Текст книги "Прекрасная шантажистка"
Автор книги: Полина Федорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
– Что потом? – спросила Полина.
– А потом мы поженимся, – пробормотал он, уже засыпая. – Раз уж так все случилось...
Откуда-то потянуло будто сквозняком. Полина натянула на себя одеяло, но холодок внутри так и не отпускал, пока она тоже не задремала.
17
Сергей спал, как младенец. И улыбался во сне. Полина едва заставила себя отвести от него взгляд. Ей так захотелось еще раз прикоснуться к нему, провести рукой по спутанным темным волосам, увидеть в серых, как утренняя дымка, глазах разгорающуюся страсть. Эта ночь перевернула весь ее мир: не только она, все вокруг стало иным, призрачным и нереальным. Нереальным было это холодное темное утро, капли мелкого дождя, стучавшие по стеклу, крытая коляска у крыльца. Настоящим же было то, что она полюбила мужчину, который лежал сейчас рядом, раскинувшись во сне на смятой постели. Но что-то страшное сгущалось вокруг, и нельзя было допустить, чтобы с ним случилась беда.
Стараясь не шуметь, Полина оделась и выскользнула в коридор. Когда она вошла к себе, ее встретил негодующий взгляд Варвары Апрониановны.
– Где вы были? – с видом оскорбленной добродетели набросилась на нее Манасеина. – Я знаю, вас не было здесь этой ночью...
– Простите, – опустила глаза Полина. – Я должна была... проститься... с Сергеем Михайловичем...
– С Сергеем Михайловичем?! Проститься? До первых петухов? Я рискую ради вас расположением моих благодетелей, а вы столь легкомысленны! Знала бы – ни за что бы в это дело не стала впутываться.
– Варвара Апрониановна, голубушка, простите. Я готова ехать, – сказала Полина, дабы прекратить неприятный для нее разговор. – У меня все собрано, и если вы дадите мне четверть часа, чтобы одеться...
– Да, конечно. – Полине показалось, что Манасеина вздохнула с облегчением. – Я буду ожидать вас в парадной.
Манасеина была недовольна собой. Зачем нужно было поднимать шум? Кляня себя за несдержанность, она вышла в парадную и уперлась взглядом в большое окно в дождевых разводах. Коляска уже почти полчаса стояла у крыльца, и возница, верно успевший промерзнуть, понуро сидел на козлах, поглядывал в сторону крыльца барского дома.
Из людской в одной рубахе и портах выскочил Никита, побежал было вдоль крыльца. Однако вернулся, подошел к вознице, что-то сказал ему. Потом оба повернули головы в сторону дома, и Манасеина инстинктивно отпрянула от окна.
– Черт, – с досадой прошептала она. – Вот, черт!
Никита, слава Богу, уже вернулся в людскую, когда выходила Полина. В руках – корзинка и небольшой узелок.
Сели в коляску. Возница старательно укрыл их теплым пледом, и экипаж тронулся.
– А нас не хватятся? – спросила Полина, оторвавшись от своих невеселых дум.
– Когда хватятся – поздно будет, – отозвалась Манасеина.
– Но ведь, когда коляска вернется в усадьбу, кучера обязательно спросят... И вас тоже спросят.
– Ну, я могу и не ответить. Я ведь «дама с вывертами». А что касается кучера, то он довезет нас до ближайшей почтовой станции, а там мы наймем казенных лошадей – ищи потом нас.
Липовая аллея кончилась. Какое-то время они ехали полем, а потом очутились в роще, которую, как показалось Полине, по пути в усадьбу Всеволожских они не проезжали.
– А мы правильно едем? – спросила она, и в тот же миг совсем рядом раздался выстрел.
– Что это? – вздрогнула Полина.
Лошади встали. Затем раздались шаги, и чья-то рука, затянутая в перчатку, распахнула дверцу экипажа.
Полина увидела лицо, нет, не лицо, темную маску с уродливым носом и длинным загнутым вперед подбородком. Глаза из-под маски смотрели холодно и зло. А потом она увидела направленный на нее пистолет. Темное дуло было направлено прямо ей в лицо. Полина почувствовала, как Манасеина медленно отодвигается от нее, и зажмурила глаза. Сейчас грянет выстрел, и уже никуда не надо будет бежать, ибо то, что произойдет, есть побег навсегда – вечный и безвозвратный.
Грохнул выстрел. Только раздался он откуда-то со стороны. Дико закричала Манасеина. Полина распахнула глаза и увидела, как человек в маске медленно валится на Варвару Апрониановну, а из-под загнутого подбородка на его грудь хлещет алая кровь. Недалеко от возка она заметила еще троих. Один, тоже в маске и черном плаще, с длинным ножом в руке отбивался от наседавших на него двух мужчин.
Незнакомец в маске был очень силен и ловок. И действовал кинжалом так, будто оружие было продолжением его руки. Вот он сделал резкий выпад, и один из мужчин упал, которого тот даже не заметил. Судя по всему, перевес был явно на стороне разбойника. Полина наклонилась к скорчившемуся у ног Манасеиной убитому и попыталась выдернуть зажатый в его руке пистолет.
Сейчас она возьмет его, выйдет из коляски и выстрелит прямо в ненавистную маску. Однако добыть спасительный пистолет из застывшей руки мертвеца оказалось не так просто. Тогда Полина принялась один за другим разжимать его пальцы в перчаточной коже и тут услышала крик.
Повернув голову в сторону дерущихся, увидела она, что человек в маске нанес своему противнику три стремительных удара кинжалом. Тот упал и больше не двигался. Широко раскрытыми от ужаса глазами Полина смотрела, как убийца направляется в сторону коляски, вот он уже совсем близко...
– Нет! – крикнула она сорвавшимся на фальцет голосом и отчаянно дернула пистолет. Раздался выстрел, наполнив экипаж пороховым дымом. Лошади дернулись, и Полина едва не упала, успев упереться рукой в стенку экипажа. Пуля ушла в пол, надежды на спасение больше не оставалось. Разбойник остановился, успокоил лошадей и медленно направился к ней.
– Не подходи! – снова крикнула Полина, не сводя взгляда с окровавленного кинжала, но тот продолжал идти. Шаг, второй, третий. Вот он уже у самого возка. Смотрит в упор, будто разглядывает невиданное доселе существо. Вот он уже на расстоянии вытянутой руки. Вот еще ближе. Ужас холодной судорогой сводит тело. Чего же он медлит?
Их взгляды встретились. Она смотрела на него в упор. Несколько мгновений они стояли друг против друга – существа из разных миров. Он поднял руку с кинжалом, и Полине вдруг стало все равно. Ну, давай! Она не будет молить о пощаде!
Он медлил, потом неожиданно опустил руку, резко развернулся и скорым шагом пошел в глубину леса, где стояла привязанная к дереву лошадь. Одним движением он взлетел в седло и пришпорил коня.
Полина услышала какой-то шум. Кто-то едет сюда! Спасена! Силы оставили ее, и она упала на сиденье. Вот кто-то спешился и подбежал к возку.
– Полина! Ты цела? – срывающимся на хрип голосом закричал Сергей. – Что здесь произошло, Поленька?
Слезы ручьем полились из ее глаз. И совершенно не было сил. Их хватило только на то, чтоб чуть слышно прошептать:
– За что?
18
– Барин, барин, проснитесь, – волновался Никита, кружа вокруг постели. – Полина Львовна уехали!
– Чего тебе надо? – сонно пробормотал Сергей, не раскрывая глаз. – Пошел прочь.
– Проснитесь, я вам говорю, Сергей Михайлович, – продолжал стоять на своем ординарец-камердинер, и даже, кажется, чувствительно тряхнул князя за плечо.
– Он говорит... Видали подобного наглеца? – разлепил наконец веки Сергей. – Ты чего, совсем нюх потерял?
– Это вы, извиняюсь, нюх потеряли, – не без язвы в голосе произнес Никита. – Пошто Полину Львовну в такую рань неизвестно куда отпустили? Да еще с этой мегерой?
– Какая мегера? Куда отпустил? – оторопел Сергей, растерянно шаря вокруг себя руками.
– Я же вам с самого начала толкую: Полина Львовна уехали с этой вашей полоумной тетушкой. Вроде как на прогулку.
– Она мне ничего об этом не говорила, – растерянно пробормотал князь.
– Так вы ее не отпускали? – всполошился Никита.
Сергей все понял: сбежала-таки.
– Когда они уехали? – пружиной выскочил он из постели.
– С четверть часа не будет, – ответил Никита. – Я у кучера выведал, куда они поехали. Верхами догоним в три счета.
– Все, Никита, молодец. Живо седлай мне Урагана.
Собственно, даже если бы они не знали, куда ехать, дорогу указал бы след от колес, – Полина и Манасеина были первыми в это утро, кто ехал по прихваченным за ночь льдом лужицам.
Они миновали поле и въехали на опушку рощи. И тут прозвучал выстрел, затем второй, третий. На Всеволожском не было лица. Доскакав до возка, он спешился и бросился к нему, совершенно не принимая во внимание опасность, которая могла его там подстерегать. Первое, что он увидел, были глаза Полины. Больше он не видел ничего. Жива! Он шумно выдохнул, и только тут заметил вжавшуюся в стенку возка тетушку и окровавленного человека в маске, уткнувшегося головой в ноги Варваре Апрониановне.
– Живы! Что случилось? Что здесь произошло, Поленька?
Он увидел, как глаза ее наполнились слезами. Она не рыдала. Даже плачем это было можно называть с трудом. Просто по щекам ее текли и текли слезы, а губы едва слышно шептали:
– За что?
– Что произошло? – снова спросил Сергей, переведя взгляд на Варвару Апрониановну.
– На нас напали разбойники, – выдавила она из себя и уставилась на Сергея круглыми от страха глазами. – Ради Бога, вытащите... этого... отсюда.
Сергей кивнул, ободряюще глянул на Полину и, взяв труп под мышки, вытащил его из коляски. Положив его на землю, он снял с убитого маску. Бритоголовый, безусый человек смотрел куда-то поверх него. Неслышно подошел Никита.
– Что, знаешь его?
– Нет, – ответил Никита, – этот не тутошний. Там еще трое мертвых. Один из них – наш кучер.
– Жаль Федора, под горячую руку попал, – посмурнел Сергей. – Как мыслишь, что здесь все-таки произошло?
– Разбойников было двое. Сначала убили Федора, – тоном знатока произнес Никита, успевший уже произвести рекогносцировку места побоища. – Затем верхами прискакали еще двое, и между теми и этими завязалась драка. Этого, – указал он на бритого, – уложили пулей в самом начале. Потому что вон там, – кивнул Никита в сторону заиндевелой травы в пятнах крови и двух лежащих тел, – дрались трое. И второй разбойник убил обоих, которые, похоже, защищали от него Полину Львовну и вашу тетушку.
– Странно. С какой стати второй разбойник пощадил Полину Львовну? Ну, то бишь обеих женщин? – поправился Сергей.
– Не знаю, – покачал головой Никита. – Судя по следам, он подошел совсем близко к возку. Верно, мы его спугнули.
– Может быть, – согласился Сергей и с благодарностью посмотрел на Никиту. – Вовремя ты меня разбудил. Чуть позже, и...
Он замолчал, и мурашки страха побежали по его телу.
– Ну же, Сергей Михайлович, – участливо произнес Никита. – Не терзайте себя так-то, ведь все обошлось.
– Сергей! – услышал Всеволожский голос Полины. Она выглядывала из экипажа и показывала куда-то рукой. Обернувшись, Сергей увидел, что один из покойников приподнял голову и силится что-то сказать.
– Жив! – воскликнул Никита и первым бросился к раненому. За ним последовал Сергей.
– У него три ранения, – доложил Никита, расстегнув у ожившего полушубок. – Два в грудь и одно в живот. Надо срочно лекаря.
– Значит, так, – сказал Сергей. – Кладем его в коляску, и ты везешь его в усадьбу. А я скачу за лекарем.
Вдвоем – Всеволожский под мышки, Никита за ноги – они отнесли раненого в экипаж.
– Готовы? – спросил Никита, усаживаясь на облучок.
– Готовы, – ответила ему Полина.
– Ну, тогда с Богом, – сказал Никита и стал разворачивать лошадей.
19
Назарьева поместили в одну из гостевых спален усадьбы. Что он – Каллистрат Назарьев, раненый сообщил, когда на третий день пришел в себя после случившегося. Был срочно приглашен полковой лекарь Бередников, любовно именуемый сослуживцами Кощеем. Когда Назарьев вдруг заговорил, от изумления у лекаря вывалился из глаза монокль, – надежда, что можно выжить после таких ранений была мизерной. Но Каллистрат Платонович выжил, и уже теперь-то помирать не собирался. Он охотно кушал куриный бульон и еще охотнее пил сухое виноградное вино, «для поправленья кровяного балансу».
– Повезло вам, – сказал Кощей, прослушав раненого статоскопом. – Если легкое и задето, то совсем чуть и заживет скоро. Рана в живот более опасна, но с таким уходом за вами, – он посмотрел на стоящих рядом Сергея и Полину, – будет грех не выздороветь.
Он собрал свой докторский саквояжик, который, как практикующий врач, носил всегда с собой, и откланялся.
– Я знаю, что вам вредно разговаривать, – обратилась Полина к Назарьеву. – Но, ради Бога, скажите: за что меня хотят убить?
– Не знаю, сударыня.
– А почему вы меня защищали?
– Это входило в мои обязанности.
– Кто же поручил вам меня защищать?
– Мой патрон. Имя же его вам равно ничего не скажет...
– Ну что ж. Поговорим об этом позже, отдыхайте, – проговорил Сергей, многозначительно глянув на Назарьева, провожая Полину к дверям. – Пойдем.
Пропустив ее вперед, он задержался на пороге и тихо спросил Назарьева:
– Когда мы сможем поговорить?
– Приходите вечером, – также тихо ответил тот. – Только один. Незачем беспокоить барышню.
В малой гостиной Сергей застал Манасеину, усиленно поправляющую расшатавшиеся нервы вишневой наливочкой, и не удержался, устроил ей абмарш по всем правилам родственной науки.
– Ну как вы могли, дражайшая Варвара Апрониановна! – ходил вокруг сидевшей в креслах Манасеиной Сергей. – Даже дворня знает, что Полине Львовне угрожает опасность. А вы устраиваете ей побег!
– Но, Серж. Это была всего-навсего утренняя прогулка, – пыталась отбиваться Варвара Апрониановна. – Что ты горячишься, мой друг? Я и так страху натерпелась. Могли ли мы знать, что обычный визит к соседям так обернется.
– Неправда! – пристукнул ладонью по столу князь. – Вы изначально знали, что Полина хочет уйти из дома. И взялись ей помочь. Почему?
– Сергей Михайлович! Оставьте, это я во всем виновата, – появилась в дверях гостиной Полина. – Я упросила Варвару Апрониановну помочь мне.
– И куда ты хотела бежать? – обернулся к ней Всеволожский.
– В монастырь.
– В монастырь? – уставился на нее Сергей, и в голове его вспыхнули воспоминания о прошедшей ночи. – В монастырь идут по убеждениям, а не по взбалмошным, сиюминутным хотениям. И думают о других, а не только о себе.
– Я и думала о других...
– Тогда ты должна была подумать о Лизе, о всех нас, ведь я... мы, – он запнулся, – успели полюбить вас...
Полина подняла на него наполненные слезами глаза. Сергей подошел к ней, взял тоненькие пальчики в свои ладони.
– Я понимаю, вам тяжело. Но в нашей жизни стоит только подумать о поражении, и, считай, ты уже проиграл. Но мы-то обязательно победим.
Полина всхлипнула и уткнулась лбом в его крепкое плечо. В креслах, уронив голову на грудь, зарыдала в голос Варвара Апрониановна.
Сегодня в доме легли рано. То ли дневные слезы, облегчившие душу, подвигли к раннему сну, то ли долгий вечер после короткого хмурого дня отправил обитателей дома раньше обычного в объятия Морфея, – только в десять вечера все уже отправились по своим спальням. Даже Сергей, выжидая время, чуть-чуть подремал в своем кабинете. В четверть одиннадцатого он бесшумно прошел в спальню раненого. Назарьев ждал его. Сергей присел в кресла подле постели.
– Я вам обязан жизнью, князь, – обратился к нему раненый. – Посему то, что могу сказать вам – я скажу.
– Почему Полину Львовну хотят убить? – повторил Полинин вопрос Всеволожский.
– Не знаю, – ответил Назарьев.
– А кто, тоже не знаете?
– Очевидно, это человек, близкий вашей семье. И у него есть помощники, по крайней мере были.
– Это ваш человек вытащил Полину Львовну на Тверском бульваре из-под колес кареты?
– Мой. Его звали Василий.
– Почему он следил за ней?
– У нас было такое поручение.
– А охранять ее – тоже вам поручили? Кто?
– Понимаете, некий очень опытный и умный человек организовал в Петербурге что-то вроде сыскного агентства, частного конечно. Зовут его Осип Францевич...
– Штальбаум? – перебил его Сергей.
– Вы его знаете? – удивился Назарьев.
– Несомненно. Это один из лучших знатоков юриспруденции в столице, если не во всей России.
– Так вот именно Осип Францевич поручил мне и двоим моим товарищам, упокой Господь их души, найти некую Сеславину, которая приходится внучкой одному большому человеку, имени которого он нам, конечно, не говорил. Сказал только, что человек сей смертельно болен и желает распорядиться своим наследством по совести. Он просил господина Штальбаума найти эту внучку и составить о ней мнение: каковы ее характер, поведение, манеры, словом, если все ладно, он отпишет ей в духовной свое состояние. Мы сыскали наследницу, а потом и охраняли, ибо ей грозила явная опасность. – Назарьев сглотнул и перевел дух. – Вот, собственно, и все.
– А от господина Штальбаума не было каких-либо намеков относительно того, кто может быть заинтересован в смерти Полины Львовны?
– Ни малейших, – ответил Назарьев.
– А вы сами что об этом думаете?
– Логически рассуждая, какой-нибудь родственник того большого человека, которому в случае гибели госпожи Сеславиной должно достаться наследство. И он вхож в ваш дом.
– Вы уверены в этом?
– Нет, – ответил Назарьев. – Но очень на это похоже. Так думал и Савелий, мой товарищ, которого убил тот, в маске. Надо признать, сей инкогнито очень ловко орудовал кинжалом. Явно имел к этому воинский навык. В вашем окружении много военных?
«Много», – хотел ответить Всеволожский и запнулся. Собственно, холодным оружием владели превосходно все его фронтовые друзья, но человеком, уложившим в рукопашной схватке четырех французов одним штыком, был Болховской!
«Неужели все-таки он?» – мучительно размышлял Сергей, вернувшись в кабинет.
Вспомнилась сентябрьская встреча с Борисом на постоялом дворе.
Он тогда с Полиной, Лизой и Варварой Апрониановной направлялся в Москву, а Болховской ехал из Москвы в Казань. Зачем? Ведь тогда на этот вопрос Болховской не ответил. Сказал что-то вроде «это длинная история» и ловко перевел разговор на попутчиц Всеволожского. Какое же отношение он имеет ко всей этой истории? Сергей дал себе слово, что обязательно узнает все, чего бы ему это ни стоило. А пока надо будет расспросить Полину о ее родне с материнской стороны. Это еще Тевтон советовал сделать. Возможно, многое тогда прояснится...
20
J'homme propose, Dieu dipropose. Сие означает, что бы вы ни задумали свершить, а Господь всегда все по своему усмотрению устроит.
После разговора с Назарьевым отправился князь было в свою опочивальню, но потом передумал и спустился в кабинет, зажег свечи, расположился на уютном диване и уставился взглядом в полутемный расписной потолок. Мысли его все время обращались к Полине. Обида, гнев, горечь перемешались в его душе с щемящей нежностью, страхом потерять ее и желанием защитить, укрыть от всех бурь света эту храбрую птичку-невеличку. Сергей откинул голову и устало прикрыл глаза рукой. В коридоре послышалась легкая поступь, тихо скрипнула дверь, и робкий шепоток позвал его:
– Сергей Михайлович... Серж...
Он с трудом сдержался, чтобы не вскочить с дивана и не сжать ее в объятиях. «Все же пришла. Сама пришла», – мелькнула мысль, и он понял, что все это время мучительно ждал этих легких шагов, этого еле слышного шепота. Полина подошла к дивану, тихо опустилась рядом:
– Сергей Михайлович... Сереженька... Спишь... Благодарю тебя...
Он почувствовал, как шелковистый локон скользнул по руке и теплые, мягкие губы прижались к его запястью. Этого Сергей уже вынести не мог. Он схватил ее за хрупкие плечи и стал покрывать ее лицо торопливыми жадными поцелуями. Потом опрокинул на диван, подмял под себя и, чувствуя, что волна желания скоро накроет его с головой, почти с болью оторвался от ее губ и напряженно взглянул в родные прекрасные глаза.
– Ты – моя! Слышишь! Моя! Поклянись, что никогда не оставишь меня!
Полина еле перевела дыхание, с трудом воспринимая его слова.
– О чем ты?
– Поклянись, что не покинешь меня! – настойчиво повторил Сергей.
– Глупый. Клянусь, что не покину тебя... пока ты сам этого не захочешь, но и тогда...
– Никаких «тогда» не будет. Ты – моя, от каждого волоска на твоей непослушной головке до кончиков пальчиков на стройных ножках.
Необдуманно упомянув о «стройных ножках», Сергей тут же переключил свое внимание на эту соблазнительную часть ее тела, и тут уж стало не до разговоров. Для них распахнула двери волшебная страна, превратив погруженный в полутьму строгий кабинет в уголок Эдема.
Сергей любил ее нежно, не спеша, используя весь свой опыт, накопленный за годы общения с прекрасными дамами. Полина же так мало знала о страсти, ее губы еще хранили вкус невинности, а движения были наполнены неловкой, только что пробуждающейся чувственностью. Но эти прикосновения приводили его в состояние крайнего, почти болезненного возбуждения. Его руки и рот ласкали ее тело, находя самые чувствительные места, и она, как скрипка от прикосновения смычка, чутко отвечала тихими стонами, вздохами, содроганиями, открывая себе и ему сокровенные тайны своего существа. Наслаждаясь ее телом, ее возбуждением, Сергей с трудом сдерживал себя. И вот когда терпеть уже не было сил, он накрыл собой это хрупкое тело и вошел в нее сильным глубоким толчком. Ритмично двигаясь и подчиняя Полину своему ритму, он глухо застонал. С каждым мгновением стон становился все громче, пока не перешел в крик, наполненный страстью и блаженством...
Когда они немного успокоились, Полина прикоснулась губами к его влажному плечу и прошептала:
– Я люблю тебя... и клянусь, никогда не покину...
– У тебя больше не будет такой возможности... Ты должна выйти за меня замуж, – вдруг сказал Сергей, приподнявшись на локте и пытаясь заглянуть ей в глаза. Свечи догорали, и хотя до утра было уже не долго, осенний рассвет не спешил заглядывать в окна.
– Что? – засмеялась Полина. – Вы в своем уме, ваше сиятельство?
– Я серьезно.
– Господи, я, конечно, не раз рисовала себе в воображении сцену: прекрасный юноша становится передо мной на колено, прижимает к груди дрожащие длани и предлагает свою руку и сердце. – Полина мечтательно вздохнула и затаила улыбку в уголках губ. – Но даже в самых смелых фантазиях не допускала и мысли, что в сей торжественный момент прекрасный юноша окажется гол, как сабля, вынутая из ножен, а я буду находиться между ним и спинкой дивана в не менее неглижированном виде.
Сергей хохотнул.
– Помилосердствуй, душа моя. В первый раз в жизни я предлагаю руку и сердце, возможно, по неопытности и допустил пару оплошностей. Что же ты ответишь? – спросил он, скрывая легкой улыбкой неуверенность и некоторую тревогу.
– Да. Твоя навсегда, – приподняла голову Полина и поцеловала Сергея в горячие губы.
– Поленька, голубка моя, – зашептал он, все крепче сжимая ее в своих объятиях. И вновь желание его достигло такого предела, за которым сравнялись в своей значимости страсть и смерть. Они слились в единое целое, окружающий мир перестал существовать, исчезло время, мысли превратились в ничто, и все, что имело какое-то значение, стало пустым и незначимым. А потом это единое целое пронизала дрожь, и оно снова превратилось в два тела, две половинки единого, поначалу совершенно беспомощные и оживающие постепенно, приуготовляясь существовать отдельно друг от друга.
Они лежали с открытыми глазами, окутанные полутьмой осеннего рассвета, и молчали, думая каждый о своем. Полина – о том, что теперь она знает, что такое счастье, что она – женщина, и эта женщина совсем не похожа на наивную девочку из Казани, решившуюся устроить жизнь своей сестры и свою собственную посредством той дурацкой записки, что так бережно хранила ее тетушка. Ей вдруг стало стыдно, и она испугалась, что Сергей почувствует этот стыд. Но Сергей чувствовал иное: эта женщина, что лежала рядом, была ему нужна больше всего на свете, она стала частью его самого, частью, без которой его словно бы и нет, а если и есть, то это какой-то калека, у которого отняли руки или ноги. Жить, конечно, еще как-то можно, но разве это жизнь? «Ну вот, похоже, и кончилась твоя холостяцкая жизнь», – сам себе сказал Сергей и не почувствовал ни сожаления, ни даже тени печали.
– Ты лучшее, что случилось в моей жизни, – произнес он вслух.
– Правда? – потерлась она щекой о его плечо.
– Правда, – нарочито тяжело вздохнул Сергей.
Они помолчали. Потом Полина вдруг спросила.
– Слушай, а может, все это уже закончилось?
– Ты о чем? – прервал свои мысли Сергей.
– Ну, все эти покушения на меня. Тогда, в лесу, тот человек в маске, кажется, передумал меня убивать. Ведь он мог это сделать – и не сделал.
– Это мы с Никитой спугнули его.
– Да, вы подоспели вовремя. И все же, мне кажется...
– Вот именно, тебе это кажется, душа моя. Но ты не беспокойся, мы с Таубергом что-нибудь придумаем. Ты мне лучше скажи, когда мы объявим о своей помолвке? Матушка на Михайлов день дает бал. Ты согласна, если мы объявим об этом на балу?
– Согласна.
– Знаешь, я так люблю тебя...
Полина отстранилась и пристально посмотрела в глаза Сергея.
– Что? – не понял тот.
– А я уж думала, что ты этого никогда не скажешь. «Должен жениться, обязан теперь жениться» – это я слышала, но то, что ты сказал сейчас...
– Мне казалось, что это само собой разумеется, что это и так понятно... – чуть растерянно произнес он.
– Глупенький, – ласково гладя его по щеке, улыбнулась Полина. – Это важнее всего на свете.
21
– Да оставь ты Болховского в покое, – вскипел Тауберг, чем немало удивил Сергея.
Выражать эмоции, выказывать раздражение и уж тем более кипятиться доселе было совершенно несвойственно флегматической натуре Тевтона. С ним явно что-то творилось. Никита, которого Сергей послал за Таубергом, вернулся один и на вопрос князя, почему он не привез Ивана Федоровича, только закатил глаза, пробурчал, что людей губят карты и женщины, и более ничего вразумительного не сказал. Когда через день Тауберг все же приехал в Раздумьино, озабоченный и даже в какой-то степени нервозный, Сергей спросил его, не стряслось ли что. Но Иван Федорович, как до того Никита, закатил к небу глаза и пробормотал: «У нашей Пелагеи свои затеи». Допытываться Сергей не стал, по опыту зная, что сие совершенно бесполезно. Вот и теперь Иван сидел в кабинете прямо против него, но мыслями своими был, похоже, далеко.
Всеволожский подался к нему и пощелкал пальцами прямо перед его носом.
– Ты где? – с легкой обидой в голосе спросил Сергей. – Здесь или еще в Москве?
Тауберг пошевелил пшеничными бровями, бросил на Всеволожского свинцовый взгляд и, наконец, пробурчал:
– Здесь. Только Болховской тут ни при чем.
– А, вот вы где? – просунулась в дверной проем кабинетной двери хорошенькая головка Полины. – Совещаетесь?
– Ну, мы тут... – начал было Сергей.
– Понятно, – перебила его Полина. – Стало быть, я вхожу. Вы разрешите, князь?
Сергей беспомощно глянул на Тауберга. Тот пожал плечами: дескать, что поделаешь, женщины – народ непредсказуемый, и спорить с ними себе дороже. Не дождавшись разрешения, Полина вошла, решительно обосновалась в одном из старых вольтеровских кресел и небрежно бросила:
– Продолжайте, господа. Надеюсь, вы понимаете, что в вопросе о моей жизни и смерти у меня, по крайней мере, имеется хотя бы совещательный голос.
– Она права, – снова пошевелил бровями Тауберг. – И имеет полное право знать, что мы намерены предпринять в сей ситуации.
– Вот именно, – поддакнула Таубергу Полина. – Благодарю вас, Иван Федорович. Вот вы – настоящий друг.
Тауберг хмыкнул и взглянул на Сергея, успевшего отвести взгляд в сторону.
– Хорошо, – буркнул он. – Итак, Иван, что мы имеем? А мы имеем раненого агента частного сыскного предприятия, коему было поручено разыскать Полину Львовну, а затем, как он сам выразился, составить о ней мнение. Ежели девушка поведения достойного – некий ее богатый родственник отпишет ей состояние. Ежели же госпожа Сеславина поведения дурного – сей господин, оставит ей шиш с маслом. Потом владелец сыскного агентства поручил своим агентам охранять Полину Львовну, в результате чего два агента погибли, а третий получил тяжелые ранения. По его мнению, убийца или организатор покушений на Полину вхож в мой дом или даже в числе моих друзей. Вот почему я подозреваю Болховского.
– Бориса Сергеевича? – вскинулась Полина. – Не может быть!
– А твоя тетушка с вывертами? Она не могла подсыпать яду в чашку Полины Львовны? Сдуру.
– Нет, что ты. Она ведь как сестра моей maman, а мне – тетка. И далеко не сумасшедшая. Да и с Болховским она не связана никоим образом.
– А этот богач, что о нем известно?
– Только то, что он стар, болен и живет в Петербурге.
– А ты не спросил Полину Львовну...
– Точно! – хлопнул себя по лбу Сергей. – Ты всегда зришь в корень.
Всеволожский и Тауберг повернулись к Полине.
– Скажи... те, Полина Львовна, – заметно волнуясь, произнес Сергей, – как девичья фамилия вашей матери?
– Лопухина, – просто ответила Полина.
– Что? – в необычайной ажитации хором воскликнули Всеволожский и Тауберг.
– Мою матушку звали Мария Валериановна Лопухина, – тоном учителя, сообщающего ученикам урок, произнесла Полина.
Тауберг и Всеволожский потрясенно переглянулись.
– Матерь Божия, значит, ты – внучка генерал-аншефа, сенатора Валериана Тимофеевича Лопухина! – откинулся в креслах Сергей. – А он и есть тот самый большой человек, приготовивший духовную и поручивший надворному советнику Штальбауму найти тебя и собрать о тебе сведения... Это значит, – слова давались Сергею с трудом, – что...
– ...Болховской ни при чем, – продолжил Тауберг.
– ... а в твоей гибели может быть заинтересован один твой симпатичный родственничек по прозванию Кандид, то бишь Самарцев, являющийся, как известно, племянником Валериана Тимофеевича по линии его покойной супруги. Наш... фронтовой товарищ...
Тяжелое молчание повисло в комнате. Сергей тяжело вздохнул, глянул потемнелым взглядом на Тауберга:
– Что же, теперь все встало на свои места. А я-то, дурак, думал на Бориса...
– Но Степка... Самарцев... – отозвался Тауберг, – час от часу не легче!
– А может, ты опять ошибаешься? – попробовала вмешаться в разговор мужчин Полина. – Степан Яковлевич такой милый человек...
– На сей раз – нет.
– Вы тоже так полагаете? – посмотрела она в сторону Тауберга.
Иван помолчал и с трудом заставил себя кивнуть.
– Но у вас же нет никаких неоспоримых доказательств! – воскликнула девушка.
– К сожалению, – согласился Сергей.
– Тогда надо их добыть, – тихо проговорил Тауберг.
– Что ты хочешь этим сказать? – переспросил Сергей.
– Нам надобно его уличить, – ответил Иван. – А посему следует создать ситуацию, в которой у Кандида опять появилось бы искушение... избавиться от Полины Львовны.
– Нет, – твердо сказал Сергей.
– Да, – не менее твердо промолвила Полина.
Сергей с негодованием посмотрел на нее.
– Ты что, не понимаешь, что тебя опять попытаются убить?
– Прекрасно понимаю, – решительно вздернула подбородок Полина. – Но меня пытались убить и до этого. И знаешь, я уже как-то попривыкла.
