Текст книги "Сказки наяву (сборник СИ)"

Автор книги: Рада Сарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Малые галактики

Малая галактика

Захламленные, заваленные мусором тротуары города. Пятна грязи на когда-то ярко-рубиновых, а теперь ржаво-красных стенах старой крепостной стены. Отдаленные звуки перестрелки. Тяжелые стоны рядом.

– Тише, тише, зайчик. Все будет хорошо. Ты поправишься.

Перед медиком в посеревшем халате на расстеленных простынях вытянулся во весь рост молоденький воин. В полупрозрачной броне, с мокрыми от пота светлыми волосами и с автоматом в руках. Ранение в живот – самое опасное из всех, какие могут быть.

– Расскажи мне что-нибудь, пока будешь шить рану. Пожалуйста. – паренек стиснул зубы, когда медик обрабатывал края разрыва.

– О чем?

– О нашем городе. Хотя бы.

– О городе… – медик задумался, продевая нитку в игольное ушко. – Ну что ж, слушай.

Когда-то давно не было даже нашего славного города. Все существа бродили по миру в одиночестве, искали себе пищу и защищались от врагов. Потом прошло время – и мир начал меняться. Появлялись племена. Женщины занимались очагом и детьми. Мужчины – защитой женщин и добычей пищи. Так продолжалось много лет. Племена переходили с места на место, жили в лесах и пещерах, учились пользоваться огнем и строить дома. Потом появились поселения – с заборами, очагами и домами. Их было много, этих поселений. Так мы учились жить друг с другом вместе. Работать вместе. Веселиться вместе. Защищаться вместе. От того, насколько слаженно и ладно мы жили, зависело все будущее поселения. Будет ли еда осенью и тепло зимой, будут ли дети у семей. Кто-то погибал, кто-то выживал.

Самые мелкие, но дружные поселения начали объединяться с другими – или более слабыми, или такими же слаженными. Так родились города. А потом из городов сложились страны – и заполнили уже всю карту мира. Был создан Верховный совет стран. Туда приезжали главы всех наших государств, чтобы решить все споры и недоразумения миром. Они совещались, обсуждали, просчитывали развитие событий от каждого действия – и потом, по возвращении домой, рассказывали всем своим жителям о том, что было на совете. Так весь мир знал обо всех угрозах, победах, жизни друг друга. И все жили в мире. Потому что понимали, насколько жизнь одного зависит от действий другого. Все были соединены одной правдой, одним смыслом. Пока не случился Тот день.

Совет давно предупреждал о возможности существования других миров и непознанных краев. Никто так и не смог понять, откуда появился тот странный гость. Он пришел в самый крайний город, оттуда перекочевал беспрепятственно ближе к центру нашего мира, страна за страной он шел спокойно – потому что мы верили друг другу и не закрывали границы. И наконец, дойдя до нашей столицы, он постучался во дворец. И его приняли. Он дал ценные советы нашему правителю. Тот, как мудрый человек, прислушался. Город процветал. Мы были рады гостю. Но вскоре мы заметили, что окраины нашей страны беднеют. Что тускнеют цвета и грустнеют люди. Мы пробовали сказать об этом правителю – но он уже был полностью околдован гостем. Вскоре закрылись наши границы. Мы перестали принимать гостей из других стран. Мы начали строить лишние заводы и производить все, что нам нужно, у себя – хотя были те страны, которые жили именно этими производствами и были гораздо опытнее. Мы оказались в изоляции.

В верховный совет наш правитель после этого ездил лишь единожды, где его назвали умалишенным и потребовали оставить пост и открыть границы. Он отказался. Его исключили из совета. Страну стали бойкотировать.

После этого мы начали получать новости от друзей из других стран – через наши сети информации. Оказывается, тлетворное влияние нашего загадочного гостя докатилось и до других стран. Шпионы, подобно нашему гостю, проникали в страну – и захватывали власть. И страна начинала жить подобно нам – в изоляции. Вскоре в таких странах начали умирать жители – потому что загрязнение было слишком сильным. Совет объявил войну. Страны-бунтовщики были атакованы объединенной армией со всех фронтов – но от этого не было никакой пользы. Наш мир начал распадаться на части. Море трупов. Крови. И бессмысленных, бессистемных действий. Мы как будто перестали быть единым организмом и превратились в…ад.

– Это явно не добрая сказка. – Воин с хрипом усмехнулся.

– Это наша жизнь. Но она будет сказкой. Потому что для исцеления нас всех нужно очень малое – но очень ценное действие. – медик оборвал нить, еще раз обработал сшитые края и прикрыл живот воина простыней.

– Какое действие?

– Вера в победу. И желание жить в мире со всеми. Идя на врага со штыком – не бить его оружием, а понять его и обнять.

– Но такого идиота сражу же убьют! Это же…

– Это – самое сильное лекарство от той войны, которая сейчас терзает весь мир. Оно настолько забыто и непривычно, что противник впадет в ступор. И опустит оружие. Потому что он тоже живое существо. И этого лекарства ему не хватает.

– А те, кто развязал войну? С ними что делать?

– А их – выгнать из нашего мира. Туда, откуда они пришли. За границу самого крайнего государства. – медик закрыл свой чемоданчик с лекарствами, снял операционный фартук.

– Но как их отличить от тех, с кем можно разговаривать?

– Очень просто. Они выглядят очень и очень здоровыми, крепкими и сильными. Эта война их укрепляет, нас же – ослабляет. Мы худеем, стареем, бледнеем. Оглянись вокруг – и посмотри на тех, кто сидит в Доме правителей.

– И правда. – Воин взглянул на запыленную агитационную листовку с портретом гостя и его упитанной свиты. – Но если все так просто – почему же мы не выступаем? Почему еще не начали действовать?

Медик с сомнением посмотрел на паренька.

– А ты готов ТАК действовать?

– Мне уже нечего терять. – Воин махнул рукой. – А в этих действиях я вижу смысл.

– Тогда пошли. Можно действовать прямо сейчас.

– А объяснить остальным?

– Не нужно. Они сами все поймут. Потому что они помнят как это – жить в мире и понимании друг с другом. И эта память жива на клеточном уровне, она пробьется сквозь все навязанные убеждения. И тогда наш мир снова станет единым. И все наладится.

– Ну…хорошо… – Воин с кряхтением приподнялся с простыни, ухватился за стену. – Раз ты так в это веришь…

Два человека, бледных, растрепанных, безоружных вышли из полуразрушенного дворца культуры навстречу боевому отряду противника. Улыбнулись, увидев среди этого отряда родные лица. Помахали им рукой. И пошли навстречу… следом шел с улыбками весь отряд партизан…

– Коллеги, взгляните-ка. Это невероятно.

Троица врачей согнулась над результатами утренних анализов девушки двадцати пяти лет с третьей стадией рака. Вопреки прогнозам, количество метастазов в крови и всех органах сократилось. Иммунитет начал расти. Опухоль же…уменьшилась.

– Если дело пойдет такими темпами, скоро мы сможем просто удалить опухоль и назначить ей курс лечения – и все.

– Но как это удалось? Что вы ей ставили? Какой препарат назначали?

Врачи переглянулись. Никто не назначал ничего нового.

– Ощущение, как будто весь организм взбунтовался и объединился против болезни.

– Судя по анализу крови, это именно так. Как будто кто-то дал клеткам команду снова жить по здоровому принципу, принципу единого организма. Обмен веществ налаживается.

Врачи переглянулись.

– Это чудо, коллеги.

За окнами проглядывало сквозь серые тучи чистое небо. Заводы скрывал идущий из труб рыжий ядовитый дым. По улицам маршировали крепкие, здоровые полицейские в форме, надменно поглядывая на уставших, унылых прохожих. По радио передавали новости о закрытии границы с Китаем и рядом других ранее дружественных государств. Перед окнами больничной палаты ветер трепал постер какого-то нового фильма. На постере была крупными буквами написана одна фраза:

– Когда-нибудь и мы станем Единой галактикой…

1094 день

Девять часов утра. Солнце еле пробивается сквозь тучи пыли и пепла, пляшущие в воздухе.

Ветер толкает в плечо, по жесткой поверхности разодранного на плече камуфляжа стекает кровь.

Это была нарезная пуля. А она не дура, бьет точнее и опаснее обычных. Как бы их не запрещали – война есть война. Здесь главное – победа. Цена не имеет значения.

Светофильтр со скрипом пополз вверх. Каменная пыль, кажется, покрывала каждый дюйм. Маска с тихим щелчком отсоединилась от гермошлема. Зашипели змеями прозрачные трубки кислородного прибора.

Липкие от пота красные волосы скрывали мигающий алым наушник. Вызывают с базы. Что ж, подождут.

Под ногами со звоном перекатывались гильзы. Утес как прокаженный. Весь изрыт язвами выстрелов.

Вдох. В легкие вместо отфильтрованного воздуха ударила горячая, душная смесь.

Дым. Гарь. Бензин. Кровь.

1094 день войны.

– Победили один раз – сможем победить и в другой.

Над головой в мутно-голубом небе хищными птицами промчались черные самолеты.

У белоснежных городских стен взвились дымные шапки взрывов. Кажется, Бастиона больше нет.

Ветер дрогнул, бросил в лицо пригоршню пыли и каменной крошки.

– Неправильно.

Холодная, кривая усмешка. Как предсказуемо.

– Почему же? Это история. Так было всегда.

Очередной взрыв прогремел в километре от входа в бомбоубежище. Застрекотал пулемет.

– Все равно…Люди меняются. Мы ведь пытались найти компромисс. Искали выход, пытались понять вас. А в ответ…Это просто резня. Никакой истории.

– Возможно. Но враг всегда остается врагом. Даже после заключения мирного договора. Ты погибнешь, когда пожалеешь врага.

Щелкнула пряжка гермошлема. Матовая, чернильно-черная маска – наполовину человек, наполовину лис с оскаленной пастью, сползла вверх. Мерцающие трубки, провода, уходящие под чешуйчатую кожу защитного костюма. Приподнятое забрало шлема нового поколения. Незнакомые глаза знакомого человека. Острые скулы, жесткое лицо. Сухой, очищенный фильтрами от грязи и эмоций голос.

– Вас кто-то предал. Беги.

Щелчок затвора. Старый добрый АПС смотрит в лоб.

– Снят с производства в 1958. Доработан и принят на вооружение в 1972. В закрытом доступе с 2015.

Заученная за годы фраза вырвалась сама. Он усмехнулся.

Молчание. Нацеленный пистолет.

Рокот взрывов, стрекот стальных очередей, нарастающий гул бушующего в стенах Бастиона пламени.

Криков не слышно. Некому кричать.

– Беги.

Рука поползла вверх, смахнуть прилипшие ко лбу волосы. Плечо вспороло болью. Изучающий, настороженный взгляд черных глаз напротив.

– Мне не страшно. Просто…немного больно.

Суровый голос, нетерпеливое движение кисти, затянутой в черную перчатку. Властный жест свободной рукой.

– Невозможно привыкнуть к тому, что убивает. Уходи. Или мне придется стрелять.

– Куда? Кругом враги. Быть может, засада.

Наушник нагрелся. Кто-то продолжал звонить, вызывать на связь. Значит, еще живы. Есть куда возвращаться.

Бастион окутало густым черным дымом. Горели жилые кварталы.

Новый декабрь. Без снега. Без шумного веселого Нового года.

– Почему ты на их стороне? Не с нами?

– Я знал, что ты это спросишь.

По зеленоватой чешуе разорванного костюма ползли кровавые слезы. Плечо немело. Она пнула ногой гильзу, посмотрела на дуло пистолета. Улыбнулась. Он поймал направление взгляда. Пожал плечами.

– Извини.

– Никогда не прощу.

То, что раньше было шуткой, прозвучало как угроза. Он нахмурился. Маска опустилась на место.

– Пошли.

Камни выскальзывали из-под ног. Все из-за того подбитого истребителя. Кажется, масло вытекло. Откуда только они взяли эту древнюю технику? Ее сплавляли за бесценок за рубеж, зарывали под землю, взрывали на полигонах. А то, что от нее оставалось, все равно угрожало миру.

Кризис. Закат Европы. Бедность, передел мира, пропасть между людьми. Кто-то еще пытался сохранить человеческий облик. Кто-то с радостью его терял, ради куска хлеба вбивая гвозди в глотку любому.

Им казалось, что проще выжить в одиночку. Они обживали заброшенные бомбоубежища, промзоны. Создавали свои мини-колонии. Из таких же отщепенцев. Правительство разваливающейся на части великой державы продолжало закручивать гайки. Народ взвыл. Те, чей мозг еще не совсем ослаб от постоянной атаки зомбирующей рекламы, ушли в леса. Как в 41 м.

Колонии росли, как грибы. Объединялись, отстраивали свои пути сообщения. Дороги, теплотрассы, пункты связи.

Страна расползалась, как гнилое знамя, на глазах.

Она споткнулась, кубарем скатилась вниз по битому камню. В затылок, в плечо, в живот – острые углы отбитых кусков скальной породы впивались в тело. Треснувшая по краю маска гермошлема выпала из рук, осталась где-то в стороне. В глазах заплясали алые круги. Воздух ускользал, убегал от широко раскрытого рта.

Затянутая в черное фигура скатилась вниз. В отличие от нее – по собственному желанию.

Беззвучно подняла на ноги, легко подхватив за кожаный истертый пояс.

Она еле доставала макушкой ему до плеча. Даже с учетом платформы на ее армейских ботинках.

Между лопаток уперлось дуло АПС.

– Не боишься, что будет слишком шумно?

– Не глупи. Никто не услышит. Иди вперед.

Утес остался за спиной. Может, и к лучшему. Про вход в укрытие он так и не догадался.

Под ногами поскрипывал песок. Что за земля…Еще летом здесь пышным ковром лежали травы. А сейчас – только голая пустыня, глотающая останки жилых домов, стройки и загнивающие тела. Почему нет снега…

А мог бы уже и убить. Как сделали бы на его месте другие. Хасса, избранные, белые ангелы – в переводе на язык старой веры. Неточный перевод. Белый для них был знаком траура.

Плачущие ангелы. Как патетично. Перед глазами встала недавняя сцена – сожженное дотла селение в лесах. И вырезанные все до одного жители. Священная месть. За что мстили? За какие такие обиды?

Когда все республики превратились в отдельные государства, а верховная власть рухнула, подмяв под себя всех прикормленных бюрократов и извращенную поправками Конституцию… Нет, хаоса не было. Процесс распада шел уже давно. Просто в момент гибели Старой эры подняли головы они.

Их было больше. Они лучше знали свои корни. Хранили свою культуру. Себя, в конце концов. И, как зверье бросается на раненную жертву, также и они набросились на бьющееся в агонии государство. Разорвали на части старые флаги и стяги. И подняли свой. Белоснежный.

С черной луной посередине.

Плачущий ангел со смертоносной косой.

Три года назад они решили вернуть то, что уже больше девяти веков принадлежало другим. Тогда они утратили все из-за собственной слабости. И осознание этого жгло их злым огнем, заставляя сейчас в ярости вспарывать животы всем, кто не носил знаков Хасса. И не молился по пять раз в день.

Хотя при чем тут молитвы… Их солдаты вряд ли падали ниц посреди боя, чтобы вознести молитвы своим богам.

Пули выбили фонтанчики песка и пыли, ударив почти что под ноги. Гортанный говор, пара сдержанных жестов. Из-под маски вновь показался высокий лоб, глубокие колючие глаза.

– Иди. Да иди же ты, все нормально.

Она усмехнулась, проходя мимо пропускного пункта, укрытого в развалинах огромного недостроя. Поймал ее как котенка. И сам попался. Она надеялась на это.

Под холодным камнем утеса скрывался тоннель, ведущий из Бастиона в укрытие. Раз от наушника все еще шел жар – укрытие не обнаружили.

Слабый, прозрачный рассветный свет. Семь часов утра. Смена караула у Хассов в этом квадрате. Она устанавливала датчики объемного заполнения пространства в углублениях у входа в тоннель. С земли ее невозможно было заметить – рухнувший рядом черный истребитель прикрывал ее своим изломанным крылом. Где-то в его железном нутре занимался огонь, пожирая обшивку и тела вражеских пилотов.

Оставалось замаскировать лишь один датчик – и спокойно идти обходным путем в укрытие, когда…

За спиной раздался тихий шорох. Кажется, камень соскользнул с края, покатился вниз. Только некому на пустом утесе шевелить камни.

Она резко обернулась, метнув тело в сторону. От скалы брызнула каменная крошка. Под ноги покатились дымящиеся гильзы.

Дым пополз гуще. Дымовая шашка?

Засада?

Все, как учили. Оттолкнуться посильнее от земли, выхватить из-за голенища длинный кованый нож, мощным движением выбросить одну руку вперед. Ударить, сгруппироваться, откатиться в сторону. Достать пистолет, выстрелить.

Катар врубился в пустоту. Уходить в сторону.

Камень взрывался брызгами перед лицом. Крошка больно колотила по голым рукам.

Еще раз – толчок, прыжок, удар.

Свист перерезанной трубки. Подача кислорода?

Свист воздуха перед лицом. Опять выстрелы.

Гермошлем спасал от дыма. Но видимости не добавлял.

Черт бы его побрал. Откуда он взялся на этой скале?

Выстрелы гнали ее к каменной стене. Не дождешься – подумала она.

Щелкнул затвор, в сторону черного силуэта понеслась стайка стальных пуль.

Ругань сквозь зубы. Все-таки она его зацепила.

Силуэт шатнуло в сторону.

Еще удар, еще раз.

Она налетела на него, сбив с ног. Черный чешуйчатый костюм нового образца – нож попросту соскальзывает. Остается только горло.

Запястье пронзило болью. Человек в черном извернулся, ухватил ее за запястье. Нож стукнулся о камни. Рывок – они снова барахтаются на скале.

Освободить руку. Дотянуться до пистолета. Спустить курок.

Удалось…

Почти.

Пуля прошила воздух. Ее противник изловчился, ткнул кулаком под дых. Ухватил за запястье, вывернул руку. Дуло собственно пистолета уперлось ей в висок. Чужие пальцы пытались заставить ее нажать на курок.

Она увернулась в последний момент. Упала на живот, резко развернувшись, пнула армейским ботинком по коленям. Он не удержался.

– Извини.

Она нажала на курок…

Над головой пролетали вражеские самолеты. Внизу трещали выстрелы. Свистели сирены Бастиона…

На плече алым цветом брызнул горячий родник. И тут же умер, струйками стекая вниз по разорванному защитному костюму.

В руках Черного дымился пистолет. Ее собственный скромно молчал в руке. Говорили же ей… Считай пули…

Удар в челюсть свалил ее наземь.

Перед глазами вертелась выщербленная выстрелами земля. Земля дробилась на мелкие кусочки. Как в детском калейдоскопе. Видимо, ее старая маска треснула от удара.

В ушах зазвенело. Коротко пискнул и обжег ухо наушник внутренней связи.

Герои не умирают лежа. Герои умирают, глядя в лицо врага.

Подняв руки, она со стоном встала. Пошатываясь, повернулась к Черному. Тот стоял, подбоченившись. Разглядывал ее. Сверху вниз. Ублюдок.

Светофильтр пополз со скрипом вверх, открыв лицо. Маска с шипением отошла от кожи. Горячий воздух ворвался в легкие.

Черный вздрогнул. Легонько ударил себя по гермошлему. Опустил пистолет.

– Айрин?

–

– Айрин? Ты в порядке?

Она лежала в тени бетонного перекрытия. Еще один рухнувший недострой. Остов гиганта старой эры.

Плечо распухло. Пуля вырвала шмат мяса. Не зря их когда-то запретили.

Зашуршал целлофан. Звук рвущейся ткани. Звон склянок. Резкий запах анестетика. Нашатырь под носом.

– Дыши.

Она послушно дышала. Он перевязывал ее плечо.

Остатки гермошлема, как осколки кокосового ореха, лежали на коленях. Красный огонек все еще мерцал. 12 часов.

Забавно. Оружейники всего мира бьются день и ночь, чтобы создать оружие, которое будет стрелять точнее, быстрее. Смертоноснее. А заказчики после пары проб и несчастных случаев объявляют новомодный образец запрещенным. Убирают целыми партиями на склады. Чтобы во время войны плюнуть на свои же слова и остаться в выигрыше, вооружив солдат самым опасным оружием.

Они оказались внутри бетонного блока. Перевалочный пункт? Или сторожка Хассов…

Выложенный битым кирпичом очаг. Куча угля в мешке старой фасовки – 10 килограмм. Прокопченный железный чайник. Кожаный ящичек с намалеванным краской крестом. Автомат в узком окне-бойнице. Фляги с водой под засаленной мешковиной.

– Лучше?

Она кивнула. Сжав зубы, поднялась с пола, пошатываясь, пересела в тень к стене.

Он отошел к очагу. Завозился с чайником.

– Зачем мы здесь?

Саркастичный взгляд через плечо.

– А где бы ты хотела оказаться? В главной приемной Хассов?

Она подтянула колени к груди. Прислонилась спиной к холодному бетону. Шум выстрелов здесь был почти не слышен.

– Ты не ответил. Почему ты на их стороне? Почему мы здесь?

– Ты, как и раньше, задаешь слишком много вопросов. И они опять с двойным дном. Не люблю психологов.

Чайник довольно зашипел, подставляя бока теплому огню. Он отвернулся к окну. Высокий, плечистый. Гулливер в стране лилипутов.

– Варран? Так зачем?

Обреченный вздох.

Ты не тот человек, которому я мог бы это открыть.

– А кто будет тем?

– Никто.

– А как же твой лучший…

– Я сказал, никто.

Голос прозвучал как удар хлыста. Она хотела спросить что-то еще…но замолчала. Смысл фразы доходил толчками.

– Извини.

– Забыли.

Она поднялась на ноги. Собрала пропахшие гарью волосы в хвост. Наклонила флягу, плеснула в лицо холодной водой. Звон в ушах постепенно стихал. Противно ныло в животе.

– Мы не можем открыто, как раньше, выражать свои мысли, чувства. Говорить «люблю». Говорить «спасибо». Стыдно.

– К чему это все?

Он барабанил пальцами по белесой стене, глядя в окно.

– Ни к чему.

Он резко повернулся. Скрестил руки на груди.

– Хорошо. Ладно. Ни к чему.

– Как и эта война.

– Ты не права. Война нужна. Чтобы очистить…

Брови взлетели вверх, изображая наивное удивление.

– Кого? Землю от неверных?

Он холодно парировал.

– Не перебивай. Очистить стадо от вшивых овец. Жить в вечном спокойствии – значит, загнить на корню. Соблюдать правила – значит, слабеть умом. Когда не нужно думать, не нужно решать, не нужно искать выход – человек вырождается. Война очистит кровь, встряхнет. В конце концов, в ней участвуют только те, кто этого хочет.

– Думаешь? Только те, кто хочет? А ты сам?

– Я?

Он усмехнулся. Пожал плечами.

– А я помогаю этим людям исполнить их желания. Нужно же им с кем-то бороться.

– Неправильно.

– Ты опять за свое. Я давно понял, твой типаж – те, кто выбивается из толпы. Кто непонятен. Похвальное стремление – помогать заблудшим искать путь к свету.

Он подмигнул. Она отмахнулась.

– Ты знаешь, что это не моя вера. Мне она так же чужда, как и тебе.

– А вот в этом ты не права.

– Это уж мне решать.

– Ты все…

За стеной заурчали моторы танков. Он осекся, отпрянул к стене. Она вцепилась в полупустую флягу.

Огромная стальная махина прогрохотала в сторону Бастиона. Одного из самых крупных укреплений отшельников.

Теперь смешанного с пылью семи холмов. Как и много веков назад, во время нашествия предков хассов.

– Зачем ты меня спас?

Он отмахнулся – замри.

За танком ползли металлические сороконожки. Безглазые, шипастые механизмы-гусеницы, автоматически следовавшие за танком. Вполне безобидные. Если не считать, что на спине каждой из них крепился датчик движения.

Час дня.

– Надо уходить.

– Куда?

Он обернулся, непонимающе посмотрел на затянутую в камуфляж девушку.

– Куда ты собираешься идти со мной? Ты ничего не попутал? Или ты ради знаков отличия так стараешься?

Усмешка.

– Какая гордая…не глупи. Пошли.

– Еще раз – куда?

Он беззаботно пожал плечами, тряхнул головой.

– Не виделись три года, а ты ни капли не изменилась. Сколько тебе сейчас? Двадцать?

Она насупилась, потерла кулаком острый подбородок.

– Двадцать один.

– А кажется, что лет пятнадцать. Глупости такие спрашиваешь.

– Я тебе, конечно, верю…но…

– Разве могут быть сомненья?

Когда-то, до войны, он на пару с лучшим другом доводил ее до бешенства этими строчками. Каменные своды школы. Веселый смех. Десятки друзей – пусть и с разным разрезом глаз, разной верой, это ничего не значило.

Канули в Лету эти времена. Сейчас они стояли по разным сторонам обрыва.

Он вздохнул, перепроверяя какие-то провода под горлом своего костюма. Гибрид камуфляжа и бронежилета. Пробить можно только в упор. Или…

Нарезной пулей.

Смешно. Такие пули были только у Хассов. Главное отделение склада боевых припасов было в столице их Республики. Туда же отправляли все оружие с меткой «запрещено».

Она смотрела в окно.

Он молча подождал три минуты. Затем наигранно всплеснул руками.

– Беда с тобой. Можешь идти одна. Учти, гермошлем не дам.

Она медлила с ответом. Перед глазами проплывали один за другим их встречи, ссоры, разговоры. Не могла понять тогда – сможет ли понять сейчас? Сейчас, когда кругом одни враги?

Цыкнув, он схватил ее за руку и, ругаясь сквозь зубы, потащил на улицу.

Тут же в кожу впился иголками песок, резанул по глазам. В пустыне бушевал ветер.

Танк с сороконожками маячил где-то на горизонте. Оттуда же валил дым, черными воронами носились в воздухе самолеты.

Он зашагал в сторону другого бетонного скелета. Что здесь произошло три года назад? Взрыв? Землетрясение? Песок укрывал тяжелым сыпучим одеялом сотни безглазых остовов зданий.

Три часа дня. Жара. Песок на зубах. Соленый пот. Соленая кровь.

Остатки ее гермошлема остались валяться у очага. Она так и не доложила о выполнении задания в штаб. Лишь бы никто чужой не засек сигнал.

Солнце жгло глаза. Горячий воздух обжигал ноздри.

Она закашлялась.

Черный обернулся, не сбавляя шаг. Достал что-то из поясной сумки. Бросил через плечо.

– Надевай.

В подставленные руки упал старый респиратор. Она пробормотала:

– Спасибо…

Перед ними лежала на боку Пизанская башня. Именно так выглядел этот каменный скелет. Стрельчатые окна, смотрящие вниз, вросшая в песок покатая крыша. Не меньше сорока этажей. Уродливые дыры по всему телу каменного гиганта – результат бомбежки.

Он настороженно обернулся назад. Внимательно осмотрел пески. Быстро перезарядил пистолет. Что-то беспокоило его уже полчаса, заставляя убыстрять шаг и заметать следы. Перед ними зиял провал в крыше. Он толкнул ее в спину.

– Залазь. Быстро.

Пять часов. За пределами здания от песка поднималось зыбучее марево.

Внутри башни царил полумрак. Где-то капала вода. Скрипели ржавые трубы. Канализационная система частично продолжала работать.

Она с наслаждением стянула респиратор. Вдохнула пахнущий влагой воздух. Раскинула руки. Тут же сморщилась – раненное плечо напоминало о себе.

Резкий голос за спиной заставил смущенно сжаться.

– Зарядкой займешься позже. Ищи вход в бомбоубежище.

Она резко обернулась. Изучающе уставилась на него.

– Что?

Он уже ушел вперед, подсвечивая фонариком темные глотки пустых коридоров. Потолок подпирали высокие мраморные колонны.

– Вход в бомбоубежище. Это бывшее консульство. Я лазил по его стенам лет семь назад. Под ним обязательно должно быть укрытие.

Он замолчал. Нагнулся, подняв покрытую пылью золотую цепь. Отпихнул ногой полуистлевшее платье. Они были на одном из ВИП-этажей.

– По крайней мере, тогда оно было – я помню, что видел неподалеку выходы вентиляционных шахт.

Она ошарашено покачала головой. Догнала его.

– Кажется, я никогда тебя не пойму.

– Я сразу это говорил, разве не так? А ты все цеплялась за свое. Я просто тебе нужен. Ты даже на войне меня нашла.

В висках застучала кровь. Она сажала кулаки.

– ЧТО?! Ах ты…да нужен ты мне больно! Я не искала тебя!!!

Он тихонько рассмеялся.

– Люблю, когда ты злишься. Такая смешная.

Он повернулся к ней. Маска мертвой медузой застыла в руках… На губах плясала улыбка. Добрая, открытая. Из-под шлема выбивались темные вьющиеся волосы.

– Если закрыть глаза на эти развалины, можно принять тебя за байкера со старых фотокарточек.

Он фыркнул. Почесал пробивающуюся на подбородке щетину.

По его щеке скользнула красная точка. Еще одна. Еще. И еще.

Скользкой лапой схватило за горло ощущение беды.

– Я же говорил, я тебе нужен. Ты без меня не…

– ЛОЖИСЬ!

Каменную стену за его спиной прошили пули. Одна из них, ударившись о камень, упала прямо перед ней.

Нарезные.

Ангелы.

Она вскочила, оттолкнувшись, прыжком перелетела опасную зону, присела за колонной. Перезарядила пистолет.

В голове стучало – Как нашли?

Он тоже заметил необычную форму пуль. Ругнувшись, перекатился в сторону, выхватил из-за пояса свой АПС.

– Что ты… Это же твои…

Запнулась. Взглянула поверх его головы.

В темноте коридора ворочались красные мерцающие огни. Роботы?

Она метнулась вперед, на ходу вскидывая пистолет.

Он перекатился в ее сторону, оттолкнул за угол, зло бросив вслед:

– Беги, дура, беги!

Раздался топот армейских сапог. Его ни с чем не перепутать.

Впереди защелкали затворы.

Выстрелы. Гортанные крики. Короткие перебежки – все дальше вниз.

Хриплое бульканье одного из Плачущих ангелов. Прямо в горло.

За спиной что-то загрохотало. В воздух взлетела белая пыль. Подорвали верхние этажи.

Прямо перед ней оказалась шахта лифта. Пули со свистом разрезали воздух.

Она укрылась за колонной.

Пули…Как смертоносный град. Перезарядить пистолет. Выстрелить. Найти его взглядом.

Под ноги что-то упало с глухим стуком.

Она похолодела. Липкий страх сковал колени.

На цифровом табло белой пластиковой коробки мелькали цифры.

Бомба.

Она протянула руку. Цифры замелькали чаще.

– Проклятье.

Она выскочила из-за выщербленной колонны, прикрыв голову. Присела рядом с ним.

На табло исчезала последняя минута.

– что ты делаешь? Какого…

Он непонимающе уставился на нее, продолжая стрелять по своим же «собратьям».

Она присела рядом. Прикрыла уши.

В стенах полуразвалившейся часовни около консульства зазвучал колокольный звон. 18.00

Взрыв. Грохот. Каменная крошка, выброшенная ударной волной далеко вперед.

По ушам резануло болью. Она тряхнула головой. На губах – солоноватый привкус.

Ему рассекло лоб. Кровь заливала глаза, стекала по правой щеке. Видимо, зацепило осколком камня.

– Я же сказал, беги…

Не обращать внимания на его тихий от ярости голос. Бежать. До следующего пролета. Проползти под рухнувшей колонной в шахту лифта – вниз.

Вдогонку застучали по стенам выстрелы.

Он молча бежал рядом.

Гулким эхом отдавались шаги.

Гермозатвор шахты. Закрыт.

Пули подбирались все ближе.

Она ударила кулаком по металлической стене. Тупик. Конец.

Он спокойно стянул с головы расцарапанный шлем. Бросил на пол. Посмотрел, горько усмехнувшись, назад.

– Не страшно? Наши Ангелы целятся прямо в сердце …

Она с тихим рычанием пнула металлическую стенку шахты. Развернулась.

– Почему? Как они нас нашли?

– Нас кто-то выдал. Или что-то. Возможно, сигнал с твоего гермошлема.

За спиной с шипением расползлась в стороны стена шахты. Затхлый воздух вырвался из зева входа в бомбоубежище.

Генерал Архар, в защитном костюме, с автоматом наперевес, встал рядом с ними. Оглядел истрепанный камуфляж, болтающиеся без дела трубки отсутствующей кислородной маски, мокрую повязку на плече.

– Айрин! Почему так долго не выходила на связь? Датчики мы запустили. Один доставили. Почему опять за тебя кто-то доделывает работу?

Она потупилась. Генерал перевел взгляд на Черного. На значок Хассов на шее у левого плеча.

Варран кивнул генералу, подмигнул Айрин.

Пуля обрезала клок ее волос. Генерал посуровел.

– Оба, быстро внутрь.

Затворы гермоворот поползли друг другу навстречу.

Генерал громким голосом отдавал приказания затянутым в желто-песочные костюмы бойцам. Операция в песках скоро начнется. Все по плану.