Текст книги "Судить буду я"

Автор книги: Рауль Мир-Хайдаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– У вас в распоряжении пять-семь минут, у меня гости, и я только сегодня вернулся из зарубежной поездки. Пожалуйста, будьте кратки, я слушаю вас.

Сенатор, прождав больше часа, не предугадал, что аудиенция будет столь краткой и сухой, ему даже не предложили сесть, они, стоя друг против друга, так и продолжали говорить. Неожиданный прием несколько охладил Сенатора, поколебав его надежды, он уже отчасти жалел, что сделал ставку на Талиба, но отступать было поздно, да и чем он объяснит свой визит? А вдруг Газанфар рассказал обо всем? И он несколько сбивчиво, но подробно изложил все и о Шубарине, и о Стрельцове.

Талиб, поглаживая свои холеные усики, слушал внимательно и, как только гость замолчал, спросил прежде всего:

– Насколько я знаю, это Японец дал вам с Миршабом высоко подняться, занять заметное положение в республике, а сейчас вы пускаете его под нож, как я понимаю. Почему так случилось?

– Это совсем другая история, к тому же она долгая, не на один час, но вы правильно поняли нашу цель, – ответил лаконично уже освоившийся Сенатор.

– А вы представляете четко, к кому вы пришли за помощью, какие у нас законы и что случится с вами, если вы оговорили человека, моего компаньона? – чуточку сблефовал Талиб.

– Я думаю, что наши законы уже сравнялись с вашими, но за выполнением ваших законов есть контроль и есть суд, куда можно обратиться, где решают все без проволочек и без учета, кто есть кто.

– Вы правы, и вы находитесь в том доме, где вершатся такие суды. Ваша информация заслуживает внимания, тем более если вы добровольно ставите в противовес ей свою жизнь. Но если вы ошибаетесь, я отдам вас Японцу, пусть он разбирается со своими друзьями, как хочет. А чтобы у него не возникло сомнений в искренности своих компаньонов, я записал наш разговор. – И он достал из-за пояса, под курткой, диктофон. – И напоследок еще раз повторите фамилию и приметы парня из КГБ, я сейчас же, напрямую, позвоню в Милан, как раз в этом городе у нас есть большие интересы. – И он откровенно, как при интервью, придвинул диктофон к лицу Сенатора.

Утром из местных газет коллеги Талиба в Милане легко узнали, какой банк столь пышно отмечает свой трехсотлетний юбилей и в какой гостинице намечены основные торжества. Быстро нашли и постояльца по фамилии Стрельцов, поселившегося накануне вечером в отеле «Парадиз», в пяти минутах ходьбы от места проживания четы Шубариных. Когда Артур Александрович увидел в холле гостиницы за стойкой бара Стрельцова, то его и Сергея Юрьевича, не мудрствуя лукаво, уже снимали потайными видеокамерами. Причем одна команда снимала только Шубарина, другая – только Стрельцова, не ведая друг о друге. Человек, давший задание, знал толк в слежке и любил перекрестное наблюдение; наложение материала из двух источников один на другой порой давало значительный эффект.

Погода в Италии в то лето стояла замечательная, условиям проживания позавидовал бы и самый придирчивый сноб. Отель оказался примечательным не только тем, что он был пятизвездочным, но и тем, что здесь часто останавливались коронованные особы. Говорят, в дни крупных футбольных матчей, особенно с участием немецких команд, часто живал тут небезызвестный Генри Киссинджер, бывший госсекретарь США, баварец по происхождению.

Культурная программа торжеств оказалась составленной с большим вкусом, говорят, по просьбе банка были отсрочены на неделю летние каникулы знаменитого оперного театра «Ла Скала», и гости смогли попасть на самую знаменитую его постановку – «Тоска» Пуччини, с выдающимися певцами Лючано Паворотти и Монсеррат Кабалье. Повезло и футбольным болельщикам, в эти дни легендарный миланский «Интернационале», в рамках кубка европейских чемпионов, принимал мюнхенскую «Баварию», особо любимую команду Киссинджера, и они действительно видели в холле гостиницы бывшего госсекретаря, за которым приезжал сам Франц Бекхенбауэр, работающий ныне в Италии.

А знаменитые итальянские музеи, картинные галереи, в которые организаторы торжеств заблаговременно, на определенные часы, заказали экскурсии! А каждодневные поздние ужины в ресторане своего отеля, из-за особых развлекательных программ не походившие один на другой и превращавшиеся в праздник, карнавал, затягивающийся до полуночи! Жена Шубарина, редко сопровождавшая мужа в заграничных поездках, была в восторге от путешествия, и каждое утро вместе с газетами получала увесистый пакет, а то и два, первоклассных фотографий за прошедший день, на которых они вместе были запечатлены, хотя вроде и не замечали, что их снимают.

Анвар Абидович проживал на том же этаже, что и Шубарины, и их апартаменты находились рядом, через просторный коридор, дверь в дверь, так что они постоянно были вместе. В этот раз он держался куда увереннее, чем в Мюнхене, и со свободой освоился тоже быстрее, он как-то вскользь заметил, что до Италии больше недели находился в Москве, и Артур Александрович вспомнил разговор с генералом Саматовым, когда тот сказал, что телефонный звонок был из столицы. Как-то после ресторана они допоздна засиделись вдвоем у Шубарина, и бывший секретарь обкома, издалека, намеком, выразил надежду, что удачно проведенная операция, возможно, что-то изменит в его судьбе, он ведь хорошо знал, что почти все осужденные в перестройку в Узбекистане уже вернулись домой. Тогда Артур Александрович не выдержал и сказал, что он одним из условий своего участия в долговременной операции поставил обязательное его освобождение. Как обрадовался, как был растроган Анвар Абидович, он признался, что очень хотел попросить его об этом, да никак не решался.

В первые дни Анвар Абидович о делах не заговаривал, и Шубарин тоже выжидал, впрочем, спешить было некуда. Судя по апартаментам, снятым для бывшего секретаря обкома, и по тому, как он сорил долларами, нигде не давая возможности рассчитываться Шубарину, приговаривая при этом – а мне они зачем, останутся – возвращать придется, люди, стоявшие за партийными деньгами, себе в тратах не отказывали. На четвертый день Артур Александрович не выдержал, спросил, когда же произойдет встреча с деловыми людьми. Анвар Абидович развел руками:

– Мне сказали: живи, радуйся, общайся со своими друзьями, когда надо будет, мы позвоним. – Потом, после паузы, добавил:

– Те, кого я знаю, кто привез меня сюда, не проживают в нашем отеле, я их не встречал. Может, главные люди еще не прилетели?

Возможно, Артур Александрович спросил об этом потому, что в тот вечер, когда перед ужином, дожидаясь лифта, он стоял и прикуривал сигарету, какой-то молодой человек, вдруг неожиданно объявившийся, попросил его на английском прикурить. Когда Шубарин машинально поднес ему огонь зажигалки, тот быстро выдохнул по-русски:

– Вас почему-то постоянно снимают, будьте осторожны… – И он тут же признал Стрельцова.

Артур Александрович подумал, что встреча задерживается от того, что его изучают на месте, потому и надзор. Но он не мог предположить, что снимают совсем другие люди и совсем по другому поводу и что этот момент, соединивший их на доли секунды вместе, зафиксировали обе команды. Это будет тот самый миг, на который и рассчитывал человек, получивший задание присмотреть и за Стрельцовым, и за Шубариным.

Дни в Италии убывали, программа сокращалась как шагреневая кожа, уже и билеты на обратную дорогу заказали. Шубарин стал нервничать – неужели что-то сорвалось или в чем-то усомнились и наводят дополнительные справки? Но однажды утром Анвар Абидович до завтрака влетел к Шубарину довольный, с улыбкой, в радостно сказал:

– Сегодня вечером вы званы на виллу президента банка, где дается прием для узкого круга людей, поздравляю! – А когда они остались наедине с Артуром Александровичем, добавил:

– Там-то и произойдет встреча, из-за которой и вы, и я оказались тут. – И заключил устало: – Наконец-то, а я уж стал переживать, подумал, что они изменили свои планы.

– Вы будете присутствовать на приеме? – спросил Шубарин, считая свои варианты.

– Нет, конечно. Я всего лишь посредник, а точнее заложник, главная фигура – вы.

Вилла находилась далеко за городом, и за ними прислали машину с открытым верхом. Шубарин, уже второй день не видевший поблизости Стрельцова, подумал в долгой дороге, что главные люди могут и не попасть сегодня в его поле зрения. На прием не пригласили даже Анвара Абидовича, не исключено, что там не будет и тех, кто вышел на хлопкового Наполеона в лагере. В игру вступил, по всей видимости, второй круг людей, в том числе и он, тайна партийных денег охранялась надежно.

Вилла располагалась в большой оливковой роще, и когда Шубарины прибыли туда почти в сумерках, у высокой железной ограды на стоянке уже оказались припаркованы шесть-семь машин, но гостей, суда по всему, еще ждали. На аллеях давно зажгли огни, и гости неторопливо прогуливались по парку. Президент банка, сеньор Сальварани, напомнивший Шубарину фамилией знаменитого итальянского велогонщика, встречал подъезжающих сам и тут же знакомил с теми, кто оказывался поблизости.

Через полчаса всех попросили пройти на сиявшую праздничными огнями виллу, сразу за накрытые столы. Шубариных посадили рядом с банкиром из Германии и его супругой, и Артур Александрович обменялся с ними несколькими фразами на немецком, всего за столом оказалось двенадцать пар и трое мужчин без дам. Все время ужина шел живой, интересный разговор, Шубарин, вглядываясь в лица окружающих его людей, думал, кто же из них уполномочен говорить со мной, ведь среди гостей он один был русским. Тут, конечно, обольщаться не следовало, ведь, как говорил Анвар Абидович, за партийными деньгами из бывшего СССР стоят, к сожалению, в основном подданные других стран. Больше всех, по предположению Шубарина, на назначивших ему встречу подходили трое мужчин без дам. Они и сидели рядом, и по тому, как общались, видимо, знали друг друга давно, хотя большинство гостей виделось впервые, об этом и сеньор Сальварани в своей приветственной речи заметил.

Шумный прием катился к концу, и Шубарин уже смирился с тем, что встреча не состоится и на этот раз, как в перерыве между застольем служащий банка, встречавший их в аэропорту, отведя Артура Александровича в сторону, сказал:

– С вами хотят переговорить наедине, пожалуйста, поднимитесь на второй этаж, в каминный зал.

«Наконец-то!» – обрадовался Шубарин и, оставив жену на попечение немецкой паре, с которыми сблизился за вечер, поспешил наверх.

На втором этаже он ткнулся в одну дверь, потом в другую, и лишь третья оказалась нужной. В каминном зале с высокими потолками горели только приглушенные огни напольных светильников, и он не сразу увидел в глубине комнаты небольшой стол, за которым в высоких кожаных креслах сидели трое мужчин, о чем-то оживленно беседуя. Толстый ворс ковра скрадывал его шаги, и они могли не слышать, как он вошел, двери тут тоже отворялись без привычного скрипа и грохота. Как только он подошел к столу, все трое дружно поднялись и поприветствовали по-русски:

– Добрый вечер, Артур Александрович, мы рады вас видеть. – И он с каждым обменялся рукопожатием.

Заняв предложенное место, Шубарин внимательнее оглядел сидевших за столом и еще раз убедился, что никого из них на приеме не было и он до сих пор их никогда не видел. Собравшиеся в каминном зале расспросили Артура Александровича о том, доволен ли он поездкой, завел ли нужные связи, полезной ли оказалась встреча в деловом плане. На все эти вопросы Шубарин ответил положительно и поблагодарил за предоставленную возможность напрямую познакомиться с известными банкирскими домами Европы.

– Это в наших интересах, – коротко ответил за всех седеющий брюнет лет сорока пяти в светлом двубортном костюме, в лацкане которого кокетливо алела роза из сада сеньора Сальварани, ему наверняка принадлежала главенствующая роль в компании, как успел заметить Шубарин.

Потом на Шубарина посыпался шквал вопросов по его банку, причем чувствовалось, что все трое прекрасно ориентировались в финансовых делах, были профессионалами. Артур Александрович ожидал такого разговора и почти все вопросы предугадал, готовясь к встрече. Задали и несколько неожиданных, но он и на них ответил четко. Потом вдруг прозвучало несколько вопросов личного характера, например, не желает ли он перебраться на Запад, зная языки и имея немало довольно богатых друзей, живущих ныне в Европе и Америке, обязанных ему в прошлом, и напомнили про Гвидо Лежаву. На что Шубарин заметил, что даже в застойные годы бывал на Западе с семьей, но остаться – мысли такой никогда не приходило и что позже, находясь на стажировке в Германии, ему предлагали место в одном крупном банке, экспертом по России, и сулили такие условия, от которых даже у банкира могла закружиться голова, но он отказался. Напоследок спросили: как к нему относятся сегодня в высших эшелонах власти? На что Шубарин ответил, что его проект экономических и финансовых реформ на переходный период для республики еще два года назад рассматривали на очередной сессии Верховного Совета, что он без особых хлопот получил лицензию на открытие банка, и помещение выделили ему, представляющее архитектурную ценность, – бывшее здание «Русско-Азиатского банка».

Подытоживая беседу, человек с розой в петлице сказал:

– Мы не ошиблись в вас, и ваш банк представляет для нас интерес, мы будем сотрудничать… Но когда мы впервые вышли на вашего бывшего патрона, находящегося ныне в заключении, в стране была другая ситуация, наш разговор происходил до объявления Узбекистаном суверенитета. Нестабильность политической обстановки на всей территории бывшего СССР заставила нас искать новые пути, изменять готовые планы. Те суммы, которые мы готовы были уже в следующем месяце перегнать к вам из Италии и Германии, неожиданно нашли новый адрес с абсолютной гарантией. Все решилось буквально на днях, на этой неделе, оттого и на встречу мы опоздали, только сегодня прибыли в Милан. У нас от вас, Артур Александрович, секретов нет: адреса новые – это Куба и Северная Корея, и мы, для начала, переводим деньги туда. Существует правило: не складывать все яйца в одну корзину, мы ему и будем следовать. Работайте, набирайте мощь и авторитет, и ваш час настанет, мы объявимся снова, не предупреждая, верим – вы наш человек. А за то, что пошли навстречу нам, партии, спасибо. – И они дружно поднялись, давая понять, что аудиенция закончилась.

Возвращались Шубарины домой опять же через Германию, на этом настоял их новый знакомый, немецкий банкир из Дюссельдорфа, вот только из-за этой встречи поездку в Милан можно было считать удачной. Как банкир он много выиграл от знакомства с коллегами, теперь он напрямую мог обращаться к десяти президентам крупных банков в Европе, чьи визитки он увозил с собой. Шубарин уже договорился с немецким коллегой, что сразу по возвращении пришлет на стажировку в Дюссельдорф пятерых служащих из своего банка. И все коллеги, без исключения, проявили интерес к его банку, к Узбекистану, к сотрудничеству с ним, как же тут считать поездку неудавшейся. Но главными для Артура Александровича на сегодня были только деньги партии, он заразился этой идеей насквозь, ему так хотелось быстрого результата, ведь он дома втянул в авантюру прокурора Камалова и генерала Саматова. Где-то в глубине души он лелеял еще одну надежду – вырвать из лагеря Анвара Абидовича. В Ташкенте он опекал его сыновей и обещал им перед отъездом в Италию, что скоро отец будет на свободе. Не удалось и это. Результаты встречи в Милане больше всего расстроили Анвара Абидовича, дожидавшегося до глубокой ночи возвращения Шубариных с виллы, ему оставалось только ждать, а ведь он уже рассчитывал, что через месяц-другой покинет свою постылую лагерную каптерку. В оставшиеся дни в Италии Артур Александрович не встречал нигде и Стрельцова, хотя внимательно вглядывался в людей и на прогулках, и в ресторане. Может, у него срок командировки кончился, а может, он выполнил свою программу, ведь его в детали операции не вводили.

В день отъезда он долго плескался в овальной ванне из розового мрамора, больше похожей на мини-бассейн, подводил итоги и отметил, что обе цели, поставленные им дома, слишком велики и значительны, чтобы реализоваться с первого захода, эта мысль несколько успокоила его, теперь он точно знал, что партийные деньги есть и их немало.

Из-за непредвиденной задержки в Дюссельдорфе Шубарин вернулся в Ташкент чуть позже, чем планировал. Самолет прилетел глубокой ночью, но утром он уже был в банке. Он часто звонил из Италии на работу и знал, какие дела ждут дома, многие из них требовали его личного участия. Первым делом он проверил автоответчик своего телефона и убедился, что уже три дня подряд названивает ему незнакомец, с которым они договорились встретиться сразу по возвращении. Значит, клиент из Германии прибыл, довольно потирая руки, улыбнулся Шубарин, уж очень он желал форсировать хоть эту операцию с деньгами преступного мира. Во второй половине дня он хотел созвониться с Камаловым и договориться о встрече, чтобы информировать его о поездке, и новость о том, что люди Талиба прибыли из Германии, оказалась бы кстати.

Незадолго до обеда у него раздался телефонный звонок. Звонил тот самый человек, встречи с которым он так жаждал. Незнакомец приветствовал с возвращением домой, расспросил о поездке, поинтересовался, какие из банкирских домов Европы были на торжествах, чем подтвердил, что банковское дело ему не чуждо и он знает, что творится в финансовом мире не только у нас, но и за кордоном. Затем он плавно перешел к делу и сказал, что звонит четвертый день подряд, что человек из Германии прибыл к назначенному сроку и очень нервничает, ибо завтра он позарез должен быть в Гамбурге.

– Ну мы сегодня и решим все дела, а на Гамбург у нас теперь ежедневный рейс, – успокоил Артур Александрович. На другом конце провода предложили:

– Прекрасно. Сейчас приближается время обеденного перерыва. Не возражаете, если мы встретимся и пообедаем в «Лидо», на вашей территории, говорят, этот ресторан принадлежит вам. Заодно и гостя обрадуем, он в восторге от узбекской кухни и счастлив, что мы вытащили его в Ташкент, а не в Милан, как я предлагал. Если вас устроит время и место, мы через час встречаемся в «Лидо», – заключил вдруг незнакомец, несколько убаюкав внимание Шубарина. От неожиданности Артур Александрович только и нашелся, что спросить:

– А сколько вас будет?

– Трое. Но вы с собой можете захватить кого хотите, мы не ограничиваем вашу свиту, доверяем вам.

– Нет, я буду один, – ответил он и откладывать, переносить встречу не стал: и немец спешил домой, да и к Камалову хотелось прийти с реальным результатом.

Отдав кое-какие распоряжения по банку, подписав бумаги, он позвонил прокурору, чтобы сообщить, что прибыл и что через час встречается с Талибом и его людьми в ресторане «Лидо», но Ферганца на месте не оказалось. На встречу он решил ехать с Коста, но когда попросил вызвать его наверх, того тоже не было на месте, поехал в аэропорт добывать авиабензин, «Мазерати» требовала топлива высокого качества. Предупредив людей на входе, чтобы Коста, как только появится, подъехал к «Лидо», Артур Александрович отправился на «Мазерати» на встречу.

В «Лидо» он не был больше года, в последний раз отмечал тут свой день рождения перед отъездом на стажировку в Германию. Собираясь в ресторан, он решил сообщить Наргиз и Икраму Махмудовичу, что намерен уступить им свой пай в «Лидо», чтобы они стали полновластными хозяевами престижного заведения. На территории ресторана он заметил изменения – появилась платная, хорошо оборудованная автостоянка, наверняка, как и большинство их в Ташкенте, контролируемая мафией. Артур Александрович не стал въезжать во двор, а оставил «Мазерати» на стоянке. Швейцар на входе не был знаком Шубарину, не был знаком ему и новый метрдотель, любезно встретивший его у лестницы. Как стремительно все меняется, подумал Артур Александрович, отмечая и новый интерьер, и новые занавески, а главное – новых людей, сновавших взад и вперед и не признававших его. Когда он поднялся на второй этаж, его уже поджидал Талиб в золотистом дакроновом костюме, при бабочке, в белых штиблетах – ну прямо эстрадная звезда. Он любезно поздоровался с Артуром Александровичем, по восточному ритуалу расспросил о житье-бытье и широким жестом показал в сторону закрытой кабины, где их ждали.

Шубарин, сказав, что подойдет туда минут через пять, направился в кабинет Наргиз, надеясь встретить там и Икрама Махмудовича, с которым некогда начинал в Лас-Вегасе. Но никого из них он не нашел. В приемной исправно работал огромный телевизор «Шарп», его подарок на день рождения Наргиз, новая секретарша тоже на знала его, и он не стал ей представляться, почему-то пришла в голову неожиданная поэтическая строка:

Я никому здесь не знаком,

А те, что помнили, давно забыли.

В кабинете за щедро накрытым столом Артура Александровича дожидались трое мужчин: Талиба он знал в лицо, полноватого, лысеющего блондина лет тридцати пяти он отгадал по голосу, а третий, высокий, накачанный парень, смахивающий на отставного регбиста, выходит, был немцем. Талиб представил обоих: человек, говоривший с ним по телефону, назвался Станиславом, а немец – Юрой, и объяснил, что восемь лет назад эмигрировал из Актюбинска, судя по небольшой наколке между большим и указательным пальцами, в молодости он имел судимость за хулиганство. Разлили шампанское и выпили за знакомство и начало делового сотрудничества. Закусывая, стали обговаривать условия сделки, и опять, как в Милане, на Артура Александровича посыпался шквал вопросов, задаваемых прежде всего лысеющим блондином Станиславом. Время от времени вставлял свой вопрос и немец Юра, он тоже владел ситуацией, но почему-то намеренно уступал инициативу толстяку, молчал лишь Талиб. Шубарин еще тогда, при первой встрече на стадионе в Мюнхене, понял, что тот всего лишь связной и представляет уголовный мир в чистом виде.

В этой кабине, с окном, выходящим во двор, Артур Александрович сиживал не раз, особенно любил ее Сенатор, ее и называли прежде сухробовской, ведал ли об этом Талиб или он избрал ее случайно? – мелькнула почему-то вдруг мысль и тут же прошла. Немец задал главный вопрос – он касался процента за отмывание. После поездки в Милан, где Шубарин окольными путями и из судебных хроник узнал цену таких сделок в Европе, он решил не уступать, потому сказал твердо – треть суммы. Как тут взвились его сотрапезники! Даже долго молчавший Талиб заговорил, видимо, они низким процентом хотели привлечь капиталы преступного мира в Азию, после некоторых препирательств и взаимных уступок сошлись на четверти. Да и четверть от суммы, которую Юра-немец обещал перевести через три дня, была огромной. Толстяк не удержался, достал карманный калькулятор, тут же подсчитал. Цифра в свободно конвертируемой валюте впечатляла, даже не перемноженная на дикий курс обесценивающегося рубля. Артур Александрович увидел, как жадно блеснули и забегали вороватые глазки Талиба, наверное, он подумал, как выгодно иметь банк – раз-два, и миллионы, он получал наглядный урок, как делаются деньги.

Но Талиба в этот момент волновало совсем другое. Юра-немец предложил открыть еще одну бутылку шампанского, чтобы обмыть главный пункт соглашения, и в этот момент в кабину неслышно вошел официант с подносом, на котором стоял обыкновенный сифон для газированной воды, работающий под давлением. Встав за спиной Талиба, он склонил сифон над его стаканом, как вдруг могучая струя нервно-паралитического газа ударила в лицо Артура Александровича, сидевшего за столом прямо напротив, и он, не успев вскрикнуть, тихо сполз со стула на мягкий ворс ковра. Откуда-то появилось большое покрывало, и сотрапезники в мгновение ока закатали в него банкира, обвязав припасенными альпинистскими веревками, уже использованными во время последнего покушения на прокурора Камалова. Аккуратно спустили его в распахнутое окно, прямо на высокую крышу японского джипа «Ниссан патруль», оттуда другие люди тотчас перенесли его в салон, и машина рванула в сторону Луначарского шоссе, на днях переименованного в улицу Тамерлана.

Газанфар Рустамов в последнее время сильно разочаровался в своей работе в прокуратуре республики: надоели вечные неуютные командировки, бунты и побеги из тюрем, каждая поездка в зону становилась рискованной. Исчез весомый приварок за работу «почтальоном», теперь и в зону, и из зоны носили все кому не лень, кто ж сегодня станет отстегивать тыщи, да и тыщи нынче перестали быть деньгами. Раньше, до перестройки, сама зарплата в прокуратуре что-то значила, а теперь, по сравнению с некоторыми заработками, даже на заводах и фабриках, похожа на пособие по безработице, а требования, особенно с приходом Камалова, резко повысились, тот сам работал сутками и от других требовал предельной отдачи. Газанфар решил уйти из прокуратуры, пока Сенатор с Миршабом не довели до беды или не поймал его кто-нибудь с поличным в прокуратуре, а работая там, он не мог отказать «сиамским близнецам», слишком глубоко сидел у них на крючке, хотя понимал, что и они у него тоже в руках, он про них знал такое!.. Но «сдать» их он, наверное, сам, добровольно, никогда не решился бы – у них руки длинные, и до Парсегяна в подвалах КГБ добрались! В эти же дни ему пришла и другая, более страшная мысль – что он, столь многое зная, представляет реальную угрозу Сенатору с Миршабом, и заподозри они его в чем или испугайся такой перспективы, просто-напросто уберут его. Ведь война с прокурором Камаловым не кончилась, зачем же ему давать в руки такого свидетеля? От неожиданного поворота рассуждений ему стало страшно – нужно было бежать из прокуратуры, и как можно скорее. Особенно сейчас, когда узнал еще одну опасную для себя тайну, – что Сенатор с Миршабом хотят расправиться с Шубариным руками Талиба. Нет, работая в прокуратуре, он только наживал врагов с каждым днем. С его юридическим опытом и со связями нужно устроиться в какую-нибудь частную фирму, коих и в Ташкенте расплодилось без числа, тогда и Сенатор сразу отстанет, и заработок будет во много раз больше.

Рабочий день близился к концу, на него напала такая тоска, что вдруг захотелось где-нибудь посидеть, выпить, отметить мудрое решение – расстаться с опасной прокуратурой. Как и большинство южан, Газанфар был человек эмоциональный, нетерпеливый, не особо раздумывая, он набрал номер Татьяны Шиловой и пригласил ее сразу после работы в ресторан.

– В «Лидо»? – радостно спросила Шилова, как раз сегодня утром Камалов предупредил ее, что наступили ответственные дни и желательно находиться поближе к Газанфару.

– Я тоже давно не был в «Лидо». Как там вкусно начиняют перепелок свежей бараньей печенкой – объеденье! – сразу загорелся Рустамов. – Решено, идем ужинать в «Лидо». Я сейчас же закажу столик у Икрама Махмудовича, вечером к ним без записи не прорваться, и насчет перепелок обговорю.

Положив трубку, он посмотрел на часы. В связи с обретением независимости Узбекистан перешел не только на свое время, не сдвигая его по весне и по осени, но и изменил часы работы государственных и правительственных учреждений – они начинали работать так же рано, как заводы и фабрики. Восток вообще рано встает, голос муэдзина призывает правоверных на утренний намаз с первыми лучами солнца. До конца работы оставался целый час, и он начал рыться в письменном столе, шкафу и вдруг минут через пятнадцать поймал себя на мысли, что отбирает бумаги так, словно завтра же освобождает кабинет и навсегда покидает прокуратуру, где проработал столько лет, эта мысль приободрила, и он с усердием стал складывать в угол бумаги, которые следовало сжечь. Он делал это так рьяно, что забыл про время. Оторвал его от дел неожиданный звонок. Звонил Талиб, прежде никогда не звонивший ему на службу.

– Очень хорошо, что застал тебя на работе, – сразу заговорил Талиб. – Тут сложились неожиданные обстоятельства, и Японец оказался у меня в руках, опасения твоих дружков подтвердились. Но в последний момент мы тут решили, зачем нам всю ответственность брать на себя, за Японцем стоят серьезные люди, вместе будет легче отбиваться. Найди и Сенатора, и Миршаба и передай, чтобы они сегодня, когда стемнеет, приехали ко мне, но не в Рабочий городок, а в Келес, я там загородный дом, виллу, построил. Запиши адрес: улица Восточная, 13. Если заплутают, пусть к чайхане завернут, она до глубокой ночи работает, там подскажут, как к дому Талиба подъехать. Время конкретно не оговариваю, но ты должен поднять их хоть с постели, но доставить обязательно.

– Почему доставить?! – чуть не завизжал в испуге Газанфар, нервы у него были на пределе.

– Успокойся, я оговорился, твое дело сказать, они сами примчатся, у них есть интерес, я чую, – и разговор оборвался.

«А если бы меня прослушивали?» – с ужасом подумал Газанфар и достал из сейфа прослушивающее устройство «Сони», чтобы забрать домов, больше он в прокуратуре не работал и никого прослушивать не хотел. И последнее, то, что будет связывать его с «сиамскими близнецами», – приглашение Талиба на встречу в Келесе. Уже пора было спускаться вниз, заводить машину, но он задержался, хотел избавиться от неприятного поручения. Позвонил Сенатору – того не оказалось дома, набрал номер Миршаба – он, оказывается, отбыл на совещание в Министерство юстиции и сегодня уже не будет.

«Что ж, позвоню из «Лидо», – решил Газанфар и, захватив бумажку с адресом в Келесе, быстро сбежал вниз. Татьяна поджидала его возле машины.

Когда через полчаса они оказались в «Лидо», предупрежденный Икрамом Махмудовичем метрдотель провел их в дальний угол зала за двухместный столик, кабины сегодня, в большие, и малые, и банкетные, все были заняты. По какому поводу? – подумал Газанфар, но тут же нашел ответ: пятница, самый загульный день в больших городах.

Плохое настроение, возникшее среда дня, не покидало Газанфара, и он предлагал тост за тостом, Татьяна не сдерживала, чувствовала, что Рустамова мучает какая-то проблема, но затронуть ее трезвым он не решался. Когда принесли долгожданных перепелок, Газанфар вдруг вместо тоста объявил:

– Татьяна, я решил оставить прокуратуру.

– Почему? Зачем? – не показывая особого интереса, спросила Шилова.

– Устал. Запутался. Заврался. Да разве это сейчас работа! Ты ведь не знаешь, что значило раньше служить в прокуратуре республики! – ответил с пафосом Газанфар и, безнадежно махнув рукой, как несмышленышу, выпил залпом очередную рюмку коньяка.

– Ты хорошо подумай, может, все и образуется, – по-женски участливо произнесла Татьяна, – такие дела сгоряча не делаются…