Текст книги "Мой любимый палач (СИ)"

Автор книги: Полина Иващенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Казнь, переулок, студент ==========

Кожаная жилетка, кожаные перчатки, чёрная маска – всё это не спеша надевал на себя альфа, слыша гул неугомонной толпы. Облачившись в страшные одеяния, юноша подошёл к выходу, взял дубинку и вышел из тёмного хранилища в дневной свет. Увидев альфу, толпа оживилась ещё сильнее, немного расступившись, давая пройти, то и дело одобряюще хлопая его то по спине, то по плечам с криками: «Давай!», «Покажи ублюдку!».

Поднявшись на эшафот, альфа подошёл к деревянному кресту и несколько раз ударил по нему дубинкой, проверяя прочность. Повернувшись, он увидел, как толпа разошлась в стороны, так как по раскалённым злым солнцем камням вели за собой, заключенного в цепи, худощавого запуганного альфу стража, на которого то и дело из толпы выливались словесные помои, ошибочно называемые осуждением. Подведя дрожащего юнца к кресту, на середину вышел судья и поднял руку, после чего гомон стих.

– Таймин Суон был признан судом виновным в деле об убийстве трёх подростков из приезжего цирка и приговорён к пятнадцати ударам, после чего он будет оставлен на кресте, пока не умрёт! Палач не имеет права проявить к виновному милосердие и убить его!

После этих слов, как один заведенный механизм, снова загалдела толпа, требуя зрелищной экзекуции. Таймина подвели к кресту и положили на него лицом вниз, начиная фиксировать ремнями его руки и ноги под жалобные оправдания и крики: «Я не убивал!». Когда всё было готово, палач подошёл к плачущему альфе, занёс дубинку над головой и со всей силы обрушил её груз на тело юноши, который тут же пронзительно закричал вместе с восторженной толпой. С каждым новым ударом палач слышал хруст ломающихся костей и мольбы альфы прекратить его мучения. Поток людей кричал, смеялся и требовал ещё больше криков бедолаги, словно огромный кровожадный монстр, разбитый на тысячи составляющих. И вот последний удар окровавленной дубинки и последний глухой крик юноши завершают занимательное представление. Палач уходит с эшафота, оставляя там убийцу, а толпа расходится. Оказавшись в заветном тёмном хранилище всего оружия и снаряжения, альфа кидает на землю дубинку, снимает с головы чёрную маску и снова превращается в Рафаэля Тоуэнса – придворного палача.

Переодевшись в свой привычный костюм: некогда белая, ставшая серой от впитавшегося смока в ткань, рубашка, чёрные свободные штаны и сюртук тёмно-коричневого цвета, альфа покинул хранилище и быстрым шагом направился ко двору, чтобы получить плату за проведение очередной публичной казни. Мерными шагами ступая по людной улице, юноша безразлично смотрел вперед, не обращая внимания на завистливые взгляды простолюдинов, ходивших в лохмотьях, ношенных не одно поколение, к знати.

Быть придворным палачом и вправду весьма престижно, ведь далеко не у каждого хватит силы, как физической, так и моральной, лишить жизни другого человека, да и так, чтобы это зрелищно смотрелось. Но, разумеется, для самого палача такие представления не проходят бесследно. Каждая казнь – это тяжелое испытание, которое оставляет на душе неизгладимый отпечаток, а руки покрывает чужой кровью, смыть которую он уже никогда не сможет. Человек черствеет, начиная видеть в людях лишь их бренную оболочку, не замечая души. Насколько бы он ни был добрым и сострадательным, жестокость, сидящая в зародыше внутри, рано или поздно вырастет в огромное чудовище, способное поглотить твоё сердце, подпитывающееся жестокостью толпы.

Проходя мимо огромных позолоченных ворот, услужливо открытых, Рафаэль направился к резиденции, пересекая парк, в котором всё говорило о богатстве и знатности владельца: аккуратно стриженный газон, кустики одинаковой круглой формы, тропинки, выложенные красным камнем. Правда, у альфы такая праздность не вызывала особого восхищения. Казалось, он её даже не замечает.

Нырнув в открытые двери, Рафаэль сразу же был встречен дворецким. Без лишних слов этот чёрный костюм, не имеющий личности внутри, провёл юношу в кабинет своего хозяина – Маркуса Рихтера, верховного судьи. Оказавшись в помещении, залитом солнечным светом через огромные во весь рост окна, альфа увидел владельца этих богатств, рассматривающего открывающиеся перед ним виды, флегматично потягивая чай, а также еще одного юношу, сидящего около дубового стола судьи в кресле.

– Рафаэль,– медленно повернулся Маркус к альфе, посмотрев на него своими хитрыми водянисто-зелеными глазами исподлобья, – ты как всегда был на высоте, – словно пропел судья, поставив чашку на стол. Открыв один из ящиков, он достал небольшой и увесистый мешочек, перевязанный черным шнурком, и кинул его вошедшему.

– Зрелище было что надо, – подал голос альфа, откинувшись на спинку, подперев голову кулаком.

– Ты что здесь делаешь, Камиль? – окинув сидящего холодным взглядом, спросил юноша.

– Безумно сильно хотелось тебя увидеть,– в той же манере ответил альфа.

– А если серьезно? – Рафаэль закинул мешочек во внутренний карман, устало посмотрев на черноволосого юношу, голубые глаза которого были слегка прикрыты.

– А если серьезно, то у меня тоже есть работа.

Камиль, как и Рафаэль, тоже являлся придворным палачом, но если Рафаэль за счет высокого роста и мощного накачанного тела совершал публичные казни, которые были придуманы специально для запугивания граждан, поэтому, чем зрелищнее они выглядят, тем лучше, то Камиль, обладая вполне обычным, в меру физически развитым телом, совершал казни и экзекуции в пределах тюрьмы, где никто не требовал выдающегося шоу. Главное – наказать преступника.

– Кстати, о работе,– подал голос судья и с громким хлопком бросил небольшую стопку бумаг на стол. – Еще один труп.

– Кто на этот раз? – Камиль заинтересованно начал просматривать бумаги, Рафаэль же не дернулся с места, даже не повернув головы.

– Альфа, шестнадцать лет, сын мясника, – произнес Маркус. – Мальчик был практически полностью обескровлен.

– Болел чем-нибудь? – не отрываясь от записей, спросил альфа.

– Да, он был болен, но, как говорят его родители, врачи лишь разводили руками.

– Тут еще написано, что у него нет трех пальцев, – прочитал юноша, сощурившись.

– Да, зарплаты мясника не хватало, и он нередко прибегал к воровству, – пояснил Рихтер.

– В полицейские подался? – спрятав руки в карманы сюртука, бесцветно проронил Рафаэль.

– Ты знаешь, как я отношусь к преступникам, – вернув документы на стол, Камиль встал на ноги. – В любом случае, этот альфа поплатился за свои грехи. Жестоко, но поплатился.

В несколько шагов преодолев расстояние между ними, Рафаэль схватил альфу за воротник кафтана, притянув к себе так близко, что, казалось, чувствовал его дыхание на своей коже.

– За какие грехи? За то, что он человек из плоти и крови?

Хоть его голос и был тихим, гнев шипел в горле юноши коброй. Камиль, привыкший к подобным выходкам Тоуэнса, смотрел на альфу с безмятежным спокойствием.

– Рафаэль,– слова, произнесенные бархатным голосом, лились из уст юноши, словно сладостный яд,– все мы грешные.

Камиль мягко отстранил от себя палача и направился к выходу из кабинета.

– Доброго дня, верховный, – произнес он напоследок, после чего исчез из поля зрения.

– Мне, пожалуй, тоже пора, – Рафаэль сжал руки в кулаки и под стук каблуков об землю, эхом разносившихся в пространстве, покинул помещение, оставив после себя шлейф гнева и скорби – того, из чего состояла вся его жизнь.

Выйдя из душного помещения в не менее душный зной дня, Рафаэль направился к выходу с участка резиденции прямиком вглубь города. Прогуливаясь по узким улочкам, юношу внезапно, словно лунатика, потянуло к месту, которое когда-то определило его дальнейшую судьбу. Тело будто отделилось от головы, и ноги сами знали, куда вести своего хозяина.

Переулок Долби, некогда привлекавший своей пустотой не только дворовых мальчишек, но и убийц, сейчас был просто складом помоев и нечистот, а вонь была настолько сильна, что люди старались обходить это место стороной, даже если это увеличивало их путь. Но Рафаэлю было все равно. С сожалением посмотрев, во что превратилось его излюбленное место детства, юноша зашел в переулок, несмотря на царившее там зловоние и на помои, в которые он наступал. Альфа провел рукой по каменной стене и даже заметил несколько вмятин на стенах, оставленных еще с тех самых пор.

Тоуэнс погрузился в воспоминания о том, как они бегали и играли, будучи детьми с его лучшим другом Эриком. Но, к сожалению, это место несло не только приятные, но и болезненные воспоминания. Так Рафаэль буквально снова ощутил себя четырнадцатилетним подростком, на глазах у которого его другу перерезали горло и забрали деньги. Подростком, на чьих руках вместе с биением сердца угас и маленький огонек жизни, некогда полыхавший в изумрудных глазах.

Сжав руки в кулаки, Рафаэль смотрел на то самое место, где в последний раз держал Эрика на руках.

– Не умирай! Умоляю, не умирай! – изо всех сил кричал мальчик, хлопая по щекам уже бездыханное тело, не желая верить в то, что его друг, его товарищ больше никогда не ответит ему.

Именно тогда этот зареванный ребенок и пообещал, что сделает все возможное, чтобы стереть с лица земли всех ублюдков, лишивших людей их жизни.

Как только Рафаэлю исполнилось шестнадцать, он поступил в Военную академию, желая стать полицейским. Правда, из-за буйного нрава часто не мог усидеть на месте и заставить себя учить заданный материал и по факту держался в академии только благодаря физическим достижениям, хотя не раз стоял на отчисление.

По достижению двадцати лет всех студентов распределяли по классам согласно их способностям: судья, следователь, рядовой состав, палач.

Рафаэль искренне мечтал попасть в рядовой состав, так как там не нужно было корпеть над книгами.

Рядовой состав – это качественная военная подготовка по части именно применения физической силы. Но все его мечты канули в лету, когда его определили в ряды палачей из-за частых драк, в которые он регулярно ввязывался и плохих показателей по дисциплине.

Обучение палачей длилось недолго – всего четыре месяца. Студентам рассказывали про виды оружия, используемые палачами и в каких ситуациях какое использовать; что делать, чтобы человек умирал долго или быстро и другие, леденящие душу аспекты.

По истечению четырех месяцев студенты сдавали экзамен, где на тряпичном манекене должны были совершить казнь: выбрать правильный вид оружия и, в соответствии с приговором, нанести правильный удар или удары. После экзамена юношей распределяют по категориям: придворный палач, тюремный палач, городской палач.

Придворный палач – самая престижная категория – совершает публичные казни за серьезные преступления, получая хорошее жалование.

Тюремный палач – палач, работающий в стенах тюрьмы, которые также делятся на палачей и экзекуторов, которые добывают из заключенных информацию пытками.

Городской палач – самая низкая ступень. Обычно их нанимают, чтобы наказать грабителей, посредством отрубания рук, пальцев и других конечностей.

Но даже получение высшей категории и возможность работать при верховном судье не умаляло горечи от ускользнувшей мечты. Рафаэль винил себя за безрассудство каждый день, мечтал отмотать пленку на пять лет назад, но прошедшего не воротишь.

Сжав руки в кулаки, альфа поднял голову, наблюдая за рваными хлопьями облаков, неспешно тянущимися по голубому небосводу. Сердце юноши внезапно содрогнулось от скорби.

– Все бессмысленно, – произнес Рафаэль и направился прочь из чертова переулка. Но как только юноша оказался на улице, оттеняющий зловоние Долби, как в него тут же на полном ходу врезалось крохотное существо, сбив с ног.

– Эй! Ты чего тут носишься? – прикрикнул Рафаэль. Вставая на ноги, он увидел разбросанный книги вокруг.

– И… извините… – существо подняло голову и оказалось омегой. Он тут же начал собирать выпавшие из рук учебники. Тоуэнс лишь недовольно шикнул и поспешил удалиться, не забыв дать омеге подзатыльник, на что тот недовольно промычал, схватившись за ушибленное место.

Бесцельно пробродив по скучному городу целый день, дорога, в итоге, вывела его к «Злой свинье» – самому дешевому кабаку, где обычно собирается весь сброд общества. Зайдя внутрь, альфа увидел уже знакомую картину: куча мужиков, пропивающих свои последние деньги, крутящиеся вокруг них омеги, демонстрирующие свои достоинства, а также гул и мерзкий смех, которые всегда были атрибутом таких мест.

Пройдя между рядов деревянных, давно накренившихся столов, из-за которых то и дело звучали непотребства, Рафаэль подошел к главному «разливале», отделенного от всех высоким, таким же старым, как и остальные, столом. Это был молодой, не особо высокий альфа с водянистого цвета глазами и темными волосами, проволоками торчащие в разные стороны. Хоть он и не был красив, все же было что-то в этих изогнутых бровях и хитрой ухмылке, что притягивало взгляд.

– Привет, Рафаэль, – произнес мужчина, завидев старого приятеля. – Что-то долго ты к нам не заходил.

– Привет, Олли, – бросил Тоуэнс, садясь за стол.

Когда Рафаэль еще учился в академии, он с друзьями частенько наведывался в «Злую свинью». Тогда Олли только помогал разливать напитки, но потом, когда разливала постарел, с радостью занял его место.

– Что будет угодно придворному палачу? – с наигранным почтением спросил Олли, при этом зная, насколько сильно ненавидит свою работу Тоуэнс. Рафаэль поднял на него взгляд изумрудных глаз, в которых уже начал полыхать огонек гнева. Поняв, что другу не до шуток, Олли умерил свой нрав. – Понял, понял. Только не надо на меня так смотреть! Сейчас я плесну тебе настойки на кедровых орехах. Это просто чудо. Хмелит очень быстро!

– Не надо, – остановил альфу Рафаэль, уставившись вниз, – налей пива.

Олли удивленно уставился на Тоуэнса. Наполнив металлическую кружку и поставив ее перед Рафаэлем, альфа задумчиво посмотрел на друга.

– Тебя что-то выбило из колеи, Рафаэль?

Юноша уставился на своё отражение в янтарной жидкости. Нехотя схватив кружку, он сделал несколько глотков и с грохотом опустил её обратно так, что половина из оставшегося внутри выплеснулась наружу. Крепко зажмурившись от обжигающего нутро пойло, Рафаэль тяжело произнёс:

– Какая же это дрянь…

Под озадаченный взгляд Олли юноша заглянул внутрь себя. Весь этот гул и выкрики пьяного сброда на момент оглушились. Рафаэль оказался так далеко, что до него доносились лишь жалкие отголоски. Не помня себя, Тоуэнс произнёс:

– Я не понимаю, зачем я живу. Не понимаю, зачем я дышу. Я не хочу семью и не хочу детей. У меня нет любимого занятия. Нет цели в жизни. И даже выпивка больше не представляет интереса, – после чего юноша взял кружку и без сожалений вылил содержимое на грязный, местами дырявый, пол и туда же отправил и кружку, которая, глухо ударившись о доски, закатилась под один из столиков, словно убежав от злого хозяина.

– Так может ты просто ещё не нашёл своего предназначения в этой жизни? – раздался противный, словно наполненный кислотой, но не лишённый какого-то необъяснимого очарования, голос по левую руку от Рафаэля. Альфа повернул голову и увидел совсем юного на вид омегу, потягивающего виноградный сок с хитрой ухмылкой на лице. Рафаэль не сразу признал в нём юнца, который сбил его днём.

– Что малец вроде тебя забыл в таком месте? – небрежно кинул Тоуэнс.

Вызывающе закинув ногу на ногу, омега дал исчерпывающий ответ:

– Я студент.

Рафаэль лишь фыркнул, уперевшись локтями в стол. Омега чуть придвинулся к нему на своём скрипящем стуле, попросив плеснуть ему в кружку имбирного пива.

– Неужели у тебя совсем нет интересов?

– Тебе-то какая разница? – раздражённо произнёс альфа.

– Ну вообще-то я хочу помочь.

– У тебя молоко на губах не обсохло давать мне советы, – Рафаэль кинул Олли две медных монеты, встал и направился к выходу, искренне надеясь, что эта мелочь не последует за ним. И мальчишка, словно прочитав мысли альфы, так и остался сидеть на своём стуле, болтая ножками, следя за юношей глазами, пока тот не покинул это место.

========== Философия, глаза, огонь ==========

Душный зной дня сменился противно моросящим вечером. Но вскоре мелкие капельки превратились в настоящий дождь, ставший лить стеной.

Редкие люди, что встречались в такое время, тут же бросились бежать, будто дождь состоял не из воды, а из кислоты, и каждая капля приносит им неимоверную боль. Но Рафаэль, казалось, даже не замечает его. Мерно шлёпая ногами по лужам, юноша направлялся из «Злой свиньи» домой. Рафаэль снимал комнату на «Третьей улице», которая являлась не самым благополучным местом в городе и уж точно не подходила для проживания знати. Но юноша обосновался здесь следуя ему одному ведомым мотивам. Он словно пытался найти себя, деля комнату с клопами и вечными воплями соседей за стеной.

Оказавшись дома, Рафаэль скинул с себя насквозь промокший сюртук на пол. Рубаха облепила тело и неприятно холодила кожу. Убрав налипшие на лицо пряди волос назад, альфа снял с себя всю одежду, накидав её в одном месте горкой, обтёр тело полотенцем, а промокшие вещи закинул в ведро, даже не потрудившись отжать от воды, и поставил к окну. Сам же он накинул старые, местами рваные штаны и улёгся на свою скрипящую кровать, положив руки под голову.

Даже несмотря на то, что юноша промок до нитки, он был рад проливному дождю, ведь его шум действовал как убаюкивающая сознание колыбельная, под которую альфа закрыл глаза и погрузился в сон.

***

Утро выдалось довольно прохладным и пасмурным, что сильно порадовало Рафаэля, так как он успел устать от стоявшей несколько дней подряд жары. Отнеся одежду прачкам, он отправился в ближайшую булочную, чтобы перекусить. Юноша открыл дверь, над которой звякнул колокольчик, возвещая о приходе покупателя. Стоявший за стойкой приятный полный молодой альфа улыбнулся Рафаэлю, поприветствовав. Он начал расспрашивать Тоуэнса о том, чего ему бы хотелось, предлагать разные варианты, вставляя своё ненужное мнение, и, в итоге, выбор пал на самую обычную булочку с корицей. Расплатившись с парнем и засунув завёрнутую в бумажный пакет булку во внутренний карман, Рафаэль вышел из душного помещения в приятную утреннюю прохладу.

Подобная погода всегда наводила на юношу состояние некой меланхолии, поэтому он решил прогуляться вдоль моста, даже не думая выводить себя из этого состояния. Ведь понимание того, насколько бесполезно он проводит свои дни, бесцельно шатаясь по городу, на любого наведёт тоску. Погрузившись в свои нерадостные мысли, альфа даже не сразу услышал, как его окликают по имени. Нехотя развернувшись, он увидел сидевшего на бортике моста с книгой в руках юнца, которого встретил вчера в «Злой свинье». Омега махал ему рукой и улыбался, подзывая к себе, но Рафаэль лишь закатил глаза, идя дальше.

Омега надул губки, закинул свисающий конец лёгкого шарфика назад и, соскочив с бортика, нагнал альфу.

– Как неучтиво просто идти дальше, когда тебя кто-то зовёт.

Альфа лишь хмыкнул.

– Ты как узнал, как меня зовут?

– Я услышал, как к тебе обращался тот альфа в кабаке. Кстати, – омега встал прямо перед Рафаэлем, заставив того на время остановиться, – я не представился. Меня зовут Рене Уильямс,– юноша радушно протянул руку, на что Тоуэнс скептически изогнул бровь и просто отодвинул мальца рукой, освобождая себе дорогу. Но омега вновь нагнал альфу, будто не замечая того, что Рафаэлю он абсолютно неинтересен.

– Ты подумал о том, что я сказал тебе вчера? О своём предназначении?

Тут уже Тоуэнс не выдержал и решил остановиться, посмотрев на юнца.

– Что тебе от меня нужно? – буквально прошипел альфа.

– Что? – омега удивлённо похлопал глазками. – Мне ничего от тебя не нужно. Я просто искренне хочу тебе помочь. Вчера в кабаке ты выглядел таким потерянным…

Рафаэль лишь усмехнулся.

– Ну да, конечно, – после чего нагнулся к омеге. – Я не вчера родился, мальчик, и в подобную чушь, как бескорыстная помощь и всеобъемлющая любовь уже давно не верю.

Рафаэль распрямился и пошёл дальше, тем самым давая понять, что разговор окончен. Но Рене с наглым упорством снова оказался рядом с альфой.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но я абсолютно честен с тобой. Я просто добрый человек, у которого есть мечта, ради исполнения которой я и живу. И мне тяжело представить, как можно жить, не понимая смысла своего существования. – На секунду омега задумался. – Ты сказал, что не веришь во всеобъемлющую любовь. А веришь в обычную?

– Что за странный вопрос? – спросил Рафаэль, непонятливо посмотрев на омегу.

– Просто мне интересно: настолько ли ты глуп, как все остальные?

На что альфа фыркнул, бросив короткое «верю».

– Веришь? – Рене издал разочарованный стон. – Как жаль! Ты не оправдал моих надежд!

– Хочешь сказать, любви не существует?

– Именно.

Рафаэль остановился, уставился на омегу, как на неопознанный объект.

– Тогда что же, по твоему мнению, испытывает альфа к омеге и омега к альфе, когда находят своих половинок?

Рене опёрся о каменный бортик моста и ответил:

– Верность.

– Верность? – эхом повторил альфа, ожидая более внятного ответа.

– Верность своей природе, – пояснил омега. – Неужели ты никогда не задумывался, почему все люди, независимо от нации, возраста и социального статуса так рьяно мечтают найти себе идеального спутника жизни и обзавестись детьми? Да потому что это заложила в нас природа: оставить после себя потомство. Иначе люди чувствуют себя неполноценными, не выполнившими свой долг.

Рафаэль стоял на месте и всё ещё не мог поверить в услышанное: омега, говоривший, что любовь – лишь иллюзия.

– А как же альфы, которые ложатся вместе с альфами?

Омега усмехнулся.

– Все имеют право на ошибку. И природа – не исключение.

Пробило полдень. Рафаэль даже не заметил, как дорога вывела их на площадь.

– Ой! Что-то я заговорился с тобой. Мне пора, – Рене поправил свисающую с плеча сумку, набитую книгами. – Хорошего дня, – и пустился бежать, растворившись в толпе.

Альфа же остался стоять на месте, переваривая услышанное. Услышанное от омеги!

***

– Мне кажется, я вообще перестал что-либо понимать. Как омега может говорить о том, что любви не существует? Объясни мне! – Тоуэнс поднял голову, но увидел лишь сверлящий его взгляд.

– Рафаэль, я рад помочь, но ты знаешь правила, – весьма грубо произнёс Олли.

– Боже… – юноша залез во внутренний карман и небрежно кинул на стол монету. – Ну плесни чего-нибудь!

– Судя по всему безалкогольного?

– Мне плевать.

Олли поставил перед Тоуэнсом кружку соевого молока.

– Не понимаю, чего ты так разнервничался. В наше время каждая собака имеет свою философию, и удивляться каждому – жизни не хватит.

Рафаэль отпил немного молока, сморщился, но кружку от себя не отодвинул.

– Да. Наверное, ты прав.

Олли внимательно посмотрел на альфу.

– Он тебя заинтересовал?

Тоуэнс задумчиво смотрел на свою кружку, проматывая слова друга в голове.

– Не особо, – мрачно выдал альфа, взял свою кружку и в несколько больших глотков осушил её. – Что за дрянь ты мне налил?

– Так зачем пил, если не понравилось?

– Вообще-то я за это заплатил.

Вздохнув, Рафаэль встал на ноги и покинул полупустой кабак. Оказавшись на улице, альфе пришлось чуть прищуриться из-за яркого солнца, соизволившего выглянуть из-за облаков.

– Извините! Вы Рафаэль Тоуэнс? – раздался детский голос.

Сделав ладонь козырьком над глазами, юноша увидел мальчика лет десяти, стоявшего в одних лохмотьях и ничего не выражающим лицом.

– Да.

– Вас попросили найти от судьи. Сказали, что это важно и вы должны знать, – после чего, даже не дождавшись ответа, убежал прочь.

Альфа проводил ребёнка взглядом и направился ко двору.

«Он тебя заинтересовал?» – вопрос эхом разнёсся в голове Рафаэля. – Я ответил честно… Или же нет?..»

«Так может ты ещё просто не нашёл своего предназначения?» – перед глазами встал образ этого светловолосого голубоглазого омеги с хитрой улыбкой на лице.

«О каком предназначении может идти речь, когда ты ломаешь людям жизни?» – мысленно ответил альфа.

«Если не ты, то ломал бы кто-то другой» – ответил ему Рене.

Юноша тут же остановился и встряхнул головой.

Но тут он вспомнил, что когда столкнулся с омегой в первый раз, то краем глаза заметил на одной из упавших на землю книг название «Анатомия».

«Значит, он студент Медицинской академии».

– Что за чушь? – уже вслух произнёс Рафаэль. – О чём я вообще думаю?

Альфа пришёл ко двору и зашёл в резиденцию, сразу направившись к судье, проигнорировав все формальные приветствия дворецкого. Оказавшись в огромном кабинете, юноша увидел, как Маркус оживлённо что-то обсуждает с человеком, сидящим по другую сторону его дубового стола спиной ко входу. Но увидев альфу, оторвался от разговора.

– Рафаэль, здравствуй! Пожалуйста, присаживайся, – судья указал на второй стул, также стоящий напротив него. – Рафаэль, это Эзра Вольф, следователь, раскрывший дело страшного маньяка в Эйбрусе.

– Этот психопат пил кровь детей, думая, что так он обретёт бессмертие, – произнёс альфа низким приятным голосом.

Это был мужчина средних лет, облаченный в длинное коричневое пальто, сейчас распахнутое, с чёрными, как смоль, длинными для альфы волосами, собранными в низкий хвост, покоившийся у него на плече. Он сидел на стуле вразвалочку с закинутой на ногу ногой, подперев рукой голову.

– Он прибыл к нам из заграницы по просьбе нашего Правительства.

Когда Эзра повернул свою голову к Рафаэлю, юношу слегка передёрнуло: несмотря на визуальную юность и красоту лица, янтарные, чуть сощуренные изучающие глаза альфы, казалось, заглядывают в твоё нутро, прощупывая в поисках чего-то нужного. В какой-то момент Рафаэль, почувствовал, что сидит перед следователем голым, от чего чуть поёжился.

– И что? Я в списке подозреваемых?

Эзра лишь прыснул от смеха.

– Не говори ерунды, сынок. Зачем тебе втайне убивать людей, если ты можешь делать это абсолютно законно, да ещё и получать за это хорошее жалование.

– Мистер Вольф, к сожалению, мы абсолютно бессильны в поимке преступника, – Маркус придвинул небольшую папочку с делом к краю стола. – Кроме того, что все жертвы были альфами, между убитыми нет ничего общего: разный возраст, статус, происхождение. Абсолютно всё. Возможно, это даже был не один и тот же человек.

Эзра начал флегматично перелистывать страницы, изучая.

– Хмм… Нет. Скорее всего это один и тот же человек, – заявил альфа.

– Почему вы так решили?

– Потому что, помимо гендерной принадлежности, кое-что общее у жертв всё же присутствует.

– Я могу идти? – спросил Рафаэль, встав на ноги.

– Да, конечно, – ответил судья.

Альфа вышел из кабинета, не особо вслушиваясь в то, что там они дальше говорили.

Оказавшись на улице, Тоуэнс посмотрел на часы на верхушке резиденции.

«Пять часов. Занятия в это время уже заканчиваются…» – подумал Рафаэль и тут же остановил себя, потерев переносицу. – «Так, успокойся и выкинь из головы образ этого сосунка».

Юношу невероятно злило, что образ этого юнца присосался к его мыслям как пиявка, хотя этой самой пиявкой омега и являлся. Чтобы хоть немного отвлечься Рафаэль решил идти туда, куда подует ветер, но природа явно решила поиздеваться над альфой и вывела его прямиком к академии.

– Да вы, верно, шутите… – пробормотал юноша, увидев здание и небольшие группки студентов, покидающих стены академии. И альфе ничего не оставалось, кроме как пройти мимо, чтобы оказаться на другой улице. Он стал вяло перемещаться по дороге. Но делал это настолько медленно, как будто специально ждал чего-то. И вскоре это «что-то» его окликнуло.

– Рафаэль!

Альфа лишь стиснул зубы и обречённо опустил голову. Омега быстро спустился со ступенек, подбегая к нему.

– Ты что – шпионишь за мной?

– Да больно ты мне нужен. Просто мимо проходил.

– В любом случае, хорошо, что ты здесь! Скоро начнётся фестиваль в честь Бога огня!

– Я не люблю такие мероприятия, – мрачно фыркнул Тоуэнс.

– Ну пошли! Там будет весело! Тем более, что тебе нужно развеяться, а то на тебе лица нет! – и омега схватил альфу за руку и силком потянул его за собой

Рафаэль, поражаясь такому нахальному поведению, лишь выдал:

– Рене, отпусти! Я не хочу никуда идти!

– Ой! Ты запомнил, как меня зовут.

– Ещё бы не запомнить такую пиявку.

– Рафаэль, – омега остановился и посмотрел на альфу, – тебе нужно расслабиться, отвлечься, повеселиться, – и тут же снова поволок его за собой. – Заодно и подумаешь о своём жизненном предназначении.

Тоуэнс лишь удивлённо открыл рот, плетясь за омегой. Долго идти не пришлось, так как фестиваль проходил на главной площади, которая была в двух шагах от академии. Оказавшись на месте, Рафаэль увидел внушающее чучело, стоящее посередине, около него ходит какой-то человек в длинном плаще, скрывая лицо под капюшоном, и что-то невнятно говорит, пока все столпились вокруг.

– Пошли быстрее, – полушёпотом произнёс Рене, потащив альфу к толпе.

– А что он собирается делать? – также полушёпотом спросил Рафаэль, когда они оказались ближе к происходящему.

– Ты что, никогда не был на этом празднике? – омега удивлённо посмотрел на юношу, который лишь сухо кинул «нет». – Тогда сейчас увидишь.

Вдруг заиграли барабаны, отбивая ритм. Человеку в капюшоне передали факел, и он, прокричав что-то непонятное, поджёг чучело под бурные аплодисменты и громкие крики толпы.

Барабаны тотчас сменились музыкой, и люди немного расступились, встали вокруг пылающего огня и начали все, как один, танцевать. А мимо ребят прошла своеобразная гусеница, состоящая из детей, держащих друг друга за плечи.

От громкого веселья и бешеной энергии, что царила вокруг, у Рафаэля начала кружиться голова. Не успел он опомниться, как Рене снова схватил его за руку и потащил в поток танцующих.

– Я не собираюсь отплясывать, – хмуро заявил альфа.

– Да хватит уже! Не будь такой занудой! – голос звучал глухо, так как перекричать музыку у омеги получалось слабо. – Хоть на один вечер сними с себя эту маску и почувствуй себя живым!

Рафаэль удивлённо вскинул брови, смотря на незамысловатые, но забавные движения Рене.

«Хоть на один вечер почувствуй себя живым!» – слова эхом разносились в голове юноши.

– Давай! – подбадривал его омега, вскинув, как и все остальные, руки вверх.

Тоуэнс вздохнул.

– Ну ладно… – неуверенно пробормотал альфа и начал даже как-то неуклюже повторять движения, так как чувствовал себя довольно сковано.

–Ну ты и деревянный! – засмеялся Уильямс, меняясь с Рафаэлем местами с последующим хлопком в ладоши и обратно.

Постепенно альфа начал вливаться в этот сумасшедший поток, несущийся огромной волной, и больше не бился в одиночку о скалы, беспомощно барахтаясь на поверхности. Движения стали более пластичными и уверенными, и впервые за долгое время Рафаэль по-настоящему рассмеялся.