Текст книги "Жизнь Чезаре Борджиа"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Книга вторая. БЫК НА ЛУГАХ

Roma Bovem invenit tunc, cumf undatur aratro,

Et nunc lapsa suo est ecce renata Bove.

Когда наставало время пахоты, Рим всегда находил себе быка.

И вот ныне, в годину бедствий, Бык призван снова (лат.)

Глава 5. ВТОРЖЕНИЕ ФРАНЦУЗОВ

Итак, мы видим девятнадцатилетнего Чезаре уже в красном облачении кардинала де Санта-Мария Нуова. Правда, сам он предпочитает называть себя по-прежнему кардиналом Валенсийским, и так же обычно именуют его и все окружающие. Это можно счесть определенной вольностью, хотя Борджа никак не самозванец – ведь он действительно возглавляет епархию Валенсии. Чезаре принял рукоположение, и вместо каштановых локонов на его голове появилась тонзура. В октябре он сопровождает святого отца в поездке в Орвието, куда их обоих пригласил кардинал Фарнезе. В ту пору город переживал период упадка, но острый взгляд Александра VI сумел распознать его стратегическое значение. Орвието легко можно было превратить в крепость, в форпост, прикрывающий подступы к Риму, и папа приказал немедля начинать строительные работы по возведению новых укреплений и починке стен. Чезаре остался там – для наблюдения за точным и быстрым исполнением воли его святейшества. Видимо, ему удалось завоевать доверие жителей, так как следующим летом в Ватикан явилась депутация из Орвието, которая обратилась к папе с просьбой назначить комендантом новой крепости кардинала Валенсийского, уважаемого и любимого всеми горожанами. Разумеется, довольный папа удовлетворил ходатайство.

К этому времени относится еще один эпизод созидательной деятельности Александра, ставший впоследствии основой лживого, но на удивление стойкого слуха. Все началось с того, что папа, соблюдая добрую традицию, задумал украсить Ватикан каким-нибудь новым зданием. Вскоре к небу поднялась величественная Башня Борджа, для внутренней отделки которой Александр пригласил в Рим Пинтуриккьо, Перуджино, Вольтеррано и Перуцци. В своей книге «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» Вазари сообщает нам, что на дверях одной из зал Пинтуриккьо изобразил Джулию Фарнезе в образе Девы Марии, а перед ней – коленопреклоненного Александра VI в полном облачении.

Этот анекдот столетиями вызывал смех, а то и возмущение благочестивых читателей. В самом деле, что можно сказать о папе римском, бесстыдно заказавшем собственный портрет в обществе любовницы! Нам оставалось бы только разделить негодование критиков и обвинителей Борджа, если бы не одно обстоятельство: картины означенного содержания нет и никогда не было.

В действительности речь идет о двух разных картинах – правда, обе они созданы Пинтуриккьо. На одной из них мы и впрямь видим Мадонну, наделенную прелестными чертами Джулии Фарнезе, но едва ли кому-нибудь придет в голову осуждать художника за недостаточное внимание к нравственности его модели. А на другой картине, находящейся, кстати, в ином помещении, изображен папа, склонившийся перед Воскресшим Христом. Небрежность, неосведомленность или злой умысел соединили оба изображения в одно, и можно лишь удивляться, насколько живучей оказалась ложь – освященная авторитетом Вазари, она до сих пор кочует из книги в книгу.

А теперь вернемся в Неаполь, к королю Ферранте. Он по-прежнему страдал от мучительной неизвестности, гадая, какой новый сюрприз приготовили его враги. Все могло измениться; папа еще не прислал в Неаполь своего сына Жофре и вполне способен расторгнуть помолвку, если сочтет это выгодным. Коварный и безжалостный противник. Черный Сфорца, продолжает плести паутину в Милане. А хищный французский волк того и гляди покинет логово и перевалит через Альпы. Что будет завтра?

В тоске король стал подумывать даже о таком безнадежном в политике деле, как примирение с врагом. Сохранились свидетельства о намерении Ферранте лично отправиться в Милан, принять все требования Лодовико, попытаться усовестить узурпатора и смягчить его сердце.

Но старому королю не суждено было выпить до дна чашу унижения. Пришла тревожная весть: неаполитанские послы высланы из Франции.

Этот удар добил несчастного короля, и он скоропостижно скончался двадцать пятого января 1494 года, в горестном предчувствии скорой погибели, надвигающейся на его род и страну.

А война все близилась. Смерть Ферранте подстегнула Карла VIII. В марте он принял титул короля Сицилии и направил уведомление об этом святейшему престолу, требуя от папы официального коронования: за услугу «христианнейший король» предлагал ежегодно вносить в папскую казну несколько десятков тысяч ливров.

Александру VI предстоял сложный выбор, но он вышел из положения с честью. Возможно, папа рассудил, что враг за Альпами все же менее опасен, чем враг у самых границ церковного государства. Но не обязательно объяснять его решение только политическими соображениями – очень может быть, что он поступил так, как считал справедливым. Во всяком случае, папа отказался короновать Карла.

Консистория превратилась в арену ожесточенных дипломатических баталий. Перон де Баски, не жалея сил и не скупясь на обещания, старался уговорить его святейшество. Посла деятельно – и небескорыстно – поддерживала профранцузская партия в конклаве – кардиналы Сансеверино, Колонна и Савелли. К ним присоединился и Асканио Сфорца, выступавший в данном случае защитником интересов брата. Но зачинщиком и вдохновителем раскола в коллегии был, разумеется, не кто иной, как кардинал делла Ровере, никого не простивший и ничему не научившийся.

Ободренный присутствием столь влиятельных союзников, Перон де Баски заговорил уже в иной тональности, решив испробовать кнут, а не пряник. Во время очередной встречи он заявил Александру, что королю Франции не составит большого труда убрать с должности несговорчивого папу. Это была ошибка – трусость не входила в число пороков Родриго де Борджа. Обнаглевшему послу предложили немедленно покинуть Рим, и он, кипя досадой и негодованием, подчинился приказу.

Узнав об этом, Джулиано делла Ровере пришел к выводу о необходимости переменить климат. Продолжать испытывать долготерпение Быка было бы явно неразумно, да и грешно. Делла Ровере отряхнул с ног своих римскую пыль и, поспешно добравшись до Остии, отплыл в Геную, а оттуда – во Францию. Очутившись в безопасности, кардинал возобновил борьбу, заочно уличая папу в симонии и других недостойных поступках.

Известие о бегстве делла Ровере Александр VI воспринял спокойно и, вероятно, даже с радостью – открытый враг лучше затаившегося изменника. Он отправил в Неаполь своего племянника Хуана Борджа, которому от имени его святейшества поручалось короновать принца Альфонсо Калабрийского. Вместе с Хуаном выехал и юный Жофре Борджа, чтобы обвенчаться с дочерью нового короля Санчей и тем скрепить союз между Римом и Неаполем.

Осенью 1494 года армия французского короля двинулась через альпийские перевалы. Карл привел в Италию огромное войско – 90 тысяч человек, все силы, какие только могла выставить Франция. Захватчики шли на юг, не встречая сопротивления, – по презрительному замечанию папы, французы завоевывали Италию, вооружившись лишь квартирьерскими мелками.

В Милане состоялась дружеская встреча христианнейшего короля с Лодовико Моро. Оба государя нанесли короткий визит в Павию, где доживал последние дни несчастный Джан Галеаццо. Он скончался через неделю после отъезда высоких гостей – по всеобщему убеждению, от яда. Здоровье Галеаццо было безнадежно подорвано тяжкими условиями многолетнего заточения, но, видимо, Лодовико предпочел ускорить события. Теперь ему уже не грозила месть Ферранте, и он поступил с племянником так, как считал необходимым.

Весть о смерти молодого герцога догнала Карла в Пьяченце. Будучи добрым христианином, король заказал торжественную мессу за упокой души усопшего и одновременно сообщил в Милан о своем желании видеть носителем верховной власти над городом герцога Лодовико Сфорца. Тот, в свою очередь, также принял меры – подкупом и угрозами склонил на свою сторону городской совет, который и провозгласил Лодовико законным государем Милана. Отныне сын Джана, пятилетний Франческо Галеаццо, уже не мог претендовать на трон.

Карл двинулся дальше. Заняв Флоренцию, он обнародовал манифест, излагавший цели французского короля в Италии. Там говорилось о его правах на Неаполитанское королевство, но не было никаких угроз в адрес папы, короновавшего Альфонсо, – Карл не без оснований надеялся, что глава церкви уступит военному нажиму и пойдет на попятную. К немалому удивлению короля, его послы вернулись из Рима с обескураживающим ответом – на аудиенции девятого декабря Александр VI отказался пропустить французов через территорию церковного государства. И тогда вся армия повернула на Рим. К ней присоединились отряды мятежных итальянских баронов Орсини и Савелли.

Двигаясь форсированным маршем, Карл быстро достиг римских предместий и захватил город врасплох. Дальнейшие события не раз ставились в вину Александру – его упрекали в предательстве своих неаполитанских союзников. И в самом деле, войска святейшего престола не оказали никакого сопротивления врагу.

Однако здравый взгляд на вещи показывает безосновательность обвинений в предательстве. Папа просто не мог остановить французов – силы были слишком неравными. Кроме того, король известил его, что любая попытка военного противодействия обернется штурмом Рима, разграблением города и избиением жителей. Имел ли Александр моральное право пренебречь подобной угрозой? Он уже выразил свой протест и не отказывался от произнесенных слов, но было бы безумием предать огромный прекрасный город огню и мечу только ради того, чтобы на два-три дня задержать захватчиков.

В начале января 1495 года французская армия вступила в Рим. Под треск барабанов первыми через городские ворота прошли несколько тысяч германских ландскнехтов – все как на подбор богатырского сложения, светловолосые, в ярких колетах и куртках из буйволиной кожи, – наглые и бесстрашные потомки варваров, некогда сокрушивших Римскую империю. Со страхом и любопытством смотрели горожане на их алебарды и длинные десятифутовые копья – оружие, доселе не употреблявшееся в Италии. Вооружение каждого воина довершал короткий меч. На тысячу тяжеловооруженных солдат приходилось по сотне лучников. За германцами следовали полки французской пехоты с офицерами в стальных панцирях, за ними шли пять тысяч смуглых, низкорослых гасконских арбалетчиков. Выглядели они далеко не столь внушительно, как великаны-ландскнехты, но славились ловкостью и отвагой в бою. Поэскадронно, шагом, потянулась легкая кавалерия. Подковы французских коней звенели по древним плитам Вечного города, и лес пик колыхался над блестящими касками всадников.

Снова шли бесконечные полки пехотинцев – на каждого конника во французской армии приходилось три пеших солдата. Наконец двинулась тяжелая кавалерия, затем сотни закованных в сталь рыцарей и дворян. Среди них, сопровождаемый гвардейцами-лучниками, ехал Карл VIII.

Внешность двадцатичетырехлетнего короля, повелителя огромного войска, была на удивление карикатурной. Маленького роста, кривобокий, со скошенным лбом и выдающимися вперед губами, он казался римлянам каким-то причудливым головастиком, словно по недоразумению покинувшим родную стихию и вознесенным на трон.

Вслед за королем в город вошла артиллерия. Особенно грозно выглядели осадные орудия – тридцать шесть бронзовых пушек, каждая длиной в восемь футов и более шести тысяч фунтов весом, стрелявшие ядрами величиной с человеческую голову.

Король расположился во дворце Сан-Марко, спешно подготовленном для приема высоких гостей. На следующее утро туда прибыли Чезаре Борджа и шесть других кардиналов. Папа, укрепившись в замке Св. Ангела, послал их выразить его христианнейшему величеству дружеские чувства святого отца и узнать о королевских планах относительно Рима.

Карл говорил с кардиналами вполне откровенно. Подтвердив, что главной целью его пребывания в Италии остается завоевание Неаполитанского королевства, он потребовал, чтобы Александр доказал на деле искренность своей дружбы, а именно: предоставил в распоряжение французских войск, на случай неудачного исхода войны, главную цитадель Рима – замок св. Ангела. Кроме того, вместе с королем на юг должны были отправиться в качестве заложников кардинал Борджа и принц Джем, удивительная и драматичная жизнь которого достойна отдельного описания.

Младший сын султана Мехмеда II, принц Джем (или, как его называли турки, Джем-султан) после смерти отца претендовал на престол Оттоманской империи. У него нашлось достаточно сторонников, чтобы собрать войско, и Джем пошел войной на своего старшего брата – Баязида, законного наследника султана. Но Джему не повезло – его армия была разбита наголову в первой же битве, и принц, спасая собственную жизнь, бежал на Родос, к рыцарям-иоаннитам. Гроссмейстер ордена принял беглеца с великой радостью – иоанниты воевали с турками уже много лет. Остров Родос был одним из аванпостов христианского мира в восточном Средиземноморье, и рыцарям приходилось туго. А принц Джем, даже разбитый в бою, сохранил массу приверженцев в исламских странах, и в случае смерти Баязида получил бы реальные шансы на отцовский трон.

Д'Обюссон, гроссмейстер ордена иоаннитов, прекрасно понимал, какую ценность представляет собой сын Мехмеда II. Он окружил его царским почетом и вниманием, а через некоторое время, опасаясь дипломатических осложнений – султан вполне мог потребовать выдачи брата как мятежника и государственного преступника, – переправил принца во Францию. «Покуда Джем жив и находится в нашей власти, Баязид не осмелится поднять оружие против христиан, и мы сможем беспрепятственно наслаждаться благословенным миром» – так писал гроссмейстер французскому королю.

В Европе с появлением злосчастного принца разгорелись страсти – все государи, враждовавшие с турками, наперебой старались заполучить его в свои руки. Этого добивались и венгерский король, чьим владениям постоянно угрожала султанская армия, и Фердинанд Испанский, еще не окончательно освободивший от мавров юг страны, и Ферранте, также живший в постоянном ожидании турецкого десанта на Сицилию.

Иоанниты забеспокоились – драгоценная добыча могла ускользнуть, и тогда конец всем надеждам на перемирие с турками. А когда прошел слух, что Баязид предлагает французскому королю огромные деньги за выдачу мятежного брата и уже начаты соответствующие переговоры – терпение гроссмейстера иссякло. Он приказал известить принца о нависшей опасности и переправить его из Франции в Рим, полагая, что там рыцари смогут обеспечить ему более спокойную жизнь. Карл VIII, не желая идти на открытый конфликт с иоаннитами, отпустил Джема, и мусульманский принц перебрался в Ватикан, ко двору папы Иннокентия.

Султан Баязид, немало раздосадованный невозможностью незамедлительно снять голову брата-соперника, предложил папе компромисс: 40 тысяч дукатов за каждый год, безвыездно проведенный принцем в Риме. Такой вариант устраивал и гроссмейстера, и жадного Иннокентия, и самого Джема. Он остался в Вечном городе и жил в одном из ватиканских дворцов, окруженный всевозможными почестями, пользуясь относительной свободой.

После смерти Иннокентия положение не изменилось. Султан исправно платил обусловленную сумму, а принц, по-видимому, смирился со своей участью. Его часто видели в обществе Александра и герцога Гандия.

Такова предыстория. Но теперь, когда французы заняли Рим, до Карла дошел слух, будто папа решился на последнее средство и готов обратиться к туркам за военной помощью против захватчиков. Этим и объясняется желание короля заполучить Джема, ставшего в глазах европейских властителей чем-то вроде живого талисмана. Александр же был глубоко оскорблен самим подозрением, что римский папа способен заключить военный союз против христиан с султаном неверных, однако спорить не приходилось.

А Баязид был чрезвычайно напуган перспективой выдачи его брата Карлу VIII. Планы короля начать большую войну с турками не составляли особого секрета, а при таком повороте событий Джем мог стать действительно опасным. И вот султан направил папе тайное послание, предлагая святейшему отцу любым образом избавить принца от тревог и горестей этого бренного мира. Означенная услуга, насущно необходимая для покоя повелителя правоверных, оценивалась в 300 тысяч полновесных золотых дукатов.

Префект Сенигаллии, Джованни делла Ровере, сумел перехватить гонца. Он немедленно переслал письмо султана своему брату – кардиналу Джулиано делла Ровере, и уже на следующий день французский король ознакомился с его содержанием. Теперь он скорее готов был сжечь Рим, чем отказаться от мысли получить турецкого принца.

Папа сгоряча отклонил королевский ультиматум, но Карл напомнил его святейшеству о том, что подобное упорство в окружении многотысячной армии, послушной воле короля, неуместно. Прижатый к стенке, Александр VI согласился, и 15 января 1495 года стороны подписали договор. Французский король получил обоих заложников и замок св. Ангела, обязавшись при этом «уважать и защищать все права святого отца». На следующий день в консистории состоялось чисто театральное действо: римский папа дал официальную аудиенцию христианнейшему королю Франции. Карл VIII, как и подобает доброму католику, поцеловал туфлю его святейшества и пастырский перстень на его руке. Затем папа и король провели несколько минут в краткой душеспасительной беседе о вопросах веры. К чести высоких сторон надо отметить, что оба удержались от усмешек и иных проявлений иронии в ходе встречи.

Проведя в Риме еще двенадцать дней, французы выступили по направлению к Неаполю. Прощание Карла со святейшим отцом вновь было отмечено всеми признаками взаимного уважения и привязанности. А кардинал Борджа, которому предстояло совершить вместе с королем вынужденную прогулку на юг, даже сделал его величеству богатый подарок – шесть великолепных боевых коней.

Армия остановилась на ночлег возле городка Веллетри, и здесь король принял испанского посла дона Антонио да Фонсека. Фердинанд и Изабелла решили прийти на помощь своим неаполитанским родственникам, оставленным в час беды всеми итальянскими союзниками. Дон Антонио передал Карлу требования испанской короны – прекратить поход на Неаполь и вернуться во Францию. В противном случае Испания объявляет ему войну.

Очень вероятно, что Чезаре знал об испанском демарше и строил свое дальнейшее поведение с учетом вероятного развития событий в ближайшем будущем. Во всяком случае, в ту же ночь, переодевшись конюхом, он выбрался из лагеря и под покровом темноты дошел до деревушки, где его уже ждал с лошадью один из горожан Веллетри, успевший ранее перекинуться несколькими словами с молодым кардиналом. Вскочив в седло, Чезаре помчался в Рим.

Возвращаться прямо в Ватикан было бы неразумно. Известив отца о своем бегстве из плена, Чезаре остановился в доме некоего Антонио Флореса – высокопоставленного судейского чиновника. Антонио был доверенным лицом кардинала и часто оказывал ему разные услуги. Теперь, в минуту опасности, он без колебаний предоставил кров, отдых и поддержку своему другу, и Чезаре Борджа вспомнит об этой ночи – Антонио, облеченный саном архиепископа Авиньонского, получит должность папского нунция при французском дворе.

Через день Чезаре выехал в крепость Сполето, комендантом которой он был уже больше года. А в Риме тем временем поднялась тревога – перепуганные жители, прослышав о дерзком побеге кардинала, ждали возвращения разъяренного короля. В конце концов к французам отправилась депутация знатнейших граждан, чтобы уверить Карла в непричастности городского населения к происшедшему нарушению договора. Но король, по-видимому, решил проявить великодушие или отложить расправу с вероломным городом. Успокоив дрожащих римлян, он вручил им письмо к святому отцу, где выражал возмущение безответственным поступком кардинала Борджа и в то же время подтверждал верность французской стороны принятым обязательствам. Инцидент, таким образом, был исчерпан, и Чезаре снова стал появляться в Ватикане.

Ультиматум испанского посла не изменил намерений Карла. Армия шла вперед, и все города на ее пути по-прежнему сдавались без боя.

Король Альфонсо не стал дожидаться французов. Он отрекся от престола в пользу своего брата Федериго и отплыл на Сицилию, где укрылся в уединенном монастыре, объявив о намерении провести остаток дней в молитвах и покаянии. Впрочем, современники отнеслись к поступку короля скептически, считая, что замаливать грехи Альфонсо мог бы и в любом другом месте, а бегство на остров объясняется лишь трусостью и желанием поскорее сесть на любой корабль, направляющийся к берегам Испании.

Федериго также не преуспел в организации отпора врагу. Французская армия без боя вошла в Неаполь через три недели после того, как покинула Рим. Это было поистине триумфальное шествие, но, увы, Карл не мог в полной мере насладиться торжеством легкой победы. Короля удручала тяжкая и неожиданная утрата: он лишился второго – и последнего из своих римских заложников. Принц Джем, оставленный в Капуе, скоропостижно скончался от дизентерии. Это произошло двадцать пятого февраля 1495 года.

Слухи о том, что принц не умер, а был отравлен по приказу Александра VI, немедленно поползли по Италии. Именно тогда возникла легенда о знаменитом «яде Борджа» – таинственном белом порошке неизвестного состава, без вкуса и запаха, медленно убивающем жертву так, что картина отравления неотличима от обычной болезни. Говорили, будто любые противоядия бессильны против ужасного порошка и спастись от него невозможно.

Люди средневековья знали толк в ядах, и в арсенале отравителей эпохи Возрождения попадались действительно страшные и коварные средства. Но даже современной науке неизвестно вещество, способное убить человека через месяц после приема – а ведь Джем умер через двадцать восемь дней после того, как покинул Ватикан, и все это время был окружен самой бдительной охраной. И дизентерия, наравне с другими инфекционными болезнями, была частой гостьей в перенаселенных – по нашим меркам – очень грязных городах Южной Европы. Лечить ее, конечно, не умели, и смертность среди больных всегда была очень высокой. Но то, что выглядело естественным для ремесленника или скотовода, казалось совершенно невозможным применительно к принцу. Особы, рожденные на троне, умирают на поле брани или от яда. Причем здесь катар желудка или дизентерия?

Яд Борджа, семейная тайна безжалостных убийц – отца и сына… Но позволительно спросить – кто же из них поведал миру об этом чудодейственном порошке, если хроники говорят правду о его существовании и свойствах? На сей счет мы не находим ответа. Однако сама легенда об ужасном яде была настолько в духе времени, что укоренилась сразу и навсегда. С тех пор разговоры о polvere di Borgia note 10Note10
  Порошок Борджа (ит.)


[Закрыть] возникали всякий раз, когда в Риме умирал – от любой болезни – кто-либо из кардиналов или иных значительных лиц.

Теперь разберемся в мотивах предполагаемого злодеяния. Все хронисты, обвиняющие Борджа, приводят в качестве главной причины корыстолюбие – те самые 300 тысяч дукатов, обещанных султаном за смерть брата. В то же время они сходятся в том, что по необъяснимому стечению обстоятельств папа не получил этих денег. Но ведь совершенно очевидно, что после смерти Джема уже ничто, кроме разве только природной щедрости, не могло побудить Баязида расстаться с золотом. Об этом мог бы легко догадаться любой человек, даже не обладающий хитростью Александра. А вот ущерб, понесенный Ватиканом из-за гибели принца, не подлежит сомнению: во-первых, прекращение ежегодных выплат, во-вторых, утрата возможности влиять на турецкую политику в Средиземноморье.

Карл VIII был очень опечален смертью несчастного заложника. Джем умер мусульманином, и король не мог даже заказать мессу за упокой его души, как в случае с Джаном Галеаццо – другим пленным принцем, в судьбе которого также принял некоторое участие Карл Анжуйский.