Текст книги "Перед рассветом"
Автор книги: Равиль Бикбаев
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
Господа! Ваш отряд во главе с командиром предстанет перед Господом с оружием и при знамени.
Засыпали могилу землей. Дали трехкратный залп. Покойтесь с честью!
Я хорошо помню, как после последнего боя с отрядом Чингиса, ко мне уже в расположении нашей части пришел один из моих коммандос. Он мой земляк, с его старшим братом я учился в одном классе. В коммандос он завербовался, чтобы оплатить учебу в университете. Он хотел стать историком. Без разрешения он присел на кресло в моей комнате и заговорил. Все это уже было. Людей этой земли уже называли недочеловеками и хотели уничтожить немецкие нацисты. Они проиграли. Теперь мы идем по их дороге, а в конце нас ждет поражение. Раньше услышав эту чушь, я бы просто рассмеялся, теперь мне было не смеха. Я чувствовал наше поражение, и молча слушал рассказ своего солдата. Он окончил говорить. Мне нечего было ответить. Я продолжал молчать. Мой земляк вышел из комнаты. Утром он застрелился.
Беженцы уход которых, умирая прикрывали ополченцы? Они ушли через портал. Что это такое я не знаю.
Эти порталы открывались в различных регионах, через них уходили выжившие ополченцы и беженцы на неизвестную базу. Мы знали, что это факт, но даже теоретически не представляли себе как это возможно. Ученые разводили руками: «Такого не может быть». Но это было. Была даже версия, что в эти события вмешался инопланетный разум.
Последнюю базу ополчения мы обнаружили с помощью орбитальных спутников из космоса. Было решено ее уничтожить и собрать необходимую для полноценного научного анализа информацию. Но хорошо подготовленная и отлично вооруженная экспедиция закончилась провалом, все ее участники были мертвы. Способ их умерщвления, вызвал у нас настоящую панику.
Тогда было принято решение полностью уничтожить этот непонятный феномен, не считаясь не с чем, в том числе с применением оружия распада. Но ракета с мощным ядерным зарядом, взорвалась прямо на старте. У нас тогда просто обезумели от ужаса. Как это возможно? Как? Когда начнутся рваться другие заряды? Что делать? А тут ещё начались природные катаклизмы, на обоих полюсах стал интенсивно таять лед, многим континентальным странам стало грозить затопление, островные государства оказались под угрозой полного уничтожения.
Вы только представьте себе, совершенно не понятные нам люди, имеющие все основания нас ненавидеть, обладают неподдающимися анализу устрашающими способностями. А тут ещё общая паника, страх, надвигающаяся катастрофа. Просто уйти и оставить им землю? Они восстановят свою популяцию. И что тогда? Что будет, если они захотят нам отомстить? Речь шла уже не о получении прибыли, не о полном контроле над этой землей, вопрос стоял о сохранении нашей цивилизации. Вот и решили превратить эту землю в не приспособленную для жизни пустыню, лишить их любой возможности развития, отрезать доступ к источникам воды и пищи.
Мы вывели из этой земли свои части и своих специалистов. Всех местных без исключения с собой не взяли.
Когда наш транспортный самолет делал круг, выходя на заданный маршрут, я смотрел в иллюминатор и навсегда запомнил как выглядел этот город. Город был мертв, черные обвалившиеся развалины зданий, раскрошившийся бетон из которого торчит полусгнившая ржавая арматура, завалены обломками бывших домов улицы и бульвары. Город был похож на никому не нужный брошенный труп который некому похоронить и он постепенно разлагается, отравляя тяжелым запахом тления землю на которой лежит. Город был похож на солдата разбитой и уничтоженной армии, павшего и забытого на поле боя. Не кому оплакать, некому предать тело земле, некому прочитать поминальную молитву. Тогда я еще не знал, что увижу такие города и на своей родине, не знал, но чувство тревоги, чувство поражения и надвигающейся беды не оставляло меня.
Потом мы взорвали на этой земле заряды распада. Эта земля и остатки ее населения были уничтожены.
Мы сполна заплатили за свои действия. На всех континентах начались тайфуны, цунами, землетрясения, страшные наводнения, засуха, мор, изменение климата. Такого чудовищного кризиса, человечество еще не знало. Ученые утверждали, что это последствия ядерных взрывов. Священники говорили о Гневе Божьем. И те и другие были правы. Нам казалось, что планета хочет уничтожить нас, избавится от опасной разъедающей плесени именуемой человеческая раса. Наши дети стали отвечать за грехи своих родителей, как и было предсказано.
Наши дети ...
У меня их было двое, мальчик и девочка. Погибли при землетрясении, жена тоже погибла. Я в это время с отрядом коммандос был на побережье океана, мы спасали тех кто уцелел от цунами. Когда я вернулся домой то не нашел тела родных. Город был полностью разрушен. Я стоял перед руинами большого жилого многоэтажного комплекса, в котором мы жили. От развалин тяжело воняло. Это вместе с другими мертвецами разлагались моя жена и дети. Разбирать многочисленные руины было не кому. Те кто остался жив покинули это место. Я не плакал и не проклинал не известно кого, тогда я даже не вспоминал, что такой же смрад шёл от развалин той земли в уничтожении которой я принимал участие. Я просто тупо смотрел на груды бетона и стекла и понимал, что не в моих силах достать и предать земле умерших. Я ушёл. Сил и желания молиться не было. Да и кому молиться? Моя жена, сын и дочь остались гнить не погребенными, не оплаканными, они остались без поминальной молитвы. В этот день моя душа умерла, а я еще был жив.
Наша цивилизация гибла. Уцелевшие храмы и церкви были переполненными верующими молившим Господа о милосердии. Но милосердия не было или мы его не понимали.
Отчаявшиеся люди стали искать других богов. Шелуха цивилизации быстро отслоилась и опала, обнажив наше животное естество. У нас стали возрождаться языческие культы. Особой популярностью пользовались боги из пантеона северных народов. Их новоявленные жрецы утверждали, что Древние Боги требуют жертвоприношений. Человеческих жертвоприношений. Мы пошли на это.
В жертву принесли тех, кто ещё до катастрофы искал спасения в наших странах. Жрецы сказали: "Кровь этих людей предавших свою страну, несет проклятье погибшей земли. Их кровью мы очистим нашу землю" Немногим сомневающимся разъясняли: "Эти выродки или их потомки предадут нас так же легко как и свой народ. Допустить этого нельзя. Любой ценой надо спасти самим. Если Богам нужна жертва, то будет так!"
Выродков выявляли, а затем резали на жертвенных площадках. Некоторых жгли на кострах.
Я помню одну молодую женщину. Ее обнаженную, за длинные густые волосы, жрецы тащили на жертвенный камень. Она кричала, а толпа одичавших людей стаей голодных волков выла и жаждала крови. Она кричала на родном языке, ее не понимали. А я понимал. Она кричала на языке мертвой земли и звала на помощь. Но все те кто мог откликнуться на ее зов и прийти на ее защиту уже погибли в отрядах ополчения, убитые теми, кто отправил ее к нам в надежде на сытую, богатую и безопасную жизнь.
Сверкнул нож, пролилась кровь. "Мне отмщение и Аз воздам" – вспомнилось мне.
Маленьких детей не трогали. Их отправляли в жреческие приюты. Что там с ними было, я не знаю. Ходили жуткие слухи. Но я повторяю, я не знаю и не хочу знать.
Катастрофа продолжалась. Финансовая система давно рухнула, ее заменил натуральный обмен. Наши бывшие властители сбежали в заранее подготовленные убежища. Власти не было, страны распадались по городкам и селениям. Неприкосновенные запасы быстро иссякли, их большую часть просто разграбили. Продуктов, медикаментов, одежды, топлива не хватало. Начался голод и мародерство, с каждым днем они усиливалось.
Древние боги не помогли. Полагаю, они брезговали нами и теми жертвами, что мы им предлагали. Непреходящий ужас поселился в наших душах.
Я сумел сохранить свой отряд коммандос. Я и мои солдаты хорошо понимали, что быть вместе это единственный шанс на спасение. Мы гарнизоном встали в небольшом уцелевшем городе и защищали людей от мародеров. Не всех, только тех кто был рядом и кого мы могли защитить. Даже с мертвой душой я не стал мародером, не стал грабить и убивать беззащитных людей, людей одного со мной языка и крови.
В эти дни отчаяния и безверия я каждую ночь вспоминал убитую нами землю и ее народ. Я слышал их предсмертные проклятья. Эти проклятия уничтожают нас, так же как мы уничтожили их.
По совету техника нашего отряда я прочитал исследование врача онколога одного из тех немногих, кто с самого начала протестовал против нашей оккупации чужой земли. В книге была и его фотография.
В этой работе незадолго до начала катастрофы он доказывал, что наши правители ничуть не лучше руководства выродков, а мы граждане Лиги Цивилизованных Государств ничуть не лучше тех, кого называли универсальными биологическими организмами. Просто наши правители умнее, практичнее и дальновиднее руководства выродков, но их биологическая и социальная суть идентичны. Мы больны той же болезнью, нашу социальную плоть разъедают те же метастазы, просто у нас эта болезнь развивается намного медленнее и еще подлежит излечению. Исследование было снабжено неопровержимой научно обоснованной доказательной базой. В нём был предсказан и доказан конечный результат нашей деятельности, это гибель нашей цивилизации.
Врача поместили в клинику для умалишенных. Мы душевнобольные изолировали нравственно здоровых. Мы сами уничтожили свой иммунитет, а болезнь стала быстро прогрессировать. Излечить ее было уже невозможно. Ее невозможно было излечить, потому что наши власть имущие и все мы, были этой болезнью. Мы были обречены.
В тот день, мы защитили от нападения банды мародеров отдельно стоявшую ферму на границе нашего городка. В доме на ферме было двое мужчин, две женщины и трое детей.
Тяжелораненого хозяина фермы прямо на кухонном столе оперировал его гость. Ему помогала жена фермера и вторая их гостья, красивая рыжеволосая женщина. Дети постарше пытались успокоить испуганно плачущую крохотную девочку.
Нам очень был нужен опытный врач и когда он успешно окончил операцию, я сразу предложил ему вступить мой отряд. Он снял хирургическую маску с лица. Я его узнал, это был врач – онколог, тот, что предсказал нашу гибель.
Потом его называли: Спаситель или Мессия судного дня. Это не так. Но для веры отчаявшимся людям нужна легенда, а он был легендой. Провидец. Принявший муку за слово истины. По велению Господа он нес Его слово. Слово спасения, утешения, милосердия и веры. И люди поверили ему. Я не слышал, чтобы он подтверждал или поддерживал эту легенду. Он всегда говорил, что он просто человек.
Я его хорошо знал, ведь это я стал одним из апостолов Мессии судного дня. Его первым апостолом.
Что он говорил и что сделал? Это вы прочтете у других апостолов. А я просто был рядом. Я воин. Я стал щитом и мечом Мессии судного дня.
Рыжеволосая женщина и ее маленькая дочка, стали моей семьей. Защищая их, я убил жрецов старых богов. До катастрофы она была женой эмигранта которого звали Ван Гог, ее дочка была рождена от него. Жрецы хотели принести ее в жертву как жену выродка. Они пришли распять женщину на жертвенном камне и ножом вырезать из нее сердце. Я встал на их пути, мои коммандос стали рядом. Жрецы шли и грозили мне и моим солдата карой богов. Я как и многие уже не верил старым богам, а новая вера еще не пришла. Все уже устали от жертв, а когда в ответ на угрозы и нападение я стал стрелять в жрецов, то никто не встал на их защиту.
Ночью эта женщина со словами благодарности пришла ко мне. Она искала защиту себе и ребенку. Я стал этой защитой. Когда утром девочка назвала меня папой, женщина испуганно на меня посмотрела. Я погладил ребенка по голове и сказал: «Здравствуй дочка», а ее мать робко с надеждой в глазах мне улыбнулась. Она дала мне всё, что нужно мужчине: ласку, тепло и заботу. Ее первый муж, как она рассказала, вернулся в свою страну и вступил в ополчение. Подробностей она не знала. Я знал. Видел фотографию снятую в его юности. Она ее сохранила для дочери. Он был из того города, который мы убили. Я его опознал. Он был из тех мертвых ополченцев, которых мы похоронили в братской могиле. Оказывается, я их всех запомнил. Когда моя дочь выросла, я рассказал ей, о ее первом отце. Он был достойным человеком. Он ушёл когда его позвала родная земля и погиб за нее.
Я апостол Мессии судного дня, я не лгу. Мне снился сон – видение, где этот мертвый боец сказал: «Спасибо, что спас мою дочь и ее мать, – потом он как прислушался и добавил, – Ребята просят передать: Благодарим за достойное погребение. Наш отряд во главе с командиром предстал перед Господом с оружием и при знамени. Но гибель нашей земли мы тебе простить не можем. Но есть Тот, кто может тебя простить».
После этого я почувствовал, что моя душа вновь ожила. Я апостол Мессии судного дня, я верю, я хочу верить, что это Господь простил меня. Вера вновь пришла ко мне, а Господь послал нам Спасителя.
Все остальное вы знаете из описаний деяний Спасителя. Сначала к нему шли как к врачу. Потом как врача его приглашали в другие города. Исцеляя тела, он исцелял души. Он шел по нашей земле и люди выходили к нему на встречу. Отчаявшиеся, обозленные, никому не верящие и страстно хотевшие верить. И все кто хотел обрести веру, ее обретали.
Мессия последнего дня. Раньше люди думали, что Он придет в конце света и будет судить нас. Праведные будут спасены. Грешникам уготован ад. Всё так и было. Это действительно был последний день той цивилизации, в котором мы раньше жили, ее лжи, ее стяжательства, ее безразличия к страданиям других людей. Это действительно был страшный суд, ибо нет суда страшнее и справедливее, чем суд своей совести. Кто раскаялся в своих делах, не на словах, на деле, всей душой, тот обрел веру. Кто обрел веру, тот спасся, кто ее отринул, тот погиб.
И возродив веру, мы возродили страну. Мессия и его апостолы, так нас называли. Но это были ученые, инженеры, врачи, учителя. Это была нравственная элита нашей нации. Мы стали ее вновь обретенным иммунитетом. Проповеди? Не совсем так, мы учили как выжить, как воссоздать разрушенное, лечили людей, учили детей и всех кто хотел учиться.
Мы тяжким трудом смогли восстановить только часть того что было до катастрофы. И когда это произошло, Врач – Спаситель и мой друг ушел. Биологически умер, духовно остался с нами. Я был у его изголовья когда он уходил. Он был спокоен. Так спокоен бывает человек, которые сумел сделать самое главное дело в своей жизни, так бывает спокоен человек, который верит, что его жизнь не была напрасной.
Вот и моя жизнь подошла к концу. Эти записки последнее, что я должен был сделать. И я сделал это. Я не лгал. Я не оправдываюсь. Судите меня. Я не прошу о снисхождении. Я не прошу о помиловании. Я прошу не повторять того, что мы сделали в своей корысти и безразличии к жизни других народов. Я прошу сохранить нашу веру и то немногое, что мы сумели восстановить.
Примечание историков:
Подлинное имя: Крис Норман. После ухода (биологической смерти) Врача – Спасителя, он был выбран координатором союза свободных общин. По его завещанию, тело Криса Нормана кремировали, а прах развеяли над погибшей землей в оккупации которой он принимал участие .
К изданию сборника:
Мы, группа историков ученых первоначально хотели использовать этот материал в качестве иллюстрации-дополнения к истории катастрофы. А потом решили обработать и издать эти воспоминания отдельной книгой. Вы услышите живые голоса участников этих событий. С нашей точки зрения, они это заслужили.
Со всеми подробностями которые в полном объеме не были известны людям той эпохи, вы сможете ознакомиться, прочитав наш совместный труд: "История катастрофы".
Вы знаете, что объединенными усилиями мы люди с планеты Земля смогли спасти человеческий род от гибели. Одной из нравственных основ нашего спасения и возрожденной цивилизации являются принципы сформированные ученым Михаилом Кержиным о судьбе которого вам известно от него самого и от его единомышленников. В одно время с ним эти принципы разработал врач, которого его современники именовали: Спаситель.
Осознать себя неповторимой живой индивидуальностью и в то же время понимать, что ты часть единого целого, это как подойти к пониманию основ разума, увидеть бесконечную лестницу, ведущую к его вершине.
Первая ступень этой лестницы: это прекратить уничтожать себе подобных; накормить всех голодных; дать кров над головой всем кто в этом нуждается. Признать, что свобода это знания и они так же необходимы как еда, одежда и жилище.
Вторая ступень: это не уничтожая насильно все различия в разумном сообществе, признать, что оно едино.
Третья ступень: это признание, что мы только часть разума планеты.
Четвертая ступень это равноправный контакт с разумными существами, достигшими первых трех ступеней.
Эпилог
В моём классе заболела девочка. Ей поставили диагноз онкология. У нас многие умирают от этой болезни.
В нашем регионе добывают энергоносители. О безопасности добычи никто не заботиться. Главное прибыль. Ради нее мы болеем и умираем. Эта прибыль принадлежит не нам.
Мама девочки воспитывает ее одна. Отец ребенка умер, он работал на добыче углеводородов и при очередной аварии задохнулся от выброса ядовитых веществ.
Мама девочки работает на двух работах. Раньше она была учителем литературы, но ее выгнали из школы из-за конфликта с директором. Теперь она уборщица. Моет офисы. После двенадцатичасового рабочего дня сил у нее почти не остается.
Я стал навещать больного ребенка в те дни, когда ее мать просто падала от усталости. Приносил скромные передачи, читал ей сказки. Надежда, так звали девочку, не всегда была мне рада. Иногда капризничала, часто плакала. Но я все равно приходил. Я видел, что нужен. Я понимал, что ей нужна поддержка. Я чувствовал как она рада, что ее судьба и жизнь, небезразличны этому миру. А еще я чувствовал себя настоящим учителем, я рассказывал ей об истории, в основном о забавных случаях и радовался, когда она смеялась. А иногда мне казалось, что общение со смертельно больной Надеждой мне нужно так же как и ей, а может и нужнее.
Потом операция. Ночью у постели девочки дежурила ее мать, днем пришел я. О состоянии ребенка врачи говорили уклончиво. И было не ясно, выживет Надежда или умрет. Так продолжалось с неделю. Потом наступил кризис. Надежда стала все чаще терять сознание. После тяжелого бесконечно длинного дня, меня у постели ребенка, сменила ее мама. Она взяла дочь за слабенькую ручку и пыталась отдать ей силу своей жизни, а у нее самой этой силы было немного.
Из палаты, где без сознания лежала пораженная метастазами Надежда, я вышел в коридор, потом по лестнице медленно спустился в вестибюль и сразу увидел их.
Они стояли у тускло окрашенной стены небольшой сплоченной группой и посетители, не замечая, обходили их.
Чингис подошел первым.
– Здравствуй, – сказал он и протянул ладонь.
Я пожал ему руку. Пальцы у него сильные и теплые.
– Какой вы же худой и бледный, – сочувственно заметила вставшая рядом с Чингисом Вера, – а я вас совсем другим представляла.
– Так это вы написали "Перед рассветом"? – решительно спросила Надя Гогрина
– А вы разве читали мою книгу? – слегка удивился я, – Но как? Она так и осталась ненужной и не замеченной. Самое страшное, не то что книги горят, страшно, что их уже не читают.
– Страшно не только это ..., – начал говорить Чингис, и не закончив как оборвав фразу, стал смотреть на посетителей.
Эти усталые, расстроенные люди не видя их, проходили мимо и шли дальше с сумками нагруженными домашней едой, поверх обычной одежды накинуты застиранные белые халаты с проставленными на них квадратными штампами казенных отметок онкологического диспансера. Они шли в многоместные душные палаты поддержать своих близких, передать им тепло человеческого участия и сострадания. Они шли к тем кого уже пожирали метастазы болезни, кому уже поставили страшный диагноз: злокачественная опухоль. Заболевания, которым так тяжко больна наша страна. Они шли к ним, чтобы сказать, что еще есть надежда и надо бороться за свою жизнь. Они будут говорить это присев к ним на узкие больничные койки, чуть сдвинув с тощих матрасов несвежие простыни. Кто-то будет искренен, а кто-то уже не веря в спасение станет прятать и отводить взгляд.
– Скажи им, – заговорил Чингис, – скоро будет катастрофа и еще можно ее избежать.
– Я это говорю, только меня никто не слышит. И не хочет слышать.
Мы замолчали и это молчание было как тесный удушливый смертный саван в который торопятся одеть человека, даже не замечая что он еще жив.
– Значит надежды уже нет, – холодно и бесстрастно отметила Вера, – удар примут другие, не они, а страна будет разрушена.
– Не знаю, Надежда еще жива, она борется, с ней ее мама ...
– Ты чего это всё бормочешь? – сварливо сказала и подозрительно посмотрела на меня пожилая неряшливая санитарка и раздраженно:
– Посторонись! Не видишь что ли я тута полы мою ... встал тут ... бормочет ... псих ...
Я посторонился, а она начала елозить по полу старой тряпкой надетой на деревянную швабру, и не часто макая линялую ткань в ведро с мыльной и грязной водой.
– Тогда скажи им, что останутся жить только потомки тех, кто пойдет в бой за Родину. Они сумеют восстановить страну и откроют новую эру в развитии человеческой цивилизации. А все кто не найдет в себе силы бороться с метастазами страха, апатии и равнодушия, умрут проклинаемые их детьми, – потребовал Чингис.
– Мне никто не поверит, – устало отказался я.
– А ведь ты тоже болен, – пристально рассматривая меня, сказала Вера, – я вижу, что в тебе тоже есть бациллы апатии, безразличия, опустошенности.
– Я сильно устал, – нехотя признался я.
– А если мы поможем вам? – серьезно предложил Иван Гогрин, – Если мы, ну хоть отсюда, с этих страниц, крикнем о грядущем ... Может, может хоть это поможет вам собраться?
– Вас никто не увидит и не услышит, – тихо и устало прервал я его, он замолчал, я продолжил, – в лучшем случае о вас скажут: это неумная фантастика; пустой и пошлый розыгрыш; в худшем: это клевета.
А я и на самом деле устал, весь был выжат, уже не осталось сил, хотелось прийти домой, забраться под одеяло и не о чём не думать.
– Смотри! – окликнул меня Чингис, – Наши пришли!
И я увидел их. На Ивана Гогрина одетого в вытертый камуфляж и которого под руку держит Надя Гогрина, ревнуя смотрит красивая рыжеволосая женщина и кажется, что она немного картавя спросит: «А я? Со мной то как будет?». Ее за локоток галантно поддерживает полковник коммандос ставший апостолом Мессии судного дня, на его плечи накинута грязная рваная прожженная шинель. Поодаль, смущенно не смея подойти к основной группе, прислонился к давно не мытой стенке одетый в сероватую форму Николай Сушев. Рядом с Чингисом и Верой встали ополченцы. Они были с оружием и при знамени. Были и другие, пришли все, о ком я рассказал в этой книге.
Они стояли невидимыми тенями и молча смотрели на меня. Они смотрят, а я их узнаю. Они живут рядом со мной в этом подлом времени. Они еще не знают о своей грядущей судьбе. Но я хорошо знаю каждого из них, пусть и под другими именами.
– У нас еще есть время всё изменить, – негромко и неслышно для других заговорил Михаил Кержин.
– Время есть, только осталось его немного, – ответил я и чуть улыбнулся своим современникам.
– А знаете, – смущенно заговорил Николай Сушев, – Вас за такую книжку могут посадить. А потом в СИЗО или в зоне убьют. Я же там работаю, знаю, как это делают. Подкинут наркотики или оружие, арестуют, под пытками вы во всем признаетесь. Ваше имя и вашу работу платные провокаторы закидают грязью. И поверьте, никто за вас не вступится. Вы умрете оболганным и забытым. Разве вам не страшно?
– Врать не буду, боюсь. Только есть вещи намного более страшные, чем страх боли и смерти, – тихо ответил я, – и чтобы не случилось, я хочу остаться человеком, а не добровольно превратиться в выродка и универсальный биологический организм.
– А как вас звали в детстве? – неожиданно спросила Надежда Гогрина.
– Я был шустрым и непоседливым ребенком и мама звала меня Чиж, – усмехнулся я.
– Нам пора, Чиж, – сухо объявил Чингис, – Скоро увидимся.
И они все ушли. Я прощаясь помахал им рукой.
– Ишь сумасшедший, еще и руками размахался, – пробурчала недовольная санитарка, – шёл ты бы лучше отседова.
Я вышел на улицу. Поливал землю мелкий холодный дождь и срывал порывистый ветер с голых веток мокрых деревьев последние жухлые листья. Было темно. Рассвет будет не скоро. Я поднял воротник куртки и пошел домой.
И только на мгновенье мне показалось, там далеко впереди, в конце разбитой, полной ям дороги по которой я иду, уже засияли тоненькие солнечные лучи грядущего рассвета.
