Текст книги "Безымянная невеста (СИ)"

Автор книги: Рада Сарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Как... жена? – по-детски приподняв бровки, растерянно спросила красотка. – Твой менеджер ничего не говорил, что ты женат! Как так? Неправда, ты не мог!

– Смотри, – Ян успокоился, достал из кармана паспорт и ткнул Эльзу носом в страничку с семейным положением. Девушка побледнела, отпрянула и, пробормотав что-то, убежала на своих шпильках прочь.

– Прости, милая. Это...

– Я поняла. Эльза, сестра Матвея. Он говорил, что вы какое-то время встречались, пока ее не отослали в Белгород, кажется. – Я была спокойна, какая разница, какие и сколько женщин у него было ДО меня? Сейчас Ян только со мной, так что ни его, ни мое прошлое не имеет значения. Даже когда так некрасиво пытается напомнить о себе. Ян еще минуту посверлил меня взглядом, выискивая признаки обиды или грусти, но не найдя, быстро успокоился. Разговор продолжился дальше. Будущий отец решил придумать имена своему будущему ребенку – по шесть штук для мальчика и девочки. Чтобы выбор был, ага.

– Милый, я скоро вернусь. – Я посмотрела на часы и поняла, что до выхода на сцену моему любимому осталось чуть меньше часа. Как раз хватит, чтобы переодеться и нанести грим. – Подождешь меня, хорошо? И вместе пойдем.

– Хорошо, – кивнул он, продолжая вписывать имена в два столбика. Смешной.

Я нашла дамскую комнату, отстояла небольшую очередь (только в женском туалете такое возможно!), успешно исполнила все свои желания и быстрым шагом направилась обратно.

– Извините, – пробормотала я трем девицам, которых случайно зацепила, спеша вернуться к Яну. Те молча прошли вслед за мной к умывальникам. Серьезные какие, улыбнулась я про себя, смывая с рук мыло и двигаясь к выходу. Не успела.

Одна из девиц, самая толстая, вдруг схватила меня за косу и резко дернула на себя. Другие две заблокировали дверь в туалет и встали по бокам от товарки, чего-то ожидая. За спиной скрипнула дверца кабинки и... надо же, какие люди!

Ко мне подошла, покачивая бедрами, девица, которую Ян высмеял часа два назад. Эльза, кажется? Прищурилась, презрительно разглядывая меня с ног до головы.

– Значит, ты беременна? – прошипела эта стерва, неожиданно наклонившись и ухватив меня за подбородок своими розовыми когтями. – Не вышло просто так, решила по залету его захомутать?

Стою. Молчу. Руки затекли. По горлу поднимается приступ тошноты. Токсикоз прорезался или нервы? Девчонка расценила мое молчание по-своему и пакостно улыбнулась.

– Пойду, расскажу Янчику, что ты упала, ударилась животом о ступеньки и больше не беременна. Глядишь, и брака тогда уже не потребуется. Девочки, разберитесь с ней.

Я побледнела, глядя вслед этой крашеной курице. Судя по тому, что я знала, Эльза – дочка богатеньких родителей, которая привыкла получать все, на что положила глаз. И не считаться с методами. Надеюсь, Ян ей не поверит! А пока...

Три сообщницы этой фифы поволокли меня в кабинку. Толкнули на пол, за волосы подтащили к унитазу.

– Думала, захапаешь нашего Янчика? – прошептала мне на ухо самая страшная, прыщавая девка. Боже мой, да они фанатки! Еще и малолетние – вблизи видны по-детски пухлые щеки и отсутствие морщин. Как и неумелый макияж, впрочем.

– Девчат, вы соображаете, что делаете? – спрашиваю как можно спокойнее, уцепившись одной рукой за ободок и прикрывая второй живот. – Думаете, я никому не скажу? Да тут камеры слежения в каждой кабинке!

Блеф, ну да ладно. Маньячки насторожились, хватка на моих волосах ослабла.

– Отлично. Предлагаю разойтись спокойно. – Я стала медленно подниматься на ноги, – тем более эта девица всю вину в случае чего свалит на вас. Ваш обожаемый Ян такой поступок точно не оценит. Вам же важно, что он о вас думает?

Молчат. Пыхтят. Ручонки дрожат. Я обернулась к ним, сделала шаг навстречу. Девицы дружно отодвинулись от двери. Боже мой, нашла подельников! Одна толстая и прыщавая, вторая с легким косоглазием, третья – внучка Кащея, по-другому не скажешь. Делаю еще один шаг, сверля поочередно взглядом точку между бровями каждой девицы. Говорят, такой взгляд вынуждает людей подчиняться.

– Хорошо. Теперь дайте мне выйти, и я могу вас познакомить с Яном. Скажу, что вы защитили мать его ребенка от недоброжелателей.

Черт. Черт!! Если две девчонки спокойно отошли к дверям и завозились с замком, то третья, которая самая тощая, вдруг зашипела и кинулась на меня с растопыренными когтями. Видать, про мать детей было лишнее. Я успешно отбила ее атаку, дернулась назад, влетая в раскрытую кабинку, увернулась от удара тяжелым ботинком по колену, дернула на себя дверцу, под истошные вопли ненормальной закрылась. Хоть бы Ян не поверил! Хоть бы успел прийти сюда! Те две, наверное, давно смылись уже!

– Выходи оттуда, сволочь! выходи! – визгливо орала она, хлюпая носом. – Я ненавижу тебя! Ты никогда не будешь с Яном! Он не может никому принадлежать!

В коридоре послышался грохот, затем приглушенные мужские голоса. "Опомнились, голубчики", проворчала я, выглядывая из кабинки. Никого. Вот и отлично. Надо догнать Яна и срочно ехать домой. Лекарства и покой.

– Сдохни! – кабинка напротив неожиданно распахнулась, тощая вылетела мне навстречу, размахивая... Господи, как она сюда притащила нож?! Там же металлоискатель! Время замедлилось, сгустилось вязким киселем. Я отшатнулась, заскользила подошвой по мокрой плитке и грянулась на пол, шарахнувшись головой об дверь. Мир резко потемнел, свихнувшаяся фанатка почти дотянулась до моего живота странным белым ножом. "Керамика" – заморозила меня догадка. Четко понимая, что полностью уйти от удара я уже не успеваю, дернулась в сторону...

Глава 20. Отцы, дети, ведьмы

Я дернулась в сторону и тут же застонала. Низ живота прострелило дикой, режущей болью.

"Попала, значит-таки, гадина" – с ужасом поняла я и в панике постаралась нащупать хоть какую-то опору, чтобы подняться. Под руками холодила кожу плитка. Темно, не видно ни черта. Жужжит какой-то датчик, где-то ревмя ревет ребенок, шаркает кто-то за дверью.

"Странно, откуда в клубе ребенок?" – посетила меня новая мысль. В этот момент я нащупала рукой ободок фаянсового изделия, выматерилась под нос на изобретательность некоторых лохудр и все-таки встала, прижимая рукой самое болючее место. Под пальцами скользила пропитанная чем-то влажным и горячим сорочка.

"Сорочка?! Какая сорочка?! Эта тварь меня еще и раздела?!"

Ярость придала мне сил. Кряхтя и скуля сквозь зубы от едкой боли, я нащупала ручку двери, нажала и фактически вывалилась под ноги пробегающей мимо девицы в белом халате. Та ойкнула, рассмотрела мои измазанные кровью руки, побледнела и долбанула что есть силы по стене над моей головой. В коридоре что-то протяжно завыло.

"Тревожная кнопка", – решила я и отключилась.

Пришла в себя, уже лежа на неудобной больничной кровати. Повернула голову, морщась от пляшущих черных точек, рассмотрела "вешалку» – капельницу, уходящую под рукав казенной ситцевой сорочки, болотно-зеленые стены, линолеум, раковину с мутным зеркалом напротив. Живот снова кольнуло. Я глухо заскулила, в отчаянии проклиная дурацкую идею рассказать о беременности в романтичной обстановке. Зачем я потащилась в кафе?! Зачем?! Не могла дома сказать? Знала же, что эти ненормальные совсем с катушек слетели в последнее время!

Дверь открылась, впуская невзрачную тетечку в теплой шали и с бренчащей тележкой. Она подкатила свою ношу ко мне, цокнула языком, оглядев размах трагедии и вытянула откуда-то сбоку букет из белых лилий.

– Не положено в отделении держать, но тебе, девка, так уж и быть, разрешили. Это ж видано, такого богатыря родить! Все отделение только о вас и толкует! Муженек-то рад-радехонек, поди, вона как с главнюком договорился! Завтра уже к тебе пропустят!

Тетка еще что-то говорила, наполняя водой из-под крана обрезанную бутылку, усаживая в эту импровизированную вазу цветы, а я все не могла поверить ее словам. Муж? Сын? Какой сын?! Я на втором месяце была!

– Позовите врача, пожалуйста, – прохрипела я, в панике хватаясь за горло. Тетка неторопливо кивнула и выкатилась из палаты.

Вместо врача зашла смутно знакомая медсестричка в зеленом костюме, пристально осмотрела меня, кивнула своим мыслям и вернулась уже со стаканом воды.

– Выпейте, мамочка, вам полегчает, – ласково пропела она, приподняла мне голову и приставила к губам стакан. – Не переживайте, с малышом все в порядке, его покормили, взвесили. Прибавил тридцать грамм. Кушает хорошо. Вот, умница, все выпили. И больше не ходите одна в туалет, вызовите санитарку, она поможет. После кесарева вам еще восстановиться нужно, не торопитесь, не то снова швы разойдутся.

Девица вышла, погасив свет и предусмотрительно сняв с меня моток капельниц. Я уставилась в потолок, стараясь не шевелиться лишний раз, и медленно дышала. Сознание уплывало, подкидывая то образы шумной свадьбы (моей свадьбы!) и русоволосого парня рядом, то сцену рок-клуба с темноглазым вокалистом, то разинутый в крике рот девчонки с ножом в туалете, то усатого мужика-анестезиолога, травящего какие-то байки. Я вконец запуталась и уснула.

Нас выписали из больницы через три с половиной недели. Нас – меня и моего сына, Яна Ивановича. Врачи страховались, паниковали и держали меня до последнего под наблюдением. Не дай бог, швы снова разойдутся. Нянечка и санитарки ругались в голос, когда натыкались в коридорах на меня, несущуюся со всех ног то вниз, к мужу, то наверх, к проснувшемуся сыну. Добавьте к этому ежедневный марафон "покорми сынулю", когда каждые два-три часа, невзирая на время суток, я вставала, меняла памперсы и пеленки, прикладывала недовольно бухтящего малыша к груди и застывала так до тех пор, пока он не насытится и не уснет. Через неделю мне под строгим присмотром позволили принять душ, все это время через день таскали на осмотры к врачу, раз в неделю – на УЗИ, проверяя, не трещат ли швы от моей чрезмерной активности. Так что день выписки по праву стал для медперсонала настоящим праздником – еще бы, самые дотошные и энергичные пациенты, наконец, покидают стены их гостеприимного заведения.

Ванька встречал нас в зале на первом этаже – взъерошенный, с лихорадочно блестящими глазами, румяный, радостный и в то же время нервный до дрожи. Не передать словами тот мистический восторг, которым он весь словно светился, когда медсестричка вручила ему сладко сопящий сверток, перевязанный синей лентой. Группа поддержки в лице наших с ним родителей (как же они могут пропустить выписку единственного внука? Специально прилетели!) и ребят из театра торжественно и молчаливо наблюдала за сценой первого знакомства отца и сына, исподтишка подмигивая мне и грозя увесистыми подарочными коробками, пакетами и пухлыми букетами всех цветов и размеров.

Детеныш, наконец, почуял, что вокруг происходит нечто интересное, распахнул сонные глазенки, покосился на глупо улыбающегося отца и басовито заревел, требуя вернуть его в знакомые материнские руки. Народ ликующе завозился, тут же появилась переноска, медсестричка выдала бережно хранимую бутылочку со сцеженным молоком – и под сочное довольное детское чмоканье мы гурьбой вывалились в теплое сентябрьское утро.

– Вань, на тебя похож! Такой же бутуз и недотрога! – смеялся рядом с моим ошалевшим от счастья мужем Рик, прижимая к себе Юльку.

– Точно-точно! Я же говорил, от каждого родителя самое яркое качество возьмет! – подпевал сбоку Матвей, довольно щурясь. – Раз голос и характер от папки, то и от мамы самое лучше возьмет.

– И что же во мне самое лучше? – осведомилась я, с блаженством вдыхая ароматный, отдающий скошенной травой и прелыми листьями воздух. Свобода! Боже, наконец-то свобода! Никаких капельниц и осмотров, никаких скандалов с нянечками, живущими еще по советским стандартам, никаких одиноких ночей, когда не знаешь, за что схватиться и где взять силы на новый рывок...

– Глаза, Ксанка. Глаза твои точно будут, уже сейчас зеленью отдают, – фыркнул Матвей, любопытно заглядывая в сверток, где шевелился, стремясь на свободу, юный наследник целого клана творческих личностей.

Домой мы добрались быстро – как будто кто-то расчистил все пробки и покрасил в зеленый цвет светофоры на нашем пути. Из всех ребят остались только Юлька с Риком, остальные умчались по своим делам, не желая смущать молодых родителей.

– Мы к вам на "кашу" заглянем! – тряс Ваньке руку растроганный Мориш Карлович, директор театра. – Готовьте именинника к приему гостей!

– "Каша" будет через пять дней, Мориш Карлович, – я выплыла в коридор, огибая сваленные у стены свертки и пакеты с подарками и вещами.

– Вот и ладушки, Ксаночка, если что-то понадобится, звоните, не стесняйтесь, поможем чем сможем!

– Спасибо, Ксан, – кривовато улыбаясь, сжал мою ладонь Рик. – Ты бы знала, как отец радовался, когда ему сказали, что вы в честь брата сына назвали, еще и его крестным пригласили. Для него это очень важно. Спасибо вам обоим огромное.

Я ничего не стала отвечать. Слов в русском языке не нашлось, чтобы выразить все, что в тот момент кипело на сердце. Потому я просо обняла парня, погладила по вихрастой голове. Рик фыркнул, рассмеялся тихонечко и со словами "Я уже не маленький, Ксанка!" вырвался, сбежав на волю вслед за отцом.

Когда все гости скрылись за дверью, муж, все еще немного пришибленный от свалившегося на него счастья, порывисто прижал меня к себе, пригладил волосы, поцеловал в шею.

– С возвращением, милая. Как же я скучал!

– Я тоже, солнышко. Если б ты знал, как я скучала... – я вздрогнула, вспоминая первую неделю "заточения", когда меня практически не выпускали из палаты. В голове бродили обрывки кошмаров и реальных событий, ребенок требовал внимания постоянно, пеленки путались в руках и сбивались колобом, молоко застаивалось, все тело болело и ныло, равнодушные, привычные ко всему медсестры и нянечки смотрели с плохо скрываемым раздражением, когда я просила помочь, объяснить, что и как. Ну откуда мне знать все тонкости этого невыносимо сложного искусства воспитания детей? У меня же первый ребенок! И никого рядом, кто мог бы взять на себя хотя бы часть этого ужаса и просто по-человечески поддержать. Мужчинам, наверное, никогда этого не понять. Потому мужу я просто не стала об этом рассказывать. Посторонних, к коим причислялись все, кроме врачей и пациентов, на этаж все равно не пускали. Зачем лишний раз беспокоить, если помочь он все равно не в силах?

Потом мы долго учились, как правильно держать ребенка и как кормить, как его пеленать, какой стороной надевать памперс и когда менять, как, в конце концов, купать сына. Муж был полон энтузиазма и, спустя какие-то пару дней, уже не отпускал ребенка с рук, выхватывая его каждый раз по возвращению с работы и долго тетешкая и развлекая. Я не вмешивалась, наслаждаясь краткими минутами покоя.

Подумать только, еще год назад все казалось беспросветно мрачным и стылым. Когда мне позвонили и сообщили, что Ян, мой ангел-хранитель, мой дорогой друг и верный партнер по театру разбился по дороге из области, даже Иван не смог меня вытащить из апатии. Она накатывала волнами, темными, жуткими, отчаянными. Он ехал ко мне, это я его вызвонила, просила срочно появиться рядом. Ванька был в командировке, Юлька с Риком отдыхали в Финляндии, а за нашей квартирой кто-то небрежно, напоказ следил уже не первый день. И это пугало, до колик, до противных мурашек. Ощущение чужого взгляда сверлило спину каждый раз, когда я выходила из дома. Кончилось все тем, что через три дня постоянного напряжения я попросту заперлась в четырех стенах, заказывая еду через службу доставки и вызвонив Матвея. У его отца было охранное предприятие, так что уже через пару дней спецы должны были ставить нам сигнализацию, видеофон, тревожную кнопку и остальные примочки для охваченных паранойей людей. Но именно в тот день моя паника достигла предела. Ванька возвращался из командировки поздно ночью, я готовила ужин, прибирала квартиру к его приезду. И слышала, как кто-то ходит под дверью, видела, что у подъезда с самого утра дежурит какой-то потасканный тип с совершенно незапоминающимся лицом. Возможно, все дело в работе Ванькиного отца, известного следователя в настоящем и актера в прошлом. Возможно, я ошиблась, и следили не за нами. Факт в том, что Ян погиб по дороге именно к нашему дому. Конечно же, ко мне сразу примчались Аннушка с Василисой Петровной на пару. Конечно же, Ванечка отменил все грядущие поездки сразу, как только узнал. Кого-то даже поймали около нашей квартиры, как мне потом сказал Матвей. Дело действительно было в отце моего мужа, вернее, в последнем его расследовании. Но это уже было неважно.

Когда я через пару месяцев после той жуткой ночи узнала, что беременна, вместе с радостной новостью сразу же сказала мужу, что сына назову Яном. Он не возражал. Он понимал, насколько дорог мне был этот человек, познакомивший нас, помогавший и мне, и Ивану постоянно, не жалуясь и не требуя каких-то ответных услуг. И вот теперь передо мной лежит малыш Ян, которого мы постараемся воспитать таким, каким хотел видеть своего сына мой друг. Мы говорили об этом когда-то. В шутку, наверное, но...

– Сына хочу. И дочку, – Ян настраивал гитару, готовясь к новому спектаклю. Директор решил, что на этот раз "Механические волки" выступят в самом начале вечера, задавая настроение. Ребята не возражали.

– Будешь воспитывать наследника фамильного театра Леру? – подколол Ванька, сидящий рядом со мной на ступеньках сцены.

– А как же? Кто-то должен будет нести доброе, сильное, вечное дальше в массы, – усмехнулся Ян, поглаживая гриф любимого инструмента. – Девчонок хороших защищать, матери помогать сестру воспитывать, нам с отцом на смену вырасти, в конце концов. Фамильный театр – это ж здорово! К тому же Рик собрался к финнам через годик перебираться вместе со своей зазнобой, у меня группа, кто тогда отца сменит?

Мориш Карлович уже изъявил готовность помогать крестнику во всем – от прогулок и поездок в больницу до устройства в детский садик, школу, университет и так далее. Рик забегал через день, принося с собой шуршащие свертки с подарками от коллег, родственников, поклонников и знакомых. Василиса Петровна с Юлькой наплели кучу оберегов для квартиры в целом, отдельно детской и каждого из нашей маленькой семьи. За прошлый год я стала внимательнее относиться к народным приметам и суевериям. Глупо, наверное, скажете вы, но мне хотелось обезопасить своего кроху со всех сторон. Тем более слава потомственной ведьмы закрепилась за Юлькиной бабкой далеко не просто так. Много раз, пока мы гостили в свое время в ее загородном доме, я наблюдала одну и ту же картину: вереница просящих, практически потерявших надежду на выздоровление или спасение, занимала все диванчики и стулья в просторном холле на первом этаже. По одному вливались в тесный кабинетик с окном во всю стену, проводили там полчаса тет-а-тет со старушкой – и выходили буквально светящиеся от радости, сжимая в руках мешочек с травами или плетеный обережек. И работало же! Никто не приходил дважды со своей бедой! Только появлялись через какое-то время, рассыпаясь в благодарностях и впихивая в руки смущенной бабули пакеты с коньяками, конфетами и прочими свидетельствами народной любви. Василиса Петровна потом долго охала и ахала, пристраивая подарочки подружкам по огородному массиву или раздавая их нашим ребятам из театра через Федора Ефимыча, помощника директора, или Ефима Иваныча, главного и всеми любимого костюмера.

Как раз его и поджидала я тем вечером – наш "модельер" назначил мне примерку нового костюма, заявив, что ребенок – не помеха творчеству, и ради меня он придумает костюм, в который впишется и слинг, и незаметное кормление грудью, и прочие материнские радости и заботы.

– Дети – не пуд соли и не фунт лиха, Ксаночка! – наставительно вещал по телефону, все больше распаляясь, старожил театра "Марионетки", – Дети – это хорошо, особенно если есть, кому о них заботиться. У вас с Иваном проблем с этим нет, как я вижу. Так что не воспринимай младенчика как помеху свободной жизни! Прогресс далеко шагнул, в наше время с Василиской ни памперсов, ни смесей, ни этих упряжек детских не было! Тебе сам Бог велел с дитем мир познавать! так что ноги в руки – и готовься, через три недели в спектакле играешь. Натуралистичности сюжету добавишь! Али мы не работаем с молодыми семьями? Вспомни-ка, сколько раз к нам девки молодые с детишками хаживали уже? И что, кому-то мои костюмы не понравились разве? Все, буду у вас в четверг, примерять одежку будем!

Возражений у меня, как ни странно, не нашлось. Да и на самом деле, так ли этот битый жизнью старик не прав? Отец шестерых детей, дед для десятка внуков и уже парочки правнуков? Иван с позицией костюмера согласился, заявив, что сидеть в четырех стенах с одним ребенком значит глупо и нерационально тратить свое время и жизнь.

– Ты же не сидишь в офисе по восемь часов, не привязана к месту. В театре Аннушка тебе роли пропишет с учетом Яна, перейдешь в категорию Мастеров! Нянек там тоже достаточно, Мориш Карлович первым в очереди встанет мелкого укачивать! – увещевал меня муж, стремясь побороть последние ростки сомнений. В результате я с нетерпением металась по квартире, наводя порядок и лоск, пока малыш сладко спал, и тщилась угадать, какую роль мне отвели в грядущем спектакле. Ребята сговорились и отказались выдавать мне роль, пока Ефим Иваныч не привезет костюм.

Мы договорились встретиться в пять вечера, за пару часов до примерки костюмов основного состава актеров в театре. Однако стрелки уже приближались к шести, а от старичка-костюмера не было ни слуху, ни духу. Я уже начала порядком волноваться, подозревая самые ужасные варианты развития событий (мнительность и тревожность, каюсь, так никуда и не ушли после гибели друга), как вдруг в дверь бешено замолотили. Стоит ли говорить, что я неслась по коридору, как вспугнутый олень?

– Кто там?

– Матвей, – сипло выдохнули с той стороны знакомым голосом, прикрывая глазок видеофона ладонью. Старый трюк Левицкого, как без него. Я улыбнулась и поспешила открыть дверь. Матвей частенько развозил ребят из театра по домам или по делам, когда успевал сбежать с работы пораньше. Один из лучших переводчиков делового Петербурга, парень вполне мог себе позволить некоторые шалости и слабости. Театр как раз стал таким.

– Господи, Матвей, что с тобой?! – парень, весь в потеках краски, масла, какой-то грязи, с кровоточащими ссадинами на руках и лице, буквально упал в прихожую, стоило мне только распахнуть дверь.

– Закрывай, Ксанка, скорее, никого не впускай, – прохрипел он, прикрывая лицо рукой. Я послушно захлопнула дверь (с того памятного мне вечера мы все же поменяли ее на укрепленную модель), включила сигнализацию и ринулась на кухню за аптечкой.

– Что случилось? Рассказывай, Матвей! – требовала я от него, аккуратно стирая с парня грязь и кровь. Брендовую когда-то одежду пришлось резать ножницами, настолько жутко она выглядела, обвисая драными лохмотьями.

– Игнат, тварь... – выдохнул сквозь зубы Левицкий, терпеливо снося мои манипуляции с перекисью водорода и водой.

– Игнат? При чем тут Карелин? – я припомнила одного из музыкантов в группе Яна, рыжего басиста, который стал фронтменом взамен погибшего товарища. В память о своем создателе, как Матвей мне объяснил, "Механические волки" не стали брать вокалиста, оставшись в урезанном составе и играя только инструментал.

– Карелин... ай, черт! Это Карелин подрезал Яна на дороге! – прошипел Матвей, успевая поймать выпавшую из моих мигом ослабевших рук склянку. – Ксанка, приди в себя! Ну же! Мелкого разбудишь!

Я оторопело уставилась в зеркало. Карелин? Карелин подрезал Яна? Но зачем? Я знала, что ребята отмечали на даче запись нового альбома. Но Игнат был в городе, когда Ян попал в аварию! Он как раз подвозил деда в больницу, Ян как раз упоминал по телефону, что вечер у них не задался, все разъезжаются по очереди.

– Ксана! – зло рыкнул Матвей, встряхивая меня за плечи! – Смотри на меня! Смотри! Ян был трезв, кристально трезв в тот вечер! Он ни капли не пил, я знаю! Осмотр и заключение патологоанатома – липа! Я отца просил разузнать, что случилось, не мог никак поверить! И отец накопал! Ксана, это все Игнат!

– Но он же был с дедом, Ян говорил... – я вяло отбрыкивалась от рухнувшей на мои плечи новости. Ян погиб не из-за моей просьбы, как я считала все это время. Яна... убили? Но зачем?!

– Конечно, с дедом! И меня он тоже выследил сегодня с дедом! Потому что...

– Погоди, в двери звонят, – я вырвалась из его рук, кинув в парня полотенцем, и на пути в коридор уже крикнув, – вытрись, Матвей.

На экране отображался сильно недовольный, взъерошенный Ефим Иваныч с объемной, по пояс ему коробкой на полу.

– Простите, ради бога, Ефим Иваныч, занята была, – я распахнула дверь, впуская старика в дом. – Чаю заварить? Вы, наверное, замерзли?

Еще бы, декабрь уже на носу, а он в легкой курточке! Я унеслась на кухню, загремела чашками. Успокоительный сбор для всех троих как раз подойдет. Матвею, мне и костюмеру, с которым всегда можно посоветоваться в тяжелый час.

– Ксаночка, – за спиной послышались шаркающие, какие-то непривычно старческие шаги, костюмер надтреснутым голосом проговорил, – прости меня, девочка.

– За что? За опоздание? Боже мой, Ефим Иваныч, о чем вы! Я все понимаю, пробки... – я с улыбкой развернулась, протягивая чашку с крепким отваром трав старому другу. Улыбка сползла с моего лица быстрее, чем злополучная чашка долетела до пола.

– Ведьма проклятая! Ты давно уже должна была его убить! – Рыжий, с полыхающими зелеными глазами парень прижал меня за шею, рывком кинув к стене. За его спиной с обреченной тоской на лице застыл Ефим Иванович. Что за черт?!

– Игнат? Что ты здесь забыл? О чем ты говоришь? – спрашиваю как можно спокойнее, стараясь расслабить одеревеневшие в панике мышцы. Главное не нервничать, психи – они как собаки, чувствуют страх и совсем срываются с катушек. Наверное, он прокрался вслед за костюмером, вон он какой истрепанный стоит, бледный весь, руки дрожат.

– О чем я?! О чем?! – выпучил глаза Игнат и вдруг скривился в злорадной усмешке, заметив, как я кошусь на старика за его спиной. – Ах, значит, дедуля не рассказал тебе, кто ты на самом деле? Решил обмануть любимого внука? Ничего, это поправимо...

Игнат прислонился ко мне лоб в лоб, проникновенно, насмешливо заглядывая в глаза и сбиваясь на шепот.

– Старый Ткач не сказал тебе, милая, что ты третья пряха! Третья! – бормотал он, выискивая что-то в моих глазах. Вот черт, да он еще и нарик! Белки все в красных прожилках, руки потные, дрожат, слюна так и брызжет на каждом слове! Ничего, главное, что я в доме не одна, Матвей его без проблем на лопатки уложит. Раз еще не вмешался, значит, так надо. Левицкому в плане безопасности я доверю не только себя, но и сына. Как хорошо, что малыш еще спит! – Я по всем вероятностям из-за тебя, тварь, прошел, чтобы все изменить! Я уже шестой год разменял в чужой шкуре, вместо того, чтобы спокойно жить так, как я хотел! Ты должна была дать им всем погибнуть и увести к Хозяйке! Всем, слышишь, ты?! Ты – Смерть, Карская, ты Безымянная невеста! Но раз ты не хочешь делать свою работу сама, я тебе помогу! – он резко отвернулся, вперив дикий взгляд в старика, мнущегося у двери в кухню. Видно было, что костюмер, которого парень назвал Ткачем, не одобряет действий Игната, но поделать ничего не может. – Дед, распаковывай свои баулы! Раз не хочет добром, придется настоять!

Что-то царапнуло слух! Что-то важное! Если отбросить весь бред, который он нес про смерть... Дед... Он назвал костюмера дедом?! Я, кажется, сегодня непозволительно долго соображаю! Дед! Так вот о ком пытался мне сказать Матвей! Вот кого просил не впускать! Но, значит, старик знал, что на самом деле случилось с Яном! Вот почему он избегал эту тему в наших разговорах! Вот почему всегда уходил! Да и похороны... Он же тогда в больнице якобы лежал!

Костюмер в это время со вздохом и укоризной во взгляде опустился на колени, развернул обертку коробки, торжественно, вдохновенно-медлительно извлёк из картонки длинное, струящееся платье цвета первого снега. Мягкое, нежное, воздушное, с жемчужинками по лифу...Я забыла, как дышать. Именно о таком платье я мечтала на свадьбу! Оно мне снилось по ночам, манило, сводило с ума от одного только вида другой девушки, на которую было надето! Но откуда он узнал о нем?

– Нравится? – неожиданно мягко спросил Игнат, опускаясь рядом со мной на колени и поднимая мое лицо за подбородок, медленно погладил пальцем по щеке, насмешливо пояснил. – Платье Безымянной невесты, святая святых всех сестер-искусниц! Как легко оказалось его стянуть и подсунуть ничего не соображающей в нитях дурочке! Как легко было втереться в твое доверие! Ксана-Ксана...

И тут это случилось. Малыш Ян проснулся. Может, услышав звуки чужих криков, может, проголодавшись, но... Мой сын проснулся и захныкал. Пока еще тихонечко, но даже этого едва слышного звука хватило – свихнувшийся рыжий насторожился, прислушался и расплылся в мерзкой улыбочке, неожиданно сильно сжав мой подбородок и захватив шею.

– Ничего страшного, раз тебе так ничего и не рассказали. Я сам все исправлю, я тебе помогу все сделать так, как надо... Всего-то стоит начать, правда, Ткач? После первой жертвы Невеста сама проснется и вспомнит о своем значении. Малыш не будет долго сопротивляться...

– Тронешь ребенка – я тебя убью, – отчетливо проговаривая все слова, смотрю прямо в глаза этого недоумка. Страх, паника, остолбенение – все это моментально смыло поднявшейся где-то в груди жаркой волной звериного бешенства. Жертва? Невеста?! Значение?! Это мой ребенок! Не позволю какому-то припадочному его тронуть!

– А не надо было его называть Яном, ты, идиотка! – прошипел мне в лицо этот ублюдок, выхватив у родственника белую тряпку и швырнув мне ее в лицо. – Хотя бы в этой вероятности я, наконец, избавился от одного соперника! Но нет, ты, ты, Ксана, решила мне помешать и впустила этого недоумка Яна в жизнь! Надевай и поднимайся! Словом Хозяйки заклинаю!

Парень с перекошенным лицом сделал какой-то пасс руками, обсыпал меня травяным крошевом и, рванув куртку, нарисовал мне на лбу какой-то символ. Кровью, разумеется, которую он выцедил из узкого, но очень глубокого пореза на предплечье. Я про себя посмеялась его торжествующей ухмылке. Страха не было. Он просто вымерз в моей душе. Все, что осталось – нечеловеческое желание защитить своего сына от этой парочки ненормальных. Я спокойно натянула платье поверх топа с шароварами, поднялась и замерла напротив Игната.