Текст книги "Жизнь Чезаре Борджиа"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Местный уроженец, потомок уважаемого старинного рода, он когда-то оказал немалую помощь Джованни Сфорца, подтвердив и обосновав его наследственные права на власть над Пезаро и Котиньолой. Немного позднее Джованни выразил ему свою благодарность изгнанием ученого из родного города. Больше десяти лет Колленуччо провел в скитаниях. Он был не только кабинетным мыслителем, но и человеком действия, и не раз исполнял должность подесты, главы администрации, в независимых городах Италии. До того как поступить на службу в Ферраре, он жил во Флоренции, где заслужил дружбу и уважение Лоренцо де Медичи.

Чезаре, не отличаясь миролюбивым великодушием Лоренцо, был, как и он, высокообразованным ценителем всяческих талантов. Узнав о приезде Колленуччо, он послал ему несколько корзин с подарками – дичью, тонкими винами, сладостями и свечами лучшего качества – и уже на следующий день принял посла. Прием герцога был исполнен подчеркнутого дружелюбия; вообще царственная любезность Чезаре, в сочетании с его красотой и славой яростного и отважного воина, неизменно восхищали всех, кому доводилось с ним общаться. Он приказал возвратить Колленуччо родовые владения, конфискованные десять лет назад Джованни Сфорца. Но многоопытный Колленуччо, которого жизнь и занятия научили хорошо разбираться в людях, сумел разглядеть не только внешний блеск герцога Валентино. В донесении в Феррару посол отзывается о нем так: «Он смел, полон сил и знает цену честным и одаренным людям, каковых немало в его окружении. Многие говорили мне, что герцог настойчив и неумолим в своей мести. Безусловно, это человек высокого ума, один из тех, кто всегда стремится к могуществу и славе».

Несмотря на милость Борджа и на то, что Пезаро перешел под власть святого престола, Колленуччо не решился остаться в родном городе. Он не был уверен в долговечности нового правления – и оказался прав. Но прозорливость не спасла писателя, точнее, изменила ему в самый нужный момент. Впоследствии, вернувшись на трон, Джованни Сфорца клятвенно обещал изгнаннику свободу и безопасность, и Колленуччо возвратился на родину. Он был уже немолод, устал от вынужденных странствий и думал не о политике, а о том, чтобы в мире и покое провести остаток отпущенных дней на земле своих предков. Но по прибытии в Пезаро его немедленно бросили в тюрьму, где вскоре, не поднимая лишнего шума, удавили по приказу Сфорца. Кстати сказать, эта история служит немаловажным штрихом в портрете Джованни – человека, которого принято изображать «несчастной жертвой кровожадных Борджа».

Валентино провел в городе только два дня, но даже этого небольшого срока оказалось достаточно, чтобы жители оценили дисциплину, царившую в войсках герцога. В самом Пезаро и в окрестных селениях разместилось несколько тысяч наемных солдат. Постой армии всегда был сущим бедствием для населения, но на этот раз крестьяне и ремесленники не имели поводов для жалоб. И буйные ландскнехты, и гасконские головорезы держались в терпимых границах, не чиня обид мирным жителям и не посягая на их добро. Причина такой удивительной скромности не являлась тайной – о беспощадности герцога к грабителям в рядах армии знали все. Солдата, уличенного в краже, не говоря уже о более тяжких проступках, ждала петля, и мысль об этом утихомиривала даже самых отчаянных мародеров.

Власть и авторитет Чезаре были непререкаемыми. Джустоло, находившийся в его свите, описывает в этой связи следующий эпизод. Во время одного долгого перехода предстояла переправа через вздувшуюся от дождей реку. Мост снесло, и нужно было валить деревья и вязать плоты, поскольку на берегу нашелся только один челнок. За обладание им разгорелся ожесточенный спор, очень быстро перешедший в драку. Солдаты, осыпая друг друга тумаками и разноязычной бранью, рвались к лодке; никто не слушал командиров, и кое-где уже блеснули мечи. В этот момент к берегу подъехал Чезаре Борджа. Он не произнес ни слова, лишь пристально посмотрел на нарушителей дисциплины, но этого оказалось достаточно. Разом присмирев под холодным взглядом герцога, драчуны разошлись по местами и безропотно занялись необходимыми делами.

Разместив в Пезаро небольшой гарнизон, герцог отправился в Римини, чтобы привести в порядок тамошние административные дела. Там его встретили с распростертыми объятиями, и надо сказать, что Чезаре вполне оправдал надежды горожан. Он снизил налоги, разорявшие торговлю, и назначил новых судей, сообразуясь при этом с мнением городского совета. Была объявлена амнистия всем покинувшим город из-за притеснения Пандольфаччо или изгнанным по его приказу; беглецам возвращалось конфискованное имущество. Упорядочив общественную жизнь Римини, герцог назначил наместника с четко очерченным кругом обязанностей и полномочий – им стал Рамиро де Лорка, – а сам вместе с армией тронулся по направлению к Фаэнце.

Организаторские способности Чезаре, его стремление покончить с неразберихой и злоупотреблениями чиновников и наладить правильный ход государственной машины проявлялись во всех городах покоренной Романьи. В архивах сохранились тексты его указов и распоряжений. Взвешенные и разумные, они свидетельствуют о желании Валентино обеспечить покой и процветание новых провинций папского государства. Более того, он нередко совершал акты прямой благотворительности, оказывая безвозмездную помощь жителям областей, сильно пострадавших от войны, неурожая или эпидемий.

Конечно, все эти действия были обусловлены лишь заботой о сохранении власти. Ни один человек на свете не был в глазах Чезаре Борджа самоценной личностью. Герцог мог оберегать и щедро одаривать того, кто занимал важное место в его ближайших или стратегических планах – и хладнокровно жертвовать тем, в чьих услугах уже не предвиделось надобности. Но он был слишком умен, чтобы не учитывать старую истину: правителю разрешено пренебрегать интересами и даже жизнью отдельных граждан, но нельзя безнаказанно пренебрегать интересами всего народа. И хотя Чезаре оставался воином по ремеслу и по призванию, понимал он и то, что никакая власть не будет устойчивой, если она поддерживается только насилием и страхом. Через три столетия князь Талейран, один из хитрейших в истории политиков, высказал ту же мысль.

Глава 16. ОСАДА ФАЭНЦЫ

Второй поход Чезаре Борджа в Романью развивался успешно – города сдавались при одном лишь приближении его легионов. Говорили, что он, подобно Иисусу Навину, рушит крепостные стены звуком боевых труб. Но вскоре и ему пришлось столкнуться с неожиданно упорным сопротивлением. Таким твердым орешком оказалась Фаэнца.

История любит парадоксы: мужчины трусливо бегут или стараются приобрести мир ценой уступок, а женщина – графиня Риарио-Сфорца – сражается до последней возможности, обороняя Форли. И вот, словно для того, чтобы подчеркнуть этот контраст, вторым достойным противником герцога Валентино стал ребенок – Асторре Манфреди, шестнадцатилетний государь Фаэнцы.

Когда армия герцога двигалась к Римини и Пезаро, Асторре, поднявшись на башню, уже видел на дальних холмах блеск оружия и знамена с изображением быка. Он знал, что следующей целью будет его родной город.

Поначалу Асторре хотел бежать – ведь пока что мальчику доводилось лишь слышать и читать о войне, и он не помышлял о схватке с самым опасным человеком в Италии. Но ему не пришлось разделить позор Джованни Сфорца и Пандольфо Малатесты. Род Манфреди удерживал верховную власть в Фаэнце уже двести лет, завоевав своей разумной и честной политикой признательность многих поколений. Сам Асторре был возведен на престол в трехлетнем возрасте, после смерти отца, герцога Галеотто Манфреди. Все управление городскими делами сосредоточилось в руках Совета, но лишь до тех пор, пока юный государь не наберется опыта. И теперь, узнав о приближении Борджа, граждане Фаэнцы объявили, что будут защищать своего законного господина и повелителя.

Но одной преданности недостаточно – нужна еще и сила, а маленькая Фаэнца не располагала необходимыми военными средствами. Тронутый любовью подданных, юноша страстно желал оправдать их доверие – и в то же время боялся навлечь гибель на себя и на тысячи ни в чем не повинных людей. Он еще колебался, когда подоспела неожиданная помощь. Добрые вести пришли с севера.

Дед Асторре, Джованни Бентивольо, властитель Болоньи, уже давно с беспокойством следил за перемещениями ватиканских войск в непосредственной близости от своих границ. Враждебность папы к Болонье не составляла секрета, равно как и то, что ключевые посты в армии Чезаре Борджа занимали смертельные враги Бентивольо – Орсини, Бальони и Мальвецци. Только милость французского короля позволяла городу до сих пор сохранять независимость, но эта гарантия была дорогостоящей и ненадежной. Первостепенное значение для Людовика XII имел союз с папой, а не с Болоньей. Понимая это, Джованни Бентивольо стремился сдержать экспансию до того, как король бросит его на произвол судьбы и ненасытных Борджа. Пограничные крепости представляли собой последний рубеж, и в середине октября из Болоньи в Фаэнцу выехал граф Гуидо Торелла, имевший полномочия предложить Асторре деньги, оружие и солдат для обороны города.

Граф обсудил положение дел с городским советом. Он считал самым разумным отправить мальчика в Венецию, пока враги еще далеко, и после этого заняться военными приготовлениями. Но совет воспротивился, ссылаясь на то, что только присутствие юного государя воодушевляет горожан, а без него никто не захочет сражаться. Скрепя сердце, Торелла согласился с этим доводом.

Скоро слухи о переговорах достигли Рима, вызвав там немедленную реакцию. Папа направил в Болонью грозное послание, в котором запрещал Бентивольо под страхом отлучения от церкви вмешиваться в дела Фаэнцы. Но нужда заставляет обходить любые запреты – и вот полк, предназначенный в помощь Асторре, двинулся на усиление гарнизона крепости Кастель-Болоньезе. А секретный приказ, имевшийся у командира, предписывал ему после краткого отдыха в стенах крепости спешить все к той же Фаэнце. Эта нехитрая уловка избавила Бентивольо от прямой конфронтации с Ватиканом, между тем как Асторре получил тысячу обученных солдат. Теперь обороной города могли заняться военные.

Седьмого ноября начались боевые действия: передовые кавалерийские части Вителлоццо Вителли вынудили к сдаче и заняли несколько небольших крепостей, прикрывавших подступы к владениям Манфреди. А через три дня у ворот Фаэнцы уже трепетали на осеннем ветру знамена Борджа: под командованием самого герцога сюда подошли основные силы армии.

Ультиматум был отвергнут, и Чезаре начал готовиться к осаде. Его лагерь расположился к востоку от города, между реками Ламоне и Марцано. Уже на второй день солдаты принялись освобождать сектор обстрела для артиллерии, методично и безжалостно разрушая все постройки, вырубая сады и оливковые рощи и выгоняя тех немногих жителей, кто еще оставался в домах вне городских стен.

Зрелище этих приготовлений доставляло защитникам мало радости. Не все было ладно и в самом городе: обнаружилась измена. Кто-то заметил во рву арбалетную стрелу с привязанной к ней запиской, которая оказалась адресованной коменданту Кастаньини. Комендант был арестован и брошен в тюрьму. Отныне всей обороной города распоряжался Джанэванджелиста Манфреди, двоюродный брат Асторре.

На третий день заговорили орудия герцога, сосредоточив огонь на одном из старых бастионов. После непрерывной недельной канонады ветхая кладка не выдержала, и башня обрушилась в крепостной ров, засыпав его обломками. Это произошло утром двадцатого ноября. Обозленные осенней непогодой, холодом и дождями, солдаты кинулись на штурм, не дожидаясь приказа.

События того дня сам Чезаре изложил в письме к герцогу Урбинскому. Он сидел за завтраком, когда раздался страшный грохот. Догадавшись в чем дело, Чезаре выскочил из палатки и увидел беспорядочную толпу – здесь были и его солдаты в красно-желтых камзолах, и гасконские стрелки короля Людовика. Все они, не разбирая дороги, бежали к пролому – ведь, по старинному обычаю, первый, кто взберется на стену вражеского города, получает почетную награду. Имелась и еще одна причина для спешки. В случае добровольной сдачи осажденным гарантировалась жизнь и неприкосновенность имущества, а город, взятый штурмом, отдавался на разграбление. Сейчас никто из алчных наемников не думал о смерти от вражеского клинка, боясь только одного – как бы гарнизон Фаэнцы не выкинул белый флаг и не лишил их законной добычи.

Герцог догнал, своих солдат уже во рву. Он-то знал, что стихийный натиск не может увенчаться успехом. Оборону здесь держали не только горожане, неопытные в военном деле, но и многочисленное, хорошо обученное болонское войско Бентивольо. Со стен летели стрелы и камни, лились кипяток и горящая смола. Самовольная атака грозила обернуться нешуточными потерями. Побагровев от ярости, Чезаре метался в гуще толпы, выкрикивая команды и ругаясь, хватая за шиворот самых ретивых вояк и отшвыривая их назад. И столь велика была власть двадцатипятилетнего полководца, что ему удалось подчинить своей воле несколько сот обезумевших людей. Эта вылазка стоила жизни одному из офицеров Чезаре, Онорио Савелли, убитому ядром, выпущенным из осадного орудия – артиллеристы, не зная, что происходит у крепости, продолжали бомбардировку. Да и сам герцог едва не был убит камнем, сброшенным с крепостной стены.

Видимо, сама природа решила прийти на помощь осажденной Фаэнце. Туманы, ветер и дождь сменились снегопадом, который начался двадцать второго ноября и вскоре превратился в настоящую пургу. Эта столь редкая для Италии снежная буря продолжалась сутки. Лагерь занесло сугробами, и солдаты коченели в тонких палатках. Ободренные этим обстоятельством, защитники города совершили внезапную вылазку. В рукопашной схватке обе стороны понесли тяжелые потери. А снег все шел.

Как ни досадно было Чезаре признать свою неудачу, выбора у него не оставалось. В конце концов ои приказал свернуть лагерь и готовиться к переходу на зимние квартиры.

Осада превратилась в блокаду. Герцог разместил войска во всех окрестных деревнях, чтобы воспрепятствовать снабжению города или подходу подкреплений. Командиры частей должны были наблюдать за положением в Фаэнце и непрестанно тревожить гарнизон и жителей, изматывая их в мелких стычках.

Впрочем, боевой дух осажденных нимало не пострадал. Парламентеры, посланные герцогом с повторным предложением сдаться, вернулись назад с ответом: «Весь совет и все граждане Фаэнцы единодушно решили – не щадя жизни, по-прежнему оборонять права и владения Манфреди».

Удостоверившись, что его распоряжения выполнены и город блокирован, Чезаре с полуторастами кавалеристами и тремя тысячами пехотинцев возвратился в Форли. Здесь он снова продемонстрировал обычную для него, но совсем нечастую среди полководцев мудрую предусмотрительность в отношениях с покоренной областью. По указанию герцога хозяева каждого дома, где располагались на постой его солдаты, получали денежную компенсацию за понесенные расходы. Любые недоразумения подлежали разбору в городском совете, а в особо важных случаях – у самого командующего. В войсках было объявлено о смертной казни за мародерство и кражу, а это предостережение подкрепилось наглядным уроком: через неделю после прибытия Валентино в Форли зимний ветер уже раскачивал тела повешенных на оконной решетке герцогского дворца. На груди у каждого из казненных висела доска с надписью, сообщавшей его имя, должность и совершенное преступление.

В конце декабря 1500 года Чезаре Борджа с несколькими сотнями лучших солдат перебрался в столицу Романьи – Чезену. Наместником герцога в Форли стал епископ Трани, а военным комендантом – дон Мигель де Корелла (он же Микелетто, Микеле, как именуют его итальянские хроники). Фанатично преданный своему господину, капитан де Корелла держал солдат в не меньшей строгости, чем сам герцог, и беспокоиться за надежность тыла не приходилось.

Резиденцией Валентино в Чезене стал пустовавший до тех пор дворец Новелла-Малатеста, спешно отремонтированный и украшенный в соответствии с взыскательным вкусом нового жильца. Рождественский бал, устроенный там герцогом для всех дворян и почетных граждан города, вполне оправдывал утвердившуюся за Чезаре славу безрассудного расточителя. Роскошью и изобилием его пиры всегда являли собой резкий контраст со скромными трапезами старшего Борджа (как мы уже говорили, Александр VI смолоду отличался умеренностью в пище и предпочитал самые простые блюда). Приглашение на ужин к святейшему отцу считалось в Риме куда менее завидным, чем такое же приглашение к герцогу Валентино.

В течение зимы не произошло каких-либо заметных перемен в положении Фаэнцы. Правда, был случай, когда небольшой отряд сумел под покровом ночи спуститься в крепостной ров. Забросив на стену веревочные лестницы, солдаты полезли наверх, надеясь без шума перебить стражу и открыть ворота. Но их уже ждали. Внезапно в ров полетели горящие факелы и с ближних башен грянули смертоносные орудийные залпы.

Подхватив раненых, папские гвардейцы бросились прочь, а те, что успели пробраться в город, были схвачены и казнены.

Между тем праздники в Чезене следовали один за другим. Казалось, что герцог совсем забыл о войне, попусту растрачивая время и деньги в кутежах со своими соратниками. Эти молодые аристократы не пропускали ни одного карнавала в округе, о чем с явным неодобрением упоминает составитель «Diario Cesenate» note 23Note23
  «Чезенская летопись» (лат.)


[Закрыть]. Безымянный летописец находил особенно предосудительным участие его светлости в сельских празднествах, проходивших в окрестных деревнях с Рождества до Крещения. Более того, переодетый герцог не только ел и пил вместе с простолюдинами, но и не отказывался выступить в состязаниях силачей и борцов. Вероятно, это были великолепные зрелища, и легко представить досаду какого-нибудь деревенского геркулеса, повергнутого наземь холеным городским красавцем, белоручкой с золотисто-каштановыми кудрями. Но эти руки, не знавшие иных инструментов, кроме гусиного пера, меча и копья, без видимого напряжения разгибали железную подкову.

Тем временем папа прилагал все усилия, чтобы застраховать Чезаре от возможных неудач в летней кампании. Святой отец считал, что осада Фаэнцы провалилась вовсе не из-за плохой погоды – он возлагал вину на дерзкого ослушника Джованни Бентивольо, чьи солдаты позволили малолетнему Манфреди сохранить власть и отстоять город. Свое мнение римский папа красноречиво и обстоятельно изложил в письме королю Людовику, покровительство которого до сих пор обеспечивало независимость Болоньи.

Конечно, Бентивольо скоро узнал об этих жалобах и понял, какие опасности ожидают его. Или папа отлучит его от церкви – тогда он, Джованни Бентивольо, может быть изгнан собственными подданными, или французский король откажется от союза с Болоньей – в этом случае последует вторжение войск Борджа. Страх перед потерей трона оказался сильнее родственных чувств, и Бентивольо отозвал войска из Фаэнцы.

Впрочем, это не принесло ему покоя. Хитрый Александр продолжал свои сетования, живописуя христианнейшему королю происки болонцев и весь вред, причиненный ими планам апостолического престола. В конце концов Людовик посоветовал несчастному Бентивольо не раздражать святого отца и смягчить его гнев какой-нибудь дополнительной уступкой. В действительности же Александр, развивая всю эту интригу, от души веселился.

Чезаре был прекрасно осведомлен о происходящем. В начале февраля, перенеся свою штаб-квартиру в Имолу, он отправил к Бентивольо посла с требованием сдать крепость Кастель-Болоньезе. Пойти на такое унижение болонский правитель не хотел и не мог. Кастель-Болоньезе, главный стратегический центр его владений, располагалась на пересечении важнейших дорог и прикрывала подступы к самой Болонье. Поэтому Бентивольо предложил компромисс, горячо надеясь, что Валентино не решится начать новую войну, оставив у себя в тылу непокоренную Фаэнцу. Никак не затрагивая вопрос о крепости и не отвечая ни да ни нет, он выразил готовность снабдить потрепанную боями и непогодой армию герцога всеми необходимыми припасами и снаряжением.

Это был верный ход. Чезаре удовлетворился предложенным выкупом, а папа сменил гнев на милость и даже поблагодарил Бентивольо за щедрую помощь своему возлюбленному сыну.

Когда герцог находился в Имоле, Италию облетел слух о некой мелодраматической истории, связанной с его именем. Речь шла о похищении одной знатной дамы, Доротеи Караччоло. Она гостила у герцогини Урбинской, а затем поехала домой, в Венецию. Какие именно приключения пережила в пути прекрасная Доротея, доподлинно неизвестно, но в Венецию пришла тревожная весть – будто испанцы из армии Валентино остановили ее карету, перебили слуг и увезли красавицу в неизвестном направлении. Передавали, что это беззаконное дело осуществилось по приказу герцога.

«Донесения» Капелло уже получили в Венеции достаточную известность, и никакое новое обвинение в адрес Чезаре не казалось после них невероятным. Муж Доротеи, Джанбаттиста Караччо, кинулся в сенат Республики, требуя восстановить справедливость и покарать наглого похитителя. Вся история выглядела настолько дерзкой, что сенат направил в Имолу специального посла, мессера Маненти. К нему присоединились французский представитель де Тран (он решил завернуть в Имолу проездом из Венеции в Рим) и капитан Ив д'Аллегр.

Начало переговоров не предвещало ничего хорошего. Убежденный в виновности Чезаре, Маненти в самой резкой форме потребовал немедленного освобождения пленницы. Герцог же был не из тех, кто терпит угрозы. Однако, ко всеобщему удивлению, высокомерная речь посла не вызвала у нею ни ярости, ни раздражения. Прежде всего Чезаре поклялся, что ни словом, ни делом не участвовал в похищении, хотя и слышал о нем. Он может лишь предположить имя виновника – Рамирес, в прошлом – командир одного из его отрядов, действительно находившийся в Урбино и пылко влюбившийся в даму, о которой говорил мессер Маненти. Рамирес оставил службу и скрылся, но будет найден и понесет примерное наказание. В заключение, сохраняя серьезный и благожелательный тон, герцог заверил присутствующих, что подозрения на его счет совершенно беспочвенны – женщины Рима и Ромаиьи к нему весьма благосклонны, и он находит их общество достаточно приятным, чтобы не помышлять о похищении венецианок.

Приводя рассказ об этом своеобразном дипломатическом инциденте, Сануто прибавляет, что французский посол был очарован остроумием, манерами и внешностью герцога. Теперь уже де Тран стал заверять своего венецианского коллегу в явной нелепости их первоначального подозрения.

Но невиновность Чезаре Борджа, будь она подлинной или мнимой, не могла утешить оскорбленного мужа Доротеи. Джанбаттиста Караччоло по-прежнему осаждал сенат письменными и устными жалобами, и его усилия в конце концов увенчались определенным успехом: выяснилось, что пропавшая красавица находится в каком-то монастыре, но где именно – неизвестно. И тут дело приняло совершенно неожиданный оборот: Доротея прислала в Венецию жалобное письмо, в котором умоляла правительство Республики и самого дожа не об освобождении из рук похитителей, а о защите от собственного супруга. Только жестокость последнего вынудила ее искать спасения за стенами монастыря; она готова принять постриг и навсегда удалиться от мира, лишь бы не возвращаться к нелюбимому мужу.

Караччоло вызвали в сенат и ознакомили с письмом. С негодованием отвергнув любые намеки на жестокое обращение с женой, он заявил, что нисколько не сомневается в ее добродетели и не понимает причин ее страха. После долгой переписки и препирательств Доротея все-таки вернулась в Венецию, но, по-видимому, так и не сумела обрести счастья в семейном кругу. В хронике Сануто есть упоминание о том, что много позднее, в июле 1504 года, она снова взывала к властям, прося разрешение покинуть Караччоло и возвратиться к своей матери.

Такова история похищения венецианской красавицы. Капитан Рамирес, предполагаемый виновник этого нашумевшего дела, вскоре отыскался и, не понеся никакого наказания, был вновь принят на службу герцога. Судя по всему, Чезаре не лгал, уверив послов в своей непричастности к похищению, но, конечно, знал о нем куда больше, чем говорил. Он никогда не унижался до того, чтобы прятаться за спинами подчиненных, но и не терпел с их стороны самоуправства, особенно если оно оборачивалось дипломатическими осложнениями. Поэтому безнаказанность Рамиреса свидетельствует о том, что он был прощен заранее – еще до того, как в Имолу прибыл разгневанный венецианский посол. А вспомнив жалобные письма Доротеи, нетрудно представить, как в действительности развивались события. Пылкий испанец влюбился в венецианку, уговорил ее бежать от опостылевшего супруга и имитировал похищение. Зная нрав герцога Валентино, влюбленная парочка могла не сомневаться, что найдет в нем если не защитника, то хотя бы покровителя. В делах войны и политики Чезаре всегда сохранял беспощадную трезвость суждений, но было бы поистине странно, если бы он, молодой человек XV века, рожденный и воспитанный в Риме, встал на сторону обманутого мужа.

Здесь следует сказать несколько слов о том, как вообще относился наш герой к прекрасному полу.

Женщины играли в его жизни весьма незначительную роль, и ни одна красавица не могла бы похвастаться тем, что из любви к ней герцог пожертвовал хоть малейшей частицей своих планов. Холодный эгоист, Чезаре лишь милостиво позволял им любить себя, оберегая себя от всякой привязанности. Новая любовница значила для него ровно столько же, сколько и предыдущая, и он менял их с полным безразличием, сообразуясь только со своим настроением в данный момент и забывая через минуту после расставания.