Текст книги "Мосад, Аман и все такое…"

Автор книги: Рафаил Блехман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Но в конечном счете оказалось, что Арафат выиграл. Мало того, что сирийцы сами невольно еще более раздули популярность Фатха среди палестинцев (кто там разбирался, «чей» Фатх в действительности «одерживал победы» – Арафата или сирийский?), – они создали лидеру Фатха репутацию «мученика» и «героя», последовательного борца за независимость «палестинской борьбы» от межарабских интриг и расчетов, маневров и предательств. Когда несколькими месяцами спустя лидеры Фатха сумели выбраться из дамасской тюрьмы и один за другим просочиться в Ливан, в тамошних лагерях беженцев уже ширилась слава Арафата, как признанного вождя палестинского дела.

Проба сил в Дамаске была третьим важным шагом в политической карьере Арафата. С этого момента он стал делать ставку не просто на палестинский национализм иди «самоосвобождение», но на независимую, «самостоятельную» палестинскую политику внутри политики арабской. И орудием этой политики сделал свой Фатх (позднее – ООП). Теперь его цель состояла в том, чтобы использовать межарабские противоречия в интересах максимальной свободы собственного политического маневра. Не переставая быть марионеткой, которой играли другие, он одновременно пытался играть своими хозяевами, сталкивая их друг с другом, эксплуатируя провозглашенные ими лозунги, заявленные ими обязательства перед палестинцами, выданные ими посулы. Конечно, это был рискованный путь, и хотя Арафат оказался мастером политической интриги, его ожидало на этом пути немало падений. Но тактика быстрой, беспринципной смены «хозяев», блокирования с новыми арабскими союзниками против прежних позволяла ему всякий раз быстро подняться на ноги и продолжать эту безумную, безоглядную игру на выживание. Ему понадобилось восемь лет, чтобы достичь цели. Восемь лет и два арабских поражения в войнах против Израиля. Первым было поражение в Шестидневной войне, после которого Арафат едва ли не первым выдвинул лозунг «отвоевания Иудеи и Самарии». Вторым было поражение арабов в войне Йом-Кипур, после которого Арафату, наконец, удалось добиться от арабских держав признания своей ООП «единственным и законным представителем» палестинских интересов. Этим решением, принятым в 1974 году в Рабате, арабские державы на десять с лишним лет связали себе руки.

Шестидневная война радикально изменила ситуацию на западном берегу Иордана. И это сказалось не только в арабском мире, но и в израильском обществе. Постепенно стало казаться, что в основе арабо-израильского конфликта лежит именно судьба «территорий», то есть Иудеи и Самарии. Этому немало способствовала тактика Арафата, заговорившего о необходимости отвоевания, в первую очередь, именно этих территорий для создания на них «палестинского государства». Постепенно эта риторика заслонила тот простой и очевидный факт, что Фатх был создан в те времена, когда Иудея и Самария находились еще в арабских руках и создать там «палестинское государство» не представляло никакого труда. Что вся «деятельность» Фатха, искусно разыгранная сирийцами, направлена была отнюдь не на «освобождение» Иудеи и Самарии (разве что от иорданского короля), а попросту на уничтожение Израиля. Что в основе конфликта лежит именно это стремление, позже прикрытое разговорами об Иудее и Самарии, и что никакое «отвоевание территорий» не исчерпывает цели, ради которой был создан Фатх, а поздее ООП. Как не исчерпывают ее никакие «территориальные уступки», на которые был бы согласен Израиль.

Вся история Арафата напоминает об этом. Ибо она есть история непримиримой и давней, еще с 30-х годов, борьбы арабов (начиная с муфтия и Абдель к абира и кончая государственными военными машинами) во имя уничтожения еврейского присутствия в арабском мире. Борьбы, отразившейся в судьбе одного человека.

Поражение 1967 года заставило арабов пересмотреть прежнюю стратегию. Арабская печать широко открыла страницы всем, кто имел что сказать. Лозунги возмездия и реванша, выдвинутые Арафатом, совпали с настроениями момента, и вскоре он стал одним из самых популярных авторов в арабском мире. Отношение к нему в арабских столицах изменилось. В сентябре 1968 года он был приглашен на конференцию партии Баас в Дамаск, где его очистили от всех прежних обвинений. Результатом его воинственного выступления на конференции было согласие сирийцев восстановить Фатх под единоличным командованием Арафата с предоставлением ему всей необходимой помощи. Насер, опасаясь «отстать», со своей стороны разрешил Шукейри активизировать партизанские действия ООП против Израиля и вступить для этого в союз с Фатхом. И хотя союз оказался недолговечным, он позволил Арафату войти в руководство ООП, поднявшись тем самым на очередную ступеньку официального всепалестинского лидерства. В ООП Арафат пришел со своей идеей «независимой палестинской политики», которая после поражения арабских держав приобретала все больше сторонников среди лидеров организации. Идея эта подразумевала, что прежде чем освобождаться от «сионистской оккупации», палестинцы должны освободить себя от арабского диктата. Поэтому широко разрекламированная (в основном – для Запада) «вооруженная борьба за освобождение родины» была в действительности отодвинута на второй план. Ее подменил обыкновенный террор.

С самого начала своей политической карьеры Арафат был достаточным реалистом, чтобы понимать, что лозунг «палестинского самоосвобождения» утопичен. На самом деле он всегда означал иное: действия палестинцев должны создать ситуацию, в которой арабские державы вынуждены будут действовать в палестинских интересах. Когда-то думалось, что действия ООП должны подтолкнуть арабские державы к войне; сегодня в расчеты Арафата входят также политические шаги арабского мира в пользу палестинского дела; но стратегия осталась неизменной: формула ООП по-прежнему начинается со слов «действия палестинцев», а эти действия всегда – и можно сказать, по необходимости – означают террор.

Что порождает эту кровавую неизбежность? Во-первых, реальная разница военных сил; во-вторых, тот очевидный факт, что самым уязвимым местом любой цивилизованной современной демократической страны, включая Израиль, является ее мирное население. В-третьих, идеология и психология современных «национально-освободительных» движений, от Северной Ирландии до Южной Африки.

Не нужно думать, будто Арафат и его соратники первыми выдумали или легитимизировали террор. Уже в первое послевоенное десятилетие эстремист-теоретик Франц Фанон провозгласил, что самым эффективным оружием «обездоленных» является массовый террор (он называл его «революционным насилием»), направленный против мирного населения («грабителей» в его терминологии). Лидеры ООП учились у «революционеров» алжирского Фронта национального освобождения, которые, в свою очередь, учились у Фанона; от ООП эта эстафета перешла к Че-Геваре, Баадеру и Майнхоф, итальянским «Красным бригадам»; террор превратился в одну из опаснейших болезней нашего времени, и сегодня кажется, что человечество уже налаживает с ней некий – во всяком случае, психологический – симбиоз.

«Открыв» для себя методы террора против мирного населения, лидеры Фатха быстро продвигались по этому пути к самым низменным методам, и 8 марта 1968 года их отряды произвели первую кровавую атаку на детей: был взорван автобус с израильскими школьниками. В ответ на это 21 марта израильский танковый десант нанес сокрушительный удар по главной базе Фатха в деревне Караме на восточном берегу Иордана к северу от Мертвого моря. Израильтяне уничтожили около 200 террористов, но затем вынуждены были вступить в бой с иорданскими танковыми частями, которые король Хуссейн, чтобы не «потерять лицо» в арабском мире, в свою очередь, вынужден был послать на помощь палестинцам. К этому времени, впрочем, палестинцев в лагере почти не оставалось: сам Арафат бежал на мотоцикле в соседний город Салт, бросив своих бойцов. Однако иорданцы сумели организовать контратаку, в которой израильтяне понесли значительные потери.

Арафат сумел воспользоваться «подарком» судьбы. Он немедленно приписал «победу при Караме» своему Фатху. Иорданцы не имели особого желания расписывать свое вынужденное участие в бою, а сирийцы с готовностью поддержали версию Арафата. Арабская печать снова запестрела восторженными похвалами Фатху и его лидеру. Миф о «победе при Караме» быстро стал неотъемлемой частью новой «героической» палестинской истории, которую последовательно создавал Фатх с помощью сирийцев. Но на сей раз ложь нашла и новую почву. Появившиеся к тому времени на Западе левые антивоенные и антиимпериалистические движения расценивали атаку на Караме как свидетельство «непримиримости» и «жестокости» Израиля, который из Давида превратился в их глазах в злобного Голиафа. Освободившуюся роль Давида немедленно занял Арафат со своим Фатхом, лидеры которого в последующие месяцы буквально обрушили на западного читателя лавину статей и выступлений, в которых провозглашалась «справедливость» палестинского дела и «неотъемлемые права» палестинского народа. В отряды Фатха хлынули сотни новых добровольцев, Сирия и Египет соревновались в оказании Арафату щедрой помощи, и в ООП открыто заговорили о том, что во главе организации должен стать «вождь победоносного Фатха».

Но в этот момент на пути Арафата возник грозный соперник.

22 июля 1968 года группа вооруженных террористов совершила захват израильского пассажирского самолета, вылетевшего из Рима в Тель-Авив. Полгода спустя другая группа атаковала израильский самолет, стоявший в аэропорту Афин. Израиль ответил атакой своих коммандос на арабские самолеты в бейрутском аэропорту. Об этой операции Мосада мы еще будем говорить. Но уже в августе следующего года террористы ответили на нее нападением на самолет авиакомпании «Тивиэй», направлявшийся в Тель-Авив, а в феврале 1970 года взорвали в воздухе швейцарский самолет, следовавший курсом в Израиль. И наконец, 6 сентября того же года они захватили и заставили сесть в иорданской пустыне сразу четыре иностранных самолета, добиваясь – и добившись – обмена пассажиров на своих, арестованных ранее сообщников. Мы еще расскажем и об этом, когда вернемся к истории Мосада. Сейчас скажем о другом, что имеет отношение не к истории Мосада, а к истории ООП. Ибо самое прямое отношение к ней имеет тот факт, что виновником всех этих нападений и похищений был не Фатх. Им была другая организация, бросившая Фатху вызов в борьбе за лидерство в палестинском движении – Народный фронт борьбы за освобождение Палестины под руководством Жоржа Хабаша и примыкавшие к нему (точнее было бы сказать – отколовшиеся от него) группы Наефа Хаватме и Ахмеда Джабриля.

Механизм выбора, совершаемого толпой, загадочен. И почти всегда безошибочен. Толпа делает кумиром не всякого из подходящих претендентов. Героем становится не любой. Арафат, несомненно, выдающийся мастер политической интриги: вся его жизнь свидетельствует об этом. Он изворотлив, лжив, оппортунистичен, гибок, амбициозен, загадочен, цепок и хитер. В двусмысленных водоворотах политики – начиная с политики внутри узкого круга соратников и единомышленников и кончая сложными сплетениями политики общеарабской – он чувствует себя, как рыба в воде. Но это лишь необходимое, но еще недостаточное условие успеха. Без популярности в массах он не стал бы тем, чем стал. К толпе он обращен другим лицом. Здесь он живая легенда: именно с его личностью постепенно связываются все памятные – пусть и легендарные, пусть и вымышленные – события короткой национальной истории. На площадях он увлекает толпу цветистой риторикой, в тренировочных лагерях похлопывает по плечу, обнимает и целует ветеранов, урок Караме не прошел для него даром: в Бейруте и Триполи он остается со своими бойцами в самые трудные дни, его образ жизни нарочито прост и расчетливо скромен, грубо говоря – он «свой в доску».

Но кажется, что и этого недостаточно. Мало ли «своих в доску» среди его соратников? Почему не Абу-Джихад, не Абу Ийад, не Фарук Кадуми? Здесь, по-видимому, вступают в силу пропорции, в которых совмещаются в человеке качества площадного трибуна и политического гения; понимание толпы и ощущение истории. Поэтому все теоретические «предвычисления»: кто годится в «герои»? – напоминают кулинарный рецепт, который в одних руках превращается в волшебное блюдо, а в других – в безвкусную жвачку. Неуловимые пропорции – времени, места, обстоятельств и характера – решают дело. Отбор происходит на каждом крутом – или незаметном – повороте и после каждого остается все меньше уцелевших в памяти.

Быть может, безумная, почти животная способность к выживанию – любой ценой: предательства, лжи, измены, радикальной смены лозунгов и союзников – один из главных «секретов» успеха людей, подобных Арафату? Сама эта способность как бы свидетельствует, что в них «что-то есть». Политикам того же склада (прежде всего, арабского и Третьего мира, живущим в атмосфере непрестанных заговоров и переворотов) такие люди внушают определенное уважение; толпа же на площади смутно угадывает в них своего любимого сказочного героя – бессмертного «Иванушку», который и от кощеевых слуг увернется, и царя вокруг пальца обведет…

Жорж Хабаш вылеплен из другого теста. Это кабинетный теоретик и профессиональный политический эмигрант, идеолог революции и стратег террора. Он не способен возбуждать толпу, плести интриги, добывать деньги, метаться по миру, выступать на площадях. Ему чужды театральная поза и эффектный драматический жест. Но у него в запасе есть иные качества – безудержное честолюбие и беспощадная последовательность. В других обстоятельствах он мог бы стать чем-то вроде маленького Троцкого. В тех ближневосточных обстоятельствах, в которых ему суждено было действовать, он остался просто террористом.

И взлет, и падение Хабаша отразили изменения социальной и политической ситуации на Ближнем Востоке в первые послевоенные десятилетия. Был момент, когда созданная им организация являлась третьей по значению идеологической и политической силой в арабском мире. Кое-где она была близка к захвату власти, в других странах ее члены входили в правительства; в Южном Йемене она возглавила успешный переворот. То были времена панарабизма, и лозунги Хабаша, созвучные своей эпохе, поистине овладевали массами.

Но времена изменились, наступила эпоха «каждый сам за себя» и начался крутой спад. Стали «сами за себя» и национальные ячейки движения, созданные Хабашем в различных арабских странах, единство организации рухнуло, идеология поползла в разные стороны, влияние исчезло. Короткая история арабской «новой левой» завершилась, ничего – или почти ничего – не оставив после себя. Разве что воспоминания о том, как она «чуть-чуть не…» Но «чуть-чуть» в истории не считается.

«Новая левая» Жоржа Хабаша и Наефа Хаватме родилась в благоприятный момент: арабские страны потерпели позорное поражение в войне 1948– 49 годов, их режимы и партии были дискредитированы, их ставка на Запад провалилась, государство Израиль не удалось стереть с лица земли. Движение Хабаша – Хаватме было, в сущности, порождением этого момента: арабская молодежь искала новых путей, и арабская «новая левая» предложила ей один из них – путь революционного панарабского национализма.

Вскоре после окончания второй мировой войны группа палестинских студентов поступила в Американский университет в Бейруте. Среди них сразу выделились двое – Жорж Хабаш из Лидды и Вади Хаддад из Галилеи. Оба происходили из богатых купеческих семей, и родители обоих вполне могли оплатить их образование. К моменту окончания университета – в 1951 и 1952 годах, соответственно – оба лишились дома: он оказался на территории Израиля, а их семьи перебрались в Амман. Оба студента были страстно вовлечены в палестинские дела. Это, собственно, и толкнуло их в политику. Хабаш, чрезвычайно энергичный и способный от рождения (он получил диплом врача с отличием), уже на первом курсе стал членом студенческой организации «аль-Урва», которая выступала под знаменем борьбы за палестинское дело. В 1949 году он и другой его приятель аль-Хиджи, сын сирийского полковника, стали членами редакционной коллегии газеты «аль-Урва». А в 1950 году Хабаш был уже избран президентом организации. Вицепрезидентом при нем стал четвертый член группы, студент-медик из Кувейта аль-Хатиб. Вместе они начали превращать «аль-Урва» в настоящую политическую организацию.

Поначалу их идеология была чистым панарабизмом. Но это был панарабизм особого толка. Они резко критиковали «одряхлевшие» арабские режимы и партии, справедливо подозревая их в своекорыстии и равнодушии к общеарабским и палестинским проблемам. Они были яростными врагами Израиля и одновременно столь же яростными антизападниками, считая сионизм орудием «международного империализма», а сам этот империализм – главным врагом «арабской нации». Враждебность к Западу и его идеям обусловила их первоначальное неприятие социализма и особенно коммунизма. Арабы, по их мнению, должны были пойти «своим путем» – политического объединения и освобождения от сионистско-империалистической «угрозы», затем – социальных реформ и наконец – экономического подъема. Эта концепция получила название «теории трех стадий» развития («освобождения») арабской нации; она широко пропагандировалась во всех изданиях группы и за несколько лет получила широкое хождение среди молодой арабской интеллигенции.

От других националистических групп организацию Хабаша отличал честолюбивый размах. Она видела в себе «авангард» арабской нации, призванной возглавить и повести ее к объединению в условиях, когда все остальные силы и партии дискредитировали себя. Поэтому первый период существования организации был периодом систематического и целенаправленного ее расширения. Назвав себя «Арабским национальным движением» (АНД), организация стала создавать свои ячейки и ответвления во всех доступных арабских странах, направляя туда своих активистов, затевая там газеты и еженедельники, ведя агитацию в студенческих, а позднее – и в офицерских кругах (не пренебрегая, впрочем, и трудовым людом, и лагерями беженцев) и используя все мыслимые методы, от демонстраций и забастовок до подпольной деятельности, чтобы расширить свое влияние.

Первой из арабских стран, куда Хабаш перенес свою деятельность из Ливана, была Иордания. В 1952 году он вместе с Хаддадом открыл в Аммане лечебницу для бедных и под ее прикрытием начал сколачивать ячейку АНД. Вскоре к ним присоединился молодой иорданец Наеф Хаватме, сын бедного крестьянина, с трудом получивший образование (позднее он окончил Бейрутский университет на стипендию АНД и получил первую степень по философии). Втроем они начали издавать еженедельник «аль-Рай» («Мнение»), называвший себя «голосом арабской националистической молодежи». Газета яростно нападала на прозападную политику тогдашней Иордании и вскоре была закрыта. Хабаш ушел в подполье, занялся агитацией в массах против иорданского режима, а затем – и организацией вооруженных выступлений. Он был арестован, выпущен на поруки и бежал в Дамаск. Пять последующих лет он провел в Сирии, направляя оттуда всю деятельность АНД. «Боевое прошлое» и незаурядные способности идеолога-теоретика позволили ему сохранять доминирующее место в организации, несмотря на то, что все эти годы он находился далеко от мест ее практической деятельности. К тому же он обладал способностью вызывать уважение окружающих. Его соратники вспоминают, что на встречах руководства организации он обычно скромно сидел в углу, ожидая, пока выскажутся другие, потом поднимался, засучивал рукава и с неизменной сигаретой во рту начинал говорить – сжато, логично и убедительно. Он обращался к остальным, называя их «братья», и призывал к самоотверженности и самопожертвованию. Они чувствовали его право говорить об этом: он пожертвовал карьерой преуспевающего врача и вел жизнь профессионального подпольщика; его уже искали агенты нескольких арабских полиций, а в Иордании он был заочно приговорен к 45 годам тюрьмы.

Ситуация отдаленно напоминала весьма нам знакомую: Хабаш находился в эмиграции в Дамаске, возглавляя издание перенесенного туда еженедельника, меж тем как другие «на местах» сколачивали ячейки АНД. В 1953 году аль-Хатибу удалось создать первую такую ячейку в Кувейте. В отличие от Ливана, молодые националисты здесь сразу же активно занялись местными делами, сблизившись с растущими средними слоями, и быстро приобрели в них заметную репутацию. Это позволило им перенести свою деятельность и на соседние страны – Саудовскую Аравию, Бахрейн и Южный Йемен. В Ирак Хабаш направил Салама Ахмада, на помощь которому вскоре прибыл Наеф Хаватме. Они создали здесь газету «Единство», которая быстро стала ведущим националистическим органом в стране и приобрела особую популярность среди студентов и молодых офицеров. В Сирии созданием ячеек АНД руководил сам Хабаш. В Египте АНД особенно успешно действовало среди университетской молодежи: именно из каирской ячейки движения вышли Катан аль-Шааби и его кузен Фейсал, которые в 1963 году возглавили успешное восстание против британцев в Адене и Южном Йемене; из Каирского же университета вышли лидеры ячейки АНД в Газе. Объединение палестинских студентов после бегства Арафата тоже подпало под влияние АНД.

В конце 50-х годов ячейки АНД существовали уже почти во всех арабских странах. Всюду их деятельность направлялась строго централизованным руководством, которое, в свою очередь, возглавлялось исполнительным комитетом движения. Под началом Исполкома находились десятки ячеек на местах с сотнями активных членов, которые в каждой стране объединялись своим «Региональным командованием», контролировавшим всю работу по агитации, вербовке и тренировке новых добровольцев. Эта налаженная, частью – идеологическая, частью – политическая, частью – военизированная машина уже недвусмысленно заявляла о своем присутствии на общеарабской сцене. Географический размах и идеологические претензии выдвинули ее на третье место среди политико-идеологических организаций тогдашнего арабского мира – после насеровской в Египте и сирийско-иракской Баас. И не случайно, что все последующие годы история АНД была тесно переплетена с историей именно этих двух движений. В сущности, это была история того, как АНД пыталось стать «третьей силой» между двумя главными действующими лицами арабской политики конца 50-х – начала 60-х годов.

Эти попытки оказались, в основном, безуспешны. Впрочем, временами казалось, что АНД близко к серьезной победе. В Сирии движение было главным глашатаем объединения с Египтом, и когда к власти пришла партия Баас, настроенная на объединение, движение Хабаша даже получило два места в правительстве. Но затем уния Сирии с Египтом распалась из-за непримиримой борьбы за лидерство между Баас и Насером (свою роль сыграли также социально-экономические противоречия), и АНД, однозначно вставшее на сторону насеризма, подверглось преследованиям новых властей и ушло в подполье. В Ираке после падения монархии (1958 год) и прихода к власти Касема, поддерживаемого коммунистами, АНД увидело благоприятный шанс и не замедлило им воспользоваться: оно предложило Касему свои услуги. Предложение, однако, не было принято, поскольку коммунисты видели в АНД своего идеологического соперника[3]3
  Неожиданным результатом этого соперничества был последующий поворот АНД к коммунистической идеологии: именно в Ираке Хаватме и Ахмад впервые увидели. ее практические выгоды.


[Закрыть]. Затем последовал баасистский переворот и АНД вынуждено было уйти в подполье. Там Хаватме и Ахмад развернули бешеную деятельность по подготовке собственного переворота. Возможно, им даже удалось бы захватить власть (они располагали заметным влиянием в офицерской и студенческой среде), если бы их заговор не был преждевременно раскрыт. Часть лидеров была арестована, другим, включая Хаватме, удалось бежать.

Наибольшего успеха АНД добилось в Южном Йемене, где аль-Шааби возглавил Национальный фронт, начавший в 1963 году антибританское восстание и добившийся в 1967 году (не без щедрой египетской помощи) ухода англичан. Затем, однако, в рядах Фронта наступил раскол: значительная его часть пошла за лозунгами специально прибывшего в Аден Хаватме и встала на радикально-марксистские позиции; более умеренная группа во главе с аль-Шааби была, в конце концов, отстранена от руководства. Но это было уже в тот период, когда существование АНД как единой централизованной организации подходило к концу. А первые признаки ее распада обнаружились в самом начале 60-х годов.

Активность АНД в арабских странах привела его лидеров на местах в соприкосновение с «широкими массами». С другой стороны, провал попыток АНД блокироваться с Насером или Баас (или организовать собственные политические перевороты) породил у ряда активистов движения разочарование в прежней идеологии с ее «теорией стадий» и упором на общеарабское объединение. Послышались утверждения, что нельзя откладывать социальные и экономические реформы на «последующую стадию развития»; что основная сила – это массы, а основная задача АНД – дать этим массам социальную идеологию. В поисках такой идеологии взоры некоторых лидеров обратились к СССР и Китаю. И уже в мае 1960 года Мухсейн Ибрагим опубликовал в газете АНД «аль Хуррия» статью, которая фактически подвергала пересмотру всю прежнюю стратегию организации. Вскоре к позиции Ибрагима присоединились Дарваза и Хаватме. Нетерпимый и честолюбивый Хаватме открыто заговорил о необходимости перевести движение на марксистско-ленинские рельсы и устранить прежнее руководство (имелся в виду прежде всего Хабаш, оставшийся на «умеренных» идеологических позициях). На конференции движения в Бейруте в 1963 году наметились первые признаки раскола. Ибрагим потребовал, чтобы движение поставило своей задачей создать общеарабскую социалистическую, марксистско-ленинскую партию, блокируясь для этого с левым крылом насеризма и толкая в ту же сторону самого Насера; Хабаш назвал эти претензии «левым ребячеством»; идеологические противоречия быстро переросли в личную вражду. На следующей конференции, в 1965 году, Хаватме и его единомышленники добились предоставления большей независимости «Региональным командованиям», и это уже было началом эпохи «каждый сам за себя». Палестинские лидеры и активисты сплотились вокруг Хабаша; иракские, сирийские и ливанские поддержали Хаватме и Ибрагима; йеменцы во главе с аль-Шааби интересовались только тем, кто даст им деньги и оружие для продолжения их восстания; кувейтцы требовали права блокироваться со своей национальной буржуазией для проведения «демократических преобразований»; все понимали, что дни АНД как единой организации уже сочтены.

В этот момент Хабаш сделал искусный стратегический ход. Он объявил о создании «военизированных отрядов» АНД – «Национального фронта освобождения Палестины». По существу, это была его собственная фракция внутри АНД, куда он собрал всех своих сторонников. Остальная часть движения осталась в руках Хаватме и его единомышленников, которые быстро превратили ее в арабскую «новую левую», по-прежнему делавшую ставку на Насера. Впрочем, не отказывался от насеровской помощи и союза с ним и Хабаш. Его «Национальный фронт», в отличие от тогда же вышедшего на сцену Фатха, говорил не о «самоосвобождении», а о необходимости «стимулировать официальное арабское вмешательство для отвоевания Палестины».

Арабское поражение в Шестидневной войне было катастрофой и для АНД. Хабаш понял, что его ставка на «официальное арабское вмешательство» была несостоятельной. Со своей стороны, Хаватме заявил, что разочаровался в насеризме: это вовсе не социалистическое движение. И хотя идеологические разногласия между главными лидерами АНД сохранились, общее разочарование на время сблизило их. И Хабаш, и Хаватме поняли, что наступает время, когда удержаться на гребне политических событий они могут, лишь играя «палестинской картой», – времена панарабизма миновали, времена «арабского социализма» еще не наступили. А чтобы играть «палестинской картой», следовало перехватить у Фатха его идею «палестинского освобождения» и «вооруженной борьбы», то есть террора. В декабре 1967 года Хабаш провозгласил создание «Народного фронта освобождения Палестины», в который, кроме его прежнего «Национального фронта» вошли также крохотная группа «Герои революции», возникшая в 1966 году, и существовавший с 1959 года «Фронт палестинского освобождения». Руководил этим последним палестинец Ахмед Джабриль, бывший офицер сирийской армии, человек, далекий от всякой идеологии, в свое время пытавшийся уже блокироваться с кем угодно, включая Фатх. В начале следующего, 1968 года, Хаватме тоже вошел в руководство нового фронта, и это было сигналом к очередному раунду внутренних разногласий, которые вылились в новый открытый раскол на последней конференции АНД в середине года. Вскоре после этой конференции Хаватме и его сторонники вышли из фронта Хабаша и создали свой собственный, «Демократический» фронт освобождения Палестины. Пресытившись идеологическими спорами, провозгласил свою самостоятельность и Ахмед Джабриль. Тем не менее все три организации остались в тесном организационном контакте, а две из них – группы Хабаша и Хаватме – одинаково заявляли верность решениям конференции 1968 года.

Эти, последние «решения» АНД провозглашали, что поражение палестинцев в 1948 году было следствием «предательства» феодалов и буржуазии, а арабское поражение 1967 года – результатом «измены» мелкобуржуазных слоев. Единственный верный путь «освобождения арабской нации» лежит ныне через борьбу с сионизмом и западным империализмом за «палестинское дело», каковая борьба должна «революционизировать» широкие арабские массы. На этом пути единственно верным компасом является «идеология арабского пролетариата», а задачей – «пробуждение политического сознания» арабских трудящихся масс.

23 июля 1968 года захватом израильского пассажирского самолета альянс Хабаша – Хаватме – Джабри л я открыл эпоху «политического пробуждения масс». Не взирая на последующий раскол, они продолжали это «пробуждение террором», которое с самого начала не имело ничего общего ни с идеологией, ни с интересами «масс». То была попросту жестокая борьба с Арафатом и другими конкурентами за власть и влияние в «палестинском деле», которое постепенно сделалось одним из выгоднейших финансово-политических бизнесов нашего века. И хотя поначалу в этой борьбе победил Арафат (в 1969 году он стал главой обновленной ООП), „заслуги“ недавних „левых“ в деле террора вскоре стали так велики, что ему пришлось поделиться с ними властью. На заседании Исполкома ООП в 1971 году он ввел Хабаша и Хаватме в общепалестинское руководство[4]4
  Несомненно, неудачи АНД были во многом обусловлены тем, что во главе движение стояли христиане – Хабаш, Хаватме и другие. Другая серьезная причина состояла в чуждости их радикальной идеологии арабским массам и верхам. Арафат был более «понятен». Поэтому приход АНД к террору был, в конечном счете, тоже вполне закономерным.


[Закрыть].