Текст книги "Маркиз де Карабас"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Он говорил беззаботно, почти дружелюбно, но его слова охладили братьев и заставили их умолкнуть. Тэнтеньяк рассмеялся и нарушил затянувшееся молчание.

– Такой человек, подобно великому Дане, всегда может выбрать любое другое оружие, кроме того, что дает ему хлеб насущный. В Париже был один хвастун, который часто пользовался своим преимуществом перед знаменитым учителем фехтования. Однажды у Дане лопнуло терпение. «Я не могу послать вам сведения о длине моей шпаги, – сказал он, – но заявляю, что вы трус и глупец, и если вы желаете сатисфакции, то получите ее посредством карт и пистолета. Мы снимем колоду, и тот, кому достанется более крупная карта, получит пистолет. А там уж ему решать, застрелить проигравшего или отпустить с миром». Хвастливый наглец, который и в самом деле был трусом и глупцом, выпутался под предлогом, что предложенное Дане оружие недостойно дворянина. «Да будет вам известно на будущее, – сказал Дане, – что это оружие, достойное учителя фехтования». С тех пор его оставили в покое.

Тэнтеньяк как нельзя более кстати переменил тему разговора, и тем не менее, остаток вечера нельзя было назвать удачным. Во время ужина между сидевшими за столом царила натянутость, которую не могли развеять даже обильные возлияния. Разговор неизбежно коснулся роялистской деятельности Тэнтеньяка, шевалье без устали живописал героизм шуанов, с нетерпением ожидавших всеобщего восстания, а пока что добившихся немалых успехов в партизанской войне. Но и здесь нашлись острые углы. Братья позволили себе несколько нелестных высказываний по адресу Пюизе, который в то время не пользовался симпатией среди эмигрантов. Тэнтеньяк, будучи заместителем и близким другом Пюизе, не мог обойти их молчанием. Он энергично отстаивал успехи своего командира не только в западных провинциях Франции, но в переговорах с английским правительством, которое только ему удалось склонить на сторону принцев [...на сторону принцев... – Имеются в виду графы Прованский, позднее король Людовик XVIII (1755-1824) коронован в 1814 г. , и Д’Артуа, позднее король Карл X (1824-1830), которые возглавляли дворянскую эмиграцию и содействовали иностранной интервенции во Францию].

Относительно последнего довода Сен-Жиль проявил полную бескомпромиссность.

– Мне стыдно, шевалье, что делом французского дворянства руководит выскочка, республиканец, нечистый на руку авантюрист и шарлатан.

Тэнтеньяк терпеливо улыбнулся.

– Вы всего-навсего повторяете оскорбления тех, кто полагает, что они и сами добились бы того, чего добился он. Но им не хватает его мужества, его энергии и его такта. Жалкое воздаяние за столь героический труд. Вы говорите, выскочка? Но его происхождение не хуже вашего или моего.

Сен-Жиль поднял брови. Его брат хрипло рассмеялся. Тэнтеньяк остался невозмутим.

– Его действительно называют республиканцем. Но то же самое можно сказать о многих дворянах, которые только теперь поняли, что заблуждались. Не станете же вы отрицать, что он искупил свою вину.

– Мы пока не видели результата, – проворчал Констан. – Ему еще предстоит сдержать свои обещания.

– Будьте уверены, он их сдержит. Его планы слишком тщательно продуманы, чтобы провалиться. Шарлатан, говорите? Хотел бы я быть таким шарлатаном. Для крестьян Бретани, Нормандии [...для крестьян Бретани, Нормандии... – Нормандия – провинция на севере Франции, в которой так же, как и в Бретани, было широко распространено во время Французской революции движение шуанов] и Мене граф Жозеф, как они его называют, – Бог. Мановением руки он может поднять три тысячи человек, готовых идти за ним в самую преисподнюю. Немногие из нас способны добиться такой преданности. Уверяю вас, те, кто надеется увидеть во Франции реставрацию монархии, жестоко ошибаются, не принимая всерьез господина де Пюизе и не поддерживая его.

– У него энергичный адвокат, – с улыбкой заменила мадемуазель де Шеньер.

– Почитатель, мадемуазель. Сен-Жиль рассмеялся.

– Наш разговор начинает напоминать религиозные споры. А им не место за столом.

Натянутость так и не прошла, и Кантэн с нетерпением ждал, когда вечер, наконец, закончится и наемный экипаж отвезет его домой. Перед самым отъездом он ненадолго оказался в гостиной вдвоем с Жерменой.

– Я имел несчастье заслужить ваше неодобрение, – сказал он.

– Как могу я не одобрять того, чего не понимаю? Надеюсь, опрометчивость не в моем характере, господин кузен.

Взгляд Кантэна стал задумчивым.

– Вы находите меня загадочным?

– Более того – таинственным.

Он покачал головой.

– Во мне нет таинственности. Она вокруг меня.

– Я так и думала. – Она склонила набок cвою изящную головку. – Вы подозреваете нас. Мне это кажется странным, кузен Кантэн, потому что я не понимаю – в чем? Подозрительные люди редко бывают счастливы, душа их пребывает в постоянной тревоге. Подозрительность порождает дьяволов, которые мучают нас.

– Если я хоть немного знаю себя, это не в моей природе. Но и к излишней доверчивости у меня нет склонности. Благодаря ей можно угодить в западню.

– Здесь нет никакой западни, – возразила она.

– Вы хотите уверить меня в этом?

Его тон заставил девушку заглянуть ему в глаза.

– Моего уверения будет для вас достаточно?

– Более чем достаточно, – ответил Кантэн с удивившей ее горячностью.

Она вдруг стала очень серьезной. Щеки ее порозовели.

– Тогда... тогда я должна быть осторожна. Я отвечу вам, что ничего не знаю о западне и не представляю себе, в чем она может заключаться.

Она увидела, как вспыхнул взгляд устремленных на нее серых глаз.

– Вы отвечаете за себя. Это все, что мне надо. Остальное не имеет значения.

Услышав ответ Кантэна, мадемуазель де Шеньер нахмурилась, и в эту минуту к ним присоединилась ее тетушка.

Глава VI
ГОСПОДИН ДЕ ПЮИЗЕ

В тот вечер, расставаясь с Тэнтеньяком, Кантэн выразил надежду, что их случайное знакомство будет иметь продолжение и они встретятся еще раз. По сердечности, с какой было принято его предложение, Кантэн понял, что вскоре он снова увидит шевалье. Но он и не предполагал, что это случится уже на следующий вечер перед самым закрытием академии.

Тэнтеньяк пришел в сопровождении мужчины представительной наружности, очень высокого, стройного, с гордо посаженной красивой головой. Мужчина двигался с размеренной, почти театральной грацией, и ему можно было дать лет сорок, хотя на самом деле он был на десять лет старше. Длинное, узкое лицо с высоким лбом и квадратным подбородком покрывал загар от долгого пребывания под солнцем. Темно-синие, почти черные глаза, глубоко сидящие под вскинутыми бровями, придавали лицу сардоническое выражение. Рот был прямой и жесткий, но когда незнакомец улыбался, лицо его мгновенно менялось, превращаясь из надменного в ласковое и добродушное. Он не носил парика, и его рыже-каштановые, на висках тронутые сединой волосы были заплетены в косичку. Его костюм – от черной широкополой шляпы до высоких ботфортов – отличался крайней простотой и вместе с тем изысканностью. На нем был светло-синий редингот с серебряными пуговицами и белые нанковые панталоны, обтягивающие мощные мышцы ног.

Морле, который еще не успел сменить фехтовальный костюм, с восхищением наблюдал, как незнакомец величественной походкой идет по длинной комнате, и когда тот приблизился, молодого человека поразило в его лице что-то знакомое, неуловимое сходство с кем-то, кого он прежде знал. Тэнтеньяк представил своего спутника.

– Вы решите, что я сразу принялся вас разыскивать. Такой поспешностью мы обязаны настойчивости графа де Пюизе, который полагает, что может быть вам полезен.

– И всем сердцем желает этого, – с поклоном сказал незнакомец.

– Господин де Пюизе!

Вне себя от изумления, Кантэн с нескрываемым интересом смотрел на человека, который держал в своих руках всю западную Францию, а значит, и судьбу монархии; на человека, который явился к Питту не как проситель, а как ценный союзник в войне с Французской Республикой и убедил британского министра оказать мощную поддержку готовящемуся предприятию; который, будучи назначен принцами главнокомандующим Королевской католической армией Бретани, стал объектом жгучей зависти эмигрантской аристократии. Цель его трудов состояла в том, чтобы положить конец их изгнанию и возвратить им их владения. Но несмотря на это они не могли простить ему, что он достиг того, чего они были не в состоянии достичь, и удостоившись расположения принцев, вознесся на такую высоту.

Рассматривая господина де Пюизе с интересом, которого заслуживала слава последнего, Кантэн почувствовал, что и сам является объектом внимательного изучения. Но вот на губах гостя появилась улыбка, и его тонкая рука крепко сжала руку Кантэна.

– Столько раз наезжать сюда за последние полгода и понятия не иметь о вашем существовании! Что за судьба! Ей-богу, это непростительно. Лишь по чистой случайности я узнал про вас от Тэнтеньяка.

Путем долгой тренировки Кантэн воспитал в себе невозмутимость, ставшую чуть ли не основной чертой его характера, но слова господина де Пюизе почему-то смутили его. Возможно, причиной тому был долгий, внимательный взгляд темных глаз, устремленных на него.

– Вы хотите польстить мне, сударь. Мое незаметное существование едва ли имеет для вас значение.

– Ага! В вас говорит ваша неосведомленность. – Господин де Пюизе выпустил, наконец, руку Кантэна. – Вы должны видеть во мне старого друга. Когда более четверти века назад я служил в Анжере, родственники вашей матушки были моими друзьями. Сын Марго Ледигьер может во всем рассчитывать на меня. Так-то! Теперь вы понимаете, почему я так хотел разыскать вас и досадую, что не разыскал раньше. – Кантэн снова почувствовал на себе дружелюбный взгляд господина де Пюизе. – И как же я не знал! Дьявол меня забери, это непростительно! – Он засмеялся и хлопнул Кантэна по плечу с фамильярностью, несколько покоробившей учителя фехтования. – Но мы это исправим. Мы должны стать добрыми друзьями, большими друзьями, не так ли?

– Разумеется, сударь. Друг... моей матушки... Не считая ее английских друзей, вы первый, с кем мне довелось познакомиться. Господин де Тэнтеньяк, я должен поблагодарить вас. Наша вчерашняя встреча оказалась еще более счастливой, чем я полагал.

Пюизе на два-три шага отошел от Кантэна и осмотрелся.

– Я вижу, вы процветаете. Даже пользуетесь королевским покровительством. На мой взгляд, вы хорошо устроились. О да, у вас хороший дом. Прекрасно, прекрасно!

Кантэн отметил про себя, что предпочел бы увидеть в новом знакомом побольше сдержанности. Ему не нравилось, что господин де Пюизе слишком быстро освоился, несколько злоупотребив своим давнишним знакомством с госпожой де Морле. Тем не менее, он позвал Барлоу, распорядился принести вина и провел посетителей в гостиную над маленьким садом.

Граф удовлетворенно вздохнул и, опустившись в глубокое кресло, вытянул длинные ноги.

– Черт возьми, здесь отлично себя чувствуешь! Тэнтеньяк говорил мне, что вы вполне довольны своей участью. Теперь я понимаю, что так оно и есть. Но, дьявол меня забери, нельзя пренебрегать таким наследством, как Шавере.

Кантэн слегка нахмурился, и шевалье, поняв, что слова Пюизе задели молодого человека, поспешил вмешаться в разговор:

– Господин граф расскажет вам, каким образом вы сможете получить его, не подвергаясь опасностям, которые заставляют вас колебаться. В этом, господин де Морле, и заключается истинная причина нашего прихода.

– Неужели опасность заставляет его колебаться? – воскликнул Пюизе. – Никогда не поверю. С таким носом, подбородком, с таким орлиным взором! Да этот человек, как и я, не способен уклоняться от опасности.

Реплика показалась Кантэну слишком льстивой и произвела на него неприятное впечатление. Цветистые выражения Пюизе оскорбляли его вкус. Однако ответ его был вполне вежлив:

– Вы, кончено, помните, шевалье, что вчера вечером я объяснил Сен-Жилю разницу между мужеством и обыкновенной глупостью. Надеюсь, я не стараюсь избежать простого риска. Но я не намерен подставлять шею под нож.

– Чего очень бы хотелось этим людишкам из семейства Шеньеров, – сказал Пюизе. – Рад слышать, что у вас хватило ума не попасться в их западню.

– В их западню?.. – повторил Кантэн.

– А то как же! Неужели вы все еще в этом сомневаетесь? Я слышал, они говорили о чести имени и вашем долге перед ним. Честь имени! Имени Шеньеров! Будь я проклят! Да нет там никакой чести, а значит, и беречь нечего.

– Между прочим, это и мое имя, сударь, – мягко упрекнул его Кантэн.

Но Пюизе не пожелал принять упрек.

– Дьявольщина! Забыв об этом, я сделал вам комплимент. – И выразительным движением руки он отмахнулся от щекотливой темы. – Эти хитрые господа уговорили бы вас отправиться во Францию, где вы попали бы на гильотину. Удобный способ убить вас, чтобы Сен-Жиль мог стать наследником Шавере.

Хотя сказанное целиком совпадало с его собственными подозрениями, Кантэн почувствовал раздражение, услышав своим мысли из уст постороннего.

– Но каким образом Сен-Жиль наследует имения, если по приговору, на основании которого меня отправят на гильотину, их конфискуют в пользу нации?

– Каким образом? – Пюизе рассмеялся.

– Именно это, – сказал Тэнтеньяк, – господин граф и пришел объяснить вам.

– Чего же еще, по-вашему, они добиваются? – воскликнул граф. – Как вы думаете, эти негодяи очень любят вас? – В его голосе зазвучали дремавшие до сей поры презрение и ненависть. – Род Шеньеров, друг мой, гнусный, выродившийся род. В четырех поколениях он производил только калек, идиотов и мерзавцев.

– Он произвел также и меня, – напомнил Кантэн. Пюизе на мгновение смутился, затем под потолком вновь покатился его оглушительный хохот.

– Дьявол меня забери! Все время забываю об этом.

– Мы будем лучшими друзьями, сударь, если вы потрудитесь запомнить, – последовал спокойный ответ.

Вспышка гнева блеснула в темных глазах и тут же погасла. Пюизе пожал плечами и еще раз махнул рукой. Он был щедр на жесты.

– Хорошо! Запомню.

Он взял налитый для него бокал, подержал его на свету чтобы оценить цвет вина, затем залпом выпил и с довольным видом причмокнул губами.

– Помимо всего прочего, вам и служат хорошо. Никогда бы не подумал, что в Англии можно найти такое превосходное вино. Оно сделано из винограда, лет десять, а то и больше назад выросшего на берегах Гаронны – И поскольку Кантэн, казалось, не понял намека, Пюизе протянул руку за графином и до краев наполнил свой бокал – Но вернемся к нашему делу, Вам не следует воображать, что во Франции, даже до вступления в наследство, вы будете в безопасности. Как только вы заявите о своих правах, вас закуют в кандалы и бросят в тележку смертников.

– А закон?

– Вы полагаете, что во Франции существует закон? О, разумеется, он существует. Но тот, кто доверяет ему, ходит по краю трясины. Содержание статута гроша ломаного не стоит, когда его проведение в жизнь зависит от негодяев. Они будут трактовать его по своему усмотрению. На это и рассчитывали ваши милые кузены.

– Но, – возразил Кантэн, – если я буду устранен, что по вашим предположениям входит в их цели, то как эмигранты они не смогут претендовать на наследство. Оно должно быть конфисковано.

– Должно. И все имения пойдут с молотка как национальная собственность. Но ваши кузены поступят так, как я советую поступить вам. Среди французских властей полно корыстных, жадных до взяток негодяев, которые наживаются на бедствиях родины; людей, готовых действовать в качестве тайных агентов законных владельцев конфискованного имущества. Если бы оно рассеялось по частям, вновь собрать его после восстановления монархии было бы непросто. Чтобы избежать этого, агенты одалживают законным владельцам свое имя и покупают для них принадлежавшие им имения по чисто символическим ценам. Невероятное обесценивание бумажных денег Республики делает подобные махинации вполне доступными для всех, у кого есть хоть немного золота. Купив имение, – разумеется, как бы для себя, – такой негодяй вернет его, когда закончится весь этот кошмар. Полагаю, ваши кузены имеют преданного слугу в лице дворецкого Шавере. Они, конечно, отблагодарят его за деньги, которыми он бесчестно снабжал их из средств покойного Этьена. Как видите я хорошо осведомлен. Не сомневаюсь, что этот малый найдет им подходящего агента и сумеет все уладить.

– Вы действительно хорошо осведомлены.

Голос Кантэна выдал его удивление тем, что посторонний человек так близко знаком с делами семейства Шавере. Но догадку Пюизе относительно намерений братьев де Шеньер он счел на редкость точной. Она полностью объясняла все, что так озадачивало его в их поведении.

Пюизе внимательно вглядывался в задумчивое, нахмуренное лицо молодого человека.

– Если вы решитесь воспользоваться такой возможностью, у вас гора с плеч свалится.

– Но кто мне в этом поможет? Где мне искать во Франции подходящего человека?

– Здесь я, пожалуй, могу быть вам полезен. Поверьте, я буду только рад. На днях я возвращаюсь в Бретань проверить, все ли готово к восстанию. Мне не составит труда съездить в Анжер и договориться о покупке поместий по истечении срока, установленного законом для вашего возвращения. Я уверен, что недалеко то время, когда мы отправим санкюлотов [Санкюлоты – крайние революционеры, наиболее активные элементы городской бедноты] ко всем чертям, и вы сможете лично вступить в права владения наследством. Что вы на это скажете?

– Скажу, что вы меня поражаете, – откровенно признался Кантэн, сознавая, что не выразил и малой доли охвативших его чувств. – Такое внимание к совершенно незнакомому человеку...

– Я бы попросил вас не называть себя так, – подчеркнуто выразительно проговорил Пюизе. – Черт возьми! Разве то, что я – старинный друг родственников вашей матушки и самой вашей матушки, ничего не значит?

– Вы, наверное, знаете, сударь, что матушки уже нет со мной и она не может поблагодарить вас.

– Знаю. Знаю. Тэнтеньяк говорил мне. – На лицо графа набежала тень. – Если бы я приехал в Англию, когда она была жива, то уже давно познакомился бы с вами. Итак, мне следует понимать, что вы принимаете предложение? Вам, конечно, придется предоставить в мое распоряжение некоторую сумму.

– Сумму?

Кантэн бросил на своего собеседника пронзительный взгляд. Его вдруг словно осенило: участие, проявленное к нему этим незнакомцем, участие столь же неожиданное и добровольное, сколь чрезмерное – обыкновенная мистификация. В конце концов, Кантэн хорошо знал мир, в котором жил. Относительно старинной дружбы Пюизе с Ледигьерами ему оставалось верить графу на слово, но не далее чем накануне вечером он слышал, как того назвали нечистым на руку авантюристом. О Тэнтеньяке он тоже ничего не знал. Шевалье пользовался репутацией активного роялиста. Но как любой человек его круга в те дни, он мог нуждаться, что нередко толкает людей на самые невероятные уловки в поисках средств к существованию. Да и сам проект, изложенный Пюизе, при всей его правдоподобности, вполне мог оказаться обыкновенной выдумкой. Почем знать!

– И какая сумма может вам понадобиться? – спросил, наконец, Кантэн.

– Один-два миллиона ливров, – беззаботно ответил Пюизе. – Ах, пусть это вас не пугает. Республиканские деньги так обесценены, что какие-нибудь две тысячи английских фунтов золотом с лихвой покроют названную мною сумму.

– Возможно, это не так уж много. Но много для бедного учителя фехтования.

На лице Пюизе отразилось недоумение.

– Бедного? – рассмеялся он. – Друг мой, по вашему виду я бы не сказал, что вы нуждаетесь.

Едва ли он мог найти менее подходящие слова. Кантэн вспомнил интерес, проявленный графом к делам академии и осторожные, но настойчивые полувопросы, которые почти возмутили его.

– Поверьте, сударь, я тронут тем, что вы проявили интерес к моим делам, но я слишком хорошо сознаю, что ничем не заслужил его и посему считаю невозможным для себя воспользоваться вашей любезностью.

Кантэн видел, как загорелое лицо Пюизе залилось краской и тут же сделалось мертвенно-бледным. Огонь, вспыхнувший было в его глазах, угас, сменившись выражением боли и недоумения. Учтивость Кантэна не обманула графа.

– Клянусь Богом, он принимает меня за мошенника, – Пюизе поднялся с кресла.

Тэнтеньяк, пытаясь скрыть неловкость, рассмеялся.

– Вас постигла участь того, кто предлагает непрошеную помощь.

– Получить такую пощечину... от сына Марго! Это... Впрочем, неважно. Сам напросился, сам и виноват.

– Сударь, не принимайте мои слова так близко к сердцу, – попросил Кантэн. – Я ценю ваши прекрасные намерения. Но, как я уже сказал, я не могу злоупотреблять вашей добротой.

Словно услышав насмешку в бесстрастно-учтивом тоне молодого человека, Пюизе вскипел гневом:

– Подозрительность – одна из самых низменных черт характера. Мне жаль, что я открыл ее в вас.

Кантэн слегка наклонил голову.

– Мне больно, что я заслужил ваше неодобрение, господин граф. Если у вас есть дела, прощу не стесняться.

Губы Пюизе странно задергались на побелевшем лице. Сжав руки, он сделал порывистое движение, и Кантэну на миг показалось, что его ударят. Но Пюизе быстро пришел в себя. Он всем корпусом отвесил низкий поклон и сделал широкий жест рукой.

– Я удаляюсь, господин маркиз. Прошу простить за вторжение. Идемте, Тэнтеньяк.

Тэнтеньяк поклонился, отставив ногу назад.

– Ваш покорный слуга, – пробормотал он и последовал за важно шагающим к выходу из фехтовального зала графом.

Кантэн остался стоять у стола, и когда посетители были уже у самой двери, до него долетел негодующий голос графа:

– Я простил бы щенка, если бы ему достало манер сказать, что у него...