Текст книги "Ворон: Сердце Лазаря"

Автор книги: Поппи Брайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Она уменьшила пламя под сковородкой и помахала, гоня темные клубы к потолку. Джим закашлялся, прищурился на нее сквозь дымку.

– Хочешь сказать, тебя эта хрень нисколько не трогает?

Пэм Тирни повернулась к нему лицом. Он заметил, что глаза у нее слезились, но предположил, что причина в подгоревшем молотом кофе.

– А чего ты хочешь – чтобы я распустила нюни? Заблевала весь пол, как те трое удальцов? Да, бля, меня это трогает, но именно мне придется идти и копаться в том, что осталось от этого парня.

Джим оглянулся в сторону спальни.

– Я думал, это женщина. На ногтях рук и ног черный лак, – сказал он, но Тирни покачала головой. Она отошла от плиты, протиснулась мимо Джима Унгера из кухни. Рявкнула какие-то указания своим ассистентам, те начали распаковывать и устанавливать оборудование. Потом повернулась к Джиму, все еще застывшему в дверях кухни.

– На минуточку, Шерлок, хочу показать тебе кое-что.

Джим застонал, однако пересек комнату. Она стояла на пороге спальни, указывая на нечто на окровавленном полу у своих ног.

– Ты хоть одну девочку с такой штукой видел? – спросила она. Джим наклонился ближе, прежде чем понять: похожий на сосиску обрезок мяса был пенисом со все еще оставшейся частью мошонки. В голове воцарился металлический звон. Джим Унгер почувствовал, как к горлу подступает горячий прилив желудочной кислоты и полупереваренного обеда, и бросился в туалет.

– Так я и думала, – крикнула ему вслед Пэм Тирни, как раз перед тем, как сработал противопожарный датчик в кухне.

Когда Джим Унгер закуривает второй «Кэмел», разряд молнии освещает комнату полуденным солнцем. Две секунды спустя догоняет гром, сотрясая стекла в окнах. Джули ворочается на кровати, спрашивает:

– Что это было?

– Просто гром, милая.

– О, – с сомнением отвечает она. – Почему ты не спишь?

– Кошмар приснился, – хоть это и правда, вслух прозвучало неправильно. Тебе почудилось, что ты услышал нечто. Ты ведь это хотел сказать, верно? Ты это хотел сказать.

– О, – повторяет Джули, на сей раз с большим доверием, и поворачивается в кровати спиной к нему.

– Не волнуйтесь, миссис Пош, мы никуда не торопимся, – сказал Винс в пятый или в шестой раз. Пожилая черная женщина уставилась на него сквозь толстенные стекла очков. Джим Унгер начинал терять интерес, начинал поглядывать сквозь кружевной тюль миссис Пош на одного из трупоедов Тирни, фотографирующего тротуар.

– Мне позвонить адвокату? – снова спросила она.

Винс покачала головой:

– Вы не подозреваемая, миссис Пош.

Почему нет, спросил себя Джим. Почему бы, блин, и нет? В этом было бы ровно столько же смысла, сколько и во всем здесь происходящем.

– Мы просто хотим узнать, видели ли вы, или слышали что-нибудь необычное сегодня днем.

Старушка воззрилась на Винса так, словно он вдруг вырастил вторую голову прямо из своей груди, потом повозила вставными челюстями во рту.

– У меня кровь с потолка капала, – сообщила она. – Думаю, это порядком необычное дело.

– Тут она тебя уела, Винсент, – Джим задернул занавески. Квартира на первом этаже пропахла пылью и лекарствами, миазмами старения, и это начинало вгонять его в тоску.

– Если бы вы просто рассказали нам все, что видели, мэм, нам бы очень помогло, – сказал он миссис Пош. Та перевела свой растерянный взгляд с Винса на него.

– Это было ужасно, – повторила она. – Хорошо хоть никого из моих внучков тут не было. Представляете, если б они такое увидали?

– Мэм, – перебил Джим, стараясь быть вежливым, но уже теряя терпение. – Вы видели, чтобы кто-нибудь приходил или уходил из квартиры до того, как вы туда поднялись?

Старушка нахмурилась и пошамкала.

Джим посмотрел на бурое пятно на потолке гостиной. Оно было размером с большую пиццу, и, по прикидкам, где-то в районе изножья кровати. На полу под ним было пятно поменьше. Рано или поздно парень с фотоаппаратом доберется и до них.

– Я видела только мистера По, а это его квартира, так что не вижу ничего необычного. Он постоянно приходит и уходит.

– И в какое время вы видели, как мистер По уходит? – спросил Винс, притворяясь, что записывает каждое слово в раскрытом на колене блокноте.

– Погодите минуточку, если вы считаете, что мистер По к этому причастен, то вы ошибаетесь, молодой человек. Мистер По, конечно, из этих, голубчиков, но он бы не стал никого убивать. Особенно Бенни. Бенни был его дружком, понимаете?

– В какое время вы видели, как мистер По уходил из дома, мэм? – спросил Джим, все еще глядя на пятно на потолке. Комната наверху была невыносима, но темное пятно, казалось, имело обратный эффект: притягивало взгляд.

– Нет ничего плохого в голубчиках, – сказала миссис Пош, положив сморщенные руки на колени. – Так Опра говорит.

– Да, мэм, – вздохнул Винс. – Она имеет право на собственное мнение. Но не видели ли вы…

– Что я видела, так это кровь с моего потолка, – она произносила каждое слово медленно, будто решила, что у обоих детективов плохо со слухом.

Потом открылась дверь и Флетчер позвал:

– Пошли, ребята. Кажется, мы его взяли.

Джим Унгер впервые увидел Джареда По на заднем сиденье патрульной машины, в наручниках, смотрящим прямо перед собой, словно его взгляд сфокусировался на чем-то далеком, невидимом для остальных. Будь его глаза пустыми, бессмысленными, детектив бы не обратил внимания. Но они не были. Они почти сверкали из тени, было трудно долго смотреть ему в лицо.

– Другой патруль сцапал его аж на Конти, – сказал Флетчер. – Просто шатался, разговаривая сам с собой. Теперь не разговаривает, но водительские права на имя Джареда А. По, и домашний адрес указан – эта квартира.

Мужчина на заднем сиденье не отреагировал на звук своего имени. Его белая майка спереди заскорузла от крови, как и джинсы. Руки были цвета засохших лепестков розы.

– Он наверняка наш клиент, Джим, – сказал Винс Норрис. – Старушка говорит, что дружка зовут По.

– Права ему зачитали? – спросил Джим Флетчера.

Патрульный пожал плечами.

– Может, зачитали, да что толку спрашивать этого педика? Он же полный овощ, Джимбо.

– Это должен быть он, – настаивал Винс. – Блядь, да вы посмотрите на всю эту кровь. Не из носа же она у него пошла?

Джим нагнулся к открытой двери патрульной машины. Достаточно близко, чтобы почуять запах запекшейся крови на одежде Джареда По.

– Вы арестованы по подозрению в убийстве. Вы понимаете обвинение, мистер По?

Тогда Джаред По мигнул, лишь раз, и немного повернул голову в сторону полицейских.

– Я понимаю, – его голос прозвучал ломко, как хрупкое стекло. – Я понимаю. Вы думаете, что я убил Бенни.

– Твою мать, Бэтмен, этот фрукт умеет разговаривать, – сказал Флетчер и засмеялся.

– Винс, убери его отсюда, пожалуйста, пока не напортачил, – попросил Джим, стараясь не отводить взгляд от мерцающих глаз Джареда По.

– Я прав, да? – спросил их мужчина. – Вы все думаете, что я сделал это с Бенни.

– Слушай, приятель, – Джим наклонился ближе, стараясь говорить спокойно и разумно. – А что ты ожидаешь? Мы знаем, что он был твоим дружком, и ты весь в его крови. Свидетель видел, как ты уходил с места преступления. Догадываюсь, что анализы покажут – кровь вытекла из того парня наверху. Поэтому если ты его не убивал, то лучше объясни, где перепачкался красным.

– Я его не убивал, – сказал Джаред По. Он закрыл глаза и отвернулся от детектива.

– Ах вот как? Тогда я цветочная фея, – ухмыльнулся Винс Норрис.

– Детективы, – позвал кто-то, и Джим Унгер оглянулся через плечо. Парень, недавно фотографировавший тротуар, теперь стоял на у двери на лестницу. Пэм говорит, ей что-то нужно срочно вам показать. Что ей передать?

– Скажи, пусть потерпит, бля, – крикнул он, и парень снова исчез. Джим посмотрел на Джареда По, чьи глаза все еще были закрыты. Кровь была и на его лице. Длинные полосы, будто боевая раскраска индейцев, и темный мазок на губах.

– Мог бы полегче с нами обоими обойтись, – сказал он, и По не ответил. Когда Джим захлопнул дверь машины секундой позже, он даже не шевельнулся.

– Увозите, – велел Джим Флетчеру, потом обратился к Винсенту Норрису. – Пошли, посмотрим, какую пакость драконша преподнесет нам на сей раз.

– Гребаный псих, – сказал Винс в третий раз, пока Джим возвращал пластиковый пакет с уликой Пэм Тирни. Внутри было две вырванных из книги страницы, «Ворон» Эдгара Алана По. Пара строчек была выделена ярко-желтым маркером.

– «Как лорд иль леди»? – вслух прочел Джим Унгер. – И какой в этом смысл? Он нам послание хотел оставить или как?

– Возможно, – сказала эксперт, нахмурившись над страницами. – Или он пытался сказать что-то себе, или покойнику. Черт, да кто знает, я не психолог.

Джим снова глянул на фото в рамке. Тирни или кто-то из ее ребят вынес его из спальни. Теперь оно стояло на полу, прислоненное к кофейному столику. На стекле засохли струйки крови, частично скрыв изображение – крылатого андрогина, оскалившегося для камеры. Поэму нашли приклеенной к фото скотчем, и Джиму положительно было похуй, что убийца пытался сообщить посредством подчеркнутых отрывков. Посреди липкой полоски остался четкий частичный отпечаток большого пальца.

– Если отпечатки совпадут, то вы практически наверняка сцапали нужного парня, – сказала Тирни.

– Нда, – отозвался Джим. – Ну, скрестим пальцы на удачу.

Он оглянулся на спальню. Кто-то там включил торшер, и он видел тени людей, все еще копающихся в хаосе, собирающих ошметки тьмы, отдаленно напоминающие человека. Тени тянулись от пола до потолка, колеблющиеся и нематериальные, как призраки.

На следующее утро Джим Унгер и Винс Норрис допрашивали Джареда По в душной комнате, пропахшей порошком для пола и застарелым табаком. То, что осталось от жертвы, все еще ожидало их у Тирни, в подвалах уголовки. Вскрытие было назначено на час дня. Если повезет, к этому времени у них уже будет признание.

– Ладно, мистер По, постараемся сделать это наиболее безболезненно, – сказал Винс, закуривая «Пэлл Мэлл» и выдыхая дым на плитки стены. – Я не слишком хорошо спал прошлой ночью, и вы уж точно спали не лучше. Так что, думаю, все выиграют, если мы пропустим хуйню.

Джаред прищурился на детективов. Темные круги под его налитыми кровью глазами походили на синяки, лампы дневного света придавали коже нездоровый зеленоватый оттенок. Он был небрит, одет в тюремные джинсы и в слишком большую рубашку с пятном на груди.

– Кровь, взятая с твоих рук и одежды, совпала с кровью жертвы, Джаред, – Джим Унгер положил папку из коричневой бумаги на стол между ними. – И у нас до хрена отпечатков, вдобавок свидетель, видевший тебя на месте преступления. Мы знаем, что ты убил Бенджамина Дюбуа, Джаред. Ты абсолютно уверены, что не желаешь присутствия адвоката, прежде чем мы…

– Я сказал, мне не нужен адвокат, – ответил Джаред, мигнув.

– Знаю, что сказал. Но я должен удостовериться…

– Я не убивал его, – Джаред закрыл глаза, одной рукой заслоняясь от света. – Мне не нужен адвокат.

– У вас на спине царапины, мистер По, – сказал Винс. – Как по-вашему, что мы найдем под ногтями мистера Дюбуа?

Джаред По ответил медленно, будто с трудом припоминая, как говорить, и зачем нужны слова.

– Мы занимались сексом вчера утром, перед тем как я ушел, – сказал он, не открывая глаз. – Я не убивал Бенни.

– Тогда почему ты весь был в его крови, Джаред? – спросил Джим, немного отодвигаясь от стола, стараясь получше разглядеть его лицо.

– Я его нашел, – Джаред с трудом сглотнул, как кто-то, пытающийся сдержать кровь или рвоту. – Я нашел его и пытался… я… боже…

– Значит, вы признаете, что были там? – спросил Винс. Теперь он возвышался над Джаредом, опершись на стол, с зажатой в зубах сигаретой. Джим подумал, что он похож на карикатурного стервятника.

– Я был в Центре Современных Искусств на улице Кэмп. Там состоится… должна была состояться моя выставка. Я весь день измерял залы.

– Но вы только что сказали, что занимались сексом с мистером Дюбуа, – вмешался Винс.

– Да, до моего ухода.

– Но никто вас там не видел? Некому подтвердить ваш рассказ?

Джаред убрал руку и яркий свет снова беспрепятственно упал на его лицо.

– Нет, – сказал он после паузы. – Нет, не думаю. Но почему… почему вы думаете, что я причинил бы вред Бенни?

– Это ты нам скажи, Джаред, – сказал Джим, и Винс громко прицокнул языком.

– У меня нет времени на эту чушь, мистер По. И у детектива Унгера тоже нет на нее времени. Считаете, присяжные купятся? Мы видели фотографии, которые вы сделали. Довольно больная хрень, мистер По. По-моему, у вас как камень встает на боль других людей.

Джаред По снова закрыл глаза.

– Так как на это посмотрят присяжные, а? Нормальные мужики, которые не трахают других парней в задницу и не дрочат на непристойные фото мальчишек, переодетых женщинами? Знаете, я в отделе нравов два года служил, но не видел ничего и вполовину столь отвратительного.

Джим Унгер приподнял руку, давая Винсу знак замолчать – теперь была его очередь. Винс крякнул и отвернулся к одностороннему зеркалу в другом конце комнаты.

– Ты же не можешь сказать, что никогда не причинял Бенни вреда, Джаред? Ведь ты делал это регулярно, правда? Каждый раз, когда ты его трахал, ты его истязал. Бенни хотел, что бы ты сделал ему больно…

– Какой мне смысл вообще что-то говорить, детектив? – спросил Джаред По. Джиму Унгеру захотелось отвести взгляд от его усталых, покрасневших глаз. – Вы заранее все решили. Единственное, что вы хотите услышать – признание. Все, что вам нужно – чтобы я сказал, что сотворил это… сотворил это с Бенни.

– Вполне, мать его, разумно, – сказал Винс, не поворачиваясь. – Учитывая обстоятельства.

– Однако этого никогда не произойдет, детектив.

– Тогда тебе следует еще раз, как следует подумать об адвокате, Джаред, – сказал Джим, вставая, задвигая стул обратно под стол. – Потому что можешь говорить или не говорить что угодно, но нам ты кажешься виновнее некуда. И я готов поспорить, прокурору и присяжным тоже покажешься.

Винс уронил окурок на пол и растер его носком ботинка.

– И речь идет не о пожизненном заключении, мистер По. Речь идет об электрическом стуле. Вы это понимаете?

– Пошли, – сказал Джим, берясь за ручку двери. – Оставим его подумать в одиночестве. Уверен, он до всего этого сам рано или поздно додумается. Человек не может сидеть по уши в собственном дерьме и не чувствовать запаха.

Джим Унгер приканчивает еще одну сигарету и тушит ее в керамической пепельнице цвета мертвых подсолнухов. Племянница Джули сделала ее в школе, теперь яркий подарок наполнен окурками, табачным пеплом и горелыми спичками. Еще одна вспышка молнии, и он думает, не включить ли телевизор. Вдруг прогноз погоды отвлечет его от размышлений о кошмаре, о том, что не стоило бы вспоминать, глодать, как собака – старую голую кость. Буря была настоящей, реальной, присутствующей, ее угрозу он хотя бы мог сформулировать, не то что эти навязчивые обрывки воспоминаний, застрявшие в мозгу. Или ложь, что он мог сделать больше для Винса Норриса.

Известие о самоубийстве Винса достигло Джима днем позже после того, как он узнал о смерти Джареда По. Винса уже несколько месяцев как выписали из больницы, но он так и не воспрянул духом, его едва держали на плаву таблетки и беседы с психотерапевтом каждые две недели. Он жил с матерью в Слайделле, и Джим обещал себе не просто позвонить, а съездить на другой берег озера и провести день с Винсом. Однако откладывал и откладывал, пока наконец не позвонил друг из тамошнего участка. Когда Джим добрался до Слайделла, тело Винса уже забрали. Осталась только кровь в спальне и его мать, одиноко сидящая у окна кухни с видом на задний дворик, заросший одуванчиками и лаконосом. На месте еще оставалось несколько полицейских, и один из них, детектив Кеннеди, отвел Джима в сторону.

– Мне нужно знать ваше мнение, – сказал он, кивая в сторону длинного темного коридора, ведущего к комнате Винса Норриса. Джим там уже побывал и не очень-то стремился вернуться.

– О чем? Слушайте, я не…

– Я знаю, что он был вашим другом, – сказал Кеннеди. – Поэтому надеюсь, что вы сможете объяснить.

– Объяснить что?

Детектив уже шел обратно в комнату, в которой Винс Норрис перерезал себе горло осколком зеркала. И Джим последовал за ним, мечтая сесть в машину и как можно скорее оказаться подальше отсюда.

Детектив провел его в спальню, и Джим попытался снова сказать, что уже был здесь, уже видел все, что можно, и не слишком хотел видеть снова, спасибо, когда Кеннеди указал на низкий потолок и скрестил руки на груди.

– Это, – и Джим посмотрел вверх.

По-детсадовски грубый рисунок намалеван прямо над кроватью: огромная птица, оба крыла распростерты, клюв как кинжал. Кровь уже высохла. Джим Унгер безмолвно застыл, уставившись, чувствуя головокружение. Комната внезапно показалась холодной.

– Ни записки, ничего. Только это. Мы считаем, он это сделал перед тем как перерезал себе горло. Все пальцы правой руки были ободраны до мяса.

– Можете не упоминать это в отчете? – спросил Джим, не смея отвести глаз от неуверенных бурых мазков на белой штукатурке. Вспоминая одурманенный транквилизаторами голос из телефонной трубки: я все еще вижу это, Джимбо. То, что было в квартире.

– Если вы что-то знаете, я хотел бы…

Джим прервал его:

– Я спрашиваю: не могли бы вы не упоминать это в проклятом отчете, пожалуйста? – горячая волна гнева разрушила заклятье. Он отвернулся, лучше уж смотреть на кровать и грубый ковер, пропитанный кровью Винса.

– Но…

– Просто ответьте да или нет, детектив. И это ничего не означает. Винс был не в себе. Ему снились кошмары.

Воцарилось долгое молчание, пока другой детектив изучал Джима, потом снова поглядел на гнетущий рисунок на потолке.

– Ладно, – наконец ответил Кеннеди. – Ладно, хрен с ним. Будь по-вашему.

Джим поблагодарил или хотел поблагодарить, выйдя в коридор, но там его ждала мать Винса, отрезав путь к побегу. У нее было лицо мертвой женщины – чересчур много скорби в глазах, чтобы осталось место для жизни.

– Скажи мне, – ее голос был древним, как гнилые болота и небеса над ними, как голос первой женщины, потерявшей сына. – Винсент настолько боялся, что ни разу не сказал ни мне, ни врачам, чего он боялся. Но ты же знаешь? Я хочу, чтобы ты сказал мне.

Он мог рассказать. Мог усадить ее и рассказать о собственных кошмарах, о кровавом кошмаре, поджидавшем их на улице Урсулинок. Подробности, которыми, как он подозревал, Винс не стал делиться ни с кем. И это что-то изменило бы.

– Прошу прощения, миссис Норрис, – ответил он вместо этого. – Клянусь богом, хотел бы, но не знаю. Мне очень, очень жаль.

Он прошел мимо и не останавливался, пока не вышел из дома, пересек бетонную дорожку и добрался до своей машины. Тогда он оглянулся, лишь на секунду, и она наблюдала за ним из-за занавесок гостиной. Ее обвиняющее лицо стало таким же древним, как и голос.

Он не включает телевизор, вместо этого дает Джули и дальше спать в их кровати, а сам идет на первый этаж. Достает револьвер из кобуры и забирает с собой. Ему больше не хочется быть чересчур далеко от оружия.

За окном шторм громит город. Джим собирается просто сидеть на кухне, пить пиво и наблюдать за бурей в окно, надеясь, что алкоголь снова его усыпит. В шкафчике с лекарствами есть выписанная врачом бутылочка с валиумом, маленькими голубыми кусочками спокойствия, но он не любит их принимать, не любит ненастоящее, отстраненное умиротворение, которое они несут.

Дождь словно барабанит по крыше огромными пальцами, пока он открывает банку «Миллера» и устраивается. Револьвер лежит на столе перед ним, а он смотрит в мокрую, исхлестанную грозой ночь. Пиво несет утешение, и он выпивает полбанки одним долгим глотком.

– Соберись, Джимбо, – шепчет он, вытирая рот. Ночь снаружи освещает очередной яркий всполох. На долю секунды свет заливает весь мир и он застывает, занеся банку над столом. Пиво и слюна сохнут на тыльной стороне ладони.

Блядь, что это было? Прежде чем он успевает отгородиться от мысли, внушить себе, что внезапный свет, ливень и усталые глаза сыграли с ним шутку. Над головой гремят раскаты. Джим Унгер ставит банку, берет пушку 38 калибра, огибает стол и подходит к окну.

Блядь, что же по-твоему там было?

– Ничего, – отвечает он вслух. – Абсолютно ничего.

Но тут снова бьет молния, и доказывает, что он лжет. Ибо то, что, как он думал, привиделось, все еще стоит в нескольких метрах от окна кухни и смотрит на него в упор бездонными глазами с по-кошачьи вертикальными зрачками. Смотрит с ухмыляющейся маски арлекина, со сморщенной плоти цвета чего-то, пробывшего в ванне чересчур долго.

– Господи, – шепчет он, поднимая револьвер, но создание снаружи быстрее, намного быстрее. Стекло разлетается, взрывается вокруг него воем ветра и сверкающим потоком осколков и дождя. Джим чувствует, как оружие падает из его руки на пол, пока он пытается защитить лицо от летящих частиц стекла. За шумом бури и бьющегося окна слышен другой звук, бешеное хлопанье, внушающие знакомый ужас черные крылья. Я все еще сплю, думает он, спиной натыкаясь на стол.

– Детектив Унгер, – говорит голос совсем рядом. Голос, кажется, сплетенный из какофонии незримых птиц.

– Кто ты, мать твою? – кричит Джим в ночь, стряхивая битое стекло. Его руки изрезаны и кровоточат, во рту привкус крови. Но ничто не болит, пока. В нем нет места ничему, кроме страха, в сто раз более требовательного чем когда-либо может быть боль от телесной раны.

– Знаю, прошло время, – говорит голос, и это тоже знакомо. – И все же обидно, что ты меня уже позабыл.

– Держись от меня подальше, – рычит Джим, стараясь звучать уверенно, как будто он не готов обделаться. Он оглядывается в поисках упавшей пушки, но лампочка над раковиной замигала, а пол покрыт водой и стеклом, которые ловят и посылают обратно неверные отблески. Оружие отыскать невозможно.

– Похоже, ты не слишком рад меня видеть, – говорит голос откуда-то сзади. Джим отворачивается от зияющей пустоты на месте окна, нечто с ухмылкой арлекина на лице возникает на миг в мерцающем свете и растворяется в тени.

Не может быть, этого просто не может быть, говорит Джим себе. В лучшем случае слабое утешение.

– У меня револьвер, ты, больной сукин сын, – он делает шаг к двери, ведущей из кухни в гараж. Там найдется, чем себя защитить, что-нибудь острое.

– Нет, детектив. На этот раз револьвер у меня, – внезапно в его висок упирается холодный металл.

– Не трать свое драгоценное время, гадая, как, – теперь голос говорит прямо в его ухо, и он знает, что больше нет смысла притворяться, будто это не голос Джареда По. Нет смысла притворяться, будто мертвец не стоит посреди его кухни, приставив к его голове его же собственный пистолет. – Потому что «как» не имеет сейчас никакого значения. Все, что имеет – сочту ли я, что ты говоришь мне правду.

Его толкают на один из стульев, рука на плече такая же холодная, как дуло револьвера. Такая же твердая и непререкаемая, как закаленная сталь, приказывающая сидеть, когда каждая мышца в его теле требует убегать.

– Думаю, ты помнишь, как это работает, так что постараемся сделать это наиболее безболезненно, – говорит голос. Сильные пальцы вцепляются в его волосы, тянут назад, заставляя смотреть прямиком в бледной лицо с ухмылкой. Теперь он видит, что это лишь дешевая карнавальная маска, а не настоящее лицо.

– Ты не По, – говорит он. – Если ты По, сними маску, гребаный трус.

– Неверный ответ, – белое лицо отвечает, не шевеля губами, и рукоять пистолета быстро бьет его в переносицу, ломая кость, дробя хрящи. Теплая кровь течет по подбородку. Джим Унгер кричит от жгучей боли, но раскаты грома заглушают его.

– Вот видишь, на что ты вынуждаешь меня идти? – дуло пистолета вновь прижато к его виску. Джим задыхается, кровь затекает в рот и мешает ответить.

– Ты ведь знал? – спрашивает человек в маске. – Знал, что не я был убийцей Бенни.

– Чушь, – выплевывает Джим Унгер вместе с кровью и слизью. Глаза слезятся, и маска расплывается, просто белеющее пятно на темном фоне.

– Не ври, ублюдок, – теперь оружие уперлось Джиму под подбородок. – На свете нет ни малейшей причины, по которой я бы не стал вышибать тебе мозги, так что не смей мне врать.

Джим слышит нотку слабости в его голосе, отзвук гнева. Щелочку, через которую он сможет заглянуть за маску, даже выжить, если он не оплошает.

– Какая разница? – спрашивает он. – Даже если мы и не поймали убийцу, все равно упрятали другого извращенца.

– Ты правда думаешь, что это какая-то игра? – рука с пистолетом дрожит от гнева, рвущегося наружу как голодный пес с поводка.

Настолько сильный гнев может сделать человека безрассудным. Джим с отвращением сглатывает горько-соленый вкус собственной крови.

– В любом случае, я просто делал свою работу, верно?

– Неверно, – рычит в ответ Джаред По, голос, который принадлежал бы Джареду По, будь такое возможно. Оружие внезапно разбивает ему губы и зубы, тупое дуло прижимает язык. Гром рушится с неба, топя в себе оглушительный выстрел.

В четырех кварталах на запад от дома Джима Унгера Джаред наконец останавливается, падает на кусты олеандра и лежит, глядя в дождь, на подбрюшье низких туч в оранжевых пятнах света уличных фонарей. Маска Бенни все еще зажата в его правой руке. Дождь почти смыл с него кровь полицейского и теперь принялся за его собственную кровь из сотни мелких ранок и порезов, оставленных стеклом.

Могли он сказать что-нибудь, что остановило бы тебя, думает он, но вопрос звучит как будто его задала Лукреция, притаившись в его голове.

– Какая разница? – спрашивает он ее, зная, что ответа не будет. Ворон приземляется рядом с олеандром, и Джаред поворачивает к нему голову. Вода стекает с черных перьев, единственная капля повисает на кончике клюва и сверкает, как драгоценность, пока птица не стряхивает ее.

– А ты где был, сволочь? Я думал, ты должен мне помогать.

Ворон каркает и расправляет крылья, мигает золотым глазом как-то разом и безразлично, и обвиняюще. Не то что бы Джареду приходилось полагаться на язык жестов. Голос птицы невозможно не слышать и невозможно не понять.

– Да ну? Ну и ты иди подальше, – говорит Джаред, и снова поворачивается на спину, смотреть на шторм.