Текст книги "Влюбить в себя"

Автор книги: Раиса Рябцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Шилов поморщился.

– Я приехал потому, что… ну, я сам не знаю, почему… Все это какое-то дерьмо… не получается, не складывается. Я в Москве, ты здесь. Понимаешь? Что-то происходит там, здесь, но мне кажется, что все это не по-настоящему.

Настя задумчиво кивнула.

– Понимаю. Когда ты хочешь услышать мой ответ?

– Чем быстрее, тем лучше, – безнадежно улыбнулся Никита.

– Но ведь ты понимаешь, что я не могу так сразу все решить? Мне надо подумать. Слушай, а ты есть не хочешь?

– Нет, – он покачал головой. – Мне пора возвращаться назад.

– Как – возвращаться назад? Ты же только что приехал и снова едешь в Москву?

– Да, – со вздохом ответил он, – у меня сегодня вечером репетиция.

– И что в ней особенного?

– Ты не понимаешь, это первая репетиция. Я обязан на ней присутствовать. Мы еще окончательно не определились с составом, ну и, в общем…

Вот так, огорошив Настю неожиданной просьбой, Никита снова уехал в Москву. Она долго раздумывала над тем, что ответить Шилову, но не могла прийти ни к какому определенному выводу.

Чувства к нему в ее душе сохранялись почти прежними, она даже ощутила, что ее отношения с Запольским начинают заходить за ту грань, где флирт превращается в роман. С точки зрения практичного ума для нее так было бы лучше. В отличие от начинающего драматурга Никиты Шилова у Запольского уже были имя, репутация, свой театр, он мог бы устроить карьеру Анастасии.

Однако именно этого она больше всего не хотела. Во-первых, ей претила сама мысль о том, что она будет целиком и полностью от кого-то зависеть, а во-вторых, она, действительно, успела повзрослеть. Настя понимала, что роман между ней и модным театральным режиссером может закончиться так же быстро, как проходит сама мода. Она даже благодарила Бога за то, что не наделала никаких глупостей.

И все-таки период сомнений длился долго. Ведь это был первый в ее жизни по-настоящему серьезный шаг.

В это время она избегала разговоров не только с Никитой, но и с Авениром Запольским. Так получилось, что именно в это время Запольский тоже начал работу над новой постановкой. Оба приглашали ее на премьеры. Но она избрала самый надежный путь. Она проигнорировала и того, и другого.

«Будь, что будет, – решила она. – Если я еще нужна Никите, то он обязательно приедет за мной».

Так оно и случилось. Никита приехал за Настей на следующий день после своей премьеры.

Спектакль по его пьесе, хоть и не пользовался шумным успехом, был замечен критикой и публикой.

После первой же репетиции Васильев сказал Никите, что в его постановке нет места такому актеру, как Сергей Лисичкин. Сначала Шилов подумал, что это вызвано личными симпатиями и антипатиями режиссера. Ведь бывают люди, которые ненавидят гомосексуалистов и не желают иметь с ними ничего общего.

Однако Васильев сам объяснил, в чем дело. Его личная неприязнь к актерам, имеющим иную сексуальную ориентацию, была здесь ни при чем.

После того, как Наталья Самохина согласилась сыграть главную роль в новой пьесе, диктовать условия начала она. Во-первых, актриса сразу же потребовала изменить в пьесе несколько сцен, но здесь Васильев и Никита были единодушны: никаких изменений в пьесе не будет, каждая сцена должна быть сыграна такой, какая она есть. Самохина сняла свое предыдущее требование и выдвинула новое: удалить из постановки Лисичкина. Выглядело это довольно странным, потому что Сергей играл достаточно малозаметную роль, появляясь на сцене в присутствии главной героини всего лишь один раз. Но Самохина начисто игнорировала его. На нескольких первых репетициях она делала вид, что в упор не замечает его.

И вот, наконец, это вылилось в категорическое требование, переданное через режиссера.

После того, как Никита побывал в постели у Самохиной, его посещали самые разнообразные чувства. Вначале он винил только себя в том, что произошло. Потом винил Наталью. Ему вспомнились ее призывные взгляды, подмигивание, виляние бедрами. После этого Никита решил, что виноваты все-таки оба – и он, и она.

Но и на этом его сомнения не закончились. В конце концов, Никита пришел к выводу, что винить некого, потому что ничего особенно страшного не произошло. Во-первых, он не женат, а Самохина не замужем. Формально они никому ничего не должны, значит, имеют полное право вести себя так, как им заблагорассудится. Он понравился ей, она понравилась ему.

Никита даже мысли не допускал о том, что вся эта страсть и весь этот акт соблазнения могли быть тонко разыгранным спектаклем, на что однажды в разговоре прозрачно намекнул Лисичкин.

Никита держал в тайне то, что произошло между ним и Натальей Самохиной, но Сергей – теперь по уже известной причине – перехватывал каждый ее взгляд, обращенный в сторону Шилова. Кстати, сама актриса не делала никакого секрета из того, что она проявляет повышенный интерес к молодому талантливому драматургу. Однако на людях это не переходило рамок приличия.

И все-таки Никита старался держаться от нее подальше. Он чувствовал, что ее огненный темперамент способен сжечь все вокруг. Да, у этой женщины были еще силы, была энергия для того, чтобы напомнить всем о своем существовании.

Ее неприязнь к Лисичкину была для Никиты трудно объяснимой. В его представлении Сергей был совершенно безобидным человеком со странностью, которую в либеральном просвященном мире могли бы и простить. Вот потому-то Никита был так изумлен, когда режиссер сообщил ему о намерении избавиться от Лисичкина.

– Но я не понимаю, – пожал плечами Шилов, – что вас не устраивает? Его игра?

– Нет, играет он вполне нормально для той роли, которую получил. Дело не в нем, а в Наталье.

– Причем тут Наталья?

– Этого хочет она.

– Значит, ее не устраивает его игра?

– Думаю, что это неважно. Самохина хочет, чтобы его не было, и я обещал ей разобраться с этим.

– Нет, Юрий Петрович, так не годится. Я не могу понять, что происходит, почему Самохина диктует вам, какие актеры должны играть, а какие нет. Сергей – мой друг.

– Публика пойдет смотреть на игру Натальи Самохиной, а не на твоего друга. По-моему, ты до сих пор не очень хорошо это понимаешь.

– Нет, нет и еще раз нет! – решительно заявил Никита. – Я на это не пойду. Если дело касается Самохиной, то я не намерен уступать.

– Так вот, чтобы ты знал, Никита. Ты, наверное, думаешь, что я пошел у нее на поводу. Ничего подобного. Я сам не хочу видеть его в своей постановке. Да, мне нужен скандал, но скандал положительный. Я не придерживаюсь того принципа, что дурная реклама – тоже реклама. Если у меня два актера на сцене не переносят друг друга, то это угрожает самому спектаклю. В том, что касается постановки, я всегда буду непреклонен.

– Хорошо, – после некоторых раздумий сказал Шилов. – Я сам поговорю с Натальей. Но никогда не пойду на то, чтобы избавиться от Сергея.

– Можешь, конечно, разговаривать с ней, но ты твердо должен усвоить себе одно. Твоя пьеса публику не интересует. Ее интересует исполнительница главной роли.

В тот же вечер Никита встретился с Самохиной в ее гримерке. Он вошел туда после репетиции, когда Наталья сидела перед зеркалом, без особого удовлетворения глядя на собственное отражение. Как только на пороге появился Шилов, лицо ее озарилось радостной улыбкой, а в глазах появился жадный блеск.

– Какие гости! – воскликнула Наталья с нескрываемой иронией. – Наверное, случилось что-то очень важное, если сам Никита Шилов решил навестить бедную актрису.

Никита был настроен решительно. Он сел на стул в углу комнаты и серьезно сказал:

– Наталья, нам нужно поговорить.

– Неужели? – проворковала она, направляясь к нему. – А ты знаешь, что я по тебе соскучилась? Я уже несколько дней подряд просыпаюсь утром в своей холодной постели и думаю – ведь нам было так хорошо вместе. Почему ты не появляешься? Почему не звонишь? Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

Без тени смущения она села к нему на колени и обвила его шею своими руками.

– Почему ты молчишь? Что случилось?

Никита не знал, куда деть руки. Краска смущения заливала его лицо. Вся его решительность, весь запал куда-то исчезли. Он отступил перед этой женщиной, от которой исходил густой аромат греха.

– Я хотел поговорить… о серьезных вещах.

– Что ж, прекрасно, – она чмокнула его в лоб и стала теребить волосы. – Поговорим.

Это было уже слишком, и Никита осторожно убрал ее руки со своего лба.

– Нет, так разговаривать мы не будем.

– Ах, вон оно что, – улыбка тут же сползла с ее лица. – Ты пришел замолвить словечко за своего друга?

– Да, я хочу знать, в чем дело. Почему ты не хочешь, чтобы он играл в моей пьесе?

На лице Самохиной появилось выражение глубокого сожаления.

– Но он просто не может играть. Он не чувствует роли.

– Я не согласен с тобой. Разве можно так свободно распоряжаться судьбой другого человека, пусть даже он тебе не нравится? Сергей сыграл в моей судьбе большую роль. Он, может быть, единственный человек, который всегда верил в меня. Что же получается в результате? Он должен уйти, потому что это не нравится тебе.

– Да, – спокойно сказала Самохина, – мне это не нравится. И я не собираюсь дальше смотреть на то, как он портит пьесу.

– Но он ничего не портит! – горячо заговорил Никита. – Да, может быть, Сергей еще неизвестный актер, у него нет такого имени, как у тебя. Ему нужно время, ему нужно лишь немного внимания со стороны партнеров, и тогда он полностью раскроется.

Самохина засмеялась.

– В этом нет никакой необходимости. Я его и так вижу насквозь. Позволь, я преподам тебе один урок, мой мальчик. Понятие «коллективизм» не имеет никакого отношения к актерской работе. Здесь все решает личность. Какой дурак однажды сказал, что актер может по-настоящему раскрыться только в окружении хороших партнеров? Чушь собачья! Человек должен надеяться только на себя. Если у него нет ничего своего, ему никто не поможет.

Никита подавленно молчал. Наталья встала и, поправляя платье, отошла в сторону.

– Господи, – пробормотал Шилов, – ты ворвалась в мою жизнь, как ураган. Мы знакомы всего лишь несколько дней, а у меня такое ощущение, как будто я всю жизнь с тобой прожил.

– Думаю, что для тебя это было бы слишком большой честью, – с легким презрением заметила она. – Если хочешь знать, то без меня твоя пьеса абсолютно никому не нужна. Никто не хочет знать, что ты там написал. Все хотят увидеть, что я сыграю.

Самохина била в незащищенное место. Удар был точно рассчитанным и жестоким. Никита еще попытался что-то возразить.

– Почему ты так говоришь? Васильев уверен в том, что это хорошая пьеса, а Сергей…

Самохина пустила в ход свой последний аргумент.

– Что ж, выбирай – или твой Сергей, или я! Решай, кто тебе важнее. Я даже думаю, что ты при желании сможешь найти для меня замену, но вряд ли с этим согласится режиссер.

– Я не хочу тебя менять, – с предательской поспешностью сказал Никита, – но все-таки Лисичкин мой лучший друг, пойми это. Как я ему об этом скажу?

– Боже мой, что за проблема? – фыркнула Наталья. – Ему скажет об этом Васильев. Или хочешь – я сама поговорю с ним?

Никита понял, что у него нет другого выхода. Лисичкину придется уйти. Но скажет ему об этом сам Шилов.

– Не надо. Я попробую все ему объяснить.

– Да? – с легкой насмешкой спросила Самохина. – И не боишься?

Он молча встал со стула и ушел из гримерки. Самохина проводила его презрительным взглядом.

Услышав о том, что ему больше нет места в пьесе Никиты, Лисичкин сорвался.

– Я сделал эту пьесу! Понимаешь? Я! Если бы не я, то ты бы сейчас сидел в своем Питере и бессмысленно марал бумагу! Кто пробивал постановку? Кто искал театр и режиссера? И после этого ты мне говоришь, что я должен уйти?

Это были справедливые слова, и у Никиты не нашлось слов возражения.

– Нет, ты скажи мне, – допытывался Лисичкин, – кому пришла в голову эта мысль? Васильеву или Самохиной? Кто это придумал?

– Неважно, – уклончиво сказал Шилов, – не в этом дело.

– А в чем дело? Дело во мне? Дело в том, что я голубой, да? Но я и сам еще толком не знаю, какой я!

– Я… – пролепетал Никита, – я пытался сопротивляться. Я пытался уговорить их.

– Знаешь, что? – возмущенно воскликнул Сергей. – Ты просто гнида! Ты жалкое ничтожество! Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Такие, как ты, ни на что не способны сами. Кто-то всегда должен тащить их за руку. Ну так вот, я больше этим заниматься не буду. Запомни, отныне мы с тобой – не друзья. Теперь я и ты – абсолютно не знакомые друг другу люди. Я собираю свои вещи и ухожу. Можешь жить в моей квартире, можешь трахаться там с Самохиной, можешь делать все, что угодно! Я ненавижу тебя!

Никита остался один. Работа над пьесой продолжалась, но теперь уже без Сергея. Вскоре наступило время премьеры.

В тот вечер в зрительном зале не было свободных мест. Присутствовало несколько театральных критиков из ведущих газет и журналов, перед началом пьесы появились телевизионщики, которые взяли интервью у драматурга и режиссера.

Но все это не радовало Никиту. В зале не было ни его любимой, ни единственного друга. Настя сказала, что занята и не сможет приехать, а Сергея Шилов не видел с тех пор, как они поговорили в последний раз.

На премьеру приехали родители Никиты. Мать была очень горда и ни минуты не сомневалась в том, что постановку ожидает успех.

После первого отделения половина зала опустела. Никита сидел в последнем ряду, с ужасом наблюдая за тем, как зрители поднимаются со своих мест и уходят из зала прямо во время действия. Он был уверен в том, что во всем виноват исполнитель главной мужской роли. Это работа была не для Барановского. Даже сейчас он оставался исполнителем третьего разряда.

Самохина старалась изо всех сил. Она пыталась импровизировать на ходу, добавляя от себя некоторые реплики и тем ставя партнера в полный тупик. Все-таки она смогла спасти спектакль.

После его окончания первым человеком, который поздравил Никиту с успехом, была его мать.

– Ты просто гений! – восклицала она. – Ты гений! Это было прекрасно!

Никита думал совсем по-другому. Но, к его изумлению, режиссер также был настроен оптимистично.

– Молодец, – говорил Никите Васильев. – Конечно, это была твоя первая пьеса. Может быть, она не стала настоящей творческой удачей, но у тебя еще все впереди. Когда-нибудь мы будем гордиться тем, что сделали эту постановку.

После спектакля все отправились в ресторан отметить премьеру. Никита туда не пошел, сославшись на усталость. Однако на самом деле все объяснялось по другой причине. Первым же поездом Никита отправился в Питер. Ему хотелось увидеть Анастасию.

Возле подъезда дома, где жила Анастасия, Шилов увидел машину Запольского. Чтобы никому не попадаться на глаза, он уселся в беседке, стоявшей в дальнем углу двора и терпеливо дожидался появления хозяина машины. Запольский вышел буквально через минуту. На его лице было написано такое недовольство, как будто его спустили по лестнице. Громко хлопнув дверцей машины, он уехал.

На его звонок в дверь долго не открывали. Наконец он услышал какой-то шорох, потом щелкнул дверной замок, и на лестничную площадку испуганно выглянула Настя.

– А, это ты, – озабоченно сказала она. – Здравствуй.

– Что он здесь делал? – не поздоровавшись, спросил Никита.

– Кто?

– Этот хлыщ, я его только что видел.

– Так вот, чтобы ты знал, – тяжело дыша от возбуждения, ответила Настя, – я его прогнала.

– А по-моему, ты… обманываешь меня, – нервно сказал Никита.

– Я не обманываю, – обиженно ответила она и отвернулась.

– У вас же с ним роман.

– Ничего подобного.

– А какого черта он здесь болтается?

– Он приезжал спросить, почему я не была на его премьере.

– Ах, значит, и у него премьера?

– Прошу тебя, Никита, не устраивай сцен ревности.

Шилов неожиданно успокоился.

– Хорошо, хорошо, я… я ждал, что ты приедешь на премьеру.

– Извини, что так получилось.

– Ты думала над моим предложением?

– Да, но я не знаю. Что я буду делать в Москве? Это чужой для меня город. У меня там нет никаких шансов пробиться.

– Я тоже так думал, когда уезжал. Тебе нужно немного пожить там, пообтереться. Самое главное, что мы будем вместе. Я, наверняка, чем-то смогу помочь тебе.

– Но Авенир сказал…

Едва произнеся эти слова, она осеклась. Никита снова взорвался.

– Авенир сказал, Авенир сказал! Кто он такой? Ты постоянно тычешь мне в глаза этим Авениром!

– Извини, – прошептала она, – я не хотела тебя обидеть.

– Почему ты не можешь сказать мне ничего определенного? Ты едешь или нет?

– Знаешь, я в последнее время много гуляла и подумала, что мне хочется от тебя ребенка. Мне не просто хочется ребенка, а именно от тебя. Я могу себе представить, что у меня будут дети только от тебя.

Никита обнял ее и нежно поцеловал в губы.

– Конечно, мы обязательно поженимся, у нас обязательно будут дети… потом, попозже. Сначала нужно встать на ноги.

Она не выдержала и расплакалась.

На следующий день они уехали в Москву. Итак, Анастасия Глазунова начала новую жизнь. Они поселились в квартире, которую прежде снимал Сергей Лисичкин. Учебу в институте Насте пришлось оставить, но это не вызвало у нее особого сожаления. Она была полна новых надежд. Знакомые Никиты помогли найти ей работу секретарем-консультантом. Казалось, все складывается удачно, однако время шло, но перемен к лучшему в их отношениях с Никитой не наблюдалось.

Глава 4

На следующий день Настя решила позвонить по телефону, который дал ей Боря Эйфман. На другом конце провода вначале долго не брали трубку, потом Анастасия услышала в микрофон громкий женский смех, звон бокалов, и лишь после этого какая-то девица громко закричала в трубку:

– Алло!

– Мне нужен Брумер, – сказала Настя.

Она слышала, как девица закричала в сторону:

– Какого-то Брумера спрашивают. Что? Это ты, Стасик? Ну и фамилия у тебя, ну и умора!

Потом развязный мужской голос сказал:

– Брумер у телефона.

Настя представилась, сказала, что этот телефон ей дал Борис Эйфман, и объяснила причину.

– Да, что-то смутное припоминаю, – произнес Брумер. – Вы сейчас где?

– На Садово-Спасской.

– Я пришлю за вами машину. Нет, я сам приеду.

Нехорошее предчувствие, которое появилось у Анастасии после разговора по телефону, подтвердилось, когда она села в длиннющий черный лимузин «кадиллак». Стас Брумер оказался таким же невысоким полным мужчиной лет тридцати, как и Боря Эйфман. На нем был одет вызывающе дорогой костюм, в руке он держал бутылку дорогого французского коньяка «Курвуазье», из которой поминутно отхлебывал. В машине стоял стойкий запах женских духов, из чего можно было сделать вывод об истинном предназначении «кадиллака».

– Садись, – Брумер хозяйским жестом похлопал по сиденью машины.

Настя с самого начала поняла, что ее ждет, и хотела отказаться, но уходить вот так, сразу, не поговорив с человеком, было неудобно. Машина медленно двинулась вперед.

Не обращая никакого внимания на Анастасию, Брумер достал из кармана пиджака пузырек, высыпал на ладонь пару таблеток и предложил Анастасии.

– Попробуй.

– А что это?

– Классная вещь, называется «Экстази», сам Богдан Титомир глотает.

Настя с непритворным ужасом отшатнулась.

– Нет, спасибо.

– Ну, как хочешь.

Брумер заглотил сразу две таблетки и запил их коньяком. Глаза его сразу же приобрели загадочный блеск.

– Вы что, всех гостей так встречаете? – спросила Анастасия. – Или у вас такой метод ведения деловых переговоров?

– Нет, – добродушно махнул рукой Брумер, – мы на прошлой неделе вдули одному лоху из Сибири с во-от таким чемоданом баксов виллу в Испании, наварили лимон. Теперь вот гуляем. К тому же, у нас это было первое дело.

– А чем занимается ваша юридическая контора? – поинтересовалась Анастасия.

– Мы все это обсудим в «Национале», – бесстрастно сказал Брумер, закатывая глаза от кайфа.

– Где обсудим?

– В «Национале», гостиница такая, не знаешь, что ли?

– А что, у вас там офис? – с напускным простодушием спросила Настя.

Брумер громко расхохотался.

– Теперь будет офис. Но вообще-то, пока что мы там веселимся. Слушай, а может, ты шампанского хочешь?

Не дожидаясь ответа Анастасии, он открыл стоявший перед задним сидением маленький бар, достал оттуда бутылку «Дом Периньон» и откупорил ее. Пробка вылетела из бутылки и, ударившись о мягкую обивку, упала на пол. Из горлышка на юбку Анастасии хлынуло пенящееся шампанское.

– Ух ты, – хохотнул Брумер, – припардониваюсь, так сказать.

Пока Настя пыталась стряхнуть остатки шампанского, Брумер мгновенно наклонился и стал вылизывать искрящиеся капельки с юбки.

– Господи, да что вы делаете? – взвизгнула Анастасия.

Брумер тут же выпрямился и, похотливо улыбаясь, сказал:

– А тебе что, не нравится?

Позабыв о коньяке, Брумер отпил шампанского и заплетающимся языком пробормотал:

– Прошу прощения.

Потом он всхрапнул, как жеребец, помотал головой и потянулся рукой к кнопке на рукоятке дверцы.

– У нас тут, между прочим, телек с видаком есть. Хочешь взбодриться? Это очень полезно для будущих сотрудников нашей конторы.

Медленно поднялась вверх шторка рядом с мини-баром, и на экране небольшого цветного телевизора появилось изображение совокупляющейся пары. Брумер громко заржал, но, увидев окаменевшее лицо Анастасии, неохотно выключил телевизор.

– Кажется, это не та пленка.

– Насколько я поняла, – дрожа от возмущения, заявила Настя, – вам нужны не ассистентки, а потаскухи.

– Ну, зачем так грубо? – поморщился ее спутник. – Нам, действительно, понадобятся ассистентки, но только не сейчас, а в будущем. Нет, мы, конечно, можем договориться…

– Я человек жадный до работы, но не настолько, – отрезала Анастасия. – Эй, там, немедленно остановите машину!

– Чувиха, да ты что? – осклабился Брумер. – Всем нравится, а ты что, лучше других?

– Останови машину! – заорала Анастасия, сбрасывая с себя этого липкого червяка.

Автомобиль не успел как следует затормозить, когда Настя уже выскочила на бровку. Правда, перед этим она выхватила из рук Брумера бутылку с шампанским, как следует встряхнула ее и выплеснула искрящийся фонтан прямо на дорогой пиджак Брумера.

– Веселись, Стас!

В особняк на Садово-Спасской Анастасия шла, как тореадор на корриду. Причем быком должен был стать Боря Эйфман. Настя была полна желания как следует отомстить этому жирному своднику.

Она прошла мимо кабинета, из которого выглянули Панин и Эйфман.

– Настена, привет, ты где была?

Никак не отреагировав на эти приветствия, Настя прошла к своему рабочему месту, включила компьютер и огромными буквами напечатала текст: «У сутенера Бори Эйфмана хрен с гулькин нос». Потом она передала этот текст по конторской компьютерной сети, распечатала его на принтере в нескольких экземплярах и расклеила листовки на дверях ближайших кабинетов, в том числе, на двери начальника отдела.

Сообщение о размерах полового органа менеджера Бориса Эйфмана вызвало прилив радости у сотрудников фирмы. В коридоре было немедленно организовано обсуждение. Красный, как рак, Эйфман, с такими же выпученными глазами выскочил из кабинета и влетел в приемную, где сидела Анастасия.

– Что за хреновина? – кричал он. – Это ты написала?

Настя повернула к Эйфману монитор так, чтобы он мог прочитать набранный там текст.

– Я еще не такое могу сказать, – угрожающе добавила она.

– Ах ты, сучка, – прошипел Эйфман и, бросившись к компьютеру, стал стучать по клавише стирания.

Настя вскочила со стула, схватила свою сумочку и вышла из комнаты.

Она направлялась к президенту, Виктору Александровичу Стропареву. Стропарев был нормальным мужиком, который вполне лояльно относился к Анастасии. Выслушав ее рассказ о том, что произошло, он устало потер глаза.

– Ох, Настя, ну что мне с тобой делать? Ты бы замуж вышла, что ли? Они бы тогда к тебе не приставали.

– Это не должно их касаться! – выпалила Анастасия, кипя от возмущения.

– Да знаю, знаю. Ладно, я им ввалю. Хотя… работники они хорошие. Вчера, например, успели вовремя сообразить, что надо воспользоваться моментом, и заработали для фирмы кругленькую сумму.

Анастасия только хотела заикнуться о том, что это была ее идея, как в голову ей пришла другая мысль: «А кто мне поверит?» Смысла особого в этом не было.

– Конечно, – продолжил шеф, – немногого можно достигнуть, если считать всех вокруг сутенерами или алкашами.

– Но он же на самом деле сутенер, – гневно возразила Настя.

Стропарев с дотошностью, присущей, наверное, всем бывшим работникам Комитета госбезопасности (а именно там он трудился до наступления светлой эры капитализма в России), припомнил Насте:

– А в прошлом месяце ты назвала еще одного сотрудника… погоди, сейчас вспомню… ах, да, блядуном.

– Он лез мне под юбку. Между прочим, я не просила его увольнять, а только потребовала прекратить приставания.

– Это правда, – согласился Стропарев, – я его уволил потому, что он был плохим работником.

– Но обо мне, Виктор Александрович, вы не можете сказать, что я – плохой работник. Даже этот ублюдок Эйфман вам подтвердит. И это, между прочим, касается вчерашней сделки.

Стропарев хмыкнул.

– Вот как? Это любопытно. Ладно, я сейчас позвоню нашему начальнику отдела кадров, есть одно место. Сейчас мы начинаем заниматься новой сферой бизнеса, которая только-только возникла на рынке. На Западе это существует уже давно, а мы находимся в самом начале пути, но это перспективное дело. Ты, конечно, можешь отказаться, но тогда тебе придется написать заявление по собственному желанию.

– А чем мне придется заниматься?

– Будешь работать секретаршей в новом отделе. Собственно, весь отдел состоит из тебя и начальника, точнее, начальницы.

– Это женщина?

– Да, недавно пришла к нам из агентства по торговле недвижимостью. У нее, между прочим, большой опыт в этом деле. Она начинает работу с понедельника. Ее фамилия Воронина, Татьяна Дмитриевна. Надеюсь, что вы сработаетесь. И смотри у меня, Анастасия, чтоб без всяких этих женских штучек.

– Клянусь, – торжественно пообещала Настя.

Новое рабочее место Анастасии Глазуновой оказалось в другом крыле здания. К своему неудовольствию, она увидела в расположенных здесь кабинетах почти сплошь женский персонал.

Конечно, молодой красивой женщине нелегко работать в окружении мужчин, но что такое коллектив представительниц слабого пола, Анастасии еще предстояло узнать.

По неистребимой привычке, оставшейся еще со времен застоя, понедельник для сотрудников даже такой фирмы начинался с обсуждения разнообразных, главным образом, малозначительных событий, происшедших за выходные дни. Вот и сейчас болтавшие в коридоре сотрудницы ревнивыми взглядами проводили Настю, которая с небольшой картонной коробкой в руках прошла мимо них к кабинету с надписью «Начальник отдела».

Она открыла дверь своим ключом и, по обыкновению не закрывая ее, заняла отведенный ей стол. Здесь все было примерно так же, как и на прежнем рабочем месте. Может быть, лишь за тем исключением, что теперь за Анастасией будут следить более внимательно и придирчиво. Об этом говорили возбужденный гул голосов в коридоре и любопытные взгляды, которые сотрудницы то и дело бросали на Анастасию Глазунову.

Пока она раскладывала свои вещи по ящикам стола, в голове у нее уже созрело решение познакомиться с новыми соседками.

Она успела достать из картонной коробки последнюю вещицу – маленького плюшевого зайца, которого ей когда-то в детстве подарила бабушка. Заяц был уже латан-перелатан, но Настя не расставалась с ним, считая своим талисманом.

Разговоры в коридоре неожиданно утихли, а сотрудницы незаметно шмыгнули по кабинетам. Настя оглянулась.

По коридору, накинув на плечи светлый плащ, шла высокая стройная молодая женщина лет двадцати восьми с властным уверенным взглядом чуть-чуть раскосых глаз. На ней был одет совершенно умопомрачительный светло-кремовый костюм, стоимостью, на первый взгляд, никак не меньше полтысячи долларов. В руке она держала изящный кожаный портфель, под мышкой была зажата тонкая папка.

«Странно, – подумала Настя, – в отделе всего два человека, работает она первый день, а сотрудницы других отделов уже боятся ее».

В отделе кадров она уже видела фотографию Ворониной и знала, что сейчас по коридору идет именно она. Правда, на том снимке, который был в ее личном деле, Воронина была с длинными темными волосами, а сейчас на ее голове красовалась короткая стрижка. Настя подумала, что Воронина чем-то похожа на Ирину Хакамаду. Правда, в отличие от известного депутата Верховного Совета, Воронина не носила очков.

Войдя в собственную приемную, она остановилась перед столом, за которым сидела Анастасия, и дружелюбно протянула ей руку.

– Доброе утро, – сказала она с широкой улыбкой на лице.

«Улыбка делает ее внешность еще более выигрышной, – подумала Настя. – А она умеет пользоваться своим оружием».

– Доброе утро, – Настя встала и пожала руку начальнице.

– Меня зовут Татьяна Дмитриевна, – представилась та, – а ты, наверное, Настя?

– Анастасия Глазунова.

– Что ж, я думаю, что мы будем обращаться друг к другу по имени.

Воронина глянула на стол.

– Какой у тебя зайчик милый.

Она взяла плюшевую игрушку и повертела ее в руке.

– Просто прелесть. Откуда это у тебя?

– Подарок бабушки. Он у меня очень давно, но вообще-то, я не держу на рабочем столе плюшевых зайцев, просто еще не успела разложить вещи.

– А тебе сколько лет? – спросила Воронина.

Настя смущенно улыбнулась.

– Чуть больше двадцати.

Воронина оценила Настины слова и рассмеялась.

– В таком случае, мне тоже чуть больше двадцати, мы с тобой почти ровесницы. Наверное, непривычно видеть своим начальником женщину вроде меня?

– Непривычно, – призналась Настя.

Пока они разговаривали, Анастасия все время чувствовала запах дорогих французских духов.

– От вас очень хорошо пахнет, – сказала она.

– Спасибо, – еще шире улыбнулась Воронина. – Это духи «Шампань» от Ива Сен-Лорана. Знаешь, под каким девизом они выпускаются? «Запах успеха».

– Замечательно.

– Я надеюсь, между нами не будет никаких проблем.

– Я тоже на это надеюсь, – уверенно сказала Анастасия.

– Вот и хорошо.

Воронина оглядела приемную и, увидев на подоконнике кофеварку и пачку молотого кофе, удовлетворенно воскликнула:

– Отлично! Просто умираю, так хочется кофе. Надеюсь, что чашки здесь тоже найдутся. Анастасия, пожалуйста, приготовь кофе и заходи ко мне, надо поговорить.

Прежде чем закрыть за собой дверь, она добавила:

– Мне с молоком и без сахара.

Настя ошеломленно хлопала глазами. Эта последняя фраза Ворониной вызвала у нее замешательство. Интересно, где она сейчас должна искать молоко?

К счастью, ей помогли в одном из соседних кабинетов. Девчонки здесь оказались вполне нормальными. Настя быстро перезнакомилась со всеми и, получив в подарок в первый день работы на новом месте пакет молока, отправилась к себе.

Приготовив кофе, Анастасия разлила его по чашкам и вошла в кабинет Ворониной. Та разговаривала по телефону, небрежно откинувшись на спинку стула.