355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рафаэль Сабатини » Пламя над Англией. Псы Господни » Текст книги (страница 1)
Пламя над Англией. Псы Господни
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 23:07

Текст книги "Пламя над Англией. Псы Господни"


Автор книги: Рафаэль Сабатини


Соавторы: Альфред Мейсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Альфред Мейсон, Рафаэль Сабатини
Пламя над Англией. Псы Господни

Альфред Мейсон
Пламя над Англией

Предисловие автора

В своей «Жизни Наполеона» мсье Бенвиль [1]1
  Бенвиль Жак (1879–1936) – французский историк.


[Закрыть]
писал: «Каждое поколение уверено, что мир начался с него, и все же каждый, кто размышляет над прошлым, видит, что очень многие вещи были такими же, как сегодня».

Это особенно верно по отношению к елизаветинской эпохе. [2]2
  Имеется в виду период царствования Елизаветы I (1533–1603) – дочери Генриха VIII Тюдора и его второй жены Анны Болейн, с 1558 г. королевы Англии


[Закрыть]
Различия между ней и нашим временем, в основном, поверхностны – они касаются одежды, развлечений, транспорта, системы управления, механики. Но в человеческих характерах и мнениях, а также в являющимся их следствием поведении людей оба беспокойных периода имеют немало общего. Молодежь стремится к открытиям в воздухе с той же энергией и жаждой приключений, с какой она тогда искала их в морских просторах. Страх перед проникновением папизма побуждает протестантскую Англию к такому же упорному сопротивлению, как и в те времена. То же самое желание мира сопровождается такой же спокойной и твердой уверенностью в том, что если войне суждено разразиться, нация никогда не будет побеждена. По-прежнему стойкое сопротивление встречают намерения впутываться в сложности на континенте. Даже свобода Нидерландов все еще остается важнейшим принципом внешней политики.

Сходство существует и в менее значительных вопросах. Широкое распространение и эффективная деятельность секретной службы Уолсингема [3]3
  Уолсингем Френсис (1530–1590) – государственный секретарь в царствование Елизаветы I


[Закрыть]
находит параллели в истории последней войны. Что касается любви к спорту, возрождению музыки, добрососедской сельской жизни и многого другого, то здесь обе эпохи соприкасаются настолько близко, что когда я писал эту книгу, мне казалось, что я пишу ее о нынешних временах. Это и побудило меня начать свой труд с предисловия, которое также предоставляет мне возможность выразить признательность мистеру Кониерсу Риду за его книгу «Государственный секретарь Уолсингем» и профессору Дж. Э. Нилу за его очаровательную «Королеву Елизавету».

А. Э. В. Мейсон

Глава 1. Бант для Робина Обри

В эти два обычно тихих послеполуденных часа ученики начальных классов монотонно декламировали латинские оды, а ее королевское величество слушала их, сидя на высоком стуле. Открытая дверь, казавшаяся светлым прямоугольником над темным полом, впускала в комнату летнее солнце, щебетание птиц, шелест листвы, отдаленные крики крестьян в полях, запах сена. Но королева ничего этого не видела и не слышала. Она сидела в своем голубом с серебром платье с вырезом, открывавшем шею, большим стоячим воротником и юбкой с фижмами, усеянном жемчужинами размером с фасоль, и слушала школьные алкеевы и сапфические строфы, [4]4
  Виды строф в античной лирике – по именам древнегреческих поэтов Алкея (кон. VII–I – я пол. VI вв. до н. э.) и Сапфо (VII–VI вв. до н. э.)


[Закрыть]
как будто июль был ее любимым месяцем для подобных занятий. Золотисто-зеленая стрекоза, влетев в комнату, с сердитым жужжанием ударилась несколько раз о стены и вылетела вновь.

Королева даже не повернула головы. В этом 1581 году она уже третий раз посещала школу в Итоне, [5]5
  Итон – город в Англии, где находится колледж, основанный в 1440 г.


[Закрыть]
а сегодняшний день был целиком посвящен одам в ее честь. Елизавета искренне наслаждалась происходящим, чего нельзя было сказать о сопровождавших ее придворных, возможно, за исключением государственного секретаря сэра Френсиса Уолсингема, обладавшего страстью к науке. Внезапно мальчик, читавший оду, закашлялся, и его голос перешел в писк. Королева заметила улыбку на лице другого мальчика, во втором ряду, и улыбнулась ему, сделав его своим рабом на всю жизнь. Эта ода была последней, и после ее окончания ректор в алой мантии шагнул вперед, произнес речь на великолепной латыни и вручил ее величеству печатную копию произнесенных од в красном с золотом переплете. Елизавета, протянувшая руку, чтобы взять книгу, зацепилась рукавом за резной подлокотник стула. Шелковый бант с золотой пуговицей посредине при этом наполовину оторвался и повис, качаясь. Находясь в каком-нибудь другом месте, Елизавета разразилась бы крепкой руганью, но сегодня она пребывала в самом лучшем настроении и, увидев выражение муки на лице ректора, громко расхохоталась.

– Нет, дорогой доктор, приберегите этот взгляд для моих похорон. Если я уроню бант, то у вас имеются двадцать пять отличных учеников, которые привяжут его, если понадобится.

Громогласные одобрительные возгласы вознаградили королевское остроумие. Елизавета поднялась, держа книгу в руках, и обратилась к ученикам.

– В былые дни я могла бы ответить вам стихами и, возможно, совсем не плохими. Но государственные дела выветрили у меня из головы латынь и греческий, так что я в состоянии обратиться к вам только на родном языке. Ах, если бы у меня было побольше свободного времени! – Закрыв глаза, она вздохнула.

Когда посол короля Филиппа [6]6
  Филипп II (1527–1598) – король Испании с 1556 г., из династии Габсбургов. Отличался религиозным фанатизмом и зверской жестокостью


[Закрыть]
как-то пожаловался Елизавете, что ее люди похитили все жалование для войск его повелителя, которое везли по Ла-Маншу, она безутешно вздохнула и ответила, что была бы счастлива до конца дней сидеть в монашеской келье и читать молитвы. Однако посла этот ответ нисколько не позабавил, и он написал своему королю, что эта женщина одержима сотней тысяч дьяволов. Но в Итоне аудитория была попроще. Ученики искренне верили в тоску королевы по простой жизни, и в комнате послышалось сочувствующее бормотание. Каждый охотно отдал бы несколько лет жизни, чтобы снять с ее плеч бремя управления страной.

– Но, надеюсь, вы простите мне мою необразованность, – продолжала Елизавета, – если я на простом английском языке попрошу предоставить вам выходной, чтобы вы запомнили этот день. – При очередном взрыве приветствий она обернулась к старшему наставнику, доктору Томасу, которому осталось только поклоном выразить свое согласие.

– Я не сомневалась, что это еще сильнее расположит вас ко мне, – сухо добавила королева. Она не ошиблась, ибо дни отдыха в то время в Итоне были крайне редки. – Однако, не забывайте древнее изречение Демосфена: [7]7
  Демосфен (384–322 до н. э. – афинский оратор и политический деятель.


[Закрыть]
«Слова грамотеев – книги неграмотных». Поэтому будьте усердны в науке ради тех, кто менее удачлив, чем вы.

Продемонстрировав таким образом свою эрудицию, она передала книгу фрейлине и спустилась с возвышения для кафедры.

В школьном дворе ее глазам представилась совсем другая сцена. Вместо школяров в их унылых одеяниях королеву поджидали ее кареты, лакеи, алебардщики в красном. Для прощания с августейшей посетительницей выстроились ученики, живущие в частных домах под присмотром классных дам или, как их называли, хозяек. В начальных классах места для них не были предусмотрены, и вообще, их обучение в Итоне являлось нарушением традиционных правил. Нарядно одетые в шелка и бархат, они стояли во всем блеске юношеской энергии, вместе с их личными наставниками. Глаза Елизаветы засверкали, а сердце забилось быстрее при виде этих крепких почек на дереве Англии, чей рост она заботливо лелеяла уже двадцать три года. В случае необходимости королева без колебаний рубила сучья острым топором, но большей частью она следила, чтобы дерево буйно росло без единого надреза на коре. Все налоги и подати, с которыми с трудом справлялся ее народ, все долгие бдения с министрами, все тонкие и опасные дипломатические ухищрения с императором, [8]8
  Имеется в виду Карл V Габсбург (1500–1558), император Священной Римской империи в 1519–1556 гг., король Испании в 1516–1556 гг., отец Филиппа II


[Закрыть]
с Валуа [9]9
  Династия французских королей в 1328–1589 гг. Имеется в виду Генрих III (1551–1589), король Франции с 1574 г.


[Закрыть]
в Париже, с Филиппом в Мадриде, здесь, в этом залитом солнцем дворе, казались ей полностью оправданными. Высокие и крепкие парни, глядевшие на королеву сияющими глазами, ибо она была их славой, являлись ее опорой и гордостью.

Елизавета посмотрела на учеников, стоящих справа, и ее внимание привлекло какое-то движение. Наставник вытолкнул одного из мальчиков в первый ряд, а другого увлек назад.

– Стань подальше, Робин, рядом со мной, – произнес он раздраженным шепотом, достигшим ушей королевы. – А ты, Хамфри, займи место впереди.

Очевидно, любимый ученик должен был стать в первом ряду, чтобы, если ему повезет, попасться на глаза государыне. Довольная улыбка Хамфри обнаруживала уверенность в том, что он заслужил это предпочтение.

Второй мальчик, Робин, шагнул назад без сопротивления и признаков возмущения. Он привык занимать второе место, но не потому, что был глупее, ленивее или ниже по положению своего товарища, – чтобы убедиться в этом, было достаточно бросить взгляд на его лицо. Однако, суета с перестановкой была затеяна с явным намерением его унизить. Мальчик шагнул назад, стремясь больше видеть самому, чем быть увиденным. Великая королева, владевшая их умами и сердцами, проходила мимо них к своей карете. Наблюдать за ней было достаточной наградой, что Робин и делал, полуоткрыв рот и устремив взгляд на ту, которая казалась ему скорее богиней, чем женщиной.

Однако, Елизавета была в первую очередь женщиной. Поэтому ей не нравились назойливые субъекты, которым следовало бы скромно ожидать приказаний, а не командовать самим. На ее губах мелькнула мрачноватая усмешка. Этому наставнику нужно указать его место. К тому же королева любила красивых и крепких юношей, а к ним явно относился ученик, теперь почти скрывшийся за спиной воспитателя.

– Позовите-ка мне этого паренька, любезный учитель, – сказала она.

Ее тонкий голос достиг ушей злополучного наставника, который бросился навстречу гибели.

– Хамфри, тебя зовет ее величество! – засуетился он, выталкивая вперед своего любимца. Взгляд черных глаз королевы стал суровым, заставив воспитателя затрепетать и опустить голову.

– Нет-нет! – воскликнула она более твердым и громким голосом. – Вы намерены растолковывать мне мои желания, словно стряпчий? Знайте, мистер Хорек… – Елизавета обладала великим даром давать прозвища, и в данном случае она не могла придумать лучшее. Наставник был высок и тощ, с маленькими, быстро мигающими, красноватыми глазками, тонкими женскими губами, покатым лбом и острым подбородком; его лицо казалось вытянутым к кончику длинного носа. – Мистер Хорек! – Елизавета с удовольствием повторила прозвище, и по рядам мальчиков пробежал смешок. Даже ректор и старший наставник улыбнулись. Голова учителя склонилась едва ли не до земли, поэтому никто не заметил исказившей его лицо гримасы злобного бешенства. Она свидетельствовала о том, что он никогда не простит этих слов королеве, а радостного смеха – мальчику, явившемуся его причиной.

– …Знайте, мистер Хорек, что в этом королевстве я решаю, кому стоять впереди, а кому сзади. Раны Христовы! Мистер ректор, оказывается, воспитатели в Итоне больше нуждаются в обучении, чем ваши школяры! Дайте это понять мистеру Хорьку, чтобы мне самой не пришлось брать в руки розгу!

Елизавета могла поддразнивать своих придворных и обмениваться шутками с крестьянами в полях, но когда она хотела, то становилась не менее грозной, чем король Гарри, [10]10
  Имеется в виду Генрих VIII Тюдор (1491–1547) – король Англии с 1509 г., отец Елизаветы I.


[Закрыть]
и сейчас был как раз такой момент. Наставник съежился, охваченный ужасом. На его лбу выступил пот, колени заметно дрожали. Королева публично выставила его дураком, но она могла и заковать его в колодки, словно вора.

Однако, Елизавета удовлетворилась преподанным уроком. Она снова посмотрела на главу школы.

– Позовите-ка мне этого парня с каштановыми волосами.

– Робин Обри! – позвал тот, к кому она обратилась. Ряды расступились, и мистер Хорек, облегченно вздохнув, отступил в сторону. Но он все еще держал голову опущенной, дабы никто не мог увидеть страх и злобу в его глазах.

Сам Робин Обри едва ли пребывал в более счастливом настроении. Этого четырнадцатилетнего мальчугана, имевшего в жизни ясную цель, обуревали мечты, в центре которых всегда был образ великой королевы. И вот теперь она выбрала его среди других учеников и подозвала к себе. Робин был уверен, что не сможет пересечь пятно солнечного света, отделяющее его от королевы. Слезы слепили его глаза. Самое большее, на что он мог надеяться, – это упасть и умереть у ее ног. И все же каким-то чудом Робин подошел к Елизавете и опустился перед ней на колени. Не осмеливаясь поднять на нее взгляд, он почувствовал, как ее точеная рука опустилась ему на плечо и услышал голос – простой женский голос, теплый и ласковый.

– Робин Обри, – повторила королева, любуясь чисто английским именем.

– Из Эбботс-Гэп в графстве Дорсет.

Это произнес стоявший парой шагов позади королевы бледный, чернобородый мужчина болезненного вида.

– Как? – весело воскликнула Елизавета. – Мой добрый Мавр знает тебя? Быть может, ты был пажом при дворе императора? [11]11
  То есть при дворе Священной Римской империи, где Уолсингем был послом


[Закрыть]

«Добрым Мавром» был государственный секретарь сэр Френсис Уолсингем; с прозвищем ему повезло больше, чем сэру Кристоферу Хэттону, вице-камергеру королевы, которого она именовала своим «Бараном». Однако, кличка не вызывала особого восторга у сэра Френсиса, который сдержанно улыбнулся.

– Ваше величество, отец мистера Обри был моим другом, – спокойно ответил он, и Робин сразу же понял, кто это такой.

– Робин Обри, – снова повторила Елизавета. – Значит, ты чистокровный англичанин!

– И в лице вашего величества преклоняю колени перед всей Англией!

Робин не смог бы придумать фразы, более радующей слух королевы, даже если бы он целый год учил ее наизусть, а не выпалил в порыве волнения. Елизавета больше всего на свете гордилась тем, что она чистокровная англичанка, и, несомненно, именно поэтому у нее было так много общего с ее народом – с присущими ему спортивным духом и безыскусным юмором.

– Славный парень, не так ли, сэр Френсис? – сказала королева, удовлетворенно вздохнув. – Сколько же тебе лет, малыш Робин?

– Четырнадцать, ваше величество. – И он поспешно добавил: – Но в следующем месяце мне исполнится пятнадцать.

– О Боже, ты уже почти мужчина! – воскликнула Елизавета. – А куда ты отправишься после Итона?

– В Оксфорд. [12]12
  Город в Англии, административный центр графства Оксфордшир, где находится знаменитый университет


[Закрыть]

Возможно, за сегодняшний день Елизавета устала от науки, а быть может, она видела в Робине пажа, который бы украсил ее приемный зал. Ей нравились юноши такого типа. Вьющиеся каштановые волосы, широко посаженные карие глаза, красивой формы нос, упрямый подбородок, длинные худые руки и ноги, лицо слегка женственное, но не обнаруживающее слабости… Такие люди живут мечтами, но обладают достаточной силой духа, чтобы воплотить их в жизнь. Конечно, парень несколько щеголеват в его прекрасном камзоле и штанах, расшитых золотом, чулках из белого шелка, свисающем с плеч плаще из голубого бархата и алой плоской шапочке, которую он держал в руке. Глядя на него, Елизавета, безусловно, думала, что он стал бы заметной фигурой в Уайтхолле. [13]13
  Уайтхолл – королевский дворец в Лондоне


[Закрыть]

– Оксфорд! – произнесла она с легкой гримасой. – Тратить зрение на книги!

– Нет, ваше величество, я надеюсь потратить его на шпагу и использовать ее на вашей службе.

– Ну еще бы! – сухо откликнулась королева. – Ты завоюешь всю землю и вручишь ее в качестве рождественского подарка бедной женщине, которая желает только жить в мире и дружбе с ее соседями. Уж лучше ты, как школяры в холле, написал бы для меня оду, умоляя выйти замуж и иметь кучу детей.

– Ваше величество! – воскликнул Робин, откинув голову. – Если бы я был взрослым и принцем вдобавок, то написал бы оду, в которой превзошел бы всех школяров, вместе взятых!

Неужели это он, Робин Обри, так смело, свободно и радостно обменивался любезностями с самой королевой Англии? И при этом слова сами собой слетали с его губ! Он пребывал в состоянии такого напряжения, когда человек словно раздваивается: одна его половина говорит и действует, а другая стоит рядом, критикуя или одобряя каждые слово и жест. Как же воспримет ее величество такую смелость? Не преподаст ли она ему такой же урок, как мистеру Хорьку? Робин затаил дыхание, но ее величество громко расхохоталась и потрепала его по плечу.

– Льстец! – с явным удовольствием заметила она. – Мсье д'Алансон [14]14
  Д'Алансон Франсуа де Валуа, герцог (1554–1584) – младший сын короля Франции Генриха II Валуа и Екатерины Медичи, пытался свататься к Елизавете I. Здесь назван д'Алансоном ошибочно, так как после восшествия на престол Генриха III в 1574 г. именовался герцогом Анжуйским


[Закрыть]
имеет соперника – ему следует остерегаться. – В этот момент ее взгляд упал на злополучный бант, висящий на рукаве. Уже не раз она оборачивала жизненные неприятности себе на пользу в великих делах – пусть же одна из них послужит ей в малом.

– Малыш Робин, если ты устанешь от Оксфорда и от тамошних занятий фехтованием, принеси этот бант ко мне в Уайтхолл, и я постараюсь найти для тебя местечко.

Робин с почтением взял бант и поцеловал руку, вручившую его ему.

– Вставай, парень, а не то, ей-богу, у тебя заболят колени от стояния на камнях. Проводи меня к карете.

Елизавета простилась с ректором и старшим наставником и поднялась в карету вместе с придворными дамами.

– Да благословит тебя Господь, малыш Робин! – крикнула она, помахав мальчику рукой, в то время как карета, сопровождаемая приветственными криками, покатилась вверх на холм, в сторону Виндзорского замка. [15]15
  Королевский замок в г. Виндзоре


[Закрыть]
Перебросившись со своим «Мавром» двумя-тремя словами о Робине, она забыла о нем на многие дни. А между тем королева оставила мальчика в полном смятении и с чувством стыда при мысли, что цель, которой он намеревался посвятить жизнь, стала внезапно бесплотной, словно тень.

В 1581 году Елизавете было сорок семь лет, и, прожив жизнь, полную волнений и опасностей, от которых было немудрено преждевременно состариться, она тем не менее выглядела молодой и сильной, не став ни полной, ни худощавой. Истинная принцесса с головы до пят, Елизавета была в большей степени англичанкой, нежели думала сама, – англичанкой наших дней с ее отвращением к жестокости, неспособностью таить злобу против старых врагов, уверенностью, что бедность нуждается в более эффективной помощи, чем пустые утешительные слова. У нее было достаточно врагов, даже среди тех, кто притворялся ей преданным. Но для честной молодежи она служила образцом. Неудивительно, что мысли Робина тянулись к королеве, как к магниту. Служба ей была для него песней, а смерть за нее – дверью в рай.

– Что она сказала?

– Что ты ответил?

– Ты будешь завтра при дворе?

– Ну да, а не следующий день очутишься в Тауэре! [16]16
  Тауэр – замок-крепость в Лондоне, до 1820 г. главная государственная тюрьма


[Закрыть]

Робин очутился в центре группы товарищей. Дружеские и завистливые вопросы сыпались на него дождем. Счистив пыль с колен, он нахлобучил алую шапочку на густые каштановые волосы.

– У нас была личная беседа, – ответил Робин, улыбаясь и напуская на себя величавое спокойствие. Однако, оглядевшись вокруг, он перестал улыбаться, и на его лице мелькнула тень.

– Где Хамфри? – спросил он.

Но Хамфри Бэннет и Хорек, он же мистер Чарлз Стаффорд из колледжа Иисуса в Кембридже, [17]17
  Кембридж – город в Англии, административный центр графства Кембриджшир, где находится знаменитый университет


[Закрыть]
ускользнули в свой дом на краю деревни.

Робина это немого огорчило. Из-за него его друг был болезненно унижен перед лицом других учеников.

«Помирюсь с Хамфри за ужином, – подумал он, – хотя в присутствии мистера Стаффорда это будет не так уж просто».

Тем временем ему предстояло выдержать битву с самим собой – пусть небольшую, но более серьезную, чем те, которые случались до сегодняшнего дня. Робин должен был одержать в ней победу, прежде чем он займет место за столом во время вечернего ужина.

Глава 2. Репетиция

Хамфри был единственным сыном овдовевшего сэра Роберта Бэннета, ведущего богатую и великолепную жизнь в Хилбери-Мелкум – большом доме на полпути между Дорчестером [18]18
  Дорчестер – город в Англии, административный центр графства Дорсетшир


[Закрыть]
и Уоремом [19]19
  Уорем – город в Англии, в графстве Дорсетшир


[Закрыть]
и немного севернее обоих упомянутых городов. Он происходил из древней католической семьи, но в те годы испытывал из-за этого сравнительно малые неудобства. Трудности были еще впереди. Пока же разумная женщина, сидящая на английском престоле, глядя на Европу, раздираемую войнами, твердо решила, что в ее королевстве религия не станет разделяющей линией в политике.

Дом Робина – Эбботс-Гэп – находился менее чем в двух милях от Хилбери-Мелкум, и хотя он воспитывался в протестантской вере, его дяде и опекуну, занятому собственными делами на севере графства, так же как и сэру Роберту Бэннету, казалось вполне удовлетворительным, чтобы у мальчиков в Итоне был общий наставник. Этим наставником стал Чарлз Стаффорд, секретарь сэра Роберта Бэннета. Его предложил сэр Роберт, и добрый дядюшка на другом конце графства согласился с выбором, избавлявшим его от лишних хлопот.

Наставник и оба его ученика занимали последний дом на длинной и единственной улице Итона. Просторное здание включало кабинет и спальню для каждого, помещение для слуг и общую комнату для приема пищи и отдыха.

В тот вечер Робин тихо проскользнул к себе в кабинет и уселся у окна, выходящего на луга, чтобы принять важное решение и выиграть битву с самим собой. У него была священная цель, и он никогда не думал, что ему придет в голову отречься от нее. Но мальчик не мог предвидеть заманчивого искушения королевской милостью, которое одолевало его сегодня. Робин чувствовал унижение, но был честен с собой. Да, он испытывал искушение. Слава о дворе Елизаветы гремела повсюду. Нигде не существовало столько блеска, веселья и благоприятных возможностей. Королева, отважная и жизнерадостная, одним росчерком пера могла даровать власть и богатство. Конечно, у этого сверкающего зеркала была и темная сторона, но она не могла испугать мальчика. Паж при дворе королевы! Вцепившись руками в колени, он словно видел открывшийся перед ним мир: огромные дома, наполненные радостным смехом, рыцарские турниры…

«Я могу потратить на это несколько лет, – думал Робин, убеждая себя. – Ведь так или иначе мне придется ждать, пока я стану взрослым мужчиной».

Но когда он станет взрослым и, возможно, будет заниматься приятным и прибыльным делом, то разве не начнет откладывать год за годом то, что поклялся осуществить? Не перестанет ощущать стыд за отказ от намеченной цели, который притупит праздность? А когда он достигнет средних лет, то уже будет слишком поздно. Как в кривом зеркале, мальчик увидел себя бегущим от намеченной цели, жалким, презренным и не сознающим этого.

– Нет! – воскликнул Робин, вскакивая на ноги. Старательно умывшись, словно желая смыть чистой водой грязные мысли, он направился в общую комнату, где застал мистера Стаффорда и Хамфри уже заканчивающими ужин.

– Прошу прощения, сэр, – сказал Робин, кланяясь мистеру Стаффорду. – Я не уследил за временем.

Мистер Стаффорд протестующе поднял руку.

– Ни слова, умоляю! Простые смертные, вроде Хамфри и меня, едва ли могут ожидать хороших манер от королевского фаворита. И так с его стороны можно считать снисхождением, что он вообще согласен ужинать с нами.

Робин не ответил, так как испытывал чувство вины. Он всегда занимал второе место, рассматривая это как должное. Сэр Роберт Бэннет из Хилбери-Касла был куда более важной фигурой в графстве Дорсет, чем четырнадцатилетний Робин Обри. Мистер Стаффорд сам пребывал в зависимости от этого семейства, и вполне естественно, что во время визита королевы он подтолкнул Хамфри вперед и оттащил Робина назад. За последовавшее унижение, которому подверглись Хамфри и наставник, Робин был склонен упрекать себя. Он бросил виноватый взгляд через стол на Хамфри, черноволосого парня, одного с ним роста, весьма миловидного в своем сером бархатном камзоле, но с таким сердитым выражением на лице, которое напрочь уничтожало всякие следы красоты.

– Я очень сожалею, – заговорил Робин. – Не о том, что произошло со мной. Любой парень во всем мире отдал бы год жизни за такую милость. Но я всем сердцем желал бы… – он запнулся, подыскивая слова, которые не посыпали бы соль им на раны, – чтобы это не причиняло вам боли.

Хамфри Бэннет сердито пожал плечами.

– Не будем говорить об этом, – проворчал он. Инцидент можно было бы считать исчерпанным, если бы не мистер Стаффорд. Он не мог позволить обиде заглохнуть и с этой целью принялся вновь возбуждать ее.

– Да, но мы должны говорить об этом, мой дорогой Хамфри, – возразил он вкрадчивым бархатным голосом. – Сегодня день Робина. Весьма вероятно, что такого у него больше никогда не будет. Ему придется реформировать свой календарь, чтобы начинать год с этого дня и таким образом сохранить его в памяти. Было бы неблагодарным со стороны Робина не воспользоваться удачей, что он, несомненно, сделает. Как видишь, он уже вернулся к происшедшему, любезно желая, чтобы его триумф не причинил нам, бедным, боли.

– Сэр, – жалобно пролепетал Робин, – вы неправильно истолковываете мои слова. Если я заговорил о… о происшедшем сегодня…

– Безусловно, заговорил, мой мальчик!

– …то лишь для пожелания, чтобы это не привело к разногласиям между Хамфри и мной, и…

– Да, но можешь быть уверенным, что не приведет, – прервал мистер Стаффорд, который редко давал собеседнику возможность окончить фразу, хотя сам обычно повторял уже сказанное в иных выражениях и начиная реплику словами «Да, но…». – Не думай, Робин, что твои слова вызывают у нас раздражение. Небольшое хвастовство и бравада вполне простительны. Но я умоляю тебя никогда не забывать о происшедшем. Если тебя спросят: «Когда Уолсингему отрубили голову?»– При этом лицо мистера Стаффорда исказила гримаса такой бешеной злобы, что Робин содрогнулся. Ненависть тут же сменилась маской добродушия, но мальчик понял, что «мистер Хорек» опасен, как ядовитая змея. – «Когда сэр Френсис умер на плахе?»– спросят у тебя. И ты ответишь: «Дайте мне подумать, сэр. Это произошло два года спустя после того, как королева подарила мне бант со своего рукава».

Хамфри Бэннет громко расхохотался, и Робин невольно поежился на стуле.

– Так и будет, – продолжал мистер Стаффорд и снова начал изображать старого зануду, переполненного скучными воспоминаниями: – «Когда Хамфри Бэннет впервые отправился послом во Францию? Одну минуту, я припомню… Это было ровно через пятнадцать лет после того, как ее величество подозвала меня к себе и любезно одобрила мою бархатную шапочку и смазливую физиономию». И наш Робин вздохнет, потянет себя за седую бороду и в тысячный раз поведает об этом славном моменте истории.

Щеки Робина зарделись. Школьник так же беззащитен от насмешек педагога, как рядовой на плацу от издевательств сержанта. Робин был подходящей мишенью для тяжеловесных острот «мистера Хорька». У него хватило ума не отвечать и вынести до конца эту самую тягостную трапезу, какую он мог припомнить. Мистер Стаффорд поднялся из-за стола несколько разочарованным. Его всегда раздражала способность Робина запираться в крепости своих мечтаний, надежно защищавшей его от любых вторжений. Наставник свысока взглянул на своего воспитанника. Канделябр освещал его каштановые локоны, яркий камзол и крахмальные брыжи составляли причудливый контраст с выражением тоски и одиночества, которое могло бы смягчить сердце любого врага. Но мистер Стаффорд всего лишь усмотрел во внешности мальчика возможность продолжить насмешки.

– Пошли! Мы теряем время, – весело сказал он. – У нас есть работа.

Наставник подошел к двери, крикнул слугам, чтобы они убрали со стола, и начал расставлять мебель в другом конце длинной комнаты. На какое-то время Робин и Хамфри остались одни.

– Хамфри! – тихо взмолился Робин, протянув руку через стол.

– Ну, что теперь? – Хамфри сделал вид, что не замечает протянутую руку.

– По-моему, если бы мистер Стаффорд меньше суетился, то ее величество, безусловно, подозвала бы тебя, а…

– Ее величество! – с горечью прервал Хамфри. – Думаю, что мы слишком часто произносим этот титул. Для нее имеются и другие – менее вежливые, но более подходящие! Сейчас их произносят только шепотом, но погоди, скоро мы услышим их на улицах! Конечно, она «чистокровная англичанка», только родилась в Вавилоне [20]20
  Хамфри имеет в виду, что Елизавета родилась во грехе. Генрих VIII объявил свою дочь незаконнорожденной, предав суду и казнив ее мать, королеву Анну Болейн, по обвинению в супружеской измене. Католики считали Елизавету незаконнорожденной, не признавая развода Генриха с первой женой, Екатериной Арагонской


[Закрыть]
и…

Хамфри внезапно умолк. На другом конце комнаты, за спиной Робина, мистер Стаффорд в страхе замахал руками. Хамфри пришел в себя. Он видел, что Робин смотрит на. него испуганно и недоверчиво.

– Я болтал глупости, сам не понимая, что несу, – быстро сказал Хамфри. – Хорошо, что никто этого не слыхал, кроме тебя, Робин. А то прекрасная миссия во Франции, которую приготовил для меня мистер Стаффорд, досталась бы кому-нибудь другому. – Он громко засмеялся и стиснул руку Робина. – Ну вот! Мы снова друзья! Во всем виновата зависть. Но даже ее величество не может стать между нами. – Хамфри не отпускал руку Робина, пока не увидел, что испуг на его лице сменился улыбкой.

Посуду убрали со стола. Мистер Стаффорд поставил для себя стул в середине комнаты и взял со стола переплетенную рукопись.

– Этот стул слева – дверь в сад. Буфет сзади – внутренность дворца принца Падуанского, сундук справа – садовая скамья, на которой сидит сын принца, Лоренцо – это ты, Хамфри.

В обычаи школы входило ставить пьесу перед летними каникулами, и в этом году старший наставник адаптировал и соответственно облегчил комедию Теренция. [21]21
  Теренций Публий (ок.195–159 до н. э.) – римский комедиограф


[Закрыть]
Греческий землевладелец стал принцем Падуанским, его шалопай-сын – наследником принца, а хитроумный раб, чьи плутовские трюки были излюбленной чертой стиля римского поэта, – слугой в свите принца. Мистер Стаффорд собирался посвятить этот вечер репетиции сцен, в которых участвовали оба мальчика, и заранее предвкушал забаву.

– Карло Мануччи, слуга, – это ты, Робин, – осторожно открывает дверь из сада, произносит «ш-ш», чтобы привлечь внимание молодого господина, и затем крадется внутрь. Ну, начинай!

Робин притворился, что открывает дверь и сует голову внутрь, прошептал «ш-ш!»и начал красться по сцене на цыпочках. Несомненно, коварство было преувеличено, и в Робине даже самый ненаблюдательный человек за милю разгадал бы заговорщика. Вообще, только мистер Стаффорд мог бы объяснить, почему роль мошенника-слуги поручили Робину. Его плутовство было столь очевидным, что принц Падуанский должен был бы взяться за палку в первый же день службы подобного лакея.

Однако мистер Стаффорд обошелся без палки.

– Да, но в тебе, Робин, слишком много таинственности. Карло Мануччи входит крадучись. Это ремарка старшего наставника, написанная его собственной рукой. Он крадется – не более того, Робин! Будь естественным. Входи, крадучись. Попробуй еще раз.

Робин попробовал.

– Тише, мой молодой синьор!

Мистер Стаффорд положил книгу на колено и окинул комнату отчаянным взглядом.

– Ну, – промолвил он наконец тоном полнейшей безнадежности, – продолжайте! Лоренцо вскакивает в ужасе.

– Мой отец?! – испуганно воскликнул Хамфри.

– О, отлично! – одобрил мистер Стаффорд. – Великолепно, мой дорогой Хамфри! Истинный вопль ужаса! Карло Мануччи играет на его испуге. Давай, Робин!

Диалог продолжался:

Карло: Он идет домой.

Лоренцо: Я спрячусь под эту шкуру!

– Браво! – снова воскликнул мистер Стаффорд.

Карло: И рискуете лишиться собственной!

Мистер Стаффорд издал стон.

– Никуда не годится! Это ведь шутка, Робин! Публика должна смеяться! Попробуй еще раз, мой мальчик!

Но чем больше Робин пробовал, тем более робким и неловким становился. Ему казалось, что его руки раздулись, словно дыни, а ноги стали слоновьими.

Мистер Стаффорд покачал головой.

– Не уверен, что у тебя выйдет лучше, даже если ты станешь на четвереньки! Ладно, давайте продолжим! Карло открывает свои планы. Согнутая спина, хитрое, отталкивающее лицо! Посмотрим, как ты умеешь кланяться, мой дорогой Робин! Впрочем, это нам уже известно. Мы видели, как низко ты кланялся сегодня днем – совсем как настоящий лакей!

Мистер Стаффорд никак не мог отвлечься от недавнего унижения. Так он – мистер Хорек? Он нуждается в обучении больше, чем школяры? Наставник словно вновь услышал смех, пробегающий по рядам мальчиков, и содрогнулся от стыда. Во всем виноват Робин! Если бы он скромно держался в тени, а не лез вперед в своем нарядном костюме… В результате его назвали хорьком! Этого он никогда не простит королеве! Как назвал ее в Реймсе [22]22
  Реймс – город во Франции, где короновались французские короли


[Закрыть]
добрый кардинал Аллен? [23]23
  Аллен Уильям (1532–1594) – английский кардинал, один из лидеров католической оппозиции Елизавете I


[Закрыть]
«Зверь, терзающий весь мир». Мистер Стаффорд улыбнулся при этом воспоминании. Отличная фраза! Ладно, она еще свое получит! А пока что можно утешиться тем, что в данный момент ее щеголеватый юный льстец переживает не лучший момент в жизни – мистеру Стаффорду, наконец, удалось пробить его броню. Робин то краснел, то бледнел. Губы его дрожали. Еще два поворота рычага, и дело дойдет до слез. Наставник об этом позаботится!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю