Текст книги "Пламя над Англией. Псы Господни"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

Соавторы: Альфред Мейсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

Аргумент был если и не вполне справедливый, то искренний, и он сделал свое дело. Мысли Робина устремились к тому дню, когда он будет стоять в холле Эбботс-Гэп рядом с отцом, забывшим о своих муках, и Синтией с сияющими глазами и улыбкой на устах.

– Пусть будет по-вашему, – сказал он. – Но если Божья воля не даст мне возвратиться, кто-то должен сообщить Синтии, почему и с какими мучениями и верой я оставил ее, не простившись.

– Клянусь в этом надеждой на спасение души, – ответил Уолсингем. – Моя дочь Френсис будет твоим вестником.

Глава 14. Господин и слуга

Огромный галеас «Регаццона» плыл по спокойным сапфировым волнам мимо бурых холмов Испании. Легкий ветерок надувал паруса на трех мачтах и бушприте, [96]96
  Бушприт – горизонтальный или наклонный брус для крепления носовых парусов


[Закрыть]а на нижней палубе, под бортовыми орудиями, тридцать длинных весел вспенивали темную воду. Наступал полдень, и хотя был конец сентября, солнце ярко сияло в безоблачном небе. На корме корабля возвышались две башни – передняя была выше задней, поэтому матросу на шкафуте, [97]97
  Шкафут – участок палубы между фок – и грот-мачтой


[Закрыть]они казались двумя огромными ступенями. Выступающий за форштевень [98]98
  Брус по контуру носового заострения судна


[Закрыть]бушприт отбрасывал на воде тень, похожую на гигантское копье, указывающее на корабль. Поросший лесом мыс Гата [99]99
  Мыс на юге Испании, на побережье Средиземного моря


[Закрыть]на котором теперь стоит маяк, вытянулся к правому борту корабля и обрывался, открывая вид на глубокий Альмерийский залив. [100]100
  Залив на южном средиземноморском побережье Испании


[Закрыть]

Адмиральская каюта с галереей над водой помещались на корме, у се закрытой двери стоял часовой, вооруженный мушкетом. Внутри каюты происходила странная сцена, наверняка озадачившая бы любого вошедшего. В кресле сидел худой итальянец средних лет. с хохолком светлых волос на макушке, окруженным лысиной, положив босую ногу на стоящий перед ним табурет, покрытый подушкой. Нога была достаточно безупречной по форме, чтобы удовлетворить вкус самой королевы Елизаветы, но несчастный громко стонал, словно испытывая жесточайший приступ подагры.

– Ой! – вопил он. – Madre de Dios! [101]101
  Матерь Божья! (исп.)


[Закрыть]– Как только юноша, стоящий на коленях рядом с табуретом, держа пузырек с мазью для растираний, протягивал руку, человек разражался градом проклятий.

– Только посмей притронуться ко мне, свинья! Я прикажу содрать с тебя кожу, мошенник, и скормить по кусочкам рыбам! Ой-ой-ой! – Закрыв глаза, несчастный откинулся назад в кресле.

– Ничего не поделаешь – придется, – простонал он. – Эти шарлатаны-доктора и их дрянные рецепты!

Юноша зачерпнул ложечкой мазь и другой рукой взял вытянутую ногу так осторожно, словно драгоценную фарфоровую чашу.

– Что ты делаешь, негодяй! – закричал страдалец, хватаясь за палку, стоящую у кресла.

– Но, сеньор маркиз, – взмолился юноша, говоря по-испански с заметным итальянским акцентом, – мазь должна успокоить боль! Моя бедная матушка страдала так же, как вы, и…

– Что?! – в бешенстве воскликнул сеньор маркиз. – Твоя мать посмела страдать так же, как я? Ты лжешь, Джузеппе! Чтобы так страдать, нужна голубая кровь, как у меня! О, какая пытка! Твоя проклятая мазь жжется!

Он продолжал браниться, смешивая плохой испанский с отличным итальянским, пока не издал вздох облегчения, свидетельствующий о том, что его страдания и гнев подошли к концу.

– Мне полегчало, Джузеппе! За свое умение получишь пару монет. Теперь повязку, только не слишком тугую, плут, иначе усажу тебя за весла вместе с галерными рабами.

– Molto cuidado, [102]102
  Буду очень осторожен (итало-исп.)


[Закрыть]сеньор маркиз, – успокаивающе произнес Джузеппе, ловко перевязывая ногу.

В каюту вошел другой слуга – низенький и черноволосый молодой итальянец, которому сеньор маркиз отдал приказ взглядом, в то время как Джузеппе занимался перевязкой. Вошедший слуга глянул из кормового окна на пустое море и закричал на ломаном английском:

– Смотрите скорей! Это самый странный корабль, какой я когда-либо видел!

Однако Джузеппе продолжал перевязку, не поднимая головы. Когда на больную ногу был надет шлепанец, сеньор маркиз приказал:

– Дай мне руку, Джузеппе! Я немного пройдусь.

Он бросил взгляд на итальянца.

– Можешь идти, Андреа Ферранти, и приготовь мне almuerzo. [103]103
  Второй завтрак (исп.)


[Закрыть]

Андреа Ферранти скрылся на галерее. Джузеппе поднял сеньора маркиза и, поддерживая его, прошелся с ним взад-вперед по каюте. Внезапно Ферранти открыл дверь и громко объявил:

– Синьора Карло Мануччи срочно требуют!

Внимание Джузеппе было поглощено сеньором маркизом, которого этим утром оказалось очень трудно удовлетворить. Маркиз оперся всем своим весом, который он сознательно преувеличивал, на руку Джузеппе и каждый раз, прикасаясь забинтованной ногой к полу, издавал крик боли.

– Almuerzo, Андреа, паршивый пес! А если ты, Джузеппе, позволишь мне упасть, я велю протянуть тебя под килем! Господи, существовал ли когда-нибудь еще один такой неуклюжий негодяй?

Затем он заявил совсем другим голосом:

– Отлично! Мы делаем успехи! Не поворачиваем голову, когда говорят по-английски. А если вызывают Карло Мануччи, то это ничего для нас не означает. Великолепно!

Он проворно двинулся к креслу, сорвал повязку с ноги, надел чулок и туфлю и, когда Андреа Ферранти принес завтрак в каюту, промолвил:

– Так как мы здесь одни, у дверей стоит часовой, и урок хорошо выучен, вы позавтракаете со мной, Карло. Накрой стол на двоих, Андреа!

Сеньор маркиз в действительности был синьором графом Джованни Фильяцци, который искренне наслаждался, играя и явно переигрывая роль страдающего подагрой старого испанского адмирала Санта-Крус.

Робин прибыл во Флоренцию, как Карло Мануччи, и при тосканском дворе быстро подружился с Фильяцци.

– Моему слуге, Андреа Ферранти, можно доверять. Он мой земляк и был у меня в доме с детских лет. Его брат прислуживает маркизу де Санта-Крус, лучшему испанскому адмиралу, которому поручено командование армадой. Вы хорошо сделаете, если обратитесь за советом к Андреа.

В смелый план Фильяцци входило добиться с помощью Ферранти места в штате адмирала Санта-Крус.

– Мои обязанности не позволяют мне непосредственно в этом участвовать, – сказал он, – но тайно я сделаю все, что смогу. Я обещал это сэру Френсису ради нашей старой дружбы, начавшейся, когда он был английским послом в Париже, и повторяю это обещание вам, ради нашей теперешней дружбы.

Робин воспользовался услугами Андреа Ферранти, как ему советовал Фильяцци. Дав слуге сотню крон, [104]104
  Крона – английская серебряная монета


[Закрыть]он добавил:

– Столько же заплачу твоему брату, если буду нанят, и тебе, когда все будет кончено.

Андреа взял деньги, но отнесся к плану с сомнением.

– Посмотрим, что нам удастся в Лиссабоне. Там нужны люди на корабли, на службу на берегу нет спроса. А ваше превосходительство может держать тарелку и не расплескать ее содержимое даме на подол? Может начистить до блеска пару сапог? Может приготовить pollo con arroz [105]105
  Курицу с рисом (исп.)


[Закрыть]и шафран с рисом, чтобы это было изысканным блюдом?

– Я пойду в школу, Андреа, и ты будешь моим учителем, – ответил Робин.

Однако, Андреа не был склонен изображать легкими обязанности, требуемые от хорошего лакея.

– А когда вы обучитесь основам, придется перейти к более сложным вещам. Сможет ваше превосходительство крахмалить и гофрировать рюш?

Робин помрачнел.

– Сможет ваше превосходительство вскрыть письмо? – настаивал Ферранти.

– Этому искусству я хочу научиться прежде всего! – горячо воскликнул Робин.

– И ваше превосходительство абсолютно правы. Ибо как сможет лакей хорошо прислуживать своему господину, если он не будет знать о его делах больше, чем господин пожелает ему сообщить? – нравоучительно изрек Андреа.

Робин доложил о своих затруднениях Фильяцци, который вновь пришел ему на помощь. Он отправил секретарей и весь остальной штат на первом корабле, отплывшем из Генуи, чтобы они ко времени его прибытия в Лиссабон оборудовали для него жилище. Сам же Фильяцци с двумя слугами, Андреа и Робином, отплыл на последнем корабле. Во время длительного путешествия Робину предстояло изучить свои новые обязанности. Таким образом, проплывая вдоль испанских берегов, через Гибралтарский пролив с холмами Мавритании на одном берегу и огромной скалой на другом и огибая мыс Сан-Висенти, [106]106
  Мыс на юге Португалии, на побережье Атлантического океана


[Закрыть]Фильяцци и Робин играли в господина и слугу. Игра эта доставляла синьору Фильяцци массу удовольствия, заполнив все его время. Он придумал роль старого, сердитого, страдающего подагрой адмирала, изобретая каждый день новые скверные черты его характера и новые обязанности для слуги. Робин со своей стороны работал над ролью так усердно, как не делал ни один актер. От этой игры зависела не только его собственная жизнь, но и жизнь нищего калеки на ступенях церкви в Мадриде, а быть может, и еще одного человека. Он подумал об этом, глядя лунной ночью на скалу Гибралтара, которая напомнила ему мыс Портленд. Где-то неподалеку от него и от берегов залива Уорбэрроу его ждет девушка, с волнением устремив взгляд на море.

В положенное время «Регаццона» прибыла в Кашкаиш [107]107
  Город в Португалии, на побережье Атлантического океана


[Закрыть]и, простояв ночь на якоре, вошла в залив к устью Тежу [108]108
  Тежу (Тахо) – река в Португалии и Испании, в устье которой расположен Лиссабон


[Закрыть]между башней Сан-Бужиу и замком Сан-Жулиан.

Приплывший в Лиссабонскую гавань в наши дни не увидит того, что увидел Робин, так как облик города полностью изменился. Правда, покрытые лесом холмы над песчаными утесами на южной отмели реки остались теми же. Но на северной стороне все было по-иному. Башня Белена [109]109
  Белен – городок в Португалии, на берегу пролива, ведущего в бухту Тежу


[Закрыть]теперь стоит на берегу, а тогда она увенчивала островок на канале, вода омывала стены монастыря Сан-Жерониму. От замка Сан-Жулиан сейчас остался лишь один этаж с четырьмя индийскими башенками по углам, напоминая о крепости, построенной королем Филиппом для охраны нового владения Испании. В его арках живут крестьяне, наружная стена испещрена трещинами, обнаруживающими красную черепичную кладку.

Но когда Робин приплыл туда осенним утром, замок высоко громоздился над рекой; однообразие темной поверхности его стен нарушали только дула орудий, балконы и окна. Крепость возвышалась над самым глубоким из двух каналов, на ее крыше развевалось огромное знамя. Но Робин обращал на это внушительное зрелище куда меньшее внимание, чем в ближайшие месяцы, ибо бросив взгляд на гавань, он застыл от ужаса. Галеас проходил мимо леса мачт, почти полностью закрывавших землю. Оглушительные крики, стук молотков, грохот экипажей на набережных так сотрясали воздух, что даже сказанные в ухо собеседнику слова оставались неслышными. Робину казалось, что на его глазах выносится приговор Англии. Однако, он вскоре воспрянул духом, поняв, что работа только начата, и повсюду ощущается медлительность, свойственная Филиппу.

Глава 15. Лакей Джузеппе

– Вот этот юноша, ваша светлость, – доложил дворецкий, указывая на Робина Обри. – Подойди, Джузеппе!

Старик огромного роста, склонивший лысую голову над разложенными на столе бумагами со столбцами цифр, повернулся вместе со стулом и устремил на Робина взгляд больших черных глаз, спокойный, внимательный и в то же время чем-то пугающий. Маркиз де Санта-Крус пользовался величайшим авторитетом среди флотоводцев того времени. Несмотря на свои семьдесят три года и все ухудшающееся здоровье, он по-прежнему обладал решительностью, позволившей ему в более молодые годы прорвать линию вражеских кораблей и выиграть сражение при Лепанто, [110]110
  Старое название города Нафпактос (Греция). 5 октября 1571 г. около Лепанто испано-венецианский флот одержал победу над турецким


[Закрыть]и безжалостностью, с которой он предал мечу каждого пленника, захваченного после разгрома флота Строцци [111]111
  Строцци Леон (1515–1554) – французский адмирал


[Закрыть]у Азорских островов. Робин удерживал свои колени от дрожи с таким же трудом, как и в тот день, когда королева подозвала его к себе из рядов школяров в Итоне. Юноше казалось, что Санта-Крус никогда не отведет от него взгляд, который словно проникал ему в душу. Как он мог надеяться перехитрить этого старого воина, отлично знающего людей и будто срывающего с него маску своими пронизывающими глазами?

– Ты подошел? – внезапно задал Санта-Крус совершенно непонятный вопрос.

Робин ошеломленно молчал.

– Когда Диего представил тебя, – нетерпеливо продолжал адмирал.

– Я сделал три шага вперед.

– Так сделай еще столько же! Стань передо мной!

У Робина душа ушла в пятки. Но тем не менее он шагнул вперед, почтительно остановившись перед маркизом.

«Он пытается напугать меня, – мелькнуло в голове у юноши, – и, кажется, преуспел в этом. Еще минута, и я упаду на колени и во всем признаюсь!»

Но Санта-Крус вновь ошеломил его.

– Принеси мои туфли! Сними с меня сапоги!

Пара легких туфель стояла у камина. Робин принес их маркизу, который носил доходящие до колен коричневые сапоги из невыдубленной кожи. Опустившись перед ним на колени, юноша осторожно стащил с него сапоги, надел туфли и выпрямился.

– Тебя зовут Джузеппе Марино? – осведомился маркиз.

– Да, ваше превосходительство.

– Ты итальянец?

– Из Ливорно.

Сейчас маркиз ткнет в него пальцем, скажет одно слово – «Лжец!», и его тут же отправят в подземелье, подумал Робин. Но его ожидал очередной сюрприз.

– Диего, объясни этому парню его обязанности. – Произнеся эту фразу, старик вновь погрузился в свои цифры, а Робин покинул комнату так быстро, как только на лестнице Диего передал Робина Джакомо Ферранти, который с тревогой ожидал окончания процедуры.

– Я нанят, – сообщил Робин, – и притом почти без всяких разговоров. Один Бог знает, что побудило его превосходительство согласиться.

Однако этого не мог ему объяснить ни Джакомо Ферранти, ни кто другой, за исключением самого адмирала Санта-Крус, если бы только он пожелал это сделать. Ибо никто, кроме маркиза, не знал, насколько тяжко он болен. Маркиз мечтал дожить до завоевания Англии – форсировать Ла-Манш и сжечь Елизавету у креста Святого Павла. Удастся ли это предприятие, если он умрет теперь? Находящийся сейчас в Кадисе Медина-Сидония – тупой упрямый осел. Рекальде – хороший, опытный моряк и старый ветеран, как и Санта-Крус, – все же не подходит для командования таким огромным флотом. Алонсо де Лейва, его помощник здесь, в Лиссабоне, – кавалерийский офицер и горячая голова. Мигель де Окендо, снаряжающий гипускоанскую [112]112
  Гипускоа – провинция на севере Испании, в области Страна Басков


[Закрыть]эскадру в проливах, – испанский Филип Сидни, единственный человек, чьи разум и дух подходят для столь грандиозной задачи, но его молодость и жизнерадостность – не те качества, которые могут его рекомендовать королю Филиппу. Следовательно, маркиз должен оставаться командующим, скрывая, насколько можно, свои недуги от всех и от себя самого.

Старику приходилось изображать из себя молодого, иначе Филиппу II никогда не бывать владыкой мира. Но это была нелегкая задача, и Джузеппе Марино предстояло помочь осуществить ее.

– Я, который мог спать, как мертвец, когда матросы драили палубу у меня над головой, теперь вздрагиваю от стука сапога по полу, – признавался Санта-Крус в редкие минуты откровенности. – Резкое прикосновение причиняет мне боль, и даже от сотрясения воздуха я издаю звуки, похожие на расстроенную скрипку!

Таким образом, легко ступающий Джузеппе, который умел так искусно снять сапог, что распухшая нога этого не ощущала, и на чье плечо тем не менее, можно было опираться, как на стальное, становился с каждым днем все более необходимым старому адмиралу. Конечно, юноша получал свою порцию брани, но в этом он ничем не отличался от остальных слуг. Старик жил на верхнем этаже замка Сан-Жулиан, и это его знамя, развевающееся на высоком флагштоке, видел Робин, подплывая к устью Тежу.

Флот должен был отплыть летом 1587 года, но ничего не было готово к сроку. Медина-Сидония мешкал в Кадисе с андалузийской [113]113
  Андалузия – область на юге Испании


[Закрыть]эскадрой, из Леванта [114]114
  Левант – общее название стран, прилегающих к восточной части Средиземного моря


[Закрыть]и Неаполя не приплывали галеоны, «Сан-Фелипе», личный корабль короля Филиппа, еще не прибыл в гавань со своими сокровищами из Восточной Индии, золотой флот на западе также запаздывал. К тому же в марте Дрейк напал на Кадис, и через несколько недель стал на якоре в Кашкаише, выставив напоказ английский флаг так, что его можно было видеть из окон адмирала Санта-Крус, и, поняв, что в Лиссабонскую гавань ему не прорваться, снова отплыл на запад.

– Смотрите-ка на этого негодяя! – вскричал Санта-Крус. – А мой добрый повелитель в это время составляет в своей молельне для меня списки продовольствия, чередуя их с молитвами Богородице. Сколько молитв – столько сушеной рыбы для каждого солдата! Ну, а Дрейк покуда нападет на Золотой флот!

Санта-Крус отплыл в погоню с теми кораблями, которые уже были готовы, и, подойдя к Азорским островам, обнаружил, что Дрейк захватил «Сан-Фелипе» с сокровищами стоимостью в сто тысяч фунтов и уже был вне досягаемости на пути в Плимут.

Робин сопровождал адмирала в этом бесполезном преследовании, и в июле, когда они возвратились, время для нападения на Англию было уже упущено.

«Астрологи были правы, – думал Робин. – Великие испытания для мира наступят после совпадения планет в 1588 году».

Оставшиеся месяцы этого года работа стала продвигаться быстрее, а суета постепенно сменилась порядком. Золотой флот благополучно прибыл в порт, Окендо привел свой флот в бухту Тежу, а массивное бюро адмирала Санта-Крус наполнялось списками кораблей и их капитанов, вооружений, экипажей, баррелей [115]115
  Баррель – мера объема в Англии и США


[Закрыть]воды, запасов пороха.

Когда у Робина выдавалось несколько свободных часов, он ускользал из замка и отправлялся в восточные кварталы города. Рядом с церковью Носса Сеньора да Граса узкая крутая лестница поднималась к паутине маленьких улочек, где красные домики с зелеными крышами громоздились друг на друга, как будто каждый хотел заполучить место с лучшим видом на гавань. Среди них находилась таверна, которую содержал родственник Ферранти. Там Робин встречался с Андреа, и, распив бутылку вина, оба уединялись в темном углу, где юноша передавал Андреа письмо, которое тот должен был доставить в дом Фильяцци.

Письма становились все более объемистыми, и Фильяцци начал проявлять к ним интерес. Он задумчиво взвесил одно из них на руке.

– Как Джузеппе раздобывает все подробности? – спросил он.

– Ваше превосходительство, – ответил Андреа, – возможно, у него есть ключ.

Фильяцци вспомнил, что для него изготовили недавно несколько ключей к новым ящикам. Одновременно мог быть сделан дубликат по восковому отпечатку. В эти вопросы лучше не вдаваться.

– Он страшно рискует, – заметил Фильяцци, пряча письмо.

– Ему приходится спешить, – сказал Андреа. – Он передал мне для вас устное сообщение. Маркиз де Санта-Крус не отплывет с армадой.

Был январь 1588 года, приготовления подходили к концу, и вся армада была собрана, за исключением андалузийской эскадры, вернее, того, что от нее оставил Дрейк. Она все еще задерживалась в Кадисе. Новости, казалось, должны обрадовать доброго друга Фильяцци – Уолсингема.

– Джузеппе уверен в этом?

Андреа торжественно кивнул.

– Маркиз умирает. Ему семьдесят три года, сожжение Кадиса и флаг Дрейка, видимый из замка Сан-Жулиан окончательно сломили его. У него отекают ноги, вены вот-вот лопнут. Он все время сквернословит, не щадя ни Бога, ни человека, ни Дрейка.

Подобной классификацией Андреа только отразил бытующее мнение. Есть четыре вида разумных существ: Бог, дьявол, человек и Дрейк. Джованни Фильяцци срочно отправил письмо Робина, а английский флот день за днем становился все более мощным.

Глава 16. Опасные моменты

Худшие дни для Робина наступили в первую неделю февраля 1588 года – года, на который, согласно пророчествам, должны были прийтись страшные испытания. С каждым месяцем юноша все более привыкал к своим обязанностям, однако он боялся, что вместе с привычкой придет беспечность. Страх этот был тем более обоснованным, что организм Робина все сильнее требовал своей доли сна. Он засыпал, стоя у двери, склоняясь над подагрической ногой своего господина и получая палкой по плечам за небрежность. Лакейская сущность его деятельности беспокоила его не больше, чем в более поздние времена грязная работа – хорошего солдата в окопах. Когда на карту поставлено так много, самый плохой слуга становится отличным. Но под напряжением длинных опасных дней и еще более опасных ночей картина лестницы мадридской церкви заволакивалась туманом, его родина, населенная честными и добрыми людьми, как охарактеризовал англичан Уолсингем, превращалась в сказочный остров в несуществующем море, и даже лицо возлюбленной исчезало среди звезд. Пока Робин был за работой, он тщательно следил за каждым взглядом и шагом. Но что если в минуту усталости он перестанет беспокоиться о том, что произойдет с ним, с королевой в саду Уайтхолла, даже с Синтией и Эбботс-Гэп, и поддастся сну и забвению?

Первым из этих тяжелых дней был вторник – четвертый пень месяца. Все утро Санта-Крус, терзаемый болью, распекал своих командиров. Герцог де Медина-Сидония, скучный человек средних лет, предпочитал праздное времяпрепровождение в своих апельсиновых рощах в порту Санта-Мария, но был вынужден по милости короля Филиппа выполнять труднейшие и ответственнейшие обязанности, к чему не имел ни способностей, ни желания. Прибыв из Кадиса по суше, он взобрался по лестницам на верхний этаж замка Сан-Жулиан, где Санта-Крус сидел за столом, заваленным бумагами. Робин впустил его, закрыв за ним дверь, но старик орал так оглушительно, что снаружи было слышно каждое слово.

– Послушайте! – бушевал адмирал. – Мы должны взять с собой сто восемьдесят священников и всего восемьдесят пять лекарей! Восемьдесят пять, когда с англичанами придется драться двадцати тысячам!

Медина-Сидония самодовольно улыбнулся.

– Когда англичане увидят армаду, у них пропадет желание драться.

– Они просто проползут на брюхе у вас под носом, как сделал Дрейк под дулами ваших орудий в Кадисе перед тем, как сжечь ваши корабли, чтобы придать себе аппетит к обеду! И вы командуете андалузийской эскадрой! Матерь Божья! Да если бы не расположение к вам его величества, вы бы не командовали ни одним кораблем в моем флоте! Будь вы портным или лудильщиком, я бы не купил у вас ни пары штанов, ни ночного горшка! Ну, в чем вы еще нуждаетесь, кроме обучения искусству мореплавания?

Медина-Сидония нуждался в пяти орудиях для каждого корабля.

– А пороха у вас всего на день! Зачем мы вообще плывем в Англию? Устраивать фейерверк?

– Мы возьмем их на абордаж, – заявил Медина-Сидония.

– Ха-ха! – язвительно рассмеялся маркиз. – По-вашему, англичане будут ждать у вас в приемной? Думаете, они такие простофили? А Елизавета? Разумеется, она должна пасть, как стены Иерихона, лишь только вы протрубите в трубу! [116]116
  В Библии (Книга Иисуса Навина, гл. 6) рассказывается, как стены Иерихона обрушились при звуках труб осаждавших город израильтян


[Закрыть]Ой!

Вопль был вызван тем, что маркиз топнул больной ногой Медина-Сидония оставил на столе записку с требованиями и поспешил убраться. Однако Мигель де Окендо, вошедший в комнату следующим, встретил иной прием. Громогласные крики адмирала Санта-Крус перешли в бормотание, и прошел час, прежде чем он ударил в свой гонг. Когда Робин вошел в кабинет, Санта-Крус что-то писал, а Окендо стоял у камина спиной к огню. Своей славой он уступал лишь одному великому адмиралу, хотя и не пользовался расположением короля Филиппа. Окендо лишь недавно миновало тридцать лет, он обладал мужеством и хладнокровием, был отличным моряком и знатным дворянином, а красотой с ним могли сравниться лишь немногие. Робин старательно избегал его взгляда.

– Принеси несколько документов с корабля его превосходительства – «Сеньора де ла Роса», Джузеппе. Вот приказ.

Робин взял бумагу и направился к двери. Но не успел он сделать и двух шагов, как сильная рука легла ему на плечо, вынудив повернуться.

– Постой-ка!

Робин впервые очутился лицом к лицу с Окендо, и, надо признаться, его душа ушла в пятки. Испанец медленно окинул его взглядом с головы до ног. Робину казалось, что он никогда не видел таких пронизывающих глаз. Но еще страшнее взгляда Окендо было его молчание. Он подкручивал усы, но не произносил ни слова. Санта-Крус с усмешкой наблюдал за ним, повернувшись на стуле.

Робин знал, что маркиз питает слабость к Окендо, чувствуя в нем родственную душу, и позволяет ему свободу поведения, с которой едва ли смирился бы в ком-либо еще. Но нервы Робина были настолько напряжены, что в любом мало-мальски необычном явлении он усматривал катастрофу. Подобно Санта-Крусу, юноша вздрагивал даже от сотрясения воздуха, а резкий звук являлся для него пыткой.

– Джузеппе? – осведомился Окендо, продолжая подкручивать усы.

– Марино, – добавил Робин.

– Ты с побережья?

– Из Ливорно.

Глаза Окендо блеснули.

– Умеешь обращаться со снастями?

Душа Робина начала возвращаться на прежнее место.

– Ваше превосходительство, я еще мальчишкой плавал с отцом на его рыбачьей лодке.

– И тем не менее ты проводишь дни между приемной я кладовой, когда у твоих ног океан, который сулит богатства?

Окендо презрительно рассмеялся, но тут вмешался Санта-Крус.

– Оставь мальчика в покое, Мигель. Матерь Божья, неужели у меня должны воровать моих слуг? Найди себе кого-нибудь из галерных рабов. А если Джузеппе поплывет с армадой, то только на моем флагмане. Так что, Джузеппе, иди и занимайся своими делами.

Робин скрылся с глаз Окендо так быстро, как только мог. Он отправился на «Сеньору де ла Роса», которая стояла у самого восточного причала, предъявил свой приказ, получил пакет документов и поспешил назад. Но, не дойдя до замка, юноша увидел Окендо, идущего ему навстречу. Увидев Робина, он окликнул его:

– Джузеппе! Джузеппе Марино!

Робин был вынужден остановиться.

– Ваше превосходительство, я получил документы.

Но Окендо отмахнулся от них.

– Неужели тебе не хочется попытать удачи, парень? Англия полна сокровищ! Тот, кто отправится со мной, может вернуться с набитыми золотом карманами и спасенной душой. Что ты на это скажешь?

Робин пробормотал несколько слов о долге перед своим господином. Окендо погладил усы и расхохотался.

– Можешь рассказывать эти сказки старику, когда будешь укладывать его в постель. Такому крепкому парню, выросшему на море, впору орудовать пикой, а не нянчиться с калекой! Запомни название моего корабля – «Сеньора де ла Роса». Я спрячу тебя на борту, и старый грубиян никогда тебя не разыщет!

Кивнув, Окендо зашагал по набережной. Дни великого адмирала сочтены, значит, с ним нечего считаться. Жестокое время требует жестокого поведения. Окендо не беспокоила собственная черствость. Он был в расцвете сил, а старикам, как известно, пора на свалку. Однако, Окендо оставил за собой весьма обеспокоенного Джузеппе. Правда, его тревожили не мысли о тщетности земных триумфов и безутешной трагедии старости – это можно было оставить философам – а собственные дела. Охватывающая его апатия полностью рассеялась.

«Окендо хочет взять меня к себе, а Санта-Крус не отпускает. Все это весьма лестно, но чертовски неудобно, – думал он. – Фильяцци на месяц уедет в Мадрид. Его работа здесь кончена, а моя только почти. Еще одна ночь – и каждая подробность относительно каждого корабля вплоть до последнего барреля воды будет записана для мистера Грегори из Лайма. А потом? Как я смогу отсюда выбраться?»

Робин не мог найти ответ на этот вопрос, но за него ответила теплая и темная ночь со среды на четверг. В воде отражались огни караульной у подножья замка Сан-Жулиан, но вся огромная крепость была погружена во мрак. Ни в одном из окон не было света. Нигде не слышалось ни звука, и все же в темном коридоре что-то двигалось. Едва заметное движение воздуха могло внушить мысль, что кто-то быстро и бесшумно открыл и закрыл окно. Но в действительности кто-то шел по коридору, в конце которого внезапно появилось пятно света. Неизвестный открыл дверь и тут же закрыл ее снова, после чего коридор опять погрузился во мрак. В кабинете адмирала Санта-Крус стоял Робин Обри, одетый в черное с головы до ног; черная маска закрывала его лицо. Только по его дыханию можно было догадаться, что он находится здесь.

Робин стоял неподвижно, словно идол, пока его глаза не стали различать очертания комнаты, контуры стола и массивного бюро, оконную раму. Пол был покрыт плотными циновками, которые лежали также у окна и двери, ибо в бурные дни ветер бушевал в каждой трещине. Робин приподнял край циновки у двери и прикрыл ею щель между дверью и полом. На ногах у него не было туфель, и он бесшумно, как призрак, скользнул от двери к окну. Робин носил длинные черные рейтузы и черный бархатный камзол с пуговицами того же цвета и без всяких шнурков с наконечниками, которые могли бы зацепиться за край стола или спинку стула. Открыв створки начинающегося от пола окна внутрь комнаты, Робин отпер ставни. За окном находился каменный балкон с резными украшениями, нависавший над скалами на высоте ста пятидесяти футов. Юноша бросил взгляд в сторону Кашкаиша и открытого моря, где он собирался зажечь погребальный костер, который должен был окрасить море багрянцем и затмить небеса дымом. Даже теперь, прожив целый год под простертой над ним рукой смерти, Робин с тоской думал об этой детской мечте. Но он поспешно отогнал от себя видение. Перед ним, в комнате, лежала его последняя ночная работа. Юноша отошел от окна, закрыл ставни, но оставил их незапертыми, а створки открытыми. Затем он подошел к столу, вынул из кармана камзола свечу, поставил ее на стол и зажег, превратив комнату в помещение, населенное причудливыми тенями. Две толстые восковые свечи стояли на столе в тяжелых серебряных подсвечниках. Вынув одну из них, Робин вставил в подсвечник собственную свечу, также восковую, но с шерстяным фитилем, не дающим запаха.

Вокруг его пояса была намотана крепкая веревка, на которой висел кинжал. Робин положил кинжал на стол, вынул из кармана ключ, вставил его в замочную скважину секретера, открыл и опустил крышку. Полки были набиты связанными пачками бумаг. Под полками также лежали бумаги – сведения об экипировке последних кораблей, снаряжаемых для нападения на Англию. Робин вытащил их и положил на стол, на котором и так было разбросано достаточно бумаг. Взяв несколько листов, он аккуратно сложил их на краю стола. На черном шнуре у его плеч висели перо и пузырек с чернилами. Придвинув к столу деревянный табурет, юноша опустился на него и начал копировать документы, вынутые из бюро.

«Италия с островами Леванта, десять галеонов, восемьсот моряков, две тысячи солдат, триста десять больших орудий, командующий Мартине де Вертендона», – писал он, переходя затем к характеристике каждого корабля. Какое количество сухарей погружено на каждое судно с тем, чтобы один человек получал по центнеру в месяц в течение полугода, сколько бочек вина, сколько центнеров бекона, сколько сыра и рыбы, масла и уксуса, фасоли и риса. Сколько баррелей свежей воды, сколько лопат и фонарей, запасных парусов и канатов, воловьих шкур и свинцовых пластин для ремонта повреждений, причиненных вражеской артиллерией. Далее шло количество пуль и центнеров пороха для каждого орудия, мушкетов, Протазанов и алебард для абордажей. Робин скрупулезно записывал все детали против названия каждого судна, независимо от того, большой ли это корабль или каравелла. [117]117
  Однопалубное парусное судно


[Закрыть]Пока он писал, ночь шла на убыль. Скопировав документ, юноша аккуратно возвращал его на прежнее место на полке бюро. В четыре утра, когда до окончания годового труда оставался один час, голова юноши стала покачиваться на плечах, глаза слипаться, и он, наконец, распростерся на столе, скользнув по нему локтями, один из которых задел кинжал и вытолкнул его на край стола. Робин глубоко дышал, положив голову на руки и полностью расслабившись. Руки его распростерлись на поверхности стола, и кинжал, ударившись о дубовый подлокотник адмиральского кресла, со стуком свалился на пол.