Текст книги "Полдень, XXI век (август 2012)"

Автор книги: Полдень Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Генерал отключил постановщик помех и сказал:

– Когда у тебя появится версия произошедшего, сходим в хороший ресторан, там поделишься. Я приглашаю. А пока – твоё здоровье, – он отсалютовал стаканом, отпил сразу половину и утёрся рукавом.

Историческая справка

Имя полковника Конды раз за разом всплывает в рассказе.

Да, его трагический уход из жизни был предопределён, но где тот первый шаг, сделанный им по дороге смерти и затерявшийся в прошлом? Как поссорились капитан милиции и полковник юстиции?

Осталась последняя возможность разъяснить ситуацию.

Капитан Неживой встречался тогда с дочерью Конды. Было это в конце восьмидесятых. Полковник не имел ничего против, потому что всё было прилично, строго, мило, как у людей.А у дочери была собачка – маленькая дрянь, вредная и злобная, болонка по кличке Чапа. Вся семья Конды души в ней не чаяла, включая полковника.

Едва Витюша (так его по-свойски звал полковник) заходил в квартиру, болонка набрасывалась, облаивала, в общем, бесила неимоверно. Просто пройтись до сортира – и то было невозможно без визгливого лая. Не желала сучка принимать опера за своего. Достала тварь. И вот однажды ночью, когда девушка была в ванной, Витюша решил научить Чапу жизни.

Сначала хотел подвесить её за лапу, но пришла идея получше.

Он сделал всё быстро: засунул собаку головой в резиновый сапог, найденный в прихожей; она пыталась укусить, но куда там! В носке сапога пробил дырку, чтоб не задохнулась. Снял брюки и трусы, полистал «Плейбой» для стимула, а когда эрекция дошла до нужной кондиции – вставил сучке по самое не балуй. Микроскопическое такое «не балуй»…

Без презерватива.

И задвигал сапог туда-сюда. Собака пищала и скулила – не получалось лаять. Когда отпустил, она обделалась и спряталась под ковёр, продолжая скулить там. С тех пор на Витюшу не лаяла…

Будущий майор, конечно, в этот драматичный момент был изрядно выпивши, попросту пьян. Это важно. Иначе бы ничего у него не получилось: не встало бы и не вставилось.

А дочь полковника Конды, к сожалению, вышла из ванной совсем не вовремя. Была в шоке от увиденного и всё рассказала папе… так и рухнули отношения представителей двух влиятельных ведомств.

Глупо.

Подумаешь, болонку изнасиловал! Не самого же полковника. Хоть и мог бы, между прочим, делов-то.

История эта, выпорхнув из квартиры, приобрела некоторую известность, превратившись во времена миллионных тиражей в легенду, но первоисточник – вот он.

И какова же мораль? Есть в природе особи, которым чужие страдания – как еда. Иногда они неотличимо похожи на людей.

П’твоить

Аудиенция заканчивалась.

– Хороший ты человек, Витя, – сказал Сычёв.

Словно диагноз поставил.

К чему это он?

Генерал допил, не торопясь, свой кефир и сунул стакан под стол.

– И вот еще что, Витя. Пока врач с прокурорскими на подъезде, ты успеешь зайти в хозчасть. Найди там Мишу или зама его рыжего, они ещё не ушли. Да хоть кого там найди и передай им… – Он опёрся кулаками о зеленое сукно и привстал. Взгляд его медленно потяжелел.

– Что передать, Дмитрий Степаныч?

– Скажи им, что это я распорядился. Так и скажи.

– Да что сказать-то?

– Пусть они, п’твоить в жопу, проверят замки на всех дверях. И где надо, п’твоить, заменят на новые. Нечего жмотиться, я не для того им звезды кидал. Как только новые замки поставят, пусть доложат мне – лично…

Словно зажигание включилось. Голос генерал-майора раскатисто заурчал, как двигатель служебного «мерседеса», голос его завибрировал под потолком, наполнившись неудержимым гневом:

– А то что же, мать их в подмышку! Простому оперу? В собственном кабинете?? С бабой перепихнуться??? И то спокойно нельзя!!!

Совсем другая сказка

Той же ночью, плюнув на дежурство, он тихонечко слинял из Дворца. Теперь было можно. Он – без пяти минут «наседка», скоро сам будет назначать, кому и когда в ночной дозор. Да и не должны заметить его отсутствия: мёртвое время… Это важно – чтоб не заметили. Ему нужно было алиби. Вернуться он собирался через пару часов.

Про мёртвое время – не просто фигура речи. Отправился он в гости к немой красотке, видевшей на свою беду то, что видеть ей не полагалось. Чего тянуть до завтра? Адрес – рядом, у метро «Чернышевская». Договорился с человечком из Главка, спецом по исчезновению трупов, – настоящим фокусником, – ребятишки должны были подъехать по звонку. Удостоверение и табельный ствол оставил в сейфе – на всякий случай. Инстинкт подсказал: перестрахуйся. Задуманное дело требовало гарантированной безымянности, а разделаться со свидетелем можно и без ствола, голыми руками. Забивать до смерти – был его «конёк».

Девчонка встретила его, словно ждала. Непочатая водка и закуска тоже ждали – на табурете возле тахты. Увидев такое дело, гость решил: а не закончить ли приятную процедуру, которой помешали в Управлении? «В ковёр» – успеется. Кстати, ковра-то в квартире как раз и не оказалось, то ли наврала немая, то ли не поняла тогда вопроса. Ну, это не страшно, ребята всегда ездят со своим. Три комнаты, кухня, старый фонд – ничего подозрительного по первому взгляду. Похоже на коммуналку, но без людей, этакий «Летучий голландец» в море питерских трущоб. Однако что-то встревожило гостя. Убогая обстановка, ужасные полы, две плиты на кухне? Ему бы вновь довериться инстинкту и уйти, чтобы вернуться позже – подготовленному, с холодной головой… нет! Скинул портки и накинулся на красотку будто в последний раз.

Когда весь день везёт, как в сказке, когда всё кстати и вовремя, поневоле возникает эйфория: чувствуешь себя не просто защищённым, а неуязвимым. Это опасная иллюзия…

Они просочились через кухонный чёрный ход.

Гость нутром почуял: квартира больше не пуста. Сорвался с бабы… Опять не кончил, проклятие какое-то, ей-ей! В один миг всё стало ясно: ограбление. Тьфу. Заманили с помощью юродивой девки, поймали на живца, как лоха. Очевидно, она специально крутилась возле метро, пробуждая в состоятельных господах шальные мысли, и он – не первый и не последний, кто клюнул. Паспорт её, конечно, «липа», а хата подставная, концов не найти. Так попасться, так лопухнуться! Узнает кто – беда…

Ужасно жалко было доллары, приготовленные для оплаты услуг по утилизации «ковра».

Ринулся к выходу, но опоздал. Тогда – к окну. Двор-колодец, третий этаж, можно и прыгнуть. Успел заметить внизу чёрную «Волгу» с тонированными стёклами, разительно похожую на машину капитана Гаргулии (кто-то перегнал, что ли?), тут-то ему и засветили по башке. Вульгарно, зато действенно.

Очнулся связанный и раздетый. Сняли всё – и костюм, и шёлковое бельё, и всё остальное, включая командирские часы. Девица упорхнула, выполнив свою миссию. Тахту, на которой он лежал, обступали другие люди – безмолвные, неподвижные. Все как один – глухонемые. Переговаривались скупыми жестами. Вооружены были ножами, кастетами и прочим железом – натуральная свора. Он задёргался, в ужасе вспомнив легенды про народных мстителей, отлавливающих сотрудников милиции и вытворяющих с ними чёрт знает что. Всякие слухи бродили; он лично выезжал на трупы ментов, которых перед смертью пытали.

Задёргался – и только тут ощутил наконец…

В заднем проходе было инородное тело. Это ж нейтрализатор, снятый с Гаргулии, сообразил вдруг он. Побрезговал тогда вытащить, а они – не брезгливые… Мало того, на член тоже что-то было надето! Что? Не посмотреть, как ни извивайся.

Настоящий ужас пробрал его.

Получается, версия насчёт ограбления – к свиньям. Не грабители это и, тем более, не «группа народного гнева» (что за хрень в голову лезет?). Кто-то воспользовался тем, что Гаргулию вывели из игры, и снял с тела брошенный артефакт. За Гаргулией следили, подумал пленник. Значит, и за мной. Кто? Да девчонка и следила. Девчонку подсунули, подложили, но каким образом? Он же САМ её выбрал возле метро… Сам ли? Теперь уже не вспомнить. Что его в тот момент толкнуло? Ктотолкнул? Когда людьми играют такие сущности, когда на кону такие убийственные симбиозы, ни в чём нельзя быть уверенным, особенно в том, по своей ли воле ты действуешь…

Меня использовали, понял пленник. От начала и до конца. Моими руками был получен один важный прибор и уничтожен другой. Меня отымели, превратив из снайпера, избранного и отмеченного силой, в ничтожество.

Меня и сейчас имеют…

«Командир! – мысленно воззвал он. – Где ты, командир?»

Свора, между тем, пришла в движение. Из другой комнаты притащили вторую тахту, которую поставили впритык к первой. Принесли зачем-то зеркала. Затем в рот пленнику затолкали штуковину, напоминающую дилдо, искусственный фаллос, – в комплект к той дряни, что уже засунули в его задницу и надели на хер. Пристегнули на затылке ремешками. Не выплюнуть, не вытолкнуть.

Кнопки только не хватало.

Про кнопку – он это зря… Звонок в дверь разнёсся по квартире. И вместе с этим звуком – внезапно – дикие ощущения взорвали связанное тело. В прямой кишке раздувалась клизма, вставленная наоборот. Безжалостный палец мучителя-уролога терзал воспалённую простату. Член распирало: вот-вот лопнет. Дилдо во рту пророс в горло, в нос, в желудок. Но самое дикое было в другом: казалось, заработала гигантская помпа, выкачивая из жил кровь, из головы – мозг, из души – азарт и злость… А может, не казалось. Может, истребитель и был по сути помпой…

Звук не умолкал: кто-то звонил и звонил в дверь, не отпуская палец, и мучения оттого длились и длились. Нечто вползало в квартиру, закрывая свет и туманя рассудок. Имя ему было – Боль.

Отпустило. Оказывается, настала тишина… Избранный прошептал в паузе:

– Что это?

К лицу его поднесли дощечку. Мелом было написано:

«АД».

Когда снова ожил дверной звонок, взорвалась голова.

* * *

Человек очнулся в мусорном баке. Среди вонючих пакетов с пищевыми отходами. Голый.

Хватаясь за края бака, он вылез и тут же упал: ноги не держали, руки не слушались. Вокруг был грязный двор-колодец со стенами, подпирающими траурное небо. На улице – ночь.

Было тяжко: «очко» сильно болело. Кто знает, что такое геморрой, поймёт. «У меня ж нет геморроя. Или есть?» Вообще, болело всё, внутри и снаружи… Он со скрипом поднялся.

Во дворе стояла чёрная «Волга»: дверцы, капот и багажник открыты. На сиденье водителя – труп, тоже раздетый догола. «Холодный» – пришло на ум странное словечко. Худющий, лысый… плевать на него.

Кто я, подумал человек. Как сюда попал? Ответил сам себе: а меня выбросили. То ли решили, что я тоже холодный, то ли потому, что я и без того мусор…

Себя он худо-бедно помнил – если напрячься. Майор РУОПа, спортсмен и бабник, перспективная молодая поросль, источник вечной зависти для коллег-офицеров… нет, лучше не напрягаться. Потому что сверх этого минимума – почти ничего. Пустота. Белый лист, чёрная вода… Схватившись за брошенное авто, чтоб снова не упасть, он посмотрелся в зеркальце заднего вида.

Измождённое, морщинистое лицо было совершенно незнакомо. Короткая стрижка – с изрядной сединой. «Кто это?» – не понял он.

В памяти всплывали странные картинки: будто лежит он в незнакомой квартире; год за годом – старея, дряхлея. Смотрит на себя в зеркало, наблюдая, как умирает… и снова – в той же квартире, на другом лежаке, по другую сторону зеркала. Какие-то тени плавают вокруг кровати. Он снова умирает от старости… И снова… Год за годом – без конца и без надежды… Он содрогнулся.

Хрень какая!

Торопливо осмотрел своё тело… своё ли? Впалая грудь, жидкий живот, тонкие ноги, обтянутые синеватой кожей, и всё это – вместо убийственного агрегата, вызывавшего транс у дамочек, вместо гидравлики и пневматики, которую с таким наслаждением можно было являть миру… но главное, главное!

Человек обмер.

В паху висел маленький, сохлый отросток. Тряпочка, а не инструмент мужской власти.

Это противоречило всему порядку вещей, такого не должно было быть. Не веря глазам своим, он ощупал всё, что обнаружил у себя ниже лобка. Пустая мошонка: яички спрятались наверх… Крипторхизм, детская аномалия? С чего вдруг – у взрослого мужика? Яички – фиг с ними, но пушка моя, подумал он в отчаянии… Неожиданное, неуместное слово – «пушка», откуда-то выплывшее… Пушка моя, пушечка, что с тобой? Всё мужское хозяйство уместилось в ладони одной руки!.. А как приятно было украшать собою бани и раздевалки – откровенно и безнаказанно, как любил он разгуливать по квартирам любовниц вот так, безо всего, ловить на себе взгляды, пусть даже взгляды эти своим же тщеславием и придуманы…

Конец всему.

Это безумие.

Он попытался закричать: «Это не я!!!» – чтобы криком вернуть рассудок. Попытался позвать хоть кого-то на помощь, чтоб убедиться: он не одинок в этой страшной ночи, – и не смог. Вместо человеческой речи выдал только мычание. В панике он проверил, на месте ли язык. На месте. Однако говорить – нет, не получалось.

Немой – он и есть немой.

Вытирая спиной крыло «Волги», человек сполз на асфальт…

И заплакал.

* * *

Словно откликнувшись на карикатурный крик, появился высокий широкоплечий господин.

Голый старик, сидящий задницей в луже, посмотрел на пришельца… и вскочил. Утёрся. Провёл рукой по седому ёжику волос. Руки его сжались в кулаки…

Во дворик вошёл он сам. Трудно себя не узнать, если всю жизнь ты занимаешься собой и только собой.

Безумие никак не кончалось.

– Оклемался, прообраз? – спросил господин, поигрывая скулами. – Не отвечай, не тужься, противно смотреть. Все твои ответы – у тебя на роже, как и вопросы. Нет, я – не ты. И я не дубликат, хотя, ты можешь льстить себе, называя меня так. Я – это я. Я – всегда я. Эталон и классический образчик, как говорит наш общий знакомый. У меня моиотпечатки пальцев, мояпамять, мояжадность. Ксива и шпалер в сейфе – тоже теперь мои. А чьи отпечатки у тебя, коллега, я не знаю. Может, тоже мои. Которые будут к старости… – Он демонически захохотал, как любил. До чего ж неприятен был этот голос, эти манеры, если слушать и смотреть со стороны…

Немой вымучил серию звуков, громких и жалких. Всё не оставлял попыток произнести хоть что-то осмысленное. «Дубликат» выслушал и сказал, деланно удивляясь:

– Эк тебя разобрало… А знаешь, я тебя понял. Интересуешься, кому из нас досталась наша с тобой душа? Она хранится в надёжном месте, будь спокоен… партнёр. Но это совершенно неважно. Запомни главное. Ты никому ничего не станешь рассказывать. Тем более, что и не сможешь, убогонький ты мой. А если я хоть раз услышу про тебя или увижу тебя – сотру.

Вот теперь человек, очнувшийся на помойке, сознавал всё. От безумия не осталось и следа. Пусть он не помнил в точности, как происходил процесс копирования, но цель похищения была видна так же отчётливо, как жестокая ухмылка на морде дубликата. «Я шлак, я гондон, я макет, – думал он, наливаясь привычным гневом. – Меня использовали и выбросили, и это – окончательно, возврата нет. Я бомж без имени…»

Порву.

Он бросился на врага с голыми руками. Дело знакомое, чего там. Собирался поймать ненавистную тварь за горло, как клещами – большим и указательным пальцем, – и выдрать на хрен кадык. Увидел, как лениво двинулось ему навстречу левое плечо соперника… и шторки упали.

Нокаут.

* * *

Тот, кто стал – отныне и навсегда – майором Неживым, настоящим, полным азарта и злости, брезгливо вытер кулак о полу пиджака.

Нашёл в багажнике «Волги» кусок брезента и забросил с его помощью бесчувственное тело обратно в мусорку.

Затем, чистый и выбритый, в своёмкостюме, этот господин возвратился на службу, благо здесь было рядом.

* * *

В полдесятого утра, как положено, он присутствовал на планёрке.

В помойном баке обнаружился рулон туалетной бумаги, комкастый, слипшийся и жеваный. Кто-то уронил в унитаз, вот и выбросили. Хорошо, что высохший.

Обмотав торс бумажной лентой, бомж без имени вышел на Салтыкова-Щедрина. Идти надо было к Театральной площади, на улицу Декабристов.

Он пошлёпал по мокрому асфальту. Босиком. Рассвет ещё не занялся, улицы были темны и пустынны, и голый мужик, частично упакованный в туалетную бумагу, выглядел, ясное дело, жутковато. Редких прохожих как ветром сдувало. Иногда он пытался обратиться к кому-то, но только мычал – с яростной слезой.

Если б его остановила милиция, было бы забавно, однако что за милиция в пять утра?

Стылыми улицами и безжизненными дворами путник вышел к подъезду – ноги привели. Окоченевший, поднялся на этаж… свой этаж? К своей квартире?

Он ни в чём не был уверен.

На лестнице, на ступеньке следующего пролёта, сидел Андрей Дыров, совсем забытый в этой наэлектризованной суете. Пистолет на коленях. Ждал кого-то, и не нужно было напрягать мозги, чтобы понять, кого. Скользнул взглядом по подошедшему… Глаза его расширились.

Он встал, спрятав руки за спину. На ступеньке остались скомканная фотография и тумблер с проводками в разноцветной изоляции.

Не узнавал. Не узнавал, говнюк, хотя, странный мужик ему явно кого-то напомнил, это было заметно.

– Вы отец Виктора? – спросил Андрей.

И вдруг не выдержал, засмеялся. Отлично было видно, в каком виде его собеседник пребывает: чёрные от грязи ноги, мертвенно бледная кожа, запекшаяся на голове кровь. Характерный синяк вокруг глаз – в виде очков. Туалетная бумага порвана – свисает с торса, как бахрома… Он смеялся и смеялся, чуть ствол не выронил.

Тоже, видать, был близок к истерике.

«Стреляй, – сказал путник. – Или отдай макарыча».

Какое там – сказал! Стыд и позор, а не сказал.

– Чего-чего? – скривился Андрей.

Чего! Пистолет нужен позарез, вот чего. Свой-то теперь – у самозванца… Когда несчастный калека сделал шаг в направлении майора Дырова, тот отскочил и прицелился, быстро дослав патрон:

– Мне терять нечего!

Обоим терять было нечего. Оба тряслись – то ли от холода, то ли от страха. «Застрели меня!» – промычал второй и, притянув к себе первого за вытянутую руку, ударил сомкнутыми пальцами в солнечное сплетение. Был бы он прежним– тут бы всё и закончилось. Однако завязалась неуклюжая борьба, больше похожая на детскую возню. Несколько бесконечных секунд две пары рук старались завладеть пистолетом, пока наконец оружие не выстрелило…

Но это уже совсем другая история.

Светлана Тулина. Прекрасный день дипломированного специалиста (Рассказ)

Я – специалист. Дипломированный. Моя основная специализация – делать желтые огонечки синими.

Но при этом я не «узкий», что бы там кто ни говорил. Они говорят – подобен флюсу. И хихикают. Они полагают – смешно. Мне – нет. Но не потому, что я себя считаю узким специалистом и обижаюсь. Это не так. Просто у меня нет чувства юмора.

Я потому и комедии не смотрю. Мне от них плакать хочется. Человек падает в лужу – это смешно? У меня есть знакомый аутист, я по нему в универе социальную практику отрабатывал. Так вот, он смеялся, когда идущий в парк монор проехал мимо остановки, так и не открыв дверей. Мне не было смешно, но я хотя бы мог понять. Он ведь подумал, что монор пошутил. Потому и смеялся. Так на то он и аутист. А почему смеются те, кто себя считает нормальными, я не понимаю. И больше не пытаюсь понять. Надоело.

Закончится этот рейс – попрошу вернуть меня в одиночный патруль. Все равно адаптация не удалась. И не удастся, что бы там Док ни говорил. Я не стану одним из них. Даже пытаться не буду. Не хочу.

Док называет это негативным мышлением, которое надо преодолевать. А зачем? В патруле никто не заставит меня смотреть комедии. Никто не будет хихикать и перешептываться при моем появлении. Никто не станет ругаться, что я опять не так одет и делаю не то. А работа та же самая – только кнопок поменьше да сигналы не желтый-синий-красный, а оранжевый-зеленый-синий. Красный тоже есть, но он редко бывает. Запомнить несложно. Оттенков и сочетаний побольше, конечно, и их тоже запоминать надо, но зато никто не мешает. Не стоит над душой. Не хихикает вслед. Просто сигналы разного цвета – и все.

О, кстати, желтый сигнал. Пора.

Встаю с койки, на которой лежал. Я давно проснулся, просто вставать не хотелось – зачем? Сигнал был синим, а выходить в коридор просто так…

Больше не хочу.

Умываюсь. Чищу зубы. Одеваюсь. Расчесываться не надо – Док хорошо поработал, больше волосы у меня не растут. Мне нравится – удобно и аккуратно. Я знаю, что меня называют лысым уродом. Во всяком случае, раньше называли. Не обижаюсь. На что? Ведь правда – лысый. И не красавец. Вот старший конвоя бригадир Майк – красавец, это да. А толку? Девушек трое, а красавец один. Где уж тут выспаться, каждое утро из новой каюты выходит. К концу рейса от него только тень остается. Глаза красные, руки трясутся. Так что это хорошо, что я – урод.

Смотрю на свое отражение, тщательно проверяю одежду. Последнее время они не хихикают, но лучше пусть я буду уверен, что все в порядке. Надеваю рабочий фартук и проверяю содержимое карманов. Я сам его обновил после окончания прошлой вахты, но порядок есть порядок.

Выхожу в коридор.

Конечно же, бригадир Майк тут как тут. Делает вид, что он просто так завис в самом узком месте коридора у моей капсулы, а вовсе не меня караулит. Повадился проверять, даже девушек своих забросил. Ну, так смотри, проверяй – вот он я. Я всегда сигнал с упреждением ставлю, чтобы не опаздывать. Вот и сейчас – до начала моей вахты еще куча времени.

Здороваюсь, но он, конечно же, не отвечает. Даже не смотрит в мою сторону. Недоволен – опять не поймал. Это у него пунктик такой – поймать на каком-нибудь нарушении. Я бы мог заложить Кэт – та четвертую вахту пропускает. Но не буду. Пусть пропускает. Мне не трудно, а пятнадцать реалов не лишние. Надеюсь, она и сегодня не придет.

Протискиваюсь мимо бригадира Майка – коридор в этом месте очень узкий, а он и не подумал отодвинуться. Мелкая месть за то, что не сумел ни на чем поймать. Морщусь – пахнет от него неприятно. То ли не мылся, то ли подцепил что. Может, потому и злится, и девушек забросил. И чего он гермошлем никогда не надевает, вонял бы себе в гермошлеме… Сказать, что ли, Доку?.. Впрочем, не мое дело.

Иду по коридору. Гравитацию после аварии полностью не восстановили, но мне так даже больше нравится. Тело невесомое, легкое, и только ботинки липучками по полу шлеп да шлеп. Можно по потолку пройти или по стене. Я на днях так и сделал. Не в коридоре, конечно, чего тут интересного? В смотровой. Прогулялся между обзорными экранами, пока не видит никто. Они вблизи такие огромные! Снизу кажется – совсем плоские и прямо на обшивку приклеены. А на самом деле за ними до обшивки больше моего роста. И все забито какими-то непонятными трубами и проводами. Я особо рассмотреть не успел – наткнулся на механика и удрал. Нет, он не ругался, он, может, меня и не заметил совсем, но зачем рисковать? Лучше я попозже еще разок там прогуляюсь – никто ведь не запрещал мне этого, правда?

Коридор выводит к центральному стволу. Тут тоже нет гравитации. На всякий случай проверяю клавишу лифта, но она не реагирует. Вот интересно – а если бы починили? Пришлось бы, наверное, воспользоваться, раз уж нажал. А я куда больше люблю летать. Удачно, что лифт не работает.

Открываю расположенный рядом шлюз на аварийную лестницу, протискиваюсь и толкаю себя вниз. Скобы проносятся мимо, время от времени бью по ним ладонью, сначала ускоряясь, потом тормозя.

Выхожу на нужном ярусе. Все, как обычно, и даже то, что Кэт меня не ждет, тоже уже стало обычным. Впрочем, смотрю на часы – у нее еще четыре минуты до официального начала вахты. Можно и подождать. Здесь гравитация есть, но слабая и нестабильная, словно кто-то подергивает тебя за ноги. Потому липучек не отключаю.

Слежу за стрелкой. Мне торопиться некуда. Кэт так и не появляется, и я начинаю работать один. Провожу магнитным ключом по приемнику на двери первой камеры, прикладываю палец. Гудение, щелчок – меня опознали и разрешили доступ. Набираю определенную последовательность цифр. Снимаю приподнявшуюся панельку. Перевожу влево рычаг. Теперь можно достать использованный диск фильтра, что я и делаю. Кладу его в левый карман фартука. Из правого достаю новенький, выщелкиваю из упаковки, вставляю в гнездо. Бросаю съеживающуюся на глазах упаковку на пол – это не мусор, она сделана из инертного кислорода. Удобная штука, эти упаковки. Распадаются на молекулы в течение минуты после извлечения диска. Туда добавили что-то, чтобы кислород не загорелся, когда снова газом становится, а то ведь и до пожара недалеко. Гравитация снова скачет, и какое-то время упаковка просто висит в воздухе. Потом все-таки падает. Морщусь – неприятно, когда тебя дергают за ноги. Теперь – рычаг и все прочее в обратной последовательности. Убедиться, что огонек над панелькой стал синим, – и можно переходить к следующей двери.

Это моя работа – менять цвет огоньков с желтого на синий. Несложная, но мне нравится. Особенно – запах озона. Триста две камеры – это триста две упаковки. Люблю этот запах. Жаль, что приходится надевать респиратор. Но Док говорит – это отрава, хоть и приятно пахнет. Доку можно верить. Он не любит шутить. Хороший человек.

Медленно продвигаюсь вдоль дверей, задерживаясь у каждой не дольше положенного. Иногда мое присутствие замечают и пытаются заговорить. Не люблю пустые разговоры, тем более во время работы. Не замедляю движения. За мной по коридору движется полоса синих огоньков, вытесняя желтые. Это красиво.

Покончив со своей половиной, смотрю на часы. Уложился с запасом. Бригадир Майк ни к чему не сможет придраться, даже если проверит. Но он никогда не спускается на рабочий уровень. Наверное, знает, что тут ко мне придраться не сможет даже он, – я ведь специалист и работаю очень быстро. Поэтому он и караулит перед вахтой у каюты – надеется, что просплю. Проспать кто угодно может.

Сажусь на откидной стул у двери лифта. Уборщики на этот раз прибрались хорошо – вчерашней грязи нет и следа, красные пятна и потеки с переборок тоже отчистили. Не зря я внес в доклад это замечание. Достаю из бокового кармана сэндвичи и бутылку молочно-шоколадной смеси. Перед тем как начать обрабатывать участок Кэт, стоит пообедать – ведь у нее камер не меньше, чем на моей половине. Дополнительные пятнадцать реалов. А может, и все двадцать – если в бухгалтерии согласятся с тем, что это были сверхурочные. Жую, сдвинув респиратор на нос и стараясь не дышать ртом, и улыбаюсь.

Доев и допив, аккуратно отправляю мусор в сжигатель. Эти обертки и бутылка – не из кислорода, их нельзя бросать на пол. Гравитация опять почти пропала, хорошо, что я не отключил липучки. Перехожу на половину Кэт, осторожно переступив через ее сумочку. Магнитная застежка прилипла к полу, длинная ручка приподнята и слегка шевелится. Будь я менее аккуратен, мог бы зацепиться за нее ногой и упасть. Но я не буду убирать еще и сумочку – это не моя работа. Хватит того, что я позаботился внести указания в программу уборщиков, и мусора больше нет ни на моей половине, ни на ее. Надо отметить, что на ее половине мусора было больше. Все-таки Кэт – очень неаккуратная девушка.

Панелька, клавиши, рычаг, фильтр. желтый огонек гаснет, сменяется синим. Это очень красиво, но я не позволяю себе отвлекаться. И потому работаю быстро. Кэт тратит на каждую дверь намного больше времени. Но не потому, что любуется красотой перемены цвета. Она никак не может запомнить все цифры, постоянно сверяется с электронным блокнотиком, перепроверяет. И все равно не может нажать больше четырех клавиш подряд – обязательно снова в блокнотик лезет. Наверное, у нее низкий статус, с такой-то памятью. Что там запоминать? Всего-то сто пятьдесят дверей и по двенадцать цифр на каждую. Я проглядел их на ее рабочем комме и запомнил еще месяц назад, когда она первый раз попросила ее подменить.

* * *

– Когда этот псих придет?!

– Скоро уже. Успокойся.

– Как я могу успокоиться, как?! Как ты сам можешь быть таким спокойным?! Мы тут сдохнем, пока он возится! Я уже задыхаюсь! Задыхаюсь, понимаешь ты, урод?! Развалился тут, как. как.

– Как тот, кто хочет выжить. Перестань метаться. Приляг и расслабься.

– Куда?! На пол, что ли? Ты же занял всю койку, урод!

– Ложись рядом. Койка широкая.

– Я тут подыхаю, а он только об одном и может думать! Скотина!

– Да ложись ты хоть на пол, мне-то что?

– Тебе меня совсем не жалко, да?! Скотина! Все вы такие! Подвинься, урод, что, не видишь – мне тут совсем места нету?! И не прижимайся! Не обломится тебе ничего, понял?!

– Может, мне вообще встать?

– А мог бы и встать! Уступить девушке! Тем более что не посторонней!

– Зачем? Ты же сама сказала, что не обломится.

– Урод! Урод! А если я уже беременна?! Мы же не проверялись! И неизвестно, когда теперь! И вообще. Ой, мамочка, и зачем я только согласилась, и зачем только связалась с этим уродом! Ведь это только из-за тебя мы тут.

– Что-то новенькое. Это мне, что ли, невтерпеж было? Это у меня, что ли, так чесалось, что до конца вахты не подождать?

– Убери руку, урод! Да ты мне по гроб жизни благодарен должен быть! Я тебе жизнь спасла! Если бы не я, тебя бы тоже по стенкам размазало, как Сандерса! А вот ты мог бы дверь и не запирать.

– Сколько раз тебе повторять – не запирал я. Это автоматика. Уже после аварии, когда давление упало.

– Не запирал он. толку-то! Слышишь? Идет вроде.

– Показалось. Но уже скоро.

– Как ты думаешь – он нас выпустит?

– Надеюсь. Если он говорил с кем-нибудь из начальства – наверняка. Он ведь очень послушный и никогда не нарушает четких инструкций. Док клялся, что в пределах своей категории он адаптирован идеально.

– Ну да! Идеальный псих!

– Он не псих. Просто. человек с недостаточной хромосомной адекватностью. Но он хорошо адаптирован и обучен. Очень доброжелателен. Чтит закон и порядок, начальству подчиняется безоговорочно. Не будь у него диплома – открыл бы дверь сразу же, по первой просьбе. Но тогда бы его никто и не допустил до этой работы, сама понимаешь. А так. Ему нужен четкий приказ. Приказ офицера…

– Но ты ведь офицер! Прикажи, пусть откроет! И убери все-таки руку… ох… нет, ну ты сейчас меня заведешь, а потом… нет, ну правда… ну не надо… ну он же сейчас придет…о-о-ох… не на-а-а-а…а-ах… ладно, давай, только быстрее, сил уже нет… давай же… о-ох… ну что же ты… куда ты…

– Тихо! Он пришел. Эй! Как там тебя?! Ты говорил с капитаном?

– Скотина! Скотина! Скотина!!!

– Ты рассказал ему о нас? Я – офицер! Ты должен был рассказать!

– Скотина!.. Что он сказал?

– Что капитану это не интересно. Не понимаю.

– Он мог соврать?

– Нет, они врать не могут. Тут другое что-то.

– Эй, урод! Он офицер, слышишь?! Ты должен выполнять команду, придурок! Взгляни на экран, урод, взгляни! Бейджик видишь?! Читать умеешь? Что на нем написано, ну?

* * *

Проблемная камера.

Решать проблемы – не моя специализация. Я доложил. Сделал все как надо. Даже больше – спросил капитана.