355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рана Дасгупта » Токио не принимает » Текст книги (страница 16)
Токио не принимает
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 17:52

Текст книги "Токио не принимает"


Автор книги: Рана Дасгупта



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– Но ведь мы погибнем!

– Шлюпка переполнена. Матросы все равно не пустят вас в нее. Прикажете мне рисковать их жизнями во имя вашего спасения? Вы знали, чем рискуете.

Наталья всплеснула руками.

– Капитан, не надо так: я ваша младшая сестра с Украины, мы выросли на одной земле, мы с вами одной крови, и вы хотите оставить меня одну в открытом море? Во имя нашего защитника, святого Андрея, пожалуйста, помогите мне.

Минуту он пристально смотрел на нее, потом выругался.

– Послушай, я не могу взять вас с собой. Но на корабле есть еще одна шлюпка. Попробуйте спастись на ней. Она старая и дырявая, но, думаю, поплывет. Вон там. Берите ее. Боюсь, это все, что я могу для вас сделать.

Наталья бросилась в каюту. Вода уже добралась до койки, птица издавала пронзительные тревожные крики, а Риад спал как ни в чем не бывало. Она схватила обоих и потащила за собой, несмотря на то, что Риад упирался и сонно бормотал: «Я не уйду с моего корабля». Кое-как ей все же удалось вытащить их на палубу. Корма судна почти полностью погрузилась в воду, а матросы в шлюпке уже плыли по морю в ночной мгле.

Нам известно, что Наталья знала, как себя вести во время кораблекрушений. Она обрезала канаты, на которых держалась шлюпка, спустила её на воду, и они забрались в нее в тот самый миг, когда корабль пошел ко дну. Судно скрылось под волнами, оставив на поверхности воды лишь огромное количество пузырей. Некоторое время еще слышались взволнованные голоса матросов на шлюпке, однако они становились все тише, и вскоре все замолкло. Теперь Наталья, Риад и птица были наедине с морской стихией, окутанной беспредельной ночной мглой. Риад дрожал, закутавшись в одеяло, Наталья крепко обнимала его. Незаметно они оба уснули.

Наступил рассвет.

Наталью разбудил громкий пронзительный крик птицы. Она стояла на борту лодки, вытянув тело вперед, и издавала звуки, похожие на вой сирены. Женщина посмотрела в том направлении, куда указывала их пернатая спутница.

– Риад! – взволнованно закричала она. – Риад, просыпайся! Я вижу берег. Он совсем рядом! Мы спасены!

Риад проснулся, и они изо всех сил начали грести вместе, считая вслух каждый взмах весла и громко при этом смеясь. Вблизи берега Риад прыгнул в волу, которая доходил, ему до груди, и потащил лодку к суше, спеша, спотыкаясь и брызгаясь. Выбежал на песчаный пляж, набрал горсть песка и бросил его о воздух. Наталья кинулась к нему, они обнялись. Птица бежала за ними вслед и радостно щебетала. Стоял ранний час, никто еще не появился на берегу. Они шли по пляжу к маленькому приморскому городку.

– Мы в Италии, – сказала Наталья.

Они сели на скамейку и стали наблюдать за тем, как просыпается город. Поблизости открылось кафе, три старика в твидовых пиджаках и кепках сели за столик, стоящий на улице. Волны Средиземного моря ритмично бились о берег.

– Давай побудем здесь немного, – предложила Наталья. – Мне нравится это место. А ты так давно не ходил по твердой земле.

Риад осмотрелся. Утро стояло просто чудесное.

– Да. Поживем тут. – Он улыбнулся широкой улыбкой. Наталья так давно не видела выражения радости на его лице.

Птица вылезла из рюкзака. Женщина нежно погладила ее. И вдруг вздрогнула от удивления.

– Смотри, Риад!

У птицы выросли крылья.

В горле першит от сигаретного дыма, вентиляции почти никакой. Одежда противно прилипает к подмышкам, ноги пухнут в обуви, болит спины, затекают суставы. Некоторые слушают рассказы стоя или подтягивают колени к подбородку, чтобы способствовать кровообращению.

– Я хотел бы поехать в Италию, – говорит кто-то.

У них было предостаточно времени для того, чтобы как следует рассмотреть друг друга. Найти что-то необычное в лицах, которые еще несколько часов назад казались самыми заурядными; рассмотреть даже ногти на руке, лежащей на спинке соседнего стула, стертые подошвы туфель, стоящих на чемодане, тетину на подбородке. Один из пассажиров следит за узором на предплечье сидящей рядом с ним женщины – бросает украдкой взгляды на изгиб груди, любуется формой её губ. Ему интересно знать, что стоит за той странной историей, которую она только что рассказала. Действительно ли она придвинулась к нему в течение ночи? Есть ли некая многозначительность в обоюдных взглядах? Не намеренно ли её рука коснулась его, лежащей на ручке стула? Куда направляется эта женщина и что ей делать в Токио?

Не случается ли так в моменты, когда жизнь дает сбой, а в трубопроводе времени обнаруживается утечка, и минутки начинают непрерывно капать, образуя скрытую лужицу, что в голову человека приходят свежие мысли, и ему открывается нечто новое? Возможно, впоследствии пассажиры вспомнят эту ночь и скажут: «Вот именно тогда все и началось».

Ребенок, оставленный эльфами взамен похищенного
Десятая история

Бернар Дюсолье принадлежал к малопонятному виду живых существ, которых называют детьми, оставленными эльфами взамен похищенных.

Как все подмененные, ставшие людьми, он в любых отношениях ничем не отличался от других детей, войдя в мир в образе единственного ребенка доктора Дюсолье и его жены, мадемуазель Этьен. Все у мальчика было на месте. Он кротко подрастал в их старом и каком-то безрадостном доме в Нюэли и, когда родители изредка брали его с собой в парк, бегал, кричал и смеялся, как все остальные дети.

Мадемуазель Дюсолье умерла, когда Бернар был еще очень юн, а её муж, один из ведущих иммунологов Франции, посвятил всю свою оставшуюся жизнь научным исследованиям в клинике Сен-Луи. Как и большинство подмененных детей, Бернар добивался отличных результатов в учебе и всегда шел в первых рядах по всем предметам сначала в школе, а потом и в Политехническом колледже. Пожилой и занятый делами отец проявлял мало интереса к достижениям сына. После его смерти Бернар не мог сказать, думал ли он о нем за всю жизнь более пяти минут кряду.

Парижане традиционно с негодованием относятся к подмененным. Нетрудно понять, почему это происходит. Подмененные являются, по сути, бессмертными существами, лишь принимающими человеческое обличье; ясно, что люди завидуют и не доверяют им. К тому же те подмененные, о которых становится известно широкой общественности – безусловно, они составляют ничтожное меньшинство, – процветают и обладают большими денежными средствами, что заставляет людей думать, будто они пользуются недозволенными привилегиями, и даже наводит некоторых на мысль о заговорах, которые плетутся в самых высших эшелонах власти.

Истина, конечно, гораздо сложнее. Вне публичных дискуссий постоянно остается тот факт, что подмененные, пребывая в человеческом обличье, являются смертными, как и все люди. Возраст и болезни делают их слабыми; порой им становится трудно собраться с силами и покинуть бренную оболочку, чтобы вернуться к бестелесному существованию (вот почему они никогда не остаются в облике людей после пятидесяти лет). А если им случается умереть в человеческом обличье, тогда – полный конец. Добавьте к этому то обстоятельство, что подмененные, если только устанавливается их подлинная сущность, согласно французским законам, не имеют никаких прав и могут подвергнуться нападениям со стороны населения, которое питает к ним ненависть (в настоящее время избиение и даже убийство подмененного не является преступлением). Теперь нам ясно, почему они так обеспокоены своим здоровьем и безопасностью – а также благосостоянием, которое помогает решать эти вопросы.

Разумеется, благодаря успеху, коим они пользуются во французском обществе, контактам с людьми, а также таинственному появлению в, мире и уходу из него, подмененным трудно оставаться полностью незамеченными и нераскрытыми. Никто в Париже еще не забыл фурор, последовавший за разоблачением а газете «Ля нувель обсерватер» Клода Требюши – динамичного консервативного политика, назначенного министром иностранных дел в возрасте всего лишь тридцати одного года. Он оказался из подмененных. Сам Требюши бесследно исчез (читатели, безусловно, помнят душещипательные сюжеты, запечатлевшие его заплаканную безутешную жену, несколько недель не сходившие с телеэкранов страны), однако это не удержало его коллег-политиков от драки между собой во время дебатов по поводу конституционных прав подмененных во Франции. Дебаты, как всем известно, вскоре прекратились: политики, граждане страны и СМИ пришли к выводу, что принципы свободы, братства и равенства не могут распространяться на существ, не принадлежащих не только стране, но и человеческому роду вообще. Людей поощряли к тому, чтобы они подвергали допросам всех, с кем знакомы менее пяти лет. Тогда было выявлено немало подмененных, занимающих высокие посты в промышленности, юриспруденции и политике. Как и ожидалось, все они последовали примеру Требюши и исчезли, не оставив никаких следов и не дав негодующей широкой общественности возможности воздать им по заслугам. Однако раздавались голоса, протестующие против «охоты на ведьм», исходившие из сообщества супругов, любовников и друзей подмененных. Они утверждали, что «немыслимая ненависть» общества основывается на фундаментальной философской ошибке. По их словам, подмененные являлись в большей степени людьми, чем все остальные. Ибо в их случае человечность приобретается дорогой ценой, а не даруется по праву рождения. Для них она не простое биологическое наименование, а нечто, завоеванное огромным волевым усилием.

Бернар начал свою карьеру, занимаясь инвестированием сначала в Национальном французском банке, а потом в банке «Голдман Сакс». Он заработал кучу денег и переехал в тихий район города, где чувствовал себя в безопасности. Знакомый доктор из числа подмененных сделал его человеческому телу прививки от всевозможных болезней. Бернара продолжали преследовать страхи: он боялся, что его могут ранить. Но прелести жизни манили молодого человека, и он преодолевал свои фобии.

Однажды во время поездки на работу в переполненном вагоне метро Бернара очаровал вид женской ручки, державшейся за поручень прямо перед его носом, хотя владелицу он не мог видеть. «Я женюсь на женщине, которой принадлежит такая рука», – подумал он и бросился за незнакомкой, когда та вышла из поезда.

Владелицей руки оказалась прекрасная Клэр Грандами, о чьей галерее «О» в районе Марэ тогда говорил весь Париж. В тот день галерея была закрыта, а у Бернара был выходной. Они съели по мороженому на острове Сен-Луи. Клэр сообщила ему, что в юные годы страдала от тяжелой болезни, вследствие которой не может иметь детей. Бернар сказал, что это не важно, и предложил ей руку и сердце в тот же вечер. Она согласилась.

Молодые поселились в большой элегантной квартире и зажили очень счастливо. Вот только Бернар не мог заставить себя признаться в своей тайне, что крайне мучило его. «Ведь я же не настоящий человек и не способен до конца насладиться нашим счастьем». Как и все существа подобного рода, вступающие в близкие отношения с людьми, он ежедневно сталкивался с очевидной дилеммой: как признаваться близкому человеку в любви, понимая, что у них нет будущего?

Случилось так, что Бернар избавился от размышлений на темы морали. Как-то вечером, когда Клэр участвовала в открытии очередной выставки, он пригласил на чай знакомого из числа подмененных.

– Я не смогу стареть вместе с ней, – вздыхал он. – Клэр нужен другой человек. Ох, зря я женился на ней. Без меня она обрела бы настоящее счастье в жизни.

Даниэль придерживался тех взглядов, что подмененные не должны вступать ни в какие связи с людьми, и полагал, что Бернар совершил большую ошибку, женившись на смертной. Винить же в этом Бернар должен лишь самого себя. Он отказался продолжать дискуссию на подобную тему и вскоре ушел, оставив друга мучиться в одиночестве. Бернар проводил гостя, а когда вернулся, увидел в комнате Клэр. Она дрожала.

– Так ты подмененный, – сказала она.

Бернар замер на пороге, все перед его глазами пошло кругом.

– Как прошло открытие? Ты ходила…

– Наверное, ты единственный человек во всем Париже, который не знает о случившемся. На площади Бастилии взорвалась мощная бомба. Все улицы оцеплены полицией. Мы не смогли пройти к галерее. Я очень испугалась и вернулась домой.

Бернар пристально смотрел на нее. Клэр продолжала:

– Я стояла за дверью и слышала, о чем вы разговаривали.

– Дорогая… пожалуйста, не подумай…

– Ты должен немедленно уйти из дома. И не пытайся найти меня.

– Но я люблю тебя!

– Выходя замуж, я рассчитывала на то, что ты навсегда останешься со мной. – Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться. – Когда-нибудь я стану старухой, а потом умру, но ты не понимаешь этого. Возможно, ты и не захочешь ждать так долго. Какая же это любовь? Теперь я знаю, что мы не можем жить вместе. Я полагала, что ты полностью принадлежишь мне, однако я владела лишь небольшой частью тебя.

Клэр подошла к двери и широко распахнула ее.

– Пожалуйста, уходи сейчас же. Слова ничего не изменят. Мы с тобой разные существа. Не стоит терять время попусту.

– Прошу тебя, Клэр…

– Уходи!

Вздохнув, Бернар покинул дом.

На улице шел сильный дождь. То тут, то там тревожно сигналили автомобилисты, сбитые с толку внезапным ливнем. Как и говорила Клэр, по улицам шныряли толпы полицейских. Бернар медленно пошел в сторону площади Бастилии, где огромные прожекторы освещали место спасательных работ. Пожарные машины и кареты «скорой помощи» проносились сквозь плотную сетку дождя, освещая мглу яркими вспышками. У заграждения собралась большая толпа народа. В окнах близлежащих домов были выбиты стекла, три машины отбросило взрывной волной прямо на стеклянные двери здания Оперы.

Бернар подошел к воронке. Она находилась прямо возле станции метро. Вода стекала в нее по каменной кладке улицы Третьей Республики. Из глубины поднимался адский пар.

Бернар окинул взглядом ряды тел, лежащих на площади, и вздрогнул. «Наверное, пришло время покинуть этот мир. Прямо сейчас».

Он бродил по ночному городу, пытаясь осмыслить свое положение. Жизнь, которую Бернар вел до этого момента, определенно кончилась. Вряд ли Клэр сообщит о нем властям, однако подобные новости распространяются очень быстро: в газетах постоянно появлялись скандальные репортажи о подмененных. На работу ходить больше не имеет смысла. Бернар остановился возле банка «Лионский кредит» и снял все имеющиеся на счету деньги.

Лишь одно утешало Бернара – полиция не станет искать его. Бытовало распространенное мнение, что подмененные после разоблачения сразу же исчезают. И все же, несмотря ни на что, ему не хотелось немедленно покидать мир людей.

Так незаметно Бернар дошел до пустынного Монпарнаса. Постоял под навесом закрытого киоска, глядя на многочисленные фотографии красивых, здоровых людей.

В свете уличных фонарей показалась фигура старика, с трудом пересекающего площадь с тяжелым рюкзаком за плечами. Он промок насквозь. «Почему он не хочет укрыться от дождя? – подумал Бернар. – Ему, должно быть, лет семьдесят. Старики не должны выходить на улицу в такую погоду».

В этот миг у старика подкосились ноги, и он с криком упал на землю. Бернар бросился к нему. Старик сильно ударился головой, из нее текла кровь. Бернар вынул носовой платок и прижал его к ране, положив голову бедняги на свое колено. Темная кровь хлынула сквозь пальцы и залила руку. Старик начал бредить. Он стонал, вертел головой и напевал какие-то отрывки из песен на французском, арабском и других языках. Бернар успокаивал его и задавал вопросы: «Меня зовут Бернар, а вас как?» Он поудобней пристроил пострадавшего на мокром асфальте, прижимая платок к окровавленной голове. Постепенно человек пришел в себя и открыл глаза.

– Спасибо за помощь. Вы оказали мне большую услугу. Кажется, я сильно ударился. Только взгляните на себя – вы весь в крови!

– Не беспокойтесь о пустяках. Как вас зовут и куда вы идете?

– Меня зовут Фарид. Как там моя голова?

Кровотечение прекратилось, Бернар убрал платок и стал осматривать рану. Кровь свернулась, образовав корку. Виднелись кусочки рваной кожи. И вдруг… Бернар нагнулся пониже, чтобы в слабом свете фонарей проверить, не чудится ли ему. Так и есть – белые цветы, растущие прямо из дырки на лбу Фарида: они напоминали крошечные гиацинты на гибких, словно проволочных стеблях, которые на глазах у Бернара пробивались сквозь липкий слой запекшейся крови. Приблизив лицо к ране, он даже ощутил их приторно-сладкий аромат, смешанный с запахом пота. Скрывая отвращение, Бернар вновь поспешил накрыть рану платком, пытаясь при этом упрятать цветы под кожу.

– Кровотечение прекратилось. Все будет хорошо.

– Благодарю за помощь. Вы сделали все необходимое. Теперь отправляйтесь по своим делам.

– Неужели я оставлю старого человека лежать на мостовой под проливным дождем? Надо найти для вас подходящее место, где вы могли бы провести ночь. Да и мне тоже необходимо где-то переночевать. Пошли.

Бернар поставил человека на ноги, подхватил его под руку и поднял рюкзак. Они медленно двинулись вперед и вскоре оставили за собой станцию метро «Монпарнас», не встречая на пути никакого транспорта, за исключением редких такси. У Фарида все еще сильно кружилась голова; Бернар тащил его к неоновой вывеске с надписью «Отель». Они с трудом поднялись по ступеням крыльца и вошли в холл, где Бернар наконец усадил старика в потертое старое кресло. Там также стоял диван, на нем устроился и крепко спал молодой человек, на щеке которого поблескивала слюна. На маленьком черном стенде с белыми буквами – некоторые буквы отсутствовали – значились цены номеров и курс обмена валют. Электронные часы с секундной стрелкой на циферблате показывали четверть третьего ночи. По телевизору кто-то произносил энергичный монолог о новом чрезвычайно эффективном способе снижения веса.

Бернар обратился к спящему:

– Извините, пожалуйста!

Тот не проснулся. Бернар легонько дотронулся до плеча молодого человека и потряс его. Тот вздрогнул и порывисто вскочил на ноги.

– Я смотрел телевизор, – смущенно сказал он. – Хотите снять номер?

– Да, – сказал Бернар. Свет лампы дневного цвета подчеркивал мешки у него под глазами.

– На двоих?

– С двумя отдельными кроватями, пожалуйста.

Администратор стряхнул с себя остатки сна и посмотрел на новых гостей.

– Он весь в крови, да и вы тоже. Что вы за люди?

– Старик упал на улице. Я увидел его и привел сюда. Нам обоим надо переночевать.

Молодой человек неохотно открыл журнал регистрации.

– Имена. Адреса. На какой срок хотите остановиться?

Он протянул Бернару ручку. Тот записал вымышленные имена и адреса.

– Вот ваш ключ. Комната 224. Лифт направо по коридору. Выписка в полдень. Завтрак с семи до десяти. Спокойной ночи.

Он вновь прилег на диван перед телеэкраном, на котором грузная женщина чудесным образом превращалась в стройную красотку. А Бернар повел измученного Фарида к лифту. Через решетку они видел и, как холл опусти лея вниз, и перед ними возник второй этаж.

Бернар очень хотел помочиться. Он уложил Фарида на одной из двух одинаковых кроватей номера 224 и бросился в туалет. Несколько мгновений он отчаянно срывал с унитаза бумагу, надпись на которой уверяла потенциальных гостей на французском, немецком и английском языках, что «ватерклозет совершенно безопасен, так как подвергся дезинфекции», а потом с облегчением выпустил мощную темно-желтую струю на чистейшую керамику.

Возле кровати, на которой лежал Фарад, валялась куча мокрой одежды. Бернар тоже разделся, вытерся полотенцем, повесил свой костюм от Ив Сен-Лорана, который уже навсегда утратил свой лоск, и лег в постель. За окном мерцали призрачные желтоватые огоньки, и в комнате даже с задернутыми шторами было довольно светло. Бернар увидел, что Фарид пристально смотрит в потолок.

– Чем ты занимаетесь, дедушка? Куда вы шли сегодня вечером? – Бернар почему-то говорил шепотом.

– Честно говоря, я сам толком не знал, куда иду. Со мной в последнее время происходит что-то странное.

– Откуда вы?

– Я живу в Марокко. В Касабланке. Я служил рекламным агентом. Потом бросил это занятие.

– Вы приехали в надежде найти работу?

– Нет. Просто так.

– Понятно.

Бернар думал о событиях, происшедших с ним в этот вечер, начиная с момента, как он услышал звонок в дверь и увидел на пороге большой квартиры, еще несколько часов назад бывшей его домом, улыбающегося Даниэля. И вот теперь он находится в одном номере с каким-то странным стариком.

– Так вы в отпуске?

Фарид некоторое время продолжал смотреть в потолок. Затем отбросил простыню, демонстрируя обнаженное тело. Не без труда он приподнялся, медленно спустил ноги с кровати, сел на её край и наконец встал.

Он стоял, освещенный желтым неровным светом, льющимся через шторы. Тонкие ноги, тазовые кости резко выступают сквозь кожу по обе стороны дряблого небольшого живота, свисающего надлобковой растительностью. Старик стоял будто по стойке «смирно», прижав руки к бокам, но что-то словно клонило его к земле.

Однако не изможденная фигура привлекла внимание Бернара. Он изумленно смотрел на опухоли и рубцы, покрывавшие все тело Фарида, шрамы на груди и на ногах, вздутия, напоминающие норы кротов, на животе, струпья, похожие на горные гряды, нанесенные на рельефные карты. Создавалось впечатление, будто его кожа вот-вот лопнет, как будто человек решил, превозмогая боль, навеки расстаться с ней и обрести новую, как у блестящих рептилий.

– Посмотрите на мое тело. Я умираю, Бернар. Мне осталось жить всего несколько недель. Какое-то неведомое растение завелось внутри. Цветы распускаются под моей кожей, сжимая мозг и нервы, врастая во внутренние органы. Скоро они лопнут, и я умру. Тут уже ничего не поделаешь. Теперь я могу лишь слегка приглушить боль.

Бернар не находил слов. Откровенно говоря, ему стало нехорошо при виде тела человека, у которого даже ногти на пальцах ног обесцветились от прикосновения смерти. Он не мог смотреть на старика, но отвернуться от больного было бы непорядочно. Слова утешения тоже как-то не приходили ему в голову – да и какой от них толк? – за исключением оптимистических банальностей вроде: «Возможно, все не так плохо, как вам кажется» или: «Может быть, есть лекарство, которое вы еще не пробовали». Он уже с тревогой размышлял о том, что старик может умереть в номере. Бернар молча.

Фарид вновь опустился на кровать и накрылся одеялом.

– Интересно не то, Бернар, что ты не находишь слов, когда я говорю тебе о смерти. Ты меня не знаешь, и сообщение о моей смерти вызовет у тебя такие же чувства, какие ты испытываешь при чтении некролога в газете или слышишь о кончине постороннего человека. В этом нет ничего необычного. Странно то, что я тоже не могу ничего сказать по этому поводу, хотя моя смерть должна гораздо больше занимать меня, чем тебя.

Когда тебе сообщают о неминуемой скорой смерти и ты принимаешь это как факт, в голове поначалу появляется множество слов утешения: как протянуть подольше и облегчить предсмертные муки. Однако эти слова не в состоянии приглушить надвигающуюся на тебя смертельную тишину. И наступает момент, когда тебе становится просто необходимо заглянуть в глубь нее.

И вот я решил провести последние дни жизни в поисках слов, которые объяснят мне тайну. Я искал у себя на родине, объехав её вдоль и поперек, но ничего так и не нашел. Теперь ищу здесь. Я знаю, что где-то должны быть слова, которые помогут выразить объявшую меня пустоту. Но я уже почти труп, а мои усилия пока остаются бесплодными.

Вставало солнце, наполняя номер синеватыми тенями. Голова Фарида покоилась на подушке, словно гротескное изваяние, распираемое изнутри растениями. На лбу виднелись капли запекшейся крови. Одни лишь глаза сверкали болезненным блеском на предсмертной маске лица.

– Я очень устал, Бернар. С каждым днем мне становится все труднее продолжать поиски. Однако меня одолевает желание узнать: должен ли человек в момент смерти лишь дойти до края пропасти, ощущая за спиной поток времени, и потом лететь вниз, замирая от страха? Не готовый к казни и стыдящийся самого себя, словно бывший фаворит короля, которого выдергивают из постели и волокут на смерть в одном нижнем белье. Если я найду слова, которые помогут мне построить мостик от жизни к смерти, сделанный по всем правилам инженерного искусства, который я тщательно осмотрю, прежде чем ступлю на него и пойду по нему в вечность, – тогда все будет по-другому. Мне надо продолжать поиск. О, если бы нашелся человек, который способен мне помочь…

Фарид не закончил фразу, но прежде чем слова полностью растворились в небытии, два одновременно произошедших события нарушили тишину и покой комнаты. Над головой Фарида появилась яркая полоска света: это солнечный луч нашел прореху в шторах. Рано вставший сосед сверху спустил воду в унитазе, которая с шумом полилась вниз по трубе, минуя их номер, предположительно в городскую канализацию. Потом раздалось характерное шипение воды, снова наполняющей бачок. И опять воцарилась тишина.

Бернар был совершенно подавлен. Он не хотел иметь ничего общего со стариком. Сказанное тем пугало его. И все же он не смел отказать.

«Помогу ему и покину мир людей, – подумал он. – Окажу на прощание последнюю услугу человечеству, среди которого я жил все эти тридцать шесть лет».

– Я найду тебе нужные слова, Фарид, – сказал он решительно и посмотрел на старика. – Какими бы они ни были, я как можно скорее отыщу их. Но перед тем, как начать, хочу сообщить тебе, что я подмененный. Смерть мне не грозит.

Фарид промолчал. Бернар продолжал:

– Мне кажется, ты должен знать об этом.

– Спасибо, Бернар. Благодарю тебя от всей души. – Он повернулся к нему и улыбнулся.

– Вот только как же мне узнать твои слова?

– Понятия не имею. Это будут новые слова, не из прошлого, а из будущего.

– Начну сегодня же.

Гроза прекратилась, Париж нежился под ясным летним небом, чудесно благоухал чисто вымытыми дождем крышами домов и сырой землей. День выдался настолько удивительный, что люди застывали на месте и любовались: здания сияли, прохожие улыбались друг другу, деревья блестели листвой. Бернар сел на край фонтана, чтобы хорошенько обдумать случившееся и понаблюдать за происходящим вокруг. Над его головой в ярком свете солнца кружили голуби, порой раздавались радостные крики, заглушавшие даже ликующий шум воды. Радужные брызги долетали до его лица, но, несмотря на всеобщее природное ликование, Бернар мыслил очень ясно и живо.

«В происшедшем со мной заключается больше смысла, чем я склонен думать, – говорил он себе. – Сегодня началась новая эпоха моей жизни. Встреча с Фаридом скорее всего ниспослана мне самим небом».

И Бернар начал искать слона. Он читал граффити в метро, замечая такие выражения, которые ему никогда не попадались ранее. Провел два часа в музыкальном магазине, тайком вскрывая обложки компакт-дисков и читая тексты песен альбомов, содержание которых, на его взгляд, могло иметь философский характер. Жадно вчитывайся в каждую рекламную листовку, которую ему давали на улице, и просматривал ряд за рядом многочисленные футболки, вывешенные в палатках около отеля «Бъюбург», лишь потому, что название брэнда было «Неологизм». Он просматривал журналы и комиксы, зашел в новый бар и, извинившись перед официантами, убиравшими со столов и готовившими заведение к вечернему открытию, попросил разрешения взглянуть на список предлагаемых коктейлей.

Задержавшись у газетного киоска, Бернар с волнением обнаружил, что газета «Пари суар» пишет о нем в своей передовице:

СЛУЖАЩИЙ БАНКА «САКС» ОКАЗАЛСЯ ПОДМЕНЕННЫМ

Он скрылся, оставив в недоумении жену и друзей.

Бернар купил газету и быстро прочитал статью. В ней писалось о «горестном открытии» Клэр Грандами и последовавшими вслед за этим телефонными разговорами между представителями столичного бомонда, среди которых оказался начальник Бернара в банке «Голдман Сакс», который и передал эту информацию прессе. Сама Клэр отказалась давать интервью, однако в газете имелась её фотография с подписью «Опустошенная Грандами». Приводилось также высказывание Мишеля Лапорте, коллеги Бертрана по работе: «В банке к нему очень хорошо относились, и многие из нас считали возможным приглашать его к себе домой. Естественно, никто и не догадывался о его подлинной сущности. А теперь он просто исчез. Мы чувствуем себя обманутыми и преданными. Разумеется, инвестиции Дюсолье находятся в хороших руках, и его исчезновение ни в коей мере не отразится на сбережениях наших клиентов». Банк предоставил газете взятую из личного дела фотографию Бернара, на которой он изображен за компьютером, в строгом костюме, с торжествующим выражением лица. Сначала Бернар испугался, что его могут опознать по фотографии. Однако тут же успокоился, решив, что он не Бельмондо, а портреты в газетах редко дают представление о том, как люди выглядят в жизни.

Его поиски продолжались.

Бернар начал расспрашивать прохожих о новых словах, недавно услышанных ими. Он выбирал интеллигентных людей. Заикаясь, спрашивал их: «Вам встречались в последнее время новые слова, которые в какой-то мере могут изменить взгляд на определенные вещи?» Люди приходили в замешательство и отрицательно качали головами. Он чувствовал, что его вопросы бессмысленны, и решил отказаться от практики прямых действии. Теперь Бернар довольствовался тем, что прислушивался к разговорам разных людей на улице, ожидая услышать какое-нибудь необычное словечко. При этом он не испытывал ни малейшего смущения и не опасался, что его сочтут слишком любопытным. Голова Бернара была до предела забита фразами, произнесенными почти одновременно множеством разных людей.

Думал ли ты когда-нибудь, что такое безнадежность?

Быстрее, Мари, быстрее.

Он говорит, что рыбы плавают в воздухе.

Ты никогда не видел мобильник с такими функциями.

Время закрытия.

Не спеша, беззаботно. Как будто рыбы только этим и занимаются!

Меня всегда интересовал вопрос, безопасна ли питьевая вода.

Будущее пугает меня.

Ты никогда не видела женщины счастливей меня!

Никто никогда не говорит о том, что похороны стоят больших денег.

Вы случайно не знаете, как пройти к катакомбам?

Будущее в радужном свете.

Бернар просиживал часы в кафе и бродил в местах торговли уличных продавцов только ради того, чтобы узнать, о чем беседуют люди; подслушивал разговоры у телефонных будок и входил в магазины электротоваров, где с экранов телевизоров беспрерывно лились потоки речи. Возле собора Нотр-Дам какой-то проповедник ежедневно обличал наш порочный век, приводил из Ветхого Завета примеры кар божьих, посланных людям за их грехи, и призывал всех одуматься, пока не поздно. Бернар стоял и внимательно слушал его речи.

Бернар был неутомим в своем поиске: исходил практически все улицы города, подолгу сидел на вокзалах и в парикмахерских, слонялся по магазинам, разговаривал с детьми и раввинами, туристами и нищими. Ни одно новое слово не пролетело мимо его ушей, он впитывал в себя каждое из них и тщательно анализировал. Однако пока не находил того, в чем так нуждался Фарид.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю