Текст книги "Прогулки с Библией"

Автор книги: Рафаил Нудельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Согласно папирусу, исход происходил во времена вторжения гиксосов; согласно библейской традиции, исход происходил за 450–500 лет до царствования Соломона. Таким образом, если принять, что Великовский правильно прочел папирус Ипувера, то исход происходил примерно в 1500 году до н. э. Тут ничего не изменилось по сравнению с наиболее распространенной гипотезой ортодоксальных историков. Зато самые радикальные изменения происходят при таком прочтении в египетской истории. Ибо вторжение гиксосов, как мы уже говорили, до сих пор считалось произошедшим в 2100 году до н. э., а у Великовского получается, что оно происходило на тысячу лет позже.

Тут, однако, таится тяжелейшее противоречие. Ведь если продолжать менять хронологию Египта, то в конечном счете придется те египетские события, которые до сих пор считались произошедшими за 500–600 лет до н. э., отнести почти к самому началу нашей эры, то есть чуть не ко временам Иисуса Христа! В частности, согласно списку Мането за 600 лет до н. э. в Египте еще правили фараоны «поздних египетских династий», от Двадцать пятой, примерно, до Тридцатой, а если, вслед за Великовским, передвинуть их на 500–600 лет вперед, то эти фараоны окажутся современниками Иисуса. Возникает поистине гамлетовская ситуация: быть или не быть? По Великовскому, для этих династий просто нет места в истории! И потому он заявляет, что все, что писал Мането о последних веках египетской истории, было попросту высосанной из пальца выдумкой. Добивая Мането, он наносит и еще один, последний удар, заявляя, что ученым недаром всегда казалось подозрительным, что Мането сообщает так мало конкретных данных именно о последних фараонах, деяния которых, казалось бы, должны быть более известны, чем деяния древних, а то, что он все-таки сообщает о них, сплошь и рядом повторяет его же, Мането, рассказы о фараонах более древних династий! Дело в том, торжественно объявляет Великовский, что Мането попросту стремился приукрасить историю Египта, приумножая череду его фараонов; там же, где ему не хватало выдумки, чтобы описать этих выдуманных фараонов, он бестрепетной рукой переписывал описания походов и побед из биографий великих фараонов древности.

В этом месте, однако, Великовский и сам оказывается в затруднении. Ведь на хронологии Египта держится хронология чуть не всей ближневосточной и средиземноморской истории. Значит, выбор стоит так: либо отказаться от гипотезы космической катастрофы и тем самым признать фантастичность рассказа Библии, либо настаивать на полной достоверности библейского слова и для доказательства этого изменить всю древнюю хронологию. Третьего не дано. В такой ситуации выбор Великовского очевиден. Но теперь перед ним уже не одна, а сразу две задачи: во-первых, согласовать свою «новую хронологию» со всеми известными фактами египетской, ближневосточной и средиземноморской истории, а во-вторых, доказать научную реальность упомянутой катастрофы («остановки Солнца»), с которой все началось.

Нельзя не признать, что задача, взваленная Великовским на себя, – поистине титанических масштабов. Ведь обосновать «гипотезу катастрофы» означает, по существу, создать новую теорию астрономической эволюции Земли, а то и всей Солнечной системы, ни больше ни меньше. А обосновать «гипотезу выдуманных столетий» в египетской истории означает, по существу, пересмотреть всю историю Древнего мира. Ибо нужно доказать, что Тутмос Первый, к примеру, был современником Давида, а не давно умершим к Давидовым временам человеком; и царица Хатшепсут могла знать царя Соломона, а не давным-давно покоиться в земле ко времени его восшествия на трон. Но ведь ни Тутмос Первый, ни Хатшепсут почему-то не упоминаются в той самой Библии, которая является для Великовского единственным достоверным историческим источником; вместо них в хрониках Давида и Соломона упоминаются совсем иные египетские имена! Где выход из этого противоречия?!

Если бы Великовский в этото момент остановился, осознав грандиозность своих задач, это было бы по-человечески понятно. Возможно, в этом случае его гипотезы все равно вошли бы в историю науки – ну, хотя бы на правах интересного курьеза. Хотя и увлекательного, но, увы, – фантастического. Но он не остановился. Он отважился на невероятную по дерзости затею. Он действительно решил – в одиночку! – построить и новую космологию, и новую древнюю историю. Показать, что такие альтернативные теории можно построить и что они будут непротиворечивы. В них все будет связано, все будет логично вытекать одно из другого, а если какие-то прежние представления и придется отбросить, то разве не таким же путем идет всегда человеческое познание? Именно эта фанатичная вера в свою правоту, подвигшая Великовского на его дерзостную затею, – вот что обеспечило ему место если не в истории науки, то в памяти множества людей, которых увлекла грандиозность его фантастических построений и кажущаяся неколебимость его доказательств. Именно этот замах вызывает наше уважение и наш интерес к этому человеку.

Сделав свой судьбоносный выбор, Великовский энергично берется за систематическое изложение созданной им теории. На этом этапе драма идей обретает осязаемые формы: она превращается в драматическое столкновение людей. К началу 1950 года у Великовского уже появились первые друзья, которым он время от времени приоткрывал ход своих мыслей, и первые сторонники, в том числе среди журналистов. В некоторых известных американских журналах стали появляться публикации, таинственно намекавшие на предстоящее «явление миру» ошеломительной теории, совершенно по-новому объясняющей прошлое Земли и человечества. И тогда зашевелились и будущие заклятые, на всю жизнь, враги – астрономы Гарвардского университета во главе с профессором Шепли. Слухи о предстоящей публикации книги Великовского вызвали у Шепли резкое недовольство, и он потребовал от издательства «Макмиллан» отказаться от «скандальной публикации», сопровождая это требование прозрачной угрозой ославить издательство в научном мире.

Впоследствии многие ученые готовы были признать, что в своей многолетней борьбе против «теории космических катастроф» они зачастую пользовались неблаговидными и вненаучными методами. Их нельзя извинить, но можно понять. То были годы маккартистского похода – против американской науки и американской культуры. Если угодно, этот поход можно сравнить с почти одновременной «космополитической кампанией» в СССР: то же мрачное безумие, та же маниакальная подозрительность, та же атмосфера надвигающегося погрома. Стоит ли удивляться яростной реакции ученых на книгу, которая ставила под сомнение все прежние научные истины и предлагала изменить их в угоду… Библии!

Тем не менее в апреле 1950 года, преодолев, наконец (не без потерь), организованное сопротивление научных кругов, первая книга Великовского, озаглавленная «Столкновение миров», вышла в свет, заранее окруженная аурой неминуемой сенсации. Никакие слухи, однако, не могли даже и в малой мере подготовить читателя к той грандиозной ломке прежних представлений, которую предлагал и на которой дерзко настаивал доселе никому не известный автор.

Сведем в обозримую схему исходные установки, с которыми он двинулся в эту беспримерную атаку на здравый смысл и официальную науку. Библия, говорит Великовский (а Библия для него, напомним, непререкаемый источник исторической истины), Библия свидетельствует, что исход сопровождался природными явлениями катастрофического характера. Неведомый автор папируса Ипувера, несомненно, был свидетелем тех же явлений с египетской стороны. Изыскания в мифах и хрониках различных народов мира убеждают, что эти катастрофические явления наблюдались и в других местах земного шара. Речь идет, стало быть, о катастрофе, потрясшей всю планету. Данные папируса Ипувера, совмещающие исход с вторжением в Египет гиксосов, позволяют датировать эту грандиозную катастрофу серединой второго тысячелетия до нашей эры.

Сведения, приведенные Великовским, и, конечно же, их количество впечатляют. Но попробуй читатель проверить указанные автором источники, он немедленно убедится, что часть их попросту сказки, а часть вообще не существует, многие цитаты вырваны из контекста и означают нечто совершенно иное, а кое-какие «факты» связаны с обычными в древности неточностями в календаре. Впрочем, сам Великовский посчитал доказаным, что пресловутая «остановка Солнца» (иными словами, резкое изменение характера вращения Земли) действительно имела место, и притом почти в те же самые времена, что и «катастрофа исхода». Была то одна и та же катастрофа, растянувшаяся на десятки лет, или два этапа одной катастрофы, почему-то разделенные полувековым промежутком, или, наконец, две разные катастрофы – вопрос, ответить на который можно, только найдя приемлемое – с научной точки зрения – объяснение всех этих явлений.

И автор предлагает читателям такое объяснение. По существу, оно содержится уже в самом заглавии его книги. «Столкновение миров», по Великовскому, – не художественный образ, а самое что ни на есть реальное событие, произошедшее в том не очень далеком прошлом Земли, о котором говорят свидетельства его многочисленных «очевидцев». «В то самое время, – пишет Великовский, – когда моря вздымались чудовищными приливными валами, в небесах над ними развертывались события, которые потрясенному очевидцу на Земле должны были казаться титанической битвой. И поскольку эта битва была одновременно видна почти по всей Земле и запечатлелась в памяти ее очевидцев, ее течение можно восстановить весьма детально».

Этими словами Великовский начинает изложение своей гипотезы, призванной реконструировать ход и детали «титанической битвы». Парадоксальный подход к Библии: причина описанных в ней событий ищется не в действиях Бога, а в законах природы, согласующихся с современной наукой. Вряд ли подобный подход может удовлетворить истинно верующего человека. Верующий человек не нуждается в научных доказательствах правоты Боговдохновенной книги. С другой стороны, такой подход не может удовлетворить и серьезного ученого. Ибо с первых же страниц «Столкновения миров» становится ясно, что, претендуя на научность своей гипотезы, Великовский тем не менее отказывается от основного метода всякой научной теории – строго математического доказательства. Он вообще нигде не прибегает к математическому аппарату. Он излагает свою теорию космических столкновений чисто качественно, описательно, без привычных в небесной механике расчетов траекторий, импульсов и моментов, без каких бы то ни было расчетов вообще; что называется – абсолютно «на пальцах». На кого же рассчитано такое изложение? Прежде всего, на массовую аудиторию – на ту достаточно образованную и достаточно многочисленную аудиторию, которая не относится ни к категории глубоко и спокойно верующих, ни к разряду профессиональных ученых. На «людей здравого смысла». Им это адресовано, и им об этом судить. Судите же.

Что может остановить и изменить вращение целой планеты? – спрашивает Великовский. Единственной мыслимой причиной такого явления, отвечает он, может быть только воздействие на эту планету какого-то иного небесного объекта сравнимой массы. Приближаясь к ней со стороны, противоположной ее вращению, такой объект, согласно законам небесной механики, в принципе может – благодаря гравитационному и приливному воздействию – постепенно замедлить это вращение и даже приостановить его совсем; если это происходит достаточно «постепенно», такая остановка будет и достаточно «мягкой» (хотя, как мы увидим, ее последствия и в этом случае не перестанут быть катастрофическими). Удаляясь по соответствующей орбите, этот небесный объект в принципе способен заново «раскрутить» планету – и тогда Солнце снова двинется по ее небосводу, но, конечно, не совсем так, как прежде.

Именно это, говорит Великовский в «Столкновении миров», и произошло с Землей в середине второго тысячелетия до нашей эры. Именно это космических масштабов столкновение представлялось потрясенным очевидцам в разных местах земного шара титанической «битвой в небесах».

Небесная механика не исключает возможности столкновения Земли с другими космическими телами – метеоритами, кометами и даже астероидами. Хотя вероятность такого столкновения, как показывают точные расчеты, чудовищно мала, тем не менее следы падения по крайней мере нескольких гигантских астероидов и метеоритов до сих пор сохранились на поверхности нашей планеты – в виде огромных кратеров на Юкатанском полуострове, в Аризонской пустыне, в Австралии, возможно – на Подкаменной Тунгуске в Сибири. Многие ученые полагают, что Тихий океан возник тоже в результате столкновения – только еще более древнего и с еще более громадным астероидом. Практически общепризнано, что Луна образовалась в результате куда более катастрофического (хотя и более древнего) столкновения. Уже в наши времена были опасения, что Земля может столкнуться с астероидом Икар, и подобные опасения привели к созданию сейчас специальной всемирной службы слежения за всеми «опасными» астероидами. Короче, сама по себе идея «столкновения миров» вполне приемлема для современной науки. Великовский ее только конкретизирует: катастрофа была, по его мнению, вызвана столкновением не с астероидом, а с гигантской кометой. Ведь объяснение некоторых особенностей библейского рассказа требует, по Великовскому, наличия газового «хвоста» – а такие хвосты бывают только у комет.

Слово «столкновение» в данном случае следует понимать, конечно, фигурально: комета, по Великовскому, не столкнулась с Землей «лоб в лоб», а лишь прошла в непосредственной – но катастрофически тесной – близости от нее. Столкновением это было только в астрономическом смысле. Тем не менее и такое «прохождение вблизи» должно было повлечь за собой чудовищные по характеру и размаху последствия. Когда Земля вошла в хвост кометы, содержавшаяся в нем «пыль» могла осесть на поверхность морей, озер и рек, и если она включала красные частицы окислов железа, то должна была окрасить мир в страшный «кровавый» цвет. Великовский принимает эту возможность за факт и тут же напоминает, что этот пугающий феномен зафиксирован не только в библейском рассказе об исходе и папирусе Ипувера, но и во многих других древнейших источниках.

Затем, по мере сближения с ядром кометы, Земля должна была войти в те области кометного хвоста, где пыль уже перемешана с камнями значительной величины, окружающими ядро; это, говорит автор, должно было неизбежно привести к бомбардировке земной поверхности нарастающим по интенсивности каменным дождем – и действительно, привлеченные Великовским источники сообщают и о чудовищном «граде небесных камней». Но одновременно плотная часть кометного хвоста должна была все сильнее поглощать солнечный свет: поэтому над Землей наверняка сгущался мрак, освещаемый разве что чудовищными электрическими разрядами. Со стороны такие космические «молнии» вполне могли выглядеть как гигантские «огненные столпы», вроде того, что так ярко описан в Библии. Вот вам и «научное» объяснение еще одного библейского феномена, который неверующие объявляют невозможным.

«Столкновение» должно было, однако, сопровождаться и другими, не менее устрашающими явлениями. Резкое изменение температуры не могло не вызвать ураганных ветров; гравитационное притяжение приближающегося к Земле космического тела должно было породить огромные приливные волны; то же притяжение не могло не поднять к поверхности жидкую огненную магму, которая потоками лавы рвалась через вспучившиеся горные вершины, превращая их в вулканы; смещения в земной коре не могли не вызвать череду сильнейших землетрясений. И опять-таки – все эти явления, которые должны были сопровождать столкновение миров, действительно были зафиксированы очевидцами катастрофы: мы находим их описание как в библейском рассказе об исходе, так и в многочисленных преданиях и легендах иных народов Земли.

Более того – даже такая странная деталь, как выпадение «манны небесной», из загадки превращается в очередное подтверждение его гипотезы: углеводородные соединения, обнаруживаемые в хвостах комет (а также способные образоваться в атмосфере в специфических условиях «столкновения»), должны были выпадать на поверхность Земли в виде странных, пригодных в пищу осадков. Ведь вся наша пища, в конце концов, состоит из углеводородов, не так ли? Попадая в воду, такие осадки придавали ей характерный молочный цвет; не в этом ли объяснение слов о реках, «текущих молоком и медом»?

Разорванные притяжением кометы воды мелких морей могли обнажить вековечное дно, а затем сомкнуться над ним снова: именно этим Великовский объясняет известнейший эпизод с переходом евреями «Тростникового моря» и гибелью в нем фараона; совпадение маловероятное, почти чудесное, верно – но ведь не абсолютно невозможное, не так ли? Все же остальное в библейском рассказе: «казни египетские» с их окрашенным в кровавый цвет миром, землетрясениями и прочими деталями; «огненный столп», словно путеводный знак, указующий дорогу в пустыню; грохочущая извержением вершина горы Синай, где Моисей сподобился Откровения; благодатная «манна», которая спасала евреев все время их странствий, – все это уже объяснено, и все эти объяснения, как мы видели, вполне непринужденно вписываются в картину столкновения Земли с кометой, как ее описывает Великовский, и даже с необходимостью следуют из нее. Но это лишь начало.

Сорок лет скитались евреи по пустыне; еще двенадцать лет прошло до сражения в Аиалонской долине, когда Солнце остановилось по приказу Иегошуа бин-Нуна. Между «чудесами исхода» и «чудом остановки Солнца» пролегло 52 года. Но какое потрясающее и знаменательное совпадение: аборигены Мексики, как это следует из их легенд, тоже ожидали катастроф через каждые пятьдесят два года! Более того – они ожидали, как это свидетельствуют их обряды, вполне определенных катастроф: наступления вечной ночи и окончательной гибели человеческой расы. Когда же это не происходило, огромный благодарственный костер возвещал собравшимся толпам, что наступил «новый цикл милосердия». Но что самое поразительное – этот цикл одновременно был в их календаре новым циклом планеты Венера!

Упоминание о Венере немедленно вызывает в памяти еще одну знаменательную деталь – еврейский обычай пятидесятого «юбилейного» года. Число 50 «слишком близко», по словам Великовского, к загадочному 52-летнему «циклу катастроф» и потому «наводит на размышления». И действительно, у евреев (как, между прочим, у тех же мексиканских майя) с этим числом (точнее – с этим 50-м годом) был связан ритуал «очистительной жертвы»: в пустыню отправлялся жертвенный барашек для ублаготворения злобных разрушительных сил; а силы эти были известны под общим названием Азазель. Но это название – всего лишь синоним «падшей звезды», иначе именуемой Люцифером. Миф о «падшей звезде» существовал и у египтян – они называли ее Сет-Тифон. Арабы приносили аналогичные жертвы в честь звезды аль-Узза. Анализируя древние мексиканские, римские, греческие, китайские, бурятские, эскимосские и другие источники, Великовский всюду обнаруживает мифы о зловещей, «павшей на Землю» звезде, и всюду они, по его утверждению, отсылают к одному и тому же небесному телу – к планете Венера (к сожалению, он не указывает, каким именно образом буряты или эскимосы фиксировали, что в их сказаниях речь идет именно о Венере). Вплоть до какого-то момента древнейшие астрономические мифы, утверждает Великовский, знали всего четыре планеты: Меркурий, Марс, Юпитер и Сатурн; Венера появилась в них позже, и это появление у всех народов связано с «падением звезды», иными словами – с какой-то космической катастрофой. Напрашивается очевидный вывод: Венера и была той загадочной «кометой», которая «столкнулась» с Землей в середине второго тысячелетия до нашей эры. Венера – поздняя гостья в Солнечной системе. Это комета, ставшая планетой. Как это могло произойти?

Обратимся снова к древним источникам. Все они говорят о каких-то двух катастрофах, разделенных 52-летним промежутком (здесь Великовский – видимо, для большей убедительности – приписывает бурятам, эскимосам, грекам, китайцам и всем прочим названным им народам то, что раньше говорил только о древних евреях и «мексиканских аборигенах», то бишь майя). Иными словами, столкновение кометы Венера с Землей не было единоразовым. И вот почему. Вторгшись в Солнечную систему, чудовищная хвостатая гостья не просто пролетела сквозь нее в непосредственной близости от Земли. Не только она своим притяжением вызывала на Земле гигантские катаклизмы, но и земное притяжение, в свою очередь, повлияло на комету. Оно искривило ее орбиту и тем самым превратило эту орбиту в периодическую. Вместо того чтобы умчаться в межзвездную пустоту, комета Венера, обращаясь по новой, уже периодической орбите, спустя 52 года снова стала приближаться к Земле – и вот тогда-то она так замедлила ее вращение, что вызвала «остановку Солнца», смещение сторон света и изменение сезонов. Видимо, говорит Великовский, одним из частных последствий этого второго «столкновения» было потрясшее весь Ближний Восток землетрясение, в результате которого рухнули стены Иерихона; по мнению Великовского, это куда более научное объяснение «иерихонского чуда», чем рассуждения о каком-то «резонансе» каменной кладки стен со звуками еврейских труб. (Любопытно, что поэт Анри Волохонский однажды предложил еще и третье, не менее убедительно объяснение: согласно ему, иерихонские стены были, возможно, построены на костях умерших людей, и, когда эти кости услышали зов труб, они решили, что настал день Страшного суда, когда, по словам пророка Иезекииля, кости должны облечься плотью, и потому поспешили восстать, опрокинув крепостные стены.)

Разумеется, и в этом втором столкновении Земля, в свою очередь, снова оказала воздействие на Венеру. Конечным результатом всех этих воздействий был переход Венеры на замкнутую околосолнечную орбиту, подобную орбитам «настоящих» планет. Но до этого Венера в течение долгих столетий оставалась не вполне предсказуемой небесной странницей и потому продолжала наводить на человечество мистический страх. Поэтому новая, неожиданная пертурбация, превратившая ее в «обычную» планету, должна была быть воспринята, как «низвержение» злобного и угрожающего вестника небес. И Великове кий находит подтверждение тому в знаменитых – и загадочных – словах пророка Исаии: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: „взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой…“» (Исаия 14:12–13). По Великовскому, пафос Исаии – несомненно, пафос очевидца, испытывающего чувство избавления от многовекового страха; стало быть, Исаия был современником или близким потомком современников низвержения заносчивого «сына зари», его «падения с престола»: «денница», утренняя звезда, «упала с неба» (иными словами, сдвинулась ближе к горизонту) и перестала пугать народы (то есть утвердилась на постоянной, предсказуемой орбите).

Но «эпоха столкновений» на этом еще не закончилась. Времена Исаии (и Гомера) были временами рождения Древней Греции и Рима – VIII–VII века до н. э. Но почему-то римский философ Сенека называл их астрономическим водоразделом между старой и новой эпохами, ибо до этого, говорил он, «центр небосвода находился в созвездии Большой Медведицы». А в индийских источниках утверждается, что был момент, когда географическое положение всех мест на Земле изменилось на 500–900 миль. А Птолемей и независимо от него арабские ученые указывали местоположение древнего Вавилона на два градуса севернее, чем дают современные раскопки. А древние обелиски в Южной Америке и Египте, некогда ориентированные по сторонам света, сегодня смотрят в другие стороны. И наконец, астрономический год состоит сегодня уже не из 360 дней, как до VIII века до н. э., а из 365,25 дня.

Не слишком ли много свидетельств, чтобы ими пренебрегать? Ведь все они, если вдуматьтся, говорят об одном и том же – что в VIII–VII веках до н. э. Земля испытала еще одно космическое столкновение, резко сместившее ее ось, а с нею – полюса и стороны света. А в Библии рассказывается о произошедшем как раз в это время еще одном «чуде» – о загадочном поспешном отступлении армии царя Синаххериба от стен осажденного и готового пасть Иерусалима. Это невероятное спасение обреченного города произошло в ночь на 23 марта 687 года до н. э. Так чем же объяснить его, если не еще одним «космическим столкновением»? Именно оно сместило ось вращения Земли и подтолкнуло Венеру на ее окончательную, нынешнюю орбиту. И кто же был виновником этого космического катаклизма на сей раз? Снова Венера? Нет, говорит Великовский, на сей раз – Марс!

Почему именно Марс? Великовский объясняет свое неожиданное утверждение следующим любопытным образом. В талмудических источниках, говорит он, Венера и Марс ассоциируются с двумя архангелами, которые дважды спасли народ Израиля: один – во времена исхода, другой – во времена Синаххериба. Стало быть, желаемое доказано: «столкновение исхода» было с Венерой, а «столкновение Синаххериба» – с Марсом. Сближение Земли и Марса должно было вызвать чудовищный электрический разряд между ними, и именно этот разряд, эта космическая молния, говорит Великовский, как раз и уничтожила массы ассирийцев, осаждавших еврейскую столицу; уцелевшие же в панике отступили от стен города. Но не только Библия и Талмуд, по Великовскому, подтверждают факт прохождения Марса вблизи от Земли. Факт этот подтверждается еще и «странной осведомленностью древних источников» (Гомера и Вергилия) о наличии у Марса двух спутников (ныне не видимых с Земли невооруженным глазом). Это древние могли увидеть только при очень близком прохождении Марса около Земли.

Таким образом, «период космических катастроф», в течение которого Солнечная система судорожными толчками перестраивалась, чтобы включить в себя новую планету – соседку Земли и Марса – и превратить ее в нынешнюю «прирученную» Венеру, растянулся с XV по VII века до н. э. В течение всего этого времени три планеты сближались и расходились в пространстве, то и дело «соударяясь» друг с другом в катастрофических столкновениях, которые меняли их космические траектории (равно как и весь их внешний облик). Недаром кто-то из врагов Великовского язвительно заметил, что его «теория» напоминает, скорее, «космический пинг-понг», в котором планеты прыгают, как пластмассовые шарики, сталкиваясь друг с другом и отскакивая по все новым и новым траекториям. Вдобавок всякий раз это происходит именно в тот момент и именно таким образом, когда (и как) необходимо автору для согласования со всеми без исключения библейскими «чудесами».

Это язвительное обвинение можно, однако, обратить в не менее язвительное оправдание теории. Что, если, напротив, – это библейские «чудеса» на самом деле описывают реально происходившие космические катастрофы? Великовский был уверен, что дело обстоит именно так. Сомневался он в другом: можно ли доверять папирусу Ипувера в той его части, которая говорит о вторжении в Египет – именно в дни катастрофы – каких-то неведомых азиатов?

Откуда у него вдруг эти сомнения? Если Ипувер прав и в тот момент, когда (если верить Великовскому) евреи уходили из Египта на восток, на Синай, оттуда, с востока, в Египет двигались какие-то азиатские орды, то на узком Синайском перешейке два этих человеческих потока неминуемо должны были столкнуться. Уходящие из Египта евреи должны были встретиться с идущими в Египет гиксосами. Ибо «азиаты» Ипувера – это, конечно, гиксосы; другие «азиаты» никогда в Египет не вторгались. Но Библия ни словом не упоминает о встрече евреев с какими-то гиксосами! Она даже имени такого не знает. А коль скоро так, то, возможно, папирус Ипувера в этой своей части недостоверен. Но если он недостоверен в одной части, то можно ли доверять ему во всем остальном? Однако, отбросив Ипувера, Великовский лишился бы независимого от Библии доказательства «столкновения миров». Выход один: нужно доказать достоверность папируса Ипувера и во второй его части. А для этого нужно «найти» в Библии упоминание о чем-то вроде встречи евреев с гиксосами.

Вот ловушка, в которую автор загнал сам себя. А вот автор, который бесстрашно бросается на поиски выхода из ловушки. И что ему не броситься? Он только что перевернул всю историю Солнечной системы – ему достанет отваги перевернуть, если того потребует истина (или Библия – что, впрочем, для него одно и то же), и всю историю человечества. Обратимся к Библии, снова зовет нас Великовский.

Встречались ли евреи вообще с кем-нибудь во время исхода? А как же! Если заглянуть в Книгу Исхода, то сразу обнаружится соответствующий текст: «И пришли Амаликитяне, и воевали с Израильтянами в Рефидиме…» (Исход 17:8). Рефидим, как знают нынешние молодые израильтяне, прошедшие через этот (теперь уже бывший) военный лагерь, находится в Синае. Именно там амаликитяне преградили древним евреям путь в Землю Обетованную. Посланные Моисеем в Ханаан разведчики принесли оглушительную весть: «Амалик живет на южной части земли» (Числа, 13:29). Евреи попытались прорваться силой – последовала вторая битва и второе поражение: «И сошли Амаликитяне и Хананеи… и разбили их, и гнали их до Хормы» (Числа, 14:45). Судьба евреев была решена – им пришлось уйти в пустыню. Только через сорок лет они сумели вступить в Ханаан.

Ну, теперь все встало на место, и вторая часть папируса Ипувера сейчас же окажется достоверной, если – если только мы докажем, что амаликитяне и гиксосы – одно и то же. Великовский делает это в два счета. Перечень своих доказательств он начинает с соображения фонетического: слово «аму» (второе название гиксосов) звучит почти так же, как начало слова «амаликитяне». Он и сам понимает, что это не очень убедительно, и спешит представить следующеее доказательство – «географическое». Гиксосы пришли с востока («азиаты») и амаликитяне, согласно некоторым арабским источникам, тоже пришли с востока. Как утвеждает Великовский, все те же «некоторые» арабские историки Средневековья якобы сообщают множество данных об этом племени. Амаликитяне, оказывается, жили в районе нынешней Мекки; они были жестоки и беспощадны (в чем очень походили на гиксосов, как их описывают египетские хроники); их (как и евреев) толкнула на великое переселение какая-то загадочная катастрофа (в арабских описаниях которой наметанный глаз Великовского быстро вылавливает многие черты сходства с описанием «катастрофы исхода» – нашествие насекомых, сильные ветры, подземные толчки, отравленные источники, вулканические извержения, странная тьма в природе); в результате этого переселения они захватили не только Южный Ханаан, но также Египет – и долго правили там. Арабский историк Абульфельда недвусмысленно утверждает: «Многие египетские фараоны были амаликитянского происхождения…»