Текст книги "Игрок"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 14
Приключения Катрин

На следующее утро, жарким августовским днем, граф Орн поехал кататься верхом к берегу Сены, где весь высший свет имел обыкновение разъезжать в колясках и верхом, ища прохладу у реки и в тени каштанов.

Он скакал без всякой цели, когда вдруг заметил впереди хорошо знакомую ему белую кобылу, на которой увидел не менее знакомую ему изящную фигуру Катрин Лоу. Он обрадованно подумал, что это, наверное, судьба заставила его поехать сегодня на прогулку.

Она скакала в сопровождении пажа, который немного приотстал. В том, что он встретил ее здесь, не было ничего удивительного; именно частые их конные прогулки в этом направлении и послужили причиной скандала.

Но то, что она с улыбкой приветствовала его и предложила ехать с ней рядом, было удивительно, если вспомнить, как строго она обходилась с ним в Со в ответ на его попытки сблизиться с ней.

От удивления он так сильно потянул поводья, что лошадь встала на дыбы. Она остановила свою лошадь и с улыбкой продолжала смотреть на него. Он подъехал к ней и поклонился, сняв шляпу.

– Это с вашей стороны крайне любезно, мадам. Это позволяет мне надеяться, что вы простили мне мое опрометчивое поведение, причиной которого было лишь восхищение вами.

– Я забыла о нем, – сказала она и прибавила: – Мне надо поговорить с вами. Вы можете поехать рядом со мной, если вы не против.

– Против! Как вы такое можете говорить!

Она весело засмеялась и легонько ударила свою кобылу хлыстом. Когда они поехали бок о бок, она обернулась, чтобы убедиться, что ее паж приотстал и не сможет их подслушать.

– Позвольте признаться вам, – сказала она, – что я целую неделю каждый день приезжала сюда в надежде встретить вас.

Это заставило его удивиться еще сильнее.

– Мадам…

– Поймите меня правильно. Возникшие обстоятельства заставляют меня надеяться, что мы станем союзниками.

– Ах, это всегда было моим желанием, мадам.

– Для этого союза есть причина, – печально сказала она, – серьезная причина. Нам нужно защитить себя, – и она продолжала, не ожидая вопросов: – Ваша супруга, господин граф, находится в довольно близких отношениях с моим мужем.

Он был так ошарашен этим, что мгновенно позабыл все свои манеры.

– Как? Откуда вы эти сплетни берете? Они же даже незнакомы.

– Незнакомы? Да, но однако она наносит ему в Отель-де-Невер визит и называет его по имени. Я это сама слышала. Если же она говорит вам, что незнакома с ним, то это является только лишним доказательством их близких отношений.

Ругательства, с которыми он принял эту новость, были лишь выражением его удивления.

– Ради всего святого, когда это произошло?– он спрашивал с недоверием в голосе.

– Две недели назад. В позапрошлый понедельник.

Вспомнив, что это было в тот самый день, когда агенты парламента поехали в Отель-де-Невер, чтобы арестовать Лоу, и нашли только, что птичка улетела, он подумал, не было ли это объяснением бегства мистера Лоу.

Если слова Катрин были правдивы, то ему следовало благодарить графиню за то, что Лоу оказался предупрежден. Но откуда, задал он себе следующий вопрос, могла она узнать об этих планах? И тут же он нашел ответ. Он вспомнил, как хвастался ей своим хитроумием, которое уничтожит шотландца. Значит, Ноай был прав, когда подозревал именно его в болтливости.

Возбужденно он потянул поводья.

– Ах вот оно как! Так она предательница, – воскликнул OH. – Она предает меня.

Он напугал Катрин своей яростью, причину которой она истолковывала неверно.

– Нет, нет. Я не это говорила. Невозможно поверить, что она так поступила.

– Мне все ясно. Господи! Какой же я был дурак, что не догадался раньше.

Она чувствовала, что его поведение становится все менее понятным для нее.

– Я не могу… Я не желаю поверить в это, – протестовала она, – Я надеюсь, что еще есть время все предотвратить. Я поэтому и рассказала вам. Мы могли бы… Могли бы разрушить их недостойные планы.

– Их недостойные планы? – он наконец понял, что они говорят о разных вещах. – Поскачем дальше? – предложил он и крепко задумался, надолго замолчав.

– Вы понимаете, – спросила она наконец, – что я имею ввиду, говоря о том, что нам надо стать союзниками?

– Конечно, понимаю, – он теперь не торопился объяснить ей происшедшее. Он подумал, что ему это было попросту невыгодно. – Но я понимаю кое-что еще: моя супруга изменяла мне, мучая меня в то же время своей ревностью. То, что происходит между вашим мужем и моей женой, очень серьезно затрагивает нас обоих. Вы говорите о союзе. А что еще нам остается, раз мы имеем дело с таким предательством?

Он постарался вести себя спокойнее, чтобы скрыть свою злобу от вопросительных взглядов проезжавших мимо людей. Он подъехал к ней ближе и тихим голосом сказал:

– Здесь не место говорить о таких вещах. Это все слишком серьезно. Скажите, когда я смогу прийти к вам?

Такая возможность напугала ее.

– Нет, нет, в Отель-де-Невер нельзя. Джон узнает.

– На это мне наплевать. Но действительно, я не могу ступить в его дом, после того, что произошло между нами, и вас я тоже не могу пригласить в свой дом. Что остается? – он на минуту задумался. – У меня есть верный друг, полковник де Миль, который снимает квартиру на площади дю Руль. Это напротив церкви Сен-Филипп, над магазином перчаток, там еще красная ладонь на вывеске изображена.

Не ожидая ее согласия, он спросил:

– Когда вы придете?

Она побледнела. Дыхание ее стало учащенным.

– Но я не могу. Вы должны понять, что я не могу. Это невозможно.

– Ах, мадам, чего вы боитесь? Что вас узнают? Примите меры предосторожности. Приезжайте в сумерках в наемной карете.

– Но если это станет известным? Что он подумает? Нет, вы не должны этого предлагать.

– Да я и не предлагал бы, если бы знал более безопасное место. Но если мы хотим придумать, как избавиться от этого позора, от этого бесчестья, то наша встреча обязательно должна состояться. Может быть, у вас есть друг, которому вы доверяете?

У нее такого друга не было. Поэтому, после его настойчивых увещеваний, она, чуть не плача, согласилась приехать сегодня вечером на площадь дю Руль. Ее мучила ревность и пугали дурные предчувствия.

Она одела вуаль, низко опустила капюшон и взяла извозчика, как посоветовал ей Орн.

В грязный дом ее пропустила неопрятная старуха. В коридоре стоял густой отвратительный запах. Старуха повела ее по скрипучей лестнице наверх. Запустение, царившее в этом доме, вызвало в сердце Катрин тоску. Ей казалось, что она пачкает себя, находясь здесь.

Со все растущим желанием побыстрее уйти отсюда она вошла в комнату на втором этаже, где ее ожидал граф. Это была маленькая, плохо обставленная комната, но зато в ней горело целых четыре свечи, стоявших в подсвечнике возле обсиженного мухами зеркала. Молодой красивый граф выглядел очень решительно в голубом вельветовом камзоле с тонкими золотыми кружевами. Он казался неуместным украшением в этом грязном помещении.

Он быстро подошел к ней. Сердечно поблагодарив ее за приход, он указал ей на потертый диван и предложил вина из бутылки, стоявшей рядом с тарелкой бисквитов возле подсвечника.

– Нет, нет. Ничего не надо, благодарю вас, – решительно отказалась она. – Вы же понимаете, я не должна задерживаться. Моя карета ждет меня. Вы подумали, как нам лучше поступить, какие меры принять?

– Подумал! – эхом отозвался он. – Да я ни о чем другом и не думал с самого утра. Но принять решение нелегко. Моя жена уехала в Сен-Жермен. Она уехала еще до моего возвращения с прогулки, поэтому мне не удалось с ней переговорить. Единственное, что, мне кажется, можно сделать, это попытаться убедить ее уехать из страны, чтобы ваш мерзкий муж не мог до нее добраться.

– О, да, – она сцепила руки, глаза впились в его лицо. – Да. Это разумный выход.

– Ах! – со вздохом он сел на диван почти вплотную к ней. – Но это еще не окончательно решено. Я ведь могу только попытаться убедить мою жену уехать. К сожалению, у меня нет возможности приказать ей. Ведь ваш муж из ревности ограбил меня, лишив всех моих сбережений, поэтому у меня нет ни луидора.

– Из ревности? – она удивилась. – К вашей жене?

– Нет. К вам, мадам.

– Ко мне?

– Неужели возможно, что вы даже не подозреваете, что поневоле явились причиной всех моих несчастий? Тогда я объясню. Господину Ла не откажешь в проницательности. Он быстро понял, как… как глубоко мое чувство к вам.

– И его это задело?

В ее голосе прозвучала неожиданная для него страстность, которую он не понял. Она как будто обрадовалась. Он пожал плечами.

– Естественно. А что вы от него ждали? Сам будучи увлечен другой женщиной, он, оставаясь, быть может, и безразличным к вашим чувствам, тем не менее не хочет оказаться в неприглядном виде. Он считает вас своей собственностью и не желает, чтобы на нее кто-либо покушался.

Ее вспыхнувшее лицо и частое дыхание показали ему, каким быстрым было действие яда его слов. И он продолжал говорить дальше:

– Это, кстати, то, что он имел наглость сказать мне. Но, когда я предложил ему решить наш спор так, как это принято среди джентльменов, невзирая даже на его низкое происхождение, этот трус отказался.

– Вы… Вы хотели драться из-за меня? – она оцепенела. – Вы даже готовы были подвергнуть свою жизнь опасности…

– Ну, вы высказались более утонченно. Но если вы не знаете, что это наименьшее, что я готов сделать ради вас, госпожа, то вы не знаете меня совсем, и не удивительно, что между нами нет понимания, – в его голосе появилось приглушенное дрожание страсти. – Но господин Ла предпочел в борьбе со мной иное оружие, оружие своей гадкой коммерции, и здесь он победил меня, разорив. И хотя мои чувства к вам стоили мне потери миллиона, я, тем не менее, не жалею о нем. Клянусь, что если вы поверите в мои чувства, то я буду полностью вознагражден за все мои несчастья.

Такие слова могли подействовать на чувства любой женщины. В какой-то степени они подействовали и на Катрин Лоу. Взгляд ее выражал обеспокоенность.

– Не надо… Вам не следует так говорить.

Но если это и был протест, то одновременно это была и мольба.

– Почему? Зачем надо скрывать правду? – он еще ближе придвинулся к ней. – Что должно удерживать нас? Моя жена, хладнокровно предавшая меня, или ваш муж, который не сознает своих обязанностей по отношению к вам? – она умоляюще подняла руку, но он порывисто отвел ее в сторону. – Мы остались в дураках, Катрин. Мы хотели предотвратить то, что предотвратить уже невозможно, слишком поздно.

– Нет, нет! – она чуть не заплакала. – Я не верю в это. И, дураки или нет, но мы должны попытаться. Я же поэтому и пришла к вам.

– Я обдумал это со всех сторон и не вижу никакого выхода.

– Но вы же сказали об отъезде графини Орн из Парижа…

– Но сказал вам, что вряд ли смогу заставить ее.

– Но вы же попытаетесь? Неужели нет чего-нибудь, что могло бы соблазнить ее уехать? Ну, подумайте, я умоляю вас. Вы обязательно, обязательно откроете, как сделать так, чтобы они перестали встречаться.

– Ваша просьба – долг для меня. Но дайте мне еще время. Возможно, мне поможет леди Стэр. Она привязана к Марго, и я могу попытаться представить ей дело так, будто речь идет о спасении Марго из сетей Ла…

– Точно, – перебила она, – это выход.

– Но дайте подумать еще, – попросил он и придвинулся к ней еще теснее, почти прижимаясь.

Но его касание напугало ее. Она встала.

– Я должна идти, – она запнулась. – Мне нельзя так долго быть здесь. Меня… меня могут спросить.

Дрожащими руками она поспешно опустила вуаль и накинула на голову капюшон. Он почтительно стоял рядом. Он чувствовал, что напугал ее, а он был достаточно опытен, чтобы понимать, что дальнейшая его настойчивость может только усилить ее страх.

– Мы должны еще раз встретиться, не откладывая, – сказал он. – Как только я придумаю способ.

Она обежала взглядом эту отвратительную комнату, ее внутренне передернуло от мысли, что она может еще раз прийти сюда.

– Надеюсь, что в этом не будет необходимости. Это небезопасно. Если об этом узнали… Если за мною следили…

– Но все же я думаю, было бы лучше, если бы вы знали о моих планах. Мне могла бы понадобиться ваша помощь. Я дам вам знать. Не бойтесь, – он поднял подсвечник. – Я провожу вас.

Посмотрев, как она испуганной птичкой впорхнула в карету, он поднялся назад, не обращая внимания на бесстыдное хихиканье старухи, содержавшей этот дом, и ее едкие комментарии о слишком кратком визите красавицы. В комнате де Миля он поднял подсвечник и осмотрелся. Он понял, что эта обстановка могла вызвать только острое отвращение в избалованной душе Катрин, привыкшей к роскоши, которой окружил ее муж. Но, если не считать этой комнаты, которая не слишком походила на дворец Венеры, то в остальном, думалось ему, он мог быть доволен сыгранной комедией и своей изобретательностью.

Буквально на следующий же день судьба дала ему в руки повод, чтобы просить ее прийти к нему снова. Он посетил оперу, чтобы принять участие в вечере госпожи де Сабран. Регент тоже присутствовал на этом вечере, сопровождаемый, как это иногда случалось в последнее время, мистером Лоу.

Завидев графа Орна, и, раздосадованный не просто тем, что он вынужден снова видеть его, но и тем, что того пригласила одна из ведущих фавориток двора, Его Высочество сказал сопровождавшему его Ла Врийеру:

– Этот человек или выжил из ума, что не понимает моих слов, или обнаглел настолько, что решил бросить мне вызов? Он получает приказ убраться из города и ближе, чем на пятьдесят лье, к Парижу не подъезжать, а вместо этого является сюда. Передайте ему, что если он не оставит Париж, то мы сможем подыскать ему помещение и здесь. В Бастилии.

О происшедшем Катрин Лоу узнала в полдень следующего дня из записки, переданной ей, когда она садилась в свою карету, девочкой-цветочницей в букете гвоздик.

Когда лакей хотел оттолкнуть ее, девочка громко крикнула, подняв букет:

– Mes beaux oeillets, madame! ^[58] Только что из садов Орна. Из садов Орна, госпожа!

Слуги Катрин не придали значение этим словам. Но Катрин прекрасно поняла их смысл.

– Пусть подойдет, – приказала она. Взяв букет, она поднесла его к своему лицу. – Они очень сладко пахнут, детка.

Она дала ей серебряную монету, от чего та рассыпалась в благодарностях.

Усевшись в карете, Катрин достала из букета свернутый лист бумаги. На нем было написано следующее: «Несчастье расстроило мои планы. Мне приказано уехать из города не позднее завтрашнего дня. Это, без сомнения, интриги Дж.Л., который мечтает от меня избавиться. Нам важно встретиться до моего отъезда. Буду ждать вас сегодня вечером.»

Подписи не было, да она и не требовалась. Письмо наполнило ее чувством страха. Если граф уезжал без жены, то никто и ничто теперь не стояло между графиней и мужем Катрин. А то, что, как указывалось в записке, отъезд Орна являлся следствием интриг Джона Лоу, делало ее страх обоснованным и зловещим.

Поэтому, преодолевая отвращение перед домом на площади дю Руль, Катрин снова бросилась туда.

Она, конечно, не подозревала, что состояние ярости, в котором она застала его, было притворным. Это чувство было вполне естественным для человека, который узнал, что его высылают по наущению хитроумного соперника, который убирает все помехи, мешающие достижению его гнусных целей. Она не могла себе представить, что единственное предательство, в котором жена графа была виновна, это ее рассказ о замыслах парламента против господина Ла. Правда, он и сам не мог найти другой причины для этого, кроме ненависти к себе. И он продолжал сохранять уверенность, несмотря на рассказ Катрин, что графиня не могла в прошлом быть знакома с Лоу.

– Ах, мадам, – жаловался он, – это чудовищно, это ужасно. Мы стали жертвами злобной пары, которая использует хорошее отношение к себе со стороны властей. Я уверен, что вашего мужа уговорила выслать меня отсюда моя жена. Не удовлетворившись тем, что он ограбил меня, лишив всех средств, он теперь хочет лишить меня последнего – моей чести.

Его трагическая фигура склонилась над ней, сидевшей на потертом диване, и она искренне сочувствовала его притворному горю. Из кожаного кошелька она достала пачку банкнот.

– Эта высылка, – сказала она, – еще усугубит ваше безденежье. Пусть эти средства помогут вам хоть немного. Здесь только три тысячи луидоров: все, что я смогла взять незаметно.

– Мадам! – в его голосе появился ужас. Он резко отказался, протестуя.

– Это – ваше. Это малая часть того, что у вас украли, так что пусть вас не мучают сомнения. Не обижайте меня отказом.

– Мадам! – повторил он и голос его прервался рыданием. Он опустился на диван рядом с ней, резко сжав ее руки и прижавшись губами к руке с банкнотами.

– Деньги… Что они для меня. Но ваш поступок… Боже, Катрин, это для меня все. Меня доводит до слез мысль о том, что вы можете так заботиться обо мне.

– Возьмите, возьмите, – настаивала она.

– Моя нужда столь ужасна, что я позволяю вам убедить себя. Но я беру их только взаймы…

– Нет. Эти деньги принадлежат вам. И я достану для вас еще.

Обещание это было легко выполнимо, поскольку ее муж был довольно рассеян.

– Нет, от вас я могу взять эти деньги только в долг. То, что мне должен господин Ла, я верну себе сам, когда придет время.

Он взял деньги и небрежно бросил их на столик под зеркалом. Потом он снова начал целовать ее руки. Его страстность начала беспокоить ее. Она попыталась убрать свои руки. Но он крепко прижимал ее к себе.

– Ваша доброта кружит мне голову. То, что вы так позаботились обо мне, вошли в мое положение, трогает меня до самого сердца. Как мне доказать вам свою благодарность? Мою благодарность и мою глубокую любовь?

Она опять попыталась освободить свои руки.

– Раз мы собираемся стать союзниками… – ее голос прервался.

– Конечно, союзниками. Но больше, гораздо больше, чем просто союзниками. Позвольте доказать вам свою преданность, свое обожание. Какое нам дело до этих изменников, когда мы вместе?

– Не надо говорить так, мсье.

– А как еще сказать это? И почему не надо? Мы должны быть верны только друг другу, разве нет? Ах, Катрин! – он, наконец, отпустил ее руки, но только для того, чтобы обнять ее и, не обращая внимания на ее сопротивление, притянуть к себе.

Побелевшая, дрожащая, с мольбой в глазах, она упиралась руками ему в грудь и умоляла его успокоиться и отпустить се.

– Мне не следовало приходить сюда, – говорила она. – Я должна была знать, что рискую. Не заставляйте меня жалеть о своем доверии к вам.

Он резко отпустил ее, отодвинулся и встал.

– Как вы можете быть одновременно такой доброй и злой? Вы понимаете мои самые мелкие нужды, – он указал рукой на пачку денег, – и в то же время отвергаете самые глубокие, – он встал перед ней на колени. – Ах, Катрин, у вас есть жалость? Видя меня у своих ног, вы отталкиваете меня? Даете мне денег! Боже, неужели вы думаете, что я буду благодарен вам за них, когда вы лишаете меня всего остального, лишаете себя? Я был благодарен вам сначала, думая, что это будет залогом вашей любви, ответом на страсть, которая обуревает меня.

– Тихо, тихо! – уговаривала она его, как ребенка. – Так нельзя…

– Нельзя! – взорвался он. – Тогда все погибло. Зачем жить, если нельзя прислушаться к своему сердцу? Катрин, дорогая Катрин, во всем мире нет ничего более важного для меня сейчас, а вы говорите, что это нельзя, – и вновь его руки обхватили ее, голова прижалась к ее груди, и, хотя она и напряглась, но больше не пыталась освободиться. – Не стоит этим мучить себя, – продолжал он, – если моей жене и вашему мужу угодно изменять нам, то ведь и мы можем отплатить им той же монетой.

Он поднял свою голову и придвинулся к ней, жадно ища ее губ. Она попыталась закрыться. Взволнованная его порывистой страстью, тяжело дыша в его объятиях, она пыталась освободиться.

– Если бы… Если бы я только точно знала, что они изменили нам. Если бы я могла быть уверена.

– А вы все еще сомневаетесь в этом?

– Да. Ведь у нас нет доказательств. Ведь все это пока лишь наши предположения, – потом она добавила еще более решительным тоном: – Я честная женщина и мне не хочется становиться иной. Только… только доказательство измены Джона могло бы изменить меня. Если б я была уверена в этой измене, то мне стало бы все равно. Но пока что я не могу считать себя оскорбленной женой, мстящей за свою честь, – она вырвалась из его объятий. Казалось, она окончательно развеяла свои сомнения. С силой оттолкнув его от себя, она поднялась. – Ваша записка напугала меня, но вместе с тем она дала мне надежду, что вы нашли тот путь… путь к предотвращению этой измены. А раз это не так, то зачем вы снова заставили меня прийти сюда?

Орн понял, что ему попалась женщина, которая, несмотря на все свое легкомыслие, любила мужа достаточно, чтобы удержаться от нарушения супружеской верности. Но и поняв это, он, распаленный, продолжал настаивать:

– Я просил вас прийти сюда, чтобы вы узнали о случившемся со мной.

– И это все?

– Но мне было необходимо, мне было крайне необходимо увидеть вас до моего отъезда.

Она не обратила на его слова никакого внимания.

– Могу я, по крайней мере, рассчитывать, что вы сделаете все от вас зависящее, чтобы увезти графиню вместе с собой?

Он посмотрел на нее своими темными влажными глазами с печальным упреком.

– Вы мучаете меня! – пожаловался он. – Мне ужасно больно наблюдать, что все ваши чувства поглощает только этот ваш непутевый муж.

– Я беспокоюсь также и о своей чести, как вы могли бы заметить. А теперь позвольте мне уйти. Скажите только, где вас найти, если вы понадобитесь мне.

Он вздохнул и провел рукой по лбу.

– Я поеду в Со завтра.

– Но ведь вас высылают не туда?

– Нет. Но я должен рискнуть, чтобы быть поближе к вам, на случай, если понадоблюсь, о чем я постоянно молю Бога.

– Но вы будете там в опасности.

– Буду счастлив, если хоть это вызовет ваше желанное для меня беспокойство, – он пожал плечами, как бы отмахиваясь от грустных мыслей. – Если меня вышлют из Со до того, как вы позовете меня, я дам вам знать.

Она опустила голову и поблагодарила его. Надевая на голову капюшон, она сказала:

– Посветите мне, пожалуйста, на лестнице.

Он не шевельнулся. О чем-то раздумывая, он смотрел на нее блестящими глазами.

– Уже! Вы покидаете меня прямо сейчас. Ах, позвольте мне насладиться вашим присутствием еще несколько мгновений. Я ведь даже не знаю, когда в следующий раз увижу вас. Не спешите так.

Ее тревога усилилась от этой ураганной мольбы, она испугалась за себя. Его рука стянула с ее головы капюшон, который она собралась завязать. Потом он снова обнял ее.

– Нет, нет, – умоляла она.

Но его объятия были столь крепкими, что она была не в силах бороться.

– Ах, Катрин, Катрин, не отвергай меня.

Парализованная, не в силах пошевелить руками, в полуобмороке от ужаса, она почувствовала, как он оторвал ее от пола и легко перенес через комнату.

– Ради всего святого, отпустите меня, – слабо простонала она. – Ох, это низко, низко!

Его ответом был только страстный шепот:

– Тихо! Тихо!

Он донес ее до дивана и опустил на него. В этот момент его руки ослабили свое давление на ее тело, и, словно ожив, она сделала попытку освободиться от него.

Они упали, борясь так яростно, что не слышали, как стукнула входная дверь.

И только когда на лестнице раздались спотыкающиеся шаги и хриплый голос, тянувший какую-то мелодию, он замер и отступил от нее на шаг, прислушиваясь. Ее же этот шум, страшный в любое другое время в таком месте, наполнил чувством облегчения.

Орн грязно выругался и после секундного замешательства побежал к дверям, чтобы успеть запереть их. Но он не успел. Только он остановился возле них, как они рывком распахнулись, и толстый, безвкусно одетый мужчина средних лет встал на пороге, щурясь от света.

Зрелище, которое он увидел – задыхающийся и бледный граф и сидевшая на диване дама, лихорадочно приводившая в порядок свои измятые одежды – вызвали на раскрасневшемся лице полковника де Миля ухмылку.

– Кажется, я помешал, – хмыкнул он. Он хотел заговорить солидным тоном, но не удержался и хихикнул. Пройдя шаг или два на нетвердых ногах, он снял шляпу и поклонился.

– Serviteur ^[59] , мадам.

Он виновато повернулся к Орну:

– Черт бы меня побрал, господин граф, но я забыл, что ты здесь.

– Черт бы тебя побрал, пьяница, – ругнул его Орн.

– Ты чертовски невежлив. Но мне наплевать на все это.

Они свирепо уставились друг на друга. Катрин увидела, что путь к выходу освободился. Трясущимися руками она натянула свой капюшон на голову, закуталась в плащ и поспешила к выходу. Орн хотел остановить ее, но задел полковника.

– Отойди в сторону, пьяная собака.

Но обиженный оскорблениями де Миль навалился на него своей тушей, не давая шевельнуться:

– Виноват, если помешал. Я уже сказал. Виноват. Поругай меня за это, если хочешь. Я это тебе прощу. Но не будь невежлив. Не говори, что я пьян. Не называй меня собакой. А то я укушу тебя, – по-прежнему не давая Орну сделать ни шагу, он тупо засмеялся. – А из-за чего ты так разнервничался? Из-за бедной молоденькой курочки? Ха! Да пусть идет, если хочет. Не держи ты их насильно никогда. Я так не поступаю. Это некрасиво. Пусть идет.

Звук отъезжающей кареты сказал Орну, что ее уже не догнать. Он злобно обругал де Миля.

Потом он отошел в сторону и засмеялся.

– Ты был ужасно некстати, Миль. Но, может быть, это сейчас не так уж и важно. Она еще успеет отбросить свою робость. Подождем другого случая.

Катрин, дрожа и всхлипывая, съежилась в углу нанятой ею кареты и громко рыдала: «О какая низость! Какая низость!» – и клялась себе, что никогда больше подобной встречи она не допустит.