подглядывать? Я зряч и вижу. Подслушивать? К чему мне слуха лишаться?"

Стася качнулась и рухнула бы, не поддержи ее Арлан:

– Невозможно, – прошептала. Догадка, простая и горькая, мелькнула и одарила ее ознобом. Неверие пришло на смену и одарило сомнениями, страхами, непониманьем.

Николас молчал. Смотрел, сочувствуя и успокаивая, но не подтверждал, не опровергал ее догадку.

– Я?… Нет, – качнула головой, а в душе крик – молчи, не может быть, не верю!

Ее затрясло так, что Арлан еле успокоил. Прижал к себе и зашептал, гоня озноб своим жаром:

– Какая разница? Ведь я с тобой, а ты со мной. И что нужно людям, если разобраться? Тебе, мне, той же Карине? Чего ты испугалась, любовь моя? Страшнее нет одной быть, остальное ерунда. Ты здесь не одинока, его здесь вовсе нет. Тоска с ним, здесь же покой и нега. Пройдет все, минет, как года, как вспышка молнии мелькнет, погаснет, а мы останемся, как многие, кто вместе, любим и любит. Не мучайся, пройдет все, минет, ты забудешь, что такое страх, а без него познаешь ты свободу, себя, что спрятано внутри, томилось в пути от истока к истоку, от себя к себе. Исток не вспышка сверхновой, не черная дыра, не планета и не вакуум, это мы. Души, люди, чувствующие существа. Мы то поле, которое манит и не дается, мы создаем его, питаем. Здесь, там – одно.

Исток того мира, из которого ты пришла – наш, не вы свой мир создали – мы. Это не желание возвеличиться – необходимость и закономерность. Факт, как факт, что и мы были созданы, и тоже, как и вы, не только являемся началом, но продолжением. Нельзя точно определить что первое, а что второе. Возможно только лишь в одном отрезке, одной плоскости, и то с трудом. Слишком велико многообразие создаваемых истоком – полем миров и жизней. Процесс неповторим и вечен. Ни на минуту, ни на миг не прекращается работа. И тот познает вечный двигатель, кто познает исток.

Ты часть его, я, Йохан, Карина, миллионы, миллиарды других.

Чего же ты боишься? Ты, как и я, и множество других, рисуешь этот мир, питая массу других миров, а те, в свою очередь, привносят новое, еще неведомое нам в краски на палитре. Все связано, но разве это худо, разве страшно? Прекрасно, согласись, что день по воле твоей продлится может вечность, летать возможно без крыльев за спиной, без лингватора слышать речь ветра, птиц, неба. Что же в том плохого, скажи мне, любовь моя?

– Это невозможно, – прошептала, и веря, и не веря. Голова кружилась, плыло все перед глазами и чудилось, что нет земли под ногами, они вдвоем с Николасом парят под облаками.

– Кто сказал, что есть невозможное? Оно настолько лишь присутствует, насколько ты ему позволишь. Не сомнения, преграды хозяева твои – ты их хозяйка. Отринь их, посмотри вокруг. Прозри, отринув оковы разума, и цепи догмы скинь.

Стася вздрогнула и обернулась: они стояли на вершине и одновременно над ней. На всем просторе никого, лишь лес, река и облака.

Сон!

– Свобода. Посмотри, как прекрасен мир, твой мир.

– Где замок, люди?

– Здесь, – махнул рукой в сторону, и Стася увидела знакомую террасу, шпили башен. Но их же не было лишь миг назад!

Иллюзия?

– Это мир иллюзий, – прошептала, понимая, что только это может что-то объяснить.

– Не правда. Что есть иллюзия? В какой момент она превращается в реальность, а реальность превращается в иллюзию? Где разница и где граница, та четкая черта, что разделяет их. Здесь? – прикоснулся пальцем ко лбу женщины и улыбнулся. – Нет, здесь, – коснулся своей груди у сердца. – Творишь душой сперва, она дает те краски, что оживят мечты. Разум не способен помочь, способен лишь убить любой росток свободы. Хозяйничает он с воли человека, но без души его, разум пуст, ничто он, пшик, пустое определение. Душа начало мысли и идеи, душа плодит, а воплощает плоть. Она итог, а не начало, но, проявляясь, мнит себя всегда превыше всех и первенство свое над миром оглашает, что строила и рисовала душа. А та молчит. К чему ей спорить? Глупо претить пустяку. Пусть его, он миг, она же вечность. Рука, рисующая на листе картину, всего лишь исполнитель, и что худого в том, что думает она иначе и мнит себя царем листа, творцом рисунка? Смешно же, право, вступать с ней в спор. Сейчас рисует, восхищается собой, но ты подумай, порвет свое гениальное творенье и так же будет уверена – ее желание, она рвала. И вся суть плоти. Душа же не зависит от нее.

Стася отпрянула – все верно, все ясно, но…

– Отпусти меня, отпусти, пока я не сошла с ума!

Николас внимательно посмотрел на нее и нехотя согласился:

– Хорошо. Надеюсь, что, побыв одна, ты поймешь, что я не держал тебя. Однако перед тем, как ты, сломя голову, помчишься по кругу, позволь настоять на твоем сопровождении.

– Зачем?

– Чтоб ты не увлеклась бегством от себя и не зашла на опасную для тебя территорию. Ты многого не ведаешь, отталкивая то, что уже ясно, а срок, после которого я был бы спокоен за тебя, еще не минул. Поэтому возьми сопровождение и помни – я жду тебя.

– Кто же кандидат в спутники? Твой палач Йохан?

– Он твой дядя, – улыбнулся лукаво Арлан. – За что такой эпитет «палач»?

– Он убивал невинных, он убийца… и ты.

Улыбка мужчины стала мягче и нежней, но не поблекла:

– Глупышка милая, здесь смерти нет.

– Смерть есть везде.

– Нет, вовсе нет, – он засмеялся и смолк, увидев как растерянно поникла Стася в попытке осмыслить, что он ей сказал. Взгляд тусклым стал, лицо бледнее луны. – Прости, – ладонями лицо обнял, с сочувствием в глаза взглянув. – Твой страх по-прежнему цепко держит тебя в своих объятьях, а я ничуть тебе бороться с ним не помог. И не смогу, здесь власть твоя и только. Объяснения пусты, достаточно оттенка мысли, чувства, как ты уже все поняла, но надо же еще принять, а это отчего-то больно для тебя. Что ж, желаешь уйти – иди, твоя тут воля, твое желание. Возможно путь привычный для тебя послужит лучшим помощником, чем я. Не думал, что ты упрямица такая, и решусь рискнуть одну оставить, когда срок еще не вышел. Но вижу, здесь тебе все хуже… Иди.

Отодвинулся и рукой взмахнул. Мелькнула тень, и с облака на землю ворон ринул. Прошелся по траве, смешно переваливаясь на лапах и открыв клюв:

– Ну, что опять?

– Виваче, – представил Стасе Арлан птицу. – Хитрец, каких мало, но добрый малый.

Ворон.

Она ожидала, что Арлан приставит к ней кого угодно, но птицу? Нет.

– И все?

– Его довольно. Он проследит, чтобы ты не уходила далеко и все-таки нашла себя. Случается подобное немало, его же власть и суть таким, как ты, в исканьях помогать.

– Опять?! – прокаркал ворон, крылья растопырив от возмущения. – Я только что вернулся! Ну, почему опять я, вечно я?! – сделал круг, переваливаясь на лапах. – Токката лентяйка спит, а мне броди и тыкай носом в очевидное!

– Брюзга, – улыбнулся лорд. – Не обращай внимания, любовь моя, он славный, но дерзок и порой ворчлив без меры. Так цену набивает он себе.

– Я попросил бы!

– Умерь свой пыл и помоги моей жене.

– Я отдыхал!

– Не лги, хитрец, твой отдых иллюзия Сомерсби. Что, думаешь, не знаю? При оказии еще придется мне ему попенять за безотказность. Прохвосты оба!

– Сомерсби, тот Теодор второй, что упокоил моего друга? – спросила Стася.

– Упокоил? – клюв ворона стал шире крыльев. – Друг мой, она еще дитя не более полсрока!

– Ей больше тридцати, но в общем-то ты прав. Она ни там, ни здесь. Так помоги ей.

Ворон вздохнул, нелепо выгнув шею:

– Куда же денусь?

– Ай, – отмахнулся, хлопнув крыльями. Уставился на женщину, что настороженно разглядывала его и силилась сказать что-то, но мысли путались и ровной строчкой не ложилось слово. – Ладно, прогуляемся, чего уж. Но, чур, Теодора не трогать! Мы славно общаемся, не нарушай нашу идиллию.

– Договорились, – рассмеялся Арлан, поцеловал онемевшую Стасю и испарился, оставив звон, гудящий в воздухе:

– Я жду тебя.

– Угу, жди, жди, – проворчал ворон, взлетел на плечо женщины, приводя ту в чувство. – Ну, что, куда идем, чего будем искать?

В тоне слышался сарказм, но отчего, к чему?

– Таких, как я, запутавшихся, немало? – спросила тихо, с настороженностью покосившись на него.

– Поверь, больше чем хотелось бы. Порой доходит до абсурда. Возьми тебя: ну, просто натюрморт из папье-маше. Пустое, а ты мнишь, что можно есть.

– Обманка?

– Угу. Ну, что, идем или постоим, поговорим да по домам? Ты к мужу, я к Теодору.

– К Теодору, – кивнула. – Хотела бы спросить с него за друга да побеседовать.

– О чем?

– Вопросов море.

– Спроси Николаса.

– Он путает и в сторону уходит.

– Правильно – сама должна понять.

– Что?

– Ответы сами должны прийти.

– Я их у герцога выпытаю.

– Ага? Кха! Тогда вперед, – взмахнул крылом в сторону леса справа от замка.

– Нет, меня привели оттуда, – рукой махнула в сторону мостика через реку справа.

– Тебе обратный маршрут нужен, именно тот, что ты прошла или Сомерсби, ответы на животрепещущие вопросы?

– Последнее.

– Тогда сюда.

– Но мы там не были. Хочешь завести меня куда-нибудь?

– С чего такая радость? Больно надо!

Стася не верила птице, но решила, сама себе в противоречье, послушаться ее. Пошла, куда он указал.

– Не молчи, говори что-нибудь, пусть даже вздор. Тишина нервирует меня, – сказал ворон.

– Надо же, какие мы ранимые и требовательные. А если мне не о чем говорить?

– Не может быть. Твои мысли хороводят, так отчего б их не озвучить?

– Зачем, если ты их слышишь? Смотрю, здесь телепатия присутствует в норме.

Ворон неожиданно хрюкнул и клацнул клювом:

– Вот умора! «Телепатия»! Словечко-то нашла!

– А как?

– Обычная беседа.

– Мысленно? С птицей?

– Имеешь что-то против?

– Да нет уже. Почти привыкла. С Минором пообщалась и уже не удивляюсь.

– Кхе-кха! – засмеялся Виваче, покачиваясь на плече. – Изыск для сибаритов! Понимаю! Ужаснейший зануда Минор, собеседник тот еще.

– Сомерсби лучше?

– Ты что-то имеешь против герцога?

– Угу. Он убил моего друга.

– Кха! Теодор? Кха-ха! «Убил»! Прелестная проказа!

– Преступление!

– Ты ханжа?

– А это тут причем?

– Э-э! Левее, куда ты в дебри лезешь? Легкие пути не для тебя? Тогда моя командировка затянется, а мне хотелось бы наоборот.

– Лес такой, – буркнула.

– Какой накликала, такой и проявился!

– Еще раз? – замерла у поваленной ели в зарослях ежевики.

– Бороться привыкла, преодолевать препятствия, да? А! Фу, ты! "Вся жизнь – борьба"! Иначе мыслить не пыталась?

– Пыталась. Но я, как муха, в патоке заботы Арлана вязну с головой, она и не работает.

– Давно.

– Подкалываешь? Птица с чувством юмора – ну, и параллель. А скажи, друг Виваче, здесь все такие? Слегка неадекватные.

– Все. С твоей точки зрения. С моей, такие, как ты.

– Ну, это как раз понятно и объяснимо. Ты птица, видимо, ученая, состав вашего воздуха знаешь?

– Эфир.

– Еще скажи: веселящий газ.

– Какая разница?

Стася вздохнула, как-то вдруг и разом ей расхотелось с вороном болтать. Ноги ее вперед несли, а душа рвалась обратно. Шаг, другой, и это противоречие переросло в серьезную борьбу души и тела.

"Что за ерунда?" – остановилась у сосны и ни шагу вперед.

– Вернемся? – заглянул в лицо ей ворон. Женщина осела у корней и тяжело уставилась перед собой:

– У меня проблемы, – протянула.

– Угу, – заверил Виваче и отлетел на куст смородины, заманенный спелыми ягодами. Хорошо ему – что захотел – то сделал, а ей мучиться выбором, метаться между «надо» и «хочу». Надо уходить, искать выход домой, а хочется остаться, вернуться к Николасу, пусть опять в разлагающую тишину, покой и негу. Надо понять, где она, что происходит – чтоб выбраться, а хочется прижаться к груди Арлана и наплевать на весь алогизм происходящего.

– Ягод хочешь? – спросил ворон, алчно разглядывая гроздья смородины, крупной, как вишня.