Текст книги "Мосад, Аман и все такое…"

Автор книги: Рафаил Блехман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

На следующий день афинские газеты сообщили только о гибели Мухасси. Человек из „Мерседеса“ не был даже упомянут.

Ликвидация аль-Шира в Никозии произошла 24 января. А на следующий день, 25-го, из Брюсселя в Мадрид вылетел Барух Коэн. Накануне он получил долгожданное сообщение: давний „информант“ докладывал, что в его руках оказались данные, которые могут вывести прямиком на Будию. „Информант“ хотел вручить их Коэну лично и, по причинам, о которых не мог распространяться по телефону, – в Мадриде.

Коэн был опытным разведчиком, но его, как и никозийскую группу, как и группу Авнера, подгонял приказ. На следующее утро он уже вылетел в Мадрид, и ровно в полдень, как было условлено, вошел в просторное, малолюдное в эти часы кафе на одной из самых оживленных и шумных мадридских улиц – авеню Хозе Антонио. Возможно, место встречи показалось ему настолько безопасным, что он, в нарушение всех своих привычек, отправился на встречу без „контролера“; возможно, его просто подстегивало нетерпеливое предвкушение близкого конца столь долгой охоты.

Как бы то ни было, он вошел в кафе, отыскал взглядом „своего человека“ и направился к его столику. Свой портфель он положил на колени, чтобы удобнее было неприметно опустить в него бумаги, которые ему передаст „информант“. Но вместо бумаг палестинец извлек из кармана револьвер и хладнокровно, как на учении, всадил в Коэна несколько пуль. Барух Коэн, руководитель самой эффективной мосадовской сети в Европе, был сражен наповал.

Будия выиграл этот раунд и едва не выиграл всю игру.

6 апреля наступил черед Мосада. В этот день группа Авнера завершила свою последнюю операцию в Париже. Ее „объектом" на этот раз был профессор Кубайси – близкий друг доктора Хабаша из „Народного фронта освобождения Палестины“ и главный планировщик террористических акций этой организации.

Профессор Кубайси прибыл из Бейрута в Европу с очередным „академическим“ визитом и остановился в гостинице на рю де Аркад. Как и положено „интеллектуалу“, он вел скромный образ жизни и из дневных поездок возвращался в гостиницу на метро. Такая привычка неизменно приводила его на рю Ройяль, откуда к гостинице вел короткий и обычно безлюдный переулок. Этот переулок и был выбран местом очередной ликвидации. Французские домохозяева уже с вечера плотно закрывали ставни, поэтому можно было не опасаться любопытствующих взглядов из окон.

Машина, в которой следовали Карл и Стив, обогнала Кубайси на рю Ройяль и дважды коротко мигнула фарами. Авнер и Ганс, притаившиеся у входа в переулок в глубокой тени, получили долгожданный сигнал. Они еще глубже втиснулись в тень, пропуская Кубайси, а затем быстро пошли за ним. Услышав шаги за спиной, Кубайси испуганно обернулся.

– Нет! – крикнул он по-арабски.

– Стреляй! – скомандовал Авнер.

Переступив через свалившееся на тротуар тело Кубайси, они побежали дальше – туда, где у выхода из переулка их ждал Роберт во второй машине.

В „списке Мосада“ было вычеркнуто еще одно имя.

К тому времени разведки европейских стран уже не сомневались, что серия загадочных убийств в Европе – не случайность, а планомерная операция Мосада. Информация об этом проникла в газеты. „Большая охота“ переставала быть тайной: она сделалась содержанием сенсационных заголовков и предметом ожесточенных споров и гаданий. Спорили о моральной допустимости „санкционированного государством“ убийства, гадали о том, где и кто – израильская разведка или террористы – нанесет очередной удар.

Никто не мог предположить, что следующий удар будет нанесен в Бейруте. Но в действительности бейрутская операция была запланирована в рамках „Большой охоты“ с самого начала. На нее была нацелена особая группа Мосада, работавшая в контакте с армией. Израильские резиденты в ливанской столице давно уже получили указание выяснить места проживания руководителей „Черного сентября“ и уточнить подходы к их домам. Предполагалось, что вспугнутые „Большой охотой“ руководители террористов соберутся на совещание и, скорее всего, в Бейруте. Палестинские организации орудовали здесь почти бесконтрольно. ООП содержала тут целый штаб, размещавшийся на углу улиц Халед бен-аль-Вальд и Рю 68. Тут же неподалеку, как выяснили мосадовские резиденты, проживали заместитель Арафата, третий человек в ООП и официальный руководитель „Черного сентября“ Юсуф аль-Наджар, его заместитель Камаль Адван и представитель ООП по делам прессы Камаль Нассер. Они занимали квартиры на втором и третьем этажах трехэтажного дома по рю Эль-Хартум.

В начале апреля, когда в Париже группа Авнера заканчивала подготовку к ликвидации Кубайси, лидеры „Черного сентября“ находились в Бейруте и занимались своими обычными делами. Но 6 апреля, когда к ним поступила весть об убийстве Кубайси, они зашевелились. Агенты Мосада сообщили о необычном оживлении в доме на рю Эль-Хартум. Было впечатление, что там собирается какое-то важное совещание. Ходили слухи, что в нем примут участие резиденты „Черного сентября“ в Европе – возможно, и неуловимый Будия, а также еще более скрытный, осторожный и неуловимый Али Хасан Саламе – главный организатор всех операций „Черного сентября“, включая мюнхенскую трагедию.

Замир и Ярив отдали приказ на начало действий „бейрутской“ группы.

На следующий день шесть агентов Мосада, заранее снабженные соответствующими документами и прикрытием, прибыли в Бейрут под видом европейских туристов. Они прибыли разными рейсами, но с одной и той же целью – арендовать необходимое для предстоящей операции количество подходящих машин.

Глубокой ночью 9 апреля 1973 года двое поздних гуляющих, мужчина и женщина, вышли на Голубиный пляж Бейрута – место, где обычно уединялись ищущие безлюдия пары, – и несколько раз помигали фонариком в темноту моря. Десять минут спустя из темноты появились шесть резиновых лодок с тридцатью израильскими „коммандос“ на борту. Это были профессиональные армейские десантники – впрочем, на этот раз все они были переодеты в гражданское, чтобы не выдать свою принадлежность к израильской армии. Со стороны города на пляж въехала первая из арендованных „туристами“ машин, и пятеро десантников мгновенно оказались в ней. Машины подходили к берегу с интервалом в три минуты, и через пятнадцать минут „выгрузка“ была закончена.

Группа проследовала через район казино и ночных клубов, направляясь к рю Эль-Хартум. Здесь она разделилась. Часть десантников атаковала трехэтажный жилой дом, где проживали Адван, Нассер и эль-Наджар. Их действия не отличались особой изощренностью: они ворвались в дом и, поднимаясь с этажа на этаж, методично прочесывали заранее указанные квартиры. Эль-Наджар был изрешечен автоматной очередью, догнавшей его, когда он пытался спрятаться в соседней комнате; Камаль Нассер был застрелен за письменным столом, где он готовил очередную речь о „справедливости“ палестинского терроризма; Адван не успел дотянуться до лежавшего у изголовья автомата.

В это время другая группа десантников завершала захват здания ООП. Защищавшие его террористы были перебиты, документы и бумаги вытащены из шкафов и погружены в машины, в нижних этажах торопливо закладывалась взрывчатка. Освободившиеся от „работы“ десантники уже направлялись в сторону складов оружия, принадлежавших ООП и находившихся дальше к северу.

Выстрелы и взрывы, несомненно, должны были привлечь внимание бейрутской полиции, поэтому один из офицеров, руководивших операцией, позвонил по телефону в полицейское управление и на чистом арабском языке, взволнованным голосом, сообщил, назвавшись случайным прохожим, что в районе Эль-Хартум завязалась перестрелка между двумя фракциями палестинских террористов. Получив это сообщение, ливанская полиция почла за благо не вмешиваться в палестинскую „освободительную борьбу“.

Бумаг и документов было так много, что пришлось вызывать вертолеты, подготовленные на случай, если придется вывозить раненых. Но раненых не было, – если не считать одного из мосадовских агентов, которому в суматохе прищемили руку дверцей машины. Зато убитых десантников, к несчастью, было двое.

Операция началась в 1.30 ночи. Она закончилась в 3.30. Израильские десантники и „бейрутская“ группа Мосада покинули город в резиновых лодках. Убитые, раненый и документы – в вертолетах. Три руководителя „Черного сентября“ и около ста рядовых террористов – в гробах (их с почестями хоронили через два дня в Каире). Увы, Будия и Саламе еще раз ускользнули от возмездия.

Начиналось лето 1973 года – последнее „мирное“ лето перед войной Судного дня. Но для Мосада оно не было мирным даже в кавычках. Его. группы продолжали охоту за террористами на всем пространстве европейского континента. И в этой охоте они начали нести потери.

Гибель Баруха Коэна была первой из них. Затем в апреле, после ликвидации Мухасси, палестинская террористическая сеть на Кипре – видимо, не вполне выведенная из строя, – предприняла ответный удар и сделала попытку взорвать дом израильского посла и атаковать израильский авиалайнер в никозийском аэропорту. К счастью, обе попытки окончились провалом. Но в мае террористы взяли реванш: смуглая восточная красавица, с которой авнеровский Карл назначил встречу в номере гостиницы, надеясь выведать у нее кое-что о ее „палестинских клиентах“, хладнокровно всадила в него нож и покинула гостиницу никем незамеченной. А несколько недель спустя, при загадочных обстоятельствах, погиб Ганс из той же авнеровской группы. Становилось очевидно, что террористы успевают восстанавливать свою сеть и ухитряются наносить болезненные ответные удары. Операция „Возмездие“, потеряв первоначальную неожиданность, начинала терять и эффективность и все более превращалась в затяжную позиционную войну, только особого рода. Группы Мосада вынуждены были полагаться на информацию, которую получали через свои „контакты“ в подпольном мире. Пользуясь этим, террористы прибегали – и весьма успешно – к тактике подбрасывания Мосаду своей дезинформации. Группы Мосада вынуждены были полагаться на „помощников“, вроде Тони и Луи у Авнера, которые организовывали для них слежку и добывали взрывчатку. Таких помощников легко было перекупить, и этим террористы воспользовались тоже.

В начале июня группа Авнера получила сообщение, что след Саламе отыскался в Швейцарии: руководитель „Черного сентября“ как будто бы направлялся в заброшенный горный городок для встречи со своими резидентами. Группа бросилась в Швейцарию – только для того, чтобы убедиться в ложности сообщения и едва не оказаться в руках швейцарской полиции. Неделю спустя в группе погибшего Коэна, которую теперь возглавил прибывший из Израиля Майк, погиб главный подрывник – и непонятно осталось, взорвался заряд в его руках по его собственной неосторожности или потому, что кто-то из „поставщиков“, перекупленный террористами, нарочно подсунул испорченный детонатор.

Тем не менее операция „Возмездие“ продолжалась, и в Париже Майк, заменивший Коэна, лихорадочно готовил своих людей к решающему моменту – ликвидации Будии, который снова объявился во французской столице.

Будия разъезжал по Парижу на своем белом „Рено“, который часами ждал хозяина у подъездов самых разных домов, порой до глубокой ночи или даже рассвета. Как правило, друзья и женщины провожали гостя до самой машины, поэтому застрелить его на улице было бы затруднительно. Майк решил взорвать Будию в его машине. Был заготовлен достаточно мощный заряд взрывчатки, постоянно находившийся наготове в машине Майка. Несмотря на изрядный вес заряд был настолько компактен, что его можно было без труда упрятать под переднее сиденье автомашины. Тело владельца, в тот момент когда он опустится на сиденье, должно было активировать детонатор; после этого оставалось послать короткий радиосигнал, чтобы заряд взорвался.

Но сначала еще нужно было установить все это в машине Будии.

Долгожданный момент наступил на рассвете 28 июня. Накануне вечером Будия заночевал у своей новой „пассии“ – молоденькой стенографистки с рю Боно. Его машина оставалась у подъезда всю ночь, но Майк не решался устанавливать в ней заряд, опасаясь, что утром Будия вздумает подбросить девушку на работу, и в машине вместо одного окажутся двое. Майк понимал, что этот несвоевременный приступ гуманизма может оказаться роковым и сорвать всю операцию, но не мог преодолеть внутреннего запрета.

Судьба возблагодарила его за это: Будия вышел из дому один. Было шесть утра. Сорок пять минут спустя, пробравшись через утренние „пробки“, Будия припарковал свой „Рено“ на улице Фоссесен-Бернар, неподалеку от университета. Он вышел, закрыл машину и скрылся в одном из подъездов. Люди Майка бросились к телефону. Двадцать минут спустя Майк со своим автофургоном и подрывниками был уже на месте. Будия все еще не появлялся. На всякий случай двое наблюдателей были оставлены в том подъезде, куда он вошел: если он выйдет и направится к машине, они должны были любой ценой его задержать.

Автофургон подогнали вплотную к белому „Рено“, заслонив его от глаз случайных прохожих. Поэтому никто не видел, как подрывники Майка нырнули в открытую отмычкой машину Будии и как пять минут спустя „вынырнули“ оттуда.

Фургон отъехал на угол.

Наступило ожидание.

Будия не появлялся.

В 10.45 тяжелый грузовик стал в точности на то место, где раньше стоял автофургон, – рядом с машиной Будии. Теперь, даже если Будия появится, взорвать заряд будет, невозможно – может пострадать шофер грузовика. Следовать же за Будней и взорвать его машину на ходу было еще более рискованно.

В 11.00 грузовик отъехал.

Будия появился почти тотчас. Майк увидел, как наблюдатели вышли из подъезда, и один из них дал условный сигнал. Еще через минуту Будия уже открывал дверцу своей машины. Он сел в кресло водителя и захлопнул дверцу. Вряд ли он успел вставить ключ зажигания – звук взрыва почти совпал со звуком захлопнутой дверцы.

Ведущий резидент палестинской террористической сети в Европе был ликвидирован. В Мосаде могли поздравить себя с выдающимся успехом. В короткий срок – всего за несколько месяцев – были один за другим ликвидированы почти все люди по первоначальному списку операции „Возмездие“. Конечно, никто в Иерусалиме не мог предполагать, что на смену Будии вскоре придет другой человек, несравненно более опасный и хитрый, который воссоздаст сеть Будии и назовет ее в честь своего погибшего учителя „Коммандос Будия“. Этого человека звали Карлос.

Остановимся и задумаемся. Не слишком ли кровавыми и жестокими были действия и методы Мосада в этой „Большой охоте“? Не скатились ли израильтяне на уровень террористов в своих хладнокровно задуманных и одна за другой осуществляемых „ликвидациях“? Уловима ли еще грань между террором – и контртеррором?

Заглянем в душу такого Авнера или Майка. В ней нет ненависти к палестинцам или арабам „вообще“. Он не думает об уничтожении их государств или народов. В тот момент, когда он готовит взрывчатку и обдумывает, как наилучшим образом ее использовать, он помнит, что она предназначена для конкретного Будии или Хамшари – для человека, на совести которого список кровавых преступлений. Любой беспристрастный суд осудил бы этого человека и приговорил к высшей мере наказания; Авнер или Майк ощущают себя просто исполнителями такого приговора. Они ненавидят конкретного человека – убийцу; и их действия в этот момент мало чем отличаются от действий полицейского, шерифа или детектива, который настигает преступника на месте преступления и вынужден применить оружие.

Заглянем теперь в душу Будии или Хамшари. Профессионалы ные убийцы, они безнаказанно разгуливают по улицам Парижа, обдумывая, как взорвать в воздухе самолет с ни в чем не повинными женщинами и детьми, как напасть на детский сад или школу, как обстрелять беззащитных пассажиров в аэропорту. Все эти люди для них – „мясо“, безликие десятки и сотни, жизнь которых они равнодушно готовы прервать ради своей цели.

Взглянем теперь на „цель“. Некоторые газеты называют ее „справедливой освободительной борьбой“. И некоторые чересчур „объективные“ израильтяне готовы вслед за ними рассуждать о „двух справедливостях“. В ходе таких рассуждений действительно стирается грань между преступником и его жертвами, между террором, который становится профессией и выгодным бизнесом, и контртеррором, как вынужденной и тяжкой необходимостью самообороны.

Взглянем тогда на эти „две справедливости“. По одну сторону – справедливость многих тысячелетий, судьба народа, который ценой безмерных страданий обрел наконец единственное место, где может выжить и жить, как народ. Не он начинал нескончаемый круг войн и контрвойн со своими соседями, не он хочет их уничтожить; все, чего он хочет, – чтобы его оставили в покое. По другую сторону – справедливость, в лучшем случае насчитывающая десятилетия, искусственно взращенная арабскими политиками и добивающаяся своего ценой уничтожения целого народа.

Конечно, в мире нет абсолютно „чистых“, безгрешных справедливостей. Но нет и абсолютно одинаковых. Рассуждения о „двух справедливостях“ открывают, в конечном итоге, путь к очередной Катастрофе. „Большая охота“, как бы не относиться к ее методам, этот путь преграждала. И поэтому разведчики Мосада, в отличие от террористов, не были в ней просто „охотниками“, которые хладнокровно и равнодушно отстреливали беззащитную „дичь“. Они защищали свою страну и народ от хитрых и коварных убийц, которые умели кроваво огрызаться, а порой искусно и ловко уходить от заслуженной кары.