Текст книги "Респонсы Холокоста"

Автор книги: рабби Ошри Эфраим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Ошри Эфраим, рабби
Респонсы Холокоста

От переводчиков

Когда мы читаем переведенный текст, мы хотим понять – а в идеале и испытать – такие же чувства и мысли, какие текст оригинальный вызывал в своих читателях. Переводчик, соответственно, должен стремиться донести до нас эти мысли и чувства. Возможная степень решаемости задачи перевода ограничена словарем, а значит – историческим опытом конкретного народа-создателя языка, и умением им пользоваться, а значит – личным жизненным опытом переводчика и читателя. Но даже при наличии соответствующего опыта и даже при наличии равного количества терминов на данном смысловом поле, часть терминов может быть расположена иначе, то есть их точный смысл в разных языках может не совпадать. И переводя, мы должны думать над тем, из каких слов, из какого набора вроде-бы-синонимов выбирал и выбрал автор, как это слово расположено относительно других слов своего смыслового поля, чтобы употребить то слово (а иногда и не слово), которое приведет читателя в нужную точку этого поля. Например, фраза "в ясный летний день, в тени" может в разных культурах означать и "жарковато", и "прохладно", а для одного и того же читателя меняет звучание от того, следует ли за ней слово "дерева", "пальмы" или "тороса" (последнее европейца дезориентирует). Почему мы переводим "Jewish inhabitants" не как "евреи", а как "еврейские обитатели"? Потому что автор мог сказать "Jews", но выразился иначе. Вот если бы в английском не было слова "Jew", а только "Jewish inhabitants", мы оказались бы перед более сложной проблемой. Заметим, что автор употребил имеющее юридический привкус "inhabitants", а не бытовое "dweller", но из различных юридических терминов выбрал именно нейтральное "inhabitants", а не подчеркивающее постоянство "resident". При переводе мы учли это, применив немного формальное слово "обитатель", а не бытовое "житель" (слово "резидент" по понятной причине вошло в русский в транслитерации и имеет далеко не те коннотации, что исходное английское).

Мысль создается тем, что именно сказано, а чувство – и тем, что сказано, и тем, как сказано. Поэтому при переводе прозаического источника должны быть переданы мысль источника и его интонация, причем без больших отступлений от писаных норм и неписаных традиций языка перевода, ибо выход за их рамки сам по себе может затруднить восприятие подлежащих передаче мысли и интонации. Мы старались возможно точнее передать мысль и интонацию источника, обращая относительно меньшее внимание на то, чтобы одинаковые слова не встречались чаще, нежели на соседних страницах. Мы с уважением относимся к тем переводчикам и редакторам, которые стремятся передать не только смысл, но и форму текста – все аллитерации, ассонансы и фонетический рисунок слов. Но мы видели свою главную задачу в ином – в передаче смысла. Ее решение отчасти облегчалось относительно бесстрастной интонацией источника. Переводя, мы старались сохранить особенности стиля, следующие из традиции жанра – юридическую интонацию, придаточные предложения, пояснения, повторы.

Что касается содержания, то некоторые еврейские термины, которые мы сочли менее известными и нуждающимися в разъяснении, истолкованы прямо в тексте, и мы полагаем, что это не нарушает замысел автора, ибо в предисловии он сам указывает на возможное учебное назначение книги. В частности, введены в текст некоторые из примечаний. В передаче кириллицей еврейских имен и терминов мы следовали мнению большинства.

Согласно традиционной форме респонса, каждый из них начинается экспозицией, изложением общей картины. Эти повторы (равно как и повторы комментариев) могут показаться излишними при сквозном и быстром чтении, от которого мы вас – по двум равно очевидным причинам – предостерегаем. Встречающиеся в тексте многочисленные указания автора на то, что его "попросил изучить этот вопрос раввин Ковно рабби Авраам Дов-Бер Каана Шапира" связаны с тем, что именно рабби Эфраим Ошри имел в гетто доступ к первоисточникам (подробнее об этом ниже).

Обращаем также внимание читателей на то, что в момент начала повествования, 5702 (1941 год), раву Ошри – да будет благословенна память праведника и учителя – было 27 лет.

Перевод Марии Гайнер, Леонида Ашкинази

Редактор Алла Кузнецова

Нью-Джерси, Москва, 5764-5766 (2004-2006)

–

Респонсы Холокоста

Рабби Эфраим Ошри

Форзац

Даже в лагерях смерти Освенциме и Дахау, в гетто Варшавы, Риги и Ковно религиозные евреи считали себя обязанными соблюдать – в той мере, в которой это было возможно – заповеди и запреты еврейского закона. То, с какой серьезностью и пунктуальностью они относились к религиозному закону, можно видеть из письменных и устных вопросов, которые они адресовали своим духовным наставникам – тоже узникам лагерей и гетто, – чтобы прояснить, чего именно Галаха (еврейский талмудический закон) требовала от них. Таким образом, эра Холокоста, как и другие периоды еврейской истории, породила литературу вопросов и ответов (раввинистических респонсов).

Рабби Эфраим Ошри, автор "Респонсов Холокоста", был одним из немногих авторитетов в области Галахи, которые выжили в Холокосте, пройдя через гетто Ковно (Литва). По велению судьбы даже в гетто он имел доступ к основным работам раввинистической литературы, которые он использовал в качестве справочников при формулировании своих ответов по поводу соблюдения религиозных законов в гетто. Ему было велено служить попечителем склада, где немцы хранили еврейские книги – для того, чтобы после "окончательного решения еврейского вопроса" выставить их как свидетельства истребленной еврейской расы.

Вопросы, адресованные рабби Ошри, касались как области ритуалов, так и еврейской этики. Можно ли, например, использовать чай вместо четырех бокалов вина для седера на Песах? Если в гетто не было свечей, но было электричество, можно ли было выполнять мицву (заповедь) зажигания субботних свечей посредством зажигания электрических лампочек? Разрешено ли есть некошерную еду, выделяемую немцами, при условии, что нет непосредственной угрозы смерти от голода? При каких условиях самоубийство в гетто не рассматривается как грех?

Разрешено ли еврею спасать свою жизнь путем покупки свидетельства о крещении (без фактического крещения)? Какие законы применимы к еврею, который был вынужден под страхом смерти осквернить свитки Торы? Если действовал нацистский указ, согласно которому любая женщина, обнаруженная беременной, будет немедленно предаваться смерти, разрешает ли еврейский закон женщине предотвращать зачатие путем контрацепции? Или, например, может ли беременная женщина сделать аборт для спасения своей жизни? Допустимо ли еврею прочитать страницу из Талмуда нацисту, пожелавшему ознакомиться с содержанием Книги? Как еврейский закон рассматривает евреев, которые прямо или косвенно помогали немцам в притеснении и уничтожении других евреев? Какое благословение надо читать перед тем, как человек идет на мученическую смерть? Могут ли евреи читать кадиш в память о не-еврейской женщине, которая рисковала жизнью ради спасения евреев, пряча их у себя в подвале во время нацистской оккупации?

Рабби Ошри записывал эти вопросы, а также свои ответы на клочках бумаги, складывал эти клочки в банки и зарывал в землю в гетто, чтобы сохранить эти свидетельства своей религиозной деятельности и попыток товарищей соблюдать законы иудаизма. После освобождения Ковно летом 1944 года он смог добыть свои записи, отредактировал их и опубликовал в пяти томах "Вопросы и ответы из глубин". Эта книга получила в 1977 году премию Леона Джолсона от Еврейского книжного совета Еврейского комитета помощи, присуждавшуюся книгам о Холокосте.

"Респонсы Холокоста" – это сокращенная английская версия оригинального пятитомника на иврите, предназначенная, по словам рабби Ошри, "для обычных людей, студентов, занимающихся еврейской историей, которые хотят заглянуть глубже в духовную жизнь религиозных евреев в одном из гетто Европы, оккупированной нацистами".

–

Об авторе

Рабби Эфраим Ошри, родившийся в Купешоке возле Паневежа в 1914 году, был одним из немногих крупных раввинистических авторитетов, которые выжили в гетто Ковно. Перед тем, как разразилась Вторая мировая война, рабби Ошри учился у наиболее прославленных талмудических мудрецов литовского еврейства ХХ столетия. После войны он участвовал в попытке возродить еврейскую общину в Ковно. Затем он некоторое время жил в Риме, где основал ешиву Меор хагалах для выживших в Холокосте. Когда его книги были опубликованы, в 1983 году, он жил в Нью-Йорке, где занимал кафедру в Бет хамидраш хагадол, одной из старейших и наиболее выдающихся синагог города. Он был президентом организации раввинов, выживших в концентрационных лагерях.

–

Введение

Мир никогда не будет таким, каким он был раньше. Ушли святые общины, праведные евреи – дети и их матери, раввины, библиотеки с тысячами религиозных книг – частью всей миллионной еврейской библиотеки, святые свитки Торы, подсвечники для вечера пятницы и коробочки с ароматическими веществами для вечера субботы. Мир, который ни историк, ни социолог, ни антрополог, ни писатель не способен восстановить – нет даже волоска его, только тень.

Тысячелетний мир, жизнь, охватывавшая целую часть света – Европу, – ушла, исчезла, была разрушена. Читайте книги, объявления о ежегодных собраниях уцелевших, посещайте выставки, которые проводят различные культурные организации, члены которых отправляются в своей памяти назад, в холодные газовые камеры, чтобы вспомнить. Люди возвращаются в большие и маленькие города, где они родились, чтобы вспомнить те моменты, кусочки прошлого. Часть двери, кусочек улицы 1939 года... все, что они могут сказать – "Я часть этого разрушенного мира".

Некоторые находки демонстрируют полноту разрушения. Кто-то находит обгоревшую обложку Талмуда и ставит ее за стекло, рядом с еврейской польской шляпой, которую носил молодой человек, вероятнее всего, погибший в Треблинке.

Мне отвратительны те, кто никогда там не был, но изображает "возвращение" ради личного продвижения или денег. Переживший Холокост поэт послевоенной эпохи Довид Зарицкий выразил свой ужас по этому поводу в 1947 году в поэме "К скорбящим":

"... и потому что я видел, как ты тонешь в слезах скорбящих,

которые многажды хоронят и сопровождают кадиш твоей памяти,

постоянно взваливают себе на плечи готовые мешки слез...

а ручка – заправленная еврейской кровью – в руке!

У них хорошенькие слезы, отполированные, они плачут прелестно...

Когда мешок со слезами открыт, весь мир становится мокрым!

Когда ручка высыхает, она заново наполняется еврейской кровью...

И время от времени раскрывается рана, когда слово

нужно для рифмы – оно должно быть – каждое слово оплачивается

ради кусков золота – они выливаются из глаз в карманы...

Семь долгих лет мой народ дышал с мучениями.

Своими окровавленными, полными боли кусочками души и легких!

И миллионы хищных рук, десятки миллионов дубинок

день и ночь радостно бьют по его седой голове...

Так что нам надо, а? Что нам нужно, я спрашиваю вас, главы семей!

Ваши мысли, ваше сознание нужно, а не ваши

скорбящие языки,

ум, для того, чтобы найти слово, которое мать скажет своему единственному

сыну,

чтобы вдруг сбросить годы мук и снять

груз уныния с ее плеч.

Ум, который полон священными мыслями о народе -

и нет места для разведенных слез, созданных на пишущей машинке -

найдет такое слово!"

(Перевод на английский Хейлы Хойсман. Copyright 1980 by Light Magazine, Inc.)

Что это означает? То, что мы извлекаем из прошлого – эти сентиментальные старые вещи, – не более, чем антропологические памятники? Люди испытывают ностальгию, но разве их связь с иудаизмом определяется лишь содержимым стеклянных шкафов в музеях?

Эта книга существует отчасти потому, что я тоже хотел сохранить кое-что из того мира. История очень простая – пришла война и были созданы гетто. Я был молодым раввином в Ковно (Каунасе) – в литовском городе, который был известен во всем еврейском мире.

Простые люди задавали мне вопросы. Поскольку жизнь была ненормальной, шла война, они не всегда были уверены в том, чего требует от них Тора. Многие источники были недоступны, и я не мог разрешать эти вопросы так, как я это делал бы в нормальной обстановке. Я полагался на свое знание источников, и я записывал вопросы и свои короткие наставления на клочках бумаги, которые хранил в жестяных банках и прятал в гетто, чтобы их сохранить. Если я выживу, – думал я, – то превращу эти короткие записки в полные тексты ответов.

Я чувствовал, что я не просто веду дневник, историческую запись, хотя и этого было бы достаточно. Повседневная жизнь в гетто, еда, которую мы ели, помещение, набитое людьми, которое мы занимали, лохмотья на наших ногах, вши, отношения между мужчинами и женщинами, отношение немецких офицеров – все это переплеталось с вопросами, которые мне задавали. И это память, которую вопросы воскрешают.

Как мог еврей в 1942 году, под хлыстом немецкого зверя, чувствовать свою избранность? Как мог он чувствовать себя частью избранного Б-гом народа, когда он своими глазами наблюдал унижение старших в поколении, праведников и ученых? Когда города занимали немцы, марширующие во славу Германии, одним из первых действий их – равно детей банкиров и необразованных крестьян – было таскать еврея за бороду – давний символ еврея – и отрывать ее.

Немцам этот вид мучения доставлял удовольствие. Никаких особых приемов не требовалось, никаких дурацких приспособлений, никакой воды, никаких бритв. Все, что солдату нужно было сделать, – это схватить еврея за бороду и потянуть. Какое ему было дело до того, что волосы выдирались с кожей? Впрочем, это и лучше – пусть напоминает еврею, что борода безобразна и что он не имеет права ее носить. Ее вид оскорбляет немецкие глаза, которые привыкли к красотам ландшафта, пивным кружкам и женским прелестям.

Тогда раввины решили, что евреи должны сбрить бороды. Тем не менее двое евреев Ковно этого не сделали – сам главный раввин и один из хабадских хасидов. Все остальные подчинились. Ходить по улицам и видеть лица евреев без бород... казалось, что они внезапно стали голыми. Приходилось отводить глаза. Потрясение от видения этих лиц, некоторых – с кровавыми следами насилия, некоторых – просто бритых или коротко остриженных, было подобно ножу в сердце.

Этого дикого удара по еврейскому лицу, подобного когтям тигра, вонзившимся в жертву, было достаточно для того, чтобы ходить с опущенными головами, испытывая стыд, среди врагов, которые украли наше физическое достоинство.

Мы задавали себе вопрос: что это – конец нашего изгнания или начало еще большего разрушения? Возможно ли, что цивилизованные немцы, с их культурой, искусством и наукой, не могут делать ничего лучшего, чем уничтожать еврейские бороды?

Когда же мы поняли, что мы были мишенью немцев только потому, что были евреями, что атаковалось наше еврейство, наша еврейская гордость укрепилась.

Евреи, чья вера была сильна, встретили эти события со страстью верующих. Я говорю не о раввинах или о тех, кто тайно изучал Талмуд и Каббалу, а просто о тех, чья вера во Всемогущего была ядром их жизни. Такой еврей просто следовал законам Торы в той мере, в которой он мог. И когда он не знал чего-либо, он приходил к раввину, чьему авторитету, более широким знаниям и доступу к источникам он мог доверять.

И таким образом евреи приходили ко мне. Благодаря заботе Вс-вышнего, я мог записывать вопросы и ответы и прятать их – и выжил.

Сразу после войны я добыл мои записи вопросов и ответов и, начав исследовать источники в большем объеме, чем мне было доступно ранее, стал записывать развернутые ответы. Только тогда я начал понимать значение этих вопросов, свидетельствующих об уникальности евреев. И я был благодарен за предоставленную мне судьбой возможность запечатлеть эти вопросы, задаваемые в бездне, и ответы, которые возникали из глубины несчастья и разрушения, страдания, смерти и воскрешения.

Многие из наши врагов, немцев, были детьми матерей и отцов, посещавших церковь. Спрашивали ли они своих священников, как заботиться о еврейских мертвых? Интересовались ли они, можно ли использовать белье, снятое с мертвого еврея, или занавеску от ковчега, где стояли свитки Торы? Испытывали ли они удовольствие от протыкания штыком беременной женщины?

Но мы, евреи, спрашивали, какие молитвы надо читать после еды, когда были вынуждены есть в день поста, мы хотели знать правильную форму благословения для освящения имени Г-спода, которое говорит еврей, идя на смерть.

Большой мир может не понимать этого, но величие еврея можно видеть по тому, о чем он заботился. Враг не убивает слепо, дико, как бешеная собака, – он действует методично, как автомат, измеряя рост, вес, возраст и прочие параметры, оставляя водопроводчиков и электриков, но решая, что доктора и медсестры должны умереть.

Враг грабит и убивает, и евреи знают, что их убивают только за то, что они евреи, они прославляют Б-га, идя на смерть, и хотят умереть с правильными словами на устах. Потому что евреи, которые прославляют каждую частичку жизни, прославляют и смерть. Смерть должна сопровождаться правильным благословением.

Что вы скажете еврею, который еврей в момент смерти?

Может современный еврей понять это? Может ли мир понять это? Могут ли немцы понять это? Засмеется ли кто-нибудь, поразится ли кто-нибудь? Потому что это удивительно, но в то же время это один из основных вопросов, требующих ответа: какое благословение вы говорите, когда находитесь на пороге смерти?

Это настолько элементарно, что слез тут недостаточно.

–

Предисловие

"Вопросы и ответы из глубины" возникли в гетто Ковно, в Слободке, где я выжил во время Холокоста. В течение этих черных лет я записывал карандашом на кусочках бумаги от пакетов из-под цемента вопросы, которые мне задавали евреи, и ответы, которые я давал им по проблемам соблюдения религиозных норм в условиях трудностей и опасностей жизни в гетто. Я складывал эти записки в жестяные банки, которые зарывал в землю гетто, и надеялся, что они будут найдены после войны и послужат историческим свидетельством того, как, несмотря на все препятствия, евреи гетто Ковно стремились жить по законам Торы. После освобождения Ковно в августе 1944 года я достал эти банки и обнаружил, что их содержимое счастливо уцелело. После этого я начал работу по редактированию и расширению моих записок. Результатом моего труда был пятитомник с вышеупомянутым названием. Раввинистические авторитеты, изучавшие эти тома, характеризуют их как уникальный документ бессмертия и величия духа, которые продемонстрировали евреи во время Холокоста.

Книга "Респонсы Холокоста" – англоязычная версия оригинального пятитомника. Чтобы сжать материал из пяти томов в одну книгу разумного размера, многие подробности галахических объяснений и ссылок были удалены. В моих ответах это все, конечно, было. Очевидно, что "Респонсы Холокоста" не являются справочником для раввинистических школ и ученых, которые могут пользоваться всеми еврейскими книгами. Эта английская версия в основном предназначена для обычных людей, студентов, занимающихся еврейской историей, которые хотят заглянуть глубже в духовную жизнь религиозных евреев в одном из гетто оккупированной нацистами Европы.

Предпринять этот перевод на английский меня заставили глубоко личные причины. Перефразируя пророка Иеремию, "я человек, который видел несчастье". Я сам жил среди событий, описанных во включенных в эту книгу вопросах и ответах, и я хочу, чтобы мои братья-евреи и весь мир знали и никогда не забывали о совершенных в условиях современной цивилизации и техники зверствах Гитлера и его приспешников по отношению к человечеству. Несмотря на сохранившиеся документальные и живые свидетельства того, что газовые камеры – не плод больного воображения, существуют книги, которые были написаны людьми, отрицающими даже то, что Гитлер убил шесть миллионов евреев, и всегда есть опасность, что через сорок лет после событий такие авторы могут найти аудиторию. Это повод для того, чтобы "помнить, что сделал вам Амалек... Не забывайте."

Моя другая, более позитивная, цель – это добавить к историческим записям мой опыт того, как жертвы нацистских убийц демонстрировали свое превосходство перед "высшей расой" путем обращения к Б-гу и его Закону в условиях невообразимых страданий. Вопросы по поводу еврейского закона и практической жизни, на которые я отвечал, были не академическими вопросами, задаваемыми учеными, не сценариями, придуманные в играх типа "что, если". Они были заданы обычными евреями, которые отказывались превращаться в животных для того, чтобы улучшить свою жизнь или выжить и соблюдали свое обязательство перед Б-жественным. Требование соблюдать в той мере, в которой это только было возможно, даже в гетто, заповеди Торы, данной Б-гом, является святой заповедью истинно человеческой цивилизации.

Я хочу выразить свою глубокую благодарность тому, кто был членом еврейской общины и кто по своей собственной инициативе сделал возможной подготовку этой книги, – моему кузену Гарольду Ошри. Пусть Г-сподь благословит его, его жену Клару и всю семью долгой жизнью, хорошим здоровьем, успехом и благополучием.

Эфраим Ошри

Нью-Йорк. Таммуз 5743 – Июнь 1983.

–

Литва и ее евреи

Исторический фон образования гетто Ковно

Когда царская Россия пала во время Первой мировой войны, Литва стала независимой республикой. В независимой Литве евреи процветали. Полные глубоких чувств и уважения к свободной республике, они тратили свою энергию на ее реконструкцию и играли заметную роль в ее возрождении и успехе.

Казалось, что литовцы это приветствуют и что хорошие отношения, которые тогда развивались, станут началом новой эпохи в сосуществовании евреев и не-евреев, проживших рядом так много веков, вместе переживавших хорошие и плохие времена и вместе завоевавших независимость Литвы.

Литва – страна маленькая, ее территория простирается вдоль восточного берега Балтийского моря, ее столица – Ковно. Когда город Вильно (Вильнюс) был аннексирован в 1939 году, общая численность населения Литвы достигла трех миллионов, из которых 250 тысяч были евреями.

Еврейские поселения в Литве существовали около семисот лет. В 17 веке Литва стала известна как крупнейший центр еврейской культуры в Европе. Благодаря великим литовским знатокам Торы и знаменитым на весь мир ешивам страна именовалась "вторая Эрец-Исраэль". Вильно называли "литовский Иерусалим".

Среди гигантов Торы, которые жили в Литве, были рав Шабси Коэн (Шах), рав Моше Ривкас (Бээр Хагола), рав Элиягу (Гаон) из Вильно, рав Хаим из Волошина, рав Исроэл Салантер, рав Меир Симха Коэн, рав Иосиф Розен, рав Иосиф Меир Каган (Хофец Хаим), рав Элиягу Борух Камай из Мира, рав Моше Мордехай Эпштейн из Слободки, рав Борух Бер Лейбовиц из Каменца. Среди известных на весь мир ешив были Волошин, Мир, Слободка, Радун, Тельц, Кельм и Паневеж. Студенты со всего мира стекались в эти ешивы, которые прославили Литву как основной центр изучения евреями Торы.

Литва была также известна во всем мире благодаря системе "мусар", разработанной и введенной равом Исроэлем Липкиным из Саланта.

Кроме того, Литву знали как дом великих ученых-мыслителей и наставников. Каждое новое движение еврейской мысли либо возникало среди литовского еврейства, либо развивалось там. Фактически не было известного еврейского движения, в который не внесли бы вклад литовские евреи.

И помимо всего этого литовские евреи славились по всему миру своим гостеприимством, щедростью, преданностью и любовью к евреям. Имелись веские основания для следующего выражения: "литвак тжейлем куп" (у литваков распяленная голова) – имелось в виду, что литовский еврей выстелится и вывернется наизнанку, чтобы помочь другому еврею.

Сверхгостеприимство было продемонстрировано в конце 1939 года и в начале 1941 года, когда литовские евреи приняли спасавшихся от немцев беженцев из Польши, Германии и других стран, наполнивших страну. Теплота и братские чувства, продемонстрированные литваками, были отмечены и записаны многими уцелевшими.

Такой была Литва, земля мудрости Торы и любви к евреям. Все это существовало, но ушло навсегда.

Во время своего независимого существования Литва фактически предоставила евреям национальную автономию – в форме независимых еврейских общин под управлением национального комитета, поддерживаемую правительством системы еврейских школ, в которых преподавание велось на идише и иврите, и, помимо всего этого, было еврейское министерство, возглавляемое еврейским министром. Литва тех времен, безусловно, могла служить для многих других стран образцом отношения к национальным меньшинствам.

Но сладкий сон ушел навсегда. Антисемитские элементы в правительстве ликвидировали институциональную структуру, и все, что осталось к моменту начала Второй мировой войны, была культурная автономия – система религиозных и секулярных школ под еврейским контролем.

В экономическом секторе литовцы вскоре продемонстрировали свое принятие еврейского вклада – путем удаления евреев с должностей, которые они занимали в течение долгого времени, путем усложнения жизни евреев и принуждения к эмиграции.

Кульминация настала в 1941 году, когда литовцы с потрясающей жестокостью нападали на евреев, издевались и убивали их, убивали невинных детей и больных – поразительно безжалостными способами.

Немецкие убийцы завершили работу – вместе со своими литовскими приспешниками они разрушили вековое еврейство Литвы. Кровавая волна массового истребления прошлась по литовскому еврейству и смела все ешивы и все институции общины. Ужасные страдания были общей судьбой мудрецов, наставников и простых людей.

Поведение литовцев по отношению к евреям стало им вечной каиновой печатью. Глядите, как они отнеслись к евреям, с которыми жили вместе 700 лет, смотрите, как они отнеслись к евреям, которые вложили свою кровь и пот в восстановление Литвы.

Моя дорогая еврейская Литва, как я могу тебя забыть, как я могу жить в мире, когда это разрушение все еще у меня в памяти. Как Иеремия, я плачу, пусть моя голова станет водой, и мои глаза будут исполнены слез, когда я буду день и ночь оплакивать убитых из моего народа.

–

Разрушение начинается

"Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его". Я наблюдал разрушения и гибель литовского еврейства. Я видел руины и ужас страдания каждой отдельной семьи и ад страданий народа. Я тоже испил эту чашу.

Благодаря Б-гу я выжил среди этих убийств, я – один из очень немногих уцелевших литовских евреев. Как я был спасен – не знаю; это было веление Г-спода. В чем было мое преимущество? Действительно не знаю. Это было веление Хозяина вселенной – то, что я выжил среди этого зла и вышел из этого ада.

Это на самом деле было адом. Те, кто не жил под немецкой властью, не могут себе этого представить, не могут постигнуть, что происходило с нами в Литве в те ужасные годы – от начала немецкой оккупации до освобождения Литвы Красной Армией в начале августа 1944 года. Любое сравнение с жизнью собаки или дикого зверя недостаточно.

Этот ад длился три года. В течение этих кошмарных лет почти вся еврейская община Литвы была уничтожена – ушли ешивы, хранилища Торы и мудрости, ушли еврейские журналы, дымом ушли еврейские библиотеки, были уничтожены корни вековых еврейских общин, древнее дерево литовского еврейства срублено и корни его вырваны из земли.

Уцелевшие: "один из города, двое из племени" (Иеремия 3:14). Свидетели ужасных разрушений, сироты и скорбящие, выжившие, должно быть, для того, чтобы пересадить Тору литовских ешив на другую почву, чтобы Тора не была забыта евреями. И еще, возможно, чтобы рассказать, чтобы дети и внуки помнили и никогда не забывали, что Амалек сделал нам. Амалек – немцы и литовцы, подобные немцам.

Да, я был свидетелем разрушения, равного которому не было в истории нашего народа. Разрушения Литвы. Я чувствую свой долг рассказать Мегилу этих ужасных разрушений. Мы должны рассказать это. Пусть люди знают, что случилось!

Седьмой и Девятый форты

В самом начале века, предвидя войну с Германией, русский царь построил цепь крепостей, чтобы они служили оборонительным рубежом. Эти крепости были построены в долинах и на холмах вдоль границы Литвы (входившей тогда в Российскую Империю) и Пруссии. Тысячи людей работали на строительстве, и были потрачены миллионы рублей. Во время первой мировой войны эти крепости оказались очень полезными для России. Седьмой и Девятый форты были построены недалеко от Слободки – пригорода Ковно.

Кто мог себе представить, что они сыграют столь ужасную роль в истории евреев Литвы, став лагерями смерти для них, а также для примерно 40.000 немецких, австрийских, чехословацких и французских евреев?

Литовская кровавая баня

Страшнее всего мои первые воспоминания о немецкой оккупации Литвы. Я не могу освободиться от них до сих пор. Как много лет прошло с той ужасной ночи 25 июня 1941 года, когда литовская пятая колонна, "шаулисты" – литовские фашисты, которые с нетерпением ожидали гитлеровского вторжения в Литву, отпраздновали победу, устроив кровавую баню в старой гордой еврейской цитадели Торы – в Слободке.

Это была ночь среды, через несколько дней после начала русско-германской войны. Мы ожидали кошмарных страданий, но никто из нас не мог себе представить, что может случиться во время немецкой оккупации и что это будет так страшно и жутко, как это оказалось. Все, что мы воображали о нацистском ужасе, побледнело перед тем, что было на самом деле.

Другим сюрпризом, потрясшим нас, была позиция, которую заняло литовское население, наши добрые христианские соседи. Среди христиан Слободки не было буквально ни одного не-еврея, кто бы открыто защищал евреев в то время, как на десять тысяч евреев Слободки, рядом с которыми они прожили вместе всю свою жизнь, обрушились самые кошмарные погромы, которые только можно было вообразить.

Не обо всем можно рассказать, не обо всех ужасах, происходивших в ту ночь в Слободке. Но того, что я хочу рассказать, достаточно, чтобы показать, сколь велика была жестокость наших соседей и как она служила прелюдией к последующей жестокости немецких уничтожителей. Эта жестокость, которую нельзя передать словами, совершенно невообразима в человеческой истории.

В ту среду, как только настала ночь, шаулисты, литовские фашисты, сопровождаемые группами простых литовцев, промаршировали в еврейскую Слободку, вооруженные топорами и пилами. Они начали погром на улице Джурборг, идя от дома к дому, от квартиры к квартире, убивая людей – мужчин, женщин и детей, молодых и старых – наиболее жуткими способами. Они отрубали головы, пилили людей, продлевая агонию своих жертв как можно дольше.