Текст книги "Жизнь Чезаре Борджиа"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава 27. НА ВЕРШИНЕ

Андреа Дориа, объявивший, что сдаст Сенигаллию только герцогу Валентино, предпочел не дожидаться прибытия Чезаре. Он исчез в ту же ночь, когда Вителли и Оливеротто простились с жизнью в безжалостных руках палача. Бегство генуэзского капитана могло объясняться различными соображениями, но в любом случае это был весьма предусмотрительный шаг. Судя по всему, у Дориа имелись реальные основания побаиваться личного свидания с герцогом, прекрасно осведомленным о всех планах и переговорах мятежников, в том числе и о тех, которые велись в Сенигаллии.

Утвердившись на берегах Адриатики, Чезаре повернул армию на Читта-ди-Кастелло. Там уже знали о казни Вителлоццо, и дрожащий город покорно открыл ворота перед отрядами облаченных в красно-желтые мундиры солдат. Герцог объявил о присоединении Читта-ди-Кастелло к владениям церкви, привел к присяге городской совет и, не задерживаясь, двинулся на Перуджу, ставшую главным оплотом его противников.

Нынешний предводитель, направленной против Борджа коалиции, Джанпаоло Бальони располагал довольно значительными военными силами. К нему присоединились Гуидобальдо да Монтефельтро, Фабио Орсини, сын Паоло, братья Варано и племянник казненного Вителлоццо. Все они командовали собственными отрядами и теперь, собравшись вместе, повели жаркий спор, пытаясь выработать общую стратегию борьбы против ненавистного Валентино.

Джанпаоло произносил громовые речи, чтобы воодушевить соратников, а заодно закрепить свое лидерство. Но в разгар совещаний лазутчики принесли ему пугающую весть – армия герцога приближается, она уже миновала Гуальдо, и через двое-трое суток вражеская кавалерия будет под стенами Перуджи. Видимо, эта новость заставила Бальони взглянуть на ситуацию другими глазами. Он предоставил своим гостям возможность самим улаживать счеты с Валентино, поднял войска и со всей возможной скоростью отбыл в Сиену, под защиту Пандольфо Петруччи.

Граждане Перуджи выслали посольство навстречу герцогу и поспешили выразить ему глубокую признательность за избавление от ужасной тирании. Их слова были не только лестью, ибо род Бальони славился жестокостью по всей Италии. Эта фамильная черта проявлялась не только в борьбе со старинными соперниками – кланом Одди, но и в смертельных распрях внутри собственного семейства. История дома Бальони, которую мы находим в «Перуджанской хронике» Матараццо, выглядит сплошной чередой убийств. Резня в годы их правления была самым обычным делом, и «перуджанские улицы уподоблялись жилам – столь естественно и непрерывно струилась по ним человеческая кровь».

Присоединив Перуджу к церковным владениям, Чезаре назначил городским наместником своего секретаря Агапито Герарди. Другой его подчиненный, Винченцо Кальмета, выехал на восток, чтобы от имени герцога принять бразды правления над Фермо.

Вскоре после занятия Перуджи произошел дипломатический скандал, удивительно напоминающий историю с Доротеей Караччоло. Речь снова шла о похищении знатной венецианки, но на этот раз жертвой оказалась жена знаменитого кондотьера Бартоломео д'Альвиано – прекрасная Пантазилия. Кто-то из офицеров герцога остановил ее кортеж, направлявшийся к Адриатическому побережью. Узнав имя синьоры, офицер объявил Пантазилию пленницей его светлости и препроводил ее вместе с детьми, слугами и служанками в замок Тоди. Бравый вояка усердствовал не по разуму, рассчитывая заслужить похвалу своего господина, – поскольку Венеция, враждовала с Чезаре Борджа, знатная госпожа могла явиться ценной заложницей. Каким образом бедная Пантазилия коротала в Тоди свой вынужденный досуг, неизвестно, но по стране мгновенно разнесся слух, будто похищение было организовано по приказу Валентино, пожелавшего добиться любви добродетельной венецианской красавицы. Обсудив положение, Совет десяти направил официальную ноту в Рим, в канцелярию его святейшества.

Папа заявил гонцам, что полностью разделяет негодование Совета и приложит все усилия для немедленного и безоговорочного освобождения пленницы. Он написал сыну, а двадцать девятого января курьер доставил ответ Чезаре Борджа. По словам герцога, он не подозревал о несчастном происшествии с венецианкой и узнал о своем преступлении только из послания святого отца. Он уже принес извинения донне Пантазилии и распорядился предоставить ей свободу; что же касается подозрений в его адрес, то опровергать подобную клевету – ниже достоинства герцога Романьи и Валентино.

В Ассизи герцог принял верительные грамоты у Джакомо Сальвиати, нового флорентийского посла, сменившего Макиавелли. Сальвиати передал его светлости поздравления Синьории по случаю блестящей победы, одержанной в Сенигаллии. Вообще, надо сказать, что «замечательный обман» вызвал целый поток восторженно-льстивых писем – и друзья, и недруги наперебой выражали Чезаре свое восхищение. Давняя приятельница герцога, высокообразованная графиня Изабелла д'Эсте, не ограничилась поздравлениями и прислала ему в подарок сотню карнавальных масок удивительно тонкой работы. Письмо Изабеллы, как всегда, было исполнено юмора и дружелюбия; она надеялась, что «теперь, после стольких опасностей и забот, увенчавших Вашу Светлость новой славой, Вы позволите себе уделить хоть немного времени отдыху и развлечениям». К сожалению, нам уже никогда не узнать, намекала ли графиня на искусное лицедейство Чезаре в борьбе с кондотьерами, преподнося ему именно маски…

Здесь же, на родине самого милосердного из христианских святых note 31Note31
  Св. Франциск Ассизский. – Примеч. Р. Сабатини


[Закрыть], закончился жизненный путь обоих Орсини. Получив известие об арестах в Риме, герцог распорядился казнить Франческо и Паоло. Так месяц спустя была завершена кровавая работа, начатая им в Сенигаллии.

Вскоре аудиенции у его светлости попросили представители Сиены. В беседе с ними он потребовал низложения и изгнания Пандольфо Петруччи, добавив, что этого желает и король Франции. Петруччи считался «мозгом» заговора кондотьеров – и доказал это, отказавшись приехать на встречу с Чезаре Борджа. Но теперь герцог уже не скрывал, что принял весьма определенное решение относительно тирана Сиены. «Отрубив руки заговора, я хочу наконец добраться и до головы» – так прозучало напутствие, с которым Чезаре отпустил послов.

На следующий день армия выступила из Ассизи. Герцог не торопился, предпочитая добиться свержения Петруччи силами его же подданных. Но те медлили, и Валентино сообщил горожанам, что будет считать каждого из них своим личным врагом, если Пандольфо Петруччи не покинет Сиену в течение двадцати четырех часов. Эта угроза подействовала. Пандольфо отправился в изгнание, мудро решив не вынуждать соотечественников на крайние меры.

Теперь герцог мог возвращаться в Рим, куда его все более настойчиво звал отец. Нетерпение Александра объяснялось не столько родительскими чувствами, сколько неспокойной политической обстановкой вокруг Вечного города. Расправа над Орсини возмутила многих аристократов, и они поспешно стягивали войска в свои родовые поместья на обоих берегах Тибра. Мятеж мог вспыхнуть с часу на час, а в распоряжении папы не было, кроме ватиканской стражи, ни офицеров, ни солдат. Жофре Борджа, младший брат Чезаре, проводил время в развлечениях и не обладал властью и авторитетом, нужными для наведения порядка в городе.

Поручив командирам вести армию следом за ним, герцог взял с собой небольшую свиту и выехал в Рим. Одно его появление сразу же усмирило недовольных баронов. Но папа не успокоился. По мнению Александра, наступил самый благоприятный момент для окончательного разгрома всех уцелевших до сих пор противников Борджа. Исходя из этой мысли, его святейшество собирался немедля благословить сына на очередной карательный поход, однако встретил неожиданное сопротивление. Немало знатных семейств Рима пользовались влиянием при французском дворе, а герцог не хотел вновь накалять отношения с королем Людовиком. Кроме того, папе шел уже восьмой десяток, и следовало подумать о недалеком будущем, когда престол св. Петра займет кто-то другой. Новый первосвященник вполне мог оказаться другом или родственником нынешних врагов Александра VI.

Разумеется, последний довод, при всей его важности, не предназначался для слуха святого отца. Чезаре выдвинул иную, также достаточно вескую, причину в обоснование своего нежелания идти войной на римских баронов. Их предводители – Джан Джордано и уже известный нам граф Сильвио Савелли – принадлежали, как и герцог, к рыцарскому ордену св. Михаила. По законам ордена, ни один из его членов не имел права обнажать меч против кого-либо из собратьев. Впрочем, Чезаре согласился нанести удар по городку Чери, где укрылись Джулио и Джованни Орсини. Это была минимальная жертва, позволявшая избегнуть нешуточной ссоры с папой.

Двадцать второго февраля в замке св. Ангела умер старый кардинал Джанбаттиста Орсини. За несколько дней до его кончины флорентийский посол Содерини отправил домой очередное донесение, в котором, в частности, говорилось: «…Арестованный кардинал начал выказывать признаки умопомешательства. О причинах его недуга предоставляю судить достопочтенной Синьории».

Вердикт общественного мнения был однозначен: кардинал пал жертвой «порошка Борджа». Слух об отравлении приобрел такие масштабы, что папа приказал отпевать покойного с открытым лицом, дабы римляне могли убедиться, что черты его не искажены, а на коже нет пятен. Эти приметы считались обязательными признаками смерти от яда. В соответствии с волей его святейшества панихида совершилась при огромном стечении народа, но зловещий слух не прекратился. Достигнутый эффект оказался противоположен желаемому – никто не усомнился в отравлении, но зато все увидели, что «яд Борджа» не оставляет следов.

Через шесть недель, в начале апреля, скончался еще один кардинал – Микьель ди Сант-Анджело. Согласно Джустиниану, он болел всего лишь два дня, причем мучился сильной рвотой, – намек венецианского посла достаточно прозрачен. А тотчас же после смерти Микьеля, продолжает Джустиниан, папа направил в кардинальский дворец служителей и солдат, велев реквизировать в свою пользу все деньги и ценности покойного. «Наследство» составило сто пятьдесят тысяч дукатов, не считая серебряной утвари, драгоценных безделушек и украшений.

Судя по этому письму, посол был уверен как в самом факте преступления, так и в его корыстных мотивах. Но прежде, чем переходить к разбору обвинений в убийстве, следует коснуться другой стороны дела: насколько противоправными являлись действия Александра, присвоившего себе богатства покойного?

Как и все остальные кардиналы, Микьель не мог иметь законных наследников, вследствие данного им в молодости обета безбрачия. Имущество его было не родовым, а «благоприобретенным» – или, попросту говоря, нажитым за время пребывания в высшей церковной иерархии. Таким образом деньги кардинала принадлежали церкви, и действия Александра VI нисколько не противоречили каноническому праву.

Через год после описываемых событий, когда папский трон занял Джулиано делла Ровере (Юлий II), в ватиканскую канцелярию поступил анонимный донос. В нем, как гласит запись в дневнике Бурхарда, убийцей Микьеля был назван младший диакон Асквино де Коллоредо, секретарь покойного кардинала (interfector bone memorie Cardinalis S. Angeli) note 32Note32
  Убийца блаженной памяти кардинала Сант-Анджело (лат.)


[Закрыть]. Подозреваемого взяли под стражу. Его допрос сопровождался пытками, и Асквино сознался, что отравил своего господина по тайному приказу папы Александра и герцога Валентино, причем действовал против собственной воли и не получил никакого вознаграждения. Эти показания уже нельзя отнести к области слухов, но здесь уместно поставить вопрос – заслуживают ли доверия историков слова, вырванные с помощью «спиц» и дыбы? Юлий II не скрывал своей ненависти к Борджа, и Асквино де Коллоредо отлично знал, каких признаний добиваются от него следователи в черных сутанах. Неизвестно, имелись ли какие-нибудь улики против самого Коллоредо, и сегодня, пытаясь оценить достоверность его свидетельства, мы оказываемся в тупике. Там, где в дело вмешивается палач, нелегко отличить правду от вымысла.

По выражению Джустиниана, Александр VI использовал своих кардиналов наподобие губок: сперва давал им разбухнуть, а затем выжимал. Этот образ привился, и позднейшие авторы взяли его на вооружение. Он всплывает всякий раз, когда речь заходит о разбогатевших прелатах, загубленных двумя отравителями – отцом и сыном Борджа. В целом все выглядит так, как будто против кардиналов велась настоящая химическая война, и кажется очень странным, что их преосвященства отваживались встречаться с папой и вообще не бежали из Рима, где каждого из них, рано или поздно, постигала участь крысы в подполе. Но никто из историков не удосужился провести количественный анализ столь ужасного мора, обрушившегося на священную коллегию в последнее десятилетие XV века. Между тем несложный арифметический подсчет показывает, что за годы понтификата Александра VI скончался двадцать один кардинал – и это число меньше, чем соответствующий показатель смертности при любом другом папе за такой же промежуток времени. Вот их имена:

Ардичино делла Порта, умер в 1493 году в Риме; Джованни де Конти, умер в 1493 году в Риме; Доменико делла Ровере, умер в 1494 году в Риме; Гонсалес де Мендоса, умер в 1494 году в Испании; Луи-Андре д'Эпине, умер в 1495 году во Франции; Джан Джакомо Склафенати, умер в 1496 году в Риме; Бернандино ди Лунати, умер в 1497 году в Риме; Паоло Фрегозо, умер в 1498 году в Риме; Джанбаттиста Савелли, умер в 1498 году в Риме; Джованни делла Гроле, умер в 1499 году в Риме; Джованни Борджа (младший), умер в 1500 году в Фоссомброне; Бартоломео Мартини, умер в 1500 году в Риме; Джон Мортон, умер в 1500 году в Англии; Баттиста Дзсно, умер в 1501 году в Риме; Хуан Лопес, умер в 1501 году в Риме; Джанбаттиста Феррари, умер в 1502 году в Риме; Хуртадо де Мендоса, умер в 1502 году в Испании; Джанбаттиста Орсини, умер 1503 году в Риме; Джованни Микьель, умер в 1503 году в Риме; Джованни Борджа (старший), умер в 1503 году в Риме; Фредерик Казимир, умер в 1503 году в Польше.

По крайней мере в семнадцати случаях смерть вышеуказанных святых мужей не сопровождалась никакими эксцессами и не привлекла ничьего внимания, как свидетельствуют письма, хроники и посольские отчеты. Остаются четверо: Джованни Борджа-младший (кузен Чезаре), Джанбаттиста Феррари, кардинал Моденский, Джанбаттиста Орсини и Джованни Микьель. Все бесчисленные рассказы об отравителях – Борджа выросли из слухов, сопровождавших гибель этих четырех человек.

Мы уже говорили о явной бессмысленности обвинений, выдвигаемых против Чезаре в связи с кончиной Джованни Борджа, умершего от лихорадки в Фоссомброне. Картина смерти кардинала Микьеля выглядит достаточно спорной. Здесь последнее слово остается за читателем, и каждый может принять ту гипотезу, которая ему больше по вкусу.

В том, что касается Джанбаттисты Орсини, прямые улики против Александра сводятся к нескольким строчкам враждебных Ватикану послов. Но даже если согласиться с традиционной версией об отравлении, то оно представляло собой вариант казни политического противника.

А как обстоит дело с Джанбаттистой Феррари, кардиналом Модены? О нем известно сравнительно немногое. Кардинал сумел накопить огромное богатство… и снискал всеобщее к себе отвращение как на родине, так и в Риме. Приходится предположить, что его преосвященство был не слишком разборчив в средствах. После смерти Феррари Рим наводнили язвительные эпиграммы, ставшие, по выражению Бурхарда, «достойным венцом его бесславной жизни». Некоторые из этих стишков мы находим в дневнике ватиканского церемониймейстера; один из них гласит:

Нас Janus Baptista jacet Ferrarius urna, Terra habuit corpus, Bos bona, Styx animam note 33Note33
  В урне этой покоится Джанбаттиста Феррари. Тело его досталось земле, добро – Быку, а душа – Стиксу (лат.). Стикс – в греческой и латинской мифологии подземная река в царстве мертвых.


[Закрыть]

Как видно из эпиграммы, папа (Бык) поспешил наложить руку на богатства покойного, и тут можно лишь повторить сказанное по поводу наследства кардинала Микьеля. Но отчего же умер кардинал Феррари? Оказывается, единственное документальное упоминание о яде вновь исходит от венецианского посла. Двадцатого июля 1502 года, сообщая в Сенат о смерти кардинала Модены, он отмечает удивительную, граничащую с неприличием торопливость, с которой папа распределил все должности и бенефиции Феррари. Немалую долю последних получил кардинальский секретарь Себастьяно Пинцоне, что, по мнению Джустиниана, являлось «ценою крови» – платой за убийство хозяина. А в предыдущем письме, от одиннадцатого июля, посол обронил многозначительные слова: «Кардинал Модены тяжело болен, и надежды на его выздоровление невелики. Подозревают яд».

Но недуг Джанбаттисты Феррари нашел отражение и в дневнике Бурхарда. Согласно записям церемониймейстера, первые признаки заболевания появились третьего июля. Сам кардинал считал, что у него лихорадка, но упорно отказывался как от кровопускания, так и от любой другой врачебной помощи. Уповал ли он всецело на Божье милосердие или просто не доверял медикам – неизвестно; как бы то ни было, упрямство стоило ему жизни. Феррари скончался двадцатого июля, на семнадцатый день болезни.

Итак, никакого намека на отравление. Однако через два с половиной года, уже при Юлии II, церемониймейстер напишет в дневнике следующее: «На заседании руоты вынесен смертный приговор in contumaciam note 34Note34
  Заочно (лат.)


[Закрыть] писцу канцелярии его святейшества Себастьяно Пинцоне. Он лишен всех должностей и объявлен вне закона, как виновный в смерти своего благодетеля и господина, кардинала Моденского».

Таким образом, вина исчезнувшего Пинцоне как будто получила официальное подтверждение. Значит, Джустиниан прав? Это не исключено, хотя в данном случае вердикт руоты едва ли может считаться окончательным доказательством. Он произнесен больше чем через два года, в отсутствие обвиняемого, и мы не знаем, какие улики были представлены высокому трибуналу. Бурхард не комментирует утверждение о том, что «смерть кардинала Моденского лежит на совести Себастьяно Пинцоне», и, судя по всему, не изменил своего первоначального мнения о лихорадке, прервавшей жизнь его преосвященства. Но даже допустив справедливость приговора руоты, следует отметить, что в нем не содержится каких-либо упоминаний о Борджа.

Сходство между судебными процессами Пинцоне и Коллоредо бросается в глаза, и это неудивительно – оба они были начаты по воле одного и того же человека, папы Юлия II, и закончились в соответствии с его желаниями.

Трактовка событий, угодная новому первосвященнику, пережила папу на три с половиной столетия. Так, в работе доктора Якоба Буркхардта «Культура итальянского Возрождения» среди множества выпадов против Чезаре Борджа говорится, что «Микеле де Корелла исполнял при нем обязанности палача, а Себастьяно Пинцоне – тайного отравителя». Едва ли имеет смысл отстаивать память дона Мигеля – за ним действительно водилось немало грехов, и он убивал людей не только в бою. Но вот роль, отведенная Пинцоне, выглядит довольно странной, если учесть, что он никогда не состоял на службе у герцога, а среди записей современников нет вообще никаких упоминаний об их знакомстве. Вымышленная связь между герцогом и кардинальским секретарем оправдывается очевидной целью – взвалить на первого долю ответственности за недоказанное преступление второго.

Даже такой прилежный исследователь, как Грегоровий, не придал значения истории болезни кардинала Модены, изложенной в дневнике церемониймейстера. Он со всей определенностью утверждает, будто кардинал Феррари стал еще одной жертвой Борджа, точнее, их «безотказного белого порошка».

Более того, оказывается раскрытым даже состав этого легендарного смертоносного препарата. Джовио называет его «кантарелла»; таким образом, мы имеем дело с кантаридином – веществом, хорошо изученным современной медицинской наукой. Но почему именно «кантарелла», а не какой-нибудь другой яд? Возможно, сыграло свою роль красивое и отчасти зловещее звучание самого слова, а также известное афродизическое действие, производимое малыми дозами кантаридина. Последнее обстоятельство, по мысли Джовио, должно было привлечь к этому яду самое пристальное внимание похотливых Борджа, и особенно Александра VI (Чезаре, в силу своего возраста, едва ли испытывал нужду в искусственных возбуждающих средствах).

Джовио оставил нам описание пресловутой «кантареллы» – и сделал это совершенно напрасно, разом уличив себя во лжи. «Кантарелла, – пишет он, – представляет собою белый порошок, лишенный запаха и имеющий очень слабый и не противный вкус». Между тем кантаридин – масса темно-зеленого цвета, с едким запахом и жгучим вкусом. Сходства, как видим, никакого, но кто будет обращать внимание на подобные мелочи, когда историк преподносит публике сенсационную новость – разгадку векового секрета Борджа!

Но вернемся к изложению реальных событий. Выполняя приказ его святейшества, войска герцога двинулись на Чери – последний оплот семейства Орсини. Город сдался после четырехнедельной осады, с правом свободного выхода для всех защитников. Как рассказывали очевидцы, падение Чери во многом было предопределено использованием хитроумных боевых машин, которые сконструировал Леонардо да Винчи.

В Риме также происходили сражения, но на дипломатическом фронте. Здесь противоборствовали папа и венецианцы. Грабеж в Сенигаллии окончательно разъярил могущественную Республику, и Сенат от имени пострадавших купцов потребовал у святого отца возмещения убытков и гарантий на будущее. Венеция готова была прекратить нейтралитет и начала постепенно перемещать войска к северным границам Романьи. Дож и Сенат давно старались найти повод, который был бы достаточно веским даже в глазах Людовика XII и мог бы оправдать открытие военных действий против Валентино.

Венеция являлась очень серьезным противником, и герцог понимал, что в случае конфликта ему придется рассчитывать на собственные силы, а не на помощь Франции. Он спешно усилил романские гарнизоны и назначил новых наместников, отвечавших за безопасность и оборону всех городов в его владениях. Кристофоро делла Торре принял командование над Имолой, Фаэнцей и Форли; Иеронимо Бонади стал сенешалем Чезены, Римини и Пезаро.

Фано, Сенигаллия, Фоссомброне и Пергола поручались заботам Андреа Косса, а в Урбино выехал дон Педро Рамирес. Ему досталась самая трудная часть работы, поскольку горное княжество было захвачено, но не покорено. Крепости Майоло и Сан-Лео оставались в руках сторонников Гуидобальдо да Монтефельтро.

Рамирес действовал с методичной непреклонностью. Он взял штурмом Майоло, а затем подавил все мелкие очаги сопротивления. Только после этого его отряды обложили Сан-Лео. Осада продолжалась почти полгода, защитники отбили все приступы и выказали чудеса храбрости, но в конце концов оказались на грани голодной смерти. Двадцать восьмого июня 1503 года комендант Латтанцио приказал поднять белый флаг.

Немалое беспокойство доставляла герцогу и возросшая дипломатическая, а отчасти и военная активность Флоренции. Посол Синьории, Франческо де Нарни, уже посетил Болонью, Сиену и Лукку, предлагая от имени своего правительства заключить четырехсторонний оборонительный пакт против Борджа. Эти города находились под покровительством французского короля и если и не были вполне уверены в собственной безопасности, то по крайней мере могли надеяться, что мысль о Людовике не позволит герцогу обойтись с ними слишком сурово. Впрочем, переговоры вскоре прервались, и до официального союза дело так и не дошло. Все же Флоренция рискнула выделить несколько эскадронов кавалерии на подмогу Пандольфо Петруччи, ибо видеть Сиену под властью сторонника Медичи казалось для Синьории куда меньшим злом, чем соседство со страшным герцогом Романьи. В начале марта 1503 года Пандольфо возвратился в родной город, сопровождаемый флорентийскими наемниками. Подданные не слишком обрадовались его прибытию, но покорились и не протестовали. Возможно, они просто решили дождаться того дня, когда приближение Валентино опять вынудит Петруччи искать спасения в бегстве.

Летом 1503 года на землях церковного государства воцарился долгожданный мир. Поспевая всюду, герцог старательно налаживал хозяйственную и административную жизнь страны. Он устранил угрозу голода, закупив на Сицилии большие партии отборной пшеницы. Корабли с зерном уже разгружались в романских портах. С казнью Рамиро де Лорки жалобы и нарекания на судопроизводство герцога прекратились. Чезаре не посягал на традиционные права и привилегии городов; муниципальные должности по-прежнему оставались выборными. Кроме верховного правителя – сенешаля, – назначался только председатель гражданского трибунала. Согласно обычаю этот пост всегда занимал представитель другого города, не связанный с местными жителями ни родством, ни свойством. Герцог привлекал к себе на службу лучших правоведов Романьи, «мужей, прославленных ученостью, справедливых и одаренных ясным разумом», и щедро оплачивал их труды.

Чезаре вернулся в Рим, но не для того, чтобы почивать на лаврах. Теперь его мысли занимала реорганизация армии, ее перевод на территориальную основу. Он думал о королевской короне – значит, предстояли новые походы, новые сражения, для которых ему потребуются тысячи надежных солдат, более верных и храбрых, чем чужеземные наемники.

Народ Романьи уже успел оценить преимущества управления Чезаре Борджа, и приказ, обязывающий каждую семью в его владениях выставить по одному человеку для герцогской армии, выполнялся быстро и беспрекословно. Это не означало постоянной воинской службы – люди по-прежнему жили под своим кровом, но по первому сигналу тревоги должны были явиться под знамена Борджа. Таким образом, в течение двух-трех дней герцог мог мобилизовать до семи тысяч солдат.

Мы уже говорили, что при всех многочисленных талантах Чезаре Борджа его истинным призванием оставалась война. Он был прирожденным полководцем. Солдаты чувствовали это и гордились своим непобедимым командиром, гордились его умом, отвагой и властью. Герцог платил хорошее жалованье, но преданность не купить за деньги. Люди шли за ним в огонь и воду, ибо почитали за честь носить свои стальные кирасы и красно-желтые камзолы с вышитой золотом буквой С. note 35Note35
  Первая буква имени Cesare (Чезаре)


[Закрыть]

В то лето, не умолкая, стучали молотки во всех оружейных мастерских Брешии. Ломбардским кузнецам и оружейникам не приходилось жаловаться на нехватку заказов – герцогу требовались сотни мечей и шлемов, копий и панцирей. Сверкающими струями текла в формы расплавленная бронза – литейщики готовили пушки для грядущих штурмов.

Полный великих замыслов, Чезаре не подозревал, что уже достиг вершины своего могущества. Катастрофа, которой предстояло низвергнуть герцога Романьи и Валентино, невидимой тенью нависла над его головой.